Японская поэзия хокку и танка про любовь. Японские танки Второй мировой войны: обзор, фото

Танка, или мидзикаута это японский средневековый жанр пейзажной, любовной и философской лирики; нерифмованное 31-слоговое пятистишие, основанное на принципе чередования 5-сложных и 7-сложных строк по схеме 5–7–5–7–7 слогов.

Строение и пример танка

По ритмическому строению танка является древней строфой, которая состоит из пяти стихов, не имеет метра и рифмы. Стихотворная единица – слог. Первый, третий стихи содержат по 5 слогов, второй, четвертый, пятый – семисложные, в целом в танке насчитывается 31 слог.

При краткости формы стихи танка отличаются поэтическим изяществом и глубоким смыслом, причем в первых трех строках сосредоточена основная мысль, в двух последних – заключение.

Пример танка:

Вы, ветры неба,
проход меж облаками
скорей сомкните,
чтоб юные созданья
ещё побыли с нами!
(Хэндзё, IX в.)

Связь танка с жанром вака

По принципу построения танка организован стих тёка (яп. «длинная песня»), или нагаута, отличающийся от лирического пятистишия неограниченным размером (до 50 стихов и более).

Танка, как и нагаута, представляет собой разновидность японского средневекового поэтического жанра вака, который культивировался среди феодальной аристократии.

Происхождение и расцвет жанра

Танка возникла в японской поэзии раннего Средневековья (VIII в.) и достигла расцвета в IX–X вв., став традиционной стихотворной формой аристократической литературы Японии наряду с нагаута и сэдока.
Классические образцы жанра представлены в средневековых антологиях японской лирической поэзии, которые издавались по указам императоров. Стихами танка богато творчество «шести бессмертных» поэтов Японии (IX в.): Аривара-но Нарихира, Оно-но Комати, Хэндзё, Фунъя-но Ясухидэ, Кисэн-хоси, Отомо Куронуси.

Антология «Манъёсю»

Первая и наиболее признанная антология японской поэзии – «Манъёсю» («Собрание мириад листьев»), датируемая приблизительно 759 г. Из 4516 сочинений поэтического сборника 4207 – короткие песни «танка», среди авторов которых значились Ямабэ-но Акахито, Какиномото-но Хитомаро, Отомо-но Табито, Яманоуэ-но Окура, Такахаси Мусимаро, Отомо-но Якамоти.

«Манъёсю» – золотой век японской поэзии. Прямое изложение, простота и эмоциональная насыщенность – характерные особенности произведений антологии.

Антология «Кокинсю»

Поэзия танка получила наиболее полное, законченное выражение в императорской антологии «Кокинсю», или «Кокинвакасю» («Собрание старых и новых песен Японии», 922 г.). Этот сборник состоит из 1111 лирических стихотворений вака, сгруппированных по темам.

«Кокинсю» считается воплощением серебряного века японской поэзии, символом возрождения поэтического искусства в период Хэйан (794-1185 гг.).

Значение танка в современной поэзии

Перетерпев множество модификаций, стихотворная форма танка сохранилась и преобладает в японской национальной поэзии нового времени и современности (Масаока Сики, Исикава Такубоку, Ёсано Тэккан, Асида Такако и др.).

Поэт, сочиняющий танка, называется кадзин.

Слово танка заимствовано из японского языка и в переводе означает короткая песня.

Японская поэзия

В сокровищнице мировой литературы особняком сто­ит японская поэзия, явление уникальное и очень инте­ресное. Жанром японской поэзии является хокку (хайку) , нерифмованное трехстишие, состоящее из семнадцати слогов. Об этом уже говорилось в предыдущих статьях.
К от­личительным особенностям хокку относятся: свободное изложение, простота и изящество поэтического языка.
Хокку ведет свое начало от танка, в переводе с япон­ского - короткая песня.
Танка - это нерифмованное пя­тистишие, которое состоит из 31 слога. В первой и третьей строке по пять слогов, во второй, четвертой и пятой - по семь слогов. В некоторых случаях присутствует и шестая строка, которая является усиленным вариантом пятой. Целое стихотворение или составляющие стихи танка никак нельзя разделить на равные половины. Танка - древняя поэтическая форма, структура которой предпо­лагает возможность импровизации и совершенствование мастерства. Как поэтическая форма танка консерватив­на, однако это отнюдь не мешает поэтическому и художе­ственному развитию.

Японская поэзия образна и символична, полна на­меков и полутонов. Символы для японцев имеют особое значение.

Японские стихи заставляют подняться над суетой обыденности, задуматься о красоте окружающего мира. Каждый миг жизни уникален и неповторим, но для того чтобы наслаждаться им, нужно уметь видеть многообра­зие и великолепие, которое окружает человека.

Японская поэзия развивалась несколько столетий. В древних японских летописях были найдены песни, созданные в VI веке или даже раньше, в период завоевания Японии далекими предками современных японцев. В VII веке происходило зарождение и становление японской монархии.

Поэтическим произведениям, относящиеся к IV-VII векам, не свойственны созерцательность, восхищение красотой природы, цветами, птицами. В те времена японские песни отличались воспеванием воинственности, сме­лости, отваги. Древние японцы были отчаянными, неутомимыми воинами, ценящими силу и храбрость. Но в их жизни были не только сражения, но и празднества, на которых звучали веселые и торжественные песни.

Основателем монархии в Японии был император Дзимму-тенно (V век до н. э.). Считается, что именно он создал очень много литературных поэтических произведений.

Книгопечатание в Японии ведет свое начало с VIII века, к тому времени японская поэзия уже вполне сложилась как жанр, приобретя свои неповторимые осо­бенности, делающие ее узнаваемой и запоминающейся. До XIX века японская поэзия развивалась самобытно, только потом стало ощущаться европейское влияние.

Японская литература делится на периоды в зависи­мости от местонахождения императорской резиденции. Это было связано с тем, что в древние времена располо­жение резиденции императора менялось, когда на пре­стол входил новый монарх.

Претендент на престол жил всегда вдалеке от правящего монарха. И, соответственно, когда после смерти императора власть переходила к на­следнику, менялось место резиденции правителя.

Только в 710 году в Наре была утверждена столица, после этого резиденции монархов оставались в одном и том же месте. Однако через некоторое время стало ясно, что местоположение столицы не слишком удобно с политической точки зрения, и императорская резиденция была перемещена в Нагаока, где оставалась до 794 года, потом - в Киото.

С именем первой столицы связано название Нарского периода японской литературы. Это VIII век, характеризующийся интенсивным развитием искусства и литературы. Главным литературным памятником этого времени считается историческая летопись Кодзики, в которой содержатся сведения о событиях далекого прошлого, мифы о начале японской истории, о происхождении императоров.

По сравнению с древними японскими песнями в поэзии Нарского периода уже нет такого простодушного вы­ражения чувств, веселости, наивности и легкости. Эта поэзия отличается элегическим настроением. Воспеваются страдания неразделенной любви и тихие радости челове­ческой жизни. Произведения пронизаны тоской по родине, печалью. Большое значение имеет красота природы, которая передается с особой тонкостью и изысканностью. Очевидной становится созерцательность. Авторы стихов словно наблюдают за жизнью вокруг, за окружающим миром, не являясь при этом участниками совершающихся вокруг них событий. Мотив созерцательности, отстранен­ности свойствен буддизму . Поэтому на протяжении всей истории в японской поэзии такие мотивы имеют главен­ствующее значение. Форма литературных произведений Нарского периода очень необычна. Существовали только короткие стихотворения, а длинных поэм и прозаических произведений нет. Краткость и лаконичность стихотворной формы, без­условно, ограничивает поэта, не дает ему возможность сполна проявить свою фантазию. Но вместе с тем именно в такой краткой форме автор получает возможность как можно более сжато и емко выразить свои чувства и на­строения, показать красоту окружающего мира.

В начале IX века была составлена большая антоло­гия «Манъёсю», или «Изборник десяти тысяч листьев». В ней содержатся образцы поэзии Нарского периода. Антология включает в себя около 5000 стихотворных произведений, которые были созданы в течение 130 лет, с конца VII века до IX века.
Вот как образно выразился поэт Фунъя-но Арисуэ, стихи которого включены в более поздний сборник «Кокин ваквсю»,
о создании «Манъёсю»:

997 Сложено и преподнесено Государю в годы правления Дзёган в ответ на его вопрос «Когда была составлена антология «Собрание мириад листьев»?
Листья те, Государь,
с дубов приснопамятных Нары
облетели давно
под холодным дождем осенним,
обернувшись словами песен…
Фунъя-но Арисуэ

В 794 году из Нары император­ская резиденция была перенесена в Киото. В те времена город называли Хейандзю , поэтому второй период япон­ской литературы называется Хейанский, по названию столицы империи.

Хейанский период продолжался с 800 по 1186 год. Это расцвет японской поэзии. В это время преобладало жен­ское творчество. Основные произведения были созданы представительницами прекрасного пола.
Образцы поэзии Хейанского периода входят в сборник «Кокин вакасю» («Кокинсю»), или «Изборник старых и новых песен Ямато». Сборник был составлен по приказанию импера­тора Дайго в 905 году, а издан в 922 году. В сборник вхо­дит около 1100 стихотворений на различные темы. В «Из­борнике» собраны образцы японской поэзии IX — начала X века. Произведения написаны на различные темы: при­рода и времена года, песни странствий и разлуки, любов­ная лирика и т. д. Известный японский филолог Камо Мабути (1697-1769) писал: «По тому, каковы песни Ямато, можно судить о том, как менялись времена от самой древ­ности до наших дней».
Темы стихов в это время регламентировались. Опять привожу пример из Кокин вакасю:

1002 Список поэтических тем в форме «длинной песни», преподнесенный Государю вкупе с собранием старинных песен

С Века грозных Богов

тянулась чреда поколений,

как коленцев в бамбуковой роще,

и во все времена

слагали печальные песни,

уподобясь душой

смятенной разорванной дымке,

что плывет по весне

над кручей лесистой Отова,

где кукушка в ночи

без устали горестно кличет,

вызывая в горах

далекое звонкое эхо,

и сквозь сеющий дождь

звучит ее скорбная песня.

И во все времена

называли китайской парчою

тот багряный узор,

что Тацуты склоны окрасил

в дни десятой луны,

в дождливую, мрачную пору.

Зимним садом в снегу

все так же любуются люди

и с тяжелой душой

вспоминают, что близится старость.

Сожалеют они,

что времени бег быстротечен,

и спешат пожелать

бесчисленных лет Государю,

чтобы милость его

поистине длилась вовеки.

Пламя страстной любви

сердца ненасытно снедает -

как сухую траву

огонь пожирает на поле

подле Фудзи-горы,

что высится в землях Суруга.

Льются бурной рекой

разлуки безрадостной слезы,

но едины сердца,

отростки цветущих глициний.

Мириады словес,

подобно бесчисленным травам,

долго я собирал,

исписывал свиток за свитком -

как прилежный рыбак,

что в море у берега Исэ

добывает со дна

все больше и больше жемчужин,

но еще и теперь

не вмещает мой разум убогий

все значенье и смысл

добытых бесценных сокровищ.

Встречу я Новый год

под сенью чертогов дворцовых,

где провел столько лун

в своем бескорыстном служенье.

Вняв веленью души,

Государевой воле послушен,

я уже не гляжу

на стены родимого дома,

где из щелей давно

трава Ожиданья пробилась,

где от вешних дождей

циновки давно отсырели…

(Ки-но Цураюки)
«Японские стихи о горе Фудзи»:

Поэтические произведения, входящие в антологию «Манъёсю» и «Кокин вакасю», заметно отличаются. Сти­хи, вошедшие в сборник «Манъёсю» более просты, ис­кренни, в них ощущается сила и напряженность чувств. А поэзия «Кокин вакасю» отличается тонкими оттенками чувств и настроений, загадками полутонов и намеков. Незримо присутствует настроение некоей вселенской гру­сти, тоски и печали. Грань между явным и призрачным стирается, сон и явь сливаются воедино. В Хейанский пе­риод создавались не только поэтические, но и прозаиче­ские произведения.

После расцвета наступил упадок японской литературы. Это было связано с тем, что изменился государствен­ный строй. Императорская власть всячески содействова­ла развитию искусства и литературы. Но когда к власти пришло военное сословие - сёгуны, роль императорской резиденции уже не была столь значительной.

Большой Будда в Камакуре. 1252 год.
Камакура была основана в 1192 году и служила оплотом самурайской власти, являясь одновременно храмовым городом.

В конце XII века в Камакуре произошло утвержде­ние сёгуната сёгуном Иоритомо. Это стало началом нового периода японской литературы — Камакурского, который продолжался с 1186 по 1332 год.

Сначала страной управляла семья Иоритомо, затем — семья Ходзио
Скачать Хякуин иссю перевод Сановича.

хякунин иссю Санович.docx
Сто стихотворений ста Поэтов (Сборник классических японских танка, составленный в 1235 году Фудзивара-но Тэйка)
В эпоху сёгуната в стране наблюдалось упрочение по­зиций буддизма, появилось множество новых буддийских монастырей. Наука была сосредоточена в среде монахов. Литература становится более грубой и воинственной. Те­перь уже среди поэтов и писателей практически нет жен­щин. Поэтические и прозаические произведения стали не в чести. Основными литературными произведениями в Камакурском периоде стали мемуары и исторические сочинения. Тем не менее, стихи не исчезли, но стали не­сколько иными. В этот период, в 1205 году, была составлена антология «Синкокинсю», «Новый изборник старых и но­вых песен Ямато». Составителем сборника был потомок знатного рода Фудзивара но Тейка (Садаиэ, 1162-1241), талантливый поэт и литератор.

Антологии создают атмосферу тоски и печали о невозвратимо ушедшем. Таинственность и загадочность бытия приобретают особый смысл, становится главным мотивом введений. Через 30 лет Фудзивара но Тэйка собрал антологию «Сто стихотворений ста поэтов» . Этот сборник своеобразен. Здесь нет строгого разделения произведений по каноническим темам. Тэйка располагал имена так, чтобы по ним можно было наблюдать историю танка.

Следом идет период Намбоку-цио, который продолжался с 1332 по 1392 год. Это период «южного и северного дворов». Такое название возникло потому, что власть принадлежала двум императорам. Один находился в Киото ставленником сёгунов, резиденция другого императора находилась в провинции Ямато.
В это время жил и творил Нидзё Ёсимото (1320-1388)-настоящее имя Фудзивара Ёсимото. Литературная деятельность Нидзё Ёсимото охватывала различные аспекты: он выступал на поэтических турнирах, создавал произведения в жанрах кёку и вака, открыл собственную школу танка - Нидзёха.
Однако более всего его имя связано с рэнга. Совместно со своим учителем Гусаем, он составил антологию «Цукубасю», в которую вошло 2170 произведений в жанре рэнга.
Следующий период — Муромаци, который продолжался с 1392 по 1603 год. Название связано с городом в провинции Киото, там развивалась новая династия сёгунов. В эти два периода развитие японской литературы практически остановилось. В обществе главенствовали иные ценности, культура и искусство не имели особого значения.

После периода Муромаци началась эпоха Эдо, продолжавшийся 1603 по 1867 год. В это время формирования твердого феодального строя, литература уже не является привилегией высшего света, она направлена и на простой народ. Именно поэтому литературные произведения утрачивают особую изысканность и утонченность. Изящество слов и выражений уходит на второй план. Появляются низкие литературные жанры.
1869 году власть сёгунов пала, императорская ре­зиденция была перенесена из Киото в Токио.
В стране установилась абсолютная монархия. Начался новейший период японской литературы, который получил название Токийский. С этого времени на развитие японской лите­ратуры оказывают значительное влияние европейские идеи. Поэзия претерпела изменения: появляются тенден­ции отступления от формы танка, возникают новые типы стихов, в которых ощущаются европейские тенденции.

Расскажем о некоторых японских поэтах.

Какиномото но Хитомаро считается первым великим японским поэтом.

Мибу-но Тадаминэ так пишет о Хитомаро:
О, сколь счастлив наш рок,

что некогда, в давние годы,

славный Хитомаро

пребывал в пределах Ямато.

Хоть незнатен он был,

но искусство песни японской

он вознес до небес

и оставил потомкам память. (Кокинивакасю)

Его роль в развитии национальной япон­ской поэзии была очень велика. О жизни поэта известно крайне мало. Он служил при дворах императоров Дзито и Момму, но не занимал важных и значительных долж­ностей. Зато поэт много путешествовал по родной стране. Поэтические произведения Хитомаро стали основой дальнейшего развития японской поэзии. Его произведения вошли в антологию «Манъёсю». Также в антологию включены несколько сотен произведений народной и литературной д:эзии, собранные и записанные им.

Кахиномото-но-Хитомаро.

‎Как хвост фазана,
длинна пора ночная.
‎Увы, как долго
томиться, засыпая
на ложе одиноком!

Другой известный поэт Ямабе-но-Акахито жил в пер­вой половине VIII века. Он служил при дворе императора, но важных должностей не занимал. Более подробных сведений о нем нет. Но лирические творения Акахито пережили века. Ямабе но Акахито стремится к слиянию с природой. Его произведения на редкость гармоничны, изысканны и красивы. Ямабэ Но-Акахито, как и Какиномото но Хитомаро, считается одним из самых знаменитых японских поэтов.

Из «Песен ста поэтов» (Хякунин иссю

Ямабе-но-Акахито

‎Домой иду я,
покинув берег Таго,
‎и что же вижу?
Уже вершину Фуджи
окутал снег блестящий!
пер. «Пр. Б.» - Николай Николаевич Бахтин (Нович)

‎Я белые цветы в саду тебе хотела
показать.
‎Но снег пошёл. Не разобрать, где
снег и где цветы!
Из сборника «Манъёсю»
Перевод А. Брандта,

Когда к островам

Довелось мне причалить,

Как завидовал я кораблям из Куману,

Плывущим в Ямато!

Только ветра подули,

Боясь, чтобы волны не встали,

Под защиту

Узкой маленькой бухты Цута

Мы решили укрыться…

Вот достойные рыцари

На охоту светлейшую вышли,

И придворные дамы

Волочат подолы пурпурной одежды…

О, кристальная отмел

Я в весеннее поле пошел за цветами,

Мне хотелось собрать там фиалок душистых,

Показались так дороги сердцу,

Что всю ночь там провел средь цветов до рассвета!

‎Когда бы, украшая не одну весну,
стояли вишни лето всё в цвету -
ценили б меньше мы их красоту
Из сборника «Манъёсю»
пер. А. Брандтъ

Абэ но Накамаро (698-770), талантливый литератор и поэт, был благородного происхождения. В 19 лет его от­правили в Китай на учение, некоторое время он служил в Китае при дворе императора Сюаньцзуна. Он не вернулся на родину. По китайскому преданию, он погиб в море, на что указывает следующее место в одном стихотворении китайскаго поэта Литайпе: «Блестящая луна (т. е. Накамаро) не вернулась домой, но погрузилась в зелёное море». Абэ но Нака­маро писал стихи на китайском и японском языках. Некоторые из его поэтических произведений вошли в антоло­гию «Кокин вакасю».

‎Скоро конец разлуке…
‎Душа уже видит во сне блестящие
крыши Касуги, и дом на родной стороне,
и всякий лист на деревьях, и на лугу
цветы, и дальнего леса контуры в серебря-
ном свете луны.
пер. А. Брандт

«Хякунин иссю» 7.
‎Под небом дальним
я думаю печально,
‎на месяц глядя:
горит ли этот месяц
и над горой Микаса?
Пер. Николай Николаевич Бахтин (Нович)
‎По мнению японцев, это стихотворение принадлежит к числу прекраснейших стихотворений всего собрания

Цураюки (ок. 868-945 или 946) - талантливый литератор, поэт и прозаик, потомок старинного рода. Он оказал значительное влияние на развитие японской литературы. В 905 году по приказу правителя Дайго Цу­раюки возглавил комитет самых известных поэтов того времени. Их произведения вошли в антологию «Кокинсю». В предисловии к антологии Цураюки высказался о происхождении и сути японской поэзии, а также о ее роли в жизни японцев: «Без всяких усилий движет она сердцами божеств земных и небесных, вызывает сострадание даже у духов умерших существ, невидимых взо­ру…». Цураюки был родоначальником жанра литератур­ного дневника. Также он считается великим мастером экспромта. Стихи его выразительны и лаконичны.

Отомо но Якамоти (ок. 716-785) - великий япон­ский поэт, потомок древнего и могущественного воинского рода. Он — классик японской поэзии, один из пяти канонических поэтов восьмого века. Якамоти – сын Отомо Татибо, был самураем из знаменитого рода и занимал при императорском дворе высокие должности.
Якомоти был удивительно гармоничным человеком, и эта вселенская гармония ясно ощущается при чтении его сти­хов. Жизнь поэта была полна невзгод и страданий. Ему довелось занимать высокие посты, но не избежал он опалы и изгнания. Отомо Якамоти был безраздельно предан сво­ему правителю, однако поэта оклеветали, подозревая его в участии в заговоре. Только спустя много лет подозрение с него было снято.

Как гуси дикие, что вольной чередой
Несутся с криком выше облаков,
Ты далеко была…
Чтоб встретиться с тобой,
Как долго я блуждал, пока пришел!

Из песен к возлюбленной,
присланных с цветами померанцев

Померанцы, что цветут предо мною,
Возле дома, среди множества ветвей,
Как хотел бы
Ночью с ясною луною
Показать возлюбленной своей!

Ужель придя к любимому порогу,
Тебя не увидев,
Покинуть вновь твой дом,
Пройдя с мученьем и трудом
Такую дальнюю дорогу!

Когда, подняв свой взор к высоким небесам,
Я вижу этот месяц молодой, —
Встает передо мной изогнутая бровь
Той, с кем один лишь раз
Мне встретится пришлось!

Всегда перед зарей — прислушаться лишь надо —
Осеннею порой,
Едва забрезжит день,
Здесь, сотрясая гор простертые громады,
Рыдает горько в одиночестве олень.

Как только наступает вечер,
Я открываю дверь в свой дом
И жду любимую,
Что в снах мне говорила:
«К тебе я на свидание приду!»

Сложено при виде
Цветов гвоздики у порога дома

Вот расцвела в саду моем гвоздика,
Что посадила милая моя,
Мне говоря:
«Когда настанет осень,
Любуясь на нее, ты вспоминай меня!»

Сто чинов придворных,
Слуг придворных много,
Но средь них одна — любимая моя,
Та, что безраздельно сердцем моим правит,
Та, что постоянно в думах у меня!

Безжалостная милая моя
О жалости ко мне совсем забыла!
Когда подумаю —
Ведь до каких границ
Ты человеческое сердце иссушила!

В душе
Всегда храню любовь к тебе.
Но не судьба нам встретиться с тобою,
И горя, и тоски я полон!
Лишь издали любуюсь на тебя…

Ни дня, ни ночи
Я не различаю,
Тоскою по тебе
Полна душа моя,
Наверное, во сне ты видела меня?

Того человека,
Что пощады, как видно, не знает,
Я люблю безответной любовью…
И от этой любви
Так печально на сердце…

На тысячи мелких кусков
Сердце мое раскололось, —
Так сильно
Тебя люблю я.
Ужель ты не знаешь об этом?

Чем жить мне так,
Как я живу,
Чем без тебя в тоске томиться,
Хотел бы в дерево, в скалу я превратиться,
Чтоб ни о чем не тосковать!

Страны, где бы не было совсем людей,
Такой страны ужели нет на свете?
Чтобы уйти туда
С любимою моей
И с ней наедине забыть страданья эти!

О, эти встречи
Только в снах с тобой, —
Как это сердцу тяжело…
Проснешься — ищешь, думаешь — ты здесь.
И видишь — нет тебя со мной…

В бренном этом мире, где я прожил долго,
Я еще не видел красоты такой…
Слов не нахожу —
Такой занятный
Маленький мешочек, вышитый тобой.

Когда я уходил домой
Рассветной раннею порою,
Моя любимая
Была полна тоски,
И грустный образ все стоит передо мной…

И даже в лжи
Всегда есть доля правды!
И, верно, ты, любимая моя,
На самом деле не любя меня,
Быть может, все-таки немного любишь?

Лишь потому, что много глаз людских,
Мы не встречаемся с тобою.
Но даже в сердце, я не скрою,
Нет мысли у меня
Тебя забыть!

Я развязал свой шнур в надежде,
Что хоть во сне
Увидимся с тобой,
Но, видно, ты о встрече не мечтаешь,
Поэтому и в снах не снишься мне.

И позапрошлый год,
И год прошедший,
И этот год — все так же я люблю!
Но деву милую мою
По-прежнему мне трудно встретить!

Как белая роса, что, засверкав, легла
На травах возле дома моего,
Так жизнь
Недолговечна, как роса,
Но мне ее не жаль, раз нет с тобою счастья!

сложено в горе месяц спустя,
когда начал дуть осенний ветер

Хоть знаю я, что этот мир не вечен,
Где смертные живут,
И все же оттого,
Что дышит холодом теперь осенний ветер,
С тоской я вспоминал ее!

Плач о возлюбленной

Если б знал я, где лежит тот путь,
По которому ты от меня уйдешь,
Я заранее
Заставы бы воздвиг,
Чтобы только удержать тебя!

перевод А. Глускиной
Из Манъёсю
Поэтической антологи
ТОМ 2

КНИГА ВОСЬМАЯ
РАЗНЫЕ ПЕСНИ ВЕСНЫ
перевод А. Глускиной
1477
Песня Отомо Якамоти о кукушке
Цветок уноханаЕще не расцветал,
А вот кукушка прилетела
На склоны горные СахоИ песни звонкие запела.
1478
Песня Отомо Якамоти о померанцах
Цветы прекрасных померанцев
У дома моего…
Когда же, наконец,
Те нежные цветы в плоды здесь превратятся,
Чтоб мог их жемчугом на нить я нанизать?
1479
Песня Отомо Якамоти о вечерних цикадах
Все время был я взаперти
,И сердцу бедному тоскливо стало.
Утешиться стремясь,Из дома вышел я,
Прислушался, и вот - звенящие цикады!
1480–1481
1483
Песня о цветах ханэдзу, сложенная Отомо Якамоти
Цветы, прелестные ханэдзу,Чьи семена посеял летом я,Ужель, когда с небес польет поток дождя,Свой потеряют блескИ вмиг увянут?
1486–1487
Две песни, в которых Отомо Якамоти упрекает кукушку за то, что она запаздывает с пением
1486
На померанцах возле дома моег
оЦветут цветы, а песнь не раздается.
Кукушка!Неужель без песен, в тишине,
Цветам на землю здесь осыпаться придется?
1487
Кукушка,До меня тебе и дела мало,
-Ах, до сих пор, когда в тени ветвей
Уже совсем темно от листьев свежих стало
, Скажи мне, почему не прилетаешь петь?
1488
Песня, в которой Отомо Якамоти радуется пению кукушки
Быть может, раньше где-нибудь и пела
Кукушка, прилетевшая сейчас.
Но здесь,В моем селении, у дома,
-О, здесь она поет сегодня в первый раз!
1489
Песня, в которой Отомо Якамоти сожалеет о цветах померанцев
О, померанцев распустившихся цветы
У дома моего Совсем опали…
Они плодами ныне стали,
-Как жемчуг можно их нанизывать на нить!

1490
Песня о кукушке, сложенная Отомо Якамоти
Кукушку ожидаю я напрасно,
Она не прилетает, не поет.
Ужели потому, что день еще далек,
Когда я ирис жемчугом прекрасным
На нить сумею нанизать?

Яманоэ Окура (665-733 или 660-733) - японский поэт- писал стихи на японском и китайском языках. Занимал при дворе незначительные должности. В 726 году Яманоэ Окура стал наместником провинции Тикудзэн.

OCR Бычков М.Н.

ЯМАНОЭ ОКУРА

Песня, сложенная в думах о детях

Дыни ли отведаю —
Вспомнишься ты мне,
Каштанов ли отведаю —
Стремлюсь к тебе вдвойне.
Откуда только взялся ты
Назойливый такой?
Все пред глазами вертишься,
Стоишь передо мной!
Одними лишь заботами
Мне наполняешь грудь,
Из-за тебя спокойным сном
Я не могу уснуть!

Каэси-ута

Для чего нам серебро,
Золото, каменья эти?
Все ничтожно.
Всех сокровищ
Драгоценней сердцу дети!

Поэма сожаления о быстротечности жизни

Как непрочен этот мир,
В нем надежды людям нет!
Так же, как плывут
Годы, месяцы и дни
Друг за другом вслед,
Все меняется кругом,
Принимая разный вид.
Множество вещей
Заполняют эту жизнь
И теснятся на бегу,
Чтобы вновь спешить вперед.

С женщин мы начнем.
Женщине привычно что? —
Жемчуг дорогой
Из чужих краев надеть,
Любоваться им,
Белотканым рукавом
Другу помахать в ответ
Или алый шлейф —
Платья красного подол,
—
Идя, волочить
И с подругою своей,
Взявшись за руки,
Играть —
Вот он радостный рассвет
Жизни сил!
Но тот расцвет
Удержать нельзя. —
Все пройдет:
На прядь волос,
Черных раковин черней,
Скоро иней упадет,
И на свежесть
Алых щек
Быстро ляжет
Сеть морщин.

А теперь — мужчин возьмем.
Рыцарям привычно что?
Славный бранный меч
Крепко привязать к бедру,
Крепко в руки взять
Стрелы счастья,
Оседлать
Своего коня
И, красуясь так в седле,
Забавляясь, разъезжать.

Мир, в котором мы живем,
Разве прочен он?
Там, где сладко девы спят,
Рыцари, сойдя с коней,
Двери распахнут
И приблизятся
И рук яшмовых рукой
Чуть коснутся — и тотчас,
Обнимая юных дев,
Руки вмиг переплетут
И в объятьях
До зари
Будут вместе спать.
Но глянь!
Нет этих ночей:
Вот уж с посохом в руках,
Сгорбившись,
Они бредут,
И теперь — они
Презираемы людьми,
И теперь — они
Ненавидимы людьми.
В мире здесь конец таков
Яшмою сверкающей
Юной жизни
Жаль тебе, —
Но бессилен ты.

Каэси-ута

Ах, неприступным, вечным,
как скала,
Хотелось бы мне в этой жизни быть!
Но тщетно все:
Жизнь эта такова,
Что мы не в силах бег ее остановить!

Диалог бедняков

Когда ночами
Льют дожди
И воет ветер,
Когда ночами
Дождь
И мокрый снег, —
Как беспросветно
Беднякам на свете,
Как зябну я
В лачуге у себя!
Чтобы согреться,
Мутное сакэ
Тяну в себя,
Жую
Комочки соли,
Посапываю,
Кашляю до боли,
Сморкаюсь и хриплю…
Как зябну я!
Но как я горд зато
В минуты эти,
Поглаживаю бороденку:
«Эх!
Нет, не найдется
Никого на свете
Мне равного —
Отличен я от всех!»
Я горд, но я озяб,
Холщовым одеялом
Стараюсь я
Укрыться с головой.
Все полотняные
Лохмотья надеваю,
Тряпье наваливаю
На себя горой, —
Но сколько
Я себя ни согреваю, —
Как этими ночами

Зябну я!
Но думаю:
«А кто бедней меня,
Того отец и мать
Не спят в тоске голодной
И мерзнут в эту ночь
Еще сильней…
Сейчас он слышит плачь
Жены, детей:
О пище молят, —
И в минуты эти
Ему, должно быть, тяжелей, чем мне.
Скажи, как ты живешь еще на свете?»
Земли и неба
Широки просторы,
А для меня
Всегда они тесны,
Всем солнце и луна
Сияют без разбора,
И только мне
Их света не видать.
Скажи мне,
Все ли в мире так несчастны,
Иль я один
Страдаю понапрасну?
Сравню себя с людьми —
Таков же, как и все:
Люблю свой труд простой,
Копаюсь в поле,
Но платья теплого
Нет у меня к зиме,
Одежда рваная
Морской траве подобна,
Лохмотьями
Она свисает с плеч,
Лишь клочьями
Я тело прикрываю,
В кривой лачуге
Негде даже лечь,
На голый пол
Стелю одну солому.
У изголовья моего
Отец и мать,
Жена и дети
Возле ног ютятся,
И все в слезах
От горя и нужды.
Не видно больше
Дыма в очаге,
В котле давно
Повисла паутина,
Мы позабыли думать о еде,
И каждый день —
Один и тот же голод…
Нам тяжело,
И вечно стонем мы,
Как птицы нуэдори,
Громким стоном…
Недаром говорят:
Где тонко — рвется,
Где коротко —
Еще надрежут край!
И вот я слышу
Голос за стеной, —
То староста
Явился за оброком…
Я слышу, он кричит,
Зовет меня…
Так мучимся,
Презренные людьми.
Не безнадежна ли,
Скажи ты сам,
Дорога жизни
В горьком мире этом?

Каэси-ута

Грустна моя дорога на земле,
В слезах и горе я бреду по свету,
Что делать?
Улететь я не могу,
Не птица я, увы, и крыльев нету.

Песня, сложенная о том, как в старости
одолевают болезни, а годы проходят в страданиях
и думах о детях

Этой жизни краткий срок,
Что лишь яшмою блеснет,
Как хотелось бы прожить
Тихо и спокойно мне,
Как хотелось бы прожить
Мне без горя и беды.
Но в непрочном мире здесь
Горько и печально все,
А особенно тяжка
Наша доля, если вдруг,
Как в народе говорят, —
В рану, что и так болит,
Жгучую насыплют соль;
Или на тяжелый вьюк
Бедной лошади опять
И опять добавят груз.
Так в слабеющем моем теле
В старости еще
Вдруг добавился недуг.
Дни в страданьях я влачу
И вздыхаю по ночам.
Годы долгие подряд
Лишь в болезнях проводя,
Неустанно плачу я,
Проклиная жребий свой.
Думаю лишь об одном:
Как бы умереть скорей,
Но не знаю, как смогу
Я покинуть этот мир.
Разве брошу я детей,
Что вокруг меня шумят,
Словно мухи в майский день?
Стоит поглядеть на них —
И горит огнем душа.
В горьких думах и тоске
Только в голос плачу я!

Каэси-ута

Ныне сердцу моему
Не утешиться ничем!
Словно птица, что кричит,
Укрываясь в облаках,
Только в голос плачу я!

Без надежды день за днем
Только в муках я живу
И хочу покинуть мир.
Но напрасны думы те:
Дети преграждают путь.

Много платьев у ребенка богача,
Их вовек ему не износить,
У богатых в сундуках
Добро гниет,
Пропадает драгоценный шелк!

А у бедного — простого платья нет,
Даже нечего ему порой надеть.
Так живем,
И лишь горюешь ты,
Ничего не в силах изменить!

Словно пена на воде,
Жизнь мгновенна и хрупка,
И живу я, лишь молясь:
О, когда б она была
Длинной, крепкой, что канат!

Жемчуг иль простая ткань —
Тело бренное мое
Ничего не стоит здесь…
А ведь как мечтаю я
Тысячу бы лет прожить!

Песня Яманоэ Окура о любви к сыну Фурухи

Семь родов сокровищ есть
Драгоценных на земле {46},
Но зачем богатства мне,
Раз у нас родился сын —
Фурухи, подобный сам
Драгоценным жемчугам!
По утрам, в рассвета час,
В час, когда еще видна
Предрассветная звезда,
В мягкой ткани покрывал
На постели у себя
То сидел он, то вставал,
И, бывало, вместе с ним
Забавлялся я всегда.
А лишь вечер приходил
И вдали, на небесах,
Звезды появлялись вновь,
За руки меня он брал,
Говорил: «Идемте спать,
Папа, мама не должны
Сына покидать!
В серединку лягу к вам!» —
Он ласкался, говоря, —
И, казалось, расцветали
Травы счастья {47} для меня!
Думал я тогда, любуясь:
«Время минет, подрастешь,
Ждет ли радость, ждут ли беды,
Встретим их с тобой!»
Как большому кораблю,
Доверяли мы ему,
Но подул тогда нежданно
Ветер злой со стороны,
Заболел малютка наш, —
Как нам быть, не знали мы.
Перевязь из белой ткани
Мы надели на себя,
И, кристальной чистоты
Зеркало в руке держа,
Мы богов небес молили,
К небу взоры обратив,
Мы богам земли молились,
Низко головы склонив.
«Будет жив или не будет, —
Все зависит от богов», —
Думал я и всей душою
Им молиться был готов.
И в отчаянье и горе
Заклинал богов, молил,
Но напрасно было, — вскоре
Потеряли мы тебя…
Постепенно становился
Все прозрачнее твой лик,
С каждым утром, с каждым утром
Все слабее был язык.
И блеснувшая, как яшма,
Жизнь прервалась навсегда…
И вскочил я, как безумный,
Закричал от горя я!
То катался по земле я,
То смотрел на небеса,
То в отчаянье и горе
Ударял я в грудь себя.
Ведь дитя, что я лелеял,
Упорхнуло, — не вернуть!
Вот он, этой жизни бренной
Горький и тяжелый путь!

Каэси-ута

Оттого, что очень еще молод {48},
Он не будет знать, куда идти,
Принесу тебе богатые дары,
Из подземных царств гонец суровый, —
На спину возьми его и отнеси!

Поднося дары,
Молить тебя я буду,
Ты не обмани мое дитя,
Поведи прямым путем малютку,
Покажи, где путь на небеса! {49}

Придет весна,
И первыми цветут у дома моего
Цветы душистой сливы…
Ужель совсем один, любуясь ими,
Я буду проводить весною дни?

Песни Яманоэ Окура, сложенные на прощальном
пиру в честь Табито {50}

Когда бы в облаках я мог парить,
Как в небе этом реющие птицы,
О, если б крылья мне,
Чтоб друга проводить
К далеким берегам моей столицы!..

Вот люди близкие прощаются с тобою,
Печали и уныния полны,
Но лишь доедет конь
До Тацута-горы,
О них, наверно, ты забудешь!

Песня Яманоэ Окура, посланная им Отомо
Табито

Коль милости тебе теперь и слава {51},
Ты и меня пригреешь как-нибудь.
Когда придет весна,
В столицу нашу Нара
Позвать меня к себе не позабудь.

Песня Яманоэ Окура, сложенная в тоске
по родине во время пребывания в Китае

Итак, друзья, скорей в страну Ямато,
Туда, где сосны ждут на берегу!
В заливе Мицу,
Где я жил когда-то,
О нас, наверно, память берегут!

Песня, сложенная Яманоэ Окура, когда он был
тяжело болен

Отважным мужем ведь родился я.
Ужель конец короткого пути
Без славы,
Что могла из уст в уста,
Из года в год, из века в век идти?

Принцесса Нукада (VIII век) - знаменитая японская поэтесса, возлюбленная принца Оама, который в дальнейшем стал императором Тэмму (время правления 67 3- 687), и жена старшего брата принца, императора Тенчи. Писала стихи о человеческих чувствах, страданиях, любви и ревности.

Из: «Сборник. Японская поэзия» Северо-Запад, СПб, 2000
OCR Бычков М.Н.

Все думаю о временном приюте {27}
В столице Удзи {28},
О ночах былых
Под кровлей, крытою травой чудесной,
Что срезана была на золотых полях…

В Нигитацу в тот час, когда в путь {29}
Собирались отплыть корабли
И мы ждали луну,
Наступил и прилив…
Вот теперь я хочу, чтоб отчалили мы!

путешествия императрицы [Саймэй] к горячим
источникам в провинции Ки

На ночную луну
Подняла я свой взор и спросила:
«Милый мой
Отправляется в путь,
О, когда же мы встретимся снова?» {30}

Песня, которой принцесса Нукада ответила, когда император повелел министру
двора Фудзивара [Каматари] устроить спор о том, что лучше — прелесть
множества цветов в весенних горах или краски тысячи листьев среди осенних
гор

Все засыпает зимою {31}.
А когда весна наступает,
Птицы, что раньше молчали,
Начинают петь свои песни.
Цветы, что невидимы были,
Цвести начинают повсюду,
Но их сорвать невозможно:
Так в горах разросся кустарник.
А сорвешь — нельзя любоваться:
Такие высокие травы.
А вот осенью — все иное:
Взглянешь на купы деревьев,
Алые клены увидишь,
Листья сорвешь, любуясь.
А весной зеленые листья,
Пожалев, оставишь на ветке.
Вот она — осени прелесть!
Мне милей осенние горы!

Песня, сложенная принцессой Нукада во время
ее отъезда в провинцию Оми {32}

Сладкое вино святое,
Что богам подносят люди…
Горы Мива!
Не сводя очей с вершины.
Буду я идти, любуясь,
До тех пор, пока дороги,
Громоздя извилин груды,
Видеть вас еще позволят,
До тех пор, пока не скроют
От очей вас горы Нара
В дивной зелени деревьев.
О, как часто,
О, как часто
Я оглядываться буду,
Чтобы вами любоваться!
И ужель в минуты эти,
Не имея вовсе сердца,
Облака вас спрятать могут
От очей моих навеки?

Каэси-ута

Горы Мива!
Неужели скроетесь теперь навеки?
О, когда бы в небе этом
Облака имели сердце,
Разве скрыли б вас от взора?

Песня, сложенная принцессой Нукада, когда
император [Тэндзи] охотился на полях Камо

Иду полями нежных мурасаки,
Скрывающих пурпурный цвет в корнях,
Иду запретными полями,
И, может, стражи замечали,
Как ты мне машешь рукавом {33}?

Песня принца Югэ {34}, посланная принцессе
Нукада, когда он прибыл во дворец Псину

Не та ли птица, что тоскует о былом,
На зелень вечную юдзуруха {35} лишь взглянет
И над колодцем,
Где цветут цветы,
С печальным плачем мимо пролетает!

Песня принцессы Нукада, сложенная в ответ {36}

Та птица, что тоскует о былом, —
Ведь это бедная кукушка!
Боюсь, что это плакала она,
Совсем как я,
Что о былом тоскую…

Песня принцессы Нукада, сложенная в ответ
принцу [Югэ], когда он прислал ей из Псину
сорванную им ветку старой сосны

О ветка, сорванная у сосны жемчужной {37}
В прекрасном Псину,
Как дорога ты мне!
Приносишь ты с собою неизменно
Привет от друга дорогого моего!

по императору Тэндзи

Когда я друга моего ждала {38},
Полна любви,
В минуты эти
У входа в дом мой дрогнула слегка
бамбуковая штора —
Дует ветер…

Песня принцессы Нукада, сложенная в тоске
по Исикава

Тебя, любимый, что всегда являлся
В долину Касуга,
Без страха проходя дорогой горной, —
Я не вижу ныне, —
Все эти дни живу я без тебя..

Из: «Сборник. Японская поэзия» Северо-Запад, СПб, 2000
OCR Бычков М.Н.

Ки-но Цураюки

* * *
Как сквозь туман, вишневые цветы
На горных склонах раннею весною
Белеют вдалеке,
Так промелькнула ты,
Но сердце все полно тобою!

* * *
Если сожалеешь о разлуке,
Значит, не прошла еще любовь,
Только знать хочу: когда навек уйдешь
Облаком в чужую даль, какие муки
Ты оставишь сердцу моему?

* * *
И днем и ночью
Любовался я...
О сливы лепестки, когда же вы успели.
Не пожалев меня, так быстро облететь,
Что не заметил я печальной перемены?

* * *
Туман весенний, для чего ты скрыл
Цветы вишневые, что ныне облетают
На склонах гор?
Не только блеск нам мил,
И увяданья миг достоин восхищенья!

* * *
Осенний вид не привлекает взора.
В горах сейчас не встретишь никого
Цветы осыпались...
И только листья клена
Как ночью золотистая парча

* * *
Ты стал другим, иль все такой же ты?
Ах, сердца твоего никто не знает!
Прошло немало дней,
Но вот зато цветы...
По-прежнему они благоухают!

* * *
Да, сном, и только сном, должны его назвать!
И в этом мне пришлось сегодня убедиться:
Мир - только сон...
А я-то думал - явь,
Я думал - это жизнь, а это снится...

Ки́-но Цураю́ки (яп. 紀貫之 ок. 866-945 или 946) - талантливый японский поэт и прозаик, литератор эпохи Хэйан, потомок старинного рода.. Писал в жанре танка. Один из 36 бессмертных поэтов.
Цураюки оказал значительное влияние на развитие японской литературы. В 905 году по приказу правителя Дайго Цураюки возглавил комитет самых известных поэтов того времени. Их произведения вошли в антологию «Кокин- сю».
В предисловии к антологии Цураюки высказался о происхождении и сути японской поэзии, а также о ее роли в жизни японцев: «Без всяких усилий движет она сердцами божеств земных и небесных, вызывает сострадание даже у духов умерших существ, невидимых взору...».
Цураюки был родоначальником жанра литературного дневника. Также он считается великим мастером экспромта. Стихи его выразительны и лаконичны.

Соку-хоси

* * *
Лишь там, где опадает вишни цвет,
Хоть и весна, но в воздухе летают
Снежинки белые...
Но только этот снег
Не так легко, как настоящий, тает!

Аривара Нарихира

* * *
И встать я не встаю, и спать не спится...
И так проходит ночь, и утро настает.
Все говорят: "Весна"...
А дождь не кончил литься,
И я с тоской смотрю, как он идет, идет...

* * *
Когда она меня спросила:
"Не жемчуг ли сверкает на траве?"
Тогда в ответ сказать бы сразу мне,
Что это лишь роса,
И с той росой исчезнуть...

* * *
Как будто аромат душистой сливы
Мне сохранили эти рукава,
Лишь аромат...
Но не вернется та,
Кого люблю, о ком тоскую...

Аривара-но Нарихира (яп. 在原 業平?, 825 - 9 июля 880) - выдающийся японский поэт и художник, принц по происхождению.

Оно Комати

* * *
Печальна жизнь. Удел печальный дан
Нам, смертным всем. Иной не знаем доли
И что останется?
Лишь голубой туман,
Что от огня над пеплом встанет в поле.

* * *
Он на глазах легко меняет цвет
И изменяется внезапно.
Цветок неверный он,
Изменчивый цветок,
Что называют - сердце человека.

* * *
Предела нет моей любви и думам,
И даже ночью я к тебе иду;
Ведь на тропинках сна
Меня не видят люди,
Никто меня не станет укорять!

* * *
Пусть скоро позабудешь ты меня,
Но людям ты не говори ни слова...
Пусть будет прошлое
Казаться легким сном.
На этом свете все недолговечно!

* * *
Тот ветер, что подул сегодня,
Так не похож на ветер прошлых дней
Далекой осени,
Он много холодней,
И вот на рукавах уже дрожат росинки...

* * *
Краса цветов так быстро отцвела!
И прелесть юности была так быстротечна!
Напрасно жизнь прошла...
Смотрю на долгий дождь
И думаю: как в мире все невечно!

Оно-но Комати (яп. 小野 小町, ок.825-ок. 900) - японская поэтесса, один из шести крупнейших мастеров жанра вака в эпоху Хэйан, входит в Тридцать шесть бессмертных - классический канон японской средневековой поэзии.

Содзё Хэндзё

* * *
Ах, к дому моему не отыскать дороги,
Тропинки прежние травою заросли
За долгий срок,
Когда бы ты могла прийти,
Когда я ждал тебя, жестокую, напрасно!

Отикоти Мицунэ

* * *
Хочу, чтоб знала ты,
Что в сердце нет упрека
За то, что ты надежду подала,
За то, что встречу обещала к сроку,
За то, что так жестоко солгала!

* * *
Ах, осени туман - он не проходит,
Стоит недвижно, а в душе,
Где нет и проблеска,
Все замерло в тоске,
И даже небо дум - не хмурится в заботе.

* * *
Когда на старой ветке хаги
Осеннею порой
Цветы раскрылись вновь,
Я понял - прежнюю любовь
Еще не позабыло сердце!

* * *
Не думаю, что очень долги ночи
Осеннею порой,
Давно идет молва,
Что ночь и осенью покажется короче,
Когда любимая твоя - с тобой!

* * *
Снег все идет... И вот уже никто
Не ходит больше этою тропою,

Мне не найти на ней твоих следов...
И чувствам прежним
Трудно не угаснуть...

Отикоти-но Мицунэ , японский поэт, литератор эпохи Хэйан.
(годы его жизни неизвестны, но он упоминается в 900-920 гг.) - один из четырех известных поэтов, большинство стихов которого были помещены в антологии «Собрание старых и новых песен» ("Кокин вакасю") начала Х в., член комитета по составлению этой антологии. В 907 г. сопровождал императора Уда в путешествие к реке Ои (неподалеку от столицы Японии г. Хэйан, ныне г. Киото).

Ки Томонори

* * *
Как пояса концы - налево и направо
Расходятся сперва, чтоб вместе их связать,
Так мы с тобой:
Расстанемся - но, право,
Лишь для того, чтоб встретиться опять!

* * *
Ах, сколько б ни смотрел на вишни лепестки
В горах, покрытых дымкою тумана,
Не утомится взор!
И ты, как те цветы...
И любоваться я тобою не устану!

* * *
Как тает иней, павший на цветы
Расцветших хризантем невдалеке от дома,
Где я живу,
Так, жизнь, растаешь ты.
Исполненная нежною любовью!

* * *
Когда я слышу грустный плач сверчка,
Печально мне.
Легка одежда летом...
Ах, не пресытилось ли сердце у тебя?
Мне кажется порой, что прежних чувств уж нету...

* * *
Что эта жизнь?
Исчезнет, как роса!
И если б мог ее отдать за встречу
С тобой наедине, любимая моя.
Я не жалел бы, что ее утрачу!

* * *
Такой же аромат и цвет у вишен был...
И как тогда, в давно минувший год,
Они цветут теперь!
Но я уже другой...
Прошло немало лет, и я уже не тот...

Ки-но Томонори (яп. 紀 友則?, ок. 845/50 - ок. 904/7) - японский придворный поэт периода Хэйан.
Входит в число «Тридцати шести бессмертных поэтов». Один из составителей антологии «Кокинвакасю», хотя и не дожил до её завершения.

Пер. А. Глускиной

Создание поэтических антологий в эпоху Хэйан считалось делом государственной важности. Императоры покровительствовали талантливым поэтам. При дворе и в кругу аристократии повсеместно устраивались поэтические турниры (утаавасэ), традиция их проведения сохранилась и в XX веке. При этом если всё большую популярность получало сочинение стихов собственно на японском, а не китайском языке. Шедевры японской поэзии дошли до нас в поэтическом сборнике «Кокин вакасю» (или «Кокинсю», «Собрание старых и новых японских песен»), составленном в начале X века по указанию императора Дайго, выдающимся поэтом и филологом Ки-но Цураюки. В начале 30-х годов X века составили (по приказу того же Дайго) новый сборник «Синсэн вакасю» («Вновь составленное собрание японских песен»). По распоряжению тэнно Мураками в середине X века была создана очередная поэтическая антология «Госэн вакасю» («Позднее составленное собрание японских песен»). Среди стихотворцев эпохи Хэйан были не только члены императорского дома, но и представители средней и низшей аристократии (таких было большинство).

Из сердцевины пиона

Медленно выползает пчела...

О, с какой неохотой!

Японское лирическое стихотворение хокку (хайку) отличается предельной краткостью и своеобразной поэтикой.
Народ любит и охотно создает короткие песни - сжатые поэтические формулы, где нет ни одного лишнего слова. Из народной поэзии эти песни переходят в литературную, продолжают развиваться в ней и дают начало новым поэтическим формам.

Так родились в Японии национальные стихотворные формы: пятистишие - танка и трехстишие - хокку.

Танка (буквально «короткая песня») была первоначально народной песней и уже в седьмом-восъмом веках, на заре японской истории, становится законодательницей литературной поэзии, оттеснив на задний план, а потом и совершенно вытеснив так называемые длинные стихи... Хокку отделилось от танки много столетий спустя, в эпоху расцвета городской культуры «третьего сословия». Исторически оно является первой строфой танки и получило от нее богатое наследство поэтических образов.

Древняя танка и более молодое хокку имеют многовековую историю, в которой периоды расцвета чередовались с периодами упадка. Не один раз эти формы находились на грани исчезновения, но выдержали испытание временем и продолжают жить и развиваться еще и в наши дни. Такой пример долголетия не является единственным в своем роде. Греческая эпиграмма не исчезла даже после гибели эллинской культуры, а была принята на вооружение римскими поэтами и поныне сохранилась в мировой поэзии. Таджикско-персидский поэт Омар Хайям создал замечательные четверостишия (рубай) еще в одиннадцатом - двенадцатом веках, но и в нашу эпоху народные певцы в Таджикистане слагают рубай, вкладывая в них новые идеи и образы.

Очевидно, краткие стихотворные формы - насущная потребность поэзии. Такие стихи можно сочинить быстро, под влиянием непосредственного чувства. Можно афористически, сжато выразить в них свою мысль так, чтобы она запоминалась и переходила из уст в уста. Их легко использовать для похвалы или, наоборот, язвительной насмешки.

Интересно отметить попутно, что стремление к лаконизму, любовь к малым формам вообще присущи японскому национальному искусству, хотя оно великолепно умеет создавать и монументальные образы.

Потеснить танку и на время вырвать у нее первенство смогло только хокку, еще более короткое и лаконичное стихотворение, зародившееся в среде простых горожан, которым были чужды традиции старой поэзии. Именно хокку стало носителем нового идейного содержания и лучше всего сумело откликнуться на запросы растущего «третьего сословия».

Хокку - лирическое стихотворение. Оно изображает жизнь природы и жизнь человека в их слитном, нерасторжимом единстве на фоне круговорота времен года.

Японская поэзия является силлабической, ритмика ее основана на чередовании определенного количества слогов. Рифмы нет, но звуковая и ритмическая организация трехстишия - предмет большой заботы японских поэтов.

Хокку обладает устойчивым метром. В каждом стихе определенное количество слогов: пять в первом, семь во втором и пять в третьем - всего семнадцать слогов. Это не исключает поэтической вольности, особенно у таких смелых поэтов-новаторов, каким был Мацуо Басё 1 (1644-1694). Он иногда не считался с метром, стремясь достигнуть наибольшей поэтической выразительности.

Покидая родину

Облачная гряда

Легла меж друзьями... Простились

Перелетные гуси навек.

Роща на склоне горы.

Как будто гора перехвачена

Поясом для меча.

Майских дождей пора.

Словно море светится огоньками

Фонари ночных сторожей.

Иней его укрыл,

Стелет постель ему ветер.

Брошенное дитя.

Сегодня «травой забвенья»

Хочу я приправить мой рис,

Старый год провожая.

В небе такая луна,

Словно дерево спилено под корень:

Белеется свежий срез.

Желтый лист плывет.

У какого берега, цикада,

Вдруг проснешься ты?

Все выбелил утренний снег.

Одна примета для взора -

Стрелки лука в саду.

Как разлилась река!

Цапля бредет на коротких ножках

По колено в воде.

Тихая лунная ночь...

Слышно, как в глубине каштана

Ядрышко гложет червяк.

На голой ветке

Ворон сидит одиноко.

Осенний вечер.

Во тьме безлунной ночи

Лисица стелется по земле,

Крадется к спелой дыне.

Кишат в морской траве

Прозрачные мальки... Поймаешь -

Растают без следа.

Весной собирают чайный лист

Все листья сорвали сборщицы...

Откуда им знать, что для чайных кустов

Они - словно ветер осени!

В хижине, крытой тростником

Как стонет от ветра банан,

Как падают капли в кадку,

Я слышу всю ночь напролет.

В день высокого прилива

Рукава землею запачканы.

«Ловцы улиток» весь день по полям

Бродят, бродят без роздыха.

Ответ ученику

А я - человек простой!

Только вьюнок расцветает,

Ем свой утренний рис.

Ива склонилась и спит.

И кажется мне, соловей на ветке

Это ее душа.

Топ-топ - лошадка моя.

Вижу себя на картине -

В просторе летних лугов.

Далекий зов кукушки

Напрасно прозвучал. Ведь в наши дни

Перевелись поэты.

Стихи в память поэта Сэмпу

К тебе на могилу принес

Не лотоса гордые листья -

Пучок полевой травы.

В доме Кавано Сёха стояли в надтреснутой вазе
стебли цветущей дыни, рядом лежала цитра без
струн, капли воды сочились и, падая на цитру,
заставляли ее звучать

Стебли цветущей дыни.

Падают, падают капли со звоном..

Или это - «цветы забвенья»?

В тесной хибарке моей

Озарила все четыре угла

Луна, заглянув в окно.

Недолгий отдых в гостеприимном доме

Здесь я в море брошу наконец

Бурями истрепанную шляпу,

Рваные сандалии мои.

Послышится вдруг «шорх-шорх».

В душе тоска шевельнется...

Бамбук в морозную ночь.

На чужбине

Тоненький язычок огня, -

Застыло масло в светильнике.

Проснешься... Какая грусть!

Ворон-скиталец, взгляни!

Где гнездо твое старое?

Всюду сливы в цвету.

Встречный житель гор

Рта не разомкнул. До подбородка

Достает ему трава.

На луну загляделись.

Наконец-то мы можем вздохнуть! -

Мимолетная тучка.

Как свищет ветер осенний!

Тогда лишь поймете мои стихи,

Когда заночуете в поле.

И осенью хочется жить

Этой бабочке: пьет торопливо

С хризантемы росу.

Цветы увяли.

Сыплются, падают семена,

Как будто слезы...

Порывистый листобой

Спрятался в рощу бамбука

И понемногу утих.

На Новый год

Сколько снегов уже видели,

Но сердцем не изменились они -

Ветки сосен зеленые!

Внимательно вглядись!

Цветы «пастушьей сумки»

Увидишь под плетнем.

О, проснись, проснись!

Стань товарищем моим.

Спящий мотылек!

Памяти друга

На землю летят,

Возвращаются к старым корням...

Разлука цветов!

Старый пруд.

Прыгнула в воду лягушка.

Всплеск в тишине.

Другу, уехавшему в западные провинции

Запад, Восток -

Всюду одна и та же беда,

Ветер равно холодит.

Хожу кругом пруда

Праздник осенней луны.

Кругом пруда, и опять кругом,

Ночь напролет кругом!

Кувшин для хранения зерна

Вот все, чем богат я!

Легкая, словно жизнь моя,

Тыква-горлянка.

Этой поросшей травою

Хижине верен остался лишь ты,

Разносчик зимней сурепки.

Первый снег под утро.

Он едва-едва пригнул

Листики нарцисса.

Вода так холодна!

Уснуть не может чайка,

Качаясь на волне.

С треском лопнул кувшин:

Ночью вода в нем замерзла.

Я пробудился вдруг.

Танка (или мидзикаута, яп. - короткая песня) –
национальное достояние японской культуры,
основная форма японской поэзии.

Пример танка Кагава Кагэки:

Лунным сияньем
Залита вишня в горах.
Вижу, под ветром
Дрожь по деревьям прошла, -
Значит, цветы опадут?!
_____________

Просодической единицей танка является строфа, состоящая из 5-ти или 7-ми слогов.
В стихотворении, построенному по этому плану, выделяется 5 силлабических блоков в соответствии с формулой:

________________________

5-7-5-7-7 слогов
_________________________

Таким образом классическая танка содержит ровно 31 слог.
Рифма (рифмуемая фонема) отсутствует.

Рассмотрим пример танка Осикоти Мицунэ
и ее точного формального перевода на русский язык Ки-но Цураюки:

Окуяма-ни_________________________ В глубине в горах
момодзи фумивакэ__________________топчет красный клена лист
наку -сака-ни_______________________стонущий олень
коэ коку тока дзо___________________слышу плач его... во мне
оки-ва канасики____________________вся осенняя печаль

Истоки танка – в народных обрядах и преданиях. Этот жанр возник задолго до появления письменности в японской культуре, и по сей день продолжает занимать господствующие позиции. Такая поразительная жизнеспособность поэтических традиций стала возможной благодаря емкости и многоплановости танка, способности объять необъятное, равно как и развиваться в пределах исключительно жесткой формы.

В первой антологии японской поэзии Манъёсю («Собрание мириад листьев», 20 книг, около 500-та авторов, 759 г. н.э.) подавляющее число произведений написано в форме танка (4207 из 4516-ти стихотворений). С 905-го по 1439-ый гг. под непосредственным патронажем Императоров было издано 22 антологии танка.

Необходимо отметить, темы классических танка строго регламентированы. Это, в первую очередь:

1) песни о любви, разлуке, странствиях, охоте, пирах, встречах…
2) обрядовые песни, плачи, хороводные, песни-переклички…
3) наконец, можно найти аналоги западных эпиграмм, средневековых альб, мадригалов, частушек, романсов…

Образование японского аристократа неизменно сопровождалось изучением традиций и основ танка. Достаточно сказать, что овладение искусством сочинения танка являлось важным этапом духовного развития самурая. Она сопровождала благородного японского воина на протяжении всех жизненных этапов. Даже в случае необходимости харакири (ритуального самоубийства) каждый самурай должен был оставить прощальную танка.

Это стихотворная форма инкрустировалась во все сферы жизни, от беседы между хозяином и гостем до флирта мужчины и женщины…

Но особую популярность танка приобрела благодаря поэтическим состязаниям.
Это могли быть:

1) турниры на заданную тему
2) или коллективная «игра в бисер» (когда один участник начинал танка, другой – продолжал; в процессе могли принимать участие большое число поэтов).

Соревнования проводил утаавасэ (авторитетный судья). Турниры имели строгие правила и четкий регламент. «Дописываемая» танка назывались рэнга. Первая часть получила название хокку (яп. - начальные стихи) и обрела впоследствии самостоятельный жанровый статус – как хайку.

________________________

5-7-5 [хокку]
7-7
(5-7-5)n [хокку]
(7-7)n
_________________________

PS/
Подобные рэнга-игры получили большое распространение в современных сетях Интернета (в том числе, на руссом языке).

________________________

5-7-5
_________________________

PSS/
Начиная с XVII в. (лирика Мацуо Басё) по наши дни поэзия хайку является основным конкурентом танка.

Японская поэзия Серебряного века (конец XIX -начало XX вв.) оказала неоценимое влияние на развитие искусства танка. Японский ренессанс оживил, вдохнул новую жизнь
1) как в простоту и образность изначальных форм антологии "Манъесю»,
2) так и в изысканность элегантных наработок Средневековья.

Революция, произошедшая в современной танка (конец XX-начало XXI вв.), сочетает размытие этнических, семантических и даже формальных границ.

Канонизированные основные приемы танка чрезвычайно подробно разработаны традицией.
Существуют ключевые слова, которые вызывают у подготовленного читателя определенную галерею ассоциаций.
Макура-котоба (яп. – «слово-изголовье») выполняет роль постоянного зачина, постоянного эпитета, постоянного звукоповтора. Этот архаичный прием в лапидарной форме воссоздает картину природы, быта, обряда, дает характеристику местности. Ибо несет след окаменевшей связи, подсказанной закономерно повторяющимися явлениям жизни, исторической традицией, мифологическими представлениями.

Пример (Одзава Роан)

Вол на пахоте
Безрадостно плуг влачит,
Свой нелёгкий плуг...
Ну, а мы с тобой, скажи,
Разве не впряжены в плуг?

Часто используются так называемые каке-котоба (яп. - «вертящиеся слова»), омонимические метафоры. Слово используется в двух разных значениях.

Если есть семя,
Будет сосна на скалах
Таких бесплодных
Попыток не прекратим
Быть вместе, коль влюблены.

В Японской художественной традиции существует особый стиль рисования тушью.
Художник длительно растирает палочку туши, наблюдая растекание по поверхности чернильницы. При этом старается отрешиться от Мира и своих мыслей. Когда сознание (и тушь) приведены в нужное состояние – в несколько мазков Творит рисунок. Считается, что даже малейшая остановка или промедление недопустимы.
Техника западного художника связана с созданием набросков и эскизов, продумыванием композиции, перспективы, светотеней…

Этот пример часто приводят в качестве иллюстрации различий в поэзии танка и традиционной западной. Танка – поэзия озарения и экспромта.

Примеры танка:

Камо Мабути

В пору цветенья
Вишни сродни облакам -
Не потому ли
Стала просторней душа,
Словно небо весною...

О ветры с гор!
Не дуйте нынче ночью,-
Тревожным сном
Забылся странник в пути
На жёстком изголовье.

Татибана Акэми

Песнь дровосека.
Птичий нестройный щебет.
Журчанье ручья.
Чистые травы в росе.
Сосны вонзились в небо.

Дорогие друзья!

На странице «Творческая Мастерская Ежи»
планируется проведение 10-ти занятий по теме «Поэзии танка».
Ориентировочные сроки – конец декабря 2006 - начало 2007.
Приглашаются все желающие.

@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@

С уважением,

Школа поэзии Востока,
сэнсэй Гил’Ан

*G | |_` \/ | R | @ |\| ~^~^~^~^~~)))

Предыдущая статья: Углерод — характеристика элемента и химические свойства Следующая статья: Чему равна скорость света