Какие произведения написал л брежнев. Живописцы «Малой земли
(фактически же на основе воспоминаний Брежнева книги были написаны группой профессиональных журналистов). За эту трилогию Л. Брежнев в апреле 1980 года был удостоен Ленинской премии по литературе.
Трилогия увидела свет в журнале «Новый мир » в 1978 году (в № 2 - «Малая земля», в № 5 - «Возрождение», в № 11 - «Целина»). В том же «Новом мире» в № 11 за 1981 год были опубликованы дополнительные главы «Жизнь по заводскому гудку» и «Чувство Родины», а в № 1 за 1983 год - главы «Молдавская весна», «Космический Октябрь» и «Слово о коммунистах».
Изучение книг было внесено в школьную программу по литературе.
«Возрождение»
«Целина»
Продолжение
Авторство трилогии
Есть предположение, что награждение Александра Мурзина в феврале орденом Дружбы народов «за многолетнюю и плодотворную работу и в связи с 50-летием», а Аркадия Сахнина орденом Октябрьской Революции , было своего рода «гонораром ».
По другим данным, всю трилогию написал Анатолий Аграновский .
В качестве участников написания мемуарной трилогии упоминаются также генеральный директор ТАСС Леонид Замятин и его первый заместитель Виталий Игнатенко, получившие Ленинскую премию в 1978 году за сценарий документального фильма «Повесть о коммунисте» (считается, что их роль в написании мемуаров была контролирующей). Упоминают также, что консультировал «меморайтеров» помощник Брежнева А. М. Александров-Агентов .
Инициативу создания трилогии приписывают К. У. Черненко , который в стал кандидатом в члены Политбюро, и Л. М. Замятину.
Эта книга представляет собой исторический документ. Леонид Ильич не писал эту книгу, но она написана с его слов и на основе дневников его помощника по политчасти. Когда мне задают вопрос насчет «Малой земли»: «Писал ли Леонид Ильич эту книгу?» - я говорю, что не писал, но он является автором этой книги, так как она написана с его слов, но литературно обработана людьми, которые владели пером. Брежнев пером не владел. После написания «Малой земли» нашей группой были подготовлены еще 11 глав, которые собраны в одну книгу, но она так и не была издана. У меня есть единственный экземпляр этой книги. Издательство «Вагриус» предлагало мне издать её. Я сказал, что у меня нет возражений. В этих главах рассказывается о пребывании Леонида Ильича в Молдавии и о покорении космоса. Есть там и глава, которую можно назвать его политическим завещанием.
Авторство продолжения трилогии точно неизвестно. «Молдавская весна» и «Космический Октябрь», по воспоминаниям А. П. Мурзина, были написаны двумя разными журналистами «Комсомольской правды », оба из которых имели инициалы «В. Г.» По воспоминаниям того же А. П. Мурзина, замышлялось и продолжение воспоминаний Брежнева под названием «На посту генсека», автором которого должен был стать ещё один журналист «Комсомольской правды» с инициалами «В. Д.»
Юмор о трилогии
По поводу одной из книг трилогии её реальный автор Александр Мурзин сочинил частушку :
«Появилась „Целина“ -
Удивилась вся страна:
Как же вождь её состряпал -
Коль не смыслит ни хрена?»
Популярным также стал и появившийся тогда анекдот:
После вручения Ленинской премии Брежнев сидит в своем кресле и поигрывает лауреатским значком.
В кабинет к генеральному секретарю заглядывает Михаил Суслов :
- Слушай, Михайло Андреевич, а ты «Малую Землю» читал? Неужели до конца дочитал?
- А как же, Леонид Ильич, читал. Замечательное произведение с точки зрения литературы, оно нужно нашему народу!
- Ты меня не обманываешь?
- Я кого-нибудь хоть раз в жизни обманул?
- Я не помню?
- А я тем более...
- Ладно, позови ко мне Пельша...
В кабинет к Брежневу заходит Пельше :
- Слушай, Пельш Янович...
- Я не Пельш Янович...
- Извини, я перепутал... Ардвид Пельшевич, читал ли ты мою малую землю?
- Два раза.
- Как впечатление?
- Замечательное произведение с точки зрения литературы, оно нужно нашему народу! Вы простите Леонид Ильич мне нужно бежать...
- Куда ты торопишься?
- Я хочу в третий раз прочитать Вашу книгу.
Оставшись в кабинете наедине, Брежнев задумчиво произнес:
- Надо же, как приятно, всем нравится моя "Малая земля"... Может, и мне прочитать?
Еще анекдот:
Что такое сверхскромность?
- Выиграть войну, поднять целину, возродить страну - и двадцать лет об этом молчать…
Брежнев - великий агроном: с Малой Земли собрал самый большой урожай.
Другой анекдот, появившийся сразу после его смерти:
Похоронят его на «Целине», накроют «Малой Землей» - главное, чтоб «Возрождение» не наступило.
Примечания
Кто был истинным автором знаменитых мемуаров Леонида Брежнева? Почему в 1987 году книги были изъяты из всех магазинов? И как генсек отблагодарил авторов своих мемуаров? Телеканал "Москва Доверие" подготовил специальный репортаж.
Начало 90-х. Редакция одного из самых популярных печатных изданий в стране "Совершенно секретно" проводит встречу с читателями. На повестке дня знаменитые книги-мемуары Брежнева: "Малая земля", "Возрождение", "Целина". Эта встреча закончится сенсацией. Воспоминания генсека, за которые он получил Ленинскую премию по литературе, оказываются фальшивкой. Леонид Ильич не написал ни единого слова в мемуарах. Имена реальных авторов держались в секрете более 10 лет.
19 декабря 1976 года. Юбилей Леонида Ильича Брежнева. Страна делает ставки: сколько орденов вождь получит на этот раз? Традицию одаривать главу государства наградами ввел еще Сталин, а Брежнев довел до апофеоза. Свое 70-летие он встречает дряхлым и больным. Он уже давно стал героем многочисленных анекдотов и главным объектом насмешек в стране. Становится понятно, что очередной медалью на этот раз не обойтись.
"Есть отдельные воспоминания о том, что он хотел уйти, но не мог. Он действительно не мог, то есть это дело не во властолюбии каком-то, а в системе, потому что Леонид Ильич был идеальным балансиром различных интересов в этой системе", - говорит руководитель Центра истории России, Украины, Белоруссии Института всеобщей истории РАН Александр Шубин.
Слабый и безвольный руководитель выгоден ЦК, таким генсеком легко управлять. Политбюро в срочном порядке берется за организацию мероприятий по поднятию авторитета Брежнева. Отечественные СМИ лихорадочно соображают, каким образом увековечить юбилейную дату. Чествование вождя в декабре 1976 года начинается с газеты "Правда". Журналисту Александру Мурзину поручают сделать обзор писем читателей, пожелавших выразить свои теплые чувства к дорогому Леониду Ильичу. В каждый день его рождения "Правда" печатает хвалебные статьи. А на фоне кампании по поднятию авторитета Брежнева пропаганда на страницах газеты набирает обороты в разы.
Обозреватель Николай Кожанов помнит, как чествовали вождя тогда, в 1976-м.
Книга "Целина". Фото: ИТАР-ТАСС
"Приезжали лидеры других компартий, особенно социалистических, наших союзных государств. Поздравления, письма иногда печатали, какой-то там коллектив выполнил досрочно обязательства, поздравляет Леонида Ильича и говорит, что его руководство способствует успешной работе", - рассказывает политический обозреватель газеты "Правда" Николай Кожанов.
Эпопея с повышением авторитета вождя продолжается и после дня рождения. В апреле 1977-го генеральный директор ТАСС Леонид Замятин устраивает секретное собрание. За столом собрались сильнейшие журналисты страны. На повестке дня - творческое спецзадание. Поручение спускают с самых верхов, а у участников проекта нет права на ошибку.
"Я не знаю, у кого родилась эта идея мемуаров Брежнева, думаю, что она родилась у Виталия Игнатенко. Однажды он позвонил, мы приехали и собрались в кабинете. Замятин был в ЦК партии. Нас было несколько человек. Был Толя Аграновский, Аркаша Сахнин, Саша Мурзин, Виталий Ганнушкин был позже. Шел разговор о том, что хорошо бы написать мемуары. Уже было ясно, честно говоря, по подбору людей, кто чем должен был заниматься", - рассказывает автор главы "Космический октябрь" Владимир Губарев.
Предполагается, что лучшие умы от мира журналистики и литературы выступят в качестве помощников вождя. К работе следует приступить немедленно. Владимир Губарев, на тот момент журналист "Комсомольской правды" и "Правды", эксперт по вопросам космоса, оказался в числе избранных.
"Я согласился сразу же, могу сказать, потому что понял, что это дает возможность очень много открыть. Чтобы было понятно, я занимаюсь космосом и ядерными делами с 1960 года. У меня была первая форма допуска. Этот допуск "совсекретно" обработан, то есть мне доверяли. Но я, естественно, не мог обо всем рассказывать, поэтому подумал о том, что очень многое можно открыть и сказать это устами Брежнева", - рассказывает Губарев.
Леонид Брежнев в Иране, 1963 год. Фото: ИТАР-ТАСС
Позже Губарев, как и большинство участников тайного собрания, много лет будет молчать о своей причастности к трилогии Брежнева. И только инициалы В.Г. будут говорить посвященным о том, что именно он, специалист в вопросах науки и космоса, и есть автор одной из глав воспоминаний – "Космический Октябрь". Он поймет сразу, что генсек не будет заниматься мемуарами.
"С самого начала было ясно, что Брежнев уже не мог в это время нам ничем помогать. Каждому из нас были "даны" члены Политбюро, с которыми и работали", - добавляет Губарев.
Для журналиста "Правды" Александра Мурзина такой поворот событий станет сюрпризом.
"Он предполагал, что это будет так: человек записывает интервью, потом расшифровывает. Человек рассказывает о своей жизни, отвечает на вопросы, потом ты это оформляешь в текст, что-то правишь. Предполагалось, что так будет идти работа с Леонидом Ильичом. Но встречи не было. Рука вождя не касалась этого текста ни в единой строчке и букве", - рассказывает дочь Александра Мурзина Марина.
Первым признает свое участие в написании мемуаров Брежнева Александр Мурзин, хотя намекали на свое авторство многие журналисты, на деле не имевшие к воспоминаниям никакого отношения.
"В "Правде" некоторые его коллеги в кофейне подсаживались за стол и говорили: "Ну, ребята, я же такую работу, между нами говоря, сделал, это же я писал за Брежнева". И сидит мой папа, пьет кофе или кушает свой борщ и это слышит. Конечно, ему было еще и это странно", - рассказывает Марина Мурзина.
Работа истинных авторов мемуаров Брежнева проходила в режиме строжайшей секретности. После публикации мемуаров Александр Мурзин войдет в состав кремлевских речеписцев, и не один год его словами будут говорить с народом сначала Брежнев, а потом и Горбачев.
Ни для кого не секрет, что в арсенале современных политиков целые бригады спичрайтеров. В Советском Союзе народ и не догадывался, что тексты выступлений государственных деятелей – это многочасовая работа профессиональных речеписцев.
"Есть деятели второго и третьего ряда, за которых целиком пишут какие-то люди, причем не очень высокого качества и журналисты, и спичрайтеры, и литературные негры. Что касается людей первого ряда, здесь все гораздо серьезнее, там работают люди, которые имеют доступ "к телу", там работают люди, которые понимают, что они делают", - рассказывает журналист и спичрайтер Андрей Колесников.
Валентин Юмашев не только активный участник в создании книг Ельцина. Именно он автор знаменитого прощального новогоднего обращения Бориса Николаевича к народу. А брежневская "экономика должна быть экономной" принадлежит спичрайтеру Александру Бовину. Сегодня сложно кого-то удивить подобной информацией.
"Здесь есть элемент какого-то стыда и неловкости за то, что работали на кого-то. Тем более что фигура Брежнева неоднозначна, и по поводу этой самой трилогии многие говорили, что это, может быть, был не слишком качественный литературный труд. Это было безобразие: человек не писал этого текста, может быть, даже и не читал, но получил за него государственную премию. В этом есть какой-то морально-этический неприятный аспект", - добавляет Колесников.
Леонид Брежнев. Фото: ИТАР-ТАСС
Среди участников тайной встречи называют еще журналиста "Известий" Анатолия Аграновского, знаменитого публициста и очеркиста Аркадия Сахнина, замдиректора ТАСС Виталия Игнатенко. Сахнин и Аграновский так никогда и не признают своего авторства. Даже их близкие по сей день отказываются обсуждать этот вопрос.
Станислав Сергеев много лет проработал с Анатолием Аграновским в "Известиях", но так и не отважился задать знаменитому коллеге прямой вопрос.
"Мы с ним никогда это не обсуждали. Это было после того, как мы с ним общались сравнительно часто. Больше того, я даже с Галиной Федоровной это не обсуждал, уже потом и сейчас, когда мог это обсудить, хотя этот вопрос меня интересовал. Но фигура Брежнева была тогда уже многим понятна и ясна, и многие прекрасно понимали, что журналисты взялись за это ради заработка и только. Конечно, они своего главного героя, может быть, и уважали за что-то. Его можно было за что-то уважать", - говорит обозреватель газеты "Известия" (1960-2011 гг.) Станислав Сергеев.
О том, что к написанию собственных воспоминаний Леонид Ильич не имеет никакого отношения, открыто заговорят только в эпоху гласности. На заре 90-х в СССР возникает первое частное печатное издание под названием "Совершенно секретно". Его создателем и вдохновителем становится Юлиан Семенов, автор романов о советском супергерое Штирлице. Издание начинает активно использовать рассекреченные документы, в том числе и из архивов КГБ.
Журналист Дмитрий Лиханов входил в состав редколлегии газеты "Совершенно секретно". Он был одним из тех, благодаря кому все тайное становилось явным.
"Я помню, что приходил и совершенно свободно смотрел так называемую "особую" папку Горбачева. А теперь пойдите – ее невозможно посмотреть, потому что там все документы прикрыты. Тогда было проще в архивах. И, естественно, что каждый из нас в силу своих профессиональных обязанностей раскапывал что-либо и рассказывал людям, которые, конечно же, воспринимали это как глоток свободного воздуха, потому что по телевидению пока такого ничего не было", - рассказывает обозреватель газеты "Совершенно секретно" (1989-1994 гг.) Дмитрий Лиханов.
Издание настолько популярно, что приходится организовывать встречи редколлегии с читателями. На одной из них впервые прозвучат имена настоящих авторов воспоминаний Брежнева. С этого момента история создания фальшивых мемуаров начнет обрастать новыми и новыми подробностями.
Дочь Александра Мурзина Марина не раз слышала от отца историю написания легендарной "Целины". Он был уверен: Леонид Ильич сильно сократит текст и дополнит его своими реальными воспоминаниями. Однако "Целину" публикуют без правок.
Леонид Брежнев. Фото: ИТАР-ТАСС
"Ходил же анекдот замечательный, как Леонид Ильич говорит дома супруге Виктории Петровне: "Все хвалят мою трилогию, может, мне самому прочитать?". А папа тогда сочинил частушку: "Появилась "Целина" – удивилась вся страна, как же вождь ее состряпал, коль не смыслит ни хрена?". То есть это был гигантский журналистский труд, чтобы собрать материал о жизни человека, которого видел только на трибуне всю жизнь по телевизору, и не знал ничего. И писать это от первого лица", - рассказывает Марина Мурзина.
За свои мемуары Леонид Брежнев получает Ленинскую премию по литературе. Теперь он и маршал, и герой, и писатель молодой. Доходит до абсурда – готовится решение о его принятии в Союз писателей под первым номером. И только смерть новоиспеченного литератора мешает этому событию произойти. Воспоминания переводят на 65 языков и рассылают в национальные библиотеки 120 стран мира. Об истинных авторах мемуаров ни слова.
"Их пригласили на вручение Ленинской премии вождю, где к отцу подходили и говорили: "Ну, Саня, молодец, ты классно написал, конечно". То есть широко известен в узких кругах он был, безусловно. Говорю только за отца, потому что авторы между собой не общались, хотя друг друга знали и глубоко уважали. Но Аграновский, Сахнин и Мурзин во время написания не общались и друг друга не читали", - добавляет Мурзина.
Наградили и авторов задумки – Константина Черненко, руководителей ТАСС Виталия Игнатенко и Леонида Замятина. Как только главы мемуаров начали выходить в свет, Черненко из секретаря ЦК становится членом Политбюро, затем внезапно лауреатом Ленинской премии. Замятин и Игнатенко тоже удостоены лауреатства за сценарий документального фильма о Брежневе "Повесть о коммунисте" – фактически за разработку и проведение кампании по поднятию авторитета главы государства. Разобраться в том, как отблагодарили настоящих авторов жития Брежнева, сложно даже сегодня.
"Все, что они попросили, то дали. Сашка получил квартиру в Доме на набережной. Толя Аграновский получил тоже квартиру, у него не было. Саша Сахнин попросил два тома издать, и они были изданы", - рассказывает автор главы "Космический октябрь" Владимир Губарев.
"Мурзин не получил ничего, получил орден Дружбы народов за многолетний вклад, как раз у него было 50-летие, и под это дело ему дали почему-то орден Дружбы народов. Сахнин получил орден Октябрьской революции, Аграновский, по-моему, ничего не получил", - говорит Марина Мурзина.
Первые подозрения о том, что истинным автором мемуаров является вовсе не Брежнев, появляются сразу после выхода трилогии в свет. В журналистских кругах циркулируют слухи: неужели немолодой и крайне занятой генсек написал и "Малую землю", и "Возрождение", и "Целину"? Масло в огонь подливает и то, что у каждой из трех частей свой собственный стиль. Кто-то из журналистов угадывает в стилистике почерк коллег. Лишь немногие посвященные знают имена авторов.
Леонид Брежнев. Фото: ИТАР-ТАСС
Мемуары включают в школьную и вузовскую программы. Они обязательны для положительного обсуждения во всех трудовых коллективах. Трилогия звучит даже по радио. В итоге вместо повышения политического авторитета главы государства партия получает совершенно противоположный результат. Мемуары вызывают волну неприязни и насмешек.
"Брежнев стал универсальным объяснением, почему все так плохо. Стало героическим делом сказать лишний раз, что он ничего вообще и читать не умел. Я думаю, что люди, которые Брежнева знали, они, конечно, вынимали те детали его действительной биографии, которые годились для красивого сюжета", - говорит руководитель Центра истории России, Украины, Белоруссии Института всеобщей истории РАН Александр Шубин.
Лето 1987 года. Брежневские воспоминания изымают из всех книжных магазинов Советского Союза. Отныне "Малая земля", "Возрождение" и "Целина" – просто макулатура.
Трилогия Брежнева - книги-воспоминания «Малая Земля», «Возрождение» и «Целина», автором которых считался , но которые на самом деле были написаны профессиональными журналистами. За эту трилогию Брежнев был удостоен в апреле года по литературе. Тираж каждой книги составил 15 миллионов экземпляров, благодаря чему Л. И. Брежнев стал самым издаваемым в писателем. Книги были внесены в школьную программу по литературе. Трилогия увидела свет в журнале «Новый мир» в году (в № 2 - «Малая земля», в № 5 - «Возрождение», в № 11 - «Целина»). В том же «Новом мире» в № 11 за год были опубликованы дополнительные главы «По заводскому гудку» и «Чувство Родины», а в № 1 за г. - главы «Молдавская весна», «Космический Октябрь» и «Слово о коммунистах».
Авторство трилогии
«Возрождение» на самом деле написал известный очеркист , «Малую землю» - публицист газеты «Известия» Аркадий Сахнин, а «Целину» - ведущий корреспондент газеты Александр Мурзин. Вместо гонорара Александр Мурзин был удостоен в феврале ордена Дружбы Народов «за многолетнюю и плодотворную работу и в связи с 50-летием», а Аркадий Сахнин был награждён орденом Октябрьской Революции. Авторство продолжения трилогии точно неизвестно, «Молдавская весна» и «Космический Октябрь» по воспоминаниям А. П. Мурзина были написаны двумя разными журналистами , оба из которых имели инициалы «В. Г.» В качестве участников написания мемуарной трилогии упоминаются также генеральный директор Леонид Замятин и его первый заместитель Виталий Игнатенко, получившие Ленинскую премию в 1978 году за сценарий документального фильма «Повесть о коммунисте» (считается, что их роль в написании мемуаров была контролирующей). Упоминают также, что консультировал «меморайтеров» помощник Брежнева А. М. Александров-Агентов. Инициативу создания трилогии приписывают , который в стал кандидатом в члены Политбюро, и Л. М. Замятину. По воспоминаниям того же А. П. Мурзина, замышлялось и продолжение воспоминаний Брежнева под названием «На посту генсека», автором которого должен был стать ещё один журналист «Комсомольской правды» с инициалами «В. Д.»
Юмор о трилогии
- По поводу одной из книг трилогии её реальный автор Александр Мурзин сочинил частушку: «Появилась „Целина“ - удивилась вся страна: как же вождь её состряпал - коль не смыслит ни хрена?»
- Анекдот:
Когда в феврале 1978 года в журнале «Новый мир», а следом за ним и в других изданиях появилась «Малая земля», даже несообразительные читатели (вроде меня, ученика 9 «А» класса средней школы №19 города Саратова) понимали, что генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев сам эту книгу не писал: слишком уж мастерски в ней все было выстроено. Тем более что за «Малой землей» последовали «Возрождение» (№5 «Нового мира» за 1978-й) и «Целина» (№11). Через три года в том же журнале, в №11 за 1981-й, были опубликованы еще две главы воспоминаний: «По заводскому гудку» и «Чувство Родины». Через год с небольшим, уже после смерти Л.И. Брежнева, в №1 за 1983-й появились еще три части: «Молдавская весна», «Космический Октябрь» и «Слово о коммунистах». Не приходилось сомневаться, что над текстом мемуаров генерального секретаря ЦК КПСС трудилась матерая акула пера, а то и целая акулья стая. Разбирало любопытство: кто же на самом деле создавал мемуары Л.И. Брежнева?
Ясность в 1991 году внес один из реальных авторов, известный журналист и поэт-песенник, бывший редактор «Правды» по отделу сельского хозяйства, к тому времени персональный пенсионер союзного значения Александр Мурзин , напечатавший в «Комсомольской правде» очерк о своей работе над воспоминаниями Брежнева:
, работавший в "Известиях", написал "Возрождение". "Малая земля" вышла из-под пера Аркадия Сахнина. Он хоть и не состоял в штате "Комсомолки", долгое время печатал там свои блестящие очерки и статьи. Я, в 1960-х член редколлегии этой газеты, стал автором "Целины". Аграновского и Сахнина я назвал открыто лишь потому, что их фамилии, как и моя, уже не раз обнародовались в прессе под грифом "причастных". Хотя я слышал, что семья ныне покойного Аграновского отрицает его связь с высочайшими мемуарами. А Сахнин - тот вообще угрожал подать на меня в суд и печатно обвинить в клевете, лишь только я посмею выступить сам или приплести к делу Аркадия Яковлевича. Так же думали автор "Молдавской весны" - В.Г. - и еще один человек с инициалами В.Г. - автор "Космического Октября" (оба в прошлом известные журналисты "Комсомолки"). Так что из пяти настоящих творцов мемуаров я остался единственным хранителем этой тайны, готовым честно о ней рассказать».
Обложка книги воспоминаний Л.И. Брежнева «Малая земля»
Как видно из цитаты, Александр Мурзин не гордился своей работой на Л.И. Брежнева и сама готовность в 1991 году рассказать о ней требовала мужества, которого не нашлось у других соавторов. Но по мере того, как советское общество становилось российским, брежневские годы из проклятого прошлого превращались в золотой век, о котором вспоминать легко и приятно.
Десятилетия спустя после признаний Александр Мурзина «второй В.Г.» - патриарх отечественной научной журналистики Владимир Губарев - посвятил работе над мемуарами Л.И. Брежнева целую главу уже своих мемуаров "Моя «Правда": Большие тайны большой газеты»:
«…Была одна тайна в жизни "Правды", о которой знало всего несколько человек. Речь идет о воспоминаниях Генерального секретаря ЦК КПСС Л.И. Брежнева. Я писал главу "Космический Октябрь". По сравнению с Анатолием Аграновским, Аркадием Сахниным, Александром Мурзиным, Виталием Ганюшкиным моя задача осложнялась тем, что я работал "по-партизански": мне было запрещено контактировать с сотрудниками военно-промышленной комиссии и тщательно скрывать от Д.Ф. Устинова и его окружения, что я занимаюсь такими воспоминаниями. "Крышей" стала "Правда". Все встречи и командировки, необходимые для подготовки воспоминаний, представлялись как выполнение заданий "Правды". "Используй эту возможность, - сказал мне Афанасьев [главный редактор “Правды” в 1976-1989 годах - А.Ф.], - не каждому дано такое"…»
Рассказы Александра Мурзина и Владимира Губарева во многом совпадают. Прежде всего, из них мы узнаем имена реальных авторов и распределение тем между ними. Но созданием мемуаров генерального секретаря, разумеется, занимались не только журналисты. Александр Мурзин пишет:
«В апреле 1977-го мне позвонил В.Н. Игнатенко, зам. главного редактора "Комсомолки", пригласил к Л.М. Замятину и добавил интригующе:
- Там увидишь много наших. Есть такое ответственное и почетное задание, что никогда не догадаешься...
Леонид Митрофанович Замятин, генеральный директор ТАСС, поведал собравшимся о недавнем личном открытии. Умиляясь и восторгаясь, он рассказал, как ехал недавно поездом с К.У. Черненко и Л.И. Брежневым и генсек вспоминал свои детство, молодость, зрелость - всю жизнь. Какие потрясающие события он пережил! И как его биография согласуется с историей нашей Родины!
Замятин и Черненко принялись дружно склонять Ильича к воссозданию эпохальных мемуаров, но тот скромно возражал, упирая на занятость. Хотя вроде бы согласился поработать над такой книгой с группой назначенных помощников. Вот нам и рекомендовали подсобить товарищу Брежневу - собрать фактологию, набросать тексты...
Предложение несказанно ошарашило. Хотя как не помочь немолодому, вконец загруженному человеку, тем более главе страны?»
Итак, пользуясь современной терминологией, менеджерами проекта «Малая земля» были генеральный директор ТАСС Леонид Замятин и его заместитель Виталий Игнатенко (Мурзин назвал его прежнюю должность в «Комсомольской правде» - простительная ошибка памяти).
Леонид Замятин подробно рассказал о своей роли в создании мемуаров генерального секретаря в интервью журналу «Коммерсантъ-Власть»:
«...вся эпопея возникла почти случайно. Просто Брежнев, особенно в старости, любил вспоминать свои военные годы и чаще всего те жуткие месяцы под Новороссийском, когда горстка бойцов под командованием Цезаря Куникова действительно совершила подвиг, удерживая маленький клочок земли на мысе в Цемесской бухте. И очень хотел, чтобы кто-нибудь об этом написал.
Однажды, по-моему в 1977 году, едем мы в поезде на вручение Туле звезды Героя. И меня неожиданно приглашают в вагон к Брежневу. А там уже сидят Черненко, помощник генерального Саша Бовин и личный секретарь Леонида Ильича Галина Дорошина.
- Вот, - обиженно говорит Леонид Ильич, - сколько прошу о "Малой земле" написать, о солдатиках погибших, и все впустую. Может, ты возьмешься?
Черненко, конечно, тут как тут.
- Правильно, Леонид Ильич, народ заждался ваших воспоминаний.
Стою ошарашенный.
- Так я же не умею книги писать. Вот Бовин - тот мастер на все руки. К тому же он ваши рассказы слышал.
Санька на меня аж волком посмотрел.
- Да какой я писатель! Я могу статью, речь вашу, Леонид Ильич, а книгу - нет, не справлюсь.
Генеральный только огорченно махнул рукой. Ну, думаю, слава Богу, пронесло. Но через пару месяцев вызывает меня Суслов: "Как идут дела с книгой?" - "С какой книгой?" - "Да вы что?! Леонид Ильич поручил вам написать о подвиге солдат 18-й армии, а вы не начинали. Позор! Немедленно приступайте. Соберите небольшую группу, и больше никому ни слова. Работать в строжайшем секрете. Чтобы даже члены политбюро не знали. Считайте это важнейшим поручением партии"».
Рассказ Леонида Замятина добавляет много подробностей, но существенно расходится с воспоминаниями Александра Мурзина. Исходный пункт работы над мемуарами Брежнева Леонид Замятин и Александр Мурзин (несомненно, со слов последнего) рисуют одинаково: это дорожная беседа между Л.И. Брежневым, К.У. Черненко и Л.М. Замятиным зимой 1976-1977 годов. Замятин говорит, что ехали в Тулу вручать «Золотую Звезду»; звание города-героя Туле было присвоено 7 декабря 1976-го, торжества с участием генерального секретаря ЦК КПСС состоялись 17-19 января 1977 года, так что сообщение Замятина звучит достоверно; ехать два с половиной часа - в самый раз поговорить со вкусом.
Но в изложении Мурзина инициаторами написания мемуаров генсека выступали Замятин и Черненко; Замятин же на первый план выдвигает самого Брежнева («Сколько прошу о "Малой земле" написать, о солдатиках погибших, и все впустую. Может, ты возьмешься?»), вторым ставит Черненко («Правильно, Леонид Ильич, народ заждался ваших воспоминаний»), а себя убирает в тень - дескать, отказывался («Так я же не умею книги писать»), и вроде бы уже удалось спустить дело на тормозах, но тут вмешался Суслов - и пришлось взяться. В отказ Замятина верится с трудом. Какие карьерные перспективы открывала работа над мемуарами Леонида Ильича, Замятин не мог не оценить сразу же, как только было произнесено слово «воспоминания» (в итоге Леонид Митрофанович стал заведующим персонально «под него» созданного отдела ЦК).
В версии Замятина далее появляется Суслов и дает указание немедленно приступать к работе в строжайшем секрете. Как уже сказано выше, я ни на грош не верю, будто Замятин уклонялся от чести работать над мемуарами генсека, но вот сообщение о приеме у Суслова и указание работать в секрете от членов политбюро представляются достоверными. Готовить воспоминания Л.И. Брежнева без санкции Суслова (члена Политбюро, второго секретаря ЦК, курировавшего идеологию) было бы вопиющим нарушением субординации; профессиональный «орговик», каким был К.У. Черненко (в тот момент «простой» секретарь ЦК), на такое, наверное, органически не способен. Слова же о секрете от членов Политбюро подтверждаются рассказом Губарева, которому было специально велено скрывать работу над «Космическим Октябрем» как раз от члена Политбюро Д.Ф. Устинова и его сотрудников.
Еще более расходятся версии Александра Мурзина и Владимира Губарева, с одной стороны, и Леонида Замятина, с другой, в изложении дальнейших событий. Александр Мурзин и Владимир Губарев рассказывают о встрече в здании ТАСС всех будущих авторов, на которой распределялись темы, и затем о встрече всех авторов в ЦК КПСС. Слова Мурзина частично приведены выше, продолжим его цитировать: «Все кивнули, и сияющий Л.М. Замятин радостно занялся определением конкретных тем. ...Аграновский первым выбрал себе Украину, Сахнин - войну, В.Г.-второй - космос. И целина осталась за мной как бы сама собой».
Владимир Губарев вспоминает: «Я не знаю, у кого родилась эта идея мемуаров Брежнева, думаю, что она родилась у Виталия Игнатенко. Однажды он позвонил, мы приехали и собрались в кабинете. Замятин был в ЦК партии. Нас было несколько человек. Толя Аграновский, Аркаша Сахнин, Саша Мурзин. Виталий Ганнушкин был позже. Шел разговор о том, что хорошо бы написать мемуары. Уже было ясно, честно говоря, по подбору людей, кто чем должен заниматься». И в другом месте он же утверждает: «Я работал научным обозревателем "Правды", когда получил специальное задание. Как уже было сказано выше, во время встречи в ЦК партии мне предложили написать "космическую часть" мемуаров».
Мурзин писал свой очерк спустя 14 лет после событий, Губарев - через 35. Ошибки памяти в таких случаях неизбежны, но суммарно можно получить следующую картину: Александра Павловича и Владимира Степановича пригласил в ТАСС Виталий Игнатенко, Леонид Замятин ввел авторов в курс дела, были распределены темы, через несколько дней все авторы были в ЦК КПСС на приеме у К.У. Черненко.
Но в рассказе Леонида Замятина никакие общие собрания авторского коллектива не упоминаются. После приема у М.А. Суслова, как ему помнится, события развивались так:
«Вскоре приглашают к Самому. И Леонид Ильич говорит: "В Институте международных экономических отношений работает подполковник Пахомов. Он был моим помощником по политотделу 18-й армии. Сейчас, правда, совсем больной, жалко мужика. Я его в институт и пристроил. Так вот, он каждый день вел записи боев. Возьмите у него все тетрадки, возьмите у Дорошиной, что я ей навспоминал, и, пожалуйста, напишите наконец о солдатах..."
Игнатенко съездил к Пахомову, забрал дневники и предложил передать их известному в ту пору журналисту Аркадию Сахнину.
Я позвонил в "Новый мир" и пригласил Аркадия к себе.
- Есть важнейшее партийное поручение, совершенно секретное и очень ответственное.
Тот немедленно согласился и через два месяца принес уже набранное в одном экземпляре творение. Читаю и прихожу в тихий ужас. Скучно, сухо, казенно. И на каждой странице Брежнев, Брежнев, Брежнев. Отдаю Игнатенко - тот в панике. Еду к Черненко, рассказываю.
- Я сам читать не буду - что я в этом понимаю? Но Леониду Ильичу доложу.
Брежнев, конечно, огорчился страшно. Так ждал, а книги нет. А потом вдруг говорит: "А вот я на последнем съезде комсомола речь читал. Первая речь, которая мне самому понравилась. Живая такая, умная, яркая. Может быть, и книгу тому предложить, кто речь писал?"
Я к Игнатенко: "Кто речь писал?" - "Анатолий Аграновский". Вот это замечательно. Лучший журналист страны. Только знали бы вы, сколько я его уговаривал. Ни в какую. И не мой жанр, и болен, и не справлюсь. Но ведь и нам отступать некуда. Звоню Черненко. Тот приглашает Аграновского к себе. Уж не знаю, что говорил Константин Устинович Анатолию Абрамовичу, но вернулся от него Аграновский смиренным. И мы засели за работу. Игнатенко собирал недостающий материал, Аграновский писал, я следил за политической мыслью.
Леонид Ильич... в тот год очень плохой был и чаще лежал в больнице, чем бывал на работе. Поэтому, когда у нас возникали вопросы, я писал записку Черненко, а тот отвозил ее в ЦКБ. Месяца через три повесть была готова. Ее отпечатали в пяти экземплярах в формате "Нового мира" и два из них отправили в больницу. Дорошина читала, а Брежнев по другому экземпляру иногда правил…
...Потом уже книга, всенародная читка, спектакли и оперы. И, конечно, по просьбе трудящихся - продолжение"».
Таким образом, по версии Замятина, сначала была написана и даже опубликована «Малая земля» и лишь после этого приступили к подготовке других глав воспоминаний. В такой схеме для общего собрания авторского коллектива с распределением тем попросту и места-то нет.
Прежде чем сопоставлять версии, присмотримся к самим действующим лицам.
Итак, (1922-1984), в 1977 году - специальный корреспондент «Известий», (1930-1998) - заведующий отделом, член редколлегии газеты «Советская культура», (1938 года рождения) - научный обозреватель «Правды», Александр Мурзин (1929-2006) - заведующий сельхозотделом, член редколлегии «Правды», Аркадий Сахнин (1910-1999) - заведующий отделом публицистики, член редколлегии «Нового мира».
Первое, что буквально бросается в глаза в этом списке, - неравенство имен. Анатолий Аграновский, знаменитейший из знаменитых, символ профессии («фрукт - яблоко, поэт - Пушкин, журналист - Аграновский»), живой классик, чье творчество изучают на журфаках, и dei minoris, за пределами цеха безвестные. Но и меньшая братия явственно распадается надвое: Ганюшкин, Губарев и Мурзин - сравнительно молодые люди (никому еще нет 50), все они давние сотрудники той самой «Комсомольской правды», в которой Виталий Игнатенко с феерической скоростью (менее чем за 10 лет) прошел славный путь от стажера до заместителя главного редактора; и Аркадий Сахнин, почти ровесник Леонида Ильича, 67-летний литератор из «Нового мира».
О творчестве этого литератора, по правде говоря, мне трудно что-либо сказать. Из дневников Корнея Чуковского известно о «деле Сахнина»: «17 июля 1955 года... Сейчас у меня ночует Бек. Он рассказал мне дело Сахнина, укравшего у сосланной Левиной ее роман. Она прислала в «Знамя» роман о Японии. Он, как секретарь редакции, сообщил ей, что роман принят, и попросил сообщить свою биографию. Она ответила, уверенная, что он, приславший ей радостную весть о том, что роман будет напечатан, достоин полной откровенности. Чуть только он узнал, что она была арестована, он украл у нее роман, содрал огромный гонорар (роман печатался и в Детгизе, и в «Роман-газете») и не дал ей ни копейки. Теперь на суде его изобличили, но как редакция «Знамени» пыталась замутить это дело, прикрыть мошенника, запугать Левину и опорочить Бека, который и открыл это дело!»
В комментариях Е.Ц. Чуковская добавляет: «Речь идет о романе А.Я. Сахнина "Тучи на рассвете", напечатанном в журнале "Знамя" (1954-й, №2, 3). В том же году роман вышел в "Роман-газете" (№7,8), в Детгизе и в Гослитиздате. Между тем ссыльная Pаиса Семеновна Левина обратилась в суд с заявлением, что она послала в peдакцию "Знамени" свой роман, а сотрудник журнала А. Сахнин заимствовал из ее рукописи многие сюжетные ходы, ситуации и отрывки и опубликовал книгу под своим именем... Суд постановил обязать Сахнина выплатить Левиной часть гонорара и поставить ее имя... "Тучи на рассвете" переизданы (без имени Левиной) в 1957, 1965, 1968 и 1975 году. Другие книги А. Сахнина - о подрывной деятельности американского империализма против Чили, против социалистических стран, о польской разведке в ФРГ, а также о подвигах машинистов и подводников».
К этой справке можно добавить, что Аркадий Сахнин писал еще и о подвигах чекистов, китобоев, саперов, моряков торгового флота, трактористов, целинников, милиционеров, пограничников, дружинников, водолазов и 15-летней школьницы, задержавшей вооруженного бандита; после «дела» в «Знамени» более не работал и романов не публиковал, все прочие его книги - документальные повести и сборники очерков.
Ни с комсомольским журналистом Игнатенко, ни с дипломатом Замятиным видимых пересечений биография Сахнина не имеет. Почему Замятин или Игнатенко решили привлечь Сахнина к работе над мемуарами генерального секретаря - решительно непонятно. Сахнин печатался в «Комсомолке», и потому Игнатенко был с ним знаком. Но Аркадий Яковлевич старше Виталия Никитича на 31 год, так что вряд ли отношения между ними заходили дальше знакомства; например, друзьями-приятелями на почве работы или совместного проведения досуга они быть не могли.
Впрочем, участие в подготовке мемуаров генсека не первый загадочный момент в биографии Сахнина. Демобилизовавшись в 1948 году из армии, редактор дивизионной газеты стал ответственным секретарем журнала «Знамя» - взлет поразительный, почти невероятный: достаточно сказать, что в 1932-1941 годах эту должность занимал Анатолий Тарасенков, классик советской литературной критики.
Рассказ Леонида Замятина выглядит достоверным в том, что Сахнина привлекли к подготовке мемуаров вождя не вместе и не одновременно с Аграновским, Ганюшкиным, Губаревым и Мурзиным.
Фото: Владимир Федоренко / РИА Новости
Достоверным представляется и рассказ Замятина об организации литературного производства: «Игнатенко собирал недостающий материал, Аграновский писал, я следил за политической мыслью». Из авторов «болванок» Леонид Митрофанович упоминает только Сахнина и Мурзина, причем последнего ошибочно называет собкором «Правды» по Казахстану: «Правда, первый вариант "Целины" делал бывший корреспондент "Правды" по Казахстану Мурзин. Только и его Аграновский как следует выправил. Придал изящества и блеску». Видел он их, похоже, мельком, потому и не запомнил толком, предоставив общение с ними Виталию Игнатенко. Главный писатель для него - Аграновский.
По словам Замятина, Аграновский отказывался от данной
работы и усмирил его К.У. Черненко. Видимо, так оно и было: генеральный директор ТАСС был для специального корреспондента «Известий» коллега по перу и не более, а вот секретаря ЦК КПСС коммунист Аграновский ослушаться не мог.
Мурзин и Губарев не упоминают Аграновского как редактора своих текстов. Мурзин даже утверждает: «Троица заговорщиков, ничтоже сумняшеся, издала всего лишь наши "болванки"... Не уверен, читал или нет Леонид Ильич свои мемуары, но зато я прочитал в них, изданных, то, что сам написал». Вот этот момент доверия не вызывает.
Нетрудно заметить, что воспоминания Губарева и Мурзина о работе над воспоминаниями Брежнева написаны в разной манере. Не перепутаешь. Однако между главами «Воспоминаний» стилистического разнобоя нет, и попытки по стилю отличить цитаты из «Малой земли», «Возрождения» и «Целины» ни разу не удавались. Кто-то должен был привести журналистов, каждого со своей яркой индивидуальностью и собственной манерой письма, к «одному знаменателю», и логично, что этим «кем-то» был «лучший журналист страны». Анатолий Аграновский. Думается, именно Виталий Игнатенко организовал производственный процесс таким образом, что авторы «болванок» не замечали рерайта.
Отметим следующий момент в рассказе Мурзина: «Все кивнули, и сияющий Л.М. Замятин радостно занялся определением конкретных тем... Аграновский первым выбрал себе Украину, Сахнин войну, В.Г.-второй - космос. И целина осталась за мной как бы сама собой». Вот тут хочется воскликнуть: вот стиль Виталия Игнатенко! Именно так он 20 лет руководил ИТАР-ТАСС: все делалось согласно его воле, но как бы само собой. Люди, надо заметить, лучше всего работают, когда не замечают, что ими руководят. Вот и здесь заведующего сельхозотделом «Правды», разумеется, пригласили, чтобы поручить целину (не космос же и не войну!), но у него осталось впечатление, будто он сам выбрал близкую ему тему. Высокий класс, что еще тут скажешь.
Губарев и Мурзин не упоминают о каких-либо материалах, исходящих от самого мемуариста. Таким образом, «диктовки» Брежнева и его ответы на вопросы из ЦКБ, о которых говорит Замятин, им не показывали. Из рассказов Губарева и Мурзина может возникнуть впечатление, что журналисты, работая над воспоминаниями Брежнева, пользовались безбрежной творческой свободой. Разумеется, это было не так.
Приведу лишь один пример. В «Целине» говорится: «Можно сказать: всего четыре года в начале трудовой деятельности целиком были отданы деревне. А можно иначе: целых четыре года. Землеустроителем начал работать в самом начале коллективизации, а на завод вернулся, когда она была в основном завершена. Эти годы - с 1927 по 1931-й - равны эпохе в истории страны». Биография Брежнева изложена здесь неверно: землеустроителем он работал в 1927-1930 годах, осенью 1930-го поступил в Московский институт сельхозмашиностроения, год проучился в нем, затем перевелся в Металлургический институт в родном Каменском. Но вуз был вечерний, обязательным условием обучения была работа на производстве, и Леонид Брежнев устроился на металлургический завод кочегаром в теплосиловой цех. Это «спрямление» жизненного пути (поработал землеустроителем и вернулся на завод) исходит, несомненно, от самого Леонида Ильича - кто бы еще осмелился переписывать по своему вкусу биографию генерального секретаря ЦК КПСС. Но указание Брежнева было доведено до Александра Мурзина так искусно, что он этого даже не запомнил.
Можно реконструировать следующую цепь событий. 17 января 1977 года по дороге в Тулу происходит беседа Л.И.Брежнева, К.У.Черненко и Л.М.Замятина о написании мемуаров вождя; через некоторое время, в феврале или марте 1977 года, Суслов даёт указание Замятину «приступать немедленно» и происходит новая встреча Замятина с Брежневым; незамедлительно после нее Игнатенко забирает подготовленные материалы и передаёт их Сахнину; «через два месяца» тот передает Замятину и Игнатенко текст, который обоих приводит в ужас; огорченный Брежнев подсказывает незадачливым меморайтерам идею привлечь к делу Анатолия Аграновского; тот сначала отказывается, но устоять под нажимом К.У.Черненко не может. В этот ряд вполне укладывается приглашение Виталием Игнатенко в апреле 1977 года к Замятину, помимо Аграновского и Сахнина, Ганюшкина, Губарева и Мурзина, проведение установочной беседы с ними, распределение тем и начало работы в расширенном составе.
Как это обычно и происходит, ответы на одни вопросы немедленно порождают другие. В частности, если работа над «Малой землей» и «Космическим Октябрем» началась одновременно или почти одновременно, то почему они были опубликованы с таким большим разрывом - без одного месяца пять лет? Но об этом - в следующий раз.
Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)
Леонид Ильич Брежнев
Целина
1
Есть хлеб – будет и песня… Не зря так говорится. Хлеб всегда был важнейшим продуктом, мерилом всех ценностей. И в наш век великих научно-технических достижений он составляет первооснову жизни народов. Люди вырвались в космос, покоряют реки, моря, океаны, добывают нефть и газ в глубинах земли, овладели энергией атома, а хлеб остается хлебом.
Особое, трепетное, святое отношение к хлебу присуще гражданам страны с колосьями в гербе. Могу сказать, что смолоду оно ведомо и мне.
По отцу – рабочий, по деду – крестьянин, я испытал себя и в заводском, и в сельском труде. Начинал рабочим, но в годы разрухи, когда остановили надолго завод, пришлось узнать пахоту, сев, косовицу, и я понял, что это значит – своими руками вырастить хлеб. Вышел в землеустроители, работал в курских деревнях, в Белоруссии, на Урале, да и позже, когда опять стал металлургом, само время не давало забыть о хлебе. Вместе с другими коммунистами выезжал в села, бился с кулаками на сходах, организовывал первые колхозы.
Можно сказать: всего четыре года в начале трудовой деятельности целиком были отданы деревне. А можно иначе: целых четыре года. Землеустроителем начал работать в самом начале коллективизации, а на завод вернулся, когда она была в основном завершена. Эти годы – с 1927 по 1931 – равны эпохе в истории страны. Нарезая землю сельскохозяйственным артелям, мы сознавали, что не просто уничтожаем межи, но помогаем социалистическому переустройству села, перекраиваем весь тысячелетний уклад крестьянской жизни.
Говорю это к тому, что близки стали мне город и деревня, завод и поле, промышленность и сельское хозяйство. В Запорожье, о чем уже писал, основное внимание пришлось уделять восстановлению индустрии, но неустанных забот требовали и колхозные дела. В Днепропетровске город и деревня занимали в работе примерно равное время. В Молдавии на первый план вышло сельское хозяйство, но и промышленность, создаваемая там практически заново, тоже не давала забыть о себе. Так и шли эти заботы рядом, словно две параллельные линии, которым пересечься не дано, а для меня они пересеклись.
И сегодня на мой рабочий стол в Кремле регулярно ложатся сводки о ходе весеннего сева, о состоянии всходов, о темпах уборки. По давней привычке сам звоню в разные зоны страны и когда слышу товарищей с Кубани, из Приднепровья, Молдавии, Поволжья, Сибири, то уже по голосам чувствую, каков у них хлеб. Если, скажем, на целине до 15 июня не выпал дождь, знаю, что придется сбросить с урожая несколько центнеров. Если дождя не будет до конца месяца – сбрасывай еще… В такие минуты смотришь из окна на Москву, а перед глазами – бескрайние целинные поля, озабоченные лица комбайнеров, агрономов, райкомовцев, и, будучи далеко от этих дорогих мне людей, я снова ощущаю себя рядом с ними.
Целина прочно вошла в мою жизнь. А началось все в морозный московский день 1954 года, в конце января, когда меня вызвали в ЦК КПСС. Сама проблема была знакома, о целине узнал в тот день не впервые, и новостью было то, что массовый подъем целины хотят поручить именно мне. Начать его в Казахстане надо ближайшей весной, сроки самые сжатые, работа будет трудная – этого не стали скрывать. Но добавили, что нет в данный момент более ответственного задания партии, чем это. Центральный Комитет считает нужным направить туда нас с П. К. Пономаренко.
Суть в том, услышал я, что дела в республике идут неважно. Тамошнее руководство работает по старинке, новые задачи ему, как видно, будут не по плечу. В связи с подъемом целины нужен иной уровень понимания всего, что нам предстоит в этих обширных степях совершить.
Главное, что нам поручалось, – обеспечить подъем целины. Дело, я знал, предстоит чрезвычайно трудное. И прежде всего надо найти правильное решение организации выполнения столь важной задачи. Речь шла не только о подъеме зернового хозяйства одной республики, а о кардинальном решении зерновой проблемы в масштабах всего Советского Союза.
Уже осенью на целине надо было взять хлеб! Непременно нынешней осенью!
Итак, жизнь моя опять, в который уж раз, круто повернулась.
30 января 1954 года состоялось заседание Президиума ЦК, обсудившее положение в Казахстане и задачи, связанные с подъемом целины. Через пару дней я вылетел в Алма-Ату.
В ту пору не думал, что через столько лет почувствую необходимость рассказать об этом незабываемом для меня периоде жизни. Не боясь повториться, скажу, что и на целине никаких записей или дневников опять же я не вел. Не до того было, но жалеть об этом, думаю, не стоит.
Вспоминаю послесловие В. И. Ленина к книге «Государство и революция». Он пишет в этом послесловии, как начал было готовить еще одну главу, да времени не хватило – помешал канун Октября. «Такой „помехе“ можно только радоваться… – замечает с юмором Владимир Ильич, – приятнее и полезнее „опыт революции“ проделывать, чем о нем писать». Эти ленинские слова наказ всем нам.
На целине миллионы советских людей продолжали делать опыт революции, умножали в новых исторических, условиях ее завоевания, творили живой опыт победоносного строительства развитого социализма. Поэтому мне навсегда остались памятными и дорогими годы, безраздельно отданные этой земле.
В Алма-Ате мне довелось быть впервые. Но я с каким-то очень теплым чувством осматривал город. Он давно уже был для меня близким, я заочно любил его так же, как Каменское, Днепропетровск или Запорожье.
Мне, как многим фронтовикам, не сразу удалось найти адрес, по которому были эвакуированы в тыл мои близкие, Восемь долгих, тревожных месяцев прошло до той поры, когда меня нашло на фронте первое письмо от жены с обратным адресом: Алма-Ата, улица Карла Маркса, дом 95. Из этого письма я узнал фамилию людей, приютивших мою семью, – Байбусыновы Турсун Тарабаевич и его жена Рукья Яруловна. Нашел их домишко, похожий на тысячи других в тогдашней, почти сплошь одноэтажной Алма-Ате. Жена писала во время войны, что летом дом утопал в зелени деревьев, а под окошком тихо журчал арык. Но теперь стоял февраль, арык был пуст, а голые, мокрые от наступающей оттепели деревья роняли с ветвей капли влаги. Почему-то сразу остро, почти зримо вспомнились многие дни войны. Зайти? Надо же сказать спасибо доброй казахской семье, поклониться стенам, в которых вместо четырех человек дружно прожили в те трудные годы семеро. Но я решил подождать жену и, если удастся, зайти сюда вместе.
Пошел дальше по улицам, зная, что это лучший способ составить первое впечатление о городе, где предстоит жить и работать. Заглянул на базар, который многое может сказать опытному взгляду. Это ведь своего рода барометр хозяйственной жизни любой местности, зеркало обычаев, традиций ее населения. Алма-атинский базар, шумный, многолюдный, пестрый, дал мне немало поучительных сведений. Весь колоритный облик города пришелся по душе.
Как-то так вышло, что жить в нем пришлось по разным адресам. Вначале поселили за городом, в доме отдыха, километрах в пяти от знаменитого ныне катка Медео (тогда его не было). Место исключительной красоты. Сады, дорожки, чистый воздух, говорливая речка, бегущая с гор. И сами горы рядом – темнеют синевой, сверкают снежными вершинами. В последний приезд в Казахстан, в сентябре 1976 года, я заглянул в этот дом отдыха, решил найти свою комнату, уверенно поднялся на второй этаж, отыскал знакомую дверь и начал рассказывать спутникам, что вот у этого окна был рабочий столик, а сбоку – диван…
– Нет, Леонид Ильич, – улыбнулась сестра-хозяйка. – Вы ошиблись на целых две двери.
Этот случай говорит не столько о несовершенстве человеческой памяти, сколько о быстроте перемен. Не только дом отдыха, сильно перестроенный, – вся сегодняшняя Алма-Ата совсем не похожа на прежнюю. Теперь это огромный, современный, почти с миллионным населением город, красивый и своеобразный. Он строится с размахом, по хорошо продуманному плану и, я бы сказал, с любовью. Здесь не увидишь унылых, однообразных кварталов, архитектура новостроек оригинальна, ни одно крупное здание не повторяет другое.
Каждый раз, прилетая сюда, говорю старым друзьям:
«Вот снова приехал к вам как к близким людям!» Когда в Алма-Ату перебралась моя семья, поселились мы в деревянном домике крестьянского типа все там же, в Малом ущелье. Дом теперь снесен. Затем переехали в центр, на улицу Джамбула, в экспериментальное здание из песчаных плит. Видимо, не очень они были прочны – здание не сохранилось. Нет и домика, приютившего мою семью в годы войны, – на том месте бьют сегодня веселые струи большого фонтана. И только один дом, на углу улиц Фурманова и Курмангазы, уцелел и поныне. Но в нем пришлось жить лишь в последние месяцы работы в Алма-Ате.
А тогда, в начале февраля 1954 года, едва осмотревшись на новом месте, я должен был присутствовать на пленуме ЦК Компартии Казахстана. Должен сказать, о делах в республике многие ораторы говорили на нем самокритично и резко. Мы с П. К. Пономаренко внимательно слушали, сами не выступали. Когда подошел момент выборов, представитель ЦК КПСС сообщил участникам пленума, что Президиум ЦК рекомендует первым секретарем избрать Пономаренко, а вторым – Брежнева.
Работали мы с П. К. Пономаренко рука об руку, добиваясь одной цели, забот и дел хватало обоим. Что касается меня, то я всегда ценил и уважал Пантелеймона Кондратьевича и как «главного партизана», руководившего всю войну народным сопротивлением в тылу врага, и как умелого организатора, надежного товарища.
В конце пленума, поблагодарив участников, он сказал всего несколько слов от имени нас обоих:
– Надеюсь, мы сможем оправдать ваше доверие. Будем работать и работать! Думаю, что уже через два года мы сумеем доложить Центральному Комитету о выполнении задач, возложенных нынче на казахстанскую партийную организацию.
Забегая вперед, скажу, что действительно ровно через два года, будучи уже первым секретарем ЦК Компартии Казахстана, я доложил XX съезду КПСС о том, что великое задание партии по подъему целины выполнено с честью.
2
Громада дел навалилась на всех нас сразу. Сегодня, по прошествии лет, просматривая документы того времени, думаю, каким образом удавалось столько делать и везде поспевать? Но, видимо, так уж устроен наш организм, что приспосабливается даже к немыслимым перегрузкам – и нервным, и физическим. Снова вспоминаешь войну: люди там находились на пределе человеческих возможностей – недосыпали, недоедали, мокли в окопах, сутками лежали на снегу, бросались в ледяную воду – и почти не болели простудами и прочими «мирными» болезнями. Что-то подобное наблюдалось и на целине.
Мне уже приходилось сравнивать целинную эпопею с фронтом, с грандиозным боем, который выиграли партия и народ. Память войны никак не оставляет нас, фронтовиков, однако сравнение точное. Конечно, не было на целине стрельбы, бомбежек, артобстрелов, но все остальное напоминало настоящее сражение.
Чтобы начать его, надо было прежде, говоря все тем же военным слогом, перегруппировать силы, подтянуть тылы, и было это непросто. Вслед за пленумом состоялся VII съезд Компартии Казахстана, давший анализ состояния дел. Он признал работу Бюро и Секретариата ЦК прежнего состава неудовлетворительной.
Объясню почему. В краю богатейших природных возможностей, где насчитывались сотни колхозов, совхозов и МТС, где на полях работали десятки тысяч тракторов и комбайнов, где помимо пригодных для пахоты земель были миллионы гектаров сенокосов и пастбищ, производство зерна, мяса, хлопка, шерсти в сравнении с довоенным уровнем не росло, а порой даже падало. Удои молока были ниже, чем в 1940 году, зерновых собирали 5-6 центнеров с гектара, хлопка – всего 10 центнеров, картофеля – не более 60 центнеров с гектара.
К тому времени даже такие полностью опустошенные войной районы страны, как Кубань, Украина, Дон, восстановили разрушенное, стали наращивать урожаи и продуктивность животноводства. А тут, хотя 1953 год выдался в республике на редкость благоприятный, из-за бескормицы. Допустили падеж полутора миллионов голов скота. Держали его в лютые зимы под открытым небом, не имели даже примитивных кошар, говоря: «У нас всегда так было». Добавлю, что среди председателей колхозов многие имели начальное образование, а триста были попросту малограмотны.
Конечно, тяжелое состояние сельского хозяйства в Казахстане объяснялось и объективными причинами. Оно отражало запущенность этой важнейшей отрасли по всей стране, о чем прямо и откровенно было сказано партией на сентябрьском Пленуме ЦК КПСС 1953 года. Однако даже на общем фоне дела в Казахстане выглядели удручающе. Сложность состояла еще и в том, что некоторые местные руководители смирились с трудностями и действовали по принципу «куда кривая вывезет».
– Руководство такой большой республикой нам оказалось не по плечу, – говорил на съезде секретарь ЦК И. И. Афонов, непосредственно ведавший сельским хозяйством. – Мы не управляем событиями, а мечемся, как плохие пожарники. Тушим «пожары», которые без конца возникают то в одном, то в другом месте. Основная форма нашего руководства даже не бумаги, а уполномоченные.
После таких признаний уже не удивляло отсутствие какой-либо инициативы со стороны обкомов партии. Если кто и пытался поправить дело, то выглядело это довольно «оригинально». Скажем, Актюбинская область выступила с инициативой – создать полуторагодичный запас кормов для скота. Столь благородное дело одобрили, обязательство напечатали в газетах. Но любые почины должны, как известно, опираться прежде всего на внутренние силы, на неиспользованные резервы. В этом их главная ценность. Актюбинцы поступили иначе. Вслед за звонким обязательством отправили в Совет Министров Казахской ССР письмо: так, мол, и так, чтобы мы смогли выполнить обязательства, срочно дайте нам дополнительно триста тракторов, шесть тысяч тонн керосина, столько-то автола, солидола, запчастей. Словом, помогите нам стать героями, если не хотите оскандалиться вместе с нами.
Весь мой опыт руководящей работы – партийной, советской, армейской, хозяйственной – давно убедил: иждивенчество, желание поправить дело за счет других, словно лакмусовая бумажка, показывает, на что способен тот или иной товарищ. Поскольку нам предстоял подъем целины, то при обещанной всенародной помощи иждивенчество могло приобрести опасные размеры. Вот почему это явление я счел необходимым взять да особую заметку.
Мне не раз приходилось говорить о бережном отношении к кадрам. Разумеется, речь идет о людях, которые доказали на деле, что умеют работать. Речь идет не о всепрощении: работников неспособных, нечестных надо решительно заменять. Здесь же пришлось убедиться, что руководителей разных уровней в республике нередко выдвигали, так сказать, по приятельским признакам. Пресечь это следовало сразу, и мы с П. К. Пономаренко заняли жесткую позицию. А чтобы не было обиженных, заявляли об этом открыто и прямо. Так, уже в одной из первых своих речей – перед избирателями Алма-Аты в марте 1954 года – я говорил:
– В связи с огромными задачами, стоящими сейчас перед партийной организацией Казахстана, неизмеримо возрастает значение правильного подбора и расстановки кадров. VII съезд Компартии Казахстана вскрыл серьезные недостатки и ошибки в работе с кадрами, свидетельствующие о том, что некоторые руководители, утратив чувство ответственности, подбирали работников не по деловым качествам, а по принципу личной преданности. Мы не можем мириться с этим. В республике имеется много вполне зрелых, опытных, подготовленных для выдвижения на руководящую работу людей, которые способны решить задачи, поставленные партией.
Подбирая волевых командиров, подтягивая тылы, мы с нетерпением ждали решения партии о начале подъема целины. И вот в самом конце февраля 1954 года начался исторический февральско-мартовский Пленум ЦК КПСС, принявший постановление «О дальнейшем увеличении производства зерна в стране и об освоении целинных и залежных земель».
Великая битва в казахстанских степях началась. Она развернулась в огромном географическом районе. Северный Казахстан простирается с запада на восток на 1300 и с севера на юг на 900 километров. Общая площадь шести нынешних (раньше их было пять) областей, расположенных на этой территории, – Кустанайской, Целиноградской (бывшей Акмолинской), Северо-Казахстанской, Кокчетавской, Тургайской и Павлодарской – превышает 600 тысяч квадратных километров. Это намного больше территории такого государства, как Франция. И вот на этом-то огромном пространстве предстояло распахать заново 250 тысяч квадратных километров плодородных степей – площадь, превышающую размеры всей Англии.
Целину поднимали не только мы, но и Алтайский край, Красноярский край, Новосибирская и Омская области, Поволжье, Урал, Дальний Восток. Многим, вероятно, известно, что общая площадь освоенных в стране целинных и залежных земель составляет сейчас 42 миллиона гектаров. Из них в Казахстане вспахано 25 миллионов. И 18 миллионов гектаров из этого количества земли было поднято в казахстанских степях за 1954 и 1955 годы.
Цифры изумляют, но целина – это не только пашня. Это и жилье, школы, больницы, детсады, ясли, клубы, и новые дороги, мосты, аэродромы, и животноводческие постройки, элеваторы, склады, заводы – словом, все, что необходимо для нормальной жизни населения, для развитого современного сельскохозяйственного производства.
У меня нет возможности рассказать подробно, как это было – день за днем, событие за событием. О целине, о трудностях ее освоения, о подвигах и судьбах первоцелинников написано немало. Хочу напомнить лишь о главных направлениях нашей деятельности, о той стратегии и тактике, которой мы придерживались, чтобы целина с самого начала становилась такой, какой она стала теперь. Землеустройство новых и расширявшихся старых хозяйств; выбор мест для усадеб вновь создававшихся совхозов; прием и размещение сотен тысяч людей в совершенно пока не обжитой степи; огромное строительство сразу десятков, а затем и сотен совхозных поселков; подбор многих тысяч специалистов; создание из разнородной массы людей дружных, сплоченных коллективов; сам подъем целины и первый весенний сев… И все это приходилось делать не поочередно, а сразу, одновременно.
Чтобы читателю был ясен, например, масштаб работы по укреплению руководящих кадров на местах, которую следовало провести за очень короткий срок, скажу, что только в 1954 году были рассмотрены и рекомендованы кандидатуры для работы на целине более пятисот новых секретарей райкомов партии и секретарей первичных парторганизаций, тысячи председателей колхозов, агрономов, зоотехников, инженеров, механиков. Среди них немало было отличных местных работников, еще больше – приезжих. Огромную помощь оказали нам ЦК КПСС, союзные министерства, многие республики и области страны, щедро делившиеся с целиной своими кадрами.
Министерство совхозов СССР создало специальный штаб по отбору специалистов. Комнаты штаба напоминали вокзальные помещения, столько в них толпилось народу. Я выезжал в этот штаб и неделями с раннего утра до полуночи принимал людей. Сам я никогда не жалел времени на то, чтобы подробно, обстоятельно побеседовать с каждым, кто собирался выехать на целинные земли. Важно было, чтобы человек понял всю сложность и глубину замысла, проникся верой в задуманное дело и служил ему с полной отдачей сил. Знакомясь с людьми, я интересовался: с желанием ли едет человек, каков его опыт, здоров ли, не возражает ли против переезда семья. Не меньше было и встречных вопросов: когда ехать, сколько земли в совхозе, какая она, откуда прибудут люди, сколько выделяется техники, что захватить с собой на первых порах?
Тут же, в коридорах министерства, в перерывах между беседами будущие директора подбирали себе специалистов. Так образовывались знаменитые пятерки: директор, главный агроном, главный инженер, инженер-строитель, главный бухгалтер. Впоследствии мы стали подбирать не пятерки, а шестерки руководителей – в «обойму» включался еще и заместитель директора по хозяйственной части, без которого, как показал опыт, трудно было решать важнейшую на целине проблему быта, расселения, питания, культурного обслуживания людей.
В моем кабинете в ЦК висела большая карта Казахстана. Точно так же как в былые времена на фронте я обозначал на картах расположение армейских частей, районы их действий и направления ударов, так и теперь на карте республики отмечал дислокацию сотен хозяйств и опорных пунктов. Кружками на ней были обозначены основные базы наступления – ближайшие к районам освоения города, станции, поселки, затерянные в необъятной степи. Зелено-красными флажками были отмечены старые колхозы и совхозы, также значительно расширявшие посевной клин за счет целины. А красными – усадьбы новых совхозов, которые еще предстояло создать. В 1954 году красных флажков на карте появилось 90. А к началу 1956 года – 337!
Обычно в воспоминаниях пишут, как директора совхозов вместе с главными специалистами ехали в степь, имея в кармане только приказ о своем назначении, номер счета в банке да печать. Приезжали, забивали в землю колышек с названием совхоза и начинали действовать… Верно, так оно и было. Но многие мои старые знакомые, отдавая дань романтике, забывают одну существенную деталь: колышек они забивали не где попало, а в строго обозначенном месте. И кроме приказа да печати в кармане, директора совхозов имели еще и портфели, а в них – карты земельных угодий в землеустройства новых хозяйств. Романтики на целине, как и трудностей, было хоть отбавляй. Однако нельзя представлять дело облегченно: приехали, мол, разбрелись по степи и давай всюду пахать, благо земли вокруг много.
У строителей есть такое понятие – нулевой цикл. Это работы, связанные с расположением здания на территории, сооружением его фундамента и подземных коммуникаций. Работа трудоемкая, со стороны мало заметная, но ее необходимо провести, прежде чем начать возводить само здание. В сельском хозяйстве с нулевым циклом можно сравнить землеустроительные работы, ибо землеустройство – это своего рода генеральный план, которым определяются контур и характер хозяйства, расположение и размер его полей, лугов, пастбищ, места для строительства усадеб, источники водоснабжения и многое другое, очень важное дал жизни и производства.
С первых дней в ЦК партии республики как бы сама собой образовалась оперативная рабочая группа по целине. Потом ее называли по-разному: кто рабочей, кто оперативной, кто республиканским целинным штабом. И действительно, ее деятельность напоминала фронтовой штаб. Мне его пришлось возглавлять. Группа эта не создавалась официально, в ней не было каких-либо специально выделенных людей, все они занимали свои обычные посты, но все были непосредственно связаны с сельским хозяйством. Кроме меня, в эту группу входили: секретарь ЦК по сельскому хозяйству Фазыл Карибжанович Карибжанов, заведующие сельскохозяйственным и совхозным отделами ЦК Андрей Константинович Морозов и Василий Андреевич Ливенцов, министр сельского хозяйства республики Григорий Андреевич Мельник и министр совхозов Михаил Дмитриевич Власенко, ряд других ответственных работников. Конечно, по делам целины в ЦК бывали сотни и сотни людей, но перечисленные товарищи составляли именно штаб, направлявший огромную работу.
Спешным и невиданным по своему размаху делом стал отвод земель под распашку. И если уж говорить о том, кто самым первым двинулся в бескрайние степи, то это были ученые, гидротехники, ботаники, землеустроители, агрономы. Их прежде всего хочется вспомнить добрым словом.
Плодородные земли не лежат сплошняком. Их нужно было найти, оценить, оконтурить, определить, какие из них пригодны под зерновые хлеба, какие под луга, пастбища. Почти треть территории Казахстана – 100 миллионов гектаров – пришлось изучить землеустроителям. Только Академия наук Казахской ССР создала и отправила в степи 69 комплексных экспедиций и отрядов. В изучении и оценке земель принимали участие специалисты академий, институтов и опытных станций всей страны. Тысячи почвоведов, ботаников, гидротехников, землеустроителей, агрономов России, Казахстана, Украины, Белоруссии обследовали 178 районов республики, выявили первоначально 22,6 миллиона гектаров пахотнопригодных земель. Эти земли в виде подробных карт почв, их растительного покрова, строго обозначенных водоисточников и сырьевых ресурсов для производства местных строительных материалов были ими представлены районным, а затем областным и республиканским организациям.
Я имел диплом землеустроителя. И как секретаря ЦК такой крупной республики, и как специалиста по землеустройству меня все это крайне интересовало. Ученые помогли быстро сориентироваться, определили на территории республики шесть хорошо выраженных природно-хозяйственных зон, дали четкие рекомендации, где следует сеять зерновые, где культивировать животноводство, где сочетать в комплексе и то и другое, где развивать поливное хозяйство.
В то время у меня состоялось немало приятных знакомств с казахстанскими товарищами. Я полюбил казахов еще на фронте. Это были обстоятельные, скромные люди, исполнительные и отважные бойцы и командиры. В минуты передышек между боями они очень тосковали по своей родине, по просторным ковыльным степям. Услышав, бывало, мелодичную и печальную песню казаха, подойдешь, спросишь:
– О чем поешь?
– Про степь пою. Про табун пою. Девушку вспомнил…
– О девушке можно тосковать. О доме тоже. А степь… Чем она хуже, эта вот украинская степь?
– Не хуже. Только наша – совсем другая степь… И вот теперь, через годы, я с радостью вижу, какие выросли советские кадры казахской национальности. Среди них крупные партийные и хозяйственные работники, выдающиеся ученые, талантливые специалисты всех отраслей, замечательные мастера культуры.
Не могу не отметить, что казахи в целом, в подавляющем своем большинстве, с огромным энтузиазмом и одобрением встретили решение партии о распашке ковыльных степей. Подъем целины для казахов явился задачей нелегкой, ведь долгие столетия казахский народ был связан со скотоводством, а тут многим и многим предстояло сломать весь прежний уклад жизни в степях, стать хлеборобами, механизаторами, специалистами зернового хозяйства.
Но у местных жителей хватило мудрости и мужества принять самое активное, героическое участие в подъеме целины. Казахский народ оказался на высоте истории и, понимая потребности всей страны, проявил свои революционные, интернационалистские черты.
Почти четверть века продолжается моя дружба с Динмухамедом Ахмедовичем Кунаевым. Тогда он был президентом Академии наук Казахской ССР, и, естественно, нам пришлось познакомиться в первые же дни моего пребывания в Алма-Ате. По образованию горный инженер, специалист по цветным металлам, он не был человеком узкой сферы, мыслил по-государственному, широко, смело, высказывал оригинальные и глубокие суждения об огромных ресурсах и перспективах развития Казахстана. Этот спокойный, душевный, обаятельный человек обладал к тому же твердой волей, партийной принципиальностью. Вскоре он стал Председателем Совета Министров республики, а ныне возглавляет партийную организацию Казахстана, является членом Политбюро ЦК КПСС.
Димаш Ахмедович (так по-дружески к нему все обращаются, в обиходе никто не употребляет его полного имени – Динмухамед) рекомендовал мне в качестве консультанта по целинным землям директора Института почвоведения Умирбека Успановича Успанова. Руководимый этим серьезным ученым институт располагал огромным материалом по почвенной характеристике Казахстана. Сотрудники этого института немало содействовали во всем, что касалось размещения новых совхозов.
С удовольствием вспоминаю и начальника управления землеустройства Министерства сельского хозяйства республики Василия Александровича Шереметьева. Это был оригинальный человек. И летом и зимой ходил без головного убора, в солдатской гимнастерке, в сапогах, с неизменной полевой сумкой на боку. За долгие годы работы в Казахстане он исходил его пешком вдоль и поперек, знал степи не на глазок, а, что называется, на ощупь. Совершенно незаменим был этот человек при выборе мест для центральных усадеб совхозов. Его полевая сумка представлялась мне сказочным кладом: из нее Василий Александрович извлекал карты; схемы, блокноты с названиями сотен речушек, урочищ, сопок, маловетреных мест, а также с множеством фамилий местных жителей, знатоков этой земли. Он неизменно требовал включать их в комиссии по созданию новых хозяйств, и старики-аксакалы охотно нам помогали.
Узнав, что я знаком с землеустройством, Шереметьев несказанно обрадовался и обращался ко мне как к коллеге, иногда даже несколько злоупотребляя этим, требуя вмешательства и в мелкие вопросы, которые можно было решить и без меня. Но нередко вмешательство требовалось. И серьезное. Однажды он прибежал ко мне взволнованный, с кипой землеустроительных карт, присланных, кажется, из Кокчетавской области:
– Смотрите, что делают! Пририсовали к старым землям новые площади без всякой характеристики полей. Звоню в район, возмущаюсь, а мне спокойненько отвечают: дескать, чего шумите, землю пашем не первый год, вот наступит весна, сойдет снег, и сразу будет видно, где пахать.
Речь шла о колхозах, которым также нарезали новые земли для освоения. Люди там издавна работали в степи и, естественно, считали себя такими ее знатоками, что и не подступись. Надо было эту психологию преодолевать, бороться с упрощенным подходом и требовать, чтобы отбор целинных земель повсюду проводился строго научно.
Действовать надо было не только оперативно, но и глубоко, на века. Для столь благородной цели не приходилось жалеть времени и сил. Нередко оставаясь в ЦК до глубокой ночи, я еще и еще раз просматривал карты и обоснования по десяткам хозяйств, прежде чем они окончательно оформлялись решением Совета Министров республики и приказом Министерства сельского хозяйства СССР.
Известно, что 1954 год принес, если учесть немалую долю существовавших кое у кого сомнений, огромный успех в освоении целины. Вместо 13 миллионов гектаров в стране было вспахано 19 миллионов. Перевыполнил план подъема земель и Казахстан. Надо ли говорить, как это окрылило, какую вселило уверенность в начатом деле. Обобщив первый опыт и взвесив возможности страны, Центральный Комитет КПСС и Совет Министров СССР приняли новое постановление «О дальнейшем освоении целинных и залежных земель для увеличения производства зерна». Казахстан должен был создать дополнительно еще двести пятьдесят новых совхозов.
Предыдущая статья: Чему равна скорость света Следующая статья: Углерод — характеристика элемента и химические свойства