Земский собор 1613 г уникален тем что. История и мы

Земский собор 1613 года

К 400-летию восстановления Русского государства

Великая смута уничтожила Русское государство. Об этом никогда не пишут в учебниках и редко, с большой неохотой - в популярной литературе. В конце 1610 года Россия как самостоятельная политическая реальность перестала существовать. В Кремле сидело бессильное боярское “правительство”. Рядом с ним действовала могучая пропольская администрация. Но её могущество распространялось лишь на одну столицу: в её пределах она поддерживалась большим польско-литовским отрядом, расположившимся на территории Кремля и Китай-города.

За пределами Москвы Русская земля представляла собой рванину самостоятельных областей. Где-то господствовали бойцы Лжедмитрия II - его убили в декабре 1610-го, но армия “царика” отнюдь не распалась; где-то стояли шведские гарнизоны; где-то устроилась польская армия; где-то большие городские общины решали и спорили: за кого “задаться”? За поляков? За шведов? Или выдвинуть кого-то из своих? Кое-кто присягнул чужеземному отроку - королевичу Владиславу. Но он не шёл к Москве и не желал переходить в Православие, а ведь только выполнение этих условий гарантировало ему русский трон. Владислав не выполнил их, и присяга, данная ему, рухнула.

Воцарилось безвластие.

То, что было Россией, имело все шансы распасться на три, пять, десять маленьких независимых державочек.

Около двух лет единого русского государства не существовало.

Оно вновь возникло лишь по одной причине: русский народ и Русская Церковь пожелали его восстановить и претворили свой план в жизнь. Ненависть к захватчикам - иноземцам и католикам - оказалась столь сильной, а желание жить своей головой - столь неотступным, что под Москвой собралось первое земское ополчение. Оно отбило часть города и осадило польский гарнизон, занимавший центр Москвы. Сил для решительной победы не хватало, но, во всяком случае, ополченцы упрямо держались у стен своей столицы до лета 1612 года. В августе 1612-го к Москве явилось Второе земское ополчение. Объединив усилия, земцы отбили натиск отборного польско-литовского корпуса Ходкевича, взяли Китай-город штурмом, принудили к капитуляции вражеский гарнизон Кремля и разбили в предместьях Москвы авангардный отряд польской армии Сигизмунда III.

Осенью 1612 года в Москве образовалось единое земское правительство, представлявшее оба ополчения. К тому моменту под контролем земцев оказалась значительная часть Московского государства, но далеко не всё. Многие города и области земскому правительству не подчинялись.

Более того, сама власть этого правительства выглядела эфемерно. Она опиралась на небольшую армию, выбившую врагов из столицы. К поздней осени 1612 года в ней не набиралось даже 8.000 бойцов. Притом большей частью земское воинство состояло из казаков - неистового, буйного, пёстрого скопления, готового в любой момент свалиться в бунт или даже прямой разбой.

Ещё того хуже: подавляющее большинство высокородных русских аристократов не поддержали земское освободительное движение. Кто-то оказался на стороне поляков, кто-то симпатизировал шведам, а многие просто проявили крайнюю пассивность, не желая рисковать головой ради общего русского дела. Страшно и омерзительно! Служилая аристократия играла роль военно-политической элиты в России. Она обязана была бороться с чужеземными захватчиками, отстаивать, а потом восстанавливать единство страны... Что ж в реальности? В реальности всё выглядело прямо противоположным образом: лишь очень небольшой процент русской знати вышел под знамена двух земских ополчений. Самые родовитые люди царства, самые большие богачи, самые опытные воеводы и управленцы не вошли в число земских лидеров. Пожарский - хоть и князь, но человек невысокой знатности, аристократ третьего сорта. Один лишь молодой князь Дмитрий Трубецкой из великородной ветви Гедиминовичей полтора года тянул на себе воз руководства ополченцами...

Для того чтобы привести разрозненные силы России к новому единству, земское правительство должно было выдвинуть нового государя, Русская Церковь должна была дать ему высшую санкцию на царствование, а земское воинство послужить ему щитом и мечом.

Нужен был новый царь. Все понимали это. Знатнейшая часть нашей аристократии мечтала о польских порядках, о правлении боярской магнатерии, об игрушечном царишке или даже о замене его собранием “эпархов”- сенаторов, но она оказалась в трудном положении. Предыдущие годы страшно дискредитировали высшую знать России. Сотрудничество многих её представителей с поляками вызывало у победителей-земцев ярость и презрение.

Оставался один выход: созвать со всех концов России Земский собор и дать ему право на избрание нового царя.

В ноябре 1612 года земское ополчение последний раз отбросило поляков от Москвы. Начало зимы 1612/1613 годов прошло в хлопотах, связанных с созывом Собора. Люди съезжались медленно, люди съезжались трудно. Земский собор открылся лишь в начале января 1613 года. Его заседания проходили в Успенском соборе Кремля.

К Москве съехались многие сотни “делегатов”, представлявших города и области России. По некоторым сведениям, их число превышало тысячу, но большинство историков придерживается мнения, что в Москве собралось 500-700 человек. Точных данных на сей счёт нет. В итоговой грамоте Собора стоят подписи и упомянуты имена лишь части делегатов. По этому документу устанавливаются личности менее 300 участников Собора1. По нему же ясно, что их было намного больше, но сколько именно - установить невозможно2.

Собрали тех, кто сумел прибыть: иные опустевшие земли и послать-то никого не могли. К тому же страна была переполнена шайками “воровских” казаков и бандами авантюристов всякого рода. А тех, кто смог приехать, ждали голод, холод и разруха послевоенной Москвы. Осенью 1612 года там даже ратники земского ополчения порой умирали от голода. Так что само появление на Соборе означало акт гражданского мужества.

Те “выборные”, кто добрался до столицы, представляли огромную территорию и могли совокупным своим голосом говорить за всю державу. Среди них присутствовали выходцы из разных социальных групп: аристократии, дворянства, стрельцов, казаков, купцов, ремесленников, духовенства. Имелось даже небольшое количество крестьян. В документах Собора их именовали “уездными людьми”.

Монархический выбор, совершенный в 1613 году, отражает настроения если не всех “выборных”, то, во всяком случае, абсолютного большинства: “А без государя Московское государство ничем не строится и воровскими заводы на многие части разделяется и воровство многое множится, - справедливо считали участники Собора. - А без государя никоторыми делы строить и промышлять и людьми Божиими всеми православными християны печися некому”3.

Но определение наилучшего претендента на трон проходило в спорах и озлоблении. Участники собора не быстро решили эту задачу и не единодушно. “Пришли же изо всех городов и из монастырей к Москве митрополиты и архиепископы и всяких чинов всякие люди и начали избирать государя. И многое было волнение людям: каждый хотел по своему замыслу делать, каждый про кого-то [своего] говорил, забыв Писание: “Бог не только царст-во, но и власть кому хочет, тому дает; и кого Бог призовет, того и прославит”. Было же волнение великое”4. Иначе говоря, борьба мнений, агитация сильных “партий”, посулы и тому подобные прелести избирательного процесса не обошли стороной и Собор 1613 года.

Земские представители выдвинули больше дюжины кандидатур нового монарха.

Легче всего оказалось “отвести” предложение, относившиеся к польскому правящему дому. Весьма скоро ушёл из поля зрения собравшихся королевич Владислав: хватит, нахлебались от поляков!

Позднее пропал из обсуждения герцог Карл-Филипп, сын шведского короля. По Новгороду, захваченному шведами, знали: их правление тоже не мёд. Древняя московская аристократия с презрением относилась к сравнительно “молодому” шведскому королевскому семейству. Иван Грозный вообще назвал его “мужичьим”. Как подчиниться нашим князьям и боярам человеку, уступавшему значительной их части в родовитости? С другой стороны, одиннадцатилетний шведский отрок не смог бы удержаться на русском пре-столе без поддержки высшей знати, а следовательно, зависел бы от нее. Относительная слабость и оскорбительная незнатность шведского претендента, как ни парадоксально, для многих “выборных” являлись доводами в его пользу. “Слабак” на троне - это возможность большой политической игры для сильных людей царства... Поэтому кандидатура его держалась довольно долго, и даже велись переговоры с его старшим братом, королём Густавом- Адольфом. Сам Пожарский одно время склонялся к “шведскому варианту”, предвидя тяготы войны на два фронта - с Речью Посполитой и Швецией, - а также прикидывая возможности получить от шведов поддержку против более опасного врага5.

Но в людях оставалось сильным воодушевление, рождённое недавней победой над чужеземными войсками. К чему, недавно освободившись от власти иностранцев, опять сажать их себе на шею? Карл-Филипп сгинул из списка претендентов вслед за Владиславом. Дмитрий Михайлович не стал настаивать на его кандидатуре.

Идея самозванства потускнела в глазах всей земли. Насмотрелись на “государей Димитриев Ивановичей”! Сколько крови из-за них пролилось! Мука, сводившая судорогой всё тело России, научила наш народ: нельзя заигрывать с ложными “цариками” ради собственной корысти... кончится плохо. Царь должен быть истинный. По крови и по Божественному изволению. Все прочие варианты несут неминуемое зло. Поэтому быстро отказались от Марины Мнишек и её сына-“ворёнка”, а значит, и от мира с атаманом Заруцким, поддерживавшим их силою казачьих сабель. Марина Мнишек в 1605 году была возведена Лжедмитрием I на высоту русской царицы, но раз “государя”, приведённого самозванческой интригой на трон, признали ложным, то и царица его - ложная.

Отказ от этих кандидатур был единодушно высказан на Соборе и прозвучал в грамотах, рассылавшихся от имени его участников по городам и землям: “И мы, со всего собору и всяких чинов выборные люди, о государьском обиранье многое время говорили и мыслили, чтобы литовсково и свейсково короля и их детей и иных немецких вер и никоторых государств иноязычных не християньской веры греческого закона на Владимирьское и на Московское государство не обирати и Маринки и сына её на государство не хотети, потому что польсково и немецково короля видели к себе неправду и крестное преступление и мирное нарушение, как литовской король Московское государство разорил, а свейской король Великий Новъгород взял обманом за крестным же целованьем. А обирати на Владимирское и на Московское государство и на все великие государства Росийсково царствия государя из московских родов, ково Бог даст”6.

Заруцкий обладал сильной армией, активно действовавшей на юге России. Лишь после долгих военных действий он сам, Марина Мнишек и “ворё- нок” окажутся в плену. За упорные претензии на русский престол им придётся расплатиться жизнью.

Собор склонился к тому, чтобы выбрать кого-то из высшей русской аристократии.

По разным источникам известны лица, предложенные участниками Собора для избрания на царство.

Наиболее длинный список претендентов содержит “Повесть о Земском соборе”. Вот как в ней изложено всё дело избрания: “Князи ж и боляра московские мысляще на Россию царя из вельмож боярских и изобравше седмь вельмож боярских: первый князь Феодор Ивановичь Мстиславской, вторый князь Иван Михайловичь Воротынской, третей князь Дмитрей Тимофиевичь Трубецкой, четвертой Иван Никитин Романов, пятый князь Иван Борисовичь Черкаской, шестый Феодор Ивановичь Шереметев, седьмый князь Дмитрей Михайловичь Пожарской, осмый причитается князь Петр Ивановичь Прон- ской, но да ис тех по Божии воли да хто будет царь и да жеребеют...7 А с казаки совету бояра не имеющи, но особь от них. А ожидающи бояра, чтобы казаки из Москвы вон отъехали, втаи мысляще. Казаки же о том к бояром никако же не глаголете, в молчании пребывая, но токмо ждуще у боляр, кто от них прославится царь быти”8. Позднее казаки всё же назовут своего кандидата или, вернее, кандидата, подсказанного им частью московского боярства: “Атаман же казачий глагола на соборе: “Князи и боляра и все московские вельможи, но не по Божии воли, но по самовластию и по своей воли вы избираете самодержавнаго. Но по Божии воли и по благословению благовер- наго и благочестиваго, и христолюбиваго царя государя и великого князя Феодора Ивановича всея Русии при блаженной его памяти, кому он, государь, благословил посох свой царской и державствовать на России... Феодору Никитичю Романову9. И тот ныне в Литве полонен, и от благодобраго корене и отрасль добрая и честь, сын его князь Михайло Федорович. Да подобает по Божии воли на царствующим граде Москве и всея Русии да будет царь государь и великий князь Михайло Федоровичь и всея Русии”. И мно- голетствовали ему, государю”10.

“Повесть о Земском соборе” в общих чертах передаёт обстановку, сложившуюся при избрании нового государя. Правда, в ней названы далеко не все претенденты. Другие источники сообщают, что среди кандидатов, предлагавшихся на русский престол, звучали также имена князя Д. М. Черкасского, популярного у казаков и к тому же весьма знатного аристократа; князя Ивана Васильевича Голицына - не менее родовитого вельможи, брата Василия Васильевича, которого столь уважал князь Пожарский; князя Ивана Ивановича Шуйского, томившегося в польском плену. Возможно, участники собора называли и других кандидатов, но они не пользовались популярностью, а потому имена их не дошли до нашего времени.

Претендентом номер один являлся князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой. Ему принадлежало формальное первенство в земской освободительной армии.

Но он проиграл. Проиграл с треском, обидно, безнадежно. Был совсем рядом с великим успехом и упал на уровень второстепенной политической фигуры...

Чего не хватило Дмитрию Тимофеевичу для избрания на царство?

Желания у него хватало. Одна из повестей о Смутном времени рассказывает: “Князь же Дмитрей Тимофиевичь Трубецкой учрежаше столы честныя и пиры многая на казаков и в полтора месяца всех казаков, сорок тысящ, зазывая к собе на двор по вся дни, чествуя, кормя и поя честно и моля их, чтоб быти ему на Росии царем и от них бы казаков похвален же был. Казаки же честь от него приимающе, ядяще и пиюще и хваляще его лестию, а прочь от него отходяще в свои полки и браняще его и смеющеся его безумию такову. Князь же Дмитрей Трубецкой не ведаше лести их казачьей”. А когда монарший венец окончательно ушел от Дмитрия Тимофеевича, он тяжело переживал своё поражение: “Лицо у него ту с кручины почерне, и [он] паде в недуг, и лежа три месяца, не выходя из двора своего”11. Он даже не поставил свою подпись под грамотами, извещавшими города и земли об избрании Михаила Федоровича Романова на царство.

Хватало Трубецкому и знатности. Он приходился отдалённым потомком великому князю литовскому Ольгерду - по линии, восходящей к старшему сыну Ольгерда, Дмитрию. А Дмитрий Ольгердович княжил в богатом Брянске, управляя колоссальной областью. В Московском государстве по давней традиции очень высоко ставили князей, связанных с литовским монаршим родом, - Голицыных, Мстиславских, Бельских, Трубецких и т. п. Со второй половины XVI века Трубецкие ставились в первых строках боярских списков, возглавляли армии, воеводствовали и наместничали в крупнейших городах. Очень немногие семейства могли тягаться с ними в родовитости: князья Мстиславские, Шуйские, Голицыны, Воротынские, Одоевские, Пронские, Глинские да три-четыре рода старомосковских бояр - самые сливки русской аристократии того времени. Отец Дмитрия Тимофеевича имел боярский чин. Сам он появился на царской службе в 1604 году: в чине стольника ходил против Лжедмитрия I. Тот же чин сохранил Трубецкой и при Василии Шуйском. Перебежав от Василия Шуйского к Лжедмитрию II (июнь 1608), он сразу получил от “царика” боярский чин: “тушинцам” пришлось по вкусу, что в их лагере оказался столь знатный человек...

Роль князя Д. Т. Трубецкого в земском движении огромна. В 1611 году он вместе с Иваном Заруцким составлял полки Первого ополчения, пришёл с ними под Москву, участвовал в битвах с интервентами. Воинские заслуги его перед Россией очевидны.

У Первого ополчения было несколько вождей: Прокофий Ляпунов, Иван Заруцкий, князь Дмитрий Трубецкой и Андрей Просовецкий. Порой трудно определить, кто из них был инициатором того или иного действия земцев. Формально Дмитрий Тимофеевич признавался старшим среди них - его имя писали на грамотах ополчения первым. Да и обращаясь к руководству ополчения, в грамотах из городов его тоже называли на первом месте12. В то же время источники гораздо чаще упоминают самостоятельную роль иных руководителей - Заруцкого и особенно Ляпунова. Дмитрий Тимофеевич как будто оказывается в тени.

Но это иллюзия.

Известно, что именно он собирал войска Калужской земли. Весной 1611 года самой крупной фигурой в стане русских сил, концентрирующихся вокруг Калуги, был его двоюродный брат - князь Юрий Никитич Трубецкой (с ним ведут переговоры внешние силы)13. Дмитрий Тимофеевич появляется рядом с ним в марте - апреле 1611 года14. Юрий Никитич, известный своими пропольскими симпатиями, колебался, но к земскому делу в итоге не примкнул. И тогда его родич оказался во главе калужан. Летом 1611 года князь Д. Т. Трубецкой именно как старший человек калужского воинства оказался и первым из воевод всего ополчения в целом.

Иностранцы видели в нём действительного вождя земцев. Шведы, в частности, считали его “осторожным и бдительным командиром”, не допустившим распада ополчения после гибели Ляпунова. Русские полагали, что меж двух истинных лидеров ополчения - Ляпунова и Заруцкого - Трубецкой “никакой чести не имел”15. Но, во всяком случае, Дмитрий Тимофеевич никогда не был просто “живым знаменем”, не был игрушкой в руках прочих вождей ополчения. Случалось, он расходился во мнениях с иными воеводами. Так, летом 1612 года он не поддержал Заруцкого, пожелавшего возвести на престол малолетнего сына Марины Мнишек от Лжедмитрия I. Заруцкий злоумышлял против Пожарского, даже пытался его убить, а Трубецкой - никогда. Заруцкий ушёл из-под Москвы, заслышав о приближении земцев Минина и Пожарского, а Трубецкой остался. Ясно видно: этот человек имел самосто-ятельное значение. И, без сомнений, он самостоятельно принимал политические решения.

Историк В. Н. Козляков высказался на этот счёт веско и точно: “Несмотря на то, что князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой... получил свое боярство от Лжедмитрия II, этот воевода ополчения стал восприниматься как глава его “дворянской” части. К ноябрю 1611 года в полках ополчения оказались представители московских дворянских родов Змеевых, Измайловых, Исленьевых, Колтовских, Коробьиных, Одадуровых, Охотиных-Плещеевых, князей Приим- ковых-Ростовских, Пушкиных, Самариных”. Знатные дворяне легко подчиня-лись аристократу-Трубецкому - в том не было никакой “порухи” для их родовой чести. А вот не столь знатный Ляпунов, а тем более безродный Заруцкий не очень-то годились на роль их начальника. Без Трубецкого дворянская часть ополчения могла просто разойтись по домам.

Трубецкой достоин почтительного отношения, ведь он единственный - единственный из нескольких десятков знатнейших людей Царства! - не отказался от святой роли вождя в земском ополчении. А приняв её, шёл с земцами до победы. Этот молодой человек - не особенно удачливый полководец и не великий администратор. Но всё же он проявил достаточно ума и отваги, чтобы встать выше прочих людей своего общественного слоя.

После ухода Заруцкого Дмитрий Тимофеевич единолично руководил Первым земским ополчением. Князь лично участвовал в отражении отрядов Ход- кевича. В октябре 1612 года именно его подчинённые взяли штурмом Китай-го- род. Когда к Москве подошли отряды короля Сигизмунда, Трубецкой вместе с Пожарским отбросил их16. Наконец, именно он формально являлся старшим из земских управителей России вплоть до Земского собора 1613 года.

И вот ему отказали в возведении царство. А высшая власть была так близка! Полшажочка оставалось до неё. Трубецкой фактически обладал ею на протяжении нескольких месяцев - на исходе 1612 года и в начале 1613-го...

Почему же так вышло?

Видимо, Дмитрий Тимофеевич оказался в странном положении: он никому не был до конца своим, хотя и до конца чужим его тоже никто не мыслил.

Свой для казаков? Не вполне. Ведь князь возвысился, прежде всего, как глава дворянской части первого ополчения. Дворянской, а не казачьей. В общественном смысле князь был гораздо ближе дворянам, чем казакам...

Свой для дворян? Но их он не сумел защитить от казачьего буйства и, наверное, в их глазах выглядел как предатель своего круга, заигрывающий с социально чуждой стихией. Дворяне разбегались из его ополчения, страшась обид, то и дело наносимых им казачеством. Обстоятельства битвы с Ходке- вичем за Москву прямо и однозначно свидетельствуют: казачьи отряды Трубецким контролировались очень слабо.

Свой для аристократии? Да, верно! Однако... молодой вельможа в аристократической среде был всего лишь одним из “игроков” - не самым знатным, не самым опытным по части интриг, не самым авторитетным из царедворцев. У каждого аристократического клана имелся свой интерес и свои козыри. Трубецкой играл в свою пользу и достаточного для победы числа союзников не нашёл.

Отчасти предводителя земцев подвело одно неприятное обстоятельство. Шуйские, Мстиславские, Романовы, Черкасские, Глинские, Сабуровы и некоторые другие рода знатнейших людей царства соединены были с династией московских Рюриковичей-Калитичей брачными узами. А Трубецкие - нет! Ни одного брака, прямо связывающего Трубецких с Московским монаршим домом, заключено не было.

Итак, поражение Трубецкого как претендента на русский престол объяснить не столь уж трудно.

Из прочих претендентов особого внимания заслуживает князь Фёдор Иванович Мстиславский.

Этот происходил из Гедиминовичей, притом знатность его абсолютно превосходила всех прочих князей Гедиминовичей, выставлявшихся на выборах: Голицыных и Трубецких. Мстиславские брачно были связаны и с московскими Рюриковичами. Один из предков Фёдора Ивановича женился на родной внучке Ивана Великого! А сам Фёдор Иванович в начале XVII столетия вообще считался самым знатным аристократом во всей России. С ним могли бы потягаться разве только Шуйские, да их свергли, и ныне Шуйские находились в узилище у поляков.

Если бы при выборах на русский трон главную роль играла кровь, то есть высота происхождения, Фёдор Иванович, безусловно, победил бы. Но знатность имела значение всего лишь одного из факторов, которые брали в расчёт участники Собора. Не единственного. Её, разумеется, учитывали: недостаток знатности отвёл от престола нескольких кандидатов, в частности, князя Пожарского, Ф. И. Шереметева, а также И. Н. Романова17. Однако позиция и действия претендентов на протяжении Смуты имели не меньшее значение.

Князь Пронский, высокородный Рюрикович, - не заметен ни в большом добре, ни в большом зле. Смута как будто прошла мимо него, взрослого человека. Он вёл себя пассивно.

Князь Черкасский показал себя скверным полководцем.

Но всё это маленькие грехи.

А вот князь Мстиславский открыл полякам ворота Кремля. Он возглавлял Семибоярщину и именно он привёл Россию к униженному положению. Дать ему царское звание после всех этих “художеств” означало бы ни во что не ставить святой подвиг земского ополчения. Первое время после изгнания поляков из Кремля князя Мстиславского могли просто прибить под горячую руку, а не на трон возвести...

Нет, этот аристократ, пусть и знатнейший, пусть и достойнейший по крови, явно не годился.

Нет смысла в подробностях рассказывать о “борьбе партий” на Соборе. Основные его события многое множество раз описаны в научной и популярной литературе. Для русского патриота важны два обстоятельства: почему царём избрали не Дмитрия Михайловича Пожарского? Какую позицию занимал он по отношению к юному избраннику, Михаилу Фёдоровичу Романову?

Ответ на первый вопрос ясен: у Пожарского имелось меньше всего шансов на избрание среди всех кандидатов. Он всем им заметно уступал в знатности. Его стали бы терпеть в государях менее, чем терпели Бориса Годунова и Василия Шуйского. И какой из этого выход? Бросить дворян-ополченцев на уничтожение всех более знатных персон Московского царства? Порубить несколько десятков Рюриковией, Гедиминовичей, а также выходцев из старомосковских боярских родов? Даже если бы у Дмитрия Михайловича возникла столь безумная мысль, войско бы не послушалось его приказа. А если бы нашёлся отряд, готовый услужить своему воеводе, его скоро уничтожили бы казаки. По свидетельствам многочисленных источников, сила казачья в 1613 году абсолютно превосходила силу дворянства18, собравшегося в Москве, а боярство раскололось на “партии”.

Конечно, Пожарский располагал войском. Конечно, имя его пользовалось доброй славой из конца в конец России. Конечно, из соображений почтительности его имя включили в список претендентов. И в 1634 году враждебный ему дворянин Ларион Сумин в запальчивости обвинил Дмитрия Михайловича, что он домогался царства и даже потратил на подкуп 20 000 рублей19. Как тут не заподозрить властолюбивых мечтаний у Дмитрия Михайловича?

Но твёрдого намерения “воцариться” у Пожарского явно не было. Тому же Сумину и тогда не поверили, и сейчас в его заявление верится с трудом. Сумма - фантастическая. Серебряная копеечка того времени весила приблизительно 0,5-0,6 грамма20. Следовательно, 20 000 рублей представляли собой груду серебра общим весом в 1,0-1,2 тонны. На такие можно было купить город с окрестными селами! Не особенно богатый Пожарский в условиях полного разорения страны, думается, не имел источников, из которых мог бы добыть даже вдесятеро меньшую сумму. Что ж, добрый друг Минин снабжал его серебром из земской казны? Ещё менее правдоподобно. Во-первых, состояние земских финансов было в той же степени, что и Минину с Пожарским, открыто другому кандидату - князю Д. Т. Трубецкому. Во-вторых, армия всё это время получала жалование и “корм”. Будь тогда израсходована такая сумма, служилые люди просто разбежались бы от Москвы: земским лидерам нечем стало бы им платить. Исчерпывающе точно высказался о Минине как о казначее Второго ополчения историк И. Е. Забелин: “Он её (казну. - Д. В.) раздавал щедро, но разумно, ибо на ней держался весь... достославный народный подвиг. Ни одного намека в летописях и в других актах о том, чтобы Минин обращался с этою казною нечестно. Ни одного летописного замечания о том, чтобы нижегородская рать была когда-либо оскорблена со стороны расходования казны, чтобы происходили в казне самовольные захваты со стороны начальников. Между тем, летописцы никогда не молчат о таких делах, у кого бы они ни случились”21.

Наконец, есть и более весомое соображение. Биография Пожарского до 1613 года неплохо отражена источниками. Летописи, исторические “повести”, а также разного рода документы позволяют составить подробный его портрет. Основные черты нравственного облика Дмитрия Михайловича, его психология, его интеллектуальные способности не позволяют допустить мысли о том, что он сознательно пробивал себе путь к трону.

Пожарский честолюбив - к тому толкает его родовая честь, столь сильная в знатных людях того времени. Но он ни в коей мере не авантюрист и не революционер. И, подавно, не глупец. Знал, что с его воцарением Смута продлится: не признают великие роды захудалого Рюриковича на престоле, когда вокруг полным-полно Рюриковичей нимало не захудалых. Знал, что может, восхотев трона, погубить страну, хотя недавно сделался её спасителем. Знал, что, борясь за старый порядок, немедленно пострадает после его возвращения. Так вот, старый порядок начал возвращаться, и этот общественный уклад не допускал восхождения на царство мелкого представителя Стародуб- ских князей.

Наверное, если бы вся земля поклонилась Пожарскому и в едином порыве преподнесла ему царский венец, князь бы принял его. Но никакого “единого порыва” на Земском соборе не наблюдалось. Нет, вместо него - полное “раздрасие”. И как бы ни одолевали Дмитрия Михайловича вспышки честолюбия, он всё же не захотел сделаться главой одной из партий, бешено зубами грызущихся за власть, сыплющих деньгами направо и налево, интригующих за “голоса”. Его уважили: назвали среди кандидатов. Странно было бы не уважить! Он, может быть, искал всеобщего одобрения и даже предпринимал какие-то попытки добиться его... Но весьма быстро понял, к каким губительным последствиям могут привести подобные действия.

Надо с радостью и почтением принять решение Дмитрия Михайловича - смириться. Ему не стать государем. Не этого ли ради он бил сумбуловцев под Пронском в 1610 году, дрался на московских баррикадах в 1611-м, пил смертную чашу с Ходкевичем? По-божески, совершив положенное, князь должен был отойти в сторону. И он отошёл. Не одолел его дух Смуты. Не победил его соблазн. Вот верное поведение для доброго христианина! И в будущем Пожарский никогда, ни единым словом или поступком, не покажет своего сожа-ления об утраченных возможностях.

Он поступил правильно. Ради Христа и ради России так и нужно было поступить.

Как относился князь Пожарский к избранию Михаила Фёдоровича? Трудно сказать со всей определённостью, но, вероятнее всего, неодобрительно.

Для того он имел несколько серьёзных причин.

Михаил Федорович связан с прежними царями-Рюриковичами, но не кровно. Сестра его деда, Анастасия Романовна, стала первой женой Ивана IV. Правда, сам дед, Никита Романович, женился на Евдокии Александровне Горбатой-Шуйской. Князья Горбатые-Шуйские являлись высокородными Рюриковичами, потомками великих князей из Суздальско-Нижегородского дома. Но всё же к истинным Рюриковичам Романовы оказались в лучшем случае... прислонены. А для титулованных потомков Рюрика и Гедимина естест-веннее было бы покоряться монарху, теснее связанному с одним из великих царственных домов.

Михаила Фёдоровича выдвигала на престол партия со скверной репутацией. Среди московского боярства его сторонниками были И. Н. Романов - открытый пособник поляков, Б. М. Салтыков - племянник явного предателя Михаила Салтыкова, Фёдор Иванович Шереметев - член Семибоярщины, сдавшей полякам Москву, и князь Б. М. Лыков - давний враг Пожарского. Видимо, отчаявшись в собственном успехе, поддержали его и князья Черкасские. Между тем, один из них, И. Б. Черкасский, когда-то сражался с земскими ополченцами...

Они наладили связи с властями Троице-Сергиева монастыря, богатейшими купцами и казачеством. Троицкие власти предоставили сторонникам Михаила Фёдоровича своё московское подворье для совещаний. Купцы дали средства на ведение “предвыборной кампании”. Казачьи атаманы обеспечили военную силу, поддержавшую эту “партию”. Казаки устраивали буйные выступления на подворье митрополита Крутицкого и в самом Кремле. Дошло даже до осады Трубецкого и Пожарского на их дворах! Именно казачье давление склонило чашу весов в пользу Михаила Фёдоровича. А что доброго видел князь Пожарский от казаков? Их буйство? Их корысть? Это была сила, много зла сделавшая России того времени, сила, социально чуждая Пожарскому с его дворянами-ополченцами, и одновременно сила, ловко используемая старинным московским боярством при возведении на трон своего кандидата.

Наконец, Михаил Фёдорович не годился на трон по малолетству. На соборных заседаниях вокруг имени его шли жестокие баталии - те “за”, те “против”, - а ему ещё не исполнилось и шестнадцати лет. Он не обладал никаким опытом управленческой или военной деятельности. К тому же, более двух лет он не виделся с отцом - энергичным политиком, следовательно, не мог у него учиться. Пожарский отчетливо понимал: пока царь не повзрослеет, державой будут вертеть либо казаки, либо монаршие родичи. А эти последние, как уже говорилось, выглядели людьми сомнительных достоинств. На Соборе не раз поднимались разговоры о малолетстве претендента. Более того, ушлые интриганы откровенно говорили: “Молод и разумом ещё не дошёл, и нам будет поваден”.

Вероятнее всего, князь Пожарский видел мало доброго в перспективе отдать Россию такому государю. Он бы, не взойдя на престол сам, наверное, вручил бы его Голицыну или Воротынскому, честно сопротивлявшемуся полякам и пострадавшему от них. Однако за ними не стояло столь мощной партии сторонников... До наших дней дошли косвенные свидетельства источников, согласно которым Дмитрий Михайлович стоял в оппозиции к группировке Романовых.

Но Пожарский, стоит повторить, смирился. Надо полагать, не только уступив насилию казачьему, коего никогда не боялся, и не только по соображениям православной нравственности.

Для него, по всей видимости, значимой была позиция Троице-Сергиевой обители, вставшей за юного претендента. К тому же Дмитрий Михайлович понимал: влиятельные Романовы, их многочисленная родня и сторонники (хотя бы из корыстных побуждений!) окажутся прочной опорой трону. Русский престол получит в их лице тьму защитников, прочим же аристократическим “партиям” будет рискованно пробовать царя Михаила Фёдоровича на прочность - так, как пробовали царя Василия Ивановича.

К этому обстоятельству следует присмотреться со вниманием.

Что такое Романовы? Ветвь древнего боярского семейства Захарьиных- Юрьевых. В их жилах вовсе не текло царской крови. Они имели очень опосредованное отношение к роду Рюрика, совершенно никакого - к родам Гедими- на и Чингисхана, пользовавшихся тогда в России большим авторитетом. Романовы всегда являлись слугами московских государей. Именно слугами, а не правителями. И вместе с ними роль таких же слуг, не имеющих царской крови в артериях и венах, играли многочисленные старинные роды московского боярства: Салтыковы, Сабуровы, Годуновы, Пушкины, Шереметевы, Шейны, Морозовы, Колычевы, Плещеевы, Вельяминовы, Бутурлины, Глебовы... Кто-то из них утратил прежнее величие - как, например, Колычевы, сильно пострадавшие от опричнины, или Сабуровы с Годуновыми, потерявшие державное значение с гибелью царя Фёдора II Годунова. Кто-то сохранял большое влияние при дворе и большое богатство. В данном случае важно другое: все эти роды и множество других, не столь именитых, составляли социально близкую Романовым среду. Все они могли бы сказать о Романовых: “Эти - из наших". Они-то, как видно, в нужный час и собрали деньги для казаков, мобилизовали собственных бойцов, проявили дипломатические способности, договариваясь с Церковью, и нажали на недовольных, где надо... Князья боролись разрозненно, всяк за себя. Нетитулованная же знать выставила всего два рода на выборы, а когда Шереметевы решили поддержать Ро-мановых, вся её мощь сконцентрировалась в единой точке. Казаки стали орудием этой коалиции.

Наконец, Михаил Фёдорович, чистый от всех грехов Смуты, стоял намного выше столпов Семибоярщины, “тушинских бояр” и откровенных слуг польской власти. А они составляли большинство среди выдвинутых кандидатур. К несчастью, большая часть аристократии русской вышла из Смуты замаранной... Михаил Фёдорович - нет.

Не мог Дмитрий Михайлович не чувствовать ответственности за страну, недавно избавленную им от власти захватчиков. Отказавшись от мысли о собственном восхождении на престол, князь должен был отдаться расчётам: кто на вершине власти будет наименее вреден для России? Оптимисты в подобном случае сказали бы: “наиболее полезен”, но ведь из Смуты выросло невиданное количество людей-чудовищ, и некоторые из них с тяжёлой страстью тянулись к царскому венцу...

Если объективно оценивать “обойму” претендентов, то Михаил Фёдорович - среди лучших. Не самый удачный, но, во всяком случае, хороший вариант. И Пожарский, очевидно, не стал откровенно сопротивляться его избранию, поскольку увидел: лучшие не “пройдут”, а из тех, кто реально может взойти на престол, Михаил Фёдорович выглядит предпочтительнее других.

Отсутствие явного противодействия со стороны Пожарского, признание им, авторитетнейшим из земских воевод, соборного решения, делает его одним из создателей династии. Добрая уступка, сделанная Дмитрием Михайловичем, значила тогда исключительно много. Он держал в руках серьёзную воинскую силу. Допустим, весьма затруднительно было бы использовать её для личного его воцарения. Но остановить неугодного претендента, персону, явно не подходящую для роли монарха, Пожарский, думается, мог. И не стал. Князь просто подписал соборную грамоту об избрании Михаила Фёдоровича на царство22.

Иногда бездействие - очень серьёзный шаг.

Иногда отсутствие поступка - решительный, хорошо обдуманный поступок.

Имя Михаила Фёдоровича окончательно восторжествовало на соборных заседаниях 21 февраля 1613 года. Под сводами Успенского собора, главного для всей русской земли, его нарекли государем.

Дальнейшее изложено в “Новом летописце”: “Он же [Михаил Фёдорович], благочестивый государь, того и в мыслях не имел и не хотел: был он в то время у себя в вотчине, того и не ведая, да Богу он угоден был... Власти же и бояре, и все люди начали избирать из всех чинов, [кого] послать бить челом к его матери, к великой государыне старице иноке Марфе Ивановне, чтобы всех православных христиан пожаловала, благословила бы сына своего, царя государя и великого князя Михаила Фёдоровича Всея Руси, на Московское государство и на все Российские царства, и у него, государя, милости просить, чтобы не презрел горьких слёз православных христиан. И послали на Кострому из всех чинов рязанского архиепископа Феодорита и с ним многих властей чёрных, а из бояр Фёдора Ивановича Шереметева, и изо всех чинов всяких людей многих. Они же пошли и пришли на Кострому, он же, государь, был в то время в Ипатцком монастыре”23.

Надо заметить: Пожарский не поехал с посольством в Ипатьевский монастырь, но в его поведении нельзя разглядеть признаков враждебности. Князь Д. Т. Трубецкой, другой вождь земцев, сильно переживал своё поражение и даже на время слёг. Но Дмитрий Михайлович просто не мог выехать из Москвы, покуда на нём висели многочисленные административные обязанности. Он продолжал свою работу, и никто из летописцев и духовных писателей того времени не отмечает в его действиях признаков огорчения или злобы.

Между выездом “посольских людей” к Михаилу Фёдоровичу и обрядом венчания на царство пройдет без малого четыре месяца. Кому-то полагалось все это время заведовать колоссальным государственным хозяйством. Трудно сказать, в какой момент произошло формирование нового правительства, и Трубецкой с Пожарским передали новым людям бразды правления. 21 февраля монарх уже известен, но всё же от имени князей Д. Т. Трубецкого и Д. М. Пожарского на Белоозеро отправляется грамота об “испомещении” на землях тамошнего уезда дворян, пострадавших в годы Смуты24. А 27 февраля по грамоте этих двух вождей земского движения решаются земельные вопросы в Угличском уезде25. Даже в марте ещё видно по документам особенное их управленческое положение при земском правительстве26. Известна мартовская “отписка” (отчёт) о получении из Шуи пушечных припасов, обращённая к Трубецкому с Пожарским27. Значит, они ещё продолжают работать как ведущие администраторы.

Когда “дуумвират” окончательно отошёл от дел, определить трудно. Скорее всего, в марте. Апрельские грамоты 1613 года, уходящие из Москвы, составляются уже от имени боярской администрации - “Фёдорца Мстиславского с товарищи”28. Но даже если Пожарский с Трубецким сложили полномочия в самом начале марта, им предстояло долгая сложная процедура передачи дел. Какое там посольство...

Сам молодой монарх и его мать инокиня Марфа долгое время сомневались, стоит ли принимать соборное решение. Работа государя после смерти Фёдора Годунова и предательской передачи Василия Шуйского полякам выглядела одной из опаснейших. Сумеют ли земцы защитить Михаила Фёдоровича? Нет ли обмана и вероломства в их предложении? Но посольство уговорило обоих. Не напрасно светским его главой назначили боярина Фёдора Ивановича Шереметева: он происходил из той же общественной среды, что и Романовы, и принадлежал к такому же старомосковскому боярскому роду, как и они. Шереметевы приходились Романовым отдалённой родней: у обоих родов был один предок - московский боярин начала XV века Фёдор Андреевич Кошка. Инокиня Марфа и её сын могли рассчитывать на то, что кровь-то одна - чай, не выдадут...

Романовы отправились в Москву. “Люди же Московского государства встретили его с хлебами, а власти и бояре встретили за городом с крестами. И пришёл государь к Москве на свой царский престол в лето 7121 (1613) после Великого дня в первое воскресение на день Святых жен Мироносиц. На Москве же была радость великая, и пели молебны”29.

Как показала русская история, выбор, сделанный в 1613 году “выборными” людьми, и уступка, совершённая лидерами земского ополчения, оказались правильными. Михаил Фёдорович оказался именно тем царём, фигура которого сплотила страну.

Во-первых, за ним стояла самая сильная аристократическая коалиция.

Во-вторых, его поддержала Церковь.

В-третьих, и главное, страна возрождалась из руин, из грязи, из пепелищ. Она начинала жить с чистого листа. И в такой ситуации лучшим оказался тот царь, которого никто не имел оснований упрекнуть в неблаговидных деяниях смутных лет. Михаил Фёдорович был чист. Чистота его внушала добрую надежду.

А сочетание политической силы и святой надежды - весьма прочное.

Дмитрий Володихин

ПРИМЕЧАНИЯ:

1 Утверждённая грамота об избрании на Московское государство Михаила Фёдоровича Романова/ Предисл. С. А. Белокурова. М., 1906. С. 75-92. Всего названо приблизительно 260-270 имен “выборных”, то есть участников Собора.

2 В целом ряде случаев один человек подписывался за целую группу “выборных” от какого-то города или области. В таких случаях численность всей группы выборных не указывается.

3 Акты Земского собора 1612-1613 годов. // Записки Отдела рукописей Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина. Вып. 19. М., 1957. С. 189.

4 Новый летописец // Полное собрание русских летописей. Т. 14. СПб. 1910. С. 129.

5 Любомиров П. Г. Очерк истории Нижегородского ополчения 1611-1613 годов. М., 1939. С. 214.

6 Акты Земского собора 1612-1613 годов. // Записки Отдела рукописей Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина. Вып. 19. М., 1957. С. 189-190.

7 “Жеребеют” - определяют будущего царя с помощью жребия.

8 Повесть о Земском соборе 1613 года. // Вопросы истории, № 5. 1985. С. 95.

9 Трудно судить, сколь достоверна казачья легенда о передаче скипетра государем Фёдором Ивановичем боярину Фёдору Никитичу Романову. Скорее всего, правды в ней мало. При Борисе Годунове Фёдор Никитич был пострижен в монахи с именем Филарет, позднее сделался архиереем, ездил с послами от Семибоярщины к Сигизмунду под Смоленск и остался у поляков в плену. Его сын, Михаил Фёдорович, родился до пострижения.

10 Повесть о Земском соборе 1613 года. // Вопросы истории, № 5. 1985. С. 96.

11 Станиславский А. Л., Морозов Б. Н. Повесть о Земском соборе 1613 го

да. // Вопросы истории. № 5. 1985.

12 Акты Археографической экспедиции. Т. II. СПб, 1836. № 192.

13 Акты Археографической экспедиции. Т. II. СПб. 1836. № 182.

14 Письмо князей Юрия и Дмитрия Трубецких к Яну Петру Сапеге // Записки гетмана Жолкевского о Московской войне. СПб. 1871. Приложения. № 41. Письмо представляет собой ответ на послание Сапеги.

15 Геркман Э. Историческое повествование о важнейших смутах в государстве Русском // Хроники Смутного времени. М., 1998. С. 255-256; Виде- кинд Ю. История шведско-московитской войны XVII века. М., 2000. С. 197; Новый летописец// Полное собрание русских летописей. Т. 14. СПб. 1910. С. 112.

16 Повесть о победах московского государства. М., Наука. 1982. С. 73.

17 Иван Никитич Романов приходился дядей Михаилу Фёдоровичу Романову. Но Михаил Фёдорович был сыном старшего из братьев Никитичей - Фёдора, в иночестве Филарета, а Иван Никитич - пятым из сыновей Никиты Романовича Захарьина-Юрьева, прародителя Романовых. И это по местническим счетам резко снижало уровень его знатности.

18 Многие дворяне всё же разъехались по домам, а казаков прибыло.

19 Забелин И. Е. Сыскное дело о ссоре межевых судей стольника князя Василия Большого Ромодановского и дворянина Лариона Сумина // Чтения в Обществе истории и древностей Российских при Московском университете. Вып. 7. 1848. С. 85.

20 Мельникова А. С. Русские монеты от Ивана Грозного до Петра Первого. М., 1989. С. 131.

21 Забелин И. Е. Минин и Пожарский. Прямые и кривые в Смутное время. М., 1999. С. 66.

22 Собрание государственных грамот и договоров. М., 1813. Т. I. С. 637.

23 Новый летописец // Полное собрание русских летописей. Т. 14. СПб. 1910. С. 129.

24 “И мы осадных сидельцов за службы велели испоместить”: Жалованная грамота “Совета всея земли”. 1613. // Исторический архив, № 6. 1993. С. 193-195.

25 Акты служилых землевладельцев XV - начала XVII века. М., 1998. Т. 2. № 399.

26 Дворцовые разряды. 1612-1628. Том 1. СПб. 1850. С. 1083.

27 Любомиров П. Г. Очерк истории Нижегородского ополчения 1611-1613 гг. М., 1939. Приложение № 5.

28 Дворцовые разряды. 1612-1628. Том 1. СПб. 1850. С. 1103.

29 Новый летописец // Полное собрание русских летописей. Т. 14. СПб. 1910. С. 131.

Доклад на первых Царских чтениях «Самодержавной России»

Земский собор 1613 г. был собран по решению главы созданного в Москве после изгнания поляков князем Дмитрием Михайловичем Пожарским совместно с князем Дмитрием Тимофеевичам Трубецким административного управления Московского государства. Грамота от 15 ноября 1612г., подписанная Пожарским, призывала все города Московского государства избрать по десять человек выборных от каждого города для избрания Царя. По косвенным данным на Земском Соборе присутствовали представители 50 городов, освобожденных от польской оккупации и воровских шаек атамана Заруцкого, ярого сторонника возведения на Московский Царский престол сына Марины Мнишек и Лжедимитрия II.

Таким образом, на Земском соборе должны были присутствовать, при соблюдения нормы представительства, определенного главой Московского правительства, по десять человек от одного города. Если исходить из этой нормы, то в Земском Соборе должны были участвовать пятьсот выборных членов только от городов, не считая членов Земского Собора по должности (Боярской думы в полном составе, придворных чинов и высшего духовенства). По подсчетам виднейшего специалиста по истории смутного времени академика Сергея Федоровича Платонова в Земском Соборе 1613 г. должно было участвовать более семисот человек, что и составляло пятьсот выборных и около двухсот придворных, боярских чинов и церковных иерархов. Многолюдство и представительность Земского Собора 1613 г. подтверждаются свидетельствами различных независимых друг от друга летописных источников, таких как Новый летописец, Повесть о Земском Соборе, Псковский летописец и некоторыми другими. Однако с представительством боярской думы и придворных чинов все было далеко не так просто как с рядовыми выборными членами Земского Собора 1613 г. Существуют прямые свидетельства как русских летописцев, так и иностранных наблюдателей о том, что значительная часть боярской аристократии, составлявшей абсолютное большинство членов Боярской думы и придворных чинов, являвшаяся сторонниками приглашения на Московский престол польского королевича Владислава и запятнавшая себя тесным сотрудничеством с польскими оккупантами, как в Москве, так и в других городах и областях Московского государства, была к январю 1613 г. - времени начала Земского Собора, - выслана из Москвы в свои поместья.

Таким образом, традиционно присутствовавшая и обычно активно влиявшая на решения Земских Соборов боярская аристократия была резко ослаблена на Земском Соборе 1613 г. Можно сказать, что эти решения князей Дмитрия Михайловича Пожарского и Дмитрия Тимофеевича Трубецкого стали последним ударом в окончательном разгроме некогда влиятельной среди Московской боярской аристократии «польской партии» (сторонников королевича Владислава). Не случайно первым же постановлением Земского Собора 1613 года стал отказ от рассмотрения, каких бы то ни было иностранных кандидатур на московский престол и не признание прав на него воренка (сына Лжедимитрия II и Марины Мнишек). Большинство участников Земского Собора 1613 г. было настроено на скорейшее избрание Царя из природного русского боярского рода. Однако боярских родов, не запятнавших себя в смуту, или запятнанных сравнительно меньше других, было совсем не много.

Помимо кандидатуры самого князя Пожарского, которого, как вероятного кандидата на престол, из-за его недостаточной знатности, всерьез не воспринимала даже патриотическая часть Московской аристократии (несмотря на то, что князь Дмитрий Михайлович Пожарский был потомственным природным Рюриковичем, ни он, ни его отец и дед не были не только Московскими боярами, но даже окольничими). На момент свержения последнего относительно законного царя Василия Шуйского князь Пожарский носил скромное звание стольника. Другой влиятельный руководитель патриотического движение князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой, несмотря на несомненную знатность (он был потомком династии Гедиминовичей Великого княжества Литовского), был сильно дискредитирован своим сотрудничеством с бывшими сторонниками так называемого Тушинского вора, Лжедимитрия II-го, возглавлявшимися атаманом Заруцким. Это прошлое князя Дмитрия Тимофеевича Трубецкого отталкивало от него не только боярскую аристократию, но и широкие круги потомственного служилого дворянства. Потомственный дворянин князь Дмитрий Трубецкой не воспринимался московской аристократией и многими дворянами как свой. Они видели в нем ненадежного авантюриста, готового на любые действия, любое заискивание с чернью, лишь бы добиться всей полноты власти в Московском государстве и захватить царский престол. Что же касается социальных низов и, в частности, казачества, перед которым князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой постоянно заискивал, надеясь с их помощью занять царский престол, то казачество быстро разочаровалось в его кандидатуре, так как увидело, что он не имеет поддержки в широких кругах других сословий. Это вызвало на Земском Соборе в 1613 года интенсивный поиск других кандидатов, среди которых наибольший вес начала приобретать фигура Михаила Федоровича Романова. Михаил Фёдорович, шестнадцатилетний юноша, незапятнанный в делах смуты, был сыном находившегося в Польском плену главы знатного боярского семейства Романовых, в миру Федора, а в иночестве Филарета, который стал митрополитом в Тушинском лагере, но занял последовательно патриотическую позицию в посольстве 1610 года, тонко и мудро вел с польским королем Сигизмундом, под осажденным поляками Смоленском, переговоры о призвании королевича Владислава на Московский престол, но так, что это призвание не состоялось. Фактически митрополит Филарет обставил это призвание такими религиозными и политическими условиями, которые делали избрание практически невозможным, как для Сигизмунда, так и для Королевича Владислава.

Эта антипольская, антивладиславовская и антисигизмундовская позиция митрополита Филарета была широко известна, высоко оценена в широких кругах различных сословий Московского государства. Но в силу того, что митрополит Филарет был духовным лицом, и, к тому же, находился в Польском плену, то есть был фактически оторван от политической жизни Московской Руси, реальным кандидатом на Московский престол стал его шестнадцатилетний сын Михаил Федорович Романов.

Наиболее активным сторонником кандидатуры Михаила Федоровича на Московский царский престол был дальний родственник семьи Захарииных-Романовых Федор Иванович Шереметьев. Именно с его помощью и поддержкой идея избрания Михаила Федоровича Романова на престол Московского царства овладела как членами Земского собора 1613 года, так и широкими кругами представителей самых разных сословий Московского государства.

Однако наибольшей удачей миссии Шереметьева, в его борьбе за избрание Михаила Федоровича на царский престол, стала поддержка его кандидатуры наместником Троице-Сергиевой Лавры архимандритом Дионисием.

Эта авторитетная поддержка сильно укрепила позиции Михаила Федоровича в общественном мнении представителей различных сословий Московского государства и, прежде всего, двух из них, в наибольшей степени противостоявших друг другу: служилого дворянства и казачества.

Именно казаки под влиянием Троице-Сергиевой Лавры первыми активно выступили в поддержку кандидатуры Михаила на царский престол. Влияние Троице-Сергиевой Лавры также способствовало тому, что большая часть служивого дворянства, долгое время сильно колебавшегося в своих симпатиях к возможным претендентам, выступила, в конечном счете, на стороне Михаила Федоровича.

Что же касается посадских людей - городских ремесленников и торговцев, то этот весьма влиятельный в освободительном движении 1612-1613 гг. слой городского населения, чьи представители активно поддерживали перед созывом Земского собора кандидатуру князя Дмитрия Михайловича Пожарского, после снятия им своей кандидатуры и при активной поддержке Православной Церковью Михаила Романова, также стали склоняться к его поддержке. Таким образом, избрание Михаила Федоровича Романова, и, в его лице, новой царской династии Романовых, стало результатом согласия всех основных сословий московского государства, участвовавших в освободительном движении 1612 года и представленных на Земском Соборе 1613 года.

Несомненно избранию на московский царский престол династия Романовых в лице Михаила Федоровича способствовало родство семьи Захарииных-Романовых с последними представителями угасшей династии московских Рюриковичей, потомков основателя московского княжества Святого Благоверного князя Даниила и его сына Ивана Калиты, Данииловичей-Калитичей, занимавших московский великокняжеский, а, позднее, царский престол на протяжении почти 300 лет.

Однако история Смутного времени показывает нам, что сама по себе знатность без общественной поддержки и реального авторитета той или иной боярской фамилии в церковных кругах представителей различных светских сословий не могла способствовать их победе в происходившей в то время борьбе за престол.

Печальная судьба царя Василия Шуйского и всей семьи Шуйских показала это со всей наглядностью.

Именно поддержка Церкви и земских сил из различных сословий Московской Руси способствовала победе Михаила Федоровича,занявшего царский престол московского государства.

Как свидетельствует крупнейший специалист по истории Смутного времени, выдающийся русский историк, профессор Сергей Федорович Платонов, после того как представителей основных участвовавших в Земском Соборе сословий 7 февраля 1613 года пришли к согласию о кандидатуре Михаила Федоровича Романова на царский престол, часть депутатов, - членов Собора была отправлена в различные города московского государства, с целью узнать мнении об этом решении.

Отправленные с ямской почтой ускоренным путем депутаты за две недели достигли южно-русских городов, а также Нижнего Новгорода, Ярославля и других городов. Города единодушно высказались за избрание Михаила Федоровича.

После этого и было проведено решающее голосование 21 февраля 1613 года, ставшее историческим, в котором, кроме вернувшихся из областных земель и городов депутатов, впервые с начала работы Земского Собора приняли участие отстраненные князем Дмитрием Пожарским от его работы на первом этапе бояре - прежние сторонники Владислава и сотрудничества с Польшей во главе с бывшим главой пропольского правительства эпохи польской оккупации - Семибоярщины - боярином Федором Мстиславским.

Это было сделано с целью продемонстрировать единство московского государства и всех его общественных сил в поддержке нового Царя перед лицом сохранявшейся мощной Польской угрозы.

Таким образом, решение об избрании Царем Московского государства Михаила Федоровича Романова совершившиеся 21 февраля 1613 года стало фактической, декларацией независимости Московской Руси от чужеземных интриг и тех зарубежных центров (Папский Ватикан, Габсбургская Вена, Сигизмундовский Краков), где эти интриги зрели и вынашивались.

Но самым важным результат работы Земского Собора 1613 года стало то, что это решение приняла не аристократия в узком боярском кругу, а широкие слои разных сословий русского общества в условиях гласного обсуждения на Земском Соборе.

Л.Н.Афонский

Член Президиума ЦС «Самодержавной России»

Земский собор 1613 г.

Уже в ноябре 1612 г. руководители Второго ополчения разослали по городам грамоты с призывом собираться на Земский собор «для царского обирания». Период ожидания выборных растянулся на долгое время, и, вероятнее всего, работа собора началась только в январе 1613 г. Посланцы прибыли от 50 городов, кроме того, в работе Собора участвовало высшее духовенство, бояре, участники «Совета всей земли», дворцовые чины, дьяки, представители дворянства и казачества. Среди выборных были и служилые люди «по прибору» - стрельцы, пушкари, посадские люди и даже черносошные крестьяне. Всего в работе собора приняли участие около 500 человек. Земский собор 1613 г. был наиболее многочисленным и представительным во всей соборной практике XVI–XVII вв.

Работа Собора началась с принятия знаменательного решения: «Литовского и свийского короля и их детей, за их многие неправды, и иных никоторых земель людей на Московское государство не обирать… и Маринки с сыном не хотеть». Отклонены были также кандидатуры «царевичей, которые служат в Московском государстве», т. е. сибирских царевичей, потомков хана Кучума и касимовского правителя. Таким образом, Собор сразу определил круг кандидатов - «великие» роды Московского государства, крупное боярство. По различным источникам известны имена, называвшиеся на Соборе, - князь Федор Иванович Мстиславский, князь Иван Михайлович Воротынский, князь Иван Васильевич Голицын, князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой, Иван Никитич Романов, князь Иван Борисович Черкасский, князь Петр Иванович Пронский, Федор Иванович Шереметев. Сохранилось сомнительное известие, что выставлял свою кандидатуру и князь Д. М. Пожарский. В пылу местнического спора дворянин Сумин упрекал Пожарского в том, что он «государился и воцарялся» и это «стало ему в двадцать тысяч». Вероятнее всего, это не более чем навет. Впоследствии сам же Сумин отрекся от этих слов, да и у вождя Второго ополчения просто не было и не могло быть таких денег.

Кандидатура Мстиславского, несомненно, одного из наиболее знатных претендентов по происхождению от Гедимина и родству с династией московских царей (он доводился праправнуком Ивану III), не могла быть принята к серьезному рассмотрению, поскольку он еще в 1610 г. заявлял, что пострижется в монахи, если его будут принуждать принять трон. Не пользовался он симпатиями и за свою откровенно пропольскую позицию. Были также отведены кандидатуры бояр, входивших в Семибоярщину, - И. Н. Романова и Ф. И. Шереметева. Наибольшие шансы были у кандидатов, входивших в ополчение, - князей Д. Т. Трубецкого, И. Б. Черкассого и П. И. Пронского.

Наиболее активную предвыборную деятельность развил Трубецкой: «Учреждаша трапезы и столы честныя и пиры многия на казаков и в полтора месяца всех казаков, сорок тысяч, зазывая толпами к себе на двор по вся дни, честь им получая, кормя и поя честно и моля их, чтоб быти ему на Росии царем…» Вскоре после освобождения Кремля от поляков Трубецкой расположился на бывшем дворе царя Бориса Годунова, подчеркивая этим свои претензии. Была подготовлена и грамота на пожалование Трубецкого огромной по территории волостью Вага (на Двине), владение которой было своеобразной ступенькой к царской власти - Вагой владел в свое время Борис Годунов. Под этой грамотой поставили свои подписи высшие иерархи и руководители объединенного ополчения - князья Д. М. Пожарский и П. И. Пронский, однако рядовые участники собора отказались подписать грамоту. Они хорошо знали о колебаниях бывшего тушинского боярина во время боев за Москву, и, возможно, не могли простить ему присягу Псковскому вору. Вероятно, были и другие претензии к Трубецкому, и его кандидатура не смогла набрать достаточного количества голосов.

Борьба развернулась по второму кругу, и тогда возникли новые имена: стольник Михаил Федорович Романов, князь Дмитрий Мамстрюкович Черкасский, князь Иван Иванович Шуйский. Вспомнили и о шведском королевиче Карле-Филиппе. Наконец одержала верх кандидатура Михаила Федоровича Романова, достоинствами которого были его родство с прежней династией (он был племянником царя Федора Ивановича) и незапятнанность в изменах и усобицах Смуты.

Выбор Михаила Романова был близок сразу нескольким политическим группировкам. Земские и дворянские деятели вспоминали о симпатиях к Михаилу патриарха Гермогена и трагической судьбе этой семьи при Годунове. Имя Романова пользовалось большой популярностью среди казаков, решающая роль которых в избрании юного царя отмечена в особом литературном памятнике - «Повести о земском соборе 1613 года». Для казаков Михаил был сыном тушинского «патриарха» Филарета. Юный претендент унаследовал и популярность среди москвичей, которой пользовались его дед Никита Романович и отец Федор Никитич.

Немало сторонников нашлось у Михаила Романова и среди бояр. Это был уже не тот сплоченный родственный романовский клан, против которого направлял свои репрессии Годунов, а стихийно сложившийся на Соборе кружок лиц из разгромленных боярских группировок. В основном это были молодые, не имевшие достаточного веса среди боярства представители известных родов - Шереметевы (исключение - боярин Федора Ивановича), князь И. Ф. Троекуров, Головины, М. М. и Б. М. Салтыковы, князь П. И. Пронский, А. М. и А. А. Нагие, князь П. А. Репнин и другие. Одни были родней новому царю, другие через Тушинский лагерь были связаны с отцом Михаила - Филаретом Романовым, третьи ранее поддерживали кандидатуру Трубецкого, но вовремя переориентировались. Однако и для «старых» бояр, членов Семибоярщины, Михаил Романов также был своим - И,Н. Романову он приходился родным племянником, князю Б. М. Лыкову - племянником по жене, Ф. И. Шереметев был женат на двоюродной сестре Михаила. В родстве с ним состояли князья Ф. И. Мстиславский и И. М. Воротынский.

Правда, и кандидатура Михаила Романова «прошла» далеко не сразу. В середине февраля Собор сделал перерыв в заседаниях - начался Великий пост, - и политические споры на некоторое время были оставлены. Видимо, переговоры с «избирателями» (многие из участников собора на время разъехались из столицы, а затем вернулись) позволили достигнуть желаемого компромисса. В первый же день начала работы, 21 февраля, Собор принял окончательное решение об избрании Михаила Федоровича. Согласно «Повести о земском соборе 1613 года», на это решение выборных повлиял решительный призыв казачьих атаманов, поддержанный московским «миром»: «По Божии воле на царствующем граде Москве и всеа России да будет царь государь и великий князь Михайло Федорович и всеа России!»

В это время Михаил вместе со своей матерью инокиней Марфой находился в костромском Ипатьевом монастыре, родовой обители Годуновых, богато украшенной и одаренной этим родом. 2 марта 1613 г. в Кострому было отправлено посольство во главе с рязанским архиепископом Феодоритом, боярами Ф. И. Шереметевым, князем В. И. Бахтеяровым-Ростовским и окольничим Ф. В. Головиным. Послы еще готовились к выезду из столицы, а по всей России уже были разосланы грамоты с извещением об избрании на престол Михаила Федоровича и началась присяга новому царю.

Посольство достигло Костромы 13 марта. На следующий день к Ипатьеву монастырю направился крестный ход с чудотворными образами московских святителей Петра, Алексия и Ионы и особо чтимой костромичами чудотворной Федоровской иконой Божией Матери. Его участники молили Михаила принять престол, так же как и пятнадцать лет назад уговаривали Годунова. Однако ситуация, хотя и сходная внешне, была в корне иной. Поэтому резкий отказ Михаила Романова и его матери от предложенного царского венца не имеет ничего общего с политическими маневрами Годунова. И сам претендент, и его мать действительно страшились того, что открылось перед ними. Старица Марфа убеждала выборных, что у ее сына «и в мыслях нет на таких великих преславных государствах быть царем…» Говорила она и о тех опасностях, которые подстерегают се сына на этом пути: «Московского государства всяких чинов люди по грехам измалодушествовались. Дав души свои прежним государям прямо не служили…» К этому прибавлялось и тяжелое положение в стране, с которым, по словам Марфы, се сын по своему малолетству не сможет справиться.

Посланцы от Собора долго уговаривали Михаила и Марфу, пока наконец «умоление» святынями не принесло свои плоды. Оно должно было доказать юному Михаилу, что людское «хотение» выражает Божественную волю. Михаил Романов и его мать дали свое согласие. 19 марта юный царь двинулся к Москве из Костромы, но в пути не торопился, давая возможность Земскому собору и боярам подготовиться к его приезду. Сам Михаил Федорович тем временем также готовился к новой для себя роли - он вел переписку с московскими властями, принимал челобитные и делегации. Таким образом, за полтора месяца своего «шествия» от Костромы до Москвы Михаил Романов освоился со своим положением, собрал вокруг себя верных людей и наладил удобные для себя отношения с Земским собором и Боярской думой.

Избрание Михаила Романова было результатом достигнутого наконец единения всех слоев русского общества. Пожалуй, впервые в русской истории общественное мнение решило важнейшую проблему государственной жизни. Неисчислимые бедствия и падение авторитета правящих слоев привели к тому, что судьба государства перешла в руки «земли» - совета представителей всех сословий. В работе Земского собора 1613 г. не участвовали только крепостные крестьяне и холопы. По-иному и быть не могло - Российское государство продолжало оставаться феодальной монархией, при которой целые категории населения были лишены политических прав. Общественная структура России XVII в. заключала в себе истоки социальных противоречий, взрывавшихся восстаниями на протяжении всего столетия. Не случайно XVII век образно именуется «бунташным». Однако с точки зрения феодальной законности избрание Михаила Романова было единственным правомочным актом на протяжении всего периода Смуты начиная с 1598 г., а новый государь - истинным.

Таким образом, избрание Михаила Федоровича прекратило политический кризис. Не отличавшийся ни государственными талантами, ни опытом, ни энергией, юный царь обладал одним важным для людей той эпохи качеством - он был глубоко религиозен, всегда находился в стороне от вражды и интриг, стремился к достижению истины, проявлял искреннюю доброту и щедрость.

Историки сходятся в том, что основой государственной деятельности Михаила Романова было стремление к примирению общества на консервативных началах. Перед царем Михаилом Федоровичем встали задачи преодоления последствий Смуты. Король Сигизмунд не мог смириться с крушением своих планов: заняв Смоленск и огромную территорию на западе и юго-западе России, он намеревался пойти в наступление на Москву и взять столицу Российского государства. Новгородская земля была захвачена шведами, которые угрожали северным уездам. По всей территории государства бродили шайки казаков, черкас, поляков и русских разбойников. В Поволжье волновались мордва, татары, мари и чуваши, в Башкирии - башкиры, на Оби - ханты и манси, в Сибири - местные племена. В окрестностях Рязани и Тулы воевал атаман Заруцкий. Государство находилось в глубочайшем экономическом и политическом кризисе. Для борьбы с многочисленными врагами России и государственного порядка, для успокоения и устроения страны необходимо было единение всех здоровых сил государства. Царь Михаил Федорович на протяжении всего своего правления стремился к достижению этой цели. Деятели земского движения 1612 г. были твердой опорой царя в борьбе с внешними врагами, наведении порядка внутри государства и восстановлении разрушенной экономики и культуры.