Главная » Обработка грибов » Как праславянский язык связан с историей. · Отпадение конечных d и t

Как праславянский язык связан с историей. · Отпадение конечных d и t

Лекция 2-3

Индоевропейские языки. Понятие о праязыке.

Праславянский язык. Лингвистическая палеославистика.

ИНДОЕВРОПЕЙСКИЕ ЯЗЫКИ, языковая семья, наиболее широко распространенная в мире.Ареал ее распространения включает практически всю Европу, обе Америки и континентальную Австралию, а также значительную часть Африки и Азии. Более 2,5 млрд. человек – т.е. около половины всего населения земного шара – говорят на индоевропейских языках. Все основные языки Западной цивилизации являются индоевропейскими. К этой семье языков принадлежат все языки современной Европы, за исключением баскского, венгерского, саамского, финского, эстонского и турецкого, а также нескольких алтайских и уральских языков европейской части России. Название «индоевропейский» является условным. В Германии раньше употреблялся термин «индогерманский», а в Италии – «ариоевропейский», чтобы указать на тот древний народ и древний язык, от которого, как принято считать, произошли все более поздние индоевропейские языки. Предполагаемой прародиной этого гипотетического народа, существование которого не подкрепляется никакими историческими свидетельствами (кроме языковых) считается Восточная Европа или Западная Азия.

Древнейшими известными памятниками индоевропейских языков являются хеттские тексты, относящиеся к 17 в. до н.э. Некоторые гимны Ригведы и Атхарваведы тоже являются очень древними и восходят приблизительно к 1400 до н.э. или даже ранее, однако они передавались в устной форме и были записаны позднее. То же самое можно сказать о гомеровском эпосе, отдельные части которого восходят к 13 или даже к 14 в., а также, вероятно, о древнейших фрагментах Авесты (время создания которой весьма неопределенно).

Для записи индоевропейских языков использовались разные системы письма. Хеттский клинописный, палайский, лувийский и древнеперсидский записывались клинописью, лувийский иероглифический – особой иероглифической слоговой азбукой, санскрит – с помощью кхароштхи, деванагари, брахми и других алфавитов; авестийский и пехлеви – особыми алфавитами, современный персидский – арабским письмом. По имеющимся в настоящее время сведениям, все типы алфавитов, которыми пользовались и пользуются языки Европы, происходят от финикийского.



В индоевропейскую семью языков входят по крайней мере двенадцать групп языков. В порядке географического расположения, двигаясь по часовой стрелке от северо-западной Европы, это следующие группы: кельтская, германская, балтийская, славянская, тохарская, индийская, иранская, армянская, хетто-лувийская, греческая, албанская, италийская (включая латынь и произошедшие из нее романские языки, которые иногда выделяют в отдельную группу). Из них три группы (италийская, хетто-лувийская и тохарская) целиком состоят из мертвых языков. Из других мертвых языков бесспорно являются индоевропейскими палайский и лувийский, а также лидийский и ликийский. От фракийского, фригийского и иллирийского языков мало что сохранилось; есть основание предполагать, что фракийский или иллирийский являются предками современного албанского языка, а фригийский – современного армянского.

Первым, кто заметил сходство между санскритом и европейскими языками, был флорентийский купец и путешественник Филиппо Сассетти (1540–1588). Сравнивая итальянские слова sei , sette , otto ,nove , Dio , serpe c санскритскими , sapta , , nava , devas , sarpan , он понял, что их сходство не случайно, а обусловлено языковым родством (которое и сегодня может быть проиллюстрировано теми же примерами). С другой стороны, и совершенно независимо, поразительное сходство между персидским и немецким языками было замечено и показано на многочисленных примерах фламандским ученым Бонавентурой Вулканием в его труде De literis et lingua Getarum sive Gothorum (1597), а после него – несколькими немецкими исследователями. Одним из них был философ Лейбниц, который, с большой долей преувеличения, писал в своем Otium Hanoveranum (1718): «Можно писать стихи по-персидски – любой немец их поймет». И все-таки первым ученым, который логически вывел из подобных фактов возможность существования исходного индоевропейского праязыка, был сэр Уильям Джоунз, который в 1786 писал: «Санскрит, при всей его древности, имеет поразительную структуру; он совершеннее, чем греческий, богаче, чем латынь, но при этом в его глагольных корнях и в грамматических формах обнаруживается отчетливое сходство с обоими этими языками, которое не могло возникнуть случайно, это сходство столь велико, что ни один филолог при исследовании всех трех языков не может не прийти к выводу, что они произошли из одного общего источника, который, по-видимому, уже не существует. Аналогичные, хотя и не столь очевидные основания имеются для предположения о том, что готский и кельтский также имеют общее происхождение с санскритом; к этой же семье языков может быть причислен и древнеперсидский». Джоунз не углублялся в эту проблему, но уже в работах Р.Раска и Ф.Боппа (ок. 1815) было начато систематическое исследование индоевропейских языков и заложены основы сравнительной индоевропеистики.

К языкам, выделенным Джоунзом, – латыни, греческому, индийским, кельтским и германским, – Бопп в 1816 добавил иранские, Раск в 1818 – балтийские и славянские, и снова Бопп в 1854 – албанский. Армянский, ранее считавшийся одним из иранских диалектов, был признан в качестве самостоятельного индоевропейского языка Хюбшманом в 1875. Принадлежность тохарского к индоевропейским языкам была доказана Ф.Мюллером в 1907, клинописного хеттского – Б.Грозным в 1915, лувийского – им же (позднее), иероглифического лувийского – И.Гельбом и П.Мериджи, лидийского и ликийского – Мериджи, палайского – Г.Боссертом. Какое-либо родство индоевропейской семьи языков с другими языковыми семьями – семитской, уральской, алтайской и др. – пока не доказано. Индо-хеттская теория Э.Стёртеванта, которая рассматривает хеттский и некоторые другие анатолийские языки как параллельную индоевропейским самостоятельную, хотя и родственную, группу, не имеет достаточных подтверждений.

Индоевропейский праязык был, несомненно, флективным языком, т.е. его морфологические значения выражались посредством изменения окончаний слов; в этом языке отсутствовала префиксация и почти не было инфиксации; он имел три рода – мужской, женский и средний, различалось не менее шести падежей; существительные и глаголы были отчетливо противопоставлены; была широко распространена гетероклиза (т.е. нерегулярность в парадигме, ср. fero : tuli или I am : I was ). Согласно классической схеме, система фонем включала четыре класса смычных согласных (глухие непридыхательные, глухие придыхательные, звонкие непридыхательные, звонкие придыхательные) с четырьмя позициями артикуляции (велярные, лабиовелярные, дентальные, лабиальные); два плавных (l ,r ), два полугласных (y ,w ), два носовых (m ,n ), один сибилянт (s ), но ни одного фрикативного (за исключением s ) и ни одной аффрикаты. Все носовые, плавные и полугласные на самой поздней стадии существования индоевропейского языка могли выступать в двух функциях – слоговой и неслоговой. В раннем индоевропейском имелось только три собственно гласных фонемы – a ,e иo (долгие и краткие); позднее к ним прибавились i , u , и редуцированный – . Ударение было подвижным и имело вполне определенные морфологические функции. Существовала весьма развитая система чередований гласных, выполнявших морфологические функции, пережитки которой отчасти сохранились – например, в английском (ср. give , gave , given ; drive ,drove , driven ; sing , sang , sung , и т.п.) и, в меньшей степени, в русском (ср. убрать , уберу , убор ). Корни модифицировались путем прибавления справа одного или больше корневых определителей (суффиксов) и окончаний.

На основе сравнения индоевропейских языков стало возможно в какой-то степени реконструировать материальную и духовную культуру, обычаи, образ жизни и социальные институты древних индоевропейцев – людей, которые говорили на общеиндоевропейском языке. Так, из того, что в латинском языке есть слово mel , в готском – , в греческом – , в древнеирландском – mil , в хеттском клинописном – melit и все они означают «мёд», можно заключить, что индоевропейцы были знакомы с этим продуктом; а если сравнить латинское bos , умбрское bue , древнеирландское bo , английское cow , латышское gùovs , старославянское gov-e-do , тохарское ko , греческое , армянское kov , авестийское gauš и ведийское gaús , означающие «корова» (реже – «бык» или «буйвол»), станет очевидно, что индоевропейцам были известны коровы. На основании такого рода соображений с достаточной определенностью можно утверждать, что индоевропейцы разводили домашних животных, в частности овец, собак, коров, коз, свиней, уток, гусей, а позднее – лошадей; что они обрабатывали землю с помощью плуга; что они сеяли ячмень, пшеницу, просо, овес и полбу; и что они мололи зерно и получали из него муку. Из диких животных знали медведя и волка, из деревьев – бук, березу, дуб и сосну. Из металлов им, вероятно, был известны только бронза или медь. По всей видимости, это были люди позднего каменного века, и, как показывает немецкое слово Messer «нож», они были знакомы с каменными орудиями для резания. Messer происходит от древневерхненемецкого mezzi-rahs , из mezzi-sahs , первый элемент которого – *mati - (англ. meat «мясо»), а второй является родственным древнеанглийскому seax «меч» и латинскомуsaxum «камень»; все слово целиком обозначает нож, сделанный из камня и используемый для разрезания мяса. (Исследование подобных фактов называют лингвистической палеонтологией.)

С помощью этого же метода можно попытаться идентифицировать «прародину» индоевропейцев, т.е. последнюю территорию их расселения перед первым разделением, которое происходило самое позднее в III тысячелетии до н.э. Широкая распространенность обозначений для «снега» (англ. snow , нем. Schnee , лат.nix , греч. , русск. снег , литовск. и т.д.) и «зимы» (лат.hiems ,литовск.ziemà , русск.зима , греч. ведийскоеhimás ), в противоположность отсутствию единых обозначений для «лета» и «осени», ясно указывают на холодную северную прародину. Об этом же свидетельствует наличие названий деревьев, приведенных выше, при отсутствии или позднем появлении названий деревьев, растущих в средиземноморском ареале и требующих теплого климата, – таких, как фиговое дерево, кипарис, лавр и виноградная лоза. Названия тропических и субтропических животных (таких, как кошка, осел, обезьяна, верблюд, лев, тигр, гиена, слон) также поздние, в то время как названия медведя, волка и выдры – ранние. С другой стороны, присутствие этих названий животных и растений и отсутствие названий полярных животных (тюленя, морского льва, моржа) и растений определенно говорит против полярной прародины.

Названия букового дерева, меда, а также лосося, которые встречаются лишь в определенных районах мира, вполне однозначно указывают на Европу; причем лосось (нем. Lachs , русск.лосось , литовск. lašišà ; в тохарском laks значит «рыба») не водится ни в Средиземном, ни в Черном море, так что единственное море, которое может обсуждаться, – Балтийское. Одним из ученых, отстаивавших балтийскую гипотезу, был Г.Бендер, другие исследователи называли в качестве прародины индоевропейцев Скандинавию, Северную Германию, Южную Россию вместе с Дунайским ареалом, а также киргизские и алтайские степи. Теория азиатской прародины, весьма популярная в 19 в., в 20 в. поддерживается лишь некоторыми этнологами, но отвергается почти всеми лингвистами. Теория восточноевропейской прародины, находящейся на территории России, Румынии или балтийских стран, находит подтверждение в том факте, что индоевропейский народ имел давние и тесные контакты с финскими народами на севере и с шумерской и семитской культурами Месопотамии на юге.

Благодаря развитию ареальной лингвистики сложился новый и весьма плодотворный подход к проблеме реконструкции индоевропейской культуры. Было замечено, что крайние области индоевропейского ареала (латинская и кельтская, с одной стороны, и индийская и иранская – с другой) обнаруживают множество слов религиозного, социального и политического характера, которые связаны с жестким патриархальным общественным устройством. Такие слова, как латинские flamines , pontifices , кельтское druides , а также индийские gurú - , brahmán - , говорят о том, что в этом обществе существовало господство жреческих коллегий, которые изустно передавали сакральные знания. Эти слова, несомненно, сохранились от более древнего периода и свидетельствуют о том, что индоевропейское общество некогда имело религиозно-аристократическое устройство, основанное на жесткой социальной дифференциации. Пережитки такой социальной структуры можно наблюдать в позднейших кастах Индии, которые практически полностью воспроизводят систему общественного устройства древней Галлии, как она описана Цезарем, а также Древней Ирландии и Рима. Центральные области индоевропейского ареала (германская, балтийская, славянская, греческая, армянская) утратили все или большинство из этих терминов и демонстрируют в историческое время намного более демократическое устройство, при котором власть царя, знати и жрецов невелика, жреческих объединений мало, а политические и судебные дела решает народное собрание.

ИНДОЕВРОПЕИСТИКА(иначе называемая также индоевропейским языкознанием), отрасль лингвистики, изучающая историческое развитие индоевропейских языков и реконструирующая их древнейшие состояния; ранее всего сформировавшаяся и наиболее разработанная часть сравнительно-исторического языкознания.


Понятие о праязыке.

Важный этап развития индоевропеистики связан с именем работавшего в 1850–1860-е годы А. Шлейхера. Шлейхер окончательно сформулировал понятие индоевропейского праязыка, отличного от санскрита или какого-либо другого известного нам языка индоевропейской семьи. Этот некогда единый язык впоследствии распался на несколько языков, от которых в свою очередь произошли современные индоевропейские языки. От него не осталось текстов, однако его можно реконструировать на основе регулярных звуковых соответствий между известными нам языками. Шлейхер даже написал басню на этом праязыке, считая его полностью восстановленным. Однако позднее стало ясно, что до конца восстановить праязык невозможно: многое было бесследно утрачено и не нашло отражения в дошедших до нас текстах; к тому же праязык мог и не быть вполне единым. Исходя из этого, некоторые ученые, не отвергая само понятие праязыка, считали, что восстанавливаемый «праязык» – это лишь теоретический конструкт, система регулярных соответствий (последняя формулировка принадлежит А. Мейе). Понятие праязыка господствует в индоевропеистике до сих пор, хотя позднее (в частности, Н. Трубецким), в 1930-е годы, было предложено иное объяснение сходства индоевропейских языков как результата вторичного схождения языков, ранее не связанных друг с другом.

Праязы́к – (язык-основа) - язык, из диалектов которого произошла группа родственных языков, иначе называемая семьёй (см. Генеалогическая классификация языков ). С точки зрения формального аппаратасравнительно-исторического языкознания каждая единица праязыка (фонема , морф ,словоформа ,сочетание слов илисинтаксическая конструкция) задаётся соответствием между генетически тожде­ствен­ны­ми элементами отдельных языков, происходящих из данного праязыка. Напри­мер, виндоевропейском праязыке фонема *bʰ задаётся соответствием между др.-инд. bh, др.-греч. φ (-*ph), лат. f- (в позиции в начале слова), герм. b-, слав. b- и т. п. Поэтому в концепции, созданной Ф. де Соссюром и развитой А. Мейе, каждая фонема (как и другие единицы) праязыка может считаться сокращённой записью строки в таблице соответствий между фонемами (или другими единицами) праязыка и заменяется порядковым номером строки в такой таблице (матрице). Этот подход представляет значительный интерес для проведения полной формализации процедурреконструкции праязыка, в частности, с целью использования ЭВМ для восстановления праязыка.

При содержательном истолковании праязыка он рассматривается как язык, соответствующий универсальным типологическим закономерностям, выведенным на основании других известных языков, и существовавший в реальном пространстве и историческом времени в соотнесении с определённым социумом. Для проверки реальности такого подхода к праязыку особенно важны случаи, когда к одному и тому же праязыку удаётся приблизиться как с помощью реконструкции на основании системы соответствий между языками, возникшими из него (например, романскими), так и по письменным источникам (народной латыни, являющейся романским праязыком). Праязык романской группы языков - разговорный латинский язык может, в свою очередь, происходить от диалекта италийского праязыка, который возводится к диалекту индоевропейского праязыка. Последовательное возведение всех известных больших семей языков мира (таких, как индоевропейская) к праязыкам, в свою очередь восходящим к диалектам праязыка макросемьи (например, ностратической, см. Ностратические языки ) позволяет свести все семьи языков мира к нескольким праязыкам больших макросемей. Согласно гипотезам эти праязыки, в свою очередь, произошли из диалектов одного праязыка Homo sapiens sapiens, существовавшего со времени его появления (от 100 до 30 тыс. лет назад), тогда как праязыки отдельных макросемей существовали во временно́м интервале, значительно более близком к историческому (порядка 20-10 тыс. лет назад), а праязыки отдельных семей, выделившихся из макросемей, - в ещё более близком временно́м интервале, меньшем, чем один десяток тысяч лет. Таким образом, праязык является историческим понятием, и существует иерархия праязыков по времени их разделения на диалекты: праязык, раньше разделившийся, мог позднее дать диалект, из которого развивается праязык, позднее ставший основой для семьи языков, один из диалектов которой, в свою очередь, даёт основание некоторой семье языков, и т. п.


Праславянский язык.

Славянские языки являются в конечном счете потомками индоевропейского праязыка. Независимо от того, произошло ли это через промежуточный праязык (прабалто-славянский) или же развитие шло непосредственно из индоевропейского праязыка, в славистике давно утвердилось мнение о том, что праславянский язык существовал (в немецкой компаративистике -Urslavisch или die urslavische Sprache, во французской slave commune и в англо-американской Common Slavic). Его контуры, конечно, гипотетичны, т.е. предположительны, так как существовал он многие сотни, а то и тысячелетия назад и, разумеется, не был зафиксирован в памятниках письменности. Это восстановленный с помощью реконструкции праязык, своего рода лингвистическая модель, базирующаяся на важнейших признаках - фонетических, грамматических и лексических. Тем не менее мы можем с уверенностью говорить о том, что это был изначально варьируемый территориально язык, т.е. представлявший собою совокупность родственных и, предположительно, некоторых неродственных говоров или диалектов. Он распространялся на определенной территории, которую занимали общавшиеся между собою племена. По причине расширения или перемещения территории обитания связи между отдельными частями славянского этноязыкового ареала слабели, в речи на всех уровнях начинали развиваться местные особенности, что в конечном счете приводило к некоторому разрыву связей и формированию самостоятельного русла развития. Опираясь на изложенную логику этноязыкового развития, мы можем называть праславянский язык прародителем всех славянских языков, некогда существовав­ших и существующих теперь.

К настоящему времени сформировалась отдельная дисциплина, изучающая проблемы праславянского языка, - лингвистическая палеославистика, которая является составной частью общей палеославистики. При этом в сферу ее интересов следовало бы включать и вопросы традиционной культуры, реконструируемой на основе и с помощью языка. Этой дисциплине уже полтора века. Предлагается следующая периодизация ее развития:

первый этап - зарождение науки о праславянском языке, связываемое с работой А. Шлейхера «Краткий очерк истории славянских языков» (1858) и такими именами, как Ф. Миклошич, Лескин, Ф. Ф. Фортунатов, В. Ягич, А. А. Потебня, И. А. Бодуэн де Куртенэ, А. И. Соболевский, А. А. Шахматов, С. М. Кульбакин, Вондрак, А. Мейе, Я. Розвадовский и др.;

второй этап начинается со времен Первой мировой войны, когда появляется труд Г. А. Ильинского «Праславянская грамматика» (1916) и когда работали, совершенствуя метод реконструкции, А. Белич, П. А. Бузук, Н. Н. Дурново, Н. Ван-Вейк, О. Гуйер, Й. Зубатый, Н. С. Трубецкой, А. Вайан, Л. А. Булаховский, Т. Лер-Сплавинский, Р. Нахтигал и др.;

3) третий этап развивается со второй половины ХХ в., обо­гащаясь все новым материалом, новыми подходами к реконструкции праславянского языка, появлением обобщающих трудов как по грамматике, так и по лексике; среди исследователей можно назвать Ф. Мареша, С. Б. Бернштейна, Т. ЛерСплавинского, В. И. Георгиева, Е. Куриловича, Р. Якобсона, Х. Станга, Ю. Шевелева, И. Лекова, П. С. Кузнецова, В. Кипарского, О. Н. Трубачева, В. Н. Топорова, Вяч. Вс. Иванова, Н. И. Толстого, Э. Станкевича, Х. Бирнбаума, В. К. Журавлева, В. А. Дыбо и многих др. 5 Далеко не все ученые брали на себя смелость датировать все этапы существования праславянского языка. Более того, нередко некоторые из них меняли свои представления относительно периодизации праславянского языка. Разноголосица в трактовке времени зарождения славянской речи очевидна: от «около рубежа III и II тысячелетия до н.э.» до «незадолго до начала н.э.», аналогично и в случае распада праславянского языка - от доисторической эпохи 2-й половины I тысячелетия до н.э. до X-XII вв. н.э. Счет, таким образом, идет на тысячелетия. Особенно сомнительны цифры с точностью до столетия.

4.3. Принципы реконструкции праславянского языка. Праславянская реконструкция на основе сравнительно-исторического метода проходит успешнее, чем восстановление индоевропейского праязыка. Это и понятно: время существования праславянского ближе к нам, а материал славянских языков, все еще остающихся самыми близкими друг по отношению к другу языками в кругу индоевропейской лингвосемьи, способствует реконструкции. Эти факторы благоприятствуют также тому, что большое число слов и их форм нередко реконструируются, не выходя за рамки славянских языков и диалектов. Имеет смысл в этой связи говорить о внутригрупповой, а в нашем случае - о внутриславянской реконструкции, которую можно также рассматривать, как расширение реконструкции внутренней. Впрочем, для большей убедительности полученных результатов все же и здесь обычно приходится прибегать к контроль­ной проверке по данным других индоевропейских языков.

Прежде чем проиллюстрировать это положение примерами, заметим, что из-за близости многих элементов и признаков праславянский нередко отождествляют со старославянским языком - как это делали в начальный период развития сравнительно-исторического метода, когда индоевропейский праязык фактически приравнивали к древнеиндийскому санскриту. Впрочем, это касается не только праславянского языка. Стало традицией в подобную зависимость ставить, например, латынь и романские языки, древне-норвежский и древнескандинавский, литовский и балтский. В такой постановке вопроса есть существенное противоречие: если, скажем, праславянский отождествлять со старославянским, созданным в IX в. на основе болгаро-македонских говоров, тогда не следует в классификации помещать его в подгруппу южнославянских языков и вообще не следует говорить о его диалектной основе! Речь должна в этом случае идти о максимальной генетической близости, но не о тождественности. Это важно иметь в виду.

Итак, займемся реконструкцией, скажем, слова брат - и.-е. *b4rater - праслав. *bratrb. Чтобы реализовать первый этап реконструкции, необходимо привлечь материал всех славянских языков и посмотреть, какова там ситуация с этим словом:

праславянской формой - *brat- или *bratr-? В таком случае не всегда помогает количество языков: может случиться так, что первая форма без конечного согласного -r- возникла в результате его отпа­дения - в таком случае форма с -r- первоначальна? И поэтому имен­но она была представлена в праславянском языке?

Решить этот вопрос можно с помощью внешней реконструкции, а для этого нужно расширить круг сравниваемых языков, т.е. выйти за пределы славянских, обратившись к другим индоевропейским языкам, ср.:

Нетрудно заметить, что слово брат в приведенных неславян­ских индоевропейских языках отчетливо (за редким исключением) демонстрирует конечное -r. Ничего не остается делать, как приписать это -r форме интересующего нас слова праславянского языка, что внутри языковой группы подтверждают также один южнославянский (старославянский) и два/ три западнославянских языка (чешский и верхне- и нижнелужицкие), в которых лучше всего и сохранилась праформа.


О реконструкции праславянского словаря.

Реконструкция праславянского словаря ведется на протяжении последних полутора веков. Показателем ее современного уровня является издание этимологических словарей славянских языков (праславянских словарей). С помощью лексико-семантической реконструкции не только восставливается словарь праязыка, но одновременно и картина жизни древних племен. Следовательно, реконструируя лексические единицы, мы тем самым приоткрываем контуры древней славянской культуры. Так как некоторая часть слов и их значений насчитывает не одно тысячелетие, то можно говорить о существенном преимуществе данных лексико-семантической реконструкции над данными реконструкций фонетической и грамматической.

Однако лексико-семантическая реконструкция - весьма сложный процесс, который таит в себе множество неожиданностей. Скажем более того: есть немало исследователей, которые скептически относятся к возможности более или менее точного установления реальной семантики праязыковых слов. Нужно иметь в виду, что сами представления носителей древних языков о себе и об окружающем их мире не могут проецироваться в полной мере на наши представления, так как в течение многих тысячелетий они менялись, стирались, переплетались и т.д., скрывая тем самым от нас первоначальное их состояние. Так же, как и представления о мире, менялись и сами слова и их значения. На этот процесс всегда влияли внутрен­ние и внешние факторы. Так, внутренние факторы проявлялись в том, что значение слова могло сдвинуться или измениться под воздействием каких-то новых ассоциаций (связей с другим предметом и значением), употребления его в метафорическом смысле, в расширении или сужении первоначального значения и т.п. Внешние факторы проявлялись в изменении окружающего мира и во влиянии окружающих языков.

В 1974 г. произошли два крупных события в мировой славистике: Институт русского языка АН СССР и Комитет языкознания Польской АН приступили к изданию многотомных этимологических словарей праславянского языка. Теоретиком, инициатором, одним из авторов и редактором «Этимологического словаря славянских языков. Праславянский лексический фонд» был О. Н. Трубачев (после его смерти издание продолжается под редакцией А. Ф. Журавлева), «Праславянский словарь» начал выходить под редакцией Ф. Славского. Особенностью словарей является то, что в них, помимо лексем общеславянского распространения, включены также слова, характерные для части славянской территории, т. е. лексические диалектизмы, которые проецированы в праславянское время. В московском словаре будет отражено более 20 тысяч слов, включая производные, а также локальные (диалектные). После завершения издания обоих словарей можно будет успешнее реконструировать фрагменты древнего славянского миропонимания и мироощущения. В то же время это поможет также в определении степени близости славянских языков друг по отношению к другу.

Основную массу древнейших слов праславянского языка со­ставляют исконно славянские по происхождению слова.


Причины и направления распада праславянского языка

В качестве причин распада называют некоторые внешние и внутренние факторы, в одних случаях делая акцент на внешних, в других - на внутренних. Так, в качестве внешних факторов выступает расселение славянства на обширных территориях, передвижения его отдельных частей по различным направлениям, утрата единства в политико-административном и культурном плане, влияние различ­ных исторических событий и под. К внутренним причинам относят лингвистические факторы. Обычно это те или иные фонетические процессы, которые начал переживать праславянский язык в связи с потерей территориального, социального и проч. единства. Некото­рые слависты настаивают на том, что внутренне распад был подготовлен разнонаправленным развитием системы гласных, действием закона открытого слова, вызвавшего, помимо прочего, монофтонгизацию дифтонгов, а также палатализацию согласных, в результате чего могли образовываться не только противопоставляющиеся пары по твердости и мягкости, но и появлялись новые согласные (ши­пящие, свистящие, некоторые аффрикаты). Так считал, например, польский славист Л. Мошинский (1965).

Относительно направления, по которому шел распад праславянского языка, высказаны различные точки зрения. В начале XIX в. словенец В. Е. Копитар представил картину распада на две части - северо-западную (ныне западнославянская) и юго-восточную (ныне южно- и восточнославянская). Уже в ХХ в. польский славист А. Фурдаль (1961), напротив, учитывая судьбу палатальных согласных, отметил глубокие различия между северно-славянскими (западно- и восточнославянскими) и южнославянскими языками. Постепенно оформляется представление о том, что первоначальное разделение праязыка проходило в направлении «запад-восток», в результате чего образовались два огромных диалектных массива - западный и восточный. Первый стал источником западнославянских языков, второй - восточно- и южнославянских. Эту гипотезу обосновывал А. А. Шахматов, видевший в западном массиве западнославянский праязык, а в восточном - восточно- и южнославянский праязыки. Ныне представления об этих двух «праязыках» значительно изменились, если не сказать, что далеко не все исследователи их признают. Сторонники такой точки зрения считают, что это было вызвано, с одной стороны, передвижением племен, с другой - появлением различий в языке, в частности, в разнонаправленности фонетического развития. Так,

На фонетические различия опираются также тогда, когда рассматривают внутреннее деление образовавшихся диалектных массивов. В соответствии с изложенной точкой зрения, которую можно считать традиционной, на западе консолидировавшийся было диалектный массив распадается в направлении «север - юг» - на базе северного поддиалекта формируется группа лехитских языков (польский, кашубский) с переходным серболужицким поясом, а из южного поддиалекта вычленяются словацкий и чешский языки. Что касается восточного массива, то, согласно этой точке зрения, он также делится на две части: восточную, давшую жизнь восточнославянским языкам, и южную, на основе которой образовались южнославянские языки. Внутри южного массива также произошло разделение в направлении «восток - запад»: на востоке формируется болгаро-македонский массив, а на западе - сербско-хорватско-словенский.


Литература

Дуличенко А. Д. Введение в славянскую филологию. – М., 2014.

Мейе А. Введение в сравнительное изучение индоевропейских языков. – М. – Л., 1938.

Георгиев В. И. Исследования по сравнительно-историческому языкознанию. – М., 1958.

Гамкрелидзе Т. В. Иванов Вяч. Вс. Индоевропейский язык и индоевропейцы. Реконструкция и историко-типологический анализ праязыка и протокультуры, кн. 1–2. – Тбилиси, 1984.

Топоров В. Н. Индоевропейские языки. – Лингвистический энциклопедический словарь. – М., 1990.

Одним из отличительных признаков научной литературы по языковедению является использование синонимичных терминов. И порой бывает непросто разобраться в этом калейдоскопе специальной лексики. Конечно, предпочтение того или иного термина - дело каждого лингвиста или научной школы. Однако здесь не должно быть никакой двусмысленности, в особенности, если дело касается учебно-методической литературы, в которой следует использовать обозначения, максимально точно отражающие характер тех или иных языковых фактов. Для подтверждения этой мысли можно обратиться к терминам, определяющим некоторые славянские языки.

Давно замечено, что нет ни одной общности языков, где бы похожесть составляющих ее членов была столь разительной, как у славянских языков. Трудно найти фонетическое явление или грамматическую категорию, которые могли бы принципиально отличать славянские языки друг от друга. Поразительна также материальная общность морфемного инвентаря и некоторых лексико-семантических групп. Если же перейти в область диахронии, то и здесь можно обнаружить, что идентичные изменения и даже процессы языковой эволюции рано или поздно охватывают все славянское пространство, независимо от его деления на восточнославянскую, южнославянскую, западнославянскую подгруппы, и идут они принципиально в одном и том же направлении, приводя к весьма схожим последствиям. Кроме того, сербы и поляки, украинцы и словенцы, как правило, в состоянии объясниться друг с другом без переводчика и без переключения на какой-то общепонятный язык. Круг подобных примеров можно расширять без особого труда. В чем же причины такой общности? Во-первых, она свидетельствует о существовании праславянского языка - языка-источника всех последующих славянских языков. Его наличие предполагает компактную территорию проживания, общее этническое и лингвистическое сознание у славян. Во-вторых, тесное родство славянских языков продиктовано относительной молодостью праславянского языка. Считается, что язык-основа существовал с 3 тысячелетия до н.э. до первой половины 1 тысячелетия н.э. К тому же уже обособленные славянские языки подверглись более или менее кардинальному расподоблению лишь к XIV веку.

Необычность праславянского языка заключается в том, что не найдено ни одного текста, на нем написанного. Он был искусственно реконструирован, смоделирован учеными и представляет собой гигантскую, но очень строгую и стройную систему архетипов - гипотетически (не абсолютно достоверно) выведенных языковых форм, которые стали исходными для позднейших продолжений. Праславянские формы записываются латинскими буквами и помещаются под звездочкой (астериском) - *. Основным приемом их восстановления является анализ рекордно большого числа регулярных соответствий прежде всего в близкородственных - славянских, а также в других индоевропейских языках (главным образом, тех, которые насчитывают многовековую историю - в латинском, литовском, готском и т.п.). Ценные результаты дает и сопоставление однокоренных и этимологически близких слов внутри одного языка.

В научной литературе можно найти несколько терминологических обозначений, предназначенных для рассматриваемого языка. Наиболее корректным следует считать определение праславянский язык , которое недвусмысленно указывает на предшествование рассматриваемой системы остальным славянским языкам, а также на период относительного этнического и лингвистического единства. С указанным термином конкурирует менее удачный термин общеславянский язык . Структура слова общеславянский наталкивает на мысль о каких-то чертах, общих для всех славянских языков в то или иное время (даже и после распада праславянского языка). Подобная трактовка расположена в области типологии языков и по сути дела оставляет без внимания исторические причины того структурного сходства, которое проистекает из генетического родства славянских языков между собой. Зачастую перечисленные обозначения употребляются как синонимы. Некоторые же ученые не склонны взаимозаменять термины общеславянский язык и праславянский язык , используя их по отношению к разным этапам существования родителя славянских языков, учитывая, что язык-основа динамично развивался, пережив ряд важнейших преобразований: общеславянский язык как начальный период развития (сразу же после его выделения из некоторой более крупной языковой единицы - балто-славянского или праиндевропейского языка (источника всех языков индоевропейской семьи), праславянский язык как конечная стадия более или менее однородного существования, которая непосредственно предваряла распадение на несколько славянских языковых подгрупп. Встречается и противоположное употребление. Возможность такой ситуации наглядно свидетельствует о том, что абсолютно четкое разделение славянского праязыка на более ранний и более поздний периоды остается недостижимым ввиду относительной и часто весьма противоречивой хронологии многих изменений, на которой основана попытка подобной дифференциации. Таким образом, современное состояние науки о предке всех славянских языков заставляет остановиться на употреблении одного-единственного термина - праславянский язык .

К рассмотренной системе максимально приближен старославянский язык , причем не только по времени, но и по структурным признакам. Данный язык уникален тем, что он был намеренно создан в середине IX века славянскими просветителями и миссионерами - братьями Кириллом и Мефодием. Разработанная ими в результате величайшего Боговдохновенного творческого процесса система вошла в историю как первый письменный литературный славянский язык, который был предназначен для нужд христианского культа, и прежде всего для перевода греческих богослужебных книг. Несмотря на то, что в его основе лежит южнославянский диалект города Солуни - родины Кирилла и Мефодия (поэтому их и называют солунскими братьями), старославянский язык никогда не использовалась в качестве средства живого, повседневного общения, а изначально задумывался как книжный, литературный, письменный. К тому же он не был показателем национальной принадлежности. Данную систему приняли средневековые славянские народы Центральной, Юго-Восточной и Восточной Европы. старославянский язык - язык переводов с греческого, который к IX веку насчитывал тысячу лет литературного развития. И первый книжно-литературный славянский язык в полной мере отразил достижения этого древнего классического языка, особенно в области художественных средств и в лексике. Большое количество грецизмов разными путями вошли в старославянский язык, а позже - и в русский: ангел, благодать, диалектика, икона, просвещение и мн.др. Следовательно, отличительными чертами рассматриваемого языка с самого начала были наддиалектность, интернациональность, обработанность, наличие только письменной формы. Кроме того, старославянский язык характеризуется структурной однородностью, что объясняется, по-видимому, сохранением в нем фонетических и морфологических особенностей праславянского языка, а также консервативностью его функций - письменного средства, которое обеспечивает распространение авторитетных религиозных текстов. Сложность изучения старославянского языка состоит в следующем: самые первые переводы, сделанные непосредственно Кириллом и Мефодием, не сохранились. Наука располагает лишь их списками (копиями) или новыми переводами, выполненными в Х-XI веках по образцу старейших. Конечно, имеющиеся тексты в той или иной степени отступают от изначальной, «образцовой» системы, но отклонения в целом незначительны, поэтому язык поздних памятников условно рассматривают как старославянский. Однако и таких источников крайне мало - около 20. Анализируя их, слависты столкнулись еще с одной проблемой: эти тексты написаны при помощи двух азбук - кириллицы и глаголицы, которые сильно отличаются друг от друга. Так, например, Зографское, Мариинское, Ассеманиево Евангелия, Рильские и Охридские листки - глаголические, а Супрасльская рукопись, Саввина книга, Енинский Апостол, надписи на каменных плитах - кириллические. Для обозначения анализируемого языка существует целая система терминов, отражающая среди прочего его меняющийся социокультурный статус и состояние славистической науки. Определение славянский язык - самое очевидное и почти ничего не говорит о специфике рассматриваемой системы, ибо маркирует ее только с точки зрения бытования у славянских народов. Под общеславянским языком здесь понимается единый литературный язык, распространенный во всей Славии. Термин же древнеславянский язык устанавливает преемственность с другими славянскими языками, возникшими после IX века. Обозначение церковнославянский язык подчеркивает профетический, священный статус языка, совершенно игнорируя, что солунскими братьями и их последователями был создан язык не только религии, но науки и философии (можно вспомнить хотя бы трактат «о письменах» черноризца Храбра, в котором изложены факты, связанные с созданием славянской письменности). Сочетание древнецерковнославянский язык отделяет первоначальную систему от более поздних (см. ниже). Наиболее спорны термины древнеболгарский, староболгарский язык , которые сосредотачивает неоправданно много внимания на том, что солунский диалект, носителями которого были Кирилл и Мефодий, входит в состав древнеболгарского языка, что основная подготовительная работа (создание азбуки, разработка механизмов перевода и проч.) осуществлялась до миссионерской поездки в Моравию и, что, наконец, расцвет первого литературного языка всех славян связан с царствованием болгарских царей Бориса и Симеона. Кроме того, основы древне-, старо- подразумевают, что современный болгарский язык так или иначе имеет прямым своим источником систему, разработанную Кириллом и Мефодием, что, конечно, не соответствует действительности. Наиболее широкое распространение в современной лингвистике получил термин старославянский язык. Казалось бы, он ничем не отличается от сочетания древнеславянский язык.

Однако здесь есть один тонкий семантический нюанс, имеющий принципиальное значение.

Прилагательному старый принадлежит значение «прежний, не теперь появившийся, бывший в употреблении», а слову древний - «существовавший в отдаленном прошлом, происходивший в ранние исторические эпохи». Данный лексико-семантический вариант указывает на то, что явление подвергается некоему развитию, имеет разновременные фазы (и старый как раз - один из этапов древнего).

Периодизация первого литературного языка всех славянских народов вряд ли целесообразна. Исходя из подобного семасиологического и деривационного анализа, следует, напротив, признать правильность и удобство термина древнерусский язык (см. ниже). Следовательно, все указанные определения по-разному характеризуют происхождение, первоначальную локализацию, структуру, функции, эволюцию рассматриваемого языка. Однако наиболее адекватным, отражающим природу изучаемого языка, а также его соотношение с последующими языками следует признать термин старославянский язык .

Cтарославянский язык прекратил свое существование в конце X века, когда письменность и культура на южнославянских территориях переживали период упадка. Данный язык в рамках научно-прагматических классификаций считается мертвым на основании того, что он в настоящее время не функционирует ни в письменной, ни в устной форме и не используется ни в одной из материальных сфер.

Созданный для нужд Православия и чрезвычайно близкий имеющимся устно-разговорным системам, старославянский язык быстро распространился среди славянских народов. Под влиянием живой местной речи он приобретает особенности, порознь характерные для разных языков. Уже самые ранние памятники Х-ХI веков отражают черты, свойственные речи переписчиков. С течением времени у каждого из славянских православных народов конфессиональный язык стал выступать в местной редакции, варианте, изводе. Так, сложились старославянский язык болгаро-македонской, сербохорватской, чешской моравской редакций. Вполне естественно, что масштабная христианизация Руси в конце X века повлекла за собой возникновение старославянского языка русского (восточнославянского) извода), иначе называемого церковнославянским языком. В отличие от старославянского, то есть условно древнецерковнославянского, его можно квалифицировать как новоцерковнославянский язык, однако этот термин малоупотребителен в научном обиходе. К древнейшим памятникам церковнославянского языка относятся Остромирово Евангелие 1056-1057 гг., Куприяновские (Новгородские) листки, Новгородские Служебные Минеи, Евгеньевская Псалтырь. От «образцового» старославянского языка его русский извод отличает фонетика (утрата носовых гласных, частые случаи полногласия, твердый звук [ж] вместо мягкого [ж,д,] и т.п.), графика (отсутствие большинства йотированных букв и др.), грамматический строй (синкретизм парадигм, видоизменение синтаксических конструкций и т.д.), разветвленная система диакритических знаков, набор орфографических предписаний и проч.

На протяжении XI-XVII веков, то есть в донациональный период, церковнославянский, как и его предок, выступал на Руси в роли письменного, литературного языка, оказав огромное и плодотворное воздействие на развитие собственно русского языка. Значит, церковнославянский язык был нормированным, кодифицированным, полифункциональным и стилистически дифференцированным. XVII столетием принято датировать начало современного церковнославянского языка. Тогда - при патриархе Никоне - был осуществлен новый перевод основных богослужебных книг, сформулированы главные орфографические правила и кодифирована грамматическая система. В XVIII веке церковнославянский язык утрачивает статус литературного языка - эту роль отныне играет русский язык. у церковнославянского языка остается только одна, исконная функция, которая выполняется им до сих пор, - быть языком богослужения и богослужебной литературы. Для достоверности картины необходимо упомянуть о том, что с конца 80-х годов xx столетия в нашей стране появилось большое число издательств, которые среди прочего занимаются выпуском книг на церковнославянском языке, относящихся к разным редакциям и лингвистическим традициям. К тому же в последнее время на фоне низкой церковнославянской грамотности с новой силой разгораются давние споры о замене литургического языка на русский. Указанные факты дают основания для того, чтобы передвинуть границы современного церковнославянского языка на несколько веков вперед - к рубежу XX-XIX cтолетий.

Разумеется, помимо книжного - письменного языка, на Руси был и устный - разговорный язык единой общевосточнославянской народности, берущей свое начало в VII-VIII веках. Тогда языковая картина отличалась необычайной диалектной пестротой. Однако позже, в x-xi столетиях - в период Киевской Руси, из этого многообразия выкристаллизовался стандартный язык - койне, то есть такой функциональный лингвистический тип, который используется в качестве главного средства общения с широким диапозоном коммуникативных сфер в условиях стабильного взаимодействия между носителями разных говоров. Оно имело достаточно широкий круг общественного применения: государственная сфера (сообщения, доклады, княжеские указы, международные договоры), юридическая практика (записи судебных решений), публичные выступления (речи князей, воевод, послов), фольклор. Однако со временем койне оставляет за собой только функцию повседневной коммуникации, передав остальные роли книжно-письменному и деловому языку.

Таким образом, органичное соединение двух стихий - устно-разговорной и книжно-славянской, и составляет древнерусский , или общевосточнославянский язык (первый термин встречается в научных публикациях намного чаще второго). Указанные внутриязыковые типы различались во всяком случае по следующим признакам: лексико-фразеологический состав (исконные русизмы и старославянизмы); словоупотребление (прямые и переносные значения); специфика текстовой структуры (упрощенный синтаксис и конструкции, ориентированные на древнегреческие образцы); набор художественно-выразительных средств (незамысловатый, прагматически обусловленный язык и обилие риторических фигур); коммуникативные сферы (бытовое общение и письменная практика).

В период феодальной раздробленности, после распада Киевской Руси, на ее территории из единой древнерусской (общевосточнославянской) народности начинает формироваться три обособленные народности - русская (великорусская), украинская и белорусская, что было теснейшим образом сопряжено со складыванием новых государственных объединений, среди которых наибольший авторитет со временем приобрело Московское княжество. Перечисленные обстоятельства, а также многоступенчатые изменения, связанных главным образом с активным развитием устно-разговорного типа языка, привели к тому, что в XIV-XV столетиях появились новые лингвистические общности - старорусский, старобелорусский и староукраинский языки.

И, наконец, в XVII веке сложились все необходимые социально-политические условия для формирования трех самостоятельных наций (русской, украинской, белорусской), а значит, и для формирования трех самостоятельных национальных языков - русского, белорусского и украинского, которые, пройдя многовековой путь развития, продолжают выполнять свои функции до настоящего времени...

Славянские языки восходят к одному источни-ку. Этот общеславянский язык-предок условно называют праславянским; условно потому, что неизвестно, как называл себя в глубокой древ-ности народ, говоривший на этом языке.

Хотя праславянский язык существовал очень давно и от него не осталось никаких письмен-ных текстов, тем не менее мы имеем о нем доста-точно полное представление. Мы знаем, как развивался его звуковой строй, знаем его мор-фологию и основной фонд словарного состава, который унаследован от праславянского всеми славянскими языками. Наши знания основы-ваются на результатах сравнительно-истори-ческого изучения славянских языков: оно позволяет восстанавливать первоначальный облик (праформу) каждого исследуемого язы-кового факта. Реальность восстановленной (исходной) праславянской формы может быть проверена и уточнена показаниями других индоевропейских языков. Особенно часто соот-ветствия славянским словам и формам встре-чаются в балтийских языках, например в литовском. Это можно проиллюстрировать корнями, в состав которых входят сочетания звуков, по-разному изменявшиеся в разных славянских языках после распада праславян-ского, но сохранившиеся без изменения в ли-товском языке.

Многие сло-ва являются общими для всех славянских язы-ков, следовательно, они были известны уже праславянскому языку. Общая для них праформа претерпела в разных славянских языках неодинаковые изменения; а оформление этих слов в литовском (и в других индоевропейских языках) подсказывает, что первоначально гласный находился во всех корнях перед I или г. В праславянском языке корни этих слов пред-положительно должны были звучать: *bolt-o из более раннего *ba°lt-"a°n, *golv-a, *kolt-iti, *vort-a, *gord-b, *korva. Установленные отношения позволяют сформулировать историко-фонетический закон, в соответствии с которым можно и во всех других подобных случаях реконструировать (предположительно восста-новить) исходную праформу: русское норов, болгарское нрав и т. д. дают основание для ре-конструкции праславянского *погу-ъ (сравни-те литовское narv-ytis -- «упрямиться»), горох, грах и т. д. -- праславянское *gorx-b (сравните литовское garb"а-- вид травы) и т. п. Именно таким путем восстанавливается облик распав-шегося праславянского языка.

О праславянском как своеобразном индоев-ропейском языке можно говорить постольку, поскольку он характеризуется комплексом особенностей, присущих только ему и соче-тающихся с серией особенностей, в той или иной степени известных другим языкам Европы и Южной Азии.

На каком-то этапе своей жизни группа евро-пейских племен, говоривших на диалектах, близких древним балтийским, иранским, балканским, германским, объединилась в дос-таточно прочный союз, внутри которого в те-чение длительного времени происходило сбли-жение (нивелировка, выравнивание) диалек-тов, необходимое для выработки взаимопони-мания между членами племенного союза. Можно предполагать, что в I тысячелетии до н. э. уже существовал индоевропейский язык, характеризовавшийся особенностями, впос-ледствии известными только славянским язы-кам, что и позволяет нам, современным иссле-дователям, называть его праславянским.

Своеобразие праславянского языка в значи-тельной степени объясняется тем, что его исто-рические изменения обусловливались прису-щими только ему тенденциями развития. Самой общей из них была тенденция к слоговому чле-нению речи. На позднем этапе развития прасла-вянского языка оформляется однотипное строе-ние слогов, ведшее к перестройке прежних слогов таким образом, чтобы все они заканчи-вались гласными.

Праславянский язык существовал до середи-ны I тысячелетия н. э., когда говорившие на нем племена, расселившись на обширных террито-риях Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы, начинают утрачивать связи друг с другом. Язык каждой из обособившихся групп племен продолжал развиваться изолированно от других, приобретая новые звуковые, грамма-тические и лексические особенности. Это обыч-ный путь образования «родственных» языков из единого языка-источника (праязыка), подмеченный еще Ф. Энгельсом, который пи-сал: «Племена, расчленяясь, превращаются в народы, в целые группы племен... изменяют-ся языки, становясь не только взаимно непонят-ными, но и утрачивая почти всякий след пер-воначального единства». Цит. по книге: Кодухов В.И. Введение в языкознание. М., 1987, С. 98.

Общеславянский или праславянский язык, на котором говорили предки современных славянских народов, жившие на территории прародины, сохранялся в первые века н. э. (как минимум, до середины первого тысячелетия), но расселение славян на все более обширные территории естественным образом вело к развитию местных наречий, часть из которых затем претерпела превращение в самостоятельные языки.

Современные филологические представления об этом языке касаются в основном его фонологии и морфологии; составить на нем длинную связную фразу или тем более пытаться «говорить по‑праславянски» вряд ли кто‑то возьмется. Дело в том, что праславянский язык был языком дописьменным ; текстов на нем нет, и его словоформы, особенности его фонологии и фонетики филологи выводят методом реконструкции. Подробно с принципами такой реконструкции студентов‑филологов знакомят, в частности, по курсу старославянского языка. Курс «Введение в славянскую филологию», избегая дублирования подобной информации, все же включает ее необходимые начала в краткой «ознакомительно‑напоминательной» форме.

В праславянском языке сложилась, например, весьма своеобразная система глагольного спряжения и склонения имен, отдельные разрозненные черты которой поныне в той или иной мере сохраняют современные славянские языки. Сложной системе родов (мужской, женский, да еще и средний) соответствовало несколько склонений. Сонорные («плавные») согласные j, w, r, l, m, n в праславянском были способны образовывать самостоятельный слог (без участия гласной фонемы). В процессе исторической эволюции праславянский язык неоднократно пережил смягчение (палатализацию ) согласных.

В праславянском языке среди согласных некоторые были только твердыми, но затем произошло их смягчение, а *k, *g, *h перед гласными переднего ряда перешли в шипящие к > ч’, г > ж’, х > ш’ (при определенных условиях к, г, х впоследствии переходили также в мягкие свистящие к > ц’, г > з’, х > c’).

В последние века праславянский язык пережил процесс перехода закрытых слогов в открытые. Среди гласных имелись дифтонги. Дифтонгические сочетания гласных поныне есть в некоторых других индоевропейских языках. В результате сложных процессов они утрачивались, вследствие чего из дифтонга ei получилось старославянское и, из oi, ai – ѣ (ять), и т. д. На новой основе дифтонги развились позднее в словацком и чешском языках.

Братья греки Константин (в монашестве Кирилл, ок. 827–869) и Мефодий (ок. 815–885) были уроженцами Солуни (Фессалоников) и хорошо знали местное южнославянское наречие, бывшее, видимо, диалектом древнеболгарского языка. На нем и был первоначально основан старославянский язык, сохраненный во множестве древних текстов конца I тыс. н. э., написанных «глаголицей» и «кириллицей». (Другое его название – древнецерковнославянский.) Константином был создан славянский алфавит, используя который, братья перевели на старославянский важнейшие христианские священные книги. Благодаря наличию письменности и памятников старославянский в отличие от праславянского хорошо изучен филологами.

Основные глаголические памятники – Киевские листки, Ассеманиево евангелие, Зографское евангелие, Синайская псалтырь, Мариинское евангелие и др. Основные кириллические памятники – Саввина книга, Супрасльская рукопись, Хиландарские листки и др.

Для старославянского языка характерна сложная система глагольных форм, передающих различные оттенки прошедшего времени – аорист (прошедшее совершенное), перфект (прошедшее неопределенное), имперфект (прошедшее несовершенное), плюсквамперфект (давнопрошедшее).

В нем имелись редуцированные гласные ъ и ь, которые впоследствии на конце слова и в слабой позиции утратились (напр., окно из ст. – слав. окъно, дом из ст. – слав. домъ), а в сильной позиции развились в «полногласные» (отец из ст. – слав. отьць). Характерной старославянской особенностью были носовые гласные [он] и [ен] – отображавшиеся буквами ѫ («юс большой») и ѧ («юс малый»). Носовые сохранились, например, в польском языке, в русском же [он] перешел в [у], а [ен] – в [’a].

Весьма интересной была судьба праславянских гласных *o и *e в сочетании с сонорными согласными *r и *l. Если условно обозначить все остальные согласные буквой t, то оказывается, что у южных славян, например, в том же старославянском языке произошло удлинение гласного с его последующей переменой местами с согласным *r, *l: *tort > *to: rt > tro: t > trat; *tolt > to: lt > tlo: t > tlat; *tert > te: rt > tre: t > trht; *telt > te: lt > tle: t > tlѣt (то есть развилось так называемое неполногласие типа −ра−, −ла−, −рѣ−: градъ, глава, злато, власть, млѣко, срѣда и т. п.). У западных славян этому соответствовало неполногласие типа −ro−, −lo− (ср. польск. głowa, krowa). У восточных же славян развилось полногласие типа −оро−, −оло−, −ере− (город, голова, золото, волость, молоко, середина и т. п.): *tort > tort > tor°t > torot; *tårt > tert > teret > teret и т. д. (маленькая буква в верхнем регистре обозначает появлявшийся первоначально слабый призвук).

Русская классическая поэзия активно использовала старославянские слова‑синонимы (знакомые русским читателям через церковнославянский язык) – например, для придания «высоты» стилю.

Падежей в старославянском языке было семь. Обычно окончания именительного и винительного падежа единственного числа совпадали и в одушевленных и в неодушевленных существительных (исключение делалось для обозначения лиц, стоящих иерархически высоко: пророк, князь, отец и т. п., – здесь форма винительного могла совпадать с формой родительного, как в современном русском). Современному предложному падежу, шестому по счету, соответствовал местный. Кстати, что до старославянских слов и их склонения по падежам, упомянем такие интересные феномены, как утраченный русским языком звательный падеж существительных (седьмой) – горо (от гора), земле (от земля), сыноу (от сынъ) и т. д., а также двойственное число, тоже утраченное славянскими языками (кроме языка лужицких сербов). Болгарский же и македонский языки вообще лишились склонения существительных – в них, как и в других языках аналитического строя (наподобие, например, французского), на контекстные смыслы существительных указывают предлоги и порядок слов (в них развился и характерный постпозитивный определенный артикль, пишущийся слитно после слова – например, болгарское «книгата » от «книга»).

В польской речи редко употребляются личные местоимения ja, ty, my, wy, on и пр, – хотя они и предусмотрены системой языка. Вместо местоимения второго лица wy поляки обычно применяют слово «pan» (применительно к женщине или девушке pani ), соответствующим образом преобразовывая фразу – так что обращение делается в форме третьего лица, например: co pan chce? (то есть «чего Вы хотите»?)

Характерная черта славянских языков – глагольный вид (несовершенный и совершенный), позволяющий компактно выражать смысловые нюансы, связанные с действием, длящимся либо повторяющимся, с одной стороны, и законченным, с другой.

Славянские языки составляют группу, входящую в индоевропейскую языковую семью. На славянских языках в настоящее время говорят более 400 млн человек. Языки обсуждаемой группы распадаются, в свою очередь, на западнославянские (чешский, словацкий, польский, кашубский, серболужицкий, включающий два наречия (верхнелужицкое и нижнелужицкое), и мертвый с конца XVIII в. полабский), южнославянские (болгарский, сербохорватский, словенский, македонский и мертвый с начала XX в. словинский) и восточнославянские (русский, украинский и белорусский). В итоге подробного сравнительно‑исторического исследования славянских языков один из крупнейших филологов XX в. князь Николай Сергеевич Трубецкой (1890–1938) писал:

«Мы видели, что по отношению к языку русское племя занимает среди славян совершенно исключительное по своему историческому значению положение».

Этот вывод Трубецкого основывается на уникальной историко‑культурной роли русского языка, понимаемой им следующим образом: «Будучи модернизированной и обрусевшей формой церковнославянского языка, русский литературный язык является единственным прямым преемником общеславянской литературно‑языковой традиции, ведущей свое начало от святых первоучителей славянских, т. е. от конца эпохи праславянского единства».

К обоснованию вопроса об «историческом значении» «русского племени» необходимо, разумеется, помимо особенностей языка привлечь духовную культуру, сотворенную русским народом. Поскольку это огромная по объему сложная проблема, ограничимся здесь просто перечислением основных имен: в науке – Ломоносов, Лобачевский, Менделеев, Павлов, Королев; в литературе – Пушкин, Тургенев, Достоевский, Лев Толстой, Чехов, Горький, Бунин, Маяковский, Булгаков, Шолохов; в музыке – Глинка, Мусоргский, Римский‑Корсаков, Чайковский, Рахманинов, Скрябин, Стравинский, Шостакович, Свиридов; в живописи и ваянии – Брюллов, Суриков, Репин, Васнецов, Валентин Серов, Кустодиев, Коненков и т. д.

А М. В. Ломоносов в «Посвящении», предпосланном его «Российской грамматике», заявляет:

«Карл Пятый, римский император, говаривал, что ишпанским языком с Богом, французским – с друзьями, немецким – с неприятельми, италиянским – с женским полом говорить прилично. Но если бы он российскому языку был искусен, то, конечно, к тому присовокупил бы, что им со всеми оными говорить пристойно, ибо нашел бы в нем великолепие ишпанского, живость французского, крепость немецкого, нежность италиянского, сверх того богатство и сильную в изображениях краткость греческого и латинского языка».

Что до понимания русского литературного языка как «обрусевшей формы» церковнославянского, объективности ради необходимо немного задержаться на данной теме.

Можно выделить две группы концепций происхождения русского литературного языка. Одни концепции, восходящие частью к академику Измаилу Ивановичу Срезневскому (1812–1880), частью к академику Алексею Александровичу Шахматову (1864–1920), так или иначе видят в древнерусском литературном языке обрусевший древнецерковнославянский. Другие восходят к работам академика Сергея Петровича Обнорского (1888–1962).

В работе С. П. Обнорского «„Русская Правда“ как памятник русского литературного языка » говорится:

«Анализ языка „Русской Правды“ позволил облечь в плоть и кровь понятие этого литературного русского языка старшего периода. Его существенные черты – известная безыскусственность структуры, т. е. близость к разговорной стихии речи, <…> отсутствие следов взаимодействия с болгарской, общее – болгарско‑византийской культурой…».

Вывод ученого, что у русских уже в X в. имелся свой, самостоятельный от старославянского, литературный язык, был революционным, и его сразу попытались оспаривать, упирая на то, что «Русская Правда» – не литературный памятник, а произведение «делового содержания». Тогда С. П. Обнорский привлек к анализу «Слово о полку Игореве», «Поучение» Владимира Мономаха, «Моление Даниила Заточника» – то есть важнейшие в художественном отношении древнерусские памятники.

Академик Обнорский издал ставшую знаменитой книгу «Очерки по истории русского литературного языка старшего периода ». В ней он, в частности, писал «о русской основе нашего литературного языка, а соответственно о позднейшем столкновении с ним церковнославянского языка и вторичности процесса проникновения в него церковнославянских элементов». Труды С. П. Обнорского были заслуженно удостоены Сталинской премии (1947) и Ленинской премии (1970, посмертно) – то есть высших творческих наград советского времени.

Суть выводов академика Обнорского в том, что русский литературный язык развился самостоятельно – то есть «русский литературный язык по природе своей русский, церковнославянские элементы в нем вторичны».

Действительно, все перечисленные выше изучавшиеся Обнорским памятники – и свод древних правовых норм «Русская Правда», и литературно‑художественные шедевры – по языковому строю типично русские.

(Это не отменяет факта, что параллельно в ряде жанров русские писали на церковнославянском – например, «Слово о законе и Благодати» митрополита Иллариона, жития святых, церковные поучения и пр. И устная речь на церковнославянском звучала – во время церковного богослужения.)

Для сравнения можно указать, например, на польский язык, в словарном составе которого ощутимо отразились результаты многовекового давления на него со стороны латыни, объясняемого тем, что направление развития польской культуры издавна задавалось католической церковью. Поляки вообще веками писали по‑латыни, в то время как православные славянские народы создавали литературу на церковнославянском. Зато, с другой стороны, именно польский, как уже упоминалось, сохранил праславянские носовые гласные [эн] и [он] (по‑польски обозначаются буквами ę и ą: например, księżyc – луна, месяц; dąb – дуб). Отдельные праславянские черты сохранили и некоторые другие славянские языки. Так, в чешском по сей день существуют так называемые слоговые плавные, например vlk – волк. Болгарский же по‑прежнему использует такие древние глагольные времена, как аорист (прошедшее совершенное), перфект (прошедшее неопределенное) и имперфект (прошедшее несовершенное); в словенском сохранились «давнопрошедшее» («предпрошедшее») глагольное время плюсквамперфект и такая особая неспрягаемая глагольная форма (бывшая и в старославянском), как супин (достигательное наклонение).

Язык полабских славян (полабян), живших по западному берегу реки Лабы (Эльбы), исчез к середине XVIII в. Сохранился его небольшой словарик, включавший и отдельные фразы по‑полабски. Этот неоценимо полезный для филологов текст составил в XVIII в. грамотный полабянин Ян Парум Шульце , бывший, видимо, не простым крестьянином, а деревенским трактирщиком. Примерно в то же время немецкий пастор Х. Хенниг, уроженец мест исторического проживания полабян, составил обширный немецко‑полабский словарь.

Язык полабян, подобно польскому, сохранял носовые гласные. В нем имелись аорист и имперфект, а также двойственное число существительных. Весьма интересно, что ударение в этом западнославянском языке было, судя по ряду данных, разноместным.

Статус некоторых славянских языков по сей день филологически дискуссионен.

Отдельным самостоятельным народом считают себя, например, русины , живущие ныне на территории Украины, Сербии, Хорватии и других регионов. В условиях СССР их упорно пытались причислять к украинцам, что вызывало неизменные протесты в русинской среде. Исходя из самоназвания, русины обычно ассоциируют себя с русскими (согласно их народной этимологии, русины – «Руси сыны »). Вопрос о степени реальной близости русинского языка к русскому до сих пор однозначно не разрешен. В средневековых текстах «русинами» себя нередко именуют «русские».

В Польше неоднократно делались попытки доказывать, что язык кашубов – не самостоятельный славянский язык, а лишь наречие польского языка, то есть, иначе, его диалект (тем самым кашубам отказывалось в статусе самостоятельного славянского народа). Нечто подобное можно встретить в Болгарии по отношению к языку македонцев.

В России до Октябрьской революции в филологической науке господствовала точка зрения, согласно которой русский язык распадается на три уникальных огромных наречия – великорусское (московское), малорусское и белорусское. Ее изложение можно встретить, например, в трудах таких крупнейших лингвистов, как А. А. Шахматов, акад. А. И. Соболевский, А. А. Потебня, Т. Д. Флоринский и др.

Так, академик Алексей Александрович Шахматов (1864–1920) писал: «Русский язык – термин, употребляемый в двух значениях. Он обозначает: 1) совокупность наречий великорусских, белорусских и малорусских; 2) современный литературный язык России, представляющийся в своем основании одним из великорусских наречий».

Забегая вперед, нельзя не подчеркнуть, что в настоящее время украинский и белорусский языки, качественно отличные от русского, – уже несомненная реальность .

Это, в частности, результат того, что на протяжении XX в. после Октябрьской революции искусственное отдаление малороссов и белорусов от русских и русского языка планомерно идеологически провоцировалось под предлогом проведения так называемой «ленинской» национальной политики, осознанно и последовательно возбуждавшей местные националистические умонастроения:

«Бывает, приходится слышать разговоры, что, дескать, украинизация слишком остро проводится, что массам она не нужна, что крестьянство вроде бы хорошо и русский язык понимает, что рабочие не хотят усваивать украинскую культуру, потому что это отдаляет их от их братьев русских», – откровенничал один из партийных деятелей 1920‑х гг., далее с пафосом заявляя: «Все такие разговоры – в какие бы ультра‑революционные и „интернационалистические“ наряды ни одевались – партия в лице своих руководителей и каждый отдельный разумный партиец – считают проявлением антирабочего и антиреволюционного влияния буржуазно‑нэповских и интеллигентских настроений на рабочий класс… Но воля Советской власти является непоколебимой, и она умеет, как это показал уже почти десятилетний опыт, доводить до конца любое дело, признанное полезным для революции, и преодолеет всякое сопротивление против своих мероприятий. Так будет и с национальной политикой, которую постановил провести в жизнь авангард пролетариата, его выразитель и вождь – Всесоюзная Коммунистическая Партия».

М. В. Ломоносов в XVIII в. небезосновательно полагал, что перед филологами не отдельный славянский язык, а «малороссийский диалект», причем «хотя сей диалект с нашим очень сходен, однако его ударение, произношение и окончения речений от соседства с поляками и от долговременной бытности под их властию много отменились или, прямо сказать, попортились». Убеждение, что местное наречие малороссов – просто «российское на польский образец премененное», разделяли и другие филологи.

Н. С. Трубецкой в 20‑е годы XX в. продолжал считать, что народное украинское наречие – ответвление русского языка («Ни о глубине, ни о древности различий между тремя основными русскими (восточнославянскими) наречиями говорить не приходится»). При этом хорошо информированный ученый отмечал и следующий любопытный факт:

«Соответствующие народные языки – великорусский и малорусский – близкородственны и похожи друг на друга. Но те украинские интеллигенты, которые ратовали за создание самостоятельного украинского литературного языка, именно этого естественного сходства с русским литературным языком и не желали. Поэтому они отказались от единственного естественного пути к созданию своего литературного языка, всецело порвали не только с русской, но и с церковнославянской литературно‑языковой традицией и решили создать литературный язык исключительно на основе народного говора, при этом так, чтобы этот язык как можно менее походил на русский».

«Как и следовало ожидать, – пишет далее Н. С. Трубецкой, – это предприятие в таком виде оказалось неосуществимым: словарь народного языка был недостаточен для выражения всех оттенков мысли, необходимых для языка литературного, а синтаксический строй народной речи слишком неуклюж, для того чтобы удовлетворить хотя бы элементарным требованиям литературной стилистики. Но по необходимости приходилось примкнуть к какой‑нибудь уже существующей и хорошо отделанной литературно‑языковой традиции. А так как к русской литературно‑языковой традиции примыкать ни за что не хотели, то оставалось только примкнуть к традиции польского литературного языка». Ср. также: «И действительно, современный украинский литературный язык… настолько переполнен полонизмами, что производит впечатление просто польского языка, слегка сдобренного малорусским элементом и втиснутого в малорусский грамматический строй».

В середине XIX в. украинский писатель Пантелеймон Александрович Кулиш (1819–1897) придумал для «подмоги народу к просвещению» основанную на фонетическом принципе систему правописания, с тех пор обычно называемую «кулишивкой». Она, например, отменяла буквы «ы», «э», «ъ», но зато вводила «є» и «ї».

Позже, на склоне лет, П. А. Кулиш пытался протестовать против попыток политических интриганов выставлять это его «фонетическое правописание» «как знамя нашей русской розни», заявив даже, что в виде отпора таким попыткам отныне будет «печатать этимологической старосветской орфографией» (то есть по‑русски. – Ю. М. ).

После Октябрьской революции кулишивка была активно использована при создании современного украинского алфавита. Для белорусов после революции также был придуман алфавит, основанный на фонетическом, а не этимологическом принципе (например, белорусы пишут «малако», а не молоко , «нага», а не нога и т. п.).

Значительное большинство слов являются для славянских языков общими, хотя смысл их ныне далеко не всегда совпадает. Например, русскому слову дворец в польском соответствует слово «pałac», «dworzec» же по‑польски не дворец, а «вокзал»; rynek по‑польски не рынок, а «площадь», «красота» по‑польски «uroda» (ср. с русским «урод»). Такие слова нередко именуются «ложными друзьями переводчика».

Резкие различия между славянскими языками связаны с ударением. В русском, украинском и белорусском, а также в болгарском разноместное (свободное) ударение: оно может падать на любой слог, то есть есть слова с ударением на первом слоге, на втором, на последнем и т. д. В сербохорватском ударении уже есть ограничение: оно падает на любой слог, кроме последнего. Фиксированное ударение в польском языке (на предпоследнем слоге слова), в македонском языке (на третьем от конца слов слоге), а также в чешском и словацком (на первом слоге). Эти различия влекут за собой немалые следствия (например, в сфере стихосложения).

И все же славяне, как правило, способны поддерживать разговор между собой, даже не зная языков друг друга, что лишний раз напоминает как о тесной языковой близости, так и об этническом родстве. Даже желая заявить о неумении говорить на том или ином славянском языке, славянин невольно выражается понятно для окружающих носителей этого языка. Русской фразе «Я не умею говорить по‑русски» соответствует болгарская «Не говоря български», сербская «Ja не говорим српски», польская «Nie muwię po polsku» (Не мувен по польску) и пр. Вместо русского «Войдите!» болгарин говорит «Влезте!», серб «Слободно!», поляк «Proszę!» (обычно с уточнением, кого он «просит»: pana, pani, państwa). Такими взаимоузнаваемыми, общепонятными словами и выражениями наполнена речь славян.

1.2.1. Периодизация праславянского языка

Ключевые слова: палеославистика, древнерусский язык, языковая система, протославянский язык, фонетические процессы, праславянский период

Период существования был достаточно длительным, более длительным, чем период, охватывающий историю отдельных славянских языков. Вопросы периодизации истории праславянского языка возникли в 20-х годах ХХ века. С этого времени слависты много писали о принципах периодизации, о взаимоотношениях славянских диалектов, о критериях, на основании которых можно определить завершение праславянского периода. Многие из этих вопросов не имеют однозначного решения в лингвистической литературе.

Праславянский язык трудно датировать хронологически, так как он не был зафиксирован памятниками письменности. Отсутствие строгих оснований для датировки событий истории праславянского языка вынуждает обращаться к соотносительной хронологии, установлению последовательности, очередности, временного соотношения тех или иных фактов истории языка.

Исторически праславянскому предшествовал. История собственно начинается с появлением специфических славянских закономерностей, не имеющих параллелей в других индоевропейских диалектах. Таким важнейшим явлением в истории праславянского языка был тенденция к, получившая название "закон открытых слогов". Это нерв праславянского языка, определивший коренные изменения в его облике, и мы не знаем позиции, в которой эта тенденция, в конце концов, не была бы реализована:

  • этот закон (тенденция) определил весь характер развития праславянского языка в I-м тысячелетии н. э.;

  • медленно, но неуклонно подчинил себе весь строй праславянского языка, его фонетические процессы;

  • вызвал в нем коренные преобразования.

В соответствии с реализацией закона открытых слогов историю праславянского языка делится на две большие эпохи, каждая из которых имела несколько этапов в своем развитии:

  1. Период до утраты:

  • период после распада индоевропейского единства;

  • период балто-славянской сообщности;

  • период после распада балто-славянской сообщности до эпохи утраты закрытых слогов.

  • Период, продолжавшийся после утраты закрытых слогов:
    • период утраты закрытых слогов;

    • период распада праславянского языка.

    О распаде, обусловленного целым рядом причин, принято говорить применительно к первой половине I тысячелетия. Главным критерием окончания существования языка следует считать прекращение всеобщих изменений с одинаковыми результатами. Таким образом, праславянский язык перестал существовать сравнительно незадолго до возникновения славянской письменности.

    Причины распада праславянского языка

    Причины распада праславянского языка вряд ли следует искать в явлениях сугубо лингвистических. Решающей причиной вероятнее всего были внешние (экстралингвистические) обстоятельства, среди которых наиболее важным является расширение территорий славянских поселений . В VI - VIII вв. славяне расселились от озера Ильмень на севере до Греции на юге, от Оки на востоке до Эльбы и Балтийского озера на западе. Они стали жить в разных природных и культурных условиях, вступали в контакты с народами разного происхождения и уровня развития. Одновременно с этим связи, ранее существовавшие между отдельными славянскими племенами, оказывались нарушенными.



    Предыдущая статья: Следующая статья:

    © 2015 .
    О сайте | Контакты
    | Карта сайта