12 малоизвестных фактов о романе «Над пропастью во ржи» к годовщине смерти Джерома Сэлинджера
В закладки
27 января исполняется пять лет со дня смерти одного из самых влиятельных прозаиков американской литературы Джерома Сэлинджера. TJ вспоминает малоизвестные факты о романе «Над пропастью во ржи» - книге, активно формировавшей массовую культуру XX столетия.
В конце января 2010 года на девяносто втором году жизни умер Джером Дэвид Сэлинджер - автор «Над пропастью во ржи», один из самых значимых писателей в мире, чьё имя до сих пор ассоциируется с адаптированным американским буддизмом, подростковым мистицизмом и сохранением верности собственным идеалам.
Популярных произведений в его творчестве было несколько: это и цикл «Повести о Глассах», и рассказ «Хорошо ловится рыбка-бананка» и «Голубой период де Домье-Смита», - большинство его рукописей на регулярной основе печатались в журнале The New Yorker. Однако в широком смысле Сэлинджер стал известен после выхода летом 1951 года романа «Над пропастью во ржи».
Произведению долго не давали «зелёный свет» - постоянный издатель писателя The New Yorker отказался печатать книгу, так как счел главного героя романа Холдена Колфилда излишне символичным и оторванным от реальности. Издательский дом Harcourt, куда следом была отправлена рукопись, также ответил отказом. «Над пропастью» опубликовали в Little, Brown and Company в 1951 году - с тех пор роману суждено было стать самым популярным произведением литературы и одним из лучших англоязычных романов XX века.
Помимо литературных качеств «Над пропастью во ржи», был и ряд трагических обстоятельств, также повлиявших на популярность романа: в декабре 1980 года Марк Дэвид Чемпен застрелил одного из величайших музыкантов в истории рок-музыки Джона Леннона, после чего уселся под фонарь дожидаться полиции, читая главу из произведения. Новость о гибели основателя The Beatles стала резонансной, фрагмент оправдательной речи на суде Чепмена с основной идеей произведения, а самого преступника неоднократно пытались признать невменяемым.
Редакция TJ решила вспомнить малоизвестные факты об одном из самых важных произведений американской и мировой литературы.
Окончил Ленинградскую государственную
консерваторию имени Н. А. Римского-Корсакова
по специальностям «хоровое дирижирование»
в 1970 году и «композиция» в 1981 году,
в 1969-1975 годах - преподаватель
Ленинградского института культуры
имени Н. К. Крупской, в 1975-1980 годах
- заведующий музыкальной частью
«Театра имени Ленсовета». Автор
более 40 сочинений для музыкального
театра. Его музыкальные спектакли
идут в разных театрах страны (самые
известные из них - «Милые грешницы»,
«Инкогнито из Петербурга», «Ночь перед
Рождеством», «Кентервильское привидение»).
Виктор Плешак - автор музыкальных
комедий, музыкальных сказок, музыки
для народных инструментов, хоров, симфонических
пьес и эстрадных песен (более 400
песен и романсов), которые исполняют
Иосиф Кобзон, Эдуард Хиль, Михаил Боярский,
Игорь Скляр, Виктор Кривонос, Марина
Капуро, Анна Ковальчук и другие
известные артисты.
Живёт и работает в Санкт-Петербурге.
Хор,Вечером во ржи"" – хоровая миниатюра написанная на стихотворение Роберта Бернса (перевод Маршака).
Ро?берт Бёрнс (1759-1796) - британский (шотландский) поэт, фольклорист, автор многочисленных стихотворений и поэм, написанных на так называемом «равнинном шотландском» и английском языках.
Поэзия Роберта Бёрнса
получила широкую популярность в
СССР благодаря переводам С. Я. Маршака.
Впервые Маршак обратился
к Бёрнсу в 1924 году, систематические переводы
начаты с середины 1930-х гг., первый сборник
переводов вышел в 1947 году, а в посмертном
издании (Роберт Бёрнс. Стихи в переводах
С. Маршака. - М., 1976) уже 215 произведений,
что составляет приблизительно две пятых
поэтического наследия Роберта Бёрнса.
Переводы Маршака далеки от дословной
передачи оригинала, но им свойственна
простота и лёгкость языка, эмоциональная
настроенность, близкая бёрнсовским строкам.
В 1940-е годы в лондонской газете «Таймс»
появилась статья, утверждающая, что Бёрнс
непонятен англичанам и имеет лишь ограниченное
региональное значение. В качестве одного
из контраргументов в отзывах на статью
приводилась огромная популярность Бёрнса
в СССР. В 1959 году Маршак был избран
почётным председателем Федерации Бёрнса
в Шотландии.
Про бираясь до
калитки
Полем вдоль межи,
Дженни вымокла до нитки
Вечером во ржи.
Очень холодно
девчонке,
Бьет девчонку дрожь:
Замочила все юбчонки,
Идя через рожь.
Если кто-то
звал кого-то
Сквозь густую рожь
И кого-то обнял кто-то,
Что с него возьмешь?
И какая
нам забота,
Если у межи
Целовался с кем-то кто-то
Вечером во ржи!..
По своей задумке стихотворение
с первого взгляда может показаться
не замысловатым, простым. Но в этой
простоте и кроется вся прелесть,
что композитор наверняка подметил.
В данном стихотворении нет драматических
развернутых картин, тут больше передается
атмосфера хоть и простых, но очень
нежных чувств, что в своем конечном
итоге получило небольшую лирическую
зарисовку. Плешак через призму своего
восприятия по-особенному передал замысел
текста. Он создал небольшую музыкальную
картину, придав ей легкую ироничность.
Музыка была написана Плешаком в современном
стиле, с внезапными гармоническими переходами,
септаккордами большого мажора и малого
минора, нонаккордами и т.д., что сделало
произведение очень красочным.
В своем хоре композитор
использовал все куплеты стихотворения.
Музыкально-теоретический анализ
Вокально-хоровой анализ
Хоровая партитура,Вечером
во ржи” написана для смешанного 4хголосного
хора,
a’cappella.
Общий диапазон всего хора:
G – a 2 – диапазон довольно широкий,
поэтому данное произведение рассчитано
на исполнение хоровым коллективом, обладающим
достаточно развитым вокально-хоровым
навыкам.
Каждая партия расположена в удобной для
себя тесситуре, поэтому общие тесситурные
условия для данного хора благоприятны.
Диапазон партий:
Сопрано: d 1 -a 2
Альты: as-h 1
Тенора: H-a 1
Басы: G-c 1
Интонационные трудности
В мелодическом строе очень
важно правильно интонировать ходы
на м2 (в 9т), где нужно ноту dis 1
(у 1х сопрано) и ais 1 (у 2х сопрано) спеть
заостренно, близко. У 1х сопрано размещен
терцовый тон, на что также стоит обратить
внимание. Его нужно спеть ярче, что бы
в вертикальном строе было слышно минорную
окраску аккордов (таким же образом это
касается и 12 такта).
В 10 такте присутствует ум5/3.
При подаче этого аккорда основной
тон следует петь остро (fis 1),
терцию – тупо (a 1), квинту тоже тупо
(c 2).
Во 2й части, в гармоническом
языке встречаются резкие внезапные
гармонические переходы, в аккорды
далекой степени родства. Поэтому,
в вертикальном строе, при соединении
аккордов, каждой партии очень
важно услышать свой интервальный
ход. В данном случае у сопрано
в мелодической линии сравнительно
меньше трудных мест.
В 10 и 20 т-х (у 1 сопран), где идет ход
сначала на м3, потом на б3, следует
исполнить таким образом: fis 1
- a 1 ; a 1 - f 1 ;
В 27 такте, где у 1х сопрано идет скачек на м6, затем на м3, мы исполняем так: fis 1 -d 2 ; d 2 - f 2 .
Интонационные трудности
В 1ч., 7, 15 такты: e 1 - c 1 (б3); c 1 dis 1 (б2).
Во 2 ч., в 17 и 18 т-х, каждую следующую
ноту -до- следует подтягивать.
Очень непростой ход: в 20 т., где на
ноту b (d 1 -b) нужно хорошо сесть;
Переход с 21 на 22 т., d 1 - as (ув4), тут также хорошо сесть; в этом же такте ход as – c 1 (б3) терцию нужно,посылать” повыше, поострей. В 32 такте звук fis 1 – петь остро высоко.
Интонационные трудности
В 19-20 такте образуется скачок
на ув5 вниз (f 1
и т.д.................
Великие о стихах:
Поэзия — как живопись: иное произведение пленит тебя больше, если ты будешь рассматривать его вблизи, а иное — если отойдешь подальше.
Небольшие жеманные стихотворения раздражают нервы больше, нежели скрип немазаных колес.
Самое ценное в жизни и в стихах — то, что сорвалось.
Марина Цветаева
Среди всех искусств поэзия больше других подвергается искушению заменить свою собственную своеобразную красоту украденными блестками.
Гумбольдт В.
Стихи удаются, если созданы при душевной ясности.
Сочинение стихов ближе к богослужению, чем обычно полагают.
Когда б вы знали, из какого сора Растут стихи, не ведая стыда... Как одуванчик у забора, Как лопухи и лебеда.
А. А. Ахматова
Не в одних стихах поэзия: она разлита везде, она вокруг нас. Взгляните на эти деревья, на это небо — отовсюду веет красотой и жизнью, а где красота и жизнь, там и поэзия.
И. С. Тургенев
У многих людей сочинение стихов — это болезнь роста ума.
Г. Лихтенберг
Прекрасный стих подобен смычку, проводимому по звучным фибрам нашего существа. Не свои — наши мысли заставляет поэт петь внутри нас. Повествуя нам о женщине, которую он любит, он восхитительно пробуждает у нас в душе нашу любовь и нашу скорбь. Он кудесник. Понимая его, мы становимся поэтами, как он.
Там, где льются изящные стихи, не остается места суесловию.
Мурасаки Сикибу
Обращаюсь к русскому стихосложению. Думаю, что со временем мы обратимся к белому стиху. Рифм в русском языке слишком мало. Одна вызывает другую. Пламень неминуемо тащит за собою камень. Из-за чувства выглядывает непременно искусство. Кому не надоели любовь и кровь, трудный и чудный, верный и лицемерный, и проч.
Александр Сергеевич Пушкин
- …Хороши ваши стихи, скажите сами?
– Чудовищны! – вдруг смело и откровенно произнес Иван.
– Не пишите больше! – попросил пришедший умоляюще.
– Обещаю и клянусь! – торжественно произнес Иван…
Михаил Афанасьевич Булгаков. "Мастер и Маргарита"
Мы все пишем стихи; поэты отличаются от остальных лишь тем, что пишут их словами.
Джон Фаулз. "Любовница французского лейтенанта"
Всякое стихотворение — это покрывало, растянутое на остриях нескольких слов. Эти слова светятся, как звёзды, из-за них и существует стихотворение.
Александр Александрович Блок
Поэты древности в отличие от современных редко создавали больше дюжины стихотворений в течение своей долгой жизни. Оно и понятно: все они были отменными магами и не любили растрачивать себя на пустяки. Поэтому за каждым поэтическим произведением тех времен непременно скрывается целая Вселенная, наполненная чудесами - нередко опасными для того, кто неосторожно разбудит задремавшие строки.
Макс Фрай. "Болтливый мертвец"
Одному из своих неуклюжих бегемотов-стихов я приделал такой райский хвостик:…
Маяковский! Ваши стихи не греют, не волнуют, не заражают!
- Мои стихи не печка, не море и не чума!
Владимир Владимирович Маяковский
Стихи - это наша внутренняя музыка, облеченная в слова, пронизанная тонкими струнами смыслов и мечтаний, а посему - гоните критиков. Они - лишь жалкие прихлебалы поэзии. Что может сказать критик о глубинах вашей души? Не пускайте туда его пошлые ощупывающие ручки. Пусть стихи будут казаться ему нелепым мычанием, хаотическим нагромождением слов. Для нас - это песня свободы от нудного рассудка, славная песня, звучащая на белоснежных склонах нашей удивительной души.
Борис Кригер. "Тысяча жизней"
Стихи - это трепет сердца, волнение души и слёзы. А слёзы есть не что иное, как чистая поэзия, отвергнувшая слово.
Феликс, ужасно злой и недовольный, шёл по лесу.
Сегодня был ужасный день. Его разбудили ни свет ни заря, отправили на деловые переговоры с Украиной, и пошёл дождь. Но если два первых явления можно было ещё хоть как-то вынести, то к последнему Польша оказался совершенно не готов. Он даже зонта с собой не взял. И теперь расплачивался за свою беспечность.
Красивое платье, бывшее некогда пышным и розовым, после дождя потеряло всю свою красоту и висело безобразной тряпкой на теле.
Ни за что в жизни не выйду за свои границы. - пробормотал Феликс, но вдруг повеселел.
Лес кончился. Впереди было родное ржаное поле, которое надо было пересечь, чтобы попасть домой.
Ну, наконец-то. - Польша со всех ног кинулся вперёд.
После дождя поле выглядело необычайно красивым: спелые тугие колосья на тонких стебельках, словно умывшись во время ливня, раскачивались на ветру и ласково перешёптывались на каком-то понятном им одним языке.
Да… Неплохо…
Польша даже остановился. Поле словно гипнотизировало. Хотелось погрузиться в эту тёмно-солнечную бездну и остаться в ней навсегда. Сделав глубокий вдох, Феликс шагнул навстречу колосьям.
…Он шёл довольно-таки долго. Дождь едва прошёл, и двигаться было очень трудно - ноги увязали во влажной земле. Становилось прохладнее, а мокрое платье совсем не грело.
Феликс! Феликс, подожди!
Польша с удивлением оглянулся. Сквозь густую рожь к нему спешил Литва. Зеленые глаза тревожно блестели, каштановые волосы растрепались. На лице застыло выражение беспокойства.
Россия отпустил меня ненадолго, я к тебе побежал, а мне сказали, что ты у Украины, но скоро вернёшься, а на улице дождь… Ты в порядке?
Польше ужасно нравился встревоженный Литва. Он бледнел и так смешно заикался, что хотелось прижать его к себе и потискать.
Ну… Типа да.
Литва вздохнул с облегчением. Честно говоря, он ненавидел, когда Феликс уходил куда-то без него. Конечно, Польша не был ребёнком, которому нужна круглосуточная нянька. Ведь Польша в своих розовых платьицах был больше похож на девчонку, которую нужно защищать от всяких… Россий.
Литва покосился на друга. Лёгкий ветерок ласково играл с волосами Польши, взгляд его больших зелёных глаз был устремлён на землю, а губы чуть приоткрыты. Сейчас Польша выглядел таким милым, таким близким, таким родным.
Феликс, я…
Молчи, Лит.
Польша обвил руками талию Литвы. Их глаза встретились. И мир исчез. Торис видел перед собой только маленькую вселенную, окрашенную в зелёный цвет. Видел перед собою только розовые искусанные губы. И это вызывало улыбку. Столько лет прошло, а Польша ничуть не изменился.
Феликс, я...
Он так и не договорил. Губ коснулось что-то мягкое и влажное. Что-то, очень сильно напоминающее губы Польши. «Столько лет прошло, а ты так и не научился целоваться», - пронеслась где-то мысль. А затем Литва закрыл глаза и углубил поцелуй.
Дурак, Лит. Я же говорил «молчи». А ты тотально непонятливый.- смущённо пробормотал Феликс.
Извини.- Торис тихо засмеялся и уткнулся в солнечную, пахнущую ромашками, макушку.
Проводишь меня?- Польша посмотрел на него щенячьим взглядом.
А у меня есть выбор?
Как когда-то давно в детстве, они взялись за руки и пошли вдоль межи. У обоих на душе было тепло и радостно. И пусть они расстанутся у калитки, у каждого из них весь вечер будет счастливое лицо. Весь вечер оба будут радостно улыбаться.
-Пробираясь до калитки
Полем вдоль межи,
Дженни вымокла до нитки
Вечером во ржи.
Очень холодно девчонке,
Бьет девчонку дрожь:
Замочила все юбчонки,
Идя через рожь.
Если кто-то звал кого-то
Сквозь густую рожь
И кого-то обнял кто-то,
Что с него возьмешь!
- Россия хитро усмехнулся и покосился на побледневшего Литву. - Ничего не напоминает?
Н...Нет, господин Россия. Но стихотворение очень красивое.
Ничего, говоришь? Ну, тогда свободен.
«Пронесло»,- подумал Торис, закрывая за собою трясущейся рукою дверь,- «Пронесло».
- И какая вам забота,
Если у межи
Целовался с кем-то кто-то
Вечером во ржи...
- лиловые глаза таинственно блеснули в полумраке, а на губах появилась ехидная ухмылочка.
Иван Брагинский знал всё обо всех. Иван Брагинский знал, зачем он отпускал Литву сегодня. Иван Брагинский знал, почему Торис вернулся таким... Счастливым. А ещё Россия точно знал, что не раз ещё как бы невзначай прочитает Литве эти замечательные стихи Бернса. Только вот Дженни нужно будет заменить на Феликса...
В 2009 году. Под несколько хипповатым именем автора скрывается, кажется, шведский издатель и писатель Фредрик Колтинг, тридцати трех лет от роду - авторство свое он, впрочем, отрицал. Роман представляет собой сиквел, как его не вполне справедливо называют, культовой книги Джерома Сэлинджера «Над пропастью во ржи»: состарившийся 76-летний герой и его «посмертные» (после сэлинджеровского романа), вечерние, старческие блуждания и метания.
Тогда еще живой - и возмущенный - Сэлинджер подал на автора в суд (обвинение в плагиате и грабеже) и выиграл . Дело продолжилось и после смерти великого писателя. Итог: книга запрещена к изданию в США и Канаде, но не в других странах. Автору вменено не упоминать в тексте название романа Сэлинджера и заменить имя главного героя его первой буквой - К. (Холден Колфилд). У кого-то это вызывает ассоциации с романом Кафки «Замок». И точно так же в роман сейчас же приносится личное: совпадение инициала в имени/псевдониме автора и имени героя. Роман Д.Д. Калифорнии написан, как и его сэлинджеровский источник, от первого лица, так что автор «сиквела» теперь может отождествляться с любимым героем - а сэлинджеровского героя он, безусловно, любит.
Я почитал некоторое количество откликов и рецензий на этот не вполне обычный роман, и вот ведь какая странность... (Впрочем, может быть, я что-то пропустил.) Толкуют о «продолжении» романа Сэлинджера, рассуждают о том, кощунство это или трепетный оммаж любимому герою и его создателю. Соответственно, и резкая, и, как кажется, не вполне адекватная реакция Сэлинджера трактуется в том же духе: писателя возмутили, с одной стороны, очередное вторжение извне (писатель-отшельник, желающий почти забыть свое давнее литературное прошлое), а с другой - бестактное и жульническое обращение с его художественным материалом. Но весь фокус в том, что «новая жизнь» возрожденного/воскресшего персонажа - в романе тема производная, подчиненная. Кстати, когда его читаешь, не оставляет ощущение искусственности и одновременно малоизобретательности в придумывании Калифорнией (пусть называется так) нового существования старому герою. Например, встреча К. с его бывшим однокашником, персонажем «Над пропастью во ржи» Стрэдлейтером, тоже стариком, естественно, кажется недостаточной, вялой, будто воображения не хватило. Автору интереснее другое, и оно тоньше, драматичнее, вдохновеннее у него получается.
Самоуправство героя, выходящего из-под авторского контроля, своевольно возвращающегося и начинающего жить как-бы-по-своему, не принадлежащего больше своему Отцу и Создателю (именно так, с больших букв, ассоциации с любым Творением и отношениями с ним Творца приветствуются), - составная часть и одна из форм воплощения главной темы. Подзаголовок романа: «Несанкционированные вымышленные наблюдения за отношениями между Дж.Д. Сэлинджером и его САМЫМ ЗНАМЕНИТЫМ ГЕРОЕМ». (А кем они должны быть санкционированы?) В романе два главных героя: этот самый знаменитый К. (Колфилд) и «автор» Сэлинджер, согласно решению суда непоименованный. А основной сюжет - и драма в романе - строится на постоянной борьбе Автора с воскресшим без его ведома героем, на своеобразной любви-ненависти автора к герою (причем сначала доминирует ненависть, постепенно вытесняющаяся смешанным чувством вины и любви) и на попытках разделаться с героем - или от-делаться от него.
Читать текст полностью Это стремление раз(от)делаться принимает форму попыток убить героя - неудачных, незавершенных. В роман незаметно входит стилизация под вариативность черновика. Буквально незаметно, ибо никаких других намеков на черновое письмо нет. Читатель вдруг и, возможно, не сразу обращает внимание на странно повторяющийся, вертящийся эпизод: герой и несущийся на него - но мимо - грузовик… И все возвращаются на исходные. Похоже на глюк, система зависла и сбоит. Всякий раз то ли герой ускользает, то ли рука автора опускается. Попытки, все более беспомощные, повторяются: то на героя сверху что-то упадет, то он бросается в реку, а его опять вытаскивают. Одержимость самоубийством - ловко придуманный несчастным автором в видах избавления от героя трюк, но и он не срабатывает. Впрочем, это суицидальное настроение имеет в романе и другое значение, идущее уже непосредственно от «Джона Калифорнии», а не через его героя-автора. Третий в романе - подглядывающий, присутствующий, бесцеремонный. Сэлинджера, думается, возмутили именно эти попытки вторжения в его бессознательное.
Неудачи с убийством героя приводят Автора то в ярость, то в отчаяние, то настраивают на философствование. Автор в романе - выделенные курсивом монологи, обращенные к себе, но как бы и не без желания, чтобы сопротивляющийся герой услышал , - самые трепетные и трогательные страницы в книге. Но герой не слышит своего создателя. Зато его постоянно преследует и тревожит стук в голове - пишущая машинка, на которой Автор создает герою новую жизнь - например, его прошлое, занимающее промежуток между окончанием романа С. и началом романа К. Парадокс: чтобы убить героя, его надо полностью воплотить, дать ему подлинную жизнь, которая только и кончается смертью; бесплотный герой бессмертен, ведь если нет прошлого, то нет и будущего - в том числе смерти.
Этот стук в голове для героя необъясним - и пугает его. И вот другое - психологическое, изнутри героя - объяснение стремления к самоубийству. Освободиться от этого чужого в себе . Герой постоянно ощущает в себе присутствие другой силы - Автора, но не знает, что это (или кто). Шизофрения, раздвоение - на того, кто действет, и того, кем действуют, куда-то ведут, кто-то. Замысел романа «Джона Калифорнии» выходит за пределы пародии, стилизации или сиквела. Отношения Творца с Творением, кем бы ни были Тот и Другое, всегда отчасти шизофренические. Причем шизофрения здесь взаимная: автор столь же одержим героем, как и герой Им (взаимная одержимость). Автор - тот, кто создает, и тот, кто зависит от своеволия персонажа. Они оба не могут освободиться друг от друга, оба друг другом мучаются . И более: друг друга создают . Автор появляется с появлением героя. Автор создает персонажу новую жизнь, но и сам приобретает все более конкретные, индивидуализированные формы: в начале лишь незримая, бестелесная, абстрактная сила (Голос) ближе к финалу романа воплощается (внешность, тело, речь, интерьер); почти от Ветхого Завета к Новому. Автор и Герой, Отец и Сын встречаются.
Извилистый путь героя, мимо дома, где прошло его отрочество, по улицам, по которым он ходил в сэлинджеровском романе, с заходом на кладбище, где лежат его родные и внове придуманная жена Молли, ведет к Дому Писателя. Но герой не знает об этом. (А Писатель ждет .) В роман входит стилизация под детективное расследование - нарочито наивное, нелепое, фарсовое. Герой находит блокнот писателя и ищет его владельца. Но данных слишком мало для логических умозаключений. Героя ведут не улики и логика, а судьба и случай - к его Отцу. И вот он у него, понятия не имея, кто это. Сретенье. Явление Спасителя. Потому что спасение впереди. Для обоих. Последняя попытка Творца убить героя - бронзовой собакой со стола. И окончательное Его смирение. Автор-Творец-Отец отступает и дает герою свободу. Из дома Отца персонаж выходит уже один.
И вот тут-то только и происходит - неслучайно, вероятно, - органическое явление еще одного сэлинджеровского персонажа: Фиби, младшей сестренки К. До этого сэлинджеровские персонажи либо появлялись как парафразы, либо напоминали тени,{-tsr-} как Стрэдлейтер. А тут полноценное и очень трогательное, полное любви существо. Очаровательная некогда и преданная брату Фиби - ныне старушка, впавшая в детство и слабоумие. Герой похищает ее из дома престарелых (кажется, первый ему принадлежащий поступок). Они едут в Нью-Йорк, приходят на игровую площадку, почти такую же, что и та, на которой заканчивался роман Сэлинджера (лошадки карусели). А затем, после небольшого сердечного приступа героя и его видений (дети, рожь, пропасть), то ли вновь оказываются в санатории для престарелых (для состарившихся героев ), то ли герой наконец умирает и возвращается к тем, кого любит. Санаторий? Кладбище? Инобытие? Нужное подчеркнуть. Сюда к нему приезжает и его сын. На место одержимости и шизофрении возвращаются любовь и свобода.
Джон Дэвид Калифорния. Вечером во ржи. 60 лет спустя. - М.: ЭКСМО, Домино, 2012 Перевод с английского Е. Петровой