Дело было в советской школе. Когда шли в столовую

Мы, выпускники 90-х-2000-х годов, вряд ли умилимся, разглядывая свои школьные фотографии. Нам не взгрустнется: «Ах, что за школа была!.. Моя любимая учительница по литературе (математике, физике…)!» Книги, которые наши родители, бабушки, дедушки читали школьными каникулами, мы узнаем на старших курсах университетского факультета журналистики. А что представляла из себя советская школа?

Я начну свои заметки о моих школьных годах с небольшой истории, что приключилась со мной спустя много лет после окончании школы. В тот день мне надо было получить визу у некоего милицейского начальника, давно и безнадежно уставшего от многочисленных назойливых, слезных, отчаянных, важных и неважных, пустых, бестолковых, непозволительных или наглых просьб ежедневных посетителей его кабинета. Войдя к нему, уже по его хмурому виду я понял, что ничего хорошего меня не ждет. С нескрываемым раздражением он стал перебирать мои бумаги, что я ему протянул: «Так. Анкета: — родился… учился… окончил школу номер… Школу номер…?» Тут он впервые поднял на меня глаза и переспросил: «Так, вы учились в этой школе?» И, услышав мое да, он вдруг прояснел лицом: «И я там учился! Да! А вот вы учительницу литературы, Марию Ивановну, помните?» И когда я сказал, что, конечно, помню, хотя я не учился в ее классе, он, потеряв свой начальнический рык, с какой-то неожиданной теплотой проговорил: «Скажи, друг, мировая была учительница! Ох, уж мне и доставалось от нее: я был неисправимый троечник! Строгая!» При этом он даже закрыл глаза и покачал головой, чтобы показать, как ему доставалось. Но сейчас это привело его в еще лучшее настроение: «Но она всех нас, сорванцов, любила, да и все мальчишки любили ее, нашу Марьванну!..» Полковнику явно не хотелось меня отпускать: «А директора, как его, - Петра Иваныча, помнишь? Тоже крутой был мужик!» В моей памяти тут же всплыла грузная фигура нашего директора, встречавшего нас каждое утро на площадке второго этажа, кажущаяся еще крупнее из-за света, бившего из окон за его спиной.

«Да-а, отличная у нас была школа, хорошая школа…» Так, благодаря светлой памяти нашей школы и наших славных учителей, я без всяких лишних слов получил от него требуемую подпись вместе с крепким рукопожатием. И мне показалось даже, что это воспоминание, так осветившее его лицо, помогло в эти часы и другим просителям, протискивающимся мимо меня в его кабинет, получить по крайней мере доброжелательное обращение к их просьбам.

Да, он был совершенно прав: хорошая у нас была школа. Я могу смело утверждать, что ни один из нас, окончивших в 50-х годах школу, будь он даже неисправимым троечником, как этот мой однокашник , никогда не говорил и не скажет ни одного худого слова про нее.

Нам повезло, что мы учились еще в тех школах, которые сохраняли все качества прекрасного русского образования. Мы учились в военное и послевоенное время, когда в школах остались только старые учители - все молодые ушли на фронт и в ополчение, и многие из них погибли в первые, страшные годы Отечественной войны. А наши пожилые учителя были из того времени, когда слова «сеять разумное, доброе, вечное» было их основным жизненным принципом, который они впитали вместе с высоким понятием Учитель.

Неустанное служение наших учителей этому завету не могло не отзываться в нас, ведь оно проявлялось в каждом нюансе их общения с нами, на каждом уроке, в каждом слове, обращенном к нам. Это выражалось и в той серьезности их отношения к своему предмету, и иногда в некоторой ревности по отношению к другим дисциплинам, и в искреннем желании передать нам знания, научить нас. Большинство из них получили классическое образование еще до революции, и, пережив сумятицу «новаторского» образования 20-х годов, они вернулись к тем принципам гуманитарного и нравственного воспитания, которое и было всегда основой русской школы. Тем более что наша победа в войне привела к необычайно высокому росту патриотизма и любви ко всему русскому. Пожалуй, даже и чересчур .

Этот поворот СССР к России привел, в том числе, к прямому копированию формата старой русской школы, что отразилось и в переходе к раздельным школам, и в школьной форменной одежде дореволюционного образца. Что, на мой взгляд, - раздельные школы и форма - стало существенным, положительным фактором школьного образования.

Особенно это относится, по моему мнению, к раздельному обучению детей . Ведь мало-мальски знающему особенности развития ребенка известно, что девочки в раннем школьном возрасте (приблизительно до 6-7 класса) значительно опережают мальчиков в своем развитии. Это значит, что совместное обучение приводит к явному психологическому дисбалансу в классе, и это вовсе не способствует успешному усвоению предметов. Я уж не говорю о том, что проявляющая себя природа, взаимные увлечения отвлекают ребят на уроках, и более того, как бы сказать помягче, - это приводит к определенному сексуальному развращению ребят. Я не школьный учитель, но я слышал от многих из них, да и от родителей множество историй о детских любовных драмах, о ранних сексуальных отношениях, что совсем не способствует не только усвоению уроков, но и приносит огромный вред моральному воспитанию детей. Не знаю как вам, но мне становится очень стыдно, когда я слышу из уст миловидных школьниц громко сказанные на улице, без всякого смущения, грязные непечатные выражения, уж не говоря о сигаретках в руках этих 12-14-летних девчонок. Да вы сами можете видеть и слышать это каждый день.

В наши школьные годы подобного не было и в помине. Это не значит, что мы не встречались с девчонками вне школы. Встречались, конечно, -класса с седьмого нам даже устраивали совместные вечера с танцами - мы к ним готовились задолго, учились танцевать вальсы и полонезы и репетировать какие-то представления. Вечера эти проходили под строгими взглядами наших и их учителей, очень чинно и даже торжественно. Мы, мальчишки, учились быть галантными кавалерами, а раскрасневшиеся от смущения девочки в их парадных платьицах все казались нам красавицами. Но это было вне уроков, это было за пределами класса, это никак не влияло на наше обучение. При этом равное развитие мальчиков в мужской школе не давало повода чувствам какой-либо ущербности, коварства или зависти. Да, среди нас были отличники, были и двоечники, но это оставалось только в классе, и это не мешало общей дружбе ребят. На уроках литературы и истории нам рассказывали о высоких моральных качествах, о чести, об истинной дружбе и чистой любви, о подвигах и самопожертвовании. И для многих из нас школьная дружба осталась самой светлой, и для многих она продолжается до сих пор. То же самое относилось в полной мере и к женским школам, как в отношении успеваемости, так и морального воспитания, и дружеских отношений, продолжающихся со школьных времен.

Какое счастье, что тогда еще не было развращающего и отупляющего влияния телевидения и тем более Интернета с его необузданной пропагандой порнографии и насилия, не удерживаемой никакими моральными и этическими рамками. В этом смысле нам, школьникам 50-60-х годов прошлого века, очень повезло: мы не были испачканы этой мерзостью и грязью. Конечно, среди молодежи того времени были воры и хулиганы, были и ущербные люди, были и драки «двор-на-двор», «улица-на-улицу». Мы, мальчишки, покуривали «Беломор» начиная с 9-10-х классов. Да, у нас не было свободы, да, мы были закрыты железным занавесом от всего мира и не могли общаться с иностранцами. Да, нам запрещали слушать джазовую музыку и танцевать буги-вуги или читать запрещенных сталинской цензурой писателей. Да, нам врали газеты про ужасы мира капитализма и про наше счастливое детство. И все же я хочу сказать, абсолютно не пытаясь рисовать розовыми красками наши школьные годы, что в наше время было намного меньше пошлости, и потребительского отношения к жизни. И такого разгула разврата, вседозволенности и морального разложения, что мы видим сегодня, тогда уж точно не было. Как не было и наркомании.

…На уроках русского языка нас учили не просто грамотности и избавлению от ошибок. Наряду с усвоением написания слов «стеклянный, оловянный, деревянный» или «в течение, в заключение» и правил расстановки знаков препинания, нас учили правильно и грамотно излагать свои мысли, пользоваться всеми возможностями языка, в котором, по известным словам Михайло Ломоносова, «сочетается великолепие испанского, живость французского, крепость немецкого, нежность италианского, сверх того, богатство и сильную в изображениях краткость греческого и латинского языков». Вдобавок мы знали, что наша учительница русского языка, сама прекрасно владевшая им, могла подтвердить эти слова Ломоносова своими знаниями, по меньшей мере, французского, немецкого языков и, возможно, латыни.

Уроки русского были неразрывно связаны с уроками литературы, начиная со «Слова о полку Игореве» - «Не лепо ли ны бяшет, братие, начяти старыми словесы трудных повестий о полку Игореве…» Мы познавали не только старославянский язык (учили наизусть, соревновались, кто больше сможет заучить и кто лучше перескажет по-русски то, что выучил), нас воспитывали воспринимать и понимать красоту и силу слов, необычайную образность и в то же время искренность и безыскусность этого безыменного автора. Мы могли сравнивать подлинный текст с переводом на русский язык - мы учились русской литературе . Интересно, а сейчас у нас проходят в школах «Слово о полку Игореве»? Или «проходят» мимо?

На такой фундаментальной основе шаг за шагом, постепенно, строилось изучение наших великих классиков - Жуковского, Грибоедова, Пушкина, Гоголя, Лермонтова, Тургенева, Некрасова, Льва Толстого, Чехова, А. Н. Островского, М. Горького… Конечно, не обошлось и без «неистового» Белинского, Чернышевского и иже с ними. Но, клянусь, я при всем желании не смогу сейчас вспомнить и даже представить, о чем были «сны Веры Павловны», а вот персонажи и герои наших классиков приходят ко мне на память как живые, давно знакомые и давно любимые друзья. И, как наяву, я могу представить буран, в который попадает юный Гринев, или то колесо коляски Чичикова, которое «до Казани, кажись, не доедет…», или тот старый могучий дуб, который и мне вместе с Андреем Болконским, говорит, что жизнь продолжается, и даже старый Фирс из «Вишневого сада»…

Правда, в то время мы не могли изучать Достоевского или проходить на уроках поэтов Серебряного века, но нет худа без добра - я считаю, что по-настоящему произведения Достоевского можно понимать и стоит читать уже в более позднем возрасте, и еще лучше после обретения знания Библии и Нового Завета . Да и Блока, и Гумилева, Анненского или Ахматову лучше читать в пору «зрелой юности». Уже после приобретения своего личного опыта в жизни.

Заложенные в наши сердца и души произведения наших великих писателей выстроили в нашем сознании прочное представление о России, о русской душе и о русском характере. Все последующие прочитанные мной книги русских и советских писателей лишь дополняли деталями, давали новые знания, осовременивали мои представления, удовлетворяли мое любопытство, но при всем моем уважении и почитании их, они не смогли во мне «поколебать треножник» великих, на творчестве коих и строится вся русская литература. И величайшая благодарность нашим учителям, открывшим нам это богатство. Они нас приучили читать, вчитываться, ценить и любить чтение.

Так получилось, что про другие страны и народы мы могли тогда познавать тоже только из литературы. Англию и англичан мы узнавали из романов Вальтера Скота, по драмам и сонетам Шекспира, Байрона, потом по Диккенсу, затем по Голсуорси, Б. Шоу и т. д. В равной степени Францию нам открывали Стендаль, Флобер, Дюма, Бальзак, Мопассан и другие. Как ни странно, но современная Испания больше всего была представлена Хемингуэем (я не говорю о «Дон-Кихоте» - это весь мир!), Америка - ну, конечно же, она открывалась сначала Фенимором Купером и Майн Ридом, Джеком Лондоном и О. Генри… Этот перечень можно продолжать до бесконечности. Лучше сказать о том, что нам было менее доступно и известно. Это страны Востока и Африки, что можно было объяснить, скорее всего, малым числом переведенных книг писателей этих стран. В какой-то мере этот дефицит покрывали романы Жюль Верна, по страницам которых мы путешествовали по всему миру, включая экзотические страны Востока, Австралии и Южной Америки. Нам на лето выдавались списки книг, которые, по мнению наших учителей, могли быть интересны для прочтения во время летних каникул. Так получалось, что в эти списки незаметным образом попадали и те авторы, на которых были наложены официальные табу - например, стихи Есенина или Блока.

Не менее значительными были уроки по истории. Сначала по истории Древнего мира, потом по всемирной истории и по истории России. Возможно, по прошествии стольких лет после окончания школы мне это стало казаться, а, может, так было и на самом деле, но получалось так, что, когда по истории мы проходили Киевскую Русь, то по литературе мы учили Слово о полку Игореве, изучение смутного времени и самозванцев совпадало с чтением «Бориса Годунова», времен Петра Первого - с чтением «Полтавы» и «Медного всадника». Но, скорее всего, искренне уважаемый нами учитель истории просто рекомендовал нам читать или перечитывать произведения, соответствующие изучаемому времени. На его уроках больше всего мне нравилась эпоха античной Греции и Рима. Из холодных, покрытых сугробами снега улиц Москвы мы попадали в солнечные Афины или Спарту, следили за походами Александра Македонского, смотрели на рисунки и фотографии оставшихся храмов и руин. Наш историк успел до революции побывать в Греции и в Италии, потому по его рассказам у нас возникали некоторые ощущения сопричастности и к историческим персонажам, и к мифическим героям, нам нравилось мужество троянцев и подвиги Геракла, мы, казалось, видели соратников Спартака: Ave, Caesar, morituri te salutant! - Салют, Цезарь, идущие на смерть приветствуют тебя! Мы вместе с нашим учителем карабкались по стенам Колизея, проходили под триумфальными воротами цезарей и восхищались полотнами Рафаэля и скульптурами Микеланджело. Не менее интересно мы изучали историю России, подвиги Александра Невского, Дмитрия Донского, войны Петра Первого, подвиги Суворова и Румянцева, войну 1812 года. Мы стремились сами больше прочитать, больше узнать, бегали по вечерам в открытый тогда для школьников в левом крыле дома Пашкова на улице Фрунзе (Знаменки) отдел Ленинской библиотеки, и потом делали доклады. Но все равно наш историк превосходил нас по своей эрудиции и знаниям. По любой теме обязательной и необязательной программы. Он читал нам отрывки из «Илиады» на греческом, изречения Цицерона по латыни, и цитаты по-немецки из Истории Древнего Рима Т. Моммзена. А как же мы гордились собой, если по сообщению кого-то из нас, наш историк замечал: «Интересно, я этого не знал!» Мне кажется, что он здесь просто лукавил, возбуждая в нас тягу к познаниям.

Но это совсем не значит, что другие предметы, как-то: математику, географию, естественные науки и даже рисование, или музыку нам преподавали менее интересно или менее эрудированно. Так, до сих пор логическая ясность и красота математических выражений и формул у меня сопряжена в памяти с высокой сухонькой фигурой моей школьной учительницы математики, в ее строгом черном платье с глухим воротом, с неизменно белоснежно чистым кружевным воротничком. Она нас учила не столько тому, что дважды два = четыре, или логарифмическим таблицам Брадиса, сколько прививала в нас любовь к логике математики и учила получать радость при нахождении правильных решений. Она заставляла нас не бояться исходной сложности формул и уравнений, учила искать нужные пути и получать удовлетворение в победе, главным образом, в победе над собой, над неверием в свои силы. Это побуждало в нас дух соревнования и здорового соперничества - кто быстрее решит или кто найдет лучший путь решения предложенных ею задач.

А наш замечательный физик, благодаря которому я выбрал свой путь и стал радиоинженером. И еще десяток ребят из моего класса пошли по этой стезе. В те годы радиотехника по существу не преподавалась в школе. Он заразил нас изобретательством. Я вспоминаю, как мы, сгрудившись на кухне его маленькой квартиры, что-то паяли, собирали, свинчивали, а потом ходили в городской радиоклуб, который снабжал нас редкими тогда, дефицитными радиодеталями. И какую же мы испытали гордость и радость, когда заработала единственная во всей стране школьная УКВ радиостанция, официально зарегистрированная в Радиокомитете СССР!

Продолжение следует…

Примечания

Почти забытое сейчас слово - не одноклассник, а однокаш ник - тот, кто «ел кашу из того же котла», в данном случае - учился в той же школе.

Сейчас от того перехлеста осталось только выражение: «Россия - родина слонов», но тогда на полном серьезе повсеместно утверждалось и прославлялось неоспоримое первенство русских ученых, инженеров и изобретателей по всем направлениям науки и техники.

А что касается школьной формы, то она также оказывала определенное психологическое, дисциплинирующее воздействие. Недаром все элитные школы на Западе одевают своих воспитанников в исторически устоявшуюся и красивую форму своих школ. К счастью у нас это тоже начинает возрождаться.

К стыду своему могу сказать, что после того, как я стал пользоваться компьютером, моя грамотность стала прихрамывать - вероятно, из-за того, что сама программа стала следить за моим правописанием, стимулируя мою лень обращать внимание на запятые.

Вот, например, что записал Николай Заболоцкий про свои чувства, которые владели им при переводе Слова: «... Сейчас, когда я вошел в дух этого памятника, я преисполнен величайшего благоволения, удивления и благодарности судьбе за то, что из глубины веков донесла она до нас это чудо…. Есть в классической латыни литые, как металл, строки, но что они в сравнении с этими страстными, невероятно образными, благородными, древнерусскими формулами, которые разом западают в душу и навсегда остаются в ней! Читаешь это Слово и думаешь: «Какое счастье, Боже мой, быть русским человеком!».

Если посмотреть шире, то вся русская классическая литература пронизана канонами и духом православия, практически в любом произведении присутствует христианское понятия греха и искупления, несения своего креста и веры. Конечно, и наши преподаватели были, по крайней мере, в их дореволюционной юности, людьми православными, но в 50-е годы об этом предпочитали не заикаться.

Я вспомнил загадку, которую нам задавал наш историк: «Почему Пушкин написал - Шереметев благородный (вернее Шереметевъ), а мы говорим Шереметьево? И как бы он написал Меншиковъ или Меньшиковъ, называя его «счастья баловнем безродным»?» Кто знает, возможно, отчасти поэтому он и не стал называть его фамилию в перечислении «славных соратников» Петра, оставляя ему только его положение «полудержавного господина»? Мой читатель, - я задаю эту загадку Вам.

В советское время первоклассника допускалось нагружать не более 24 часов в неделю. 18 часов из них посвящали основным предметам:

математика - 6 ч.

чтение - 6 ч.

русский язык - 6 ч.

Оставшиеся 6 часов уходили на пение, рисование, природоведение, труд и 2 часа на физкультуру.

Количество часов, которые уделяют основным предметам в настоящее время:

математика - 4 ч.

чтение - 4 ч.

письмо - 5 ч.

Как видите, более всего пострадали математика и чтение - они сократились в 1.5 раза.

В действительности же еще больше, поскольку раньше у первоклассников было 35 учебных недель, теперь же за счет увеличения длительности всех каникул у первоклассников только 33 учебных недели.

Таким образом, если раньше у детей в 1 классе выходило 210 часов математики и столько же чтения, то теперь они посвящают этим дисциплинам всего лишь по 132 часа.

Но это еще не все.

По современным ФГОСам в первом полугодии у первоклассников уроки не по 45 минут, а по 35. Кроме того, в первом полугодии запрещены домашние задания.

Почему же родители не замечают, как сильно сократилась учебная программа? Почему многие наоборот возмущаются, что детей слишком нагружают в школах?

Во-первых , в советское время дети учились 6 дней в неделю: в 8 ч. начинали и к 12 заканчивали. Теперь же у всех первоклассников 5-дневка, поэтому сокращение рабочих часов не так сильно бросается в глаза.

Во-вторых , для имитации усиленной учебной деятельности детей заваливают добровольно-принудительными «внеурочками». Если раньше на второстепенные предметы (пение, рисование, природоведение, труд, физ-ра), как мы указывали выше, уходило в общей сложности 6 часов в неделю, то теперь их ассортимент значительно расширился и этим маловажным предметам отдают по 18 часов в неделю.

Мой ребенок начинает учебу в 8 утра, а заканчивает в 13-13:30, т.е уже сейчас «учится» в школе больше, чем советские школьники. Во втором полугодии, когда уроки станут по 45 минут, он будет заканчивать свои занятия в 14-15 часов. Нагрузка, конечно, существенная.

Но каков результат?

А результат такой:

если взять для сравнения учебник по арифметике А.С.Пчелко за 1959 год, то современная программа по математике для 1 класса заканчивается на 96-й странице этого учебника. Всего же в этом учебнике 142 страницы. Наверное, современные ученики наверстают все это за тот лишний 4-й год обучения, что им добавили к начальной школе (раньше-то было 3 года).

Ну, подумаешь, всех наших детей сделали второгодниками! Раньше или позже закончат школу, стоит ли так расстраиваться?

Но вот с чтением ситуация обстоит гораздо хуже, чем с математикой.

Помимо сокращения часов в школьной программе, дети теперь и после школы не читают. Это в СССР родители не знали, как оторвать ребенка от книжки с какими-нибудь приключениями.

Дети читали по ночам под одеялом с фонариком - в общем, они с фанатичной настойчивостью нарабатывали беглость чтения, а родители были недовольны, что утром детей не добудишься.

Нам бы их проблемы!

Теперь, чтобы вызвать у ребенка потребность к чтению, у него нужно отобрать компьютер, планшет, телевизор, смартфон, телефон, т.е. все-все электронные устройства.

К сожалению , теперь это невозможно, поскольку в 1990 г. у нас ратифицирована «Конвенция ООН о правах ребенка», которая защищает права детей «на информацию и личную жизнь» (статьи 13 и 16)....

А знать и соблюдать свои права детей учат на уроках психологии той самой «внеурочной деятельности» (по словам знакомой мамы, в средней школе ради дополнительных уроков по психологии нередко даже отменяют обычные уроки).

Если игровая зависимость уже сформировалась, победить ее очень трудно (почти невозможно), поэтому лучше было бы изначально до этого не доводить.

Еще недавно мы удивлялись необразованности взрослых иностранцев, многие из которых способны читать только по слогам (а есть и такие, которые вообще не читают, что для нас совершенно немыслимо). Теперь же эти невероятные для нас слухи превращаются в нашу российскую действительность.

А по поводу чистописания предлагаем посмотреть это короткое видео:

Также о значении каллиграфии, исключенной из современной школьной программы, можно почитать здесь: http://calligraphyschoolspb.ru...

Подпишитесь на нас

Школьные годы чудесные,
С дружбою, с книгою, с песнею,
Как они быстро летят!
Их не воротишь назад.
Разве они пролетят без следа?
Нет, не забудет никто никогда
Школьные годы.

Я неслучайно выбрала эпиграфом к этой статье слова из песни «Школьные годы», музыку к которой написал Д. Кабалевский на стихи Е. Долматовского. Она появилась впервые в эфире в 1953 году и сопровождала практически весь период моего обучения в школе. Именно в 1953 году я пошла первый раз в первый класс…

У меня с самого детства была очень близкая подружка Лариса. Мы жили в одном доме: она в коммунальной квартире на втором этаже, я на третьем. Наши мамы тоже дружили. В школу мы должны были идти вместе, но в разные классы. Меня записали в 1-г класс, а Ларису – в 1-в. Я по этому поводу была очень расстроена и даже немного поплакала. Мама отвлекла мое внимание тем, что надо начать готовиться к школе: купить новую форму, портфель, учебники, тетради, карандаши, ручки и еще массу нужных и интересных вещей. За лето мне предстояло отрастить волосы, чтобы пойти в школу с косичками. Короче говоря, предстояло очень интересное время, так что очень скоро я забыла про все свои обиды.

Ленинградская школа № 104

Первым делом мне была куплена форма: коричневое платье, черный и белый фартуки. Все покупалось на несколько размеров больше, « на вырост». Мама подкоротила форменное платье, на передниках сделала фигурные складочки. Форма сидела на мне как влитая. Платье были скромно украшено белым воротничком и манжетами. В те поры ношение воротника и манжетов было обязательным. В один из дней мы пошли в большой универмаг, где продавалось все необходимое для школьников. Мне купили большой коричневый портфель с несколькими отделениями, тетрадки в специальную линейку и клетку, простые и цветные карандаши, ручку, коробку с перьями, пенал, краски, альбом и еще много всяких мелочей. Все это богатство было помещено в портфель, и я с гордым видом вышагивала по улице, неся его своей руке. Мне казалось, что все прохожие на улице смотрят на меня с большим восхищением и одобрением. На самом деле, им, конечно, не было никакого дела до ребенка, тащившего тяжелый портфель.

Я - в первом классе с букварем

Мама сказала, что за учебниками мы должны идти в школьную библиотеку. Почему-то в то время учебники развозили по школам, где они выдавались ученикам соответствующих классов. Такой порядок распределения учебников оставался довольно долго. Незадолго перед началом учебного года мы Ларисой и наши мамы пошли наконец-то за первыми школьными книжками. В библиотеке толпился народ: старшие ребята пришли за учебниками сами, а малыши с родителями.

Школа мне показалась огромным дворцом: большая, светлая, просторная. Уже позже я узнала, что ленинградская школа номер 104 была построена в 1930-32 годах по проекту архитектора В. Мунца, автора проектов многих школ нашего города. В главном трехэтажном корпусе на втором и третьем этажах были расположены классные комнаты, а на первом - кабинеты труда, слесарная и столярная мастерские, различные служебные помещения. Короткой галереей на столбах главный корпус был связан с двухэтажным крылом, в котором находились библиотека, столовая, пионерская комната. Важным элементом здания школы был параболический выступ на стыке корпусов. В нем размещались вестибюль и актовый зал. Следует добавить, что в главном корпусе были большие коридоры и рекреации, где было удобно прогуливаться или побегать во время переменок.

Но вернемся в библиотеку. Вот уже подошла наша очередь, и учительница вручила мне стопку моих первых учебников: букварь, родную речь, прописи, арифметику. Больше всего мне понравился букварь. Он был зеленого цвета и по формату больше других книг. Когда я его открыла, то с первой страницы на меня по-отечески тепло смотрел Иосиф Виссарионович Сталин. (Я уже знала, что в марте 1953 вождь всех народов скончался). Как же я была счастлива: скоро начнется мой первый учебный год, а у меня уже все есть для школы. В ночь на первое сентября я практически не спала, боялась. Что я могу опоздать в школу…

В первый погожий сентябрьский денек
Робко входил я под светлые своды.
Первый учебник и первый урок -
Так начинаются школьные годы.

Наконец, наступило утро. На вешалке висела новенькая форма с белым фартуком, под столом – портфель, укомплектованный всем необходимым для школьных занятий. Я быстренько умылась и что-то проглотила на завтрак. Потом мама стала мне заплетать косы из очень коротких волос, они никак не хотели заплетаться, особенно с длинными белыми лентами. После многотрудных усилий на моей голове красовалось 2 огромных банта. Пора было двигаться. В одной руке я держала букет цветов, во второй огромный до полу портфель. Я наотрез отказалась отдать это сокровище маме, которая предложила мне поднести портфель. Ведь я уже настоящая школьница! Мы зашли за подружкой Ларисой, которую сопровождала ее мама, и двинулись к школе. Надо заметить, что когда я пошла в школу, то в стране еще было раздельное обучение. Наша школа была женской.

На школьном стадионе было много учеников и их родителей, кругом цветы. Все очень торжественно. Потом всем ученицам предложили построиться по классам. Мама нашла мой класс, я заняла место в первом ряду, чтобы получше все рассмотреть. Перед учениками выступила директор школы - Мария Федоровна Киршина. Она поздравила всех с началом учебного года, объяснила, что мы должны хорошо учиться, быть патриотами своей Родины, чтобы из нас выросли достойные продолжатели дела Ленина-Сталина, и еще что-то в этом духе. Потом выступал завуч, старшая пионервожатая и еще какие-то люди.

После торжественной линейки все построились парами, и пошли в свои классы. Мой класс находился на третьем этаже. Нас сопровождала молоденькая женщина, с очень серьезным выражением лица в строгом синем костюме. Оказалось, что эта наша учительница Екатерина Александровна, которая будет у нас вести все уроки.
Мне она очень понравилась. Когда все ученицы пришли в класс, то начался процесс рассаживания их по партам. Сами парты были черные и с откидывающимися крышками. Они были разного размера. Во время медосмотра доктор писал номер парты в карточке для каждого ученика. Впереди сидели самые мелкие девочки, а также те, у которых были проблемы со зрением. Мне досталось место на третьей парте в средней колонке. Моей соседкой была симпатичная темноволосая девочка с кудрявыми волосами и странной фамилией Бонч-Бруевич. Она проучилась с нами только один год, и родители перевели ее в другую школу. Ее отец был знаменитый физик, а дедушка – не менее знаменитый военачальник.

Первое сентября пролетело очень быстро, дальше начались трудовые учебные будни. Каждое утро начиналось одинаково: подъем, завтрак, дорога в школу. Школа находилась в 10 минутах ходьбы от дома, но нужно было переходить 2 больших проспекта с интенсивным движением, поэтому до третьего класса включительно нас с Ларисой по очереди водили в школу наши мамы. Каждое утро в 8.45 утра в школе было построение, легкая физическая разминка, потом все расходились по классам. Перед входом в класс стояли две «санитарки», которые проверяли, чистые ли у одноклассниц руки и уши…

Первые полгода мы учились читать, считать и писать, причем писали только карандашами. Я с нетерпением ждала того момента, когда же можно будет начать пользоваться перьевой ручкой. Учение продвигалось вполне успешно: букварь остался уже позади вместе с «мамой, моющей раму». Начались уроки чистописания чернилами. Вот тут-то и я намучилась вдосталь: постоянные кляксы, кривые, словно пьяные буквы. Писала я эти буквы по много раз и в школе, и дома, но результат был тот же самый. Да, и в дальнейшем мой почерк напоминал письмо, которое называют, «пишет, как курица лапой».

Наша учительница, Екатерина Александровна, вела у нас все уроки, за исключением физкультуры. В осенние и весенние месяцы, когда на улице было тепло, мы занимались на школьном стадионе. В холодное время года в спортивном зале. В школе имелись 2 просторных спортивных зала со множеством снарядов и шведской стенкой. Я любила уроки физкультуры, на которых можно было побегать, размяться и «выпустить пар».

В школе примерно раз в 2 месяца проводились родительские собрания, где Екатерина Александровна устраивала «разбор полетов» для каждого ученика. Моим родителям повезло, меня в основном хвалили за усердие. Несколько раз родителям вручали благодарности за мое примерное поведение и прилежание. Благодарность была напечатана на машинке на четвертушке листа формата А4 под копирку. Для фамилии было оставлено место, куда учительница от руки вписывала фамилию ученика. У меня в архиве сохранилось несколько таких пожелтевших от времени листочков.

Перед началом моего второго учебного года было принято решение о переводе всех школ на совместное обучение мальчиков и девочек. А это значило, что часть учениц должно покинуть нашу школу, а на их место придут новые ученики мужского пола. Мы все с нетерпением ожидали первого дня занятий. Надо сказать, что с приходом мальчиков спокойная размеренная школьная жизнь закончилась. Моим новым соседом по парте оказался Славик. Он был большим любителем повертеться на уроках, был ленив, невнимателен, все время пытался выжить меня с моей парты, таскал за подросшие за год косички. Я приходила домой в слезах, на следующее утро мама шла со мной в школу и имела очередной разговор с учительницей. Наконец, меня пересадили к девочке, все вернулась на круги своя…

Вот на груди алый галстук расцвел,
Юность бушует, как вешние воды.
Скоро мы будем вступать в комсомол -
Так продолжаются школьные годы.

В третьем классе подошло время, когда всех ребят обещали принять в пионеры, но не сразу, а в несколько заходов. Первыми такой чести удостоились отличники и хорошисты. Я была в их числе. Родители купили мне красный галстук. Это торжественное событие происходило в музее Революции. Нас построили всех в один ряд. Сначала перед нами выступила старшая пионервожатая, потом старенький революционер, потом мы произнесли клятву. Эту самую клятву следовало начать учить заранее, особенно внимательно повторяя ее в ночь перед знаменательным днем, дабы не забыть или перепутать слова перед «лицом своих товарищей». Звучала она примерно так: ««Я (имярек) вступая в ряды Всесоюзной Пионерской Организации имени Владимира Ильича Ленина, перед лицом своих товарищей торжественно обещаю: горячо любить свою Родину. Жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая партия. Всегда выполнять Законы пионеров Советского Союза». После этого старшие ребята повязали нам красные галстуки. После этого самая активная отличница из нашего класса прочитала стихотворение:

«Как повяжешь галстук, береги его!
Он ведь с нашим знаменем цвета одного.
А под этим знаменем в бой идут бойцы,
За победу бьются братья и отцы.
Пионерский галстук, нет его родней,
Он, от юной крови, стал еще красней!»

Счастливые и довольные мы покидали музей Революции, переполненные своей значимостью, и принадлежностью к пионерской организации.

Наш класс поделили на три звена: каждая колонка парт – отдельное звено, выбрали председателя совета отряда и трех звеньевых. Мне очень хотелось занять какую-нибудь «руководящую должность», но, увы, мне не повезло…

В четвертом классе мы уже себя чувствовали опытными пионерами и старались принимать активное участие в жизни пионерской организации нашей школы. Помню, что мы должны были собирать макулатуру. За это самым активным участникам была обещана путевка в Артек… Мы с подружкой Ларисой обсудили эту новость и решили, что путевка должна быть нашей. Но где найти столько макулатуры? Газеты и старые журналы уже были снесены в школу, но их вес был ничтожно мал. Мы занялись поисками. Как-то гуляя в районе Выборгского райисполкома (почти рядом с нашим домом) мы обнаружили сарай, у которого была выбита доска на задней стенке. Сунув туда голову, мы обнаружили груды бумажных папок, сваленных в углу сарая. Вероятно, это был какой-то архив, который так небрежно хранился. Для нас это было ну просто сокровище. Дело происходило зимой, мы быстро сбегали за санками, нагрузили их по максимуму и отвезли домой, потом повторили эту операцию несколько раз. В результате дома у меня и Ларисы образовались залежи макулатуры, наши родители были недовольны, что мы тащим в дом всякий хлам. Но мы объяснили важность момента и были поняты. В последующие несколько недель мы каждый день тащили тяжелые тюки с бумагой в класс, взвешивали их и складывали в угол. Скоро вся бумага перекочевала в школу. Мы решили, что этого недостаточно, и навестили заветный сарай еще раз, но, увы, задняя стенка оказалась заколоченной, и Клондайк иссяк.

Конец этой истории был очень прозаический. Нашу бумагу сдали в общий котел за весь класс, все уже забыли про путевку в Артек. Вернее в Артек поехала дочка старшей медсестры школы, не собирая бумагу вовсе, а у нас осталась глубокая обида на несправедливость. Это поубавило мое дальнейшее рвение участвовать во всяких сомнительных проектах…

В пятом классе начался новый этап нашего обучения в школе. После начальной школы с одной учительницей мы стали изучать много новых предметов. Некоторые предметы такие, как физика, химия, биология изучались в специальных кабинетах с большим набором интересных приборов, химических ингредиентов и наглядных пособий. Я очень любила математику, физику, биологию, географию, и, конечно, немецкий язык. Про последний предмет будет особый разговор.

Первый урок немецкого языка начался необычно. Дверь в наш класс распахнулась и вошла очень странная женщина. На вид ей было за шестьдесят лет. Лицо напоминало печеное яблоко, все в разнообразных морщинах, единственное яркое пятно – это яркая помада на губах, всегда слегка размазанная вокруг рта. Волосы были уложены вокруг головы в виде валика, из которого всегда наполовину торчали шпильки. Чулки собрались гармошкой около коленок. Короче, первое впечатление было такое, что в класс вошла клоунесса. Да и имя у нее было какое-то странное – Генриетта Абрамовна! В классе раздался дружный гогот, но Генриетта Абрамовна не обратила на реакцию учеников никакого внимания. Ох, как же мы были неправы! Через два урока мы все поголовно были влюблены в нашу учительницу немецкого языка. Она была несколько странноватой, но глубоко любила свой предмет, и знала, как его преподать глупым школярам. Мы все увлеклись изучением иностранного языка, равнодушных не было. Уже в 6 классе мы могли общаться на первом уровне, в 7 классе мы все принимали участие в розыгрыше небольших сценок, как на уроках, так и в кружке немецкого языка. В выпускном восьмом практически весь класс сдал экзамен по немецкому на хорошо и отлично.

Как нас учили? Нам повезло, что мы учились еще в тех школах, которые сохраняли все качества прекрасного русского образования. А наши учителя были из того времени, когда слова «сеять разумное, доброе, вечное» было их основным жизненным принципом, который они впитали вместе с высоким понятием учитель. Неустанное служение наших учителей этому завету не могло не отзываться в нас, ведь оно проявлялось в каждом нюансе их общения с нами, на каждом уроке, в каждом слове, обращенном к нам. Это выражалось и в той серьезности их отношения к своему предмету, и иногда в некоторой ревности по отношению к другим дисциплинам, и в искреннем желании передать нам знания, научить нас, как это имело место в уроках Генриетты Абрамовны.

Вероятно, мое поколение было достаточно счастливое: что тогда еще не было влияния телевидения и тем более Интернета. Конечно, среди молодежи того времени были воры и хулиганы, были и ущербные люди, были и драки «двор-на-двор», «улица-на-улицу». Да, у нас не было свободы, да, мы были закрыты железным занавесом от всего мира и не могли общаться с иностранцами. Да, нам запрещали слушать джазовую музыку и танцевать буги-вуги или читать запрещенных цензурой писателей. Да, нам врали газеты про ужасы мира капитализма и про наше счастливое детство. И все же я хочу сказать, абсолютно не пытаясь рисовать розовыми красками наши школьные годы, что в наше время было намного меньше пошлости, и потребительского отношения к жизни.

Русский язык и литературу нам преподавала завуч школы Нина Алексеевна. Женщина -35-40 лет, великолепно сложенная, миниатюрная, всегда на высоких каблуках. Приветливая, уважительная к ученикам. Она на уроках русского языка нас учила не просто грамотности и избавлению от ошибок. Наряду с усвоением написания слов: «стеклянный, оловянный, деревянный» или «в течение, в заключение» и правил расстановки знаков препинания, она учила правильно и грамотно излагать свои мысли, пользоваться всеми возможностями языка, в котором, по известным словам Михайло Ломоносова: «сочетается великолепие испанского, живость французского, крепость немецкого, нежность италианского, сверх того, богатство и сильную в изображениях краткость греческого и латинского языков». Вдобавок мы знали, что наша учительница русского языка, сама прекрасно владевшая им, могла подтвердить эти слова Ломоносова своими знаниями, по меньшей мере, французского, немецкого языков и, возможно, латыни.

Уроки русского были неразрывно связаны с уроками литературы, начиная со «Слова о полку Игореве». Мы познавали не только старославянский язык (учили наизусть, соревновались, кто больше сможет заучить и кто лучше перескажет по-русски то, что выучил), нас воспитывали воспринимать и понимать красоту и силу слов, необычайную образность и в то же время искренность и безыскусность этого безыменного автора. Мы могли сравнивать подлинный текст с переводом на русский язык – мы учились русской литературе.
На такой фундаментальной основе шаг за шагом, постепенно, строилось изучение наших великих классиков – Жуковского, Грибоедова, Пушкина, Гоголя, Лермонтова, Тургенева, Некрасова, Льва Толстого, Чехова, А. Н. Островского, М. Горького… Конечно, не обошлось и без Белинского, Чернышевского и иже с ними. Но, клянусь, я при всем желании не смогу сейчас вспомнить и даже представить, о чем были «сны Веры Павловны», а вот персонажи и герои наших классиков приходят ко мне на память как живые, давно знакомые и давно любимые друзья.

Заложенные в наши сердца и души произведения наших великих писателей выстроили в нашем сознании прочное представление о России, о русской душе и о русском характере. Все последующие прочитанные мной книги русских и советских писателей лишь дополняли деталями, давали новые знания, осовременивали мои представления, удовлетворяли мое любопытство. И величайшая благодарность нашим учителям, открывшим нам это богатство. Они нас приучили читать, вчитываться, ценить и любить чтение.

Так получилось, что про другие страны и народы мы могли тогда узнавать тоже только из литературы. Англию и англичан мы узнавали из романов Вальтера Скота, по драмам и сонетам Шекспира, Байрона, потом по Диккенсу, затем по Голсуорси, Б. Шоу и т. д. В равной степени Францию нам открывали Стендаль, Флобер, Дюма, Бальзак, Мопассан и другие. Знания об Америке были почерпнуты из книг Фенимора Купера и Майн Рида, Джека Лондона и О. Генри… Нам на лето выдавались списки книг, которые, по мнению наших учителей, могли быть интересны для прочтения во время летних каникул.

Не менее значительными были уроки по истории. Сначала по истории Древнего мира, потом по всемирной истории и по истории России. Возможно, по прошествии стольких лет после окончания школы мне это стало казаться, а, может, так было и на самом деле, но получалось так, что, когда по истории мы проходили Киевскую Русь, то по литературе мы учили Слово о полку Игореве, изучение смутного времени и самозванцев совпадало с чтением «Бориса Годунова», времен Петра Первого – с чтением «Полтавы» и «Медного всадника». Но, скорее всего, искренне уважаемый нами учитель истории просто рекомендовал нам читать или перечитывать произведения, соответствующие изучаемому времени. На его уроках больше всего мне нравилась эпоха античной Греции и Рима. Из холодных, покрытых сугробами снега улиц Ленинграда мы попадали в солнечные Афины или Спарту, следили за походами Александра Македонского, смотрели на рисунки и фотографии оставшихся храмов и руин. Не менее интересно мы изучали историю России, подвиги Александра Невского, Дмитрия Донского, войны Петра Первого, подвиги Суворова и Румянцева, войну 1812 года.

Но это совсем не значит, что другие предметы, как-то: математику, географию, естественные науки и даже рисование, или музыку нам преподавали менее интересно или менее эрудированно. Так, до сих пор логическая ясность и красота математических выражений и формул у меня сопряжена в памяти с низенькой и пухлой учительницей математики Брониславы Станиславовны, в ее строгом сером костюме. Она нас учила не столько тому, что дважды два - четыре, или логарифмическим таблицам Брадиса, сколько прививала в нас любовь к логике математики и учила получать радость при нахождении правильных решений. Она заставляла нас не бояться исходной сложности формул и уравнений, учила искать нужные пути и получать удовлетворение в победе, главным образом, в победе над собой, над неверием в свои силы. Это побуждало в нас дух соревнования и здорового соперничества – кто быстрее решит или кто найдет лучший путь решения предложенных ею задач.

Отдельная песня о трудовом воспитании. Начиная с 6-7 класса, мы должны были проходить трудовую практику в столярной и слесарной мастерских. В шестом классе – это была столярная мастерская. Практика была обязательной для девочек и мальчиков. Сначала в столярной мастерской мы должны были сделать табуретку. Я помню, что я очень старалась сделать эту проклятую табуретку, но получила за нее четверку. Честно говоря, она выглядела жутковато, даже с моей точки зрения. Во второй четверти мы работали в слесарной мастерской. Основная цель практики заключалась в том, чтобы научиться работать на токарном станке и сделать совок для мусора. Я начала свою практику с работы на токарном станке. После того, как я сломала резец, учитель с матюгами отослал меня делать совок для мусора. Эта была не простая задача. Нужно было на металлической заготовке сделать разметку, потом придать форму этому совку и закрепит заклепками ручку. В течение нескольких месяцев я делала эту жуткую работу. На выходе получилось что-то напоминающее совок, но с кривой ручкой. Я получила четверку за многотрудный проект. Когда я принесла домой это жуткое произведение, мои родители были счастливы и похвалили меня за мои труды. Кстати сказать, этот совок служил нам верой и правдой много лет…
Несколько слов о моей «карьере» в пионерской организации. Ни звеньевой, ни председателем совета отряда я не стала, но каким-то странным образом я попала в совет дружины. Я не помню, как это произошло, но точно помню, что я с большой гордостью носила две красных лычки на белом фоне на левой руке в течение двух лет. Эта должность была выше, чем председатель совета отряда. Что входило в мои обязанности? Пару раз в месяц присутствовать на заседании совета дружины. Никакой ответственности, никаких действий! Мне это очень нравилось. Однако к восьмому классу моя пионерская карьера закончилась. Приоритеты поменялись, все стало неинтересным.

В в 1960г. «существенным моментом в развитии школы» стала ее политехнизация. Десятилетние школы реорганизовывались в одиннадцатилетние школы, средние, политехнические с производственным обучением - так решалась задача укрепления связи школы с жизнью. Выпускники школы должны были быть готовы со школьной скамьи прийти на производство. К сожалению, наша любимая школа номер 104 должна была стать восьмилеткой, а всем ученикам после 8 класса надлежало сделать выбор: продолжить образование в школе с одиннадцатилетним образованием, поступить в техникум, или пойти в ремесленное училище и приобрести какую-нибудь рабочую профессию. Весной нас ждали выпускные экзамены, а после этого расставание с любимой школой.

Жизнь - это самый серьезный предмет.
Радость найдем, одолеем невзгоды,
Белые ночи, весенний рассвет -
Вот и кончаются школьные годы.

Я решила продолжить учебу в школе номер 118. До нее от моего дома нужно было ехать на трамвае, но ближе ничего не нашлось. Это была политехническая школа с производственным обучением. Из моей прежней школы сюда перешли несколько моих бывших одноклассников. Я оказалась в 9-9 классе, а всего девятых классов было 12! Учебный и производственный процесс в этой школе выглядел следующим образом. 4 дня в неделю мы должны были учиться. В каждый из этих дней было 3-4 сдвоенных урока. Два дня в неделю отводилось производственной практике, которая будет проводиться на базе завода «Светлана». Я себе плохо представляла, как это будет выглядеть на практике.

Практика превзошла самые худшие ожидания. Однако, все по порядку. Первого сентября мы пришли в школу. Она была четырехэтажной. После нашей роскошной 104 школы, все пространство внутри казалось тесным, переполненным народом. На каждом этаже располагались классы, выходившие своими дверями в общий холл, где в перерывах между занятиями яблоку было негде упасть от снующих туда-сюда учеников. Кто был автором этого «душегубного проекта» история умалчивает. В нашем классе было ровно 30 человек: 20 девочек и 10 мальчиков. Классным руководителем был математик Иосиф Борисович Лифшиц. Его вступительная поздравительная речь была очень своеобразной « Ну, что, бездельники, вы думаете, что на курорт попали? Если так, то вы ошибаетесь, я вам покажу, что здесь работать надо. Я из вас, лоботрясов, людей сделаю…" Дальше в таком же ключе он поздравил нас с началом нового учебного года. Я поняла, что скучать и расслабляться здесь мне не придется.

Нам пришлось забыть о привычных четвертях, поскольку итоговые отметки будут выставляться раз в полгода. Предметы были все знакомые, но учителя другие, другой класс, другая атмосфера, иные порядки и стиль общения. Директором школы в ту пору была Елена Ивановна, заслуженный педагог, очень красивая женщина. Она преподавала у нас историю. Она как-то сразу выделила наш класс из 12 других. Елена Ивановна была вся насквозь пропитана коммунистическими сталинскими идеалами, которые были руководством ко всем ее действиям. В нашем классе она выбрала наиболее активных ребят, которые успешно продвигались в своей карьере по комсомольской линии. Они были проводниками всех ее идей, они же способствовали тому, что класс был поделен на две неравные части: ученики, приближенные к ней, и прочую «черную кость». Поначалу для меня это выглядело как-то очень странно: почему одним – зеленый свет, а других и за людей не считают. Никто не обсуждал друг с другом эту странную ситуацию, поскольку было чревато, но, как оказалось, « изгои» чувствовали свою никчемность…

На первом уроке математики Иосиф Борисович еще больше застращал нас, сказав, что если при ответе у доски ученик получит двойку, то до конца полугодия он не намерен его больше спрашивать, пока тот ему не сдаст весь предыдущий материал. Так все и было. Один раз я оказалась в этом качестве: два месяца мне пришлось сдавать пройденные темы Швейку (подпольная кличка Иосифа Борисовича), и только после этого он начал меня вызывать к доске. Несмотря на специфический стиль общения, мы очень полюбили Швейка и его уроки математики. Он заложил и вбил в нас математику так, что разбуди ночью, ответим на любой вопрос без запинки. Великий был педагог!

В первом полугодии Елена Ивановна объявила, что самые достойные будут приняты в члены ВЛКСМ. Конечно, первыми ласточками были ее любимцы. Из них же был сформирован комсомольский актив класса и школы. Уже тогда, в 15 лет я для себя решила, что никогда, ни при каких обстоятельствах я не буду членом этой организации. Когда, несколько месяцев спустя, были открыты двери для приема в комсомол, я постаралась избежать этой чести. На классном комсомольском собрании меня несколько раз «вызывали на ковер» и спрашивали, почему я так упорно не хочу быть членом ВЛКСМ. Я отвечала, что я не считаю себя готовой к такому ответственному шагу. Слава Богу, потом меня оставили в покое.

Как я уже упоминала, наш класс отличался суперактивностью в общественной работе под чутким руководством Елены Ивановны. Например, мы всем классом взяли шефство над пятиклассниками из интерната для детей-олигофренов. Интернат находился по соседству, и мы туда часто наведывались и помогали «детишкам» делать уроки. В пятом классе интерната учились мальчики на 1-2 года старше нас. Это шефство продолжалось до тех пор, пока один из наших подшефных не изнасиловал девочку из нашего класса. Естественно, разгорелся большой скандал. Девочке пришлось покинуть нашу школу.

Еще один пример внеклассной работы, которая ускользнула из-под ока Елены Ивановны. У одной одноклассницы мама работала в музее религии и атеизма. Мы ее попросили пригласить маму, чтобы она прочитала нам несколько лекций по истории разных религий. Дело хорошее и нужное. То, что она нам рассказала про религии мира, было так интересно и захватывающе, что в головах слушателей созрела идея пообщаться с реальными верующими людьми. Дама-лектор сказала, что по соседству со школой находится церковь баптистов. Можно посетить собрания верующих и затем пообщаться со служителями церкви. Сказано – сделано. Мы всем классом пришли на такое собрание, потом остались подискутировать со служителями культа. Они оказались очень знающими людьми, и общение к обоюдному удовлетворению сторон получилось очень интересным. Потом мы наведывались в эту обитель довольно часто, иногда коллективно «мотали» уроки физкультуры и проводили время в беседах с интересными людьми… Но, это вскоре закончилось, когда Елена Ивановна узнала о нашей затее. Это было несовместимо с ее коммунистической идеологией и принципами. Все получили по заслугам.

Теперь я хочу рассказать о так называемом производственном обучении. Наш класс был поделен на две части. Поскольку будущая работа должна происходить в 2 смены, то одну неделю мы должны работать в утреннюю смену, вторую - в вечернюю. Перед работой был небольшой ликбез, где нам рассказали о заводе «Светлана», ознакомили с правилами техники безопасности и распределили по цехам. Я попала в цех номер 9, где меня посадили собирать высокочастотные пентоды с короткой характеристикой анода, а проще говоря, маленькие радиолампы. У каждой работницы свой столик с электросварочным станком. Работа заключалась в том, что надо было приварить к основанию несколько малюсеньких проводочков, не повредив экранные сетки лампы. Невооруженным глазом все это не разглядеть, поэтому каждый пользуется лупой с большим увеличением. Когда мне все показали и объяснили, то через полчаса у меня начали болеть глаза, а к концу моей 4-х часовой смены все было в тумане. Утренняя смена начиналась в 6.30 утра. Вставать надо было в 5 часов, поскольку надо до рабьего места добираться на транспорте. В вечернюю смену было легче, она начиналась в 15.00. За выполненную работу нам полагалась зарплата. Моя первая зарплата составила 2 рубля и 50 копеек, и я с гордостью отдала деньги маме. Сходив 2 раза в утреннюю смену, я поняла, что работа на заводе не для меня. Поскольку никакого учета посещения завода школьниками не существовало, то я быстро «перешла на свой рабочий график»: посещала завод только, когда работала в вечернюю смену. За три года никто никогда меня не спросил об этом самоуправстве.

За три года обучения в этой школе я получила хорошее среднее образование, но было жаль года, потерянного на постылом заводе. После окончания школы все учащиеся нашего класса поступили в ВУЗы с первой попытки. 15 человек из 30 пошли учиться в Политехнический институт. Подготовка по математике, физике, химии была у всех на высоте. Когда передо мной встал выбор, куда же направить мне свои стопы для получения высшего образования, то я колебалась между историческим, юридическим и физико-математическим факультетами ЛГУ, а поступила на биофак, где нашла применение всем полученным в школе знаниям, особенно математики…

Давно, друзья веселые,
Простились мы со школою…

Прошли годы, десятилетия, и вот однажды вечером в моей квартире раздался звонок. Звонила одноклассница Надя, она сказала, что в этом, 2004 году, исполняется 40 лет, как мы окончили школу. Инициативный комитет во главе с Еленой Ивановной (!) хочет пригласить меня на встречу с одноклассниками. Я даже поначалу потеряла дар речи, но потом быстро пришла в себя и стала уточнять детали, где, когда, во сколько, что принести с собой. Встреча была назначена на 9 февраля, будет проходить на улице Чайковского, в доме, где располагается редакция коммунистической газеты. Зять Елены Ивановны – главный редактор этого печатного органа! Надя сообщила, что на встречу обещал придти наш любимый физик Виктор Абрамович и учительница литературы Дина Давыдовна. Конечно, я сразу согласилась, поскольку было интересно повидаться с людьми, которых не видела 40 лет.

Настало 9 февраля, и я уже подходила к дому, где будет происходить встреча моих одноклассников. Я открыла дверь в парадную, и тут же столкнулась с охранником. Я ему все объяснила, он сказал, что надо на лифте подняться на 3 этаж. Там я легко нашла требуемое помещение. Это оказался очень просторный офис, все стены которого были обшиты темными дубовыми панелями, дорогая мебель, множество больших и малых кабинетов. В самом большом помещении накрывали огромный стол. Всем руководила Елена Ивановна. В свои 75+ лет она выглядела просто красавицей: такая же прямая, с точеным лицом, элегантная… Казалось, что время над ней не властно. Наших учителей уже привезли, они выглядели молодцевато, но им было далеко до Елены Ивановны. Потихонечку народ подтягивался, то тут, то там слышались возгласы удивления, радости. Практически всех можно было узнать. Наши мальчики немного погрузнели и полысели, но девочки до сих пор были привлекательны.

Елена Ивановна всех пригласила к столу. Что интересно, что бывший комсомольский актив занял места около нее, тогда, как «прочая шушера» сконцентрировалась на другом конце стола. Ничего не изменилось за 40 лет. Во время вечера я общались с моими соседками, и они в один голос стали вспоминать о расслоении класса на две неравные части. Теперь мы по полной программе совершенно свободно могли это обсуждать. На встречу одноклассников пришло больше 20 человек. Я не знаю, как удалось найти такое количество людей спустя столько лет. По замыслу Елены Ивановны в ходе вечера все присутствующие должны были представиться и коротенько рассказать о себе. Процедура несколько затянулась, многие хотели в перерывах пообщаться, восстановить утерянный контакт и т.д. Не буду долго утомлять вас всеми подробностями этой встречи.

Однако, в течение всего вечера меня преследовала одна назойливая мысль. Ячейка советского общества – семья - в течение долгих лет смогла сохранить дух коммунистической идеологии. Вероятно, Елена Ивановна долго выбирала мужа для своей дочери, чтобы он по духу и коммунистическому воспитанию мог вписаться в уже существующие семейные порядки. Уже рухнул Советский Союз, прошла перестройка с гласностью, мы давно живем в другом государстве… а тут такой коммунистический оазис в центре Санкт-Петербурга! Я думаю, что и внуки и правнуки Елены Ивановны будут продолжать «правое дело» своих предков. Их семейный вагон намертво пристегнут к тому паровозу, который летит вперед и остановится только в Коммуне. Почему-то у меня было очень гадкое чувство, что меня опять окунули с головой с ту бочку дегтя, из которой я так долго выбиралась…

Всеобщее среднее образование в СССР с 1972 года было обязательным, а право на его получение было закреплено в советской Конституции. И еще одна важнейшая деталь советского школьного образования, являющаяся гордостью нашей страны, – оно было бесплатным. Правда, сама средняя общеобразовательная школа за все время существования Страны Советов претерпела существенные изменения. Однако эти изменения вносились в соответствии с велением времени и были нацелены на повышение образовательного уровня новых поколений советских граждан.

В первые годы советской власти общее и профессиональное образование не разграничивалось: овладение основами научных знаний и профессиональным ремеслом велось параллельно. Так, в 1918 году правительством Советской России было разработано и утверждено «Положение о единой трудовой школе РСФСР», согласно котором произошла реорганизация дореволюционных средних и церковно-приходских школ в единую трудовую школу с девятилетним обучением. В этой школе обучение разделялось на две ступени: первая ступень предполагала пятилетнее обучение, вторая – четырехлетнее. В 1919 году параллельно с единой трудовой школой были учреждены рабочие факультеты при средних специальных и высших учебных заведениях – рабфаки.

С 1932 года среднее образование стало десятилетним, а спустя два года в СССР установилось три типа общеобразовательной школы:

Начальная, с 1 по 4 класс;

Неполная средняя, с 1 по 7 класс;

Средняя, 10 классов.

С целью повышения культуры подрастающего поколения кроме научных дисциплин в советских школах стали преподавать и основы искусств. Уроки рисования, пения, музыки были обязательными на начальном и неполном среднем этапах школьного образования, а четвертные и годовые оценки по ним вносились в ведомости успеваемости. Затем по оценкам в ведомостях за 7 лет выводилась итоговая оценка в свидетельстве о неполном среднем образовании.

В годы Великой Отечественной войны появилось несколько типов специализированных общеобразовательных школ:

Суворовские и нахимовские училища, в которых готовили абитуриентов для поступления в высшие военные учебные заведения;

Школы рабочей и сельской молодежи, предусматривающие получение среднего образования работающими молодыми людьми в вечерней и заочной форме.

Следующие изменения в советском народном образовании произошли в 1958 году, когда был принят «Закон об укреплении связи школы с жизнью и о дальнейшем развитии системы народного образования в СССР». Средняя общеобразовательная школа по-прежнему осталась десятилетней, однако теперь считались с первого по третий, средними – с четвертого по восьмой и старшими – девятый и десятый.

Кстати, именно после вступления в силу этого закона в Советском Союзе появились первые техникумы.

После реформы народного образования 1958 года появились и профессионально-технические училища, пришедшие на смену ФЗУ (фабрично-заводским училищам). Туда можно было поступить после окончания 8 классов общеобразовательной школы и получить одновременно со средним образованием рабочую специальность.

В целях помощи многодетным, малообеспеченным и неполным семьям развивалась система интернатов, где дети могли находиться полную рабочую неделю, получая полноценное обучение, как в обычной школе. Кроме того, в советских общеобразовательных школах появились группы продленного дня. Теперь дети, не имеющие бабушек и дедушек, могли находиться в школе 8 часов, получая полноценное питание и возможность готовить домашние задания под присмотром педагогов.

Принятая в 1958 году система всеобщего сохранилась вплоть до развала страны и была признана авторитетной общественностью многих стран лучшей в мире. Чем, сегодня, к сожалению, мы гордиться уже не можем.

Самым большим моим сомнением к переезду в деревню был перевод дочери в деревенскую школу. Но все-таки в этом году мы решились. Дочь закончила начальную школу в городе и пошла в 5 класс уже в новой школе.

Мы купили дом в деревне, в котором сейчас живем, уже 7 лет назад. Сначала под дачу. Все эти годы мы достаточно много времени проводили в деревне. Обычно все каникулы, большинство выходных весной-летом-осенью и когда я могла отдыхать от своего бизнеса. За это время у нашего ребенка сложился целый круг деревенских детей-ровесников, и я могла сравнивать их развитие и степень образованности (это профессиональное, так как я по образованию учитель J )

И что я могу в результате своих наблюдений констатировать: счет в пользу деревенской школы! Как не непривычно это звучит... Я конечно не могу обобщать в целом, а могу основываться только на наших местных условиях и реалиях нашей деревни и сложившихся традиций ее школы.

Во-первых, малые классы. Когда я училась в первом классе, у нас было детей больше 40 и класс был "ж", а были классы и дальше этой буквы. Район был новый, и было очень много новоселов с детьми школьного возраста. Была огромная новая школа, где только первоклашек было больше тысячи. В школе, куда пошла в 1 класс наша дочь, первоклашек было намного меньше, был недобор, и пройдя конкурс, мы легко поступили в нее не по прописке (в нашем городе с этим сложно). В деревне нам достался класс из 4!!! человек. Дочь пришла пятой. Это оказался самый маленький класс в школе, остальные больше по наполнению, а первоклашек в этом году набрали почти как в городской школе много. (Деревня наша не обычная, а при курорте, работа есть, отток молодежи не такой большой, активно добавляются дачники и из нашей области, и даже из соседней).

И вот, несмотря на такой маленький класс, его всю начальную школу не совмещали с другими, вели нормально всю программу. По результатам выпускных тестов этот класс занял первое место в районе. А насколько я могу судить об их уровне английского, то со своими платными занятиями мы очень сильно им уступаем к 5 классу. У нас в городе молодые учителя иностранного языка в школах обычно не задерживаются, находя работу где-нибудь в бизнесе, а не в бюджете. Поэтому у нас была чехарда с преподавателями языка все 4 года, каждый новый приходил и уходил, а дети оставались примерно на том же уровне. Поэтому почти все!!! дети в классе занимались с репетиторами или в коммерческих языковых центрах. А в деревне получается почти индивидуальное обучение и на бюджете.

Во-вторых, физическое развитие деревенских детей. Не только потому, что они с детства привыкли работать на огородах, но и потому, что традиции этой школы такие. Директор школы - учитель физкультуры, школа первая в районе на всех спортивных соревнованиях. При оформлении первый вопрос к нам был - а как у вас с физкультурой? J (А у нас последний год вообще отдельного учителя физкультуры не было в городской школе, уволился последний мужчина-учитель из нее). Все физкультурные занятия сводились, если не отменялись из-за подготовки к тестам, то в лучшем случае к прыганью на скакалках. А здесь настоящая программа физического воспитания еще с советских времен. Тоже и по музыке, кстати. В городской школе (хотя она была как раз конкурсная по эстетическим дисциплинам) программы не было никакой, ни старой советской разработанной еще Кабалевским, ни новой какой-никакой. Так, несколько песенок за все 4 года и такая же чехарда с преподавателями.

В-третьих, безопасность. У нас в городе такое ее состояние, что вплоть до 4 класса почти все родители провожали и встречали детей из класса, тем более что большинство жили не рядом со школой, класс был набран по конкурсу. Хорошо, у кого была возможность переложить эту обязанность на бабушек-дедушек. И ведь это не напрасные перестраховки, у нас действительно такая обстановка. Я или возила сама дочь, или когда не могла ее отвозить, просила обязательно отзваниваться, как дошла. Но ведь это не нормальная обстановка! Как в зоне какой-то, а не в безопасном городе! Еще мое поколение, ходило в школы (и иногда даже в садики перед школой) совершенно самостоятельно. Я ездила самостоятельно в музыкальную школу достаточно далеко от нашего местожительства совершенно спокойно. Моего мужа лет в пять молодые родители потеряли случайно и он с помощью добрых людей сел в нужный трамвай, назвав адрес и доехал благополучно домой. А сейчас как под конвоем, честное слово! Сейчас дочь ходит в школу по деревенской простой дороге со своими подругами и я за ее безопасность переживаю намного меньше.

Так что пока счет в пользу деревенской школы. Надеюсь, он такой и останется.

P.S. Не претендую ни на какие обобщения в сфере образования, это все лишь наш частный опыт J