Меньшиков, михаил осипович. Михаил меньшиков национальная империя

Вторая половина 19 века в нашей стране ознаменовалась созданием великолепных произведений изобразительного искусства, авторами которых стали И. Репин, И. Крамской, В. Перов, И. Айвазовский и многие другие русские художники. Микешин Михаил Осипович в молодости также радовал любителей живописи своими работами, отличающимися динамичностью и реализмом. Однако настоящая слава к нему пришла благодаря его монументальным скульптурным произведениям, которые и сегодня украшают Москву, Санкт-Петербург и другие города России.

Детство

Микешин Михаил Осипович родился в деревне Платоново Его отец происходил из крестьянского сословия, однако благодаря деловой хватке ему удалось стать мелким помещиком. Воспитанием сына занимались в основном мать и дед - Дмитрий Андреевич. Именно они научили его играть на фортепьяно, гуслях и гитаре. Кроме того, мальчик стал посещать местного иконописца, чтобы изучить основы его ремесла.

Когда семья Микешиных переехала в ближайший уездный город Рославль, Миша поступил в приходскую школу, затем — в 3-классное уездное училище, а после — в гимназию.

Во время учебы он показал себя примерным учеником. Кроме того, по настоянию матери мальчик занимался также рисованием и музыкой. Однако успешно окончить гимназию ему не удалось из-за скандального происшествия. Незадолго до выпускных экзаменов он вступил в «тайный орден женоненавистников», организованный одноклассниками. Однажды члены этой мальчишеской «организации» собрались в доме Микешиных. Михаил не знал, что один из его товарищей принес с собой водку и налил ее в бокалы, где была вода для проведения обряда посвящения. В результате мальчишки опьянели и подрались. Об этом стало известно руководству гимназии, которое исключило всю компанию с «волчьим билетом».

Учеба в Петербурге

О продолжении образования не могло быть и речи. Чтобы не сидеть без дела, Михаил Осипович Микешин устроился на работу чертежником на строительстве шоссе Москва - Варшава. Однако занятия живописью он не оставил и брал уроки рисования у местного художника А. Рокачевского.

Руководитель строительства шоссе А. Вонлярлярский заметил выдающиеся способности молодого человека и оказал ему содействие в поездке в Северную столицу и поступлении в Академию художеств. Микешин быстро преодолел начальную стадию обучения и начал заниматься в классе под руководством Б. Виллевальде. Успех пришел к художнику уже после первого года обучения. В частности, его картина «Лейб-гусары у водопоя» понравилась императору Николаю Первому, который приобрел ее для своей коллекции.

Более того, молодого художника пригласили во дворец в качестве учителя живописи великих княжон, а после он сопровождал младшего сына царя - Николая Николаевича - в поездках по Польше, Крыму, Украине, Закавказью и Кавказу.

Микешин Михаил Осипович: биография (1858-1896 годы)

Окончив Академию художеств с большой золотой медалью, художник заинтересовался Ему улыбнулась удача, и уже на следующий год он победил в конкурсе проектов на создание монумента, который предполагалось установить в Новгороде. Последующие 3 года он был занят работой над этим памятником, который сделал его знаменитым на всю страну.

Сразу же последовало несколько предложений на создание монументов для установки в разных городах страны. Большинство из них пришлись по душе гражданам, а также получили высокую оценку специалистов.

В 1869 году Микешин Михаил Осипович стал академиком.

Прочно закрепившаяся за ним слава лучшего монументалиста страны не помешала скульптору искать и другие сферы самовыражения. В частности, в 1876-1878 годах он стал издавать журнал «Пчела», где публиковал свои карикатуры и воспоминания.

Умер М. Микешин в Санкт-Петербурге в 1896 году.

Информацию о человеке может дать не только его биография. Михаил Микешин был человеком с разнообразными интересами. Во многом они были сформированы еще в детстве, благодаря родителям. В частности, любовь скульптора к изображению батальных сцен была связана с коллекцией оружия, которое его отец отбил у французов в 1812 году, когда воевал в составе ополчения, а позже — в партизанской бригаде А. С. Фигнера. Эти сабли и ружья маленький Миша часто брал без спроса, чтобы играть «в войну» вместе со своими сверстниками.

Биография Микешина содержит и другие интересные факты:

• В первый год обучения в академии он зарабатывал на жизнь, создавая эскизы этикеток для товаров.
• Будучи студентом, Микешин приезжал каждое лето в смоленское имение Вонлярлярских, где расписывал стены церкви св. Александра Невского.
• Сегодня в Смоленске можно увидеть 2 большие гранитные вазы, изготовленные по рисункам Микешина для имения Вонлярлярских.
• Скульптору принадлежат эскизы колод игральных карт на исторические темы, заказанные Императорской карточной фабрикой.
• Микешин был энтузиастом языка эсперанто и в 1892 году основал первое общество Espero.
• Художник славился среди петербуржской интеллигенции и людей искусства как остроумный карикатурист.

Памятник в честь тысячелетия России

Это свое самое знаменитое творение Михаил Осипович Микешин создал по случаю 10-векового юбилея Памятник тысячелетию России — это масштабная работа, изображающая великих святых, государей, князей, а также военачальников и других выдающихся личностей, прославивших Россию.

Скульптурная композиция состоит из трёх ярусов, символизирующих единство и взаимосвязь Православия, Самодержавия и Народности. Памятник был торжественно открыт в Великом Новгороде в 1862 году. В работе над монументом Микешину помогали И. Шредер и В. Гартман.

За создание скульптурной композиции «Тысячелетие России» Микешина наградили орденом св. Владимира 4-й степени, а также пожаловали ежегодный пожизненный пенсион в 1 200 руб.

Памятник Екатерине Второй в Северной столице

Михаил Осипович Микешин создал также монумент в честь векового юбилея восшествия на престол самой известной женщины-правительницы Российской империи. Памятник Екатерине Великой был установлен на Александрийской площади Санкт-Петербурга в 1873 году. Он представляет собой величественную бронзовую фигуру императрицы в красиво задрапированной мантии, в полный рост, со скипетром и лавровым венком в руках. У ее ног лежит корона, а на груди изображен орден св. Андрея Первозванного. На верхнем ярусе пьедестала памятника скульптор разместил 9 фигур наиболее прославленных деятелей екатерининской эпохи.

Памятник Богдану Хмельницкому

Этот монумент, автором которого также является Михаил Осипович Микешин, уже более 120 лет является одним из символов столицы Украины. Он был установлен в честь великого гетмана войска Запорожского, являющегося одним из инициаторов вхождения значительной части земель Поднепровья и Малороссии в состав Русского царства. Торжественное открытие монумента приурочили к 900-летию Крещения Руси. Он изображает Богдана Хмельницкого сидящим на взмыленном горячем жеребце. Одной рукой гетман укрощает своего коня, а во второй держит булаву, указывающую на северо-восток.

Интересно, что по изначальному проекту скульптора жеребец Богдана Хмельницкого сталкивал шляхтича, иезуита и еврея-арендатора со скалы, перед которой располагались фигуры малоросса, червоноросса, великоросса и белоруса, слушавших песню слепого кобзаря.

Памятник М. Ю. Лермонтову

Микешин Михаил Осипович, скульптуры которого получили высокую оценку современников, является автором монумента, установленного в Санкт-Петербурге, в сквере перед основным корпусом Николаевского кавалерийского училища. Создание этого монумента далось знаменитому мастеру с большим трудом, так как он стал объектом критики из-за выбора камня для постамента, а также «неподобающей» одежды, в которую была облачена бронзовая фигура сидящего Лермонтова.

Памятник атаману Ермаку в Новочеркасске

Творения, которые создал Микешин Михаил Осипович, можно увидеть не только в столице и в Санкт-Петербурге. Например, на Соборной площади Новочеркасска находится монумент атаману Ермаку. Скульптура установлена на массивной гранитной глыбе. Ермак в правой руке держит корону, которая символизирует завоевание Сибири для русского царя, а в левой сжимает походное знамя.

Теперь вы знаете, какие произведения создал Михаил Осипович Микешин. Краткая биография известного скульптора и художника вам также известна. Она является примером того, как молодой человек из глубинки стал знаменитым и достиг вершин профессии благодаря таланту и трудолюбию.

Как свидетельствует мировая история,
самые ретивые поборники демократических утопий,
бессонные толкователи вековых народных чаяний,
пламенные обличители насилий и засилий,
как правило, отменные душегубы и виртуозные палачи..
Лаура Цаголова

В продолжении темы о , вызвавшего в некоторых форумах массу обсуждений и неоднозначных позиций казалось бы у единомышленников, хочу напомнить всем что Мы когда-то уже обсуждали. Мы - это люди, наши предки, соотечественники. Патриарх нашего национализма Михаил Осипович Меньшиков больше ста лет назад предвосхитил и сформулировал всё, что потребно народу русскому. Нам бы только вспомнить.

Поскольку многие в нынешнем веке не успевают заглянуть в прошлое и на часок, не говоря уж о столетней давности, привожу краткое описание Личности человека чью мысль напечатал после описания его биографии. Итак:

Михаил Осипович Меньшиков

Родился в Новоржеве Псковской губернии, в семье коллежского регистратора. Образование получил в Опочецком уездном училище, после которого поступил в Техническое училище Морского ведомства в Кронштадте. Участвовал в нескольких морских экспедициях, во время которых проявился его литературный талант. Он опубликовал в ряде изданий очерки заграничного плавания на фрегате «Князь Пожарский», которые позднее были выпущены отдельной книгой «По портам Европы» в 1879 году.

Меньшиков продолжил публицистическую деятельность, печатался в «Кронштадтском Вестнике», в «Морской газете» и «Техническом Сборнике». В 1892 году Меньшиков вышел в отставку в чине штабс-капитана и посвятил себя литературному труду. Он устроился постоянным корреспондентом в газету «Неделя», а позднее стал её секретарём и ведущим публицистом. Молодой автор обратил на себя внимание своими талантливыми литературно-публицистическими статьями.

В связи с закрытием «Недели» Меньшиков перешёл в «Новое время» и являлся ведущим публицистом газеты с 1901 по 1917 год.

В своей публицистике М. О. Меньшиков затрагивал вопросы национального сознания русской нации, проблемы бездуховности, алкоголизма, еврейский вопрос, государственную политику.Утверждал, что Россия «внедрила в себя инородческие элементы в гораздо большем количестве, чем дозволяет структура государства». Некоторые считают М. О. Меньшикова первым идеологом русского этнического национализма. Занимал патриотическую позицию, направленную на защиту интересов русских и российского государства. Предвидел национальную катастрофу. Переписывался с Л. Н. Толстым, Н. С. Лесковым, М. В. Нестеровым, И. Д. Сытиным, Д. И. Менделеевым, А. П. Чеховым.

В статье «Кончина века», написанной в декабре 1900 года, Меньшиков делает глубокое обобщение итогов XIX столетия, охватывая мыслью будущее как русской, так и всей европейской цивилизации.

Меньшиков являлся одним из ведущих публицистов правого толка, выступал идеологом русского национализма(и попрошу не путать его с нынешним, ничего общего со здоровым Русским нац. не имеющего ,Ред.). Он стал инициатором создания Всероссийского национального союза в 1908 году, который собрал вместе умеренно-правых политиков, придерживающихся националистических убеждений.

После революции Меньшиков был отстранён от работы в газете, 14 сентября 1918 года арестован сотрудниками ВЧК на своей даче на Валдае, а 20 сентября расстрелян на берегу Валдайского озера на глазах его шестерых детей. По словам жены Меньшикова, судьями и организаторами расстрела были евреи Якобсон, Давидсон, Гильфонт и комиссар Губа.

Реабилитирован в 1993 году.

ЧТО ТАКОЕ ДЕМОКРАТИЯ

Эти дни я провожу в одном из уголков древней Греции, волею богов имеющем теперь русское уездное управление, городскую управу и все признаки нашей культуры. Просиживая длинные солнечные дни на высоте, над безбрежным морем, рассматривая многочисленные развалины старых башен и храмов, я невольно задумываюсь о далекой молодости человечества, о прекрасной и светлой - как у нас привыкли ее считать - эллинской цивилизации. Чем она поднялась тогда? Что дало расцвет ей? Что ее сгубило?

Уже 2300 лет назад этот "русский" теперь городок был сильной крепостью. Именно при осаде ее погиб босфорский царь с несколько странным для монарха именем - Сатир I. Ясно, что задолго до этого сатирического момента, может быть, со времен аргонавтов, благословенный край этот сделался греческим. Совершенно как в Элладе, здесь горы, рощи, воды были населены ореадами, дриадами, наядами; из чудных зеленовато-голубых волн, что бьют в подножье дачи, где я живу, тоже выходила когда-то Венера. Под мраморными колоннами на холмах тут тоже курились алтари Тучегонителю-Зевсу и всему хору вечно прекрасных, блаженных богов, что воплотили в себе юность арийской расы. Сверх того тут держался удивительный культ какой-то Деве. Но это меня отвлекает от темы. Я хотел бы пораздумать с читателем, отчего умер великий Пан? Отчего точно ветром сдуло древний роскошный расцвет человечества? Говорят: пришли варвары и смели в одну сорную кучу и богов с Олимпа, и героев с кудрявых берегов средиземного бассейна. Например, здесь прошли скифы, сарматы, гунны, готы, печенеги, половцы, турки. Бесчисленные орды человекоподобных обрушивались одною волною разрушения за другою, и в результате гениальная цивилизация погасла.

Что она тут действительно погасла и едва ли не навсегда, для этого достаточно рассказать мою сегодняшнюю прогулку на гору Митридат, где помешается крохотный музей древностей. Крутая, высокая гора, к склону которой прижался домик, где родился Айвазовский. Поэт этого берега родился чуть не столетие назад и давно умер, но у колыбели его возможны такие сцены.

Что ж музей? Опять закрыт? Нет, это ведь черт же знает что такое! Написано на дверях: открыт от 10 утра до 6 вечера. Теперь половина 12-го. Под самой надписью "открыт" повесили замок. На что же это похоже?

Подождем малость, - говорит кротко другой из толпы. - Авось придет сторож.

Жди его! Он теперь в подвале сидит, - скептически замечает третий.

А что ж он в подвале делает? - спрашивает наивно гимназистик.

Известно что: водку дует. Пьяница, - что ж ему делать,

Позвольте-с, - замечает кто-то, - в подвале он не может сидеть. Еще обедня не отошла. Подвал должен быть заперт!

Да ён и заперт, - вставляет осведомленный парень. - По праздникам, действительно, нужно в подвал постучать, чтобы впустили. Впустят знакомую компанию - и запрут. Тебе не все ль равно пить, заперты двери аль нет. За запертыми даже лучше.

Нет, вы войдите в мое положение, - волнуется господин, приехавший с большим фотографическим аппаратом. - Вы вот приезжие, а я даже здешний житель и который раз приезжаю, - никак не могу застать сторожа. Мне необходимо снять некоторые картины, и вот...

Кончилось тем, что господин сложил аппарат и поехал с сыном разыскивать подвал, где заседал сторож в служебные часы. Поехал бы к заведующему музеем - француз тут такой, но, говорят, тоже обожает Бахуса. В управу жаловаться, говорите вы? - пустое дело. Уже жаловались сколько раз, печатали даже в газете.

Вот какая цивилизация теперь на родине муз и граций.

Я поинтересовался, кто, собственно, должен считаться хозяином здешней культуры. Город держится отпуском хлеба. Правящее сословие в нем по преимуществу караимы. Позвольте перечислить фирмы, торгующие хлебом: Дрейфус, Тубино, Нейфельд, Ратгауз, Стюрлер, Ския-Крым, Флейшман, Даля-Орсо, Крым, Рейберман, Менделевич, Мустава Мамут и, наконец, Русское общество вывозной торговли. Допустим, что последнее общество действительно русское, но на 10,5 миллионов пудов хлеба, отпущенного за последние 8 месяцев, - знаете ли, сколько отпустило "Русское общество вывозной торговли"? Только 116 тысяч пудов. Всего лишь, стало быть, около одной сотой хлебного вывоза принадлежит русским людям. На 99 сотых культура здешних мест лежит на совести нерусских наследников древней цивилизации. Делая миллионные обороты, они даже не догадываются устроить приличный музей древностей с трезвым сторожем. Им и в голову не приходит реставрировать сгоревший во время революции 1905 года театр. Каменные развалины последнего до сих пор уныло торчат в центре города...

Кто были варвары, разрушившие древний мир? Я думаю, это были не внешние варвары, а внутренние, вроде тех, которых и теперь в Европе сколько угодно. Мне кажется, разрушителями явились не скифы и не германцы, а гораздо раньше их - господа демократы. Так как в эти дни, по случаю дополнительных выборов в Государственную Думу, снова по всей России закипели споры о демократии, то не лишне было бы многим государственным людям заглянуть в учебник и поточнее справиться, чем была демократия в ее классическую эпоху, чем она была в ее отечестве, "под небом голубым" родных богов?

О Древней Греции у нас в публике большею частью судят по Гомеру, по греческим трагикам, по прелестной мифологии, которую популяризировал Овидий. Но религия и героический эпос Греции - продукт вовсе не демократии эллинской, а более древнего аристократического периода. Теперь установлено, что античный мир - подобно христианскому - имел свое средневековье, довольно похожее на наше. Как наша демократия является лишь наследницей феодальной эпохи, доведшей культуру духа до расцвета мысли, так древнеэллинская демократия не сама создала, а получила в дар тот богоподобный подъем умов, которым отмечен так называемый "век Перикла". Великие люди этого века были или аристократы, или воспитанные в аристократических преданиях буржуа. Но как распорядилась собственно сама демократия с наследством предков - вот вопрос!

Чтобы понять, что такое был знаменитый афинский демос, нужно читать не трагиков, а Аристофана. Помню мое великое изумление, когда я впервые познакомился с его комедиями. Из них выступает живой, неприкрашенный народ греческий во всей своей невзрачной натуре. У меня нет здесь Аристофана, и я его не могу цитировать. Народ свободный, но даже в такой небольшой массе граждан - 20-30 тысяч человек, - что это была за пошлая толпа! Сколько невероятной грубости, цинизма, жадности, раболепия, трусости, суеверия самого темного и разврата самого неистового - и где же! У самого подножья великого Парфенона и боговидных статуй!

Подобно французской революции, которая сражалась с Европой моральными и физическими средствами, собранными в феодальный период, афинская демократия вначале была аристократична и силой инерции шла по стопам героев. Но чуждый ее природе подъем духа быстро упал. Чуждый ей гений погас. "Равноправие" - вот был лозунг, во имя которого эллинская демократия в эпоху персидских войн низвергла остатки олигархии. Провозглашен был, как и в наше время, принцип, что решение принадлежит большинству. Что же вышло? Очень скоро обнаружилось то самое, что мы видим в современной Европе, именно, что демократия по самой природе своей неполитична. На площади Афин толпился народ, нуждою и бездарностью прикованный с искони к вопросам плуга и топора, аршина и весов. Что могли понимать в вопросах внешней политики бедняки, не знающие точно, какие страны скрываются за горизонтом? Как они могли разобраться в вопросах финансовых или административных? Между тем пролетарии получили в стране решающий перевес. Вспомните, как они им воспользовались.

Чернь и власть

Сколько ни болтайте масло и воду, удельный вес сейчас же укажет естественное место обеих жидкостей. Чернь, даже захватившая власть, быстро оказывается внизу: она непременно выдвигает, и притом сама, неких вождей, которых считает лучше себя, то есть аристократов. Завязывается игра в лучшие. Чтобы понравиться черни, нужно сделаться ей приятным. Как? Очень просто. Нужно подкупить ее. И вот еще 24 столетия назад всюду, где поднималась демократия, устанавливался грабеж государства. Народные вожди сорили средства, чтобы выдвинуться, а затем довольно цинически делились казной с народом. Даже благородный Перикл вынужден был подкупать народ. В течение всего лишь нескольких десятилетий развилась грубая демагогия. Нечестные люди, чтобы захватить власть, бесконечно льстили народу. Они обещали несбыточные реформы и удерживались на теплых местах лишь подачками черни. Правда, вначале еще бодрствовал дух старого аристократизма. Власть площади сдерживалась магистратурой, выбираемой из более просвещенных и независимых классов. Каждое незаконное решение народного собрания могло быть оспариваемо на суде. Однако самое судопроизводство демократическое было ужасно. В невероятной степени развился подкуп присяжных. Чтобы затруднить этот подкуп, пришлось увеличивать число присяжных, а это было возможно лишь оплачивая их труд от казны. По мере того как пролетарии захватывали суд и власть, порядочные люди сами удалялись от этих должностей. В конце концов суд сделался простонародным. Что же могла обсуждать вонючая, по словам Аристофана, толпа в несколько сот человек? И как она могла разобраться в тонкостях права? Тогда именно и выдвинулись софисты, горланы, адвокаты дурного тона, и тогда суд сделался в их руках слепым орудием партийной борьбы. Смерть Сократа - одна из бесчисленного ряда "судебных ошибок" - показывает, какова была справедливость демократического суда. Установилась такая чудная система. Государственные финансы истощались в тратах на "обездоленный" класс. Покрывать недостачу приходилось конфискациями у богачей, а для этого создавались политические процессы. Толпа судей знала, что ей заплатят из конфискуемой суммы, - как же им было не признать богача виновным? "Всем известно, - говорил один оратор, - что пока в кассе достаточно денег, Совет не нарушает закона. Нет денег - Совет не может не пользоваться доносами, не конфисковать имущества граждан и не давать хода предложениям самых недостойных крикунов".

В силу этого в стране свободы и равенства ужасающе развились доносы. Адвокаты бессовестно шантажировали богачей. Последним, чтобы защитить себя, приходилось самим нанимать доносчиков и на подлость отвечать подлостью. Прелестная система!

Читая Аристофана, вы видите, что эллинскую демократию волновали те же идеи социализма и коммунизма, что теперешний пролетариат. Равенство "вообще" особенно охотно переходило в уме бедняка на равенство имущественное. Тогдашние товарищи пытались кое-где даже осуществить "черный передел" (например, в Леонтинах в 423 году, в Сиракузах при Дионисии, на Самосе в 412 году и пр.). Такой грабеж высших классов низшими раскалывал нацию и обессиливал ее хуже всякого внешнего врага. Над головой энергической, трудолюбивой, бережливой, даровитой части нации постоянно висел дамоклов меч: вот-вот донесут, вот-вот засудят, конфискуют имущество. Охлократия превзошла своей тиранией олигархию VII века. Немудрено, что лучшие люди Греции, познакомившись на деле с тем, что такое демократия, кончили глубоким презрением к ней. Фукидид называет демократический строй "явным безумием, о котором рассудительным людям не стоит тратить и двух слов". Сократ смеялся над нелепостью распределять государственные должности по жребию, в то время как никто не захочет взять по жребию кормщика, архитектора или музыканта. Величайший из греков - Платон - держался совершенно в стороне от политической жизни. Он думал, что при демократическом устройстве общества полезная политическая деятельность невозможна. Того же мнения держался Эпикур и пр. Демократия внесла с собою в общество междоусобную войну: лучшим - то есть наиболее просвещенным и зажиточным классам приходилось вступать между собою в оборонительные союзы от черни, вроде наших локаутов, и даже призывать на отечество свое чужеземцев.

Что такое была афинская демократия, это хорошо видно из того, что она, подобно нашим думцам, установила себе казенное жалованье. За посещение народного собрания граждане получали каждый по три обола; впоследствии эту плату увеличили до одной драхмы. А за регулярные собрания, более скучные, получали до 1,5 драхм. Не способным к труду гражданам государство стало платить по оболу и по два, то есть вдвое, чем нужно для того, чтобы прокормить человека. Роскошь аристократии, выразившаяся в искусстве, нисколько не облагородила чернь. Эта роскошь возбудила в демократии только зависть и вкус к праздности. "Народ в демократических государствах, - говорит один историк, - пользовался своею силою, чтобы пировать и развлекаться на общественный счет. Требовательность постепенно возрастала. В Тарсите справлялось больше празднеств, чем дней в году. Под всякими предлогами народу стали раздавать казну. Прежде всего в пользу народа обратили театральные сборы, а затем и разные другие. В эпоху Филиппа и Александра это содержание народа, так называемый феорикон, сделалось главной язвой афинских финансов. Она поглощала все ресурсы и, наконец, не на что было вести войну".

Вы думаете, демократия очнулась от этого безумия, видя надвигавшуюся тучу из Македонии? Ничуть не бывало. Только когда Филипп подступил уже к Афинам, Демосфену удалось уговорить граждан отказаться от даровых денег. Но едва лишь мир был восстановлен, сейчас же вернулись к феорикону, ибо, как выразился Демад, "феорикон был цементом, которым держалась демократия".

Истощить казну на кормление обленившегося народа и подготовить ее к неспособности вооружить отечество - вот немножко знакомая нам картина, имевшая прецедент, как говорится, в глубокой древности. Новгородцы, по замечанию Костомарова, пропили свою республику. Афиняне пропили свою. Едва ли не от той же причины пала величайшая из республик - римская. Демократия начинает с требования свободы, равенства, братства, кончает же криком: хлеба и зрелищ! А там - хоть трава не расти!

Не варвары разрушили древнюю цивилизацию, а разрушила ее демократия в разных степенях ее засилья. Пока пружиной древних государств служило стремление к совершенству (принцип аристократизма), пока обществом правили лучшие люди, культура богатела и народы шли вперед. Как только совершилась подмена классов, едва лишь худшие втерлись на место лучших, началось торжество низости и в результате - крах. Отчего пала Греция, эта неприступная цитадель среди морей и гор? Отчего пала русская Греция, Боспорское царство, находившееся почти в тех же условиях? Каким образом случилось, что целые столетия те же народы умели отбивать варваров, а тут вдруг разучились это делать? Все это объясняется чрезвычайно просто. Вместо органического, веками слагавшегося строя, где лучшие люди были приставлены к самой высокой и тонкой общественной работе, к последней подпустили "всех". "Все" сделали с обществом то же, что "все" делают, например, с карманными часами, когда "сами" начинают исправлять их кто чем умеет: иголкой, шпилькой, спичкой и т. д.

Михаил Осипович Меньшиков,1909 г.

Член ВКП(б) с 1912 г. Родился в 1895 г. в г. Чернигове в семье приказчика керосинового склада. Учился в Черниговском реальном училище. Рано приобщился к революционной работе. В 1914 г. был арестован за распространение революционных листовок, призывающих превратить войну империалистическую в войну гражданскую. Был осужден к высылке в Нолинский уезд Вятской губернии, где находился до 1917 г., работая подмастерьем столяра. После февральской революции 1917 г. возвратился в г. Чернигов и поступил солдатом в запасный полк, В октябрьские дни 1917 г. командовал отрядом Красной гвардии в Киеве. В январе 1918 г. попал в плен к петлюровцам, откуда освобожден войсками Красной армии.

В Красной армии с 1918 г. Участник Гражданской войны. В 1918 г. окончил Московские командные артиллерийские курсы. Участник подавления мятежа левых эсеров в 1918 г, В годы войны занимал должности командира батареи, начальника артиллерии дивизии и корпуса червонного казачества.

После Гражданской войны на ответственных должностях в РККА. В 1921- 1922 гг. - начальник артиллерии 1-го конного корпуса червонного казачества. В 1922-1925 гг. - слушатель основного факультета Военной академии РККА. После окончания академии находился в распоряжении Главного управления РККА. С октября 1925 г. - в резерве РККА (направлен в Китай в качестве военного советника). Из воспоминаний переводчицы в Китае В. В. Вишняковой-Акимовой: «Там же (в Пекине. - Авт.) мы встретились и подружились со старшим советником кавалерии... Зюком. В Китае он носил фамилию Броде. Зюк был небольшого роста, рыжеватый, с редкими прокуренными зубами, которые он то и дело щерил с вызывающим видом, отличался бесстрашием, железным упорством и холодной неукротимой яростью в минуты гнева. Среди нас много ходило рассказов о его подвигах в гражданскую войну... В то же время это был отчаянный гуляка и задира, каковые качества он, видимо, считал обязательными для всякого лихого кавалериста. Поэтому и дисциплиной Зюк похвалиться не мог. Из всех советников он один вступал в рукопашные драки с белогвардейцами в Пекине... Начальник группы Примаков не раз налагал на него взыскания, но они что-то плохо помогали...

Пробыв недолго в Калгане, мы получили предписание выехать в Фэнчжэнь, небольшой городок на линии Пекин-Суйюаньской железной дороги, сразу же за Великой китайской стеной. Там стояла кавалерия Фэн Юй-сяна и работала группа наших советников с переводчиками, всего человек десять-пятнадцать. Они занимали большой деревянный дом европейского типа с широкой крытой верандой. Проходная комната в центре служила столовой и клубом. Возглавлял группу уже известный читателям Зюк. Когда мы ввалились с чемоданами в столовую, Зюк, предвосхищая известную сцену из кинофильма «Чапаев», при помощи ложек, ножей и вилок объяснял китайскому генералу боевой порядок кавалерии на марше...» С августа 1926 г. состоял в распоряжении Главного управления РККА. С сентября того же года - командир 3-й бригады 5-й Ставропольской кавалерийской дивизии. С мая 1927 г. - командир 1-й бригады 6-й Чонгарской кавалерийской дивизии. С декабря 1927 г. находился в бессрочном отпуске. В апреле 1928 г. возвращен в кадры РККА и назначен состоящим в распоряжении Главного управления РККА. С мая 1928 г. - командир (с января 1930 г. и военный комиссар) 31-го стрелкового полка, В1930 г. окончил КУВНАС при Военной академии имени М. В. Фрунзе. В январе 1931 г. назначен командиром и военным комиссаром 4-й Туркестанской стрелковой дивизии. С апреля 1935 г. - командир и военный комиссар 32-й стрелковой дивизии. С сентября того же года - в распоряжении наркома обороны СССР. С января 1936 г. - командир и военный комиссар 25-й стрелковой дивизии. С августа 1936 г. состоял в распоряжении Управления по начсоставу РККА.

Арестован 15 августа 1936 г. Военной коллегией Верховного суда СССР 19 июня 1937 г. по обвинению в участии в военном заговоре приговорен к расстрелу. Приговор приведен в исполнение 20 июня 1937 г. Определением Военной коллегии от 10 октября 1957 г. реабилитирован.

Черушев Н.С., Черушев Ю.Н. Расстрелянная элита РККА. Комбриги и им равные. 1937-1941. М., 2014, с. 99-101.

Михаил Осипович Меньшиков родился 25 сентября 1859 г. в городе Новоржеве Псковской губ. в многодетной семье мелкого чиновника (коллежского регистратора), происходящего из духовного звания. В 1864 семья Меньшиковых приобрела крестьянскую избу с огородом, где и поселилась из-за материальной стесненности. Начальное образование будущему публицисту дала мать, происходившая из обедневшего дворянского рода Шишкиных. После окончания Опочецкого уездного училища (1873), на средства дяди юного Михаила удалось устроить в Кронштадтское морское техническое училище, окончив которое в 1878 молодой моряк принял участие в ряде морских экспедиций, получив, таким образом, возможность ознакомиться с достопримечательностями европейских городов. Результатом путешествий стала вышедшая в 1884 первая книга очерков начинающего публициста «По портам Европы». Тогда же, как военно-морской гидрограф, он составляет гидро-графическо-штурманские работы «Руководство к чтению морских карт, русских и иностранных» (1891), «Лоция Абосских и восточной части Аландских шхер» (1894).

В 1892 он вышел в отставку в чине штабс-капитана, вскоре став ведущим сотрудником газеты «Неделя» и ее приложений. После того, как "Неделя" прекратила свое существование Меньшиков перешел в "Новое время" А.С. Суворина. С 1901 по 1917 год он был ведущим публицистом этой газеты, обращаясь к широкому кругу общественно-политических и социальных вопросов. Некоторыми критиками он был зачислен в разряд. Однако, сам Меньшиков выступал противником Черной Сотни, считая, что черносотенцы – такие же революционеры, как деятели левого толка, только справа. Михаил Осипович отрицал деятельность революционных партий как партий "русской смуты".
При всём при этом Меньшиков был честен в отношении право-монархистов и признавал заслуги В.А. Грингмута (лидер первых черносотенцев - Русской монархической партии) и А. И. Дубровина (лидер самой известной черносотенной организации – Союза русского народа) в деле развития русского национализма. Вот что он писал в 1911 году:

Непростительно забыть, - какую роль сыграли, напр., покойный Грингмут в Москве или Дубровин в Петербурге <...> было бы <...> черной неблагодарностью забыть, что наши национальные начала были провозглашены еще задолго до возникновения партии националистов - именно такими "черносотенными" организациями Петербурга, каково Русское Собрание и Союз г-д Дубровина и Пуришкевича. Если серьезно говорить о борьбе со смутой, действительной борьбе, не на живот, а на смерть, то вели ее не киевские националисты, а петербургские и московские монархисты.

На протяжении 1906-1908 Меньшиков опубликовал серию статей, в которых последовательно обосновывал тезис «о необходимости создания русской национальной партии», не похожей как на «инородческое кадетство», так и на черносотенство. «Русские так называемые «черносотенные» организации <...> лишь грубый черновик нового движения», - писал Меньшиков.
18 июня 1908 года прошёл учредительный съезд Всероссийского национального союза – монархической правоконсервативной партии. Главным идеологом партии стал М.О. Меньшиков, председателем партии - член Государственного совета С.В. Рухлов. С 1909 года председателем партии стал депутат III Государственной Думы и обер-егермейстер императорского двора П.Н. Балашов.
Несмотря на то, что Меньшиков был монархистом, он отрицательно относился к Николаю II. Вот что он писал 7(20) марта 1917 года в статье „Жалеть ли нам прошлого“, опубликованной в „Новом времени“:

Для русского цезаризма война эта в неожиданном ее развитии все равно обещала гибель. Может быть, это и служило одною из главных причин, парализовавших нашу подготовку к войне и энергию ее ведения... Спрашивается, стоит ли нам жалеть прошлое, если смертный приговор ему был подписан уже в самом замысле трагедии, которую переживает мир?.. Не мог же несчастный народ русский простить старой государственной сухомлиновщине того позора, к которому мы были подведены параличом власти... Жалеть ли нам прошлого, столь опозоренного, расслабленного, психически - гнилого, заражавшего свежую жизнь народную... Весь свет поражен внезапностью русского переворота и взволнован радостью, взволнована радостью и вся Россия...

«Была измена, но со стороны монархии, со стороны самодержавия, преступно обманувшего народ», - писал в 1917 г. Меньшиков.

В III Государственной Думе ВНС сумел объединить фракции умеренно-правых П. Н. Балашева и «национальной группы» кн. А. П. Урусова, составивших почти четверть всех депутатов. Параллельно был создан Всероссийский национальный клуб, ставший консолидирующим местом русской национальной элиты. Целью Всероссийского национального союза, как считал Меньшиков, должно было стать создание «национальной аристократии» и «патриотического среднего класса». Во время борьбы за лидерство в ВНС между кн. А. П. Урусовым и П. Н. Балашевым, Меньшиков поддерживал первого, однако, когда линия Балашева на превращение ВНС из элитарной партии в массовую возобладала, Меньшиков «поступился принципами» и остался в Союзе.

Православие Меньшиков ценил прежде всего как родную русскую религию. Вот что он в 1909 году писал в книге «Русское пробуждение»:

Московская Русь, как ее ни хают у нас жидомасоны, сумела создать и здоровье тела, и здоровье духа народного. Петербург сумел его растратить.

В здоровье духа входила целая система культов - религиозный, государственный, племенной, семейный. Поколение Петра бесповоротно веровало в Бога, притом веровало единодушно, в православных способах выражения. Последние были превосходны не тем, что были лучше других, а тем, что были родные, вошедшие в самую плоть духа.

Сам он при этом был близок к пантеизму. Вот что он писал в 1908 г. в статье «Скрытая сила», изданной в сборнике статей о церкви и вере «Вечное воскресение»:

Для меня лично нет невидимого божества, ибо я ничего не вижу, кроме осуществленной Воли.

Меньшиков стал первым в России теоретиком «этнического национализма». Вот что он писал в 1911 году в статье "Защита веры":

Задача обрусить всё нерусское и оправославить всё неправославное потому уже нелепа, что совершенно непосильна для России. Ни одному племени не удавалась наложить в полноте свой облик на другое племя; даже железный Рим лишь слегка латинизировал Францию и Испанию, но не сделал там новых римлян. В попытках объединить свет Рим кончил крушением своей веры и своего государства. "Обрусить всё не русское" значит разрусить Россию, сделать её страной ублюдков, растворить благородный металл расы в дешёвых сплавах. То же относится и к оправославлеванию всего неправославного. Это была бы сплошная фальсификация веры, свойственной лишь русскому племени.

Из статьи "Великороссийская идея", 1913 год:

При всей бессовестной клевете на русский национализм необходимо помнить, что это не какая-нибудь новость в природе. Это просто национализм, только русский. Он точь-в-точь схож со всеми национализмами на свете и разделяет все их добродетели и грехи. Вообще, национализм - будь он английский или еврейский - есть племенное самосознание или, как нынче любят говорить, племенное самоопределение. Вот это небо - наше родное небо, слышавшее молитвы предков, их плач и песни. Эта земля - наша родная земля, утучненная прахом предков, увлажненная их кровью и трудовым потом. В этой народной природе держится тысячелетний дух нашего племени. Каковы мы ни есть - лучше иностранцев или хуже их - мы желаем вместе с бессмертной жизнью нашего племени отстоять и натуральное имущество, преданное прошлым населением для передачи будущему. Желаем, чтобы это небо и земля принадлежали потомству нашему, а не какому иному. Желаем, чтобы тот же священный язык наш, понятный святой Ольге и святому Владимиру, звучал в этом пространстве и в будущем, и та же великая душа переживала то же счастье, что и мы, сегодняшние. Да будет мир между всеми народами, но да знает каждый свои границы с нами!

Причину гибели великих империй он видел в их открытости для проникновения инородцев. По этому поводу он писал в статье „Пророчество Даниила“ в 1908 году:

Знаменательно, что гибельный закон, даровавший всем покоренным народам права римского гражданства, дан был Каракаллой, одним из тех тиранов, что жалели о невозможности отрубить голову народу одним ударом. Именно одним ударом, почерком пера, подписавшего убийственный для Рима закон об инородцах, империя квиритов была убита. От более или менее сходных причин погибло громадное государство Александра Великого, как ранее его погибли пестрые царства Востока. Лишь только ко двору великих царей стали проникать пронырливые Мардохеи, оттеснявшие и губившие национальную власть, вместе с ними вторгались авантюризм, равнодушие к древнему культу, легкость нравов, презрение к родному народу, разврат, предательство и, наконец, внешнее завоевание. У нас инородческое засилье идет со времен татарских. Предприимчивые инородцы вроде Бориса Годунова сеяли вражду между царем и древней знатью. Как в Риме выходцы с окраин воспитывали тиранию и защищали ее, так наша московская тирания вскормлена татарской службой. Инородцам мы обязаны величайшим несчастьем нашей истории - истреблением в XVI веке нашей древненациональной знати. И у нас было сословие, что, подобно квиритам Рима, несло в себе истинный дух народный, инстинкты державного обладания землей, чувства народной чести и исторического сознания. Упадок боярства стоил России великой Смуты, во время которой венец Мономаха, отнятый у потомства святого Владимира, стал гулять по татарским и польским головам. Срезали русский правящий класс - и нашествия хлынули с трех сторон. Пришлось захолустным мещанам да черной сотне спасать Россию.

При этом Меньшиков в статье «Дело нации», написанной 2 февраля 1914 г., подчёркивал, что «Наш русский национализм, как я понимаю его, вовсе не воинствующий , а только оборонительный , и путать это никак не следует». В развитие этой мысли про отношение к другим народам он в той же статье писал следующее:

Мне лично всегда было противным угнетение инородцев, насильственная их руссификация, подавление их национальности и т.п. Я уже много раз писал, что считаю вполне справедливым, чтобы каждый вполне определившийся народ, как, например, финны, поляки, армяне и т.д., имели на своих исторических территориях все права, какие сами пожелают, вплоть хотя бы до полного их отделения. Но совсем другое дело, если они захватывают хозяйские права на нашей исторической территории . Тут я кричу, сколько у меня есть сил, - долой пришельцев! Если они хотят оставаться евреями, поляками, латышами и т.д. на нашем народном теле, то долой их, и чем скорее, тем лучше. Никакой живой организм не терпит инородных тел: последние должны быть или переварены, или выброшены. Это, уважаемый барон, называется не нападением, а обороной, спросите кого хотите. А разрешена оборона, она должна вестись с несокрушимой энергией - до полного изгнания «двунадесятиязыц» из России.

Необходимо отметить, что далеко не все во Всероссийском национальном союзе придерживались этнического взгляда на русский национализм. Так, другой идеолог ВНС, Н. И. Герасимов писал: «Каждый чужой по плоти, облекшись в полноту духа и истины русской, становится национально-русским», а А. Лодыгин говорил следующее: «не следует забывать… что когда националисты говорят о российской народности, они понимают под этим выражением не только людей славяно-русского корня, но и всех людей, которые, от какого бы они корня ни произошли, считают национальные интересы России своими собственными и не отделяют других своих частных интересов от национальных интересов России, а тем более не становятся к ним враждебно настроенными».

А. Иванов и С. Санькова в книге "Черная сотня. Историческая энциклопедия 1900-1917" (М., Крафт+, Институт русской цивилизации, 2008) пишут, что Меньшиков никогда не был политиком в строгом смысле этого слова, а был лишь журналистом, желавшим, чтобы его читало как можно большее число людей.

В связи с этим для него была характерна частая смена взглядов. В 1906 во время революционного подъема Меньшиков доказывал, что только либеральная кадетская партия принесет России спасение, а через год сделался ее ярым противником. Порой он выказывал столь левые идеи, что ему пришлось даже выйти из состава Русского Собрания. Он выражал сочувствие I Гос. Думе, но, по мере успокоения обстановки в стране, стал поносить гг.«освободителей и революционеров». В 1909 Меньшиков ратовал за куриальную систему выборов для Западной Руси, а в 1911 вновь перешел в лагерь противников Столыпина и стал критиковать как идею западного земства, так и своих товарищей по ВНС, поддержавших премьера. Не желая видеть в подобных действиях измену национальному делу, А. И. Савенко объяснял их тем, что «настроенный в данном случае злостными людьми», Меньшиков «просто не давал себе отчета в том, о чем он говорил».

Февральская революция 1917 закрыла газету «Новое время» и оставила Меньшикова без любимого дела. Публицист с семьёй переехал на дачу на Валдае, практически полностью лишившись средств к существованию. В поисках заработка ему пришлось устроиться на работу конторщиком.
Вероятно, именно антисемитизм вкупе с монархизмом Меньшикова стал причиной его гибели. 14 сентября 1918 года Меньшиков был арестован сотрудниками ВЧК на своей даче на Валдае.
Вот что пишет его жена Мария Владимировна в своих воспоминаниях «Как убили моего мужа, М. О. Меньшикова, в г. Валдае Новгородской губ»:

Я вернулась домой. Там мне передали письмо от мужа. Он писал, что был уже допрос всем арестованным. В одной камере с мужем сидели наши купцы: Н. В. Якунин, М. С. Савин, В. Г. Бычков, Я. Б. Усачев и двое юношей Б. Виноградов и Н. Савин. При допросе мужу сказали: «Можете быть покойны. Вы свободы не получите».
Он спросил: «Это месть?»
- Да, месть за ваши статьи, - был ему ответ.
Письмо было написано на клочке газетной бумаги. Бедный муж просил прислать детей в сад, прилегающий к тюрьме. Ему хотелось хоть издали посмотреть на своих малышей. Он писал, что каждый день в 12 ч. и в 4 ч. он подходит к окну, к решетке и смотрит, не гуляют ли в саду его детишки...

20 сентября Меньшиков был расстрелян на берегу Валдайского озера, по утверждению его жены – на глазах у детей(«Дети расстрел своего папы издали видели и в ужасе плакали.»). Вот что она же пишет касательно официального приговора Меньшкову:

После погребения мужа, я просила копию с приговора суда. Мне ее дали. В этом документе вина мужа была обозначена, как явное неподчинение Советской власти.
Зная, что это совсем неправда, я спросила выдавших копию.
- В чем же, однако, выразилось это неподчинение. Когда, кому и где он не подчинялся?
Мне ответили:
- Он подчинялся Совету из-под палки.
....
Казнили за неподчинение Советской власти, ни в чем однако не проявленное и ничем не доказанное. Но судьями были: Якобсон, Давидсон, Гильфонт и Губа... Несчастная наша Родина.

22 сентября 1918 г. в «Известиях Всероссийского ЦИК советов рабочих, солдатских и казачьих депутатов Моссовета рабочих и красноармейских депутатов» было опубликовано следующее сообщение:

РАССТРЕЛ МЕНЬШИКОВА НОВГОРОД, 21 сентября. Чрезвычайным полевым штабом, в Валдае расстрелян известный черносотенный публицист Меньшиков. При нем найдено письмо князю Львову. Раскрыт монархический заговор, во главе которого стоял Меньшиков. Издавалась подпольная черносотенная газета, призывающая к свержению Советской власти.

Михаил Осипович Меньшиков реабилитирован в 1993 году.

Чудом сохранились, пусть не полностью, архивы Михаила Осиповича. Вот что об этом написано в предисловии к книге "М. О. Меньшиков: Материалы к биографии" (М.: Студия «ТРИТЭ»; Рос. Архив, 1993. Т. IV).

Несмотря на выселение всей большой семьи из собственного дома во флигель, обыск при аресте главы семейства, голодные годы, Меньшиковы хранили бумаги, фотографии, документы.
В 30-е годы, после того, как все Меньшиковы уехали из Валдая в Ленинград, Мария Владимировна стала частями передавать архив детям.
В 1934 г. после убийства Кирова начались неприятности у Григория Михайловича, старшего сына М. О. Меньшикова. Ему с женой и малолетним сыном грозила тяжелая, дальняя ссылка. Однако тогда он был оправдан.
Через год архивами Меньшикова заинтересовался Литературный музей в Москве. Ольга Михайловна, одна из дочерей Михаила Осиповича, так рассказывала об этом:

В ноябре 1935 года моя Мама, Мария Владимировна Меньшикова, получила письмо от директора Литературного музея в Москве В. Д. Бонч-Бруевича. Письмо было написано очень любезно и содержало в себе предложение передать Литературному музею покойного М. О. Меньшикова или продать. О том, что такой архив имеется В[ладимир] Д[митриевич] узнал от «общих знакомых». Я это письмо читала и помню в основном его содержание.
Моя Мама жила в Ленинграде у своей сестры Зинаиды Владимировны Поль. Все мои сестры и брат находились в этом же городе. Одна я из детей М. О. Меньшикова жила в Москве, и поэтому Мама написала мне и переслала письмо для прочтения. Она также написала мне, что основная переписка Папы с известными писателями давно продана (в Ленинграде). Это было сделано с помощью профессора Нестора Александровича Котляревского, близкого знакомого Ольги Александровны Фрибес, которая была добрым другом семьи Меньшиковых.
Мама просила меня сходить на прием к Бонч-Бруевичу и выяснить, как будет использоваться папин архив в случае передачи его в фонды музея. Время было трудное, сложное, и мы не хотели, чтобы лишний раз дорогое для нас имя попадало в печать с оскорбительными для него комментариями. Мама просила меня еще продать музею шесть писем Н. С. Лескова. Мне помнится, эти письма были адресованы уже не Папе (переписка папы с Лесковым была продана раньше), а Лидии Ивановне Веселитской-Микулич, большому другу нашей семьи, и были ею переданы для продажи, как бы в помощь маме, растившей после смерти папы большую семью.
Я пошла в Литературный музей 31 декабря 1936 года, но не застала Вл[адимира] Дм[итриевича]. Его очень любезная секретарша назначила мне прием на 2 января в 4 часа 30 мин. дня уже 37-ого года. 2 января Бонч-Бруевич меня принял. Были сумерки, в его полутемном кабинете уже горела настольная лампа. Седой, почтенного вида человек, суховато со мной поздоровался, предложил сесть. Спросил, что я имею ему сказать по поводу его предложения. Я сразу совершенно откровенно ответила ему, что нас, Меньшиковых, интересует судьба архива после передачи музею, если таковая состоится, возможность отрицательных отзывов при использовании материалов и что нам хочется избежать этого.
Тогда Вл[адимир] Дм[итриевич] еще суше спросил меня: «Разрешите спросить вас, как вы сейчас относитесь к своему отцу, как к исторической фигуре или как родителю?..» Я просто и сразу ответила: «Конечно, как к отцу!»
Он резко повернулся в кресле и ответил мне следующей фразой: «Тогда вы не минуете многих неприятностей, я не могу вам обещать использование материалов без соответствующих отзывов». Я сказала, что в таком случае наша семья не считает возможным передавать тот небольшой архив, который у нас имеется в ведение музея и предложила Бонч-Бруевичу письма Лескова. На этом мой визит закончился. Влад[имир] Дмитриевич сказал, что в отношении цены за письма я зашла бы к его секретарше, после ознакомления с их содержанием.
Больше я к директору музея не ходила и его не видела. Его внимательная и приветливая секретарша сказала мне через несколько дней, что письма оценили в сто рублей. Я списалась с Мамой и вскоре получила и переслала ей деньги. У меня осталось неприятное впечатление от контраста между любезным письмом к Маме и сухим приемом, когда я была у Бонч-Бруевича. Я была молода - мне было 25 лет - и я всегда любила и жалела Папу.

В 1937 г. старший сын М. О. Меньшикова Григорий Михайлович был арестован. Долго находился в «Крестах», как до того в Москве на Лубянке, и был освобожден лишь в 1939 г.
Когда начались аресты, бумаги Михаила Осиповича прятали кто как мог, и многие материалы пропали, так как не всегда потом их изымали из тайников.
Позднее разрозненные архивы стекались к Ольге Михайловне Меньшиковой, которая в 1927 г. вышла замуж за Бориса Сергеевича Поспелова, сына сельского священника из Подмосковья и уехала из Ленинграда.
Во время Великой Отечественной войны Ольга Михайловна и Борис Сергеевич с институтом, где он работал, уехали в эвакуацию. Перед отъездом они тщательно спрятали наиболее ценные бумаги и фотографии. Но в дом, где оставались родители Бориса Сергеевича, Сергей Дмитриевич и Ольга Сергеевна Поспеловы и где хранились архивы, пришли немцы. Опять разгром, раскиданные книги, бумаги, сломанная мебель, крыша изрешечена осколками снарядов, соседний дом сгорел. Хорошо, что старики остались живы, хорошо, что вновь чудом, но остались в целости архивы М. О. Меньшикова.
Переписку и расшифровку дневников и писем выполнила дочь М. О. Меньшикова Ольга Михайловна Меньшикова в 1970-1980 гг.

Михаил Осипович Меньшиков родился 25 сентября (7 октября) 1859 г. в городе Новоржеве Псковской губернии, недалеко от Валдая.

Его отец, Осип Семенович Меньшиков, имел низший гражданский чин коллежского регистратора, а родом был из семьи сельского священника. Мать, Ольга Андреевна, в девичестве Шишкина, была дочерью потомственного, но обедневшего дворянина, владельца небольшого сельца Юшково Опочецкого уезда. Жили Меньшиковы бедно, часто нуждаясь в самом необходимом. Однако благодаря хозяйственности и недюжинному уму Ольги Андреевны кое-как сводили концы с концами. От избытка ли забот или по складу характера она была женщиной несколько нелюдимой, но не лишенной чувствительности и поэтического вкуса. Родители были религиозны, любили природу.

На шестом году Миша начал учиться. Учила его Ольга Андреевна сама. Позднее он был отдан в Опочецкое уездное училище, которое окончил в 1873 г. В том же году при помощи дальнего родственника он поступает в Кронштадтское морское техническое училище.

После окончания морского училища молодой флотский офицер пишет письмо своему покровителю: «Считаю долгом сообщить Вам, что закончил курс в Техническом училище и 18 апреля (1878 года) произведен в 1-й военно-морской чин по нашему корпусу (в кондукторы корпуса флотских штурманов). Экзамены я выдержал порядочно: по 10 предметам я получил 12 баллов. 30 числа я был назначен на броненосный фрегат «Князь Пожарский», а 2 мая фрегат распрощался с Кронштадтом и ушел неизвестно куда и неизвестно на сколько времени. Секрет. Мы были в Дании, Норвегии и теперь во Франции. Я получаю 108 рублей 50 коп. золотом в месяц. Это дает мне возможность, кроме своих прямых обязательств тратить несколько денег на осмотр чужих городов и примечательностей. Таким образом, я теперь в Париже, осматриваю всемирную выставку. Итак, я, видимо, вступил на новую дорогу...»

Склонность к литературе Меньшиков проявил очень рано. Еще в середине семидесятых годов по его инициативе в Кронштадте выходил ученический журнал «Неделя». В 1883 г. после возвращения в Кронштадт Меньшиков познакомился и подружился с поэтом С. Я. Надсоном, который высоко оценил талант молодого офицера, новичка в литературе. Будучи уже безнадежно больным, Надсон приветливым словом и добрыми рекомендациями помогал Меньшикову. Вот выдержка из его письма, датированного 1885 г.: «Я зол, на Вас за то, что Вы не верите в себя, в свой талант. Даже письмо Ваше художественно. Пишите - ибо это есть Ваша доля на земле. Жду томов от Вас...»

После участия в нескольких дальних морских экспедициях Меньшиков получил звание инженера-гидрографа. В те годы он написал и опубликовал очерки «По портам Европы» (1884), специальные работы «Руководство к чтению морских карт, русских иностранных» (1891), «Лоции Абоских и восточной части Аландских шхер» (1898) и др.

В те же годы он начал печататься в «Кронштадтском Вестнике», «Голосе», «Петербургских Ведомостях», и, наконец, в газете «Неделя». В 1886 г. Надсон писал владельцу газеты П. А. Гайдебурову: «Меньшиков у Вас подвизается очень недурно и бойко. Помогите ему выбраться на ровную дорогу».

В 1892 г., окончательно осознав свое литературное призвание, Меньшиков выходит в отставку в чине штабс-капитана и становится постоянным корреспондентом, затем секретарем и ведущим критиком и публицистом «Недели» и ее приложений, а с сентября 1900 г. фактически заведует газетой, одновременно активно сотрудничая в журнале «Русская Мысль», газете «Русь» и других изданиях.

На рубеже веков «Неделя» прекратила свое существование. После некоторых колебаний Меньшиков связал свою судьбу с газетой А. С. Суворина «Новое Время», где печатались А. П. Чехов, его брат Александр, В. П. Буренин, В. В. Розанов и многие другие известные журналисты и писатели.

Меньшиков был ведущим публицистом «Нового Времени» с 1901 по 1917 г. Он вел в газете рубрику «Письма к ближним», публикуя еженедельно по две-три статьи, не считая больших воскресных фельетонов (так назывались тогда особенно острые, серьезные материалы на темы дня). Свои статьи и фельетоны из этой рубрики Михаил Осипович выпускал отдельными ежемесячными журнально-дневниковыми книжками, которые переплетал потом в ежегодные тома.

В «Письмах к ближним» Меньшиков обращался к широкому кругу духовно-нравственных, культурных, социальных, политических, бытовых и других вопросов. Характер выступлений определялся его общественно-политическим идеалом, который окончательно сложился в начале 90-х годов: крепкая власть с парламентским представительством и определенными конституционными свободами, способная защищать традиционные ценности России и оздоровить народную жизнь.

Будучи одним из создателей «Всероссийского национального союза» (не путать с «Союзом русского народа», как это делают некомпетентные историки. - М. П.), Меньшиков так формулировал его цели: «...восстановление русской национальности не только как главенствующей, но и государственно-творческой». Отвергая деятельность революционных организаций как партий «русской смуты», Меньшиков писал на темы самые разнообразные: о политико-экономическом движении, о «желтой» прессе, об усилении влияния на общество революционного движения и об очевидных трагических последствиях «внутреннего завоевания» России. Публицистические выступления Меньшикова в «Новом Времени» имели большой общественный резонанс. У него был широкий круг единомышленников, но и противников было более чем предостаточно.

После отстранения Михаила Осиповича от работы в «Новом Времени» Меньшиковы впервые остались в Валдае на зиму 1917/18 г. Меньшиков очень любил Валдай, Валдайское озеро, дивный Иверский монастырь, обретал покой и счастье в своих самозабвенно любимых детях, радость общения с родными, ближними, с друзьями, навещавшими его в Валдае. В революционные дни 1917 г. князь Львов, глава Временного правительства, предлагал Меньшикову уехать за границу, но он не захотел, не смог покинуть Россию.

20 сентября 1918 г. на берегу Валдайского озера, среди бела дня, на глазах у перепуганных «валдашей» и шестерых малолетних детей М. О. Меньшиков был расстрелян по приговору ЧК. По свидетельству очевидцев, Михаил Осипович перед смертью молился на Иверский монастырь, хорошо видный с места расстрела...

Трудно сложилась судьба семьи М. О. Меньшикова. Немыслимыми усилиями с помощью родных и ближних удалось уцелеть детям и вдове, Марии Владимировне Меньшиковой, в годы красного террора, голода и разрухи тяжелейших войн - гражданской, затем Великой Отечественной. Только младший сын Миша умер от голодного менингита спустя четыре года после гибели отца, и был похоронен рядом с ним.

Чудом сохранились, пусть не полностью, архивы Михаила Осиповича. Несмотря на выселение всей большой семьи из собственного дома во флигель, обыск при аресте главы семейства, голодные годы, Меньшиковы хранили бумаги, фотографии, документы.

В 30-е годы, после того, как все Меньшиковы уехали из Валдая в Ленинград, Мария Владимировна стала частями передавать архив детям.

В 1934 г. после убийства Кирова начались неприятности у Григория Михайловича, старшего сына М. О. Меньшикова. Ему с женой и малолетним сыном грозила тяжелая, дальняя ссылка. Однако тогда он был оправдан.

Через год архивами Меньшикова заинтересовался Литературный музей в Москве. Ольга Михайловна, одна из дочерей Михаила Осиповича, так рассказывала об этом: «В ноябре 1935 года моя Мама, Мария Владимировна Меньшикова, получила письмо от директора Литературного музея в Москве В. Д. Бонч-Бруевича. Письмо было

написано очень любезно и содержало в себе предложение передать Литературному музею покойного М. О. Меньшикова или продать. О том, что такой архив имеется Владимир Дмитриевич узнал от «общих знакомых». Я это письмо читала и помню в основном его содержание.

Моя Мама жила в Ленинграде у своей сестры Зинаиды Владимировны Поль. Все мои сестры и брат находились в этом же городе. Одна я из детей М. О. Меньшикова жила в Москве, и поэтому Мама написала мне и переслала письмо для прочтения. Она также написала мне, что основная переписка Папы с известными писателями давно продана (в Ленинграде). Это было сделано с помощью профессора Нестора Александровича Котляревского, близкого знакомого Ольги Александровны Фрибес, которая была добрым другом семьи Меньшиковых.

Мама просила меня сходить на прием к Бонч-Бруевичу и выяснить, как будет использоваться папин архив в случае передачи его в фонды музея. Время было трудное, сложное, и мы не хотели, чтобы лишний раз дорогое для нас имя попадало в печать с оскорбительными для него комментариями. Мама просила меня еще продать музею шесть писем Н. С. Лескова. Мне помнится, эти письма были адресованы уже не Папе (переписка папы с Лесковым была продана раньше), а Лидии Ивановне Веселитской-Микулич, большому другу нашей семьи, и были ею переданы для продажи, как бы в помощь маме, растившей после смерти папы большую семью.

Я пошла в Литературный музей 31 декабря 1936 года, но не застала Вл[адимира] Дм[итриевича]. Его очень любезная секретарша назначила мне прием на 2 января в 4 часа 30 мин. дня уже 37-ого года. 2 января Бонч-Бруевич меня принял. Были сумерки, в его полутемном кабинете уже горела настольная лампа. Седой, почтенного вида человек, суховато со мной поздоровался, предложил сесть. Спросил, что я имею ему сказать по поводу его предложения. Я сразу совершенно откровенно ответила ему, что нас, Меньшиковых, интересует судьба архива после передачи музею, если таковая состоится, возможность отрицательных отзывов при использовании материалов и что нам хочется избежать этого.

Тогда Вл[адимир] Дм[итриевич] еще суше спросил меня: «Разрешите спросить вас, как вы сейчас относитесь к своему отцу, как к исторической фигуре или как родителю?..» Я просто и сразу ответила: «Конечно, как к отцу!»

Он резко повернулся в кресле и ответил мне следующей фразой: «Тогда вы не минуете многих неприятностей, я не могу вам обещать использование материалов без соответствующих отзывов». Я сказала, что в таком случае наша семья не считает возможным передавать тот небольшой архив, который у нас имеется в ведение музея и предложила Бонч-Бруевичу письма Лескова. На этом мой визит закончился. Влад[имир] Дмитриевич сказал, что в отношении цены за письма я зашла бы к его секретарше, после ознакомления с их содержанием.

Больше я к директору музея не ходила и его не видела. Его внимательная и приветливая секретарша сказала мне через несколько дней, что письма оценили в сто рублей. Я списалась с Мамой и вскоре получила и переслала ей деньги. У меня осталось неприятное впечатление от контраста между любезным письмом к Маме и сухим приемом, когда я была у Бонч-Бруевича. Я была молода - мне было 25 лет - и я всегда любила и жалела Папу.

В 1937 г. старший сын М. О. Меньшикова Григорий Михайлович был арестован. Долго находился в «Крестах», как до того в Москве на Лубянке, и был освобожден лишь в 1939 г.

Когда начались аресты, бумаги Михаила Осиповича прятали кто как мог, и многие материалы пропали, так как не всегда потом их изымали из тайников.

Позднее разрозненные архивы стекались к Ольге Михайловне Меньшиковой, которая в 1927 г. вышла замуж за Бориса Сергеевича Поспелова, сына сельского священника из Подмосковья и уехала из Ленинграда.

Во время Великой Отечественной войны Ольга Михайловна и Борис Сергеевич с институтом, где он работал, уехали в эвакуацию. Перед отъездом они тщательно спрятали наиболее ценные бумаги и фотографии. Но в дом, где оставались родители Бориса Сергеевича, Сергей Дмитриевич и Ольга Сергеевна Поспеловы и где хранились архивы, пришли немцы. Опять разгром, раскиданные книги, бумаги, сломанная мебель, крыша изрешечена осколками снарядов, соседний дом сгорел. Хорошо, что старики остались живы, хорошо, что вновь чудом, но остались в целости архивы М. О. Меньшикова.

Предыдущая статья: Чему равна скорость света Следующая статья: Углерод — характеристика элемента и химические свойства