Буккер Игорь 23.11.2013 в 17:07

Легкомысленная публика охотно верит в сказки о любвеобилии французского короля Людовика XIV. На фоне тогдашних нравов количество любовных побед "короля-солнца" просто блекнет. Робкий юноша, познавая женщин, не стал записным развратником. Луи были свойственны приступы великодушия по отношению к оставленным им дамам, которые продолжали пользоваться многими милостями, а их отпрыски получали титулы и поместья. Среди фавориток выделяется мадам де Монтеспан, дети которой от короля стали Бурбонами.

Брак Людовика XIV с Марией Терезией был браком политическим и французский король скучал со своей супругой. Дочь короля Испании была миловидной женщиной, но в ней напрочь отсутствовало обаяние (несмотря на то, что она была дочерью Елизаветы Французской, французского шарма в ней ни на гран) и не было веселости. Сначала Луи заглядывался на Генриетту Английскую, жену своего брата, которая испытывала отвращение к мужу, поклоннику однополой любви. На одном из придворных балов герцог Филипп Орлеанский, проявлявший на поле брани мужество и командирские качества, переоделся в женское платье и танцевал со своим красавцем-кавалером. Непривлекательная 16-летняя дылда с отвисшей нижней губой обладала двумя преимуществами - прелестным опаловым цветом лица и сговорчивостью.

Современный французский писатель Эрик Дешодт (Eric Deschodt) в написанной им биографии Людовика XIV свидетельствует: "Отношения Людовика и Генриетты не остаются незамеченными. Месье (титул Monsieur давался родному брату короля Франции, следующему за ним по старшинству - ред. ) жалуется матери. Анна Австрийская бранит Генриетту. Генриетта предлагает Людовику, чтобы отвести от себя подозрения, сделать вид, будто он ухаживает за одной из ее фрейлин. Они выбирают для этого Луизу де ла Бом ле Блан (Françoise Louise de La Baume Le Blanc), девицу Лавальер (La Vallière), семнадцатилетнюю уроженку Турени, восхитительную блондинку (в те времена, как и позже в Голливуде, мужчины предпочитают блондинок), - голос которой способен растрогать даже вола, а взгляд - смягчить тигра".

Для Мадам - титул Madame давался жене родного брата короля Франции, следующего за ним по старшинству и имевшего титул "Месье" - результат оказался плачевным. Нельзя сказать, чтобы не глядя, но Луи променял сомнительные прелести Генриетты на белокурую красотку. От Марии Терезии, которая в 1661 году разродилась Великим дофином (старшим сыном короля), Людовик таил свой роман в величайшей тайне. "Вопреки всякой видимости и легендам, с 1661 по 1683 год Людовик XIV всегда старается держать свои любовные связи в большом секрете, - пишет французский историк Франсуа Блюш (François Bluche). - Он это делает в первую очередь, чтобы пощадить королеву". Окружение пылкой католички Анны Австрийской пребывало в отчаянии. Лавальер от "короля-солнце" родит четверых детей, но в живых останутся только двое. Людовик их признает.

Прощальным подарком любовнице будет герцогство Вожур, затем она удалится в парижский монастырь кармелиток, но какое-то время она стоически переносила издевательства новой фаворитки Франсуазы Атенаис де Рошешуар де Мортемар (Françoise Athénaïs de Rochechouart de Mortemart) или маркизы де Монтеспан (marquise de Montespan). Историкам трудно установить точный список и хронологию любовных связей Луи, тем более что он, как отмечают, нередко возвращался к своим прежним пассиям.

Остроумные соотечественники еще тогда отмечали, что Лавальер любила монарха, как любовница, Ментенон - как гувернантка, а Монтеспан - как госпожа. Благодаря маркизе де Монтеспан 18 июля 1668 года состоялся "грандиозный королевский праздник в Версале", были построены Банные апартаменты, фарфоровый Трианон, созданы Версальские боскеты, сооружен удивительный замок ("дворец Армиды") в Кланьи. И современники, и нынешние историки твердят нам, что привязанность короля к мадам де Монтеспан (где духовная близость играла не меньшую роль, чем чувственность) продолжалась и после прекращения их любовной связи.

В 23 года мадмуазель де Тонне-Шарант (Mademoiselle de Tonnay-Charente) выдали замуж за маркиза де Монтеспана из дома Пардайянов (Pardaillan). Супруг постоянно опасался ареста за долги, что крайне раздражало Атенаис. Она ответила на зов короля, который уже стал менее робким и застенчивым, чем во время амуров с Луизой де Лавальер. Маркиз мог бы увести жену в провинцию, но почему-то этого не сделал. Узнав, про измену маркизы, в рогоносце проснулась гасконская кровь и однажды он прочитал нотацию монарху и заказал панихиду по своей жене.

Людовик не был самодуром и, хотя гасконец ему прилично поднадоел, не только не посадил его в тюрьму, но и всячески продвигал по службе законного сына маркиза и маркизы де Монтеспан. Сначала он сделал его генерал-лейтенантом, затем генеральным директором строительных работ и, наконец, пожаловал ему титулы герцога и пэра. Мадам де Монтеспан, удостоенная звания maîtresse royale en titre - "официальной любовницы короля, родила Людовику восьмерых детей. Четверо из них достигли зрелого возраста и были узаконены и сделаны Бурбонами. Трое из них вступили в брак с особами королевской крови. После рождения седьмого бастарда, графа Тулузского, Людовик избегает близости с Монтеспан.

Даже не на горизонте, а почти в королевских покоях появляется прибывшая из Оверни Мария Анжелика де Скорай де Русий (Marie Angélique de Scorraille de Roussille), девица Фонтанж (Fontanges). Стареющий король влюбляется в 18-летнюю красавицу, по мнению современников, "какой уже давно не видели в Версале". Их чувства взаимны. С Монтеспан девицу Фонтанж роднит высокомерие, проявляемое по отношению к прежним и позабытым Луи фавориткам. Пожалуй, не хватало ей лишь язвительности и острого язычка де Монтеспан.

Мадам де Монтеспан упорно не желала за здорово живешь отдавать свое место, а король по складу характера не был склонен идти на открытый разрыв с матерью своих детей. Людовик позволил ей и дальше жить в своих роскошных апартаментах и даже время от времени посещал свою прежнюю любовницу, наотрез отказавшись от интима с располневшей фавориткой.

"Мария Анжелика задает тон, - пишет Эрик Дешодт. - Если во время охоты в Фонтенбло она подвязывает лентой выбившуюся прядь волос, то на следующий день этто делает весь двор и весь Париж. Прическа "а-ля Фонтанж" до сих пор упоминается в словарях. Но счастье той, что ее придумала, оказалась не столь уж продолжительным. Год спустя Людовик уже скучает. Красотке находится замена. Похоже, она была глупа, но вряд ли это было единственной причиной опалы". Герцогине де Фонтанж король назначил пенсию в 20 тысяч ливров. Год спустя после потери преждевременно родившегося сына, она скоропостижно скончалась.

Подданные прощали своему монарху его любовные похождения, чего не скажешь о господах историках. "Царствование" маркизы де Монтеспан и ее "отставку" историографы связали с неблаговидными делами, такими, как "дело об отравлениях" (L"affaire des Poisons). "На следствии очень скоро заговорили о выкидышах, о сглазах, о колдовстве, о порчах, черных мессах и о всякой другой чертовщине, а вначале речь шла только об отравлениях, как явствует из его названия, под которым он фигурирует до сегодняшнего дня", - уточняет историк Франсуа Блюш.

В марте 1679 года полиция арестовала некую Катрин Деэй (Catherine Deshayes), мамашу Монвуазен, которую называли просто Вуазен (la Voisin), подозреваемую в колдовстве. Спустя пять дней был арестован Адам Кере или Кобре, он же Дюбюиссон, он же "аббат Лесаж" (abbé Lesage). Их допрос выявил или позволил вообразить, что в руки правосудия угодили ведьмы и колдуны. Этими, по выражению Сен-Симона "модными преступлениями", занимался, учрежденный Людовиком XIV, особый суд, прозванный Chambre ardente - "Огненная палата". В эту комиссию входили высокопоставленные чиновники под председательством Луи Бушра, будущего канцлера.

Людовик 14 – Король-Солнце – самый харизматичный монарх Франции. Эпоху его правления, продолжавшуюся 72 года, историки именуют «Великим веком». Французский король стал «героем» многочисленных романов и фильмов. О нем еще при жизни слагали легенды. И монарх был их достоин.

Именно королю Людовику 14 пришла мысль построить грандиозный дворцовый комплекс на месте небольшого охотничьего домика. Величественный Версаль, который на протяжении столетий поражает воображение, стал не просто резиденцией монарха при жизни, здесь он достойно, как и подобает августейшей особе, принял свою смерть.

Самый великий из династии Бурбонов – «Богоданный» Луи 14

Король Людовик 14 де Бурбон – долгожданный наследник. Именно поэтому при рождении он получил «знаковое» имя – Луи-Дьедонне – «Богоданный». Эпоха его правления Францией началась, когда маленькому Луи едва исполнилось пять лет. Регентами стали Анна Австрийская – мать Короля-Солнце и небезызвестный кардинал Мазарини, всеми силами пытавшийся связать свою семью родственными узами с Бурбонами. Интересно, что это почти удалось искусному стратегу.

Король Людовик 14 унаследовал от своей матери – гордой испанки, твердость характера и огромное самомнение. Вполне естественно, что юный монарх не стал долго «делить трон» с итальянским кардиналом. Хотя он и был его крестным отцом. Уже в 17 лет Луи впервые проявил непокорность, выразив недовольство перед всем французским парламентом. «Государство – это я» – фраза, которая характеризует всю эпоху правления короля Людовика 14.

Неразгаданные тайны биографии Луи де Бурбона

Самой большой загадкой остается само появление на свет короля Людовика 14. Согласно легенде, которой в ту эпоху верили многие, Анна Австрийская родила не одного, а двух дофинов. Был ли у Луи брат-близнец? Историки до сих пор сомневаются в этом. Но во многих романах и даже летописях фигурируют упоминания о загадочной «Железной Маске» – человеке, которого по приказу короля навсегда скрыли от людских глаз. Такое решение можно считать оправданным, ведь наследники-близнецы – причина политических скандалов и потрясений.

У короля Людовика 14 действительно был брат, но младший – Филипп. Герцог Орлеанский не претендовал на трон и никогда не пытался интриговать против Короля-Солнце. Напротив, он называл его «мой маленький папа», так как Луи постоянно старался его опекать. Фото портретов двух братьев дают ясное представление об их взаимной симпатии.

Женщины в жизни Луи де Бурбона – фаворитки и жены

Кардинал Мазарини, став крестным отцом короля Людовика 14, хотел еще больше сблизиться с династией Бурбонов. Умный интриган никогда не забывал о том, что происходил из достаточно захудалого итальянского рода. Именно одна из племянниц кардинала – кареглазая Мария Манчини, и стала первой любовью юного Луи 14. Королю Франции на тот момент исполнилось двадцать, его возлюбленная была всего на два года его моложе. Двор шептался о том, что монарх из династии Бурбонов вскоре женится по любви. Но судьба распорядилась иначе.

Мария Манчини — первая любовь короля Людовика 14

Марии и Луи пришлось расстаться всего лишь из-за того, что по политическим соображениям королю Людовику 14 было необходимо заключить брак с Марией-Терезией – дочерью испанского короля. Мазарини очень быстро «пристроил» племянницу, выдав ее замуж за итальянского принца. Именно с того момента, когда юного монарха принудили вступить в политический брачный союз, берет начало череда его любовных похождений.

Историки считают, что влюбчивость и пылкий темперамент король Людовик 14 де Бурбон унаследовал от деда – Генриха 4. Но Король-Солнце был более расчетлив в своих увлечениях: ни одна из его фавориток не оказывала влияния на политику Франции. Знала ли жена о многочисленных любовных увлечениях монарха и о его внебрачных детях? Да, но Мария-Терезия была гордой испанкой и дочерью короля, поэтому оставалась невозмутимой – Людовик 14 не слышал от нее ни слез, ни упреков.

Королева Мария-Терезия — первая жена короля Луи 14

Королева умерла гораздо раньше супруга. Буквально через несколько месяцев после ее смерти король Людовик 14 заключает второй брак. С кем? Избранницей стала гувернантка его внебрачных детей, рожденных маркизой де Монтеспан, – Франсуаза де Ментенон. Женщина была старше Луи, до этого она состояла в браке с известным в то время литератором Полем Скарроном. При дворе ее называли не иначе как «вдова Скаррон». Именно с Франсуазой король Людовик 14 «встретил старость», именно она стала его последним увлечением, именно ее немногочисленные капризы он исполнял на протяжении всех лет супружества.

Интересные факты из биографии Людовика 14 – Короля-Солнце

Прекрасный аппетит Луи 14 был известен не только всему двору, о нем знали даже простые жители Парижа. Блюдами, которые монарх съедал за обедом, можно было накормить не только всех фрейлин королевы, но и его свиту. И эта трапеза была не единственной. Король постоянно утолял голод и по ночам, но делал это в одиночку, кушанья ему тайно приносил камердинер.

Король Людовик 14 почти всегда исполнял прихоти своих фавориток, но в отношении второй жены король превзошел сам себя. Когда Франсуаза пожелала прокатиться на санях в летний зной, любящий супруг исполнил ее каприз. Буквально на следующее утро Версаль засверкал «снегом», который прекрасно заменили тонны соли и сахара.

Король Людовик 14 обожал роскошь. Историки считают, что это было связано с тем, что в детстве его расходы тщательно контролировал Мазарини, и он рос совсем «не по-королевски». Когда Луи стал «государством», то смог удовлетворить свою страсть. В резиденциях монарха насчитывалось около 500 роскошных кроватей. Он имел более тысячи париков, одежду для него шили 40 лучших портных Франции.

Вконтакте

(1715-09-01 ) (76 лет)
Версальский дворец, Версаль , Королевство Франция Род: Бурбоны Отец: Людовик XIII Мать: Анна Австрийская Супруга: 1-я: Мария Терезия Австрийская
Дети: От 1-го брака:
сыновья: Людовик Великий Дофин , Филипп, Луи-Франсуа
дочери: Анна-Елизавета, Мария-Анна, Мария-Тереза
множество внебрачных детей, некоторые узаконены

Людовик XIV де Бурбон , получивший при рождении имя Луи́-Дьёдонне́ («Богоданный», фр. Louis-Dieudonné ), также известный как «король-солнце» (фр. Louis XIV Le Roi Soleil ), также Людовик Великий (фр. Louis le Grand ), (5 сентября (16380905 ) , Сен-Жермен-ан-Ле - 1 сентября , Версаль) - король Франции и Наварры с 14 мая г. Царствовал 72 года - дольше, чем какой-либо другой европейский король в истории (из монархов Европы дольше у власти были только некоторые правители мелких княжеств Священной Римской империи).

Людовик, в детские годы переживший войны Фронды , стал убеждённым сторонником принципа абсолютной монархии и божественного права королей (ему приписывают выражение «Государство - это я!»), укрепление своей власти он сочетал с удачным подбором государственных деятелей на ключевые политические посты. Царствование Людовика - время значительной консолидации единства Франции, её военной мощи, политического веса и интеллектуального престижа, расцвета культуры, вошло в историю как Великий век . Вместе с тем долголетние военные конфликты, в которых Франция участвовала во время правления Людовика Великого, привели к повышению налогов, что тяжёлым бременем легло на плечи населения и вызвало народные восстания, а в результате принятия Эдикта Фонтенбло , отменившего Нантский эдикт о веротерпимости внутри королевства, около 200 тысяч гугенотов эмигрировали из Франции.

Биография

Детство и молодые годы

Людовик XIV в детстве

Людовик XIV вступил на престол в мае 1643 года, когда ему ещё не было и пяти лет, поэтому, согласно завещанию его отца, регентство было передано Анне Австрийской , которая правила в тесном тандеме с первым министром кардиналом Мазарини . Ещё до окончания войны с Испанией и Австрийским домом принцы и высшая аристократия, поддерживаемые Испанией и в союзе с Парижским парламентом , начали волнения, которые получили общее название Фронда (1648-1652) и окончились лишь с подчинением принца де Конде и подписанием Пиренейского мира (7 ноября ).

Государственные секретари - Основных должностей секретарей было четыре (по иностранным делам, по военному ведомству, по морскому ведомству, по «реформаторской религии»). Каждый из четырех секретарей получал в управление отдельную провинцию. Посты секретарей были продаваемыми и с позволения короля их можно было передавать по наследству. Должности секретарей были очень хорошо оплачиваемыми и влиятельными. У каждого в подчинении были свои приказчики и клерки, назначаемые по личному усмотрению секретарей. Была также должность государственного секретаря по королевскому двору, которая была смежной, занимаемой одним из четырех государственных секретарей. Смежной с должностями секретарей зачастую была и должность генерал-контролера. Точного разграничение должностей не было. Государственные советники - члены Государственного совета. Их было тридцать человек: двенадцать ординарных, трое военных, трое духовных и двенадцать семестровых. Иерархию советников возглавлял декан. Должности советников не продавались и были пожизненными. Место советника давало дворянский титул.

Управление провинциями

Во главе провинций обычно находились губернаторы (gouverneurs). Они назначались королем из знатных семей герцогов или маркизов на определенное время, однако зачастую пост этот мог наследоваться с дозволения (патента) короля. В обязанности губернатора включалось: держать провинцию в повиновении и мире, защищать ее и поддерживать в готовности к обороне, содействовать правосудию. Губернаторы должны были проживать в своих провинциях не менее шести месяцев в году либо находиться при королевском дворе, если не было другого дозволения короля. Жалование губернаторов было очень высоким.
В отсутствие губернаторов их заменяли один или несколько генерал-лейтенантов, у которых тоже были заместители, должности которых назывались как королевские наместники. По факту никто из них не управлял провинцией, а только получали жалование. Также были должности начальников малых округов, городов, цитаделей, на которые зачастую назначались военные.
Одновременно с губернаторами управлением занимались интенданты (intendants de justice police et finances et commissaires departis dans les generalites du royaume pour l`execution des ordres du roi) в территориально обособленных единицах - областях (generalites), которых в свою очередь насчитывалось 32 и границы которых не совпадали с границами провинций. Исторически должности интендантов возникли из должностей заведующих прошениями, которые направлялись в провинцию для рассмотрения жалоб и просьб, но оставались для осуществления постоянного контроля. Срок службы в должности не был определен.
В подчинении интендантов находились так называемые субделегаты (elections), назначаемые из служащих низших учреждений. Никаких решений они принимать не были вправе и могли выступали лишь в роли докладчиков.
Наряду с губернаторским и интендантским управлением во многих регионах сохранилось сословное управление в лице собраний сословий , в которые входили представители церкви, дворянства, среднего сословия (tiers etat). Численность представителей от каждого сословия варьировалась в зависимости от региона. Собрания сословий занимались в основном вопросами податей и налогов.

Управление городами

Управлением городами занималась городская корпорация или совет (corps de ville, conseil de ville), состоявшая из одного или нескольких бургомистров (maire, prevot, consul, capitoul) и советников или шеффенов (echevins, conseilers). Должности были изначально до 1692 года выборными, а потом и покупными с пожизненным замещением. Требования на соответствие замещаемой должности устанавливалось самостоятельно городом и варьировалось от региона к региону. Городской совет занимался соответственно городскими делами и имел ограниченную автономию в делах полицейских, торговых и рыночных.

Налоги

Жан-Батист Кольбер

Внутри государства новая фискальная система имела в виду лишь увеличение налогов и податей на возраставшие военные потребности, всей тяжестью ложившееся на плечи крестьянства и мелкой буржуазии. Особо непопулярной была подать на соль - габель , вызвавшая несколько волнений по всей стране. Решение ввести в 1675 году налог на гербовую бумагу во время Голландской войны вызвало в тылу страны, на западе Франции, прежде всего в Бретани , мощное Восстание гербовой бумаги , отчасти поддержанное региональными парламентами Бордо и Ренна. На западе Бретани восстание переросло в антифеодальные крестьянские выступления, подавленные лишь к концу года.

При этом Людовик, как «первый дворянин» Франции, щадил материальные интересы потерявшего политическое значение дворянства и, как верный сын католической церкви, ничего не требовал от духовенства.

Как образно сформулировал интендант финансов Людовика XIV - Ж. Б. Кольбер : «Налогообложение - это искусство ощипывать гуся так, чтобы получить максимум перьев с минимумом писка »

Торговля

Жак Савари

Во Франции в годы правления Людовика XIV была проведена первая кодификация торгового права и принят Ordonance de Commerce - Торговый кодекс (1673). Значительные достоинства Ордонанса 1673 года обусловливаются тем, что изданию его предшествовала очень серьёзная подготовительная работа на основании отзывов сведущих лиц. Главным работником был Савари , так что этот ордонанс часто называют кодексом Савари.

Миграция

По вопросам эмиграции действовал эдикт Людовика XIV, изданный в 1669 году и действовавший до 1791 года. Эдиктом постановлялось, что все лица, которые выедут из Франции без особого разрешения королевского правительства, подвергнутся конфискации своего имущества; те же, которые вступят в иностранную службу в качестве кораблестроителей, подлежат, по возвращении на родину, смертной казни.

«Связи рождения, - гласил эдикт, - соединяющие природных подданных со своим государем и отечеством, суть самые тесные и наиболее неразрывные из всех, существующих в гражданском обществе».

Государственные должности:
Специфичным явлением французской государственной жизни являлась продажность государственных должностей, как постоянных (offices, charges), так и временных (commissions).
На постоянную должность (offices, charges) лицо назначалось пожизненно и могло быть снято с нее только судом за тяжелое нарушение.
Вне зависимости от того, смещался ли чиновник или учреждалась новая должность, любой подходящий на нее человек мог ее приобрести. Стоимость должности обычно была заранее утверждена, а деньги, вносимые за нее, одновременно являлись и залогом. Кроме того ещё требовалось утверждение короля или патент (lettre de provision), изготовлявшийся также за определенную стоимость и заверявшийся печатью короля.
Лицам, длительное время занимающим одну должность, король выдавал особый патент (lettre de survivance), по которому эта должность могла быть передана сыну чиновника по наследству.
Ситуация с продажами должностей в последние годы жизни Людовика XIV дошла до того, что только в Париже было продано 2 461 вновь созданных должностей на 77 млн французских ливр. Должностные лица же главным образом получали жалование из налогов, чем из государственной казны (для примера надсмотрщики за бойнями требовали по 3 ливра за каждого быка, ввозимого на рынок, или например, маклеры и комиссионеры по винной части, которые получали пошлину с каждой купленной и проданной бочки вина).

Религиозная политика

Политическую зависимость духовенства от папы он постарался уничтожить. Людовик XIV намеревался даже образовать независимый от Рима французский патриархат. Но, благодаря влиянию знаменитого епископа Мосского Боссюэта, французские епископы воздержались от разрыва с Римом, причем взгляды французской иерархии получили официальное выражение в т. н. заявлении галликанского духовенства (declaration du clarge gallicane) 1682 г. (см. Галликанизм).
В вопросах веры духовники Людовика XIV (иезуиты) сделали его послушным орудием самой ярой католической реакции, что сказалось в немилосердном преследовании всех индивидуалистических движений в среде церкви (см. Янсенизм).
Против гугенотов был предпринят ряд суровых мер: у них отнимали храмы, священников лишали возможности крестить детей по правилам своей церкви, совершать браки и погребения и отправлять богослужение. Даже смешанные браки католиков с протестантами были запрещены.
Протестантская аристократия была принуждена обратиться в католицизм, чтобы не лишиться своих социальных преимуществ, а против протестантов из среды других сословий пущены были в ход стеснительные указы, завершившиеся драгонадами 1683 г. и отменой Нантского эдикта в 1685 г. Эти меры, несмотря на строгие наказания за эмиграцию, заставили более 200 тыс. трудолюбивых и предприимчивых протестантов переселиться в Англию, Голландию и Германию. В Севеннах даже вспыхнуло восстание. Возрастающая набожность короля находила поддержку со стороны г-жи де Ментенон , которая после смерти королевы (1683) была соединена с ним тайным браком.

Война за Пфальц

Ещё ранее Людовик узаконил двух своих сыновей от мадам де Монтеспан - герцога Мэнского и графа Тулузского , и дал им фамилию Бурбонов . Теперь он в своём завещании назначил их членами совета регентства и объявлял за ними эвентуальное право на престолонаследие . Сам Людовик до конца жизни оставался деятельным, твердо поддерживая придворный этикет и начинавший уже блекнуть декор своего «великого века».

Браки и дети

• (с 9 июня 1660, Сен-Жан де Люц) Мария-Терезия (1638-1683), инфанта Испанская
  • Людовик Великий Дофин (1661-1711)
  • Анна-Елизавета (1662-1662)
  • Мария-Анна (1664-1664)
  • Мария-Тереза (1667-1672)
  • Филипп (1668-1671)
  • Луи-Франсуа (1672-1672)
• (с 12 июня 1684, Версаль) Франсуаза д’Обинье (1635-1719), маркиза де Ментенон

• Внебр. связь Луиза де Ла Бом Ле Блан (1644-1710), герцогиня де Лавальер
  • Шарль де Ла Бом Ле Блан (1663-1665)
  • Филипп де Ла Бом Ле Блан (1665-1666)
  • Мария-Анна де Бурбон (1666-1739), Мадемуазель де Блуа
  • Людовик де Бурбон (1667-1683), граф де Вермандуа
• Внебр. связь Франсуаза-Атенаис де Рошешуар де Мортемар (1641-1707), маркиза де Монтеспан

Мадмуазель де Блуа и Мадмуазель де Нант

• • Луиза-Франсуаза де Бурбон (1669-1672)
  • Луи-Огюст де Бурбон, Герцог Мэнский (1670-1736)
  • Луи-Сезар де Бурбон (1672-1683)
  • Луиза-Франсуаза де Бурбон (1673-1743), Мадемуазель де Нант
  • Луиза-Мария-Анна де Бурбон (1674-1681), Мадемуазель де Тур
  • Франсуаза-Мария де Бурбон (1677-1749), Мадемуазель де Блуа
  • Луи-Александр де Бурбон, Граф Тулузский (1678-1737)
• Внебр. связь (1678-1680) Мария-Анжелика де Скорай де Руссиль (1661-1681), герцогиня де Фонтанж
  • N (1679-1679), ребёнок родился мёртвым
• Внебр. связь Клод де Вен (ок.1638 - 8 сентября 1686), Мадемуазель дез Ойе
  • Луиза де Мезонбланш (1676-1718)

История возникновения прозвища Король-Солнце

Во Франции солнце выступало символом королевской власти и лично короля и до Людовика XIV. Светило становилось персонификацией монарха в стихах, торжественных одах и придворных балетах. Первые упоминания солнечной эмблематики восходят к правлению Генриха III, пользовались ею дед и отец Людовика XIV, но лишь при нем солнечная символика получила по-настоящему широкое распространение.

Когда же Людовик XIV начал править самостоятельно (), жанр придворного балета был поставлен на службу государственным интересам, помогая королю не только создавать его репрезентативный образ, но и управлять придворным обществом (впрочем, как и другие искусства). Роли в этих постановках распределяли только король и его друг - граф де Сент-Эньян . Принцы крови и придворные, танцуя рядом со своим государем, изображали разные стихии, планеты и прочие подвластные Солнцу существа и явления. Сам же Людовик продолжает представать перед подданными в образе Солнца, Аполлона и других богов и героев Древности. Король сошел со сцены лишь в 1670 году .

Но возникновению прозвища Короля-Солнце предшествовало ещё одно важно культурное событие эпохи барокко - Карусель Тюильри 1662 года . Это празднично-карнавальная кавалькада, представляющая собой нечто среднее между спортивным праздником (в Средние века это были турниры) и маскарадом. В XVII же веке Карусель называли «конным балетом», поскольку это действо больше напоминало спектакль с музыкой, богатыми костюмами и достаточно последовательным сценарием. На Карусели 1662 года , данной в честь рождения первенца королевской четы, Людовик XIV гарцевал перед зрителями на коне в костюме римского императора. В руке у короля был золотой щит с изображением Солнца. Это символизировало то, что это светило защищает короля и вместе с ним и всю Францию .

По мнению историка французского барокко Ф. Боссана, «именно на Большой Карусели 1662 года в некотором роде и родился Король-Солнце. Имя ему дали не политика и не победы его армий, а конный балет».

Образ Людовика XIV в массовой культуре

Людовик XIV является одним из основных исторических персонажей трилогии о мушкетёрах Александра Дюма . В последней книге трилогии «Виконт де Бражелон» в заговор вовлечён самозванец (якобы брат-близнец короля Филипп), которым пытаются заменить Людовика.

В 1929 году на экраны выходит фильм «Железная маска», основанный на романе Дюма-отца «Виконт де Бражелон» , где Людовика и его брата-близнеца сыграл Уильям Блэкуэлл. Луи Хэйвард играл близнецов в фильме 1939 года «Человек в Железной маске». Ричард Чемберлен сыграл их в экранизации 1977 года, а Леонардо Ди Каприо - в ремейке этого фильма в 1998 году. Во французском фильме «Железная маска» 1962 года эти роли исполнил Жан-Франсуа Порон .

Впервые в современном российском кинематографе образ короля Людовика XIV исполнил артист Московского Нового драматического театра Дмитрий Шиляев , в фильме Олега Ряскова «Слуга государев ».

О Людовике XIV во Франции поставлен мюзикл «Король Солнце ».

См. также

Примечания

Литература

Лучшими источниками для ознакомления с характером и образом мыслей Л. являются его «Oeuvres», содержащие «Записки», наставления дофину и Филиппу V, письма и размышления; их издали Grimoird и Grouvelle (П., 1806). Критическое издание «Mémoires de Louis XIV» составил Dreyss (П., 1860). Обширная литература о Л. открывается сочинением Вольтера: «Siècle de Louis XIV» (1752 и чаще), после которого название "век Л. XIV " вошло в общее употребление для обозначения конца XVII и начала XVIII вв.

• Saint-Simon, «Mémoires complets et authentiques sur le siècle de Louis XIV et la régence» (П., 1829-1830; нов. изд., 1873-1881);
• Depping, «Correspondance administrative sous le règne de Louis XIV» (1850-1855);
• Moret, «Quinze ans du règne de Louis XIV, 1700-1715»(1851-1859); Chéruel, «Saint-Simon considéré comme historien de Louis XIV» (1865);
• Noorden, «Europä ische Geschichte im XVIII Jahrh.» (Дюссельд. и Лпц., 1870-1882);
• Gaillardin, «Histoire du règne de Louis XIV» (П., 1871-1878);
• Ranke, «Franz. Geschichte» (т. III и IV, Лпц., 1876);
• Philippson, «Das Zeitalter Ludwigs XIV» (Б., 1879);
• Chéruel, «Histoire de France pendant la minorité de Louis XIV» (П., 1879-80);
• «Mémoires du Marquis de Sourches sur le règne de Louis XIV» (I-XII, П., 1882-1892);
• de Mony, «Louis XIV et le Saint-Siège» (1893);
• Koch, «Das unumschränkte Königthum Ludwigs XIV» (с обширной библиогр., В., 1888);
• Кох Г."Очерки по истории политических идей и государственного управления" С.-Петербург, издание С. Скирмунта, 1906 г.
• Гуревич Я. «Значение царствования Л. XIV и его личности»;
• Ле Мао К. Людовик XIV и парламент Бордо: весьма умеренный абсолютизм // Французский ежегодник 2005. М., 2005. С. 174-194.
• Трачевский А. «Международная политика в эпоху Людовика XIV» ("Ж. М. Н. Пр., 1888, № 1-2).

Ссылки

• // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : В 86 томах (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.

Короли и императоры Франции (987-1870) Капетинги (987-1328) 987 996 1031 1060 1108 1137 1180 1223 1226 Гуго Капет Роберт II Генрих I Филипп I Людовик VI Людовик VII Филипп II Людовик VIII 1498 1515 1547 1559 1560 1574 1589 Людовик XII Франциск I Генрих II Франциск II Карл IX Генрих III

Часть вторая

Время Людовика XIV на Западе, время Петра Великого на Востоке Европы

I. ВНУТРЕННЯЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ЛЮДОВИКА XIV В НАЧАЛЕ ЕГО САМОСТОЯТЕЛЬНОГО УПРАВЛЕНИЯ

Эпоха Людовика XIV

Портрет Людовика XIV в молодости. Художник Ш. Лебрен, 1661

При имени Людовика XIV мы представляем себе государя, который перешел границу, отделяющую европейского самодержца от азиатского деспота, который, согласно учению Гоббса, хотел быть не главою государства, а душою его, пред которым, следовательно, подданные являлись существами безличными, бездушными, а государство, животворимое государем, проникнутое им, как тело духом, разумеется, составляло с ним одно существо. «Государство – это я!» – говорил Людовик XIV. Каким же образом один из королей французских мог достигнуть такого представления о своем значении и, главное, не ограничился одним представлением, но прилагал мысль к делу, и прилагал беспрепятственно?

Всегда какое-нибудь народное движение, потрясение, переворот, истомляя государственный организм, потрачивая много народных сил, заставляют общество требовать успокоения, требовать сильной власти, которая бы избавила от смуты и дала отдохнуть, собраться с силами, материальными и нравственными. Во время малолетства Людовика XIV мы видим во Франции сильную и продолжительную смуту, которая истомила общество и заставила его желать крепкого правительства. Это требование было тем сильнее, чем бесплоднее оказалось движение, направленное против власти; люди, хотевшие ограничить королевскую власть для того, чтобы, по их словам, вывести народ из невыносимо тяжкого положения, – эти люди, поволновавшись, покричавши и подравшись, не сумели сделать ничего для облегчения народа. Движение, принимавшее было сначала очень серьезный характер, кончилось комически. Такой исход движения, такое разочарование относительно попыток к новому, к переменам надолго отбивали охоту к ним и тем более поднимали значение старого порядка, к которому обращались теперь как к единственному средству спасения. Таким образом двадцатидвухлетний король принимал власть из охладевших рук Мазарини при самых благоприятных обстоятельствах для власти и по характеру своему был вполне способен воспользоваться этими обстоятельствами.

Людовик XIV вовсе не принадлежал к тем гениальным историческим деятелям, которые творят для своего народа новые средства исторической жизни, которые оставляют потомству богатое наследство в идеях, людях и силах материальных, – наследство, которым народ живет века после них. Напротив, Людовик получил богатейшее наследство; оно состояло в стране, благословенной природою, в энергическом, сильном духовными средствами народе, в чрезвычайно удобно расположенной и округленной государственной области, окруженной слабыми соседями: полумертвою Испанией, раздробленными и потому бессильными Италией и Германией, ничтожною по своим военным средствам Голландией; Англия была занята тяжелою выработкою своих правительственных форм и не могла оказывать влияния на континент; наоборот, король ее позволял себе подчиняться влиянию могущественного государя Франции. Кроме того, богатое наследство Людовика XIV состояло в даровитых людях: знаменитости военные, административные, литературные, которыми блестит царствование Людовика XIV, были унаследованы, а не отысканы им. Но, воспользовавшись богатыми средствами, доставшимися по наследству, Людовик истощил их, а новых не создал и оставил после себя Франции банкротство – банкротство не финансовое только, – деньги дело нажитое, – но, что всего хуже, банкротство в людях. У Людовика не было главного дарования государей – отыскивать и приготовлять людей. Рожденный властолюбивым, он воспитался во время Фронды, когда королевская власть терпела такие сильные оскорбления.

Но люди, оскорблявшие королевскую власть, не сумели сами ничего сделать, и с раздражением, ненавистью к народным движениям, к демагогам в молодом короле соединилось глубокое презрение к ним – вот чувство, которое воспитала в Людовике Фронда. Он был властолюбив, самолюбив и энергичен, приписывал народные движения тому, что вместо короля управлял первый министр, который не мог внушать такого уважения, против которого легко было вооружиться и словом и делом, и потому хотел управлять сам; но, чем долее управлял, тем более привыкал смотреть на себя не как на главу, но как на душу государственного тела, начало животворящее, как на солнце, с которым любил себя сравнивать, – тем более неприятны становились для него люди, которые были также солнца, блистали своим, незаимствованным светом; особенно неприятны были Людовику люди образованные, потому что он сознавал в себе большой недостаток образованности, а чувство превосходства других над собою было для него невыносимо. Но в нерасположении к людям сильным, самостоятельным по характеру, положению в обществе, дарованиям и образованности и причина того, что Людовик не мог заменять сходившие с поприща знаменитости другими и завещал Франции банкротство в людях.

А между тем блеск царствования был таков, что ослеплял современников и потомков, и Людовик умел явиться для своего народа великим королем: как же он успел это сделать? Мы видим, что из королей французских двое отличались особенно национальным характером – Франциск I и Генрих IV, но Людовик XIV превосходил их в этом отношении. В описываемое время главные из западноевропейских народов по характеру своей деятельности, по отношению друг к другу могли быть олицетворены таким образом: один – человек очень умный, деятельный и деловой; он постоянно занят, и занят исключительно своими ближайшими интересами, отлично обделал свои дела, разбогател страшно; но он при этом не общителен, держит себя в стороне, неуклюж, не представителен, не возбуждает к себе сочувствия в других, принимает участие в общих делах только тогда, когда тут замешаны его собственные выгоды, да и в таком случае не любит действовать непосредственно, но заставляет работать за себя других, давая им деньги, как разбогатевший мещанин нанимает вместо себя рекрута: таков англичанин, таков английский народ. Другой человек – очень почтенный, но односторонне развившийся, ученый, сильно работающий головою, но еще не могший, по обстоятельствам, укрепить свое тело и потому неспособный к сильной физической деятельности, без средств отбивать нападения могущественных соседей, без средств поддержать свое значение, заставить уважать свою неприкосновенность при борьбе сильных – это немецкий народ. Третий человек, подобно второму, не мог, по обстоятельствам, укрепить свое тело; но южная, живая, страстная натура кроме занятий наукою и особенно искусством требовала практической деятельности. Не имея способов удовлетворить этим потребностям у себя дома, он часто уходит к чужим людям, предлагает им свои услуги, и нередко имя его блестит на чужбине славными подвигами, обширною, славною деятельностию – таков итальянский народ. Четвертый человек смотрит истомленным, но, как видно, он крепкого телосложения, способен к сильной деятельности, и, действительно, он вел долгую, ожесточенную борьбу за известные интересы, и никто в то время не считался храбрее и искуснее его. Борьба, в которую он страстно ушел весь, истощала его физические силы, а между тем интересы, за которые он боролся, ослабели, сменились другими для остальных людей; но он не запасся другими интересами, не привык ни к каким другим занятиям; истомленный и праздный, он погрузился в долгий покой, по временам судорожно обнаруживая свое существование, беспокойно прислушиваясь к призывам нового и в то же время оттягиваясь закоренелыми привычками к старому, – это народ испанский.

Но больше всех этих четырех членов нашего общества обращает на себя внимание пятый, ибо никто из них не одарен такими средствами и не употребляет таких усилий для возбуждения к себе всеобщего внимания, как он. Энергический, страстный, быстро воспламеняющийся, способный к скорым переходам от одной крайности к другой, он употребил всю энергию на то, чтоб играть видную роль в обществе, приковывать к себе взоры всех. Никто больше и лучше его не говорит; он выработал себе такой легкий, такой удобный язык, что все принялись усваивать его себе, как язык более других общественный. У него такая представительная наружность, он так прекрасно одет, у него такие прекрасные манеры, что все невольно смотрят на него, перенимают у него и платье, и прическу, и обращение. Он весь ушел во внешность; дома ему не живется; долго, внимательно заниматься своими домашними делами он не в состоянии; начнет их улаживать – наделает множество промахов, побурлит, побушует, как выпущенный на свободу ребенок, устанет, потеряет из виду цель, к которой начал стремиться, и, как ребенок, даст себя вести кому-нибудь. Но зато никто так чутко не прислушивается, так зорко не приглядывается ко всему, что делается в обществе, у других. Чуть где шум, движение – он уже тут; поднимется где какое-нибудь знамя –- он первый несет это знамя; выскажется какая-нибудь идея – он первый усвоит ее, обобщит и понесет всюду, приглашая всех усвоить ее; впереди других в общем деле, в общем движении, вожак, застрельщик и в крестовом походе, и в революции, опора католицизма и неверия, увлекающийся и увлекающий, легкомысленный, непостоянный, часто отвратительный в своих увлечениях, способный возбуждать к себе сильную любовь и сильную ненависть – страшный народ французский!

Среди угловатого и занятого постоянно своим делом англичанина, ученого, трудолюбивого, но вовсе не привлекательного немца, живого, но неряшливого, разбросавшегося итальянца, молчаливого, полусонного испанца – француз движется неутомимо, говорит без умолку, говорит громко и хорошо, хотя и сильно хвастает, толкает, будит, никому не дает покоя; другие начнут борьбу нехотя, по нужде – француз бросается в борьбу из любви к борьбе, из любви к славе;, все соседи его боятся, все с напряженным вниманием следят, что он делает. Иногда кажется, что он угомонился, истомленный внешнею борьбой, занялся своими домашними делами; но эти домашние занятия непродолжительны, и неугомонный народ опять является на первом плане и опять волнует всю Европу. Всюду играть самую видную роль, овладевать всеобщим вниманием, приковывать к себе взоры всех, производить самое сильное впечатление – главная цель француза: отсюда – стремление к внешности, к изяществу в манерах, одежде, языке, мастерство показать себя и свой товар лицом, отсюда театральное мастерство – мастерство играть роль, соответствующую положению. И вот Людовик XIV, истый француз, умеет с неподражаемым искусством разыгрывать роль короля. Прельщенные этою мастерскою игрой, другие государи тщетно стараются подражать великому королю; но никто не в состоянии так наслаждаться мастерскою игрой, мастерскою постановкою пьесы, в таком восторге рукоплескать великому актеру, как сами французы, знатоки и мастера дела. Людовик XIV, полный представитель своего народа, явился в глазах последнего великим королем; блеску и славы было много, Франции дано было первое место, и славолюбивейший, страстный к блеску народ не мог оставаться неблагодарным к Людовику, точно так же как столетие спустя остался прикованным к имени человека, покрывшего славою Францию, хотя исход деятельности того и другого вовсе не соответствовал началу.

Фуке и Кольбер

Принявши правление с твердым решением никогда не выпускать его из рук, заставлять все относиться к себе, Людовик XIV должен был прежде всего встретиться с явлением, от которого, как он хорошо должен был помнить, пошла Фронда, – с страшным финансовым расстройством, с крайне печальным состоянием податного сословия. Земледельцы страдали от тяжести податей, простиравшихся в 1660 году до 90 миллионов, но не все эти деньги поступали в казну вследствие больших недоимок; у крестьянина, не могшего заплатить подати, брали все и, наконец, кидали его самого в тюрьму, где сотни несчастных погибали от дурного содержания; купцы и промышленники жаловались на высокие пошлины, которыми были обложены вывозимые и ввозимые товары. Главноуправляющим финансами был Николай Фуке, человек блестящий и способный обмануть неопытного своими познаниями и способностями, но в сущности человек вовсе не серьезный, внимание которого обращено было не на то, чтоб улучшить финансы улучшением положения податных людей, но чтобы пользоваться доходами для удержания своего выгодного места. Мазарини поддерживал его как человека, который умел доставать деньги по первому требованию министра, а как Фуке доставал деньги, до этого Мазарини не было никакого дела. Но кроме первого министра Фуке старался на казенные деньги купить себе расположение и подпору всех влиятельных людей: считали, что он ежегодно раздаривал до четырех миллионов. Фуке думал обольстить и короля блестящими проектами, но Мазарини завещал Людовику другого человека, понадежнее Фуке: это был Жан Батист Кольбер.

Кольбер был сын реймского купца (родился в 1619 году) и получил первоначальное образование, какое тогда считалось достаточным для купеческих детей; по-латыни выучился он 50-ти лет, когда уже был министром; не имея времени заниматься дома латынью, он брал учителя с собою в карету и учился дорогою. Он скоро бросил торговлю и сделался юристом, потом занялся финансами и был представлен Мазарини министром Летеллье. Мазарини взял его к себе в управляющие, поручил ему все свои частные дела, но нередко употреблял его и в делах государственных. Опираясь на доверие кардинала, Кольбер решился начать борьбу с страшным Фуке, который, чтоб сокрушить противника и его покровителя, решился привести в движение все свои громадные средства, прибегнуть, если бы понадобилось, и к новой Фронде, но в это самое время Мазарини умирает. Фуке вздохнул свободно, но, говорят, что Мазарини, умирая, сказал королю: «Государь! Я всем вам обязан, но я рассчитываюсь с вашим величеством, оставляя вам Кольбера».

Людовик, нисколько не лишая, по-видимому, Фуке своего доверия, приблизил к себе и Кольбера, который каждый вечер доказывал ему неверность докладов, подаваемых Фуке по утрам. Король решился отделаться от Фуке, но должен был долго хитрить, притворяться, приготавливаться: так был страшен главноуправляющий финансами! Наконец во время путешествия Людовика в Бретань Фуке, сопровождавший короля, был арестован в Нанте и отвезен в замок Анжер. Людовик объявил, что принимает на себя управление финансами при помощи совета, составленного из людей честных и способных; председателем совета по имени был назначен маршал Вилльруа, делал же все Кольбер под скромным званием управляющего (intendant); только в 1669 году он получил звание статс-секретаря с департаментом, в котором соединялись разнообразные ведомства: морское, торговли и колоний, управление Парижем, церковные дела и т. д. Знаменитые деятели обладают обыкновенно историческим смыслом, умеют соединять настоящее с прошедшим, соединять свою деятельность с деятельностью славных предшественников: так и Кольбер изучал деятельность Ришелье и питал глубокое уважение к знаменитому кардиналу. В совете при рассуждении о важных делах он всегда обращался к памяти Ришелье, и Людовик подсмеивался над этою привычкою Кольбера: «Ну вот сейчас Кольбер начнет: «Государь! Этот великий кардинал Ришелье и проч.».

Вскоре после ареста Фуке король учредил следственную комиссию для открытия всех злоупотреблений, вкравшихся в финансовое управление с 1635 года. В указе об учреждении комиссии говорилось, что финансовые беспорядки, как удостоверился король, были причиною всех бедствий народа, тогда как небольшое число лиц незаконными путями нажило быстро громадные состояния, почему король решился строго наказать хищников, истощавших финансы и разоривших провинции. Шестая часть штрафов назначена доносчикам. Люди, участвовавшие в прежнем финансовом управлении, предложили 20 миллионов, чтобы только не начинали следствия; вопреки мнению нового финансового совета Людовик не согласился на эту сделку и приобрел большую популярность в низших слоях народонаселения. В церквах читались увещания: требовалось от всех верных, чтоб они под страхом отлучения доносили о финансовых злоупотреблениях. Между тем начали процесс Фуке: в бумагах его захвачена была не только политическая и любовная переписка, выставившая в невыгодном свете столько знатных мужчин и женщин, но и план открытого возмущения, относившийся к 1657 году, когда он ждал ареста от Мазарини.

Людовик, который благодаря впечатлениям Фронды приходил в болезненное состояние при слове «возмущение», был страшно раздражен и принял слишком большое для короля участие в следственном деле; притом молодые силы впервые расправились в борьбе; Людовику приятно было показать свою власть, свое неумолимое правосудие и вместе показать народу, что чего не умели сделать восстанием против власти, то сделает власть и освободит народ от людей, съедавших его достояние. Фуке нашел многочисленных защитников: за него было судебное сословие, ревнивое к своей независимости и понявшее направление молодого короля; за него были придворные, привыкшие к щедрости Фуке и боявшиеся скупости Кольбера; за него были люди, им облагодетельствованные, потому что его щедрость не всегда имела корыстные побуждения; за него были литераторы, художники, женщины, начиная с королевы-матери; за него были Тюрень и Конде; наконец, многим из тех, которые сначала восхищались строгими мерами короля, стало жаль Фуке, доброго, симпатичного Фуке, в характере которого не было черт, особенно оскорбляющих – скупости, надменности, достоинства и недостатки которого были так национальны. Но это восстание за Фуке могло только заставить Людовика сильнее против него действовать.

Фуке перевели в Бастилию, пред которою уже повесили одного из его сообщников, и это не была единственная жертва страшной комиссии. Фуке ловко защищался пред судом, складывая всю вину на Мазарини. Наконец, дело решилось: суд приговорил Фуке к вечному изгнанию с конфискациею имущества, но король вместо смягчения наказания заменил изгнание вечным и тяжким заточением в крепости. Комиссия продолжала свое дело, и цена взысканий достигла громадной цифры – 135 миллионов.

Политика Людовика XIV

Правительство не ограничилось вскрытием и наказанием финансовых злоупотреблений. В отдаленных от правительственного центра провинциях землевладельцы, жившие в своих имениях, позволяли себе всякого рода насилие над подданными своими (sujets), застращенные или подкупленные судьи были на их стороне . В некоторых странах еще существовало крепостное право. В 1665 году назначена была в Клермоне комиссия с правом решать в последней инстанции все гражданские и уголовные дела, наказывать злоупотребления и проступки, уничтожать дурные обычаи . Страх напал на землевладельцев: одни бежали из Франции, другие скрывались в горах, некоторые начали задабривать крестьян, унижаться пред ними, и крестьяне подняли головы и не полагали границ своим притязаниям и надеждам; в одной местности крестьяне купили себе перчатки и думали, что не должны более работать и что король имеет в виду только их одних. Так как землевладельцы, особенно отличавшиеся своим насилием, скрылись из Франции, то 273 человека были осуждены заочно на смерть, на изгнание или на галеры, замки их были разрушены, имения конфискованы. Один из них, барон Сенега, был осужден за то, что вооруженною рукою собирал деньги с отдельных лиц и с общин, препятствовал сбору королевских доходов, требовал с крестьян неположенных работ, сломал церковь, чтоб воспользоваться материалом для своего дома, убил несколько людей; маркиз Канильяк держал у себя 12 разбойников, которых называл своими двенадцатью апостолами, и собирал с крестьян десять податей вместо одной. В том же году по плану Кольбера учрежден был совет юстиции, при открытии которого Кольбер обратился к Людовику XIV с увещанием ввести во всем королевстве одни законы, одну меру и один вес; но эта мера не была приведена в исполнение. Относительно юстиции при Людовике XIV замечательно смягчение наказаний для колдунов: в 1670 году руанский парламент захватил 34 колдуна и четверых осудил на смерть; королевский совет переменил смерть на изгнание; после смертная казнь была удержана только за святотатство, колдунов же предписано всюду наказывать изгнанием, причём жестоким наказанием грозило правительство тем людям, которые обманывали невежд и легковерных мнимыми магическими действиями.

Освободив народ от насилия сильных, хотели направить его к торговой и промышленной деятельности, поднять средства и благосостояние Франции в уровень с средствами и благосостоянием самых цветущих государств Европы, именно Голландии и Англии. В 1669 году издан был знаменитый указ о лесах и водяных сообщениях, восемь лет приготовлявшийся Кольбером в комиссии из 22 членов; означено было качество лесов и пространство, ими занимаемое, указаны меры для сохранения и умножения лесов, правила для рубки и продажи: все эти заботы имели главною целью сохранение материала для кораблестроения. Прорыты были Лангедокский канал для соединения Атлантического океана с Средиземным морем, канал Орлеанский – для соединения Луары с Сеною. Кольбер, как все государственные люди того времени, отправлялся от той мысли, что народы богатеют от торговли и мануфактурной промышленности, и потому задал себе задачу: восстановить упадшие и падающие отрасли промышленности, создать новые, всевозможные виды фабричной промышленности; образовать из купцов и промышленников сильную фалангу, покорную разумному направлению сверху, для обеспечения Франции промышленного торжества посредством порядка и единства деятельности, для получения самого прочного и самого красивого качества в товарах, а этого хотели достигнуть, предписывая работникам одинакие приемы, которые знатоки признали лучшими; отстранить фискальные препятствия, дать Франции надлежащее ей участие в морской всемирной торговле, дать ей возможность перевозить собственные произведения, тогда как до сих пор эта перевозка была в руках соседей, преимущественно голландцев; увеличить и усилить колонии, заставить их потреблять только произведения метрополии и сбывать свои произведения только в метрополию; для поддержания торгового могущества Франции создать военный флот в самых обширных размерах.

С этими целями учреждена была Вест-Индская компания, которой правительство уступило на сорок лет все французские владения в Америке и Африке, ибо вторая снабжала первую черными работниками; учреждена была также Ост-Индская компания с позволением утвердиться на Мадагаскаре, с которым соединяли блестящие надежды, называя его африканскою Франциею; надежды не осуществились, и французские колонии на острове скоро исчезли, но Ост-Индская компания удержалась. Вытребованы были у Порты новые преимущества для французов, и чрез это усилена левантская торговля. Чтоб иметь всегда хороших матросов для военных кораблей, Кольбер придумал такое средство: взяты были все матросы в целой Франции и разделены на три класса; один класс служил год на королевских кораблях, а два других года на купеческих, потом делал то же второй и третий класс, и наконец очередь возвращалась к первому классу служить на королевских кораблях и т. д.; под страхом жестоких наказаний запрещено было французам вступать в военную службу других государств. Для приготовления морских офицеров учреждена была компания гардемаринов (род морской военной школы). Спешили воспользоваться всеми успехами, сделанными в Англии и Голландии относительно кораблестроения, и старались превзойти соседей гигантскими размерами судов; в 1671 году число военных кораблей простиралось до 196. В 1664 году Франция была разделена на три больших торговых округа, и в каждом из них были ежегодные собрания из купеческих депутатов, выбранных по два от каждого приморского или торгового города: собрания имели целию рассмотреть состояние торговли и промышленности и донести о результатах своих наблюдений королю.

В 1664 году Людовик объявил намерение уничтожить зависимость своих подданных от иностранцев относительно мануфактурных произведений, и в следующем же году фабрики возникают со всех сторон. Тариф 1664 года увеличил вывозную пошлину с грубых материалов и удвоил пошлину с привозимых из-за границы мануфактурных произведений, чтоб дать французским фабрикантам дешевые сырые произведения и освободить их от соперничества произведений иностранных; пересмотрены были правила старых цехов, установлены новые цехи, указом определена была длина, ширина и доброта сукон и других шерстяных, шелковых и льняных тканей. Промышленность быстро процвела; толчок, данный энергическим правительством энергическому и даровитому народу, произвел сильное и благодетельное движение, несмотря на односторонность и лишнюю регламентацию. Современники, самые нерасположенные к Людовику XIV, не могли не отдать справедливости этому первому, кольберовскому периоду царствования: «Все процветало, все было богато: Кольбер высоко поднял финансы, морское дело, торговлю, промышленность, самую литературу». Ближайшие потомки по причинам, о которых будет речь после, отнеслись враждебно к деятельности Кольбера, но теперь, после спокойного изучения дела, признано, что целию кольберова управления было создать работающий народ; он говорил, что для него нет ничего драгоценнее в государстве человеческого труда.

Кольбер. Портрет работы К. Лефебра, 1666

«Науки служат одним из величайших украшений для государства, и обойтись без них нельзя», – сказал Ришелье; Кольбер не говорил ничего, не призвавши наперед имени знаменитого кардинала; неудивительно поэтому, что Людовик XIV считал науки и литературу вообще одним из величайших украшений для престола. Это украшение не нужно было создавать, как фабрики или флот: таланты были готовы, стоило только приблизить их к престолу, привести в непосредственную зависимость от него пенсиями, и в 1663 году был составлен первый список литераторских пенсий, в который внесено было 34 писателя; Корнель назван первым драматическим поэтом в свете, а Мольер – превосходным комическим поэтом. Король объявил себя покровителем академии и дал право ее членам приветствовать его в торжественных случаях «наравне с парламентом и другими высшими учреждениями». Академия надписей и литературы получила в это время свое начало в виде придворного учреждения: Кольбер образовал подле себя совет из знающих людей, которые должны были сочинять надписи для памятников, медалей, задавать задачи артистам, сочинять планы для празднеств и их описания, наконец, заниматься составлением истории настоящего царствования. В 1666 году основана Академия наук, хотя в этом отношении Англия предупредила, потому что здесь еще в 1662 году основано такое же учреждение, знаменитое Королевское общество. Академия живописи и скульптур, основанная при Мазариии, получила новый устав; академия архитектуры основана в 1671 году.

В следующем году устроена обсерватория. Королевские благодеяния не ограничились одними французскими писателями; французские посланники при иностранных дворах должны были доставить своему двору сведения о писателях, пользующихся наибольшим почетом, и одни из них привлечены во Францию предложением выгодных должностей, как знаменитые астрономы голландец Гюйгенс, итальянец Кассини, датчанин Ремер; другие получили пенсии, некоторые временные подарки, иные пошли в тайные агенты французской дипломатии; данцигский астроном Гевелий потерял свою библиотеку от пожара: Людовик XIV подарил ему новую, и вот по всей Европе раздались хвалебные гимны в честь французского короля; двенадцать панегириков ему было произнесено в 12 городах итальянских.

Французская литература эпохи Людовика XIV

Разработка источников французской истории, начатая прежде при Ришелье, получила теперь новое оживление. Стефан Балюз, библиотекарь Кольбера, издает и объясняет множество важных исторических актов; самый замечательный его труд – это сборник законодательных памятников времени франкских королей («Capitularia regum Francorum», 1677); в 1667 году начинается громадная деятельность монаха Мабильона, знаменитого изданием памятников и установлением правил, как поверять достоверность исторических источников. Карл Дюфрен Дюканж в 1678 году издал «Словарь средневековой латыни», необходимый для понимания памятников этого времени, потом издал словарь и средневекового греческого языка. Истории еще нет; для нее только приготавливаются материалы, но некоторые вопросы, особенно раздражающие любопытство, уже начинают исследоваться, и здесь, разумеется, слышен еще только лепет младенчествующей науки, не имеющей средств освободиться от разных посторонних влияний, и прежде всего от ложно понимаемого национального чувства. Начали с вопроса о происхождении народа. Как у нас в России при младенческом состоянии исторической науки национальное чувство никак не позволяло принять ясного свидетельства летописца о скандинавском происхождении варягов-руси и заставляло всеми неправдами толковать это свидетельство в пользу славянского происхождения, так и во Франции в описываемое время исследователи никак не хотели признать франков враждебными немцами, завоевавшими Галлию, но старались доказать, что франки были галльскою колониею, поселившеюся в Германии и потом возвратившеюся в прежнее отечество. Поддержкою Кольбера пользовался и знаменитый Гербело, собравший в лексиконной форме множество исследований по истории и литературе магометанского Востока (Восточная библиотека, Bybliotheque orintale).

Но гораздо сильнее, чем пенсии иностранным и своим литераторам и ученым, гораздо сильнее, чем означенные труды, славе Людовика XIV и распространению французского влияния в Европе содействовало образование французского языка и обогащение его литературными произведениями. В эпоху Возрождения необразовавшийся еще французский язык и молодая народная французская литература должны были подвергнуться сильному напору чуждых элементов; под их влиянием язык быстро изменялся. Монтень говорил о своих опытах: «Я пишу книгу для малого числа людей, для малого числа годов: чтобы сделать ее более долговечною, следовало бы написать ее на языке более твердом. Смотря на беспрерывное изменение, которому подвергался наш язык до сих пор, кто может надеяться, что в настоящем своем виде он продержится еще 50 лет? На моей памяти он изменился наполовину». Такая анархия вызвала потребность в правилах: явилось множество грамматик, рассуждений об орфографии, произношении, происхождении языка. Началась сильная борьба между приверженцами той или другой системы: одни утверждали, что надобно писать, как говорят (tete, onete, oneur), другие требовали удержания прежнего правописания (teste, honneste, honneur); противники не щадили бранных выражений, называли друг друга ослами и кабанами; некоторые предлагали доделать язык, дать ему формы, которых, по их мнению, ему недоставало (например, сравнительную степень: belieur, grandieur, и превосходную: belissime, grandissime). С одной стороны, ученые и учащиеся подчинялись влиянию латыни; с другой стороны, обнаруживал сильное влияние язык итальянский вследствие богатства своей литературы, вследствие первенствующего значения, какое имела Италия в эпоху Возрождения, наконец, вследствие моды, господствовавшей при французском дворе.

Молодая французская литература никла под тяжестью этих двух влияний; бедная крестьяночка, по выражению одного писателя, не знала куда деваться в присутствии знатных разряженных дам. Но гордость народная не вынесла унижения, патриоты поднялись против чуждых влияний, обезоруживающих язык, началась борьба, и застрельщицей выступила насмешка, сатира. Еще Рабле подсмеялся над студентом, который искажал свою речь латынью. «Что болтает этот дурак? – говорит Пантагрюэль. – Мне кажется, что он кует какой-то дьявольский язык». «Государь, – отвечает ему один из служителей, – этот молодец считает себя великим оратором именно потому, что презирает обыкновенный французский язык». Труднее было насмешке сладить с итальянским влиянием, потому что оно поддерживалось модою, проводилось женщинами, двором; это было влияние живого языка, живой блестящей литературы, высоко развившегося искусства. Когда осьмидесятилетний Леонард да Винчи явился при дворе Франциска I, то восторг французского общества не знал пределов. С прибытием Екатерины Медичи итальянское влияние стало господствующим при дворе и отсюда проникло и в другие слои общества; французская речь самым смешным образом запестрела итальянскими словами, вносимыми в нее без всякой нужды. Но скоро сатира начала бичевать и эту нелепость, причем особенно сильно ратовал Ганри Этьен («Dialogue du francais italianise»). Эта борьба французской сатиры с итальянским влиянием любопытна для нас еще тем, что напоминает борьбу русской сатиры, борьбу наших Сумароковых, Фонвизиных и Грибоедовых с французским влиянием; приемы французских и русских сатириков одни и те же.

Французские сатирики-патриоты восторжествовали над чуждым влиянием, отстояли свой язык, который стал образовываться, определяться и, в свою очередь, стал стремиться к господству в Европе, благодаря преимущественно знаменитым писателям, которые сообщили ему особенное изящество в своих произведениях. Время было самое благоприятное: Европа стремилась к окончательному определению своих форм жизни, стремилась образовать ряд крепких, самостоятельных народностей, которые, однако, должны были жить общею жизнью; самостоятельность народов, политическая и духовная, требовала развития отдельных народных языков и литератур; но общая жизнь европейских народов требовала также общего языка для международных и ученых сношений. До сих пор для этого употреблялся язык латинский; но потребности нового общества, новые понятия и отношения требовали и языка нового, живого, тем более что люди эпохи Возрождения насмеялись над средневековою латынью, которая все-таки была порождением новых, живых потребностей. Объявивши средневековую латынь явлением безобразным, ученые обратились к цицероновской латыни; на короткое время можно было поработить ей народы еще молодые, с языками и литературами новорожденными; но эти народы начали расти не по дням, а по часам, и скоро узки им стали пеленки речи чуждой, речи народа отжившего, имевшего свой особый строй понятий, непригодный для новых народов.

Таким образом, латинский язык не мог служить более языком, общим для европейских народов; нужен был язык современный, живой. Время языков итальянского и испанского прошло; литературная деятельность народов, ими говоривших, прекратилась, политическое значение ослабело, а между тем Франция выступила на первый план; на французском языке говорил представитель самого сильного государства в Европе, на этом языке говорили при самом блестящем европейском дворе, которому стремились подражать другие дворы, и главное – этот язык окончательно сформировался, отличался легкостию, доступностию, ясностию, точностию, изяществом, которые дал ему целый ряд знаменитых писателей.

Мольер

Из этих писателей мы остановимся только на тех, сочинения которых уясняют состояние современного им общества, – прежде всего остановимся на Мольере. Галлы, по словам Катона, страстно любили сражаться и острить; французы наследовали эти две страсти от предков, и ни одно крупное явление в их общественной жизни не проходило без того, чтобы они не подметили в нем такой стороны, которая дала бы пищу их остроумию. Новорожденная французская поэзия подле любовной песенки (chanson) представляла сатирическую (sirvente). Сильным нападкам сатиры подверглось духовенство: насмешка находит обильную пищу, когда люди ведут себя несоответственно своему возрасту, полу, званию, – следовательно, обильную пищу находили в средние века сочинители французских народных песен в поведении тогдашнего духовенства, вовсе не соответствовавшем христианскому учению, ибо духовенство, по словам песен, «всегда желало брать, ничего не давая, покупать, ничего не продавая». Сатира защищала в народе дело Филиппа Красивого против папы и тамплиеров; она громила папские претензии при Карле V; она громко смеялась над великим расколом в Западной Церкви, когда несколько пап спорили за престол святого Петра. «Когда же кончится этот спор?» – спрашивала сатира и отвечала: «Когда не будет больше денег». Она не щадила вооруженной силы, подмечая в ней хвастовство и буйство вместо храбрости; не щадила новой денежной силы, которая начала соперничать с силою меча. Сатира нашла себе самое широкое поприще на театральных подмостках: сюда выводила она все сословия, все классы общества и за свою смелость и цинизм часто подвергалась сильным преследованиям; кроме того, в эпоху Возрождения ей был нанесен удар стремлением подражать античной комедии: здесь бедная крестьяночка должна была уступить знатной барыне. Но холодные подражания латинской, а потом испанской комедии не могли долго продержаться на сцене; французское общество требовало живой народной комедии, и для удовлетворения этой общественной потребности явился Мольер.

Мольер был дитя народа: сын обойщика, долго странствующий актер, он стал известен комедиею «Precieuses ridicules» (1659), где насмеялся над искусственностию, чопорностию, донкихотством в чувствах, отношениях и языке; комедия эта имела важное значение как протест против ложного, неестественного, ходульного во имя истины, простоты и жизни. Мольер приобрел себе покровителя в знаменитом Фуке; но падение Фуке не повредило ему: он успел приобрести благосклонность самого Людовика XIV. Понятно, что положение комического поэта в царствование Людовика было очень затруднительно: он должен был ограничиться изображением общечеловеческих слабостей, слабых же сторон современного французского общества он мог касаться очень осторожно, и только таких слабостей, над которыми было угодно посмеяться королю. Людовик XIV позволил Мольеру выводить на сцену маркизов в смешном виде, потому что король не был охотник до людей, думавших, что они имеют значение помимо его. Но опасность была для Мольера не со стороны одного короля: это обнаружилось, когда он поставил на сцену «Тартюфа», в котором представил святошу, позволяющего себе разные гнусности. Поднялась буря: архиепископ парижский издает послание против комедии; первый президент парламента запрещает ее представление в Париже; знаменитый проповедник Бурдалу громит ее с церковной кафедры; Людовик испуган, колеблется, позволяет, запрещает, наконец снова разрешает представление комедии.

«Вот комедия, – говорит сам Мольер о «Тартюфе», – которая наделала много шума, которая долго была преследуема, илюди, в ней представленные, доказали, что они могущественнее во Франции всех тех, которых я представлял до сих пор. Маркизы, precieuses, рогоносцы и медики спокойно сносили, что их вывели на сцену, и показывали вид, что вместе со всеми забавляются своим изображением. Но лицемеры разгневались и нашли странным, как я осмелился представить их гримасы и насмеяться над промыслом, которым столько порядочных людей занимаются. Это – преступление, которого они не могли мне простить, и вооружились против моей комедии с страшным бешенством. Следуя своей похвальной привычке, они прикрыли свои интересы интересами Божиими, и «Тартюф», по их словам, оскорбляет благочестие; пьеса с начала до конца наполнена нечестием, и все в ней достойно огня. Я бы не обратил внимания на их слова, если б они не постарались вооружить против меня людей, которых я уважаю, привлечь на свою сторону людей действительно благонамеренных. Если бы взяли труд рассмотреть добросовестно мою комедию, то, без сомнения, нашли бы, что мои намерения невинны и что в ней нет насмешек над тем, что достойно уважения. Эти господа внушают, что нельзя в театре говорить о подобных вещах; но я их спрашиваю: на чем они основывают такое прекрасное правило? Если цель комедии – исправлять людские пороки, то я не вижу причины, почему между пороками должны быть привилегированные; а порок, о котором идет речь, вредит государству более, чем всякий другой. Меня упрекают, что я вложил благочестивые слова в уста моего лицемера; но разве я мог без этого верно представить характер лицемера? – Но, говорят, он в четвертом акте проповедует гибельное учение: но разве это учение содержит в себе что-нибудь новое?»

Во втором обращении к королю по поводу «Тартюфа» Мольер высказывается откровеннее о причинах, поднявших бурю: «Напрасно я поставил комедию под названием «Лицемера» и переодел действующее лицо в платье светского человека, напрасно я надел на него маленькую шляпу, длинный парик, шпагу и кружева по всему платью; напрасно исключил я старательно все то, что могло бы дать хотя тень предлога к придирке знаменитым оригиналам портрета, мною нарисованного: все это ни к чему не послужило». В этих словах объяснение всего дела: «Тартюф» есть продолжение старинных сатирических песенок и театральных представлений, осмеивавших духовенство, недостойные члены которого необходимо являлись лицемерами. Мольер боялся одного – оскорбить «деликатность души королевской относительно предметов религиозных», как сам выражается, и потому переодел своего аббата в светское платье; но маска была надета не очень плотно: все догадались, в чем дело, и заинтересованные подняли шум, тем более сильный, что Мольер был известен как воспитанник Гассанди, как член небольшого общества новых эпикурейцев, которые стремление к наслаждению соединяли с неверием, знали, следовательно, что Мольер осмеивал лицемерие вовсе не в видах нравственности и религии, вовсе не хотел выставить в «Тартюфе» атеиста, надевшего маску религиозности, а просто хотел посмеяться над своими врагами, сказавши им: вы не лучше нас, у вас такие же страсти и стремления удовлетворять им, вы еще хуже нас, но свои дурные дела делаете втихомолку, а кричите против нас во имя требований вашей религии.

Мольер победил в борьбе, потому что если враги его, оригиналы портрета, начертанного им в «Тартюфе», пользовались деликатностию души королевской относительно предметов религиозных, то он нашел еще более чувствительную сторону в душе королевской, чтобы побудить Людовика XIV снять запрещение с комедии. В конце ее говорится: «Успокойтесь: мы живем под государем – врагом неправды, под государем, которого очи проникают в глубину сердец, которого не может обмануть все искусство лицемеров».

Мольер имел полное право говорить, что порок, выведенный им в «Тартюфе», вредит государству более, чем всякий другой. Действительно, человек замаскированный есть самый опасный член общества, которое для правильности всех своих отношений и отправлений требует правды, открытости. Но добросовестный писатель должен касаться лицемерия с большою осторожностию, ибо часто принимается за лицемерие совершенно другое. Есть люди с высшими стремлениями, послушные призыву религии, старающиеся сообразовать свои поступки с ее требованиями, и вот эти люди как люди не всегда выходят победителями в борьбе с искушениями, падают; они несчастны от сознания своего падения и при этом имеют еще слабость всеми средствами скрывать это падение от других; но когда скрыть его не могут, то со всех сторон раздаются крики: лицемер! обманщик! фарисей! Крики раздаются тем громче, что толпа людей мелких рада падению человека, выходившего из ряду; нравственное превосходство его кололо ее, и она теперь с торжеством заявляет, что и этот человек такой же, как и все, а только притворялся лучшим, святошею – из корыстных целей. В человеке чистые побуждения бывают так переплетены с нечистыми, что сам он с большим трудом может различить их и определить долю участия тех или других в известном поступке; отсюда – частые ошибки поэтов и историков в представлении характеров, – ошибки, состоящие в стремлении дать единство побуждениям, окрасить действующее лицо одною краскою: это гораздо легче, проще, но истина при этом страдает, и высокая цель искусства – сказать нам правду о человеке – не достигается.

Но в то время, когда во Франции столько даровитых людей устремились высказать правду о человеке самым наглядным образом, выставляя человека действующим пред глазами зрителей, причем явилась необходимость соединения двух искусств: искусства авторского и искусства сценического, в то самое время явился сильный протест против этого наглядного способа высказывания правды о человеке – против театра. Протест последовал во имя религии и со стороны католического духовенства, и со стороны янсенистов. Янсенист Николь высказался так: «Комедия, говорят ее защитники, есть представление действий и слов – что ж тут дурного? Но есть средство предохранить себя от всякого заблуждения на этот счет – это рассматривать комедию не в химерической теории, но на практике, в исполнении которой мы бываем свидетелями. Надобно обратиться к тому, какую жизнь ведет актер, какое содержание и цель наших комедий, какое влияние производят они на тех, которые их представляют, и на тех, которые присутствуют при их представлении, и потом исследовать, имеет ли все это какое-нибудь отношение к жизни и чувствам истинного христианина. Зрелище не может обойтись без артиста; чувства обыкновенные и умеренные не поразят; таким образом, чувства не только обольщены внешностью, но душа подвергается нападениям со всех чувствительных сторон».

Разумеется, мы не можем согласиться с суровым янсенистом в том, что верное изображение человека с его страстями может действовать развращающим образом на человека; но, с другой стороны, мы не можем не признать, что в его словах есть значительная доля правды: так, он имел полное право указать на безнравственную жизнь актеров, которые бывали вместе и сочинителями пьес; можно ли было ожидать, чтобы такие люди имели в виду нравственные цели? Противники театра особенно могли указать на то, что театр сделал с женщинами, которые посвящали себя ему, – в каком виде явился этот образчик женского труда, женской общественной деятельности? Противники театра имели право утверждать, что высокое значение театра держится только в теории, а на практике театр служит забавою для толпы, и забавою часто безнравственною, особенно в комедии, где старались понравиться толпе циническими выходками, от которых и Мольер вовсе не был свободен.

Янсенист Николь, мнение которого о театре мы привели, принадлежит к числу так называемых моралистов, проницательных наблюдателей над явлениями мира внутреннего и внешнего, изложивших выводы из своих наблюдений в форме кратких заметок мыслей или правил. Выводы Николя, как и выводы Паскаля, проникнуты религиозно-нравственным взглядом; он указывает на несовершенство явлений внутреннего и внешнего мира, но вместе с тем успокаивает и возвышает душу указанием на высшее, религиозное стремление. Но между французскими моралистами описываемого времени есть один, отличающийся тонкостью в наблюдениях и часто верностию в выводах и вместе с тем оставляющий в душе читателя самое безотрадное впечатление, потому что у него выставляется в человеке только одна темная сторона, а для всего хорошего, возвышенного выискиваются дурные, мелкие, своекорыстные побуждения; вы слышите хохот демона над тем, что человек привык любить и уважать; автор «ничего во всей природе благословить не хочет».

Ларошфуко

Этот автор есть знаменитый герцог Ларошфуко, принимавший деятельное участие в движениях Фронды. Из этих движений, кончившихся ничем, из этого раздражения без удовлетворения Ларошфуко вынес истомленную душу, исполненную неверия в нравственное достоинство человека; все люди являлись ему в виде героев Фронды: «Когда великие люди падают под бременем несчастий, то открывается нам, что мы переносим эти несчастия только благодаря силе своего самолюбия, а не благодаря силе своего духа и что, исключая великое тщеславие, герои сделаны из такой же глины, как и остальные люди. Презрение к богатству было у философов тайным желанием отомстить за свои достоинства несправедливой судьбе презрением тех благ, которых она их лишила. Ненависть к фаворитам есть не иное что, как любовь к фавору; люди, не добившиеся фавора, утешают себя презрением к тем, которые его добились. Любовь к правосудию в большинстве людей есть не иное что, как боязнь потерпеть несправедливость; то, что люди называют дружбою, есть уважение к интересам друг друга, мена услуг, общение, при котором самолюбие имеет всегда в виду что-нибудь выиграть. Люди не жили бы долго в обществе, если бы не обманывали друг друга. Старики любят давать хорошие наставления, чтоб утешить себя в невозможности давать дурные примеры. Постоянство в любви есть всегдашнее непостоянство: сердце постепенно привязывается то к одному, то к другому качеству особы, и выходит, что постоянство есть непостоянство, которое вращается в одном и том же предмете. Добродетель не шла бы так далеко, если бы тщеславие ее не сопровождало. Великодушие презирает все, чтоб иметь все. Отчего любовники и любовницы не скучают быть вместе? Оттого, что постоянно говорят друг о друге». Презрение к нравственному достоинству человека вело естественно к материализму, и Ларошфуко утверждает между прочим, что «сила и слабость духа суть выражение неправильное: в сущности это хорошее или дурное расположение органов тела»; или: «все страсти суть не иное что, как различные степени теплоты крови».

Боссюэ

Таким образом, сын Фронды Ларошфуко является продолжателем того темного направления, которому янсенизм со своими Паскалями и Николями был противодействием . Но янсенизм был явлением опальным из Западной Церкви, которая в описываемое время выставила во Франции более правоверного представителя в знаменитом Боссюэ. В самый разгар Фронды, когда в гостиных и на улицах раздавались громкие крики против верховной власти, молодой духовный говорил сильную проповедь на текст « Бога бойтеся, царя чтите». Этот молодой духовный был Боссюэ. Фронда стихла, истомленное ею общество вызывало крепкую власть, и Боссюэ является подле Людовика XIV с тем же текстом, который развивает не в одной проповеди, но проводит чрез целый ряд сочинений, носящих печать сильного таланта и потому имеющих сильное влияние на общество. Людовик XIV не хочет ограничиться только своим временем, не хочет воспользоваться только известным расположением общества, чтобы на деле усилить свою власть, устранить здесь и там разные препятствия для нее: в ранней молодости своей он был свидетелем сильного волнения, был свидетелем, как власть колебалась, преклонялась пред народными требованиями, слышал зловещее слово «республика», а с той стороны пролива приходили страшные вести, что трон низвержен и король погиб на плахе; Людовик XIV в молодости пережил страшное время, страшную борьбу, пережил внимательным зрителем, сильно заинтересованным участником; чувство и мысль его были напряжены; он видел близко опасность и знал, что для борьбы с нею недовольно одной материальной силы, недовольно тех субсидий, которые он давал английским королям для противодействия либеральным стремлениям по ту сторону пролива, – Людовик искал других средств, хотел составить для себя и для потомков своих правила, теорию, науку и противопоставить это учение другому, которое шло с опасного острова.

Теория Людовика XIV, составившаяся под впечатлениями английской революции и французской Фронды, вторит английским охранительным теориям, которые явились вследствие стремления противодействовать революционным движениям. Вот основания этой теории: «Франция есть государство монархическое в полном смысле этого слова. Король представляет здесь всю нацию, и каждый частный человек представляет только самого себя пред королем, следовательно, вся власть находится в руках короля и не может быть никаких других властей, кроме установленных им. Нация во Франции не составляет отдельного тела: она пребывает вся в особе короля. Все, что находится в нашем государстве, принадлежит нам бесспорно. Деньги, которые находятся в нашей казне и которые мы оставляем в торговле наших подданных, должны быть одинаково ими оберегаемы. Короли суть полновластные господа и распоряжаются неограниченно всеми имуществами, которые находятся во владении как духовных, так и светских людей, смотря по надобности».

Боссюэ подкрепляет эту теорию. «Закон, – говорит он, – есть вначале условие или торжественный договор, в котором люди, по соизволению государей, определяли, что необходимо для образования общества. Это не значит, что сила законов зависит от согласия народов, но значит только, что государю помогают самые мудрые люди из народа. Первая власть есть власть отеческая в каждом семействе; потом семейства соединились в обществе под властью государей, которые заменили им отцов. Вначале было множество маленьких владений; завоеватели нарушили это согласие народов. Монархия есть форма правления самая обыкновенная, самая древняя и самая естественная. Из всех монархий лучшая наследственная. Что касается других форм правления, то вообще государство должно оставаться при той форме, к которой привыкло. Кто намеревается разрушить законность форм правления, каковы бы они ни были, есть не только общественный враг, но и враг Божий. Власть государева неограниченна. Государь в своих приказаниях не должен отдавать отчета никому. Государи – от Бога и участвуют, в некотором смысле, в божественной независимости. Против власти государя нет другого средства, кроме той же власти государя. Государи, впрочем, не освобождены от повиновения законам (по праву, на самом же деле никто не может принудить их повиноваться закону). Власть государя подчинена разуму. Подданный может ослушаться государя только в одном случае: когда государь приказывает что-нибудь против Бога (но и в этом случае сопротивление должно быть страдательное). Подданные обязаны платить дань государю (т. е. согласие народа не нужно для взимания податей). Государь должен употреблять свою власть для истребления в своих владениях ложных религий. В нечестивом заблуждении находятся те, которые отвергают право государя употреблять принудительные меры в деле религии на том основании, что религия должна быть свободна».

Портрет Боссюэ. Художник Г. Риго, 1702

Людовик XIV сначала не шел так далеко в этом отношении, как Боссюэ; около 1670 года он писал: «Мне кажется, что люди, желавшие употреблять насильственные меры против протестантизма, не понимали свойства этого зла, произведенного отчасти умственною горячкою, которой надобно дать пройти нечувствительно, а не поджигать сильным противодействием, бесполезным в том случае, когда язва не ограничивается известным числом людей, но распространена по всему государству. Лучшее средство уменьшить мало-помалу число гугенотов во Франции – это не отягощать их никакою новою строгостию, соблюдать права, данные им моими предшественниками, но не уступать им ничего более и самое соблюдение дарованных прав ограничить возможно узкими пределами, которые предписываются правосудием и приличием. Что касается милостей, зависящих от меня одного, то я решил не давать им никакой: пусть им приходит от времени до времени на ум, согласно ли с рассудком добровольно лишаться выгод. Я решился также наградами привлекать тех, которые окажутся покорными, воодушевлять, по возможности, епископов, чтоб они заботились об их обращении; назначать на духовные места только людей испытанного благочестия, трудолюбия, знания, способных своим поведением уничтожить в Церкви те беспорядки, которые произошли вследствие недостойного поведения их предшественников».

Людовик старался вначале употреблять сильные меры против протестантизма, потому что эта язва была распространена по всему государству; но была другая язва, ограниченная небольшим числом людей, с которою поэтому не нужно было церемониться, то был янсенизм. Гугенотская ересь была ересь старая; Людовик не был виноват в том, что предшественники его надавали ей прав; но янсенизм была ересь рождающаяся, по выражению Людовика; обязанность короля состояла в том, чтоб истребить ее в зародыше; папа и король приказывали еретикам опомниться, но они не слушались. Но если у янсенистов были сильные враги, то были и сильные покровители, которые желали путем мирных соглашений удержать при католической Церкви даровитых и энергических борцов. Еретик-янсенист Николь ревностно защищал против протестантов догмат пресуществления.

Печальные результаты движения на покатом пути отрицания, движения, начавшегося с лютеровой реформы, тревожили все более и более протестантов, желавших остаться христианами, но не чувствовавших под собою твердой почвы, а тут выступает Боссюэ со своим «Изложением католической веры», написанным с большим талантом и умеренностью. «Можно, – говорит Боссюэ, – сохранить последовательность, установить единство в плане учения, когда или совершенно предаются вере, как католики, или совершенно предаются разуму человеческому, как неверующие; но когда хотят смешивать то и другое, то приходят к мнениям, противоречия которых указывают на явную фальшивость дела». Протестантов поражала умеренность, с какою было написано «Изложение католической веры». «Это не папское учение, – кричали пасторы, – папа не утвердит его». Но папа имел благоразумие утвердить. Протестанты начали обращаться в католицизм; сильное впечатление было произведено обращением Тюренна, между гугенотами уже почти не было людей из знатных фамилий.

В некоторых местах Оверни землевладельцы претендовали еще на jus primae noctis, и новобрачные должны были откупаться

В память Grands-Jours была выбита медаль с надписью: Provinciae ab injuriis potentiorum vindicatae: Провинции, освобожденные от насилия сильных.

March 26th, 2016

Людовик XIV царствовал 72 года, дольше любого другого монарха Европы. Королём он стал в четыре года, всю полноту власти взял в свои руки в 23 и правил на протяжении 54 лет. «Государство - это я!» - Людовик XIV не говорил этих слов, однако государство всегда ассоциировалось с личностью правителя. Поэтому если говорить о промахах и ошибках Людовика XIV (войне с Голландией, отмене Нантского эдикта и т.д.), то на его счёт стоит записывать и актив царствования.

Развитие торговли и мануфактурного производства, зарождение колониальной империи Франции, реформирование армии и создание флота, развитие искусства и наук, строительство Версаля и, наконец, преобразование Франции в современное государство. Это не все достижения Века Людовика XIV. Так каким был этот правитель, давший имя своему времени?

Людовик XIV де Бурбон, получивший при рождении имя Луи-Дьёдонне («Богоданный»), появился на свет 5 сентября 1638 года. Имя «Богоданный» появилось неспроста. Королева Анна Австрийская произвела наследника на свет в возрасте 37 лет.

На протяжении 22 лет брак родителей Людовика был бесплодным, а потому рождение наследника было воспринято народом как чудо. После смерти отца малолетний Людовик с матерью переселился в Пале-Рояль, бывший дворец кардинала Ришелье. Здесь маленький король воспитывался в очень простой, а порой убогой обстановке.

Людовик XIV де Бурбон.

Его мать считалась регентшей Франции, но реальная власть находилась в руках ее фаворита кардинала Мазарини. Он был очень скуп и совершенно не заботился не только о доставлении удовольствий ребенку-королю, но даже о наличии у него предметов первой необходимости.

На первые годы формального правления Людовика пришлись события гражданской войны, известной как Фронда. В январе 1649 г. в Париже вспыхнуло восстание, направленное против Мазарини. Королю и министрам пришлось бежать в Сен-Жермен, а Мазарини - вообще в Брюссель. Мир был восстановлен лишь в 1652 г., и власть вернулась в руки кардинала. Несмотря на то, что король уже считался совершеннолетним, Мазарини правил Францией до самой своей смерти.

Джулио Мазарини — церковный и политический деятель и первый министр Франции в 1643—1651 и 1653—1661 годах. Заступил на пост по протекции королевы Анны Австрийской.

В 1659 г. был подписан мир с Испанией. Договор был скреплен брачным союзом Людовика с Марией-Терезией, которая приходилась ему кузиной. Когда в 1661 г. умер Мазарини, Людовик, получив свободу, поспешил избавиться вообще от всякой опеки над собой.

Он упразднил должность первого министра, объявив Государственному Совету, что отныне будет сам первым министром, и никакой даже самый незначительный указ не должен быть подписан кем-либо от его имени.

Людовик был плохо образован, едва умел читать и писать, но обладал здравым смыслом и твердой решимостью поддерживать свое королевское достоинство. Он был высок, красив, имел благородную осанку, стремился выражаться коротко и ясно. К сожалению, он был чрезмерно себялюбив, как ни один европейский монарх отличался чудовищной гордостью и эгоизмом. Все прежние королевские резиденции казались Людовику недостойными его величия.

После некоторых раздумий в 1662 г. он решил превратить небольшой охотничий замок Версаль в королевский дворец. На это ушло 50 лет и 400 миллионов франков. До 1666 г. королю пришлось жить в Лувре, с 1666 по 1671 гг. в Тюильри, с 1671 по 1681 г. попеременно в строящемся Версале и Сен-Жермен-О-л"Э. Наконец с 1682 г. Версаль стал постоянной резиденцией королевского двора и правительства. Отныне в Париже Людовик бывал лишь наездами.

Новый дворец короля отличался необычайной пышностью. Так называемые(большие апартаменты)-шесть салонов, названых в честь античных божеств, - служили прихожими для Зеркальной галереи длиной 72 метра, шириной 10 и высотой 16 метров. В салонах устраивались буфеты, гости играли в бильярд и карты.

Великий Конде приветствует Людовика XIV на Лестнице в Версале.

Вообще карточная игра стала неукротимой страстью при дворе. Ставки доходили до нескольких тысяч ливров на кон, а сам Людовик прекратил играть лишь после того как в 1676 г. проиграл за полгода 600 тысяч ливров.

Также во дворце ставились комедии, сначала итальянских, а потом французских авторов: Корнеля, Расина и особенно часто Мольера. Кроме того Людовик любил танцевать, и неоднократно принимал участие в постановках балетов при дворе.

Пышности дворца соответствовали и сложные правила этикета, установленные Людовиком. Любое действо сопровождалось целым набором тщательно разработанных церемоний. Трапеза, отход ко сну, даже элементарное утоление жажды в течение дня - все было превращено в сложные ритуалы.

Война против всех

Если бы король занимался бы только строительством Версаля, подъёмом экономики и развитием искусств, то, наверное, уважение и любовь подданных к Королю-Солнце были бы безграничными. Однако амбиции Людовика XIV простирались гораздо дальше границ его государства.

К началу 1680-х годов Людовик XIV обладал самой мощной армией в Европе, что только разжигало его аппетиты. В 1681 году он учредил палаты воссоединения для разыскания прав французской короны на те или другие местности, захватывая всё новые земли в Европе и Африке.

В 1688 году претензии Людовика XIV на Пфальц привели к тому, что против него ополчилась вся Европа. Так называемая Война Аугсбургской лиги растянулась на девять лет и привела к тому, что стороны сохранили статус-кво. Но огромные расходы и потери, понесённые Францией, привели к новому экономическому упадку в стране и истощению средств.

Но уже в 1701 году Франция была втянута в длительный конфликт, получивший название Война за испанское наследство. Людовик XIV рассчитывал отстоять права на испанский трон для своего внука, который должен был стать главой двух государств. Однако война, охватившая не только Европу, но и Северную Америку, завершилась для Франции неудачно.

По миру, заключённому в 1713 и 1714 гг., внук Людовика XIV сохранил испанскую корону, но итальянские и нидерландские её владения были потеряны, а Англия уничтожением франко-испанских флотов и завоеванием ряда колоний положила основание своему морскому владычеству. Кроме того, от проекта объединения Франции и Испании под рукой французского монарха пришлось отказаться.

Продажа должностей и изгнание гугенотов

Эта последняя военная кампания Людовика XIV вернула его к тому, с чего он начинал — страна погрязла в долгах и стонала от тяжести налогов, а то здесь, то там вспыхивали восстания, подавления которых требовали всё новых и новых ресурсов.

Необходимость пополнения бюджета приводила к нетривиальным решениям. При Людовике XIV была поставлена на поток торговля государственными должностями, достигшая максимального размаха в последние годы его жизни. Для пополнения казны создавались всё новые и новые должности, что, разумеется, вносило хаос и раздрай в деятельность государственных институтов.

Людовик XIV на монетах.

Ряды противников Людовика XIV пополнили французские протестанты, после того как в 1685 году был подписан «эдикт Фонтенбло», отменявший Нантский эдикт Генриха IV, гарантировавший гугенотам свободу вероисповедания.

После этого более 200 тысяч французских протестантов эмигрировали из страны, несмотря на строгие наказания за эмиграцию. Исход десятков тысяч экономически активных граждан нанёс ещё один болезненный удар по могуществу Франции.

Нелюбимая королева и кроткая хромоножка

Во все времена и эпохи личная жизнь монархов оказывала влияние на политику. Людовик XIV в этом смысле не является исключением. Однажды монарх заметил: «Мне было бы легче примирить всю Европу, чем нескольких женщин».

Его официальной супругой в 1660 году стала сверстница, испанская инфанта Мария Терезия, приходившаяся Людовику двоюродной сестрой и по отцу, и по матери.

Проблема этого брака, однако, была не в близких родственных связях супругов. Людовик просто не любил Марию Терезию, но покорно согласился на женитьбу, имевшую важное политическое значение. Супруга родила королю шестерых детей, но пятеро из них умерли в детском возрасте. Выжил лишь первенец, названный, как и отец, Людовиком и вошедший в историю под именем Великий Дофин.

Брак Людовика XIV был заключён в 1660 году.

Ради брака Людовик порвал отношения с женщиной, которую действительно любил — племянницей кардинала Мазарини. Возможно, расставание с любимой повлияло и на отношение короля к законной супруге. Мария Терезия смирилась со своей участью. В отличие от других французских королев, она не плела интриги и не лезла в политику, играя предписанную роль. Когда в 1683 году королева умерла, Людовик изрёк: «Это единственное беспокойство в жизни, которое она мне причинила ».

Отсутствие чувств в браке король компенсировал отношениями с фаворитками. На девять лет дамой сердца Людовика стала Луиза-Франсуаза де Ла Бом Ле Блан, герцогиня де Лавальер. Луиза не отличалась ослепительной красотой, к тому же из-за неудачного падения с лошади на всю жизнь осталась хромой. Но кротость, приветливость и острый ум Хромоножки привлекли внимание короля.

Луиза родила Людовику четверых детей, двое из которых дожили до зрелого возраста. Король же обошёлся с Луизой достаточно жестоко. Став охладевать к ней, он поселил отвергнутую любовницу рядом с новой фавориткой — маркизой Франсуазой Атенаис де Монтеспан. Герогиня де Лавальер вынуждена была переносить издевательства соперницы. Она всё терпела с присущей ей кротостью, а в 1675 году постриглась в монахини и много лет прожила в монастыре, где её называли Луизой Милосердной.

В госпоже до Монтеспан не было и тени кротости предшественницы. Представительница одного из самых древних дворянских родов Франции, Франсуаза не просто стала официальной фавориткой, но на 10 лет превратилась в «истинную королеву Франции».

Маркиза де Монтеспан с четырьмя узаконенными детьми. 1677 год. Версальский дворец.

Франсуаза любила роскошь и не любила считать деньги. Именно маркиза де Монтеспан развернула правление Людовика XIV от обдуманного выстраивания бюджета к безудержным и неограниченным тратам. Капризная, завистливая, властная и амбициозная Франсуаза умела подчинять короля своей воле. Для неё были построены новые апартаменты в Версале, она сумела устроить на значительные государственные посты всех своих близких родственников.

Франсуаза де Монтеспан родила Людовику семерых детей, четверо из которых дожили до зрелого возраста. Но отношения между Франсуазой и королём не были столь верными, как с Луизой. Людовик позволял себе увлечения и помимо официальной фаворитки, что вызывало ярость у госпожи де Монтеспан.

Чтобы сохранить короля при себе, она стала заниматься чёрной магией и даже оказалась замешана в громком деле об отравлениях. Король не стал карать её смертью, но лишил её статуса фаворитки, что было для неё куда страшнее.

Как и её предшественница, Луиза ле Лавальер, маркиза де Монтеспан сменила королевские покои на монастырь.

Время для покаяния

Новой фавориткой Людовика стала маркиза де Ментенон, вдова поэта Скаррона, являвшаяся гувернанткой детей короля от госпожи де Монтеспан.

Эту фаворитку короля звали так же, как и её предшественницу, Франсуазой, однако женщины отличались друг от друга, как небо и земля. Король вёл с маркизой де Ментенон долгие разговоры о смысле жизни, о религии, об ответственности перед Богом. Королевский двор сменил блеск на целомудренность и высоконравственность.

Мадам де Ментенон.

После смерти официальной жены Людовик XIV сочетался тайным браком с маркизой де Ментенон. Теперь короля занимали не балы и празднества, а мессы и чтение Библии. Единственным развлечением, которое он позволял себе, была охота.

Маркиза де Ментенон основала и руководила первой в Европе женской светской школой, получившей название Королевский дом святого Людовика. Школа в Сен-Сире стала примером для многих подобных заведений, в том числе для Смольного института в Петербурге.

За строгий нрав и нетерпимость к светским развлечениям маркиза де Ментенон получила прозвище Чёрная Королева. Она пережила Людовика и после его смерти удалилась в Сен-Сир, прожив остаток дней в кругу воспитанниц своей школы.

Незаконнорождённые Бурбоны

Людовик XIV признал своих внебрачных детей и от Луизы де Лавальер, и от Франсуазы де Монтеспан. Все они получили отцовскую фамилию — де Бурбон, и папа постарался устроить их жизнь.

Людовик, сын от Луизы, уже в два года был произведён во французские адмиралы, а повзрослев, вместе с отцом отправился в военный поход. Там в возрасте 16 лет юноша и скончался.

Луи-Огюст, сын от Франсуазы, получил титул герцога Мэнского, стал французским полководцем и в этом качестве принимал на военную стажировку крестника Петра I и прадеда Александра Пушкина Абрама Петровича Ганнибала.

Великий Дофин Людовик. Единственный выживший законный ребёнок Людовика XIV от Марии Терезии Испанской.

Франсуаза-Мария, самая младшая дочь Людовика, была выдана замуж за Филиппа Орлеанского, став герцогиней Орлеанской. Обладая характером матери, Франсуаза-Мария с головой погружалась в политические интриги. Её супруг стал французским регентом при малолетнем короле Людовике XV, и дети Франсуазы-Марии вступали в брак с отпрысками других монарших династий Европы.

Словом, не многим незаконнорождённым детям правящих особ досталась такая судьба, какая выпала на долю сыновей и дочерей Людовика XIV.

«Неужели вы думали, что я буду жить вечно?»

Последние годы жизни короля оказались для него тяжким испытанием. Человек, всю жизнь отстаивавший богоизбранность монарха и его право на самодержавное правление, переживал не только кризис своего государства. Его близкие люди уходили один за другим, и оказалось, что передавать власть попросту некому.

13 апреля 1711 года умер его сын, Великий Дофин Людовик. В феврале 1712 года скончался старший сын дофина, герцог Бургундский, а 8 марта того же года и старший сын последнего, малолетний герцог Бретонский.

4 марта 1714 года упал с лошади и несколько дней спустя скончался младший брат герцога Бургундского, герцог Беррийский. Единственным наследником остался 4-летний правнук короля, младший сын герцога Бургундского. Если бы и этот малыш скончался, престол после смерти Людовика остался бы вакантным.

Это заставило короля внести в список наследников даже своих незаконнорождённых сыновей, что сулило в будущем внутреннюю междоусобицу во Франции.

Людовик XIV.

В свои 76 лет Людовик оставался деятельным, активным и, как в молодости, регулярно выезжал на охоту. Во время одной из таких поездок король упал и повредил ногу. Врачи обнаружили, что травма спровоцировала гангрену, и предложили ампутацию. Король-Солнце отказался: это недопустимо для королевского достоинства. Болезнь стремительно прогрессировала, и вскоре началась агония, растянувшаяся на несколько суток.

В момент прояснения сознания Людовик оглядел присутствующих и изрёк свой последний афоризм:

— Почему вы плачете? Неужели вы думали, что я буду жить вечно?

1 сентября 1715 года около 8 часов утра Людовик XIV скончался в своём дворце в Версале, четырёх дней не дожив до 77-летия.

Предыдущая статья: Чему равна скорость света Следующая статья: Углерод — характеристика элемента и химические свойства