Михаил Юрьевич Лермонтов
Терек воет, дик и злобен,
Меж утёсистых громад,
Буре плач его подобен,
Слезы брызгами летят.
Но, по степи разбегаясь,
Он лукавый принял вид
И, приветливо ласкаясь,
Морю Каспию журчит:
«Расступись, о старец-море,
Дай приют моей волне!
Погулял я на просторе,
Отдохнуть пора бы мне.
Я родился у Казбека,
Вскормлен грудью облаков,
С чуждой властью человека
Вечно спорить был готов.
Я, сынам твоим в забаву,
Разорил родной Дарьял
И валунов им, на славу,
Стадо целое пригнал».
Но, склонясь на мягкий берег,
Каспий стихнул, будто спит,
И опять, ласкаясь, Терек
Старцу на ухо журчит:
«Я привёз тебе гостинец!
То гостинец не простой:
С поля битвы кабардинец,
Кабардинец удалой.
Он в кольчуге драгоценной,
В налокотниках стальных:
Из Корана стих священный
Писан золотом на них.
Он угрюмо сдвинул брови,
И усов его края
Обагрила знойной крови
Благородная струя;
Взор открытый, безответный,
Полон старою враждой;
По затылку чуб заветный
Вьется чёрною космой».
Но, склонясь на мягкий берег,
Каспий дремлет и молчит;
И, волнуясь, буйный Терек
Старцу снова говорит:
«Слушай, дядя: дар бесценный!
Что другие все дары?
Но его от всей вселенной
Я таил до сей поры.
Я примчу к тебе с волнами
Труп казачки молодой,
С темно-бледными плечами,
С светло-русою косой.
Грустен лик её туманный,
Взор так тихо, сладко спит,
А на грудь из малой раны
Струйка алая бежит.
По красотке-молодице
Не тоскует над рекой
Лишь один во всей станице
Казачина гребенской.
Оседлал он вороного,
И в горах, в ночном бою,
На кинжал чеченца злого
Сложит голову свою».
Замолчал поток сердитый,
И над ним, как снег бела,
Голова с косой размытой,
Колыхаяся, всплыла.
И старик во блеске власти
Встал, могучий, как гроза,
И оделись влагой страсти
Темно-синие глаза.
Он взыграл, веселья полный —
И в объятия свои
Набегающие волны
Принял с ропотом любви.
Служба на Кавказе стала одной из наиболее ярких страниц жизни Михаила Лермонтова, который рассчитывал снискать себе славу на военном поприще. Однако поэт не только совершенствовал свое искусство в стрельбе и верховой езде, но и с увлечением постигал культуру кавказских народов, учил их язык, знакомился с традициями и обрядами. Особенно интересовал Лермонтова местный фольклор, который давал поэту богатую пищу для размышлений. На основе легенд и преданий впоследствии рождались не только повести и рассказы, но и стихи, пронизанные духом свободы и непокорности. Одним из таких произведений является стихотворение «Дары Терека», написанное в 1840 году, когда поэт второй раз попал на Кавказ и смог во всей красе увидеть буйство горной реки. Однако поразило Лермонтова не это, а то, как в казацких степях Терек становится покорным и спокойным. И лишь страшные дары в виде тел своих жертв он время от времени выбрасывает на берег, словно бы напоминая, что внешняя покорность - иллюзия, обман.
Это стихотворение построено таким образом, что повествование ведется от имени реки, которую Лермонтов превращает в одушевленное существо со своим характером, мыслями и чувствами. Терек обращается к одинокому старцу, который олицетворяет собой Каспийское море, и предлагает ему свои роскошные дары - молодого кабардинца в золотой кольчуге и юную казачку, ставшую жертвой злого чеченца. Монолог буйного Терека основан на старинных казацких легендах и преданиях, в нем много образности и лиричности. Это обращение к Каспию по своей размеренности напоминает балладу, однако старец «дремлет и молчит», совершенно не собираясь принимать речные дары.
И тогда бурный Терек рассказывает ему историю красавицы-казачки, о которой проливают слезы родные. Лишь один человек не горюет о погибшей, и это - ее жених, «казачина гребенской». Пытаясь отомстить за любимую он отправляется в стан врага, где очень скоро «на кинжал чечена злого сложит голову свою». Именно эта романтическая история любви произвела впечатление на старика-Каспия, который на своем веку видел много подношений и принял в свои объятия тысячи погибших людей. На сей раз он тоже «во блеске власти встал, могучий как гроза» и накрыл волной тела новых юных жертв, отдавая дань их молодости и красоте. «Набегающие волны» кроткого и ласкового Терека, который еще недавно бушевал среди горных круч, он «принял с ропотом любви», как дед обнимает не в меру расшалившегося внука, просящего у него прощение.
Стихотворение было написано в 1839 году. Принадлежит к циклу песен и баллад, навеянных мотивами гребенского казачьего фольклора, с которым поэт познакомился во время поездок по предгорьям Кавказа.
По сравнению с ранними опытами обработки фольклорных источников поэт особенно бережно относится здесь к образной системе и стилю народных песен.
В «Дарах Терека» это не только общефольклорный мотив одушевления реки и моря и троекратное, с нарастающей настоятельностью, обращение Терека к Каспию, но и специфические образы: удалой казак, девица «с светло-русою косой», вороной конь .
Вместе с тем Лермонтов не связывает себя с определенным источником, свободно переплавляет и сочетает фольклорные мотивы, подчиняя их собственному поэтическому видению.
Сюжетность, романтическая яркость фигур и ситуаций сближают стихотворение с жанром баллады. Однако свойственное балладе «единство действия» здесь отсутствует; в рамку «внешнего» сюжета вставлены еще два независимых друг от друга сюжета: один - связанный с кабардинцем, второй - с молодой казачкой.
Другая особенность - минимум фабульного движения, неразвернутость сюжетных ситуаций. Наиболее статичен «сюжет» кабардинца, данный лишь в виде горестного эпилога: воды Терека несут тело воина, павшего на поле битвы.
Интенсивнее развернут второй «внутренний» сюжет: между смертью «красотки молодицы» и тем, что по ней «не тоскует» «лишь один во всей станице казачина гребенской» , угадывается тайная трагическая связь.
Что касается третьего сюжета, то его развернутость и законченность сугубо условна, как и сам этот фантастический сюжет - «страсть» «старца-моря» к мертвой красавице.
Можно сказать, что все это не столько самостоятельные сюжеты, сколько набегающие одна на другую поэтические картины, составляющие вместе сложное художественное целое и выражающие общее поэтическое мироощущение; в этом смысле стихотворение обнаруживает близость не столько к балладе, сколько к народной песенной традиции.
(знаменитый литературный критик)
«Дары Терека - есть поэтическая апофеоза Кавказа. Только роскошная, живая фантазия греков умела так олицетворять природу, давать образ и личность ее немым и разбросанным явлениям» , - писал Белинский. А годом раньше, после первого знакомства со стихотворением, он воскликнул: «Каков его «Терек»? Черт знает - страшно сказать, а мне кажется, что в этом юноше готовится третий русский поэт и что Пушкин умер не без наследника».
Терек воет, дик и злобен,
Меж утесистых громад,
Буре плач его подобен,
№4
Слезы брызгами летят.
Но, по степи разбегаясь,
Он лукавый принял вид
И, приветливо ласкаясь,
№8
Морю Каспию журчит:
«Расступись, о старец море,
Дай приют моей волне!
Погулял я на просторе,
№12
Отдохнуть пора бы мне.
Я родился у Казбека,
Вскормлен грудью облаков,
С чуждой властью человека
№16
Вечно спорить я готов.
Я, сынам твоим в забаву,
Разорил родной Дарьял
И валунов им, на славу,
№20
Стадо целое пригнал».
Но, склонясь на мягкий берег,
Каспий стихнул, будто спит,
И опять, ласкаясь, Терек
№24
Старцу на ухо журчит:
«Я привез тебе гостинец!
То гостинец не простой:
С поля битвы кабардинец,
№28
Кабардинец удалой.
Он в кольчуге драгоценной,
В налокотниках стальных:
Из Корана стих священный
№32
Писан золотом на них.
Он упрямо сдвинул брови,
И усов его края
Обагрила знойной крови
№36
Благородная струя;
Взор открытый, безответный,
Полон старою враждой;
По затылку чуб заветный
№40
Вьется черною космой».
Но, склонясь на мягкий берег,
Каспий дремлет и молчит;
И, волнуясь, буйный Терек
№44
Старцу снова говорит:
«Слушай, дядя: дар бесценный!
Что другие все дары?
Но его от всей вселенной
№48
Я таил до сей поры.
Я примчу к тебе с волнами
Труп казачки молодой,
С темно-бледными плечами,
№52
С светло-русою косой.
Грустен лик ее туманный,
Взор так тихо, сладко спит,
А на грудь из малой раны
№56
Струйка алая бежит.
По красотке молодице
Не тоскует над рекой
Лишь один во всей станице
№60
Казачина гребенской.
Оседлал он вороного,
И в горах, в ночном бою,
На кинжал чеченца злого
№64
Сложит голову свою».
Замолчал поток сердитый,
И над ним, как снег бела,
Голова с косой размытой,
№68
Колыхаяся, всплыла.
И старик во блеске власти
Встал, могучий, как гроза,
И оделись влагой страсти
№72
Темно-синие глаза.
Он взыграл, веселья полный, -
И в объятия свои
Набегающие волны
№76
Принял с ропотом любви.
Terek voyet, dik i zloben,
Mezh utesistykh gromad,
Bure plach yego podoben,
Slezy bryzgami letyat.
No, po stepi razbegayas,
On lukavy prinyal vid
I, privetlivo laskayas,
Moryu Kaspiyu zhurchit:
«Rasstupis, o starets more,
Day priyut moyey volne!
Pogulyal ya na prostore,
Otdokhnut pora by mne.
Ya rodilsya u Kazbeka,
Vskormlen grudyu oblakov,
S chuzhdoy vlastyu cheloveka
Vechno sporit ya gotov.
Ya, synam tvoim v zabavu,
Razoril rodnoy Daryal
I valunov im, na slavu,
Stado tseloye prignal».
No, sklonyas na myagky bereg,
Kaspy stikhnul, budto spit,
I opyat, laskayas, Terek
Startsu na ukho zhurchit:
«Ya privez tebe gostinets!
To gostinets ne prostoy:
S polya bitvy kabardinets,
Kabardinets udaloy.
On v kolchuge dragotsennoy,
V nalokotnikakh stalnykh:
Iz Korana stikh svyashchenny
Pisan zolotom na nikh.
On upryamo sdvinul brovi,
I usov yego kraya
Obagrila znoynoy krovi
Blagorodnaya struya;
Vzor otkryty, bezotvetny,
Polon staroyu vrazhdoy;
Po zatylku chub zavetny
Vyetsya chernoyu kosmoy».
No, sklonyas na myagky bereg,
Kaspy dremlet i molchit;
I, volnuyas, buyny Terek
Startsu snova govorit:
«Slushay, dyadya: dar bestsenny!
Chto drugiye vse dary?
No yego ot vsey vselennoy
Ya tail do sey pory.
Ya primchu k tebe s volnami
Trup kazachki molodoy,
S temno-blednymi plechami,
S svetlo-rusoyu kosoy.
Grusten lik yee tumanny,
Vzor tak tikho, sladko spit,
A na grud iz maloy rany
Struyka alaya bezhit.
Po krasotke moloditse
Ne toskuyet nad rekoy
Lish odin vo vsey stanitse
Kazachina grebenskoy.
Osedlal on voronogo,
I v gorakh, v nochnom boyu,
Na kinzhal chechentsa zlogo
Slozhit golovu svoyu».
Zamolchal potok serdity,
I nad nim, kak sneg bela,
Golova s kosoy razmytoy,
Kolykhayasya, vsplyla.
I starik vo bleske vlasti
Vstal, moguchy, kak groza,
I odelis vlagoy strasti
Temno-siniye glaza.
On vzygral, veselya polny, -
I v obyatia svoi
Nabegayushchiye volny
Prinyal s ropotom lyubvi.
Nthtr djtn, lbr b pkj,ty,
Vt; entcbcns[ uhjvfl,
,eht gkfx tuj gjlj,ty,
Cktps ,hspufvb ktnzn/
Yj, gj cntgb hfp,tufzcm,
Jy kerfdsq ghbyzk dbl
B, ghbdtnkbdj kfcrfzcm,
Vjh/ Rfcgb/ ;ehxbn:
«Hfccnegbcm, j cnfhtw vjht,
Lfq ghb/n vjtq djkyt!
Gjuekzk z yf ghjcnjht,
Jnljznbz cdjb
Yf,tuf/obt djkys
Ghbyzk c hjgjnjv k/,db/
Тег audio не поддерживается вашим браузером.
Размер: четырёхстопный хорей
Стопа: двухсложная с ударением на 1-м слоге
Строки | Рифмы | Рифмовка |
8 строк, восьмистишие | злобен-громад-подобен-летят | |
12 строк, многоостишие | море-волне-просторе-мне | |
4 строки, четверостишие | берег-спит-терек-журчит | ABAB (перекрёстная) |
16 строк, многоостишие | гостинец-простой-кабардинец-удалой | ABAB BCBC DEFE BBBB |
4 строки, четверостишие | берег-молчит-терек-говорит | ABAB (перекрёстная) |
20 строк, многоостишие | бесценный-дары-вселенной-поры | смешанная |
4 строки, четверостишие | сердитый-бела-размытой-всплыла | ABAB (перекрёстная) |
4 строки, четверостишие | власти-гроза-страсти-глаза | ABAB (перекрёстная) |
4 строки, четверостишие | полный-свои-волны-любви | отсутствует (белые стихи) |
«Дары Терека» Михаил Лермонтов
Терек воет, дик и злобен,
Меж утёсистых громад,
Буре плач его подобен,
Слезы брызгами летят.
Но, по степи разбегаясь,
Он лукавый принял вид
И, приветливо ласкаясь,
Морю Каспию журчит:«Расступись, о старец-море,
Дай приют моей волне!
Погулял я на просторе,
Отдохнуть пора бы мне.
Я родился у Казбека,
Вскормлен грудью облаков,
С чуждой властью человека
Вечно спорить был готов.
Я, сынам твоим в забаву,
Разорил родной Дарьял
И валунов им, на славу,
Стадо целое пригнал».Но, склонясь на мягкий берег,
Каспий стихнул, будто спит,
И опять, ласкаясь, Терек
Старцу на ухо журчит:«Я привёз тебе гостинец!
То гостинец не простой:
С поля битвы кабардинец,
Кабардинец удалой.
Он в кольчуге драгоценной,
В налокотниках стальных:
Из Корана стих священный
Писан золотом на них.
Он угрюмо сдвинул брови,
И усов его края
Обагрила знойной крови
Благородная струя;
Взор открытый, безответный,
Полон старою враждой;
По затылку чуб заветный
Вьется чёрною космой».Но, склонясь на мягкий берег,
Каспий дремлет и молчит;
И, волнуясь, буйный Терек
Старцу снова говорит:«Слушай, дядя: дар бесценный!
Что другие все дары?
Но его от всей вселенной
Я таил до сей поры.
Я примчу к тебе с волнами
Труп казачки молодой,
С темно-бледными плечами,
С светло-русою косой.
Грустен лик её туманный,
Взор так тихо, сладко спит,
А на грудь из малой раны
Струйка алая бежит.
По красотке-молодице
Не тоскует над рекой
Лишь один во всей станице
Казачина гребенской.
Оседлал он вороного,
И в горах, в ночном бою,
На кинжал чеченца злого
Сложит голову свою».Замолчал поток сердитый,
И над ним, как снег бела,
Голова с косой размытой,
Колыхаяся, всплыла.И старик во блеске власти
Встал, могучий, как гроза,
И оделись влагой страсти
Темно-синие глаза.
Он взыграл, веселья полный —
И в объятия свои
Набегающие волны
Принял с ропотом любви.
Служба на Кавказе стала одной из наиболее ярких страниц жизни Михаила Лермонтова, который рассчитывал снискать себе славу на военном поприще. Однако поэт не только совершенствовал свое искусство в стрельбе и верховой езде, но и с увлечением постигал культуру кавказских народов, учил их язык, знакомился с традициями и обрядами. Особенно интересовал Лермонтова местный фольклор, который давал поэту богатую пищу для размышлений. На основе легенд и преданий впоследствии рождались не только повести и рассказы, но и стихи, пронизанные духом свободы и непокорности. Одним из таких произведений является стихотворение «Дары Терека», написанное в 1840 году, когда поэт второй раз попал на Кавказ и смог во всей красе увидеть буйство горной реки. Однако поразило Лермонтова не это, а то, как в казацких степях Терек становится покорным и спокойным. И лишь страшные дары в виде тел своих жертв он время от времени выбрасывает на берег, словно бы напоминая, что внешняя покорность – иллюзия, обман.
Это стихотворение построено таким образом, что повествование ведется от имени реки, которую Лермонтов превращает в одушевленное существо со своим характером, мыслями и чувствами. Терек обращается к одинокому старцу, который олицетворяет собой Каспийское море, и предлагает ему свои роскошные дары – молодого кабардинца в золотой кольчуге и юную казачку, ставшую жертвой злого чеченца. Монолог буйного Терека основан на старинных казацких легендах и преданиях, в нем много образности и лиричности. Это обращение к Каспию по своей размеренности напоминает балладу, однако старец «дремлет и молчит», совершенно не собираясь принимать речные дары.
И тогда бурный Терек рассказывает ему историю красавицы-казачки, о которой проливают слезы родные. Лишь один человек не горюет о погибшей, и это – ее жених, «казачина гребенской». Пытаясь отомстить за любимую он отправляется в стан врага, где очень скоро «на кинжал чечена злого сложит голову свою». Именно эта романтическая история любви произвела впечатление на старика-Каспия, который на своем веку видел много подношений и принял в свои объятия тысячи погибших людей. На сей раз он тоже «во блеске власти встал, могучий как гроза» и накрыл волной тела новых юных жертв, отдавая дань их молодости и красоте. «Набегающие волны» кроткого и ласкового Терека, который еще недавно бушевал среди горных круч, он «принял с ропотом любви», как дед обнимает не в меру расшалившегося внука, просящего у него прощение.