Эмоциональные концепты в языковом сознании. Эмоциональные концепты

480 руб. | 150 грн. | 7,5 долл. ", MOUSEOFF, FGCOLOR, "#FFFFCC",BGCOLOR, "#393939");" onMouseOut="return nd();"> Диссертация - 480 руб., доставка 10 минут , круглосуточно, без выходных и праздников

Погосова Кристина Олеговна. Концепты эмоций в английской и русской языковых картинах мира: диссертация... кандидата филологических наук: 10.02.20 Владикавказ, 2007 196 с. РГБ ОД, 61:07-10/1023

Введение

Глава 1. Теоретические основы исследования «картины мира» 12

1.1.Понятие «картина мира» и ее виды 12

1,2.Концептуальная картина мира 18

І.З.Языковая картина мира 20

1 4 Эмоциональная картина мира 28

Выводы по Главе 1 31

Глава 2 Природа и характеристика эмоций 35

2.1 Эмоции как объект научного исследования 35

2.2. Проблема разграничения эмоций и чувств в психологии 42

2.3. Определение эмоций и их классификация в психологии 49

2.4. Лингво-когнитивные концепции исследования эмоций 62

2.5. Способы вербализации эмоций 69

2.6. Понятие «концепт»: сущность, структура, типы концептов 79

2.7. Эмоциональный концепт и эмоциональная концептосфера 96

2.8. Сопоставительный аспект языковой репрезентации эмоциональных концептов 104

Выводы по Главе 2 111

Глава 3. Лингвокультурная специфика эмоциональных концептов в русской и английской языковых картинах мира 119

3.1. Радость 119

3.2. Удивление 129

3.3. Печаль /Горе 133

3.4. Гнев 143

3.5. Страх 150

3.6. Презрение / Отвращение 158

3.7. Стыд 166

Выводы по Главе 3 176

Заключение 177

Список использованной литературы 181

Список использованных словарей 194

Введение к работе

Предметом настоящего диссертационного исследования являются эмоциональные концептосферы русской и английской лингвокультур.

В качестве объекта исследования выступают вербальные репрезентации эмоциональных концептов «удивление», «радость», «стыд», «страх», «печаль/горе», «гнев», «презрение/отвращение» в разноэтносных картинах мира, как образцы национальной логики и национальной мирооценки.

Актуальность данного исследования объясняется

необходимостью углубленного изучения способов концептуализации эмоций в русской и английской языковых картинах мира в рамках когнитивной лингвистики. Эмоциональные концепты имеют особую значимость и ценность для создания эмоциональной картины мира, которая «рисуется» исследователем с помощью концепта как «сгустка культуры в сознании человека» (Ю.С.Степанов) на стыке нескольких формирующих пластов культуры, сознания и языка. В работе ставится проблема изучения особенностей межкультурных различий, находящих своё отражение в сознании и языке. Взаимосвязь культуры, эмоциональной концептосферы и языка проявляется в базовых значениях (понятиях) каждой лингвистической культуры. Являясь неотъемлемым компонентом духовной культуры, эмоции, при всей своей универсальности, проявляют в разных языках определенную специфику вербализации, обусловленную присущей говорящим субъективностью интерпретации окружающей действительности, что представляет несомненный интерес для лингвистики. Психолингвистическая и лингвистическая интерпретация данных, представленных в языке, позволяет рассматривать последние как репрезентацию особых знаний, стоящих за фактами естественного языка, как репрезентацию конструктов концептуального сознания.

Научная новизна работы заключается в том, что интерпретирование содержания эмоциональных концептов «удивление», «радость», «стыд», «страх», «печаль/горе», «гнев», «презрение/отвращение» осуществляется с позиций психолингвистики и лингвокультурологии, а также в выявлении и описании вербальных и невербальных средств, репрезентирующих соответствующее содержание в языке (русском и английском). Существующий в коллективном сознании любого этноса национальный миропорядок немыслим без разветвленной системы оценок всего сущего, без отраженных в языке ценностных ориентиров. Именно оценивание на эмоциональном и ценностном уровнях завершает процесс отражения обыденным человеческим сознанием мира, окончательно превращая его из объективного в мир отраженный. Данный подход позволяет определить лингвокультурологическую и психолингвистическую специфику эмоциональных концептов и особенности их функциональных репрезентаций в разных языковых сообществах.

Цель данной работы состоит в выявлении, классификации, сопоставительном описании лексических средств объективации эмоциональных концептов «удивление», «радость», «стыд», «страх», «печаль/горе», «гнев», «презрение/отвращение» в русской и английской лингвистических культурах.

Основное внимание в нашей работе будет сосредоточено на решении следующих задач:

Понять основу существования и строения эмоции как феномена внеязыковой действительности.

Классифицировать эмоции на положительные и отрицательные в зависимости от знака оценочного компонента данной эмоции.

Представить такие эмоциональные концепты как «удивление», «радость», «стыд», «страх», «печаль/горе», «гнев», «презрение/отвращение» в соотношении с концептосферой

внутреннего мира человека.

Построить лингвистическую классификацию эмоциональных концептов.

Взяв за основу наименования эмоций выделить синонимические блоки с определенной доминантой для каждого блока. При этом под понятием «доминанта» подразумевается элемент, обладающий наиболее общим концептуальным содержанием, характерным для всех членов данного синонимического блока.

Внутри каждого синонимического блока разместить эмоциональные концепты по степени интенсивности обозначаемых этими словами эмоций.

Определить национально-культурную специфику лексем, представляющих концепты «удивление», «радость», «стыд», «страх», «печаль/горе», «гнев», «презрение/отвращение» в английской и русской языковых картинах мира.

Материалом исследования послужили данные картотеки, составленной на основе «Толкового словаря живого великорусского языка» В.И.Даля (1956), 2-томного «Словаря русского языка» (АН СССР) под редакцией А.П.Евгеньевой (1984), «Словаря русского языка» С.И.Ожегова (1984), «Толкового словаря русского языка» С.И.Ожегова и Н.Ю.Шведовой (1997), 2-томного «Словаря синонимов русского языка» (АН СССР) под редакцией А.П.Евгеньевой (1970), «Нового объяснительного словаря синонимов» под редакцией Ю.Д. Апресяна (1995), «Англо-русского синонимического словаря» под редакцией А.И. Ройзенмана и Ю.Д. Апресяна (2000), «Англо-русского словаря» под редакцией В.К. Мюллера (1992), «Oxford Advanced Learner" Dictionary of Current English», Sixth edition, под редакцией Sally Wehmeier. Общий объем проанализированного материала составил более 2000 единиц, полученных методом сплошной выборки, из них 1463 лексические

единицы - английские и 537 лексем русские.

В качестве методологической основы исследования используются базовые положения лингвистики эмоций (В. И. Шаховский, Н. А. Красавский,

A. А. Камалова и др.), концепции «языковой картины мира» и «языкового
сознания» (Г. В. Колшанский, Ю. Д. Апресян, Е. С. Кубрякова, В. Н.
Телия, С. Е. Никитина, О.А. Корнилов), лингвокультурологической
концептологии (Д. С. Лихачев, Ю. С. Степанов, С. X. Ляпин, В. И. Карасик,

B. И. Шаховский, Н. А. Красавский, С. Г. Воркачев и др.). Были применены
методы психолингвистического и лингвокульторологического
сопоставительного анализа, полевой метод, классификационный, а также
метод количественного подсчета.

Теоретическая значимость данного исследования заключается в том, что оно вносит определённый вклад в теорию концептуализации базовых эмоций, выявляет лингвокультурологическую специфику эмоциональных концептов «удивление», «радость», «стыд», «страх», «печаль/горе», «гнев», «презрение/отвращение» в английской и русской языковой картине мира. В исследовании закладываются теоретические основания для понимания эмоциональных концептов как производных национальных менталитетов, как источников познания внутреннего мира человека той или иной этнической принадлежности.

Практическая значимость работы усматривается в возможности использования данных исследования при подготовке лекционных и практических занятий по общему и сопоставительному языкознанию, в разработке учебных и исследовательских программ по когнитивной лингвистике, психолингвистике, этнолингвистике, в составлении толковых, переводных и эмотивных словарей.

На защиту выносятся следующие положения; 1. Национальные различия в членении мира, особенности отражения реальной действительности в конкретных языках

приводят к появлению национально-специфичных языковых картин мира. Картина мира получает в каждом национальном языке особую форму выражения.

Эмоции универсальны, т.е. в равной мере присущи всем людям и вытекают из общей и единой природы человека, его неконтролируемой психики. Она «общедоступна», открыта для переживания человека вне зависимости от каких-либо культурных параметров того/иного этнического и языкового сообщества.

Во всех известных языковых системах имеются обозначения эмоций и за каждым из них стоят существующие в данном социуме представления о характере эмоции, ее месте в ряду других эмоций, о причинах, ее вызывающих, и т.д.

Вербализованная эмоция есть имя концепта эмоции, поскольку как знаковое образование существует, функционирует в лингвистической культуре и, следовательно, отражает в себе эмоциональный опыт того/иного индивида, в целом социума, вносит категорию оценки, концептуально отображает окружающий мир. Лексема есть важнейшее средство вербального оформления концепта.

Исследуемые концепты «удивление», «радость», «стыд», «страх», «печаль/горе», «гнев», «презрение/отвращение» имеют общую когнитивную базу для любого языка и культуры.

Эмоционально-оценочная лексика тесно связана с национальным сознанием, с разного рода национальными факторами, национальной культурой, традициями, обычаями и т.п. Язык является средством накопления социального опыта, а эмоции представляют собой часть этого опыта. Иначе говоря, эмоциональный концепт культурно обусловлен.

7. «Видимые» различия вербальных репрезентаций эмоциональных
концептов «удивление», «радость», «стыд», «страх»,
«печаль/горе», «гнев», «презрение/отвращение», определяемые
культурными факторами, могут проявляться в частных
признаках, определяемых неповторимыми культурными
функциями и формами проявления специфического

этноментального содержания. Данные языков свидетельствуют
о том, что носители разных лингвокультур репрезентируют эмо
ции по-разному. Проведенное нами исследование позволяет
констатировать количественное превосходство концептов эмоций
в английской языковой картине мира и разную градуальность,
качество, глубину и интенсивность оязыковленных имен эмоций.
Русское языковое сознание продемонстрировало меньшую
дифференциацию в лексикализации эмоциональных концептов,
проявило меньшую нюансированность в концептуализации
эмоций, но ярко выраженную оценочность и интенсивность.
Эмоция стыд - единственный концепт, имеющий большую
дифференциацию в русском языке по сравнению с английским.
Для русского языкового сознания эмоция стыда является
отражением особенностей национальной логики мышления,
обращенная более к чувствам человека, нежели к его рассудку.
Апробация работы. Основные положения и результаты исследо
вания излагались на научно-практических конференциях, на
аспирантских семинарах, на заседаниях кафедры иностранных языков
Северо-Осетинского государственного университета (2003-2006 гг.),
на конференции «по итогам научно-исследовательской работы
факультета международных отношений СОГУ» (2005г.), на

конференции «Человек, государство, общество: традиционные проблемы и новые аспекты» (2006г.)

Структура работы . Работа состоит из введения, трех глав, заключения, и списка литературы.

Во введении определяется объект исследования, обосновываются актуальность и научная новизна работы, формулируются основная цель и конкретные задачи, называются исследовательские методы, излагаются положения, выносимые на защиту, отмечаются области применения полученных результатов, а также указываются объём и структура диссертации.

В первой главе «Теоретические основы исследования картины мира» мы подробно останавливаемся на статусе различных типов картин мира, представляем точки зрения, существующие по этой проблеме.

Во второй главе «Природа и характеристика эмоций» представлены
различные определения и классификации эмоций и проблема
разграничения эмоций и чувств в психологии, описываются
лингвистические концепции эмоций и способы их вербализации.
Даётся обзор различных точек зрения на природу и значение
«концепта», «эмоционального концепта», «эмоциональной

концептосферы». Далее анализируются задачи сопоставительного изучения языковой репрезентации концептов, основанные на том, что, сопоставляя разные языки, можно выделить универсальные языковые средства описания картины мира и специфические, позволяющие воссоздать национальную картину мира.

В третьей главе эмоциональные концепты «удивление», «радость», «стыд», «страх», «печаль/горе», «гнев», «презрение/отвращение» анализируются с позиций лингвокультурологии и психолингвистики. Обнаружено наличие обще универсальных и культурно-специфических представлений в исследуемых эмоциях в русской и английской

лингвистических культурах. Представлены синонимические ряды концептов данных эмоций, определены доминанты каждого тематического блока, а также выявлены несоответствия данных в лексикографических источниках.

В Заключении подводятся теоретические и практические итоги данного диссертационного исследования, формулируются общие выводы.

Эмоциональная картина мира

Картина мира приобретает «новые краски» в ракурсе эмоциональной сферы сознания. Выделить эмоциональную картину мира нам позволяет эмоциональное восприятие окружающего мира. Эмоциональная картина мира представляет собой мировидение, спроецированное эмоциональной сферой сознания и отражающее аксиологические приоритеты в национальной картине мира. В эмоциональной картине мира объективно существующая реальность отражается сквозь призму человеческих эмоций. Основополагающее место в эмоциональной картине мира отводится собственно эмоциям, в которых проявляется эмоциональная сторона психики человека.

Если провести краткий очерк эволюции человека, то можно обнаружить, что эмоции сыграли важную роль в выживании человека. Очевидно, что человек не стал бы человеком, если бы не эмоции, которые побуждали его к единению и, в конце концов, сделали существом глубоко социальным.

Практически все исследователи человеческой истории сходятся во мнении, что охота оказала большое влияние на эволюцию нашего вида. Если согласиться с предлагаемым Мелленом (Mellen, 1981) перечнем характеристик успешного охотника, то развитие охоты было тесно связано с некоторыми важными аспектами эволюции эмоций. Возможно, наши древние предки вполне могли бы обойтись без охоты. В конце концов, они смогли бы выжить, питаясь исключительно плодами и кореньями, собранными недалеко от стойбища. С самого начала мужчины охотились не только для того, чтобы утолить голод или удовлетворить потребность организма в белковой пище. Мужчина получал удовольствие от самого процесса охоты, его возбуждал азарт. Угроза жизни была обыденностью для древнего человека. Успешный охотник должен был уметь испытывать страх, чтобы в нужный момент избежать опасности, но он также должен был уметь контролировать свой страх, управлять им. Он должен был уметь оперировать страхом с такой изощренностью, чтобы тот не притуплял его умственные и физические способности. По словам Меллена (Mellen, 1981), охотник умел «откладывать» переживание страха, и эту способность можно рассматривать как исключительно человеческую способность. Мифологическая картина мира, как известно, самая ранняя форма эмоционального восприятия мира человеком. Изучение мифологических картин мира на основе древних мифов, легенд, сказаний открывает возможности для проникновения в самые первые когнитивные процессы. Картину мира древнего человека отличало то, что человек не представлял себя отдельно от природы, его жизнь и жизнь природы были одним целым. Стремление к единению с силами природы, потребность рисовать в сознании картины овладения природой, что вселяло уверенность, укрепляло волю и сплачивало первобытный коллектив, отражает постоянное чувство страха, в котором пребывал первобытный человек (Маковский, 1996:15). Страх отражался так же и в почтенном отношении к слову (явление табу). Чувства, восходящие к восторженному восприятию действительности, изначально обязаны происхождению культа огня и культа опьяняющего напитка. Восторг древних людей характеризуется как «чувство удивления и благоговения, соединенное с признанием какой-то глубокой и непостижимой тайны, сокрытой в процессе появления огня и дерева...» (Там же, стр. 23).

Разные культуры по-разному относятся к различным эмоциям, (что для японца хорошо, например, он будет гордиться сырой рыбой на обеденном столе, то для европейца, не знакомого с японскими обычаями и кухней, послужит источником совсем других эмоций), наделяя переживания и проявления отдельных эмоций социальной коннотацией. Это влияет на воспитание и социализацию, и, в свою очередь, на систему представлений о мире, социальную организацию и семантическое воплощение тех или иных элементов в структуре значения эмоциональной лексики (bard, 1980).

Различные эмоции, выраженные в словах и высказываниях, понятны всем говорящим на данном языке, потому что они обобщены, потому что они действительно являются формой отражения мира, окружающего человека, и потому что они - часть картины этого мира.

Проблема разграничения эмоций и чувств в психологии

В психологической литературе и в настоящее время встречается ряд терминов (иногда заменяющих друг друга) для обозначения эмоций. Заметим, что те трудности, которые обнаруживаются, объясняются, главным образом тем, что эмоции рассматриваются, во-первых, без достаточно четкой дифференциации их на различные подклассы (аффекты, собственно эмоции переживания, чувства), отличающиеся друг от друга как генетически, так и функционально, и, во-вторых, вне связи со структурой и уровнем той деятельности, которую они регулируют (см.подр. Леонтьев, 1993:173).

Так, например, общепринятым было отождествление эмоций и чувств (Якобсон,1958,1973; Эголинский,1978; Лук,1982; Крутецкий,1986; Петровский, 1986; Рубинштейн, 1993, 1999; Шибутани, 1999; Buytendijk, 1956; Katzenstein, Sitte, 1989; Meyer, 1999), эмоций, эмоциональных состояний душевных состояний и переживаний (Шингаров, 1971; Никифоров, 1978; Лук, 1982).

Нельзя не согласиться с В.К.Вилюнас по поводу того, что «терминологические расхождения в какой-то мере уже заложены в повседневном языке, позволяющем, например, называть «страх» эмоцией, аффектом, чувством и даже ощущением» (Вилюнас, 1993:5).

Эмоции вместе с аффектами, переживаниями, чувствами, эмоциональными состояниями образуют эмоциональную сферу личности, которая является одним из регуляторов поведения человека, источником познания и выражения сложных отношений между людьми.

Согласно учению Ч.Дарвина, механизм эмоций человек унаследовал от животных, эмоции которых совпадают с простейшими эмоциями человека, и выражаются в органических, двигательных и секреторных изменениях и принадлежат к числу врожденных реакций. В результате многими психологами делается утверждение, что эмоция в ходе эволюции возникла раньше, чем чувство и присуща не только человеку, но и животному, и выражает отношение к удовлетворению физиологических потребностей.

Некоторые исследователи, отделяя эмоции от чувств, относят к эмоциям лишь «низшие эмоции», «простейшие эмоции», или «чистые эмоции» (Лук, 1982; Никифоров, 1978) с «анатомической привязкой», то есть унаследованные человеком от его животных предков, такие как: страх, гнев, ярость, радость и т.п.

Чаще всего как синонимы используются слова «эмоция» и «чувство», хотя данные понятия четко отличаются друг от друга. Чувства - это одно из наиболее ярких проявлений личности человека, выступающих в единстве с познавательными процессами и волевой регуляцией поведения и деятельности. Содержание чувств составляет устойчивые отношения личности к тому, что она познает и делает. Другая особенность чувств состоит в том, что они образуют ряд уровней (см. классификацию Лука, 1982), начиная от непосредственных чувств к конкретному объекту и кончая высшими социальными чувствами, относящимися к социальным ценностям и идеалам. Развиваясь на базе эмоций при взаимодействии с разумом в ходе формирования общественных отношений, чувства выполняют функции, необходимые для общественной жизни человека, его приспособления к общественной среде, и поэтому измеряются часами, днями, месяцами, годами и могут длиться даже всю жизнь (чувство долга, патриотизма) (Петровский, 1986: 377; Леонтьев, 1993: 180).

Понятия «эмоция» и «чувства» различаются как разные ступени развития эмоциональной формы отражения действительности. Взаимоотношение между ними таково, что чувства формируются на основе эмоций, а последние возникают при удовлетворении или неудовлетворении потребностей организма. Кроме того, разграничение понятий «эмоция» и «чувство» имеет большое методическое значение для уточнения предмета различных наук, изучающих эмоциональную жизнь человека и эмоциональную форму отражения действительности.

Если эмоции у человека отражают объективные отношения предметов и явлений внешнего мира к нуждам человека как организма, то чувства отражают эти отношения к человеку как к личности, как к члену общества. Если эмоции регулируют взаимоотношение человека со средой как организма, то чувства регулируют его отношения как личности с другими людьми (Шингаров, 1971: 148; Платонов, 1972: 54; Эголинский, 1978:7).

Понятие «переживание» также шире чем «эмоция», так как проявляется не только в форме эмоций, но и в форме потребностей и волевого усилия, следовательно, и произвольного внимания и произвольной памяти (Платонов, 1972:89). Переживание - это выражение личностной, субъективной стороны процесса отражения действительности человеком, таким образом, переживание является атрибутом акта сознания индивида, не содержащего образа отражаемого и проявляющегося в форме удовольствия или неудовольствия, напряжения или разрешения, возбуждения или успокоения. Переживание, как и чувство, носит длительный характер и сохраняется часами, днями, неделями и чаще всего не имеет ярко выраженного внешнего проявления.

Аффекты развиваются в экстремальных условиях, в связи с совершенно определенным раздражителем и поэтому всегда конкретно направлены. Аффект отличается от эмоций лишь большей силой, бурным протеканием, если эмоция - это душевное волнение, то аффект - буря. Аффект - это кратковременный, эмоциональный взрыв с ярко выраженными симптомами. Аффект сопровождается утерей контроля над своей деятельностью. В этой связи интересно сравнение И. Канта аффекта с водой, прорвавшей плотину. Таким образом, обладая свойствами доминанты, аффект тормозит все другие психические процессы и «навязывает» определенный закрепившийся в эволюции способ «аварийного» разрешения ситуации, который оправдывает себя лишь в типичных биологических ситуациях.

Эмоциональный концепт и эмоциональная концептосфера

В современной когнитивной лингвистике ведутся многочисленные исследования когнитивных моделей, в рамках которых осуществляется анализ концептов через обращение к средствам естественного языка. В частности, анализ эмоциональных концептов имеет целью показать, что эмоции, как явления психики, имеют чрезвычайно сложную концептуальную структуру (Lakoff & Kovecses, 1987), которая может быть выявлена путем систематизации языковых выражений, используемых носителями языка для обозначения и представления эмоций. Как считает А.Вежбицкая, «без толкований такого рода невозможно было бы объяснить отношения между такими понятиями как зависть, ревность, ненависть, презрение, жалость, восхищение и т.д. Невозможно было бы также сравнивать (и интерпретировать) концепты эмоций в разных языках» (Вежбицкая, 1996: 216).

В своей книге «Эмоциональные концепты» З.Кёвечеш (Kovecses, 1990) предпринимает попытку показать, что эмоциональные концепты имеют более сложную и тонкую структуру и более богатое концептуальное содержание, чем можно предположить, исходя из классической точки зрения на эмоции. Основная методологическая идея состоит в том, что обычный (conventionalized) язык, который мы используем, когда говорим об эмоциях, может быть важным инструментом для обнаружения структуры и содержания наших эмоциональных концептов. Именно посредством языка мы «строим концептуальную вселенную».

Концепт - это универсальный феномен, поэтому его использование помогает установить особенности национальной картины мира. Концепт-это хранитель информации,-эмоций, переживаний. В процессе общения между людьми, в речевой деятельности, в кросс-культурной коммуникации используется совокупность концептов, образующая определенную концептосферу. Термин «концептосфера» был введен Д. С. Лихачевым по модели терминов «ноосфера, биосфера» и пр., изобретенных В. И. Вернадским.

«Понятие концептосферы особенно важно тем, что оно помогает понять, почему язык является не просто способом общения, но неким концентратом культуры - культуры нации и ее воплощения в разных слоях населения вплоть до отдельной личности» (Лихачев, 1997: 287).

Концептосфера - это образно-словесное отражение национального менталитета, состояния культуры и науки нации (народа) в целом. Состояние концептосферы определяют ее создатели, концептоносители, яркие индивидуальности. Д.С. Лихачев пишет о том, что является источником создания концептосферы языка, включая в формулировку концептоносителя: «В совокупности потенции, открываемые в словарном запасе отдельного человека, как и всего языка в целом, мы можем назвать концептосферами» (Лихачев, 1997:282). Имеет значение не только широкая осведомленность и богатство эмоционального опыта, но и способность быстро извлекать ассоциации из запаса этого опыта и осведомленности» (Лихачев,Ibid.).

Такая характеристика личности, данная Д-С. Лихачевым, не позволяет отнести ее к какой-либо конкретной нации. Но так как каждый человек имеет свой индивидуальный набор ассоциаций, эмоций, то в совокупности можно, наверное, говорить о национальной концептосфере, например, о концептосфере русского языка, концептосфере английского языка и т.д. «Концептосфера национального языка тем богаче, чем богаче вся культура нации - её литература, фольклор, наука, изобразительное искусство (оно также имеет непосредственное отношение к языку и, следовательно, к национальной концептосфере, она соотносима со всем историческим опытом нации и религией особенно» (Лихачев, 1997:282).

Представления человека о его внутреннем мире образуют в сознании эмоциональную концептосферу, состоящую из системы динамично развивающихся мыслительных конструктов - эмоциональных концептов.

Эмоциональная концептосфера представляет собой совокупность множества обычно вербализованных на лексическом и фразеологическом уровнях эмоциональных концептов, состоящих друг с другом в сложных структурно-смысловых и функциональных отношениях, и включающих в себя понятийный, образный и ценностный компоненты. (Красавский, 2001: 46)

Эмоциональные концепты выкристаллизовывались из конкретных фактов деятельности человека, «сценарной» серии поступков, переживаний и чувств. Они оценочны по своей природе (по принципу плюс, минус), всегда используются в контексте определенных эмоциональных настроений. Люди узнают данные концепты не путем считывания их словарных определений, а в результате личного социального опыта, опыта предшествующих поколений, традиций социума, которому они принадлежат (Бабушкин, 1996: 38).

Эмоциональные концепты наиболее субъективны по своему характеру. Сущность слов, репрезентирующих данные концепты, расплывчата. Понимая разумом, люди затрудняются вербально эксплицировать их значения. Концепты абстрактных имен чрезвычайно текучи. Что касается эмоциональных концептов, на первый взгляд кажется логичным относить их к разряду универсальных, поскольку именно эмоции являются «центральной частью, которая делает представителей разных этносов более или менее похожими друг на друга» (Шаховский, 1996: 87).

При этом, как установлено, эмоциональным концептам присуща этноспецифичность, обусловленная «индивидуальным эмоциональным трендом и национальным индексом данной культуры», которые, в свою очередь предопределяются варьирующимся характером манифестации «многоплановости взаимодействий» культуры, языка и эмоций (Шаховский, Ibid.).

Печаль /Горе

Эмоцию печали обычно относят к негативным переживаниям, однако нужно отметить, что это очень специфичная эмоция, она может играть положительную роль в жизни человека. «Разве были бы мы способны к формированию крепких, устойчивых связей с людьми, разве дорожили бы ими, если бы возможность разрыва этих связей не вызывала у нас печали? И насколько человечными были бы мы, если бы мы не умели скорбеть о смерти любимого человека или сопереживать его горю?» (Изард, 2003:196) Эмоция печали/горя по Изарду имеет свои универсальные активаторы:

1. Разлука, или отделение, как физическое, так и психологическое;

2. Смерть близкого друга или члена семьи;

3. Разочарование, крушение надежд;

4. Неудача в достижении поставленной цели.

Главной и универсальной причиной печали/горя является чувство утраты. Утрата может быть временной или постоянной, реальной или воображаемой, физической или психологической.

В полном соответствии с общепризнанным мнением, мы также относим эмоцию печали/горя к числу отрицательных эмоций.

По данным большинства словарей синонимов русского языка синонимический ряд существительных, обозначающих эмоцию печали, состоит из 4 членов: печаль, уныние, грусть, кручина. Концепт печаль является доминантой в данном синонимическом ряду. Синонимический ряд существительных, обозначающих эмоцию горя, состоит из 5 членов: горе, скорбь, горесть, горечь, глубокая печаль.

Данные нашего исследования представлены в одной таблице, так как доминирующей эмоцией в горе является печаль, а также вследствие того, что концепт печаль является членом обоих синонимических рядов. В результате проведенного нами исследования толковых словарей русского языка нами были обнаружены 28 концептов данной эмоции:

Итак, основываясь на данных различных лексикографических источников, мы получили следующий синонимический ряд концептов эмоции печаль/горе:

горе, несчастье, горесть, горечь, скорбь, прискорбность, кручина, отчаяние, мука, боль, невзгода, безутешность, сожаление, страдание, печаль, тоска, меланхолия, ностальгия, уныние, грусть, скука, хандра, разочарование, расстройство, подавленность, растерянность, прострация, апатия.

Результаты проведенного нами исследования двуязычных синонимических англо-русских словарей позволили нам представить синонимический ряд, состоящий из 5 номинантов концепта печаль/горе: sorrow, grief, heartache, anguish, woe. Концепт sorrow - доминанта данного синонимического ряда. В результате поиска имени концепта печаль/горе, и ядра соответствующего ему поля в английском языке на основе толковых словарей английского языка нами было обнаружено 34 концепта того же лексического наполнения:

В результате сопоставления русской и английской картин мира мы обнаруживаем количественное превосходство английских концептов называющих эмоцию печаль/горе: 28 в русском языке и 34 в английском. В английской языковой картине мира получаем следующий синонимический ряд данной эмоции: anguish, grief, heart ache, heartbreak, broken heart, woe, sorrow, pain , hurt, ache, pang, scar, affliction , agony, wound, sadness, suffering, despair, gloom, distress, desolation, bereavement, dole, yearning, mourning, depression, discontent, melancholy, nostalgia, ennui, boredom, lassitude, apathy, emptiness.

Английский и русский языки по-разному дифференцируют не только интенсивность эмоции печаль/горе, но и их качественное различие. Русский язык предлагает меньшую дифференциацию рассматриваемого концепта.

Обнаруживаемые при сопоставлении английской и русской языковых картин мира различия результатов вербализации эмоций свидетельствуют о том, что главенствующими при формировании лингвистических категорий являются не перцептивно-физиологические факторы, а факторы работы коллективного этнического сознания по категоризации чувственно воспринятой информации.

Переживания и мотивационные феномены, связанные с горем, отчасти обусловлены спецификой культуры, по крайней мере, в той степени, в какой специфические особенности данной культуры затрудняют или облегчают интеракцию печали с теми или иными фундаментальными эмоциями.

Социокультурные факторы влияют также на интенсивность переживания горя и на его продолжительность. Одним из примеров таких факторов может служить система воспитания детей в одной из микронезийских культур (Sprio, 1949, цит. по: Averill, 1968). В культуре ифалук воспитание детей осуществляется не только родителями, но и многими другими людьми, не являющимися членами семьи, и, поэтому, горе, переживаемое при потере члена семьи, несмотря на довольно высокую интенсивность, чрезвычайно кратковременно по сравнению с тем, что имеет место в других культурах. «Возможно, самой важной детерминантой горя является утрата роли. Роль отца, матери, ребенка, мужа и т.д. предписана культурой, и потеря любимого человека часто означает утрату соответствующей роли» (Изард, 2003:214).

Пак Екатерина Владимировна 2009

Е. В. Пак

НЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫ ДИАХРОННОГО РАЗВИТИЯ КОНЦЕПТА «ОТРИЦАТЕЛЬНЫЕ ЭМОЦИИ» В АНГЛИЙСКОМ ЯЗЫКЕ

Работа представлена кафедрой теории языка и переводоведения Санкт-Петербургского государственного университета финансов и экономики.

Научный руководитель - кандидат филологических наук, доцент Е. А. Нильсен

Характерной чертой концепта «отрицательные эмоции» в древнеанглийский период было наличие диффузных, нечетких номинаций - одно и то же слово в древнеанглийском языке номинирует физическую, физиологическую и психологическую формы бытия. Это остается актуальным и в среднеанглийский период, но важна в этот период и культурная триада «страх - грех - вина», которая активно культивируется церковью, благодаря чему появляется множество новых номинаций эмоций. В новоанглийский период начинает преобладать эмпирико-теоретический тип знания, человек обращается к абстракциям, главным источником появления новых номинаций эмоций выступают метафора и метонимия.

Ключевые слова: отрицательные эмоции, диахрония, номинации, диффузность, метафора и метонимия.

SOME ASPECTS OF DIACHRONIC DEVELOPMENT OF THE CONCEPT "NEGATIVE EMO-TIONS" IN THE ENGLISH LANGUAGE

Diffuseness, indistinct nominations were a characteristic feature of the concept "negative emotions " during the Old English period - one word in Old English simultaneously nominates physical, physiological and psychological forms of being. This remains relevant during the Middle English period. At the same time cultural triad "fear - sin - fault" becomes very important during this period and it was actively cultivated by church and due to that a set of new nominations of emotions appeared. During the New English period the empirical-theoretical type of knowledge prevails, people think of the world in terms of abstractions. New nominations of emotions appear due to metaphor and metonymy.

Key words: negative emotions, diachrony, nominations, diffuseness, metaphor and metonymy.

В языке, в особенности в его семантике, отражаются социальные изменения, происходящие в этносе. Изучение слов, отражающих представления носителей определенного языка о том или ином концепте как в статике (синхронии), так и в динамике (диахронии), необходимо для выявления мировоззрения представителей определенной эпохи и его диахронических изменений.

Концепт «отрицательные эмоции» - динамичная система, развитие которой обусловлено как экстралингвистическими, так и собственно лингвистическими факторами. Базисными экстралингвистическими факторами, определяющими формирование и

трансформации этого концепта в диахронии, являются усложнение практической деятельности человека, появление теоретического знания как способа освоения человеком мира, социализация личности человека, оценивание им мира, моральная ориентация общественных институтов. Лингвистическими факторами, детерминирующими развитие концепта «отрицательные эмоции» в диахронии, являются асимметрия языкового знака, расширение диапазона человеческого общения, социальная и стилистическая дифференциация языка (формирование функциональных стилей и речевых жанров) и заимствования.

Говоря о роли заимствований в становлении английской системы обозначений отрицательных эмоций, можно упомянуть, например, существительное terror, которое было заимствовано в среднеанглийский период из древ-нефранцузского со значением «сильный страх, ужас», в то время как еще с древнеанглийского периода в языке функционировали такие слова, как brogan и egesa, имевшие то же значение, что и terror. Такая избыточность может объясняться как синкретичностью мышления средневекового человека, так и важностью концепта «отрицательные эмоции» и необходимостью выразить с помощью языка малейшие нюансы эмоционального состояния.

Еще одним заимствованием из старофранцузского является tremble со значением «дрожать от страха», заимствованное в старофранцузский из латыни. Напрямую из латинского языка в среднеанглийский период было заимствованно anxiety со значением «тревожный, беспокойный, волнующийся»; scare пришло в среднеанглийский язык из старонорвежского со значением «испуганный, робкий, застенчивый».

Несмотря на большое количество заимствований, обозначающих отрицательные эмоции в английском языке, многие слова этого пласта лексики являются собственно английскими и встречаются в памятниках древнеанглийского периода. Однако лексика этого периода отличается от современной в силу того, что мировоззрение носителей древнеанглийского языка имело свои особенности. На своей эмбриональной стадии сознание архаичного человека не дифференцировало действительность реальную, тактильно, зрительно, аудитивно воспринимаемую действительность субъективную, живущую изначально в нем в форме неких диффузных, нечетко оформленных, неосознаваемых (эмоциональных) образов; внешнее и внутреннее им не различалось. Мифолого-магическое сознание древнего человека синкретично по своей сути; оно не различает глубоких причинно-следственных отношений в мире, в том числе и в его эмоциональном фрагменте .

Поскольку первичные реакции древнего человека, оформляющие его отношения с

внешним миром, эмоциональны (а в основе познавательной деятельности архаичного человека лежали переживания первичных элементарных инстинктивных эмоций - страх, опасность), постольку и хронологически вторичные его ощущения, смутные, размытые представления о предметах окружающей действительности также эмоционально окрашены.

О синкретизме сознания древнего человека свидетельствуют языковые факты, многочисленные диффузные номинации объектов разных форм действительности - физической, физиологической, психологической. Феномен синкретизма основан на дефиците человеческих знаний, ограниченности его возможностей на определенном этапе развития цивилизации и культуры.

Так, одним и тем же языковым знаком обозначаются а) эмоциогенная (действительная или вымышленная) ситуация, б) причина ее возникновения, в) сама эмоция, г) последствия ее переживания. Например: Broga - (Old English period) prodigy, monster, trembling, fear, terror, horror (чудовище, монстр - причина, страх, ужас - эмоция, дрожь - последствие, физическое ощущение) .

Такие диффузные номинации семантически трансформируются, как правило, посредством сужения или специализации соответствующих значений на рубеже позднего Средневековья и Нового времени, что обусловлено эволюционной познавательной деятельностью человека.

Следует также отметить то, что, по всей видимости, для архаичного человека (как и для средневекового) сами эмоции мыслились как некие реально действующие субстанции. Вероятно, в данном случае речь идет о прямом, буквальном понимании нашими далекими предками реальных действий эмоций, сохранившемся и по сей день в современных языках, но уже интерпретируемых их носителями как метафоры. Например: Startle - c. 1300, "run to and fro," frequentative of sterten. Sense of "move suddenly in surprise or fear" first recorded 1530. Trans. meaning "frighten suddenly" is from 1595 (Испуг - XIV в., «бегать туда-сюда», от sterten. Значение «внезап-

ное движение, вызванное удивлением или испугом» впервые зафиксировано в 1530 г. Переносное значение «внезапно испугать» функционирует с 1595 г.) .

Очевидно, что startle изначально обозначал реальное действие - суетливое передвижение туда-сюда. Со временем этот глагол начинает применяться для обозначения реакции на эмоцию внезапного испуга, а затем в результате действия механизмов семантической деривации startle начинает обозначать «пугать кого-либо внезапно».

Такая характеристика человеческого сознания, как синкретизм (свойственная архаичному человеку), вполне подходит и для описания сознания средневекового человека. Прежняя диффузность значений древних слов иллюстрирует следы мифолого-магического сознания человека. Мифолого-религиозное же сознание как наиболее актуальный тип сознания Средневековья путается в различении причин возникновения того или иного феномена и его последствий. Во многом, как и ранее, актуальными остаются многочисленные языковые номинации диффузного свойства. Одним и тем же языковым знаком обозначаются фрагменты разных форм существования мира. Первоначально семантика этих слов передавала соматическую (вероятно, агрессивно ориентированную) поведенческую реакцию человека. Впоследствии семантика таких слов расширяется. Слова номинируют уже не физические явления, а психические состояния. Ими номинируется не только эмоция, но и черта характера человека. Далее в языке происходит очередная трансформация их семантики: теперь ими обозначается и эмоциональное состояние человека.

Например: Tremblen (МЕ) - 1a а) to shudder or tremble in response to a strong emotion, esp. fear; also fig.; (b) ~ for, to tremble for (fear, anger, etc.); also fig.; (c) with inf.: to tremble with fear (at doing sth.), hesitate (to do sth.); also, be anxious (to do sth.) ; (d) to cause (sb., someone"s heart) to tremble (а) вздрагивать или дрожать из-за сильных эмоций, особенно страха, b) опасаться из-за страха, гнева с) колебаться, быть озабоченным, d) быть причиной дрожи).

1b of the heart, blood: to throb with strong emotion, pound; of bones, flesh: shudder; of hands, lips: quiver; ~ for, quiver on account of (pain, a sound); ppl. tremblinge as adj.: throbbing; quivering... (а) биение сердца, пульсация крови из-за сильных эмоций; дрожание костей, плоти, рук, губ; дрожание от (боли, звука) и др.).

2. (a) To shiver for such physical causes as cold or illness; (b) to undergo spasmodic contractions; of the heart: palpitate. (а) дрожать от таких физических причин как холод или болезнь, b) испытывать спазмы в сердце, сильное биение и др.).

3. (a) To quake violently, esp. because of seismic instability ; also, vibrate in response to a thunderous noise or a touch. (а) сильно дрожать, колебаться, особенно из-за сейсмической нестабильности, вибрировать из-за оглушительного звука или прикосновения и др.).

4. (a) An act of treachery, a traitorous act, a betrayal of someone to whom one owes loyalty; (b) an underhanded trick, a deception; a plot intended to injure a trusting or an innocent victim. (а) акт измены, предательства со стороны человека, которому доверял, b) коварный обман, жульничество; план, направленный на причинение вреда невинному, доверяющему человеку).

5. with diminished force: (a) a generally opprobrious quality or mode of behavior associated with evil or deceptive persons; malice, hostility; (b) a dishonorable or despicable act; a display of unseemly behavior; wickedness, evildoing... (с уменьшенной силой а) оскорбительное, позорящее качество или стиль поведения, ассоциируемый со злом или предателем; злой умысел, враждебность; b) бесчестное, предательское действие, проявление неподобающего поведения, злой поступок) .

Очевидно, что первичным значением tremblen было соматическое, поведенческое проявление поведения человека - «вздрагивать или дрожать; биение сердца, пульсация крови из-за сильных эмоций; дрожание костей, плоти, рук, губ; дрожание (от боли, звука)». Помимо этого, слово номинирует и психическое состояние «опасаться из-за страха, гнева», «колебаться, быть озабоченным»;

слово «оязыковляет» саму эмоцию. Позже проявляется значение, относящееся уже к чертам характера человека, его поступкам, - «акт измены, предательства со стороны человека, которому доверял», «коварный обман, жульничество; план, направленный на причинение вреда невинному, доверяющему человеку», «оскорбительное, позорящее качество или стиль поведения, ассоциируемый со злом или предателем», «злой поступок».

Мифолого-религиозный тип сознания Средневековья приходит на смену мифолого-маги-ческому типу сознания. Церковь как активно действующий социальный институт эпохи Средневековья начинает выполнять все в более жесткой форме регулятивную функцию. Благодаря ее деятельности появляется новый важный комплексный культурный концепт как атрибут того времени - «страх - грех - вина».

Оценочное отношение человека к эмоциям радости и печали, страху и гневу все более отчетливо оформляется в позднее Средневековье. Концепт страха церковью оценивается положительно, поскольку он соотносится с чувством вины и греха человека. Эмоции страха пронизывают средневековую культуру. Генетически заложенный в человека страх активно и успешно культивируется данным социальным институтом. Благодаря этому в английском языке появляются новые слова, номинирующие данное чувство.

Например: Awe - c.1200, from O.N. agi "fright," from P.Gmc. *agiz- (cf. O.E. ege "fear," O.H.G. agiso "fright, terror," Goth. agis "fear, anguish"), from PIE *agh-es-, from base *agh- "to be depressed, be afraid" (cf. Gk. akhos "pain, grief"). Current sense of "dread mixed with veneration" is due to biblical use with ref. to the Supreme Being... (Страх, благоговение - XIII в., от древнескандинавского agi «испуг»... (также др.а. ege «страх»). от протоиндоевропейского *agh- «быть подавленным, бояться». Современное значение «страх, смешанный с благоговением» появился благодаря использованию его в Библии по отношению к Богу, к Высшему Существу.).

Afraid - 1330, originally pp. of afray "frighten," ... A rare case of an adjective that never stands before a noun. Because it was used in A.V. Bible,

it acquired independent standing and thrived while affray faded, chasing out the once more common afeard... (Испуганный - 1330, изначально past participle от afray «пугать». Редкий случай прилагательного, которое никогда не стоит после существительного. Поскольку оно встречается в Библии, оно приобрело независимое положение и высокую частотность употребления, тогда как affray (нарушение общественного порядка, скандал, драка) выходило из употребления, как и более широко распространенное ранее afeard).

С конца XVII в. (Новое время) развитие общества характеризуется, как известно, интенсивным развитием науки. Концептуализация эмоций в научной картине мира в отличие от их наивного, народного осмысления не обладает ярко выраженной этноспецифичностью. Научная картина мира, в отличие от наивной, представляет собой достаточно четко дефини-руемую понятийную систему, обслуживаемую специальным терминологическим языком. В этот период возникает необходимость строгого различения значений терминов. Фундаментальное понимание социальных феноменов и научные изыскания приводят к тому, что профессионалы стремятся к созданию единого универсального понятийно-терминологического аппарата во многих областях знаний, в том числе и в психологии, занимающейся, в частности, изучением эмоций человека.

Если наивная картина мира строится преимущественно на мифолого-мистико-архети-пических представлениях человека об окружающей его действительности, на конкретном практическом знании мира, то фундаментом научной (хронологически вторичной) картины мира служит эмпирико-теоретический тип знания. Ее носители обращаются к абстракциям, пользуются обобщенными, а не обязательно конкретными понятиями.

Рассмотрим несколько примеров: Anguish -c.1220, "acute bodily or mental suffering," from O.Fr. anguisse "choking sensation," from L. angustia "tightness, distress," from ang(u)ere "to throttle, torment". (1220, от старофранцузского anguisse «чувство удушья».) Anguish - extreme pain, distress, or anxiety ; severe mental or physical pain or suffering ;

unbearable pain or suffering, esp. psychological . (сильнейшая боль, острое страдание, беспокойство, особенно душевное, ментальное).

Grim - ME

Grim - ghastly, repellent, or sinister in charac-ter; worried or worrying, without hope: very unpleasant or ugly ; very serious or gloomy; forbidding, horrifying, depressing, or unappealing (мрачный, беспокойный, жестокий, страшный, беспощадный, зловещий).

Horror - c.1375, from O.Fr. horreur, from L. horror "bristling, roughness, rudeness, shaking, trembling," from horrere "to bristle with fear, shudder," from PIE base *ghers- "to bristle" (с 1375 (ME/NE). Среднеанглийское horrour, от старофранцузского horreur, из латинского horror «ощетиниться, сердиться; грубость; дрожание, тряска» < horrgre, «дрожать, содрагаться, быть наполненным страхом») . Horror - painful and intense fear, dread, or dismay; intense aversion or repugnance ; an intense feeling of fear, shock, or disgust, intense dismay . (ужас, тревога, страх, отвращение, смятение).

Семантика этих слов служит примером того, как практическое знание мира обобщается и абстрагируется. Благодаря действию механизмов семантической деривации, лексемы, изначально номинировавшие физические состояния и действия, начинают «оязыковлять» эмоции: «острое физическое страдание», «чувство удушья» ^ «мучиться» вообще, в том числе ментально; «громко и гневно реветь, рычать» ^ «быть страшным, жестоким» и даже «беспощадным и зловещим»; «ощетиниваться, трястись» ^ «испытывать ужас, страх, тревогу».

Таким образом, вторичная номинация - метафора и метонимия - играет большую роль в экспликации концепта «отрицательные эмоции», что объясняется, с одной стороны, скудностью прямых обозначений психического мира человека в любом языке, а с другой - архетипностью познавательной деятельности человека.

Приведенные выше примеры свидетельствуют о том, что в основе современных

обозначений эмоций лежат переносы наименований физиологических реакций организма человека, физических действий человека, явлений природы, а также мифологических образов на психическую деятельность человека.

Обобщая вышесказанное можно отметить, что характерной чертой концепта «отрицательные эмоции» в древнеанглийский период было наличие диффузных, нечетких номинаций эмоций ввиду наличия у архаичного человека сознания, не дифференцирующего объективную действительность, ее физические проявления и действительность субъективную, существующую, например, в форме эмоций. Эмоции мыслились как реально существующие субстанции. Одно и то же слово в древнеанглийском языке номинирует физическую, физиологическую и психологическую формы бытия.

В среднеанглийский период актуальными остаются многочисленные языковые номинации диффузного свойства. Слова, обозначающие поведенческую реакцию человека, соматический, физический аспект, могут в то же время номинировать и эмоцию, и черту характера человека, т. е. «оязыковлять» психический аспект.

Триадный культурный концепт «страх -грех - вина» является неотъемлемым атрибутом того времени. Страх, соотносясь с чувством вины и греха, активно и успешно культивируется церковью. Благодаря этому в английском языке появляется большое количество новых слов, номинирующих данное чувство.

В новоанглийский период начинает преобладать эмпирико-теоретический тип знания, а потому человек обращается к абстракциям, пользуется обобщенными, а не конкретными понятиями. Концептуализация эмоций в научной картине мира не обладает ярко выраженной этноспецифичностью, разрабатывается понятийная система с определенным набором специальных терминов, обозначающих различные эмоции.

В настоящее время главным источником появления новых номинаций эмоций выступает вторичная номинация - метафора и метонимия, являющаяся результатом познавательной деятельности человека, следствием освоения им окружающего мира.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Зайкина С. В. Эмоциональный концепт «страх» в английской и русской лингвокультурах. Волгоград, 2004.

2. КрасавскийН. А. Динамика эмоциональных концептов в немецкой и русской лингвокультурах: Аавтореф. дис. ... д-ра филол. наук. Волгоград, 2001. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http//www.vspu.ru

3. Новый англо-русский словарь / В. К. Мюллер, В. Л. Дашевская, В. А. Каплан и др. 4-е изд., стер. М.: Рус. яз., 1997.

4. Шаховский В. И. Лингвокультурология эмоций. Волгоград, 2004.

5. Шаховский В. И. Национально-культурная специфика эмоций // Тетради переводчика. Вып. 23. М., 1989.

6. Шаховский В. И. Эмоции - мотивационная основа человеческого сознания // Языковое бытие человека и этноса. Вып. 6. М.; Барнаул, 2003.

7. Электронный этимологический словарь. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: www.etymonline.com.

8. Cambridge Advanced Learner"s Dictionary: http://dictionary.cambridge.org

9. Compact Oxford English Dictionary: http://www/askoxford.com

10. Dictionary.com Unabridged (v 1.1) Based on the Random House Unabridged Dictionary, Random House, Inc. 2006: http://dictionary.reference.com

11. Merriam Webster Dictionary: http://www.merriam-webster.com/dictionary/anguish

12. Middle English Dictionary - University of Michigan Digital Library Production Service: http://quod.lib.umich. edu/cgi/c/collsize/collsize?summ=all

13. T. Bosworth Old English Dictionary -http://beowulf.engl.uky.edu/~kierman/BT/bosworth.htm

14. The American Heritage Dictionaryof the English Language, Forth Edition Copyright, 2006 by Houghton Miffin Company. Published by Houghton Mifflin Company: http://dictionary.reference.com

15. Webster"s New World Dictionary of American English. Third College Edition. Updated Edition 1994. New York, Prentice Hall.

16. Wordsmyth.Explore.Discover.Create: http://www.wordsmyth.net

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Размещено на http://www.allbest.ru/

КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИЯ НЕГАТИВНЫХ ЭМОЦИЙ В МИФОЛОГИЧЕСКОМ И СОВРЕМЕННОМ ЯЗЫКОВОМ СОЗНАНИИ (на материале русского, польского и чешского языков)

С тефанский Евгений Евгеньевич

10.02.19 - теория языка

Волгоград - 2009

Работа выполнена в Негосударственном образовательном учреждении высшего профессионального образования «Самарская гуманитарная академия».

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор Вадим Викторович Дементьев (Саратовский государственный университет им. Н.Г.Чернышевского),

доктор филологических наук, доцент Андрей Иванович Изотов (Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова)

доктор филологических наук, профессор Андрей Владимирович Олянич (Волгоградская государственная сельскохозяйственная академия)

Ведущая организация -

Кемеровский государственный университет.

Защита состоится «3» июля 2009 г. в 10.00 ч. на заседании диссертационного совета Д 212. 027. 01 в Волгоградском государственном педагогическом университете по адресу: 400131, г. Волгоград, пр. им. Ленина, 27.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Волгоградского государственного педагогического университета.

Ученый секретарь

диссертационного совета

кандидат филологических наук,

доцент Н.Н. Остринская

Общая характеристика работы В настоящей версии автореферата, предназначенной для размещения на сайте, по техническим причинам польские и чешские примеры даны в упрощенной орфографии (без диакритических знаков).

Настоящее исследование выполнено в русле лингвокультурологии. Его объектом являются концепты, обозначающие негативные эмоции в русской, польской и чешской лингвокультурах. Предмет изучения - лингвокультурные характеристики указанных концептов в мифологическом и современном языковом сознании.

Актуальность темы диссертационного исследования определяется следующими моментами.

Лингвокультурное моделирование концептов является одним из наиболее активно развивающихся направлений современного языкознания. Вместе с тем многие вопросы в лингвоконцептологии относятся к числу дискуссионных, в частности соотношение концептов и ключевых идей лингвокультуры, динамика развития концептов, их вариативность.

Мифологический пласт лингвокультуры через подсознательные структуры определяет коммуникативное поведение наших современников. Выявление древнейших ментальных структур в языковой картине мира, которая выражается в разных типах современной коммуникативной практики, остается одной из нерешенных задач лингвоконцептологии.

Изучение и описание эмоций находится в центре интересов антропологической лингвистики, эмотивная лингвистика является интегративной областью гуманитарного знания, синтезируя в себе достижения психологии, этнологии, социологии, философии, литературоведения и языкознания. Однако в науке о языке лишь фрагментарно представлены характеристики эмоциональных концептов в славянских картинах мира.

В основу выполненного исследования положена следующая гипотеза : эмоциональные концепты формируют эмоциональную картину мира, отражающую аксиологические приоритеты в национальной картине мира; эти приоритеты существуют в каждой языковой картине мира в виде ключевых идей; многие эмоциональные концепты, существующие в современных языковых картинах мира, представляют собой унаследованные из мифологического сознания ментальные структуры, своеобразно переосмысленные в каждой национальной лингвокультуре и актуализирующиеся в национальном сознании в определенных социальных условиях.

Цель исследованиясостоитв моделировании эмоциональных негативных концептов в русской, польской и чешской лингвокультурах с выходом на структуры мифологического сознания, обусловившие их формирование и вербализацию.

Данная цель предполагает решение следующих задач :

Провести системный лингвокультурологический анализ эмоциональных концептов с негативным значением в трех языковых культурах, выявляя концепты, лингвоспецифичные для отдельных лингвокультур, а также особенности вербализации концептов со сходным семантическим содержанием;

Выявить структуры мифологического сознания, обусловившие формирование данных концептов;

Исследовать функции эмоциональных концептов в художественном дискурсе; выявить разноуровневые языковые средства, с помощью которых передается та или иная эмоция; рассмотреть культурные сценарии реализации рассматриваемых концептов и их национальное своеобразие;

Установить доминантные черты, обусловившие своеобразное функционирование эмоциональных концептов в исследуемых лингвокультурах.

Методологической базой данного исследования является положение о диалектической взаимосвязи языка, познания и человеческой культуры, их взаимной обусловленности. В основу работы положены доказанные в научной литературе тезисы о сущности языковой картины мира, о концептах как ее единицах, о взаимосвязи когнитивного и лингвокультурного моделирования концептов, о роли эмоций в познании и коммуникативной практике, о сохранении рудиментов мифологических ментальных структур в современном сознании и семиотических системах (Агранович, Рассовская 1989, 1992; Агранович, Саморукова 1997, 2001; Алефиренко 2002, 2003, 2006; Антология концептов 2007; Бабаева, 2003; Брагина 2007; Базылев 2000; Бородкина 2004; Будянская, Гуревич 1972; Мягкова 1999; Бутенко 2006;Вежбицкая 1996, 2001; Волостных 2007; Воркачев 2003, 2004, 2007; Голованивская 1997; Гудков, 2003; Дунина 2007; Анна Зализняк 2006; Заяц 2006; Калимуллина 2006; Карасик, 2002, 2007; Кириллова 2007; Колесов 2000, 2004, 2006; Колшанский 1990; Корнилов 1999; Красавский 2001; Красных, 2002, 2003; Ларина 2004; Маркина 2003; В. Маслова 2004, 2007; Мелетинский 1976, 1994; Мечковская 1998, 2004; Мягкова 2000; Пивоев 1991; Пименова, 1999, 2004, 2007; Погосова 2007; Покровская 1998; Попова, Стернин, 2001, 2006; Скитина 2007; Слышкин, 2004; Степанов, 1997; Тер-Минасова 2000, 2007; Шаховский, 1987, 2008; Anatomia gniewu 2003; Bednarikova 2003; Borek 1999; Danaher 2002; Jakubowicz 1994; Jezyk a kultura 2000; Karlikova 1998 2007; Krzyzanowska 2006, 2007; Mikolajczuk 2003, Przestrzenie leku 2006; Siatkowska 1989, 1991, Spaginska-Pruszak 2005; Wierzbicka 1971, 1990; Wyrazanie emocji 2006).

Методы анализа языковой картины мира, использованные в работе, базируются на принципах, касающихся соотношения научной и языковой картины мира, выработанных Ю.Д.Апресяном и его школой (см. Апресян 1995). В процессе анализа используются подходы к исследованию славянских языковых моделирующих семиотических систем, разработанные Вяч. Вс. Ивановым и В.Н Топоровым (Иванов, Топоров 1965), процедуры реконструкции картины мира, разработанные авторами монографии «Роль человеческого фактора в языке. Язык и картина мира» (1988), и учитываются сформулированные В.И.Карасиком (см. Карасик 2002) онтологические характеристики языковой картины мира. Одним из важнейших инструментов анализа является сформулированное Анной А.Зализняк, И.Б.Левонтиной и А.Д.Шмелевым (2005) понятие «ключевые идеи языковой картины мира», а также введенное В.Ю.Михайлиным (2000, 2001) понятие «социальной матрицы». Указанные методологические принципы лежат в основе комплексной методики описания материала. Для решения поставленных задач использованы общенаучные методы - наблюдение, анализ, синтез, сравнение, моделирование, интроспекция, а также частные лингвистические методы компонентного, контекстуального, дискурсивного, этимологического анализа. лингвокультура эмоциональный концепт чешский

Новизна поставленных задач потребовала уточнения ряда перечисленных частных лингвистических методов и приемов. Так, этимологический анализ дополнен анализом ментальных мифологических структур, который должен семантически объяснить ту или иную этимологию. Такой подход был разработан в совместной с С.З.Агранович монографии «Миф в слове: продолжение жизни» (2003). Для контекстуального анализа в работе привлекаются параллельные художественные тексты, использование которых дает возможность исследователю установить соответствия между языками и типичные контексты (вплоть до мельчайших деталей), в которых употребляются те или иные имена эмоций. При дискурсивном анализе повести А.И.Куприна «Поединок» в рамках новой научной парадигмы применен сравнительно-исторический подход. Его цель состоит в выявлении древнейших ментальных структур, которые, существуя в дискурсе повести в виде «социальной матрицы», во многом определяют эмотивное поведение героев.

В качестве материала для исследования использованы параллельные художественные тексты: трехъязычные (прозаические произведения А.Пушкина, роман М.Булгакова «Мастер и Маргарита» и их переводы на польский и чешский языки, а также цикл рассказов М.Кундеры «Смешные любови» и его переводы на русский и польский языки), двухъязычные (произведения русских писателей И.Бабеля, И.Бунина, А.Куприна, А. Чехова и их переводы на польский язык, а также произведения Н.Гоголя и их переводы на чешский язык; проза польских писателей Б.Пруса, Г.Сенкевича, Е.Сосновского и ее переводы на русский язык; романы М.Кундеры и Я.Гашека и их переводы на русский язык). Кроме того, привлекались стихи А.Пушкина, проза М.Салтыкова-Щедрина, М.Горького, М.Шолохова, Ю.Олеши, А.Н.Толстого, В.Войновича, Ю.Полякова, а также извлеченные из русского, польского и чешского сегментов Интернета фрагменты текстов преимущественно публицистического характера.

В работе использовались также материалы толковых, исторических и этимологических словарей русского, польского и чешского языков.

В качестве единицы анализа рассматривался текстовый фрагмент, в котором выражен один из анализируемых эмоциональных концептов.

Научная новизна исследования заключается в том, что в нем впервые комплексно (с позиций системной лингвокультурологии и дискурсивного анализа) изучены эмоциональные концепты с негативным значением в русской, польской и чешской лингвокультурах; впервые подобный синхронный лингвокультурологический анализ сопровождается моделированием мифологических ментальных структур, существующих в современном сознании в виде «социальной матрицы»; впервые в процессе анализа установлены доминантные черты эмоциональных картин мира в исследуемых лингвокультурах, определяемые ключевыми идеями каждой из языковых картин мира.

Теоретическая значимость исследования состоит в том, что она вносит вклад в развитие лингвокультурологии, характеризуя репрезентацию эмотивности в близкородственных языках. Теоретические результаты и уточненные с учетом целей работы методы исследования, подходы к описанию концептов и приемы могут быть использованы при исследовании и других концептосфер в разных лингвокультурах. Опыт моделирования мифологических ментальных структур может быть применен при исследовании других сфер мифологического сознания.

Результаты, полученные в процессе исследования, могут обогатить смежные с лингвистикой области знаний: психологию, литературоведение, этносоциологию.

Практическая значимость исследования заключается в том, что его результаты могут быть использованы при чтении вузовских курсов по общему и сопоставительному языкознанию, лингвокультурологии, психолингвистике, литературоведению, а также в процессе преподавания русского, польского и чешского языков как иностранных. Теоретические выводы и фактический материал представляют ценность для лексикографической работы - при создании толковых словарей, словарей психологических терминов (в том числе двуязычных и многоязычных), а также словарей нового типа - на стыке лингвистики, литературоведения и психологии.

Апробация работы . Основные положения, а также выводы по отдельным проблемам неоднократно докладывались на научных конференциях:

Международных: «Аксиологическая лингвистика: проблемы и перспективы» (Волгоград, 2004); «Компаративистика: Современная теория и практика» (Самара, 2004); «Научные традиции славистики и актуальные вопросы современного русского языка» (Самара, 2006); XXXV международной филологической конференции СПбГУ (Санкт-Петербург, 2006); на конференции, посвященной 1900-летию города Силистра (Силистра, Болгария 2006); «Диахрония в исследованиях языка и дидактике высшей школы» (Лодзь, Польша, 2006); «Русский язык: исторические судьбы и современность: III Международный конгресс исследователей русского языка» (Москва, МГУ, 2007); «В.А.Богородицкий: научное наследие и современное языковедение» (Казань, 2007); «Современная филология: актуальные проблемы, теория и практика: II Международная научная конференция» (Красноярск, 2007); «Русистика и современность: X международная научно-практическая конференция» (Санкт-Петербург, РГПУ им. А.И.Герцена, 2007); «Братиславские встречи 2007» (Братислава, Словакия, 2007); «Lingua rossica et communicatio… 2007» (Острава, Чехия, 2007), «Межкультурные диалоги. 50 лет тимишоарской славистики: Международный научный симпозиум» (Тимишоара, Румыния, 2007);

Всероссийской: «Русский язык и литература рубежа XX-XXI веков: специфика функционирования» (Самара, 2005);

Межвузовских и вузовских: «Смех в литературе: семантика, аксиология, полифункциональность» (Самара, 2003); на ежегодной научной конференции преподавателей и сотрудников Самарской гуманитарной академии (Самара 2005, 2006, 2007).

На защиту выносятся следующие основные положения :

1. Ритуализации жизни первобытного человека во многом способствовали многочисленные источники различных простейших эмоций (например, страха и гнева). Ритуал должен был, с одной стороны, социализировать эти эмоции, подчинив их интересам нарождающегося человеческого общества, а с другой - в определенные моменты нивелировать их. Накапливая, консервируя и передавая информацию о складывающейся в коллективном сознании нарождающегося человеческого общества картине мира, ритуал формировал и новые, чисто человеческие, эмоции (в частности, срама, стыда, печали).

2. Основанная на многочисленных бинарных оппозициях мифологическая картина мира передавала эмоционально-ценностное отношение общества к тем или иным явлениям окружающего мира, в конечном счете противопоставляя обитаемый человеческий космос хтоническому хаосу, несущему смерть. Эти представления о хаосе отразились в именах эмоций типа русск. смущение, смятение, польск. smutek, smetek, чешск. smutek, zarmutek.

3. На основе ритуала жертвоприношения возник миф о сотворении мира первосуществом из кусков собственного тела. Этот жестокий, лютый акт расчленения, разрубания тела каменным ножом или топором был одновременно и животворящим актом структурирования, организации обитаемого человеческого мира. На основе данных мифо-ритуальных практик возник древнейший эмоциональный концепт *ljutostь, обозначавший синкретическую, нерасчлененную эмоцию жестокости-жалости, имя которой восходит к и.-е. *leu- `камень". Этот синкретизм семантики слов, восходящих к корню *ljut, до сих пор в той или иной степени ощущается во всех славянских языках.

4. В мифах творения хаос, связанный с подземным миром (так же, как и вышедшие из этого мира сверхъестественные хтонические существа), становится источником иррационального страха. В языке концептуализируется безотчетный страх как следствие вселения в человека сверхъестественных хтонических существ - страхов.

5. Основополагающие пространственные концепты (например, черты, границы, линии, межи, рубежа, ограды) в мифах творения актуализируются и приобретают сакральный смысл как ритуально непреодолимые препятствия между своим и чужим, природой и культурой - в конечном счете между хаосом и космосом. Одновременно формируется такая мифологическая фигура, как трикстер, - демонически-комический дублер культурного героя, наделенный чертами плута, озорника, стремящийся нарушить эту границу. Двойственность, амбивалентность фигуры трикстера породила многочисленные имена эмоций (и соотносящиеся с ними названия действий и признаков) со значением гнева, имеющие синкретические, нерасчлененные позитивно-негативные ценностные характеристики.

6. Семантическим аналогом хаоса в традиционной культуре была пустота. Семантический компонент пустоты, имеющийся в русск. тоска, польск. tesknota, чешск. stesk (который возник вследствие этимологической связи этих слов с тощий и тщетный), отражает семиотику пустоты, возникающую в социуме вследствие смерти одного из его членов. Присутствующая в их значении сема `сжатие" (благодаря этимологическому родству данных лексем с тискать) маркирует и семантику иррационального страха, неизбежно возникавшего у индивида в результате «прорыва» хтонической пустоты в «культурное пространство» вместе со смертью близкого человека. В синтаксисе современного польского языка отражена эта связь двух миров, возникающая в результате тоски. Польск. tesknota сочетается с предложно-падежной формой za + Т.п., в результате объект тоски предстает как расположенный за некой чертой, в ином мире.

7. С возникновением личного пространства (города, двора, дома) все внешнее по отношению к нему также осмысливается как хаос. «Чужой», связанный с силами хаоса, мог нанести вред даже взглядом, направленным из-за границ «культурного пространства». Под влиянием этой веры в «дурной глаз» понятие зависти вербализовалось в русском, польском и чешском языках в лексемах зависть / zawisc / zavist, мотивированных глаголами зрения.

8. В современных чешской и польской лингвокультурах, как лингвокультурах западных, принадлежащих к группе Slavia Latina, в проявлении большинства негативных эмоций доминирует личностное начало, тогда как в русской лингвокультуре, принадлежащей к группе Slavia Orthodoxa, проявления большинства указанных эмоций определяются приоритетом коллективизма. Эти ментальные особенности - игнорирование личностного мышления (у русских) и приоритет личности (у поляков и чехов) - можно рассматривать в качестве одной из ключевых идей, повлиявших на эмоциональную картину мира в соответствующих лингвокультурах.

9. Культурный сценарий эмоции может выполнять в художественном дискурсе сюжетообразующую роль, оказываясь своеобразной «пружиной», движущей сюжет этого произведения, либо, вступая в противоречие с поведением героев, порождать конфликт литературного произведения.

10. Дискурсивный анализ эмоциональных концептов дает возможность рассмотреть в диахронии ментальные структуры, сохраняющиеся на периферии коллективного сознания в виде социальной матрицы и актуализирующиеся в определенные моменты исторического развития или в отдельных субкультурах.

Структура работы . Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованной литературы.

Основное содержание работы

Во Введении определяются объект, предмет, цель и задачи предпринятого исследования, обосновывается актуальность и научная новизна работы, доказывается ее теоретическая значимость и практическая ценность, формулируются выносимые на защиту основные положения, называются общенаучные и лингвистические методы, использованные в диссертации, определяется материал исследования.

В главе I «Эмоциональная картина мира и подходы к ее исследованию » рассматриваются важнейшие теоретические положения, связанные с изучением эмоциональной картины мира в современной лингвокультурологии, и возможные подходы к ее анализу.

Эмоциональная составляющая выполняет основополагающую роль в формировании как мифологической, так и современной картин мира.

«Мифологическое сознание, - отмечает В.М.Пивоев, - поначалу не столько “сознание” (совместное знание, обмен знаниями), сколько совместное переживание коллективных эмоций и представлений необыкновенной внушающей и заражающей силы». Исследователь полагает, что такая эмоциональность мифологического сознания объясняется тем, что сам миф является формой объективации «результатов эмоционально-ценностного освоения мира, объективной природно-социальной среды в одной из знаковых систем» (Пивоев 1991: 40).

Аналогично, по словам А.Я.Гуревича, многие категории средневековой культуры (в частности, время и пространство) воспринимаются сознанием не как нейтральные координаты, а как могущественные таинственные силы, поэтому они эмоционально-ценностно насыщены: время, как и пространство, может быть добрым и злым, благоприятным для одних видов деятельности и опасным и враждебным для других (Гуревич 1972: 29). Таким образом, эмоциональная картина мира отражает ценностные приоритеты в национальной картине мира.

Возникновение языка как семиотической системы стало мощным фактором формирования картины мира. «Язык, - пишет А.Я.Гуревич, - не только система знаков, он воплощает в себе определенную систему ценностей и представлений» (Гуревич 1972: 116). По мысли Е.В.Петрухиной, «в языке запечатлена наиболее существенная и важная часть этих общих представлений, поэтому говорят о языковой картине мира, которая выступает как своего рода “коллективная философия”, - язык ее “навязывает” в качестве обязательной всем носителям этого языка. Вот почему считается, что язык дает важные сведения о специфике национального мировосприятия и национального характера» (Петрухина 1: www). Как подчеркивает В.И.Шаховский, «именно язык формирует эмоциональную картину мира представителей той или иной лингвокультуры» (Шаховский: www).

Если под картиной мира понимается обычно «сетка координат», при посредстве которых люди воспринимают действительность и строят образ мира, существующий в их сознании» (Гуревич), то языковую картину мира принято определять как «исторически сложившуюся в обыденном сознании данного языкового коллектива и отраженную в языке совокупность представлений о мире, определенный способ концептуализации действительности» (Анна А. Зализняк).

Академиком Ю.Д.Апресяном и его школой сформулированы два важнейших методологических положения, касающихся соотношения научной и языковой картин мира: 1) картина мира, предлагаемая языком, отличается от «научной», в языковой картине мира отражается «наивная картина мира»; 2) каждый язык «рисует» свою картину, изображающую действительность несколько иначе, чем это делают другие языки.

Языковая картина мира создается как посредством языковых единиц (лексико-фразеологических, образных, фоносемантических), так и с помощью функциональных и дискурсивных средств языка (З.Д.Попова, И.А.Стернин).

В современной лингвистике выработались многочисленные подходы к исследованию языковой картины мира.

Во-первых, это реконструкция системы представлений о мире, отраженных в том или ином языке.

Во-вторых, это тесно связанный с ней анализ лингвоспецифичных концептов, дающих ключ к пониманию соответствующей культуры.

Анна А.Зализняк, И.Б.Левонтина и А.Д.Шмелев называют такие концепты ключевым идеями языковой картины мира. По их мнению, «то, что некоторая идея является для данного языка ключевой, подтверждается, с одной стороны, тем, что эта же идея повторяется в значении других слов и выражений, а также иногда синтаксических конструкций и даже словообразовательных моделей, а с другой стороны - тем, что именно эти слова хуже других переводятся на иностранные языки».

В.В. Красных оперирует понятием код культуры , понимая его как «сетку», которую культура «набрасывает» на окружающий мир, членит, категоризирует, структурирует и оценивает его. «Коды культуры, - замечает исследовательница, - соотносятся с древнейшими архетипическими представлениями человека». В.В. Красных выделяет целый ряд кодов культуры (соматический, пространственный, временной, предметный, биоморфный, духовный), отмечая, что коды культуры универсальны по своей природе, но удельный вес каждого из них детерминирован определенной культурой (Красных 2002: 232-233).

Д.Б.Гудков и М.Л.Ковшова полагают, что в основе кода культуры лежит миф. Например, в основе зооморфного кода лежит «животный» миф, согласно которому мир животных тождествен миру людей, те или иные качества животных являются воплощением человеческих качеств, мир животных организован по принципам социальной иерархии (Гудков, Ковшова 2007: 71).

О.А.Корнилов называет коды культуры вербализованной системой «матриц», в которых запечатлен национальный способ видения мира, формирующий и предопределяющий национальный характер. Анализу одной из таких социальных матриц - «песье-волчьей» маргинальности, определявшей в том числе и эмотивное поведение членов первобытных охотничье-воинских коллективов, - посвящены работы В.Ю.Михайлина (см. Михайлин 2000, 2001). Автор убедительно показывает, как в определенных социально-исторических условиях или в некоторых субкультурах происходит актуализация данной матрицы.

В-третьих, это концептуальный анализ, т.е. выявление типичных метафорических моделей, представляющих те или иные абстрактные понятия.

Анализом языковой картины миры занимаются многие направления современной лингвистики: лингвокультурология, когнитивная лингвистика, этнолингвистика, психолингвистика, этнопсихолингвистика, гендерная лингвистика.

В рамках антропоцентрической научной парадигмы, сложившейся на рубеже XX и XXI веков, сформировались два научных направления: лингвокультурология, изучающая язык как носитель определенной национальной ментальности, и когнитивная лингвистика, рассматривающая отражение в языке познавательных процессов. Объектом исследования в когнитивной лингвистике является концепт. Ю.С.Степанов определяет концепт как «сгусток культуры», в виде которого она входит в ментальный мир человека. Из концептов той или иной культуры, словно из мозаики, складывается концептосфера определенного языка, рисующая национальную картину мира.

Для более достоверного анализа языковой картины мира при психолингвистическом подходе А.А.Залевская предлагает разграничивать два пути переработки одного и того же исходного материала. С одной стороны, формирование у индивида системы концептов и стратегий пользования ими путем переработки и упорядочения речевого опыта, с другой - выведение системы конструктов и правил их комбинирования через метаязыковую деятельность лингвиста, включающую анализ, систематизацию и описание языкового материала.

Н.В. Уфимцева описывает подход к исследованию языкового сознания славян с позиций этнопсихолингвистики, когда образы сознания одной национальной культуры анализируются в процессе контрастивного изучения с образами сознания другой культуры. Основным инструментом исследования при таком подходе оказывается широко используемая в психологии и психолингвистике методика свободного ассоциативного эксперимента. Созданный в результате такого эксперимента «Славянский ассоциативный словарь» позволяет, по мнению Н.В. Уфимцевой, по-новому посмотреть на различия и сходства в образах мира славян и на проблему славянской общности.

Гендерный подход к изучению языковой картины мира в русском и английском языках разработан А.А. Гвоздевой. Результаты, полученные ею, весьма интересны. Так, по ее данным, типичные дифференциальные признаки женских и мужских языковых картин мира являются проявлением гендерных поведенческих стереотипов.

Нередко эти направления сближаются между собой. В славистике при контрастивном исследовании языковых картин мира это сближение особенно ярко проявляется между когнитивной лингвистикой и этнолингвистикой.

Современная наука активно обращается к изучению мифа и ритуала как знаковых систем, предшествовавших языку, и к мифологическим ментальным структурам, которые в трансформированном виде сохраняются в современном сознании, «законсервированы» в различных языковых единицах и актуализируются в определенных социально-психологических условиях.

Объяснению ритуальной символики, семиотики древнейших невербальных знаковых систем и отражению их в языке посвящены работы Н.Б.Мечковской (1998, 2004). «Семантический инвариант ритуала, - подчеркивает исследовательница, - состоит в воспроизведении миропорядка; назначение ритуала - в стабилизации жизни, в том, чтобы обеспечить воспроизведение сложившихся норм в будущем». Одновременно ритуал был «закрепленной в действиях и словах картиной мира». Он регламентировал поведение людей в критических, переходных обстоятельствах. По мысли автора, и в современном обществе поведенческие коды нередко опираются на традицию и чаще всего аксиологичны (оценочны) и поэтому «плавно переходят в этику с ее оценками решений и поступков людей по шкале “хорошо - плохо”» (Мечковская 2004: 279-297).

Рассматривая этноязыковое кодирование смысла в зеркале культуры, Н.Ф.Алефиренко подчеркивает важность определения архетипов архаического мышления для лингвокульторологических исследований . «Устойчивые модели семиотизации объектов культуры, - пишет ученый, - возникают и укрепляются в сфере бытовых и социальных отношений. Такие модели служили формой культурного освоения мира в наиболее древние эпохи человеческой истории» (Алефиренко 2002: 73).

Анализируя мифологические истоки образности восточнославянской идиоматики, исследователь полагает, что «мифопоэтическая система ономатопоэтической образности идиом может быть представлена в единстве взаимосвязанных между собою парадигм: а) конструирования первобытного представления об устройстве мира (К.Леви-Стросс); б) реконструкции зафиксированного в дискурсивных идиомах мифопоэтического архетипа (М.Элиаде); в) лингво-прагматического моделирования сакрального и светского мировосприятия (В.В.Иванов и В.Н.Топоров); г) семиотического описания системы кодирования обыденного поведения славян по данным современной идиоматики» (Алефиренко: 2002: 296). Думается, что перечисленные в работе Н.Ф.Алефиренко парагдигмы применимы не только к исследованию фразеологических единиц, но и к анализу концептов.

Лингво-прагматическое моделирование сакрального и светского мировосприятия на основе бинарных оппозиций предложено в классическом труде Вяч. Вс. Иванова и В.Н.Топорова, посвященном славянским языковым моделирующим системам, в основе которых лежит ценностный признак (см. Иванов, Топоров 1965).

Изучение этнографии, стереотипов традиционной культуры (в т. ч. зафиксированных в языке) и объяснение их через миф, ритуал, фольклор становятся предметом изучения этнолингвистов и этнографов (Е.Бартминьский и его школа, Н.И. и С.М.Толстые и их школа, А.К.Байбурин, А.Гейштор и др.).

К древнейшим «социальным матрицам», актуализирующимся в современной культуре, обращаются литературоведы (С.З.Агранович, В.Ю.Михайлин). Важнейшая методологическая предпосылка таких исследований заключается в том, что «история произведения (до его рождения) включает в себя, прежде всего, процесс формирования основных мировоззренческих представлений человечества с древнейших времен» (см. Агранович, Рассовская 1992).

Огромный пласт современных исследований эмоциональной картины мира связан с исследованием эмотивности (Ю.Д.Апресян, Е.Ю.Мягкова, В.И.Шаховский) и эмоциональных концептов.

Ю.Д.Апресян выделяет пять фаз в развитии (сценарии) эмоций:

1. Первопричина эмоции - обычно физическое восприятие или ментальное созерцание некоторого положения вещей.

2. Непосредственная причина эмоции, как правило, интеллектуальная оценка этого положения вещей как вероятного или неожиданного, желательного или нежелательного для субъекта.

3. Собственно эмоция, или состояние души, обусловленное положением вещей, которое человек воспринял или созерцал, и его интеллектуальной оценкой этого положения вещей.

4. Обусловленное той или иной интеллектуальной оценкой или собственно эмоцией желание продлить или пресечь существование причины, которая вызывает эмоцию.

5. Внешнее проявление эмоции (см. Ю.Д.Апресян 1995).

В.И.Шаховским разработана оригинальная концепция коннотации как семантического компонента языкового знака; проведена категоризация эмоций по типам языковых и речевых знаков, эмотивной семантики и ее компонентов; описано функционирование лексико-семантической системы языка при выражении эмоций, в отличие от их обозначения и описания; предложены понятия эмотивного текста и эмотивности текста; предложена гипотеза об эмоции как первопричине внутренней формы слова, о существовании эмоциональных концептов, их параллелях и контрастах на уровне межкультурного общения (см. Шаховский 1987).

Важнейшим инструментом анализа эмоциональной картины мира является анализ эмоциональных концептов. В отечественном языкознании существуют два основных подхода в понимании концепта - лингвокогнитивный (Е.С. Кубрякова, М.В. Пименова, Е.В. Рахилина, И.А. Стернин и др.) и лингвокультурный (В.И. Карасик, Н.А. Красавский, В.В. Красных, В.Т. Клоков, В.П. Нерознак, Н.Н. Панченко, Г.Г. Слышкин, А.Д. Шмелев и др.). В настоящей диссертации применяется лингвокультурный подход, вслед за В.И.Карасиком в концепте выделяются три стороны - понятие, образ и ценность (Карасик 2002).

Системные исследования эмоциональных концептов предпринимались на материале русского и немецкого языков (Н.А.Красавский), русского и французского языков (М.К.Голованивская); контрастивное изучение отдельных концептов выполнено в работах С.Г.Воркачева (на материале позитивных эмоций в русской и английской лингвокультурах), Е.В.Димитровой (на материале концепта «тоска» в русской и французской лингвокультурах), Е.А.Дженковой (на материале концептов «вина» и «стыд» в русской и немецкой лингвокультурах) и другими. Российскими славистами исследованы различные аспекты эмотивности в славянских языках (см. работы Ю.А.Каменьковой, Н.Клочко и др.). Исследование эмоциональных концептов в разных лингвокультурах активно ведется лингвистами в славянских странах (см. работы Г.Карликовой, А.Миколайчук, А.Кшижановской, Э.Сятковской, Э.Енджейко, М.Борек, А.Спагиньской-Прушак и др.). Имена эмоций в диахронии исследовали В.В.Колесов, Л.А.Калимуллина, В.И.Чечетка, И.Г.Заяц, И.П.Петлева и др. Вместе с тем системных исследований эмоциональных концептов в нескольких славянских лингвокультурах не предпринималось.

Большую актуальность в современной науке приобретает изучение языков с позиций межкультурной коммуникации (см. работы А.Вежбицкой, С.Г.Тер-Минасовой, Д.Б.Гудкова, Н.Л.Шамне, В.И.Тхорика и Н.Ю.Фанян, В.А.Масловой, В.И.Шаховского, А. де Лазари и его междисциплинарной группы). Авторами данных исследований установлены важнейшие (в том числе и отражающиеся в языке) культурные измерения, отличающие русский менталитет от западного. Важнейшие среди этих измерений - приоритет коллективизма и повышенная эмоциональность в русской культуре в отличие от приоритета личности и рационализма в культуре западной.

Таким образом, эмоциональная картина мира в славянских языках представляется изученной недостаточно. Рассмотрение эмоциональных концептов в русской, польской и чешской лингвокультурах с выходом на мифологическую картину мира позволяет проанализировать генезис многих эмоций и их имен. Дискурсивный анализ дает возможность увидеть эмоции в динамике, а также рассмотреть роль древнейших ментальных структур, определяющих эмотивное поведение героев.

В главе II «Лингвокультурологический анализ эмоциональных концептов в русской, польской и чешской языковых культурах» проводится системное исследование концептов, обозначающих эмоции страха (в том числе таких его специфических проявлений, как стыд и срам, а также чувств позора и совести, выступающих в качестве особых «регуляторов» взаимоотношений между личностью и социумом), печали, гнева, а также ряда «этических» эмоций (досады, обиды, зависти, ревности и специфической чешской эмоции litost).

Анализ, предпринятый в данной главе, убедительно доказывает доминанту личностного начала в проявлении рассмотренных негативных эмоций в чешской и польской лингвокультурах , как лингвокультурах западных, принадлежащих к группе Slavia Latina, и приоритет коллективного начала, определяющего проявления данных эмоций в русской лингвокультуре .

Так, в русской, польской и чешской лингвокультурах сформировались концепты, обозначающие иррациональный, экзистенциальный страх , источники которого непонятны людям (см. таблицу 1). Однако в русской лингвокультуре рассматриваемый концепт получил словесное обозначение лишь на уровне психологической терминологии (см. плавающая тревога). В общеязыковом же употреблении лексема тревога представляется стилистически ограниченной (книжной). Таким образом, лингвоспецифичность данного концепта в русском языке заключается прежде всего в его обозначении стилистически ограниченной лексемой. Кроме того, на периферии русского языка рассматриваемый вид страха может быть обозначен грамматическими средствами - формой множественного числа страхи. Тем самым в русской лингвокультуре концептуализировались мифологические представления об аффекте иррационального страха как результате вселения в душу человека злых духов (страхов). Подобная концептуализация данного вида страха в русской лингвокультуре, причем на грамматическом уровне, свидетельствует о том, что в русской картине мира иррациональный страх воспринимается как болезнь, выходящая за рамки нормального поведения. Одновременно в русской языковой картине мира бульший удельный вес имеет страх перед социумом, выступающий как регулятор социальных отношений.

В чешской и польской лингвокультурах данный концепт вербализовался в виде общеупотребительных лексем (см. польск. lek, чешск. uzkost). Специфика польской и чешской лексем заключается в их внутренней форме. Чешское слово uzkost наиболее точно по форме, семантике и происхождению соответствует нем. Angst и другим обозначениям иррационального страха в романских и германских языках. Оно восходит к тому же индоевропейскому корню и мотивировано параметрическим прилагательным uzky `узкий". Польск. lek также этимологически связано с идеей сжатия. В польской картине мира обычному страху, имеющему видимые причины, противопоставлен не только иррациональный, но и надвигающийся страх. Это противопоставление ярко выражено как в центре польской системы (с помощью лексем strach - lek - trwoga), но и на ее периферии (с помощью слов przestrach, przerazenie - niepokoj). На этом фоне русский и чешский язык различают иррациональный и надвигающийся страх лишь на периферии (ср. русск. страхи - беспокойство; чешск. ulek - nepokoj, neklid). См. подробнее таблицу 1.

Таблица 1 Центральные и периферийные средства обозначения страха в русском, польском и чешском языках

Экзистенциальный страх характеризуется такими чертами, как безобъектность и иррациональность, детерминированность социально-психологическим опытом индивида и социума в целом, диффузность. Эти свойства прямо или косвенно отражаются в особенностях вербализации концептов, обозначающих данный вид страха. Так, безобъектность и иррациональность проявляются в том, что ситуация, в которой кем-либо овладевает экзистенциальный страх, может передаваться безличным предложением (см. Чудится, Видится), а если объект страха все же персонифицируется, то он обозначается местоимением среднего рода оно. Детерминированность социально-психологическим опытом индивида и социума в целом находит отражение как в многочисленных паремиях (вроде русск. В ком есть страх, в том есть и Бог; Всякий страх в доме хорош; польск. Jak trwoga, to do Boga), так и в этимологической связи некоторых лексем, обозначающих положительные моральные качества, со словами, передающими различные виды страха (см. польск. устар. bojazn `послушность, уважение, скромность", чешск. uzkostlivy `щепетильный, совестливый"). Диффузность проявляется в употреблении в контексте с лексемами, обозначающими экзистенциальный страх, слов, передающих и другие негативные эмоции.

Таким образом, страх перед необъяснимыми, потусторонними явлениями в польской и чешской лингвокультурах оказывается более важным. Именно на этом индивидуалистическом страхе зачастую концентрируется западная личность, оставляя на периферии социальные страхи. По-видимому, значительно большая употребительность и более богатый репертуар языковых средств со значением иррационального страха в польском и чешском языках (см. таблицу 1) объясняется нахождением этих языков в ареале Slavia Latina и, как следствие, влиянием немецкого и в целом западного менталитета с его вниманием к страху перед потусторонними силами и постоянной конкуренцией в обществе.

С этими различиями в проявлениях страха коррелируют особенности выражения эмоции гнева . В центре системы средств, передающих эмоциональное состояние гнева, в русском языке находятся четыре лексемы: гнев, ярость, злоба и злость, противопоставленные по двум линиям: с точки зрения ценностных характеристик и с точки зрения абстрактности-конкретности (см. таблицу 2). В результате в русской картине мира гнев, как и страх, оказывается средством регулирования социальных отношений: многие виды гнева имеют однозначно положительную ценностную характеристику (см. праведный гнев, ярость благородная). Параллельно для русской ментальности характерна положительная оценка различных проявлений авторитаризма, а также в определенных ситуациях и таких речевых практик, как мат. Различные формы агрессии (в том числе и с использованием обсценной лексики) в русской лингвокультуре позволяют поднять (по крайней мере, ситуативно) собственный социальный или психологический статус.

Таблица 2 Ядерные средства обозначения гнева в современном русском языке

	ГНЕВ Гл . гневаться (устар.), сердиться (иерархия: высший по отношению к низшему) Опр . благородный, праведный, справедливый	ЗЛОБА Семант . `чувство враждебности, недоброжелательности" Гл . злобствовать, озлобиться Прил . злобный Фр . затаить злобу, злоба душит, бессильная злоба Сочет . злобная улыбка, радость
Конкретно-чувственные, демонстратив-ные, импуль-сивные эмоции	ЯРОСТЬ Гл . устарели, прич. разъяренный Опр . благородная Этимолог . ярый `сексуально активный"	ЗЛОСТЬ Семант . `гнев, бешенство" Гл . злиться Прил . злой Фр . злость берет

В польской и чешской системах противопоставления, характерные для русского языка, выражены не столь четко. В чешском языке конкретно-чувственный полюс представлен лишь эмоцией zlost, а отчасти соотносящаяся с русск. ярость лексема zurivost из-за наличия в ее семантике значения психической болезни находится на грани центра и периферии чешской системы (см. таблицу 3).

Таблица 3 Ядерные средства обозначения гнева в современном чешском языке

	С позитивными ценностными характеристиками	С негативными ценностными характеристиками
Интеллектуа-льные, рацио-нальные эмоции	HN E V Гл. hnevat se (стилистич. неогранич., безотносит. к иерархии). Опр. spravedlivy, starozakonni, bozi	Гл. zlobit se
Конкретно-чувственные, демонстратив- ные, импуль-сивные эмоции	ZLOST Прил. zlostny - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
	1. `буйное помешательство" 2. `ярость" Опр. spravedlivaСочет. zachvat zurivosti Гл. zurit Прил . zurivy

В центре польской системы находятся лишь две лексемы - gniew и zlosc, причем даже по линии ценностных характеристик границы между ними достаточно зыбкие, поскольку gniew в польской лингвокультуре оценивается синкретически позитивно-негативно. И лишь на периферии польской системы этим лексемам, обозначающим прямую, естественную агрессию, противопоставляются лексические средства со значением косвенной или болезненной агрессии (см. таблицу 4).

Таким образом, в польской и чешской картине мира все конкретно-чувственные проявления гневавоспринимаются как аналог психического расстройства (см. польск. wscieklosc, szal, pasja, furia, чешск. zurivost, которые могут использоваться как для обозначения гнева, так и для описания психической болезни), а в польской лингвокультуре ни одна из эмоций гнева вообще не получает однозначно положительной характеристики. Одновременно в данных лингвокультурах гнев воспринимается как унижение личности.

Страх, связанный с сексуальными отношениями, выступает в изучаемых лингвокультурах в форме стыда (русск. стыд, польск. wstyd, чешск. stud) и сходного с ним лингвоспецифичного для русской лингвокультуры на фоне польской и чешской чувства срама. За пределами интимной сферы стыд может сосредоточиваться на страхе перед социумом.

Таблица 4 Ядерные средства обозначения гнева в современном польском языке (с примыкающей к ним периферией)

С позитивными ценностными характерис-тиками	С синкретичными негативно- позитивными ценностными характеристиками	С негативными ценностными характеристиками	Косвен-ная агрессия
		`злобность" Прил . zlosliwy
`негодование" Опр . swiete, sluszne	Гл. gniewac sie (стилистич. неогранич., безотносит. к иерархии) Опр . swiety, Bozy, sluszny, uzasadniony, uszlachetniony, sprawedliwy Сочет . hamowac, dusic, tlumic, powsciagac, opanowy-wac gniew; walczyc z gniewem	ZL O SC Прил . zly Гл . zloscic sie Фр . bezsilna zlosc Сочет . hamowac, dusic, tlumic, powsciagac, opanowywac zlosc	Прямая, естест-венная агрессия
	`ярость, бешенство, исступление"	Болез-ненная агрессия

В эпоху ранней государственности, с возникновением личностного сознания, средством, управляющим отношениями между социумом и постепенно отделявшейся от него личностью стало чувство позора (русск. позор, польск. hanba, чешск. hanba, ostuda). В сторону семантики позора произошла эволюция и ряда других лексем (русск. стыд и срам, польск. wstyd, чешск. stud). Большинство слов из рассматриваемого понятийного ряда мотивированы идеей холода, что, по-видимому, связано с обрядом инициации, который нередко проводился путем испытания холодом. Лексика, обозначающая `стыд" и `позор" в исследуемых языках представлена в таблице 5.

Вместе с тем понятие позора вербализовалось в изучаемых языках по-разному: в русской картине мира позор (< зреть), т.е. публичное осуждение взбунтовавшейся личности путем всеобщего обозрения, воспринимается как ее понуждение к смирению и урегулированию своих отношений с коллективом. Характерен в этой связи сформировавшийся в советском ритуальном дискурсе особый жанр публичной проработки, зафиксированный во многих произведениях, отразивших соответствующую эпоху (см. подробнее Данилов 2001). В польской и чешской картинах мира позор концептуализировался как изгнание личности из общества (польск. hanba, чешск. hanba `позор" < *ganiti `гнать").

Таблица 5 Лексемы со значением `стыд" и `позор" в русском, польском и чешском языках

Русский язык	Чешский язык	Польский язык
(иррациональное психофи-зиологическое состояние, связанное с нарушением табу) срам	Идея холода
стыд (страх перед социумом за неблаговидные поступки)	`умеренный стыд, стеснение"
позор (публичное осуждение взбунтовавшейся личности путем всеобщего обозрения)	(изгнание из социума)	ha n ba (изгнание из социума)

Фрагмент картины мира, связанный с эмоциональным состоянием печали , также отличается в исследуемых языках значительным своеобразием. В русской картине мира грусть как более интимное, личностное и спонтанно возникшее чувство (см. возможность употребления данной лексемы в дативных конструкциях типа Мне грустно) противопоставлена печали как чувству, закономерно вызываемому смертью близкого человека или разлукой с ним. Печаль (по крайней мере генетически) - это коллективное и не зависящее от воли и настроения отдельной личности чувство. В силу того, что это своего рода иная форма контакта с умершим, печаль может осмысливаться в русской лингвокультуре и как светлое чувство. Печали с другой стороны противопоставлена скорбь как демонстративное переживание разлуки с умершим.

Таким образом, в русской лингвокультуре эмоция печали, выражающаяуныние в связи со смертью близкого человека, до сих пор воспринимается как эмоция в значительной степени коллективная (ср. невозможность использования лексемы печаль в дативных конструкциях типа *Мне печально).

Таблица 6 Развитие значений польской лексемы z al

Размещено на http://www.allbest.ru/

[Введите текст]

В чешской картине мира в центре системы находится эмоция smutek. Этимологический корень соответствующей лексемы восходит к праславянскому *mQ t- - *met-, передающему идею хаоса (в данном случае душевного). Данная лексема обозначает как уныние, не связанное со смертью, так и открытое, отчасти демонстративное переживание по поводу смерти близких (ср. переносные значения соответствующей лексемы, которые соотносятся с русскими скорбь и траур). Ей противопоставлена эмоция zal как печаль внутренняя. Наконец, длительный период осознания потери близкого человека и смирения с этим фактом связан с переживанием эмоции zбrmutek. В центре польской картины мира также находится эмоция smutek, которая, однако, несколько отличается от одноименной чешской эмоции. Она обозначает общее уныние, подавленность, пустоту и оказывается ближе к русской эмоции тоска. Ей противопоставлена эмоция zal, передающая печаль, скорбь и траур по умершему. Одновременно польская лексема zal в результате семантического развития приобрела множество других эмоциональных значений этического характера: `огорчение", `обида", `сожаление", `раскаяние" (см. таблицу 6).

Таким образом, в польской и чешской лингвокультурах эмоции smutek и zal / zal, передающие уныние в связи со смертью близкого человека, воспринимаются как более личностные, интимные или отчасти демонстративные.

Эмоция тоски в русской языковой картине мира на первый взгляд кажется очень личностной: причины, ее вызывающие, могут быть любыми, формы, в которых она может проявляться, - весьма многообразными (от депрессии и тихого запойного пьянства до бурных агрессивных проявлений). Между тем весьма примечательно, что тоска другого человека воспринимается окружающими как нечто извинительное даже в тех случаях, когда внешние проявления этой тоски грозят им серьезными неудобствами. Это, пожалуй, один из немногих случаев, когда общество в русской лингвокультуре относится к личности с сочувствием и пониманием.

...

Подобные документы

Определение понятия "концепт". Исследование концептов "мать" и "мэ" в русской и тайской лингвокультурах. Сопоставительный анализ универсальных признаков и этнокультурной специфики. Языковая репрезентация изучаемых концептов на материале песенных текстов.

дипломная работа , добавлен 13.07.2015


Эмотиология как современное научное направление, предмет и методы ее изучения, этапы становления и развития. Сложности, сопряженные с исследованиями в данной области, и методы их избегания. Специфика языкового сознания. Значение эмоциональных концептов.

контрольная работа , добавлен 28.08.2010


Разграничение терминов "концепт", "понятие" и "значение" в лингвистике. Области применения термина "концепт". Познание языковых единиц. Традиционные единицы когнитивистики. Толкование одних и тех же концептов в русской и американской культурах.

курсовая работа , добавлен 31.03.2012


Изучение основных ценностей культуры в их языковом проявлении. Понятие "щедрость" в толковых словарях русского языка. Исследование роли концептов "жадность" и "щедрость" в русской и китайской лингвокультурах, их сходства и различия на примере паремий.

статья , добавлен 01.04.2015


Картина мира и ее реализации в языке. Концепт как единица описания языка. Методы изучения концептов. Семантическое пространство русского концепта "любовь" (на материале этимологических, исторических, толковых словарей). Этимологический анализ концепта.

курсовая работа , добавлен 27.07.2010


Изучение концептов в лингвокультуре языка как один из самых успешно развивающихся исследований в лингвистике. Рассмотрение особенностей лингвистической концептуализации "счастья" как чувства и понятия в культуре языка. Сущность понятия "концепт".

курсовая работа , добавлен 21.03.2014


Специфика структуры и элементов рекламных текстов, их классификация. Концепт как основная единица когнитивной лингвистики. Понятия и классификации культурных концептов. Способы и средства реализации концептов в русских и английских рекламных текстах.

курсовая работа , добавлен 16.05.2012


Характеристика отображения в межъязыковом сопоставлении концептов "счастье", "любовь", "религиозность", "глупость", "семья", "пища" в пословицах и афоризмах. Определение отношения к литературным и народным речениям в русской и французской культурах.

реферат , добавлен 22.08.2010


Языковая картина мира как одно из основных понятий лингвокультурологии. Национально-культурная специфика устойчивых сравнений. Лингвокультурологический анализ русских устойчивых сравнений, описывающих свойства личности и черты характера человека.

дипломная работа , добавлен 02.02.2016


Языковая картина мира. "Дом" как значимое понятие. Значение понятий "пословицы" и "поговорки". Лингвокультурологический анализ пословиц и поговорок, содержащих понятие "Дом". Образ дома в русской картине мира. Смысловые группы пословиц и поговорок.

7.«Видимые» различия вербальных репрезентаций эмоциональных­ концептов , определяемые культурными факторами, могут проявляться в частных признаках, определяемых уникальными куль­турными функциями и формами проявления специфического этноментального содержания. Данные языков свидетельствуют о том, что носители разных лингвокультур репрезентируют эмо­ции по-разному. Проведенное нами исследование позволяет констатировать количественное превосходство концептов эмоций в английской языковой картине мира и разную градуальность, качество, глубину и интенсивность оязыковленных имен эмоций. Русское языковое сознание продемонстрировало меньшую дифференциацию в лексикализации эмоциональных концептов, проявило меньшую нюансированность в концептуализации эмоций, но ярко выраженную оценочность и интенсивность. Эмоция стыд – единственный концепт, имеющий большую дифференциацию в русском языке по сравнению с английским. Для русского языкового сознания эмоция стыда является отражением особенностей национальной логики мышления, обращенной более к чувствам человека, нежели к его рассудку.

Апробация работы. Основные положения и результаты исследо­вания излагались на научно-практических конференциях, на аспирантских семина­рах, на заседаниях кафедры иностранных языков Северо-Осетинского государственного университета (2003-2007 гг.), на конференциях по итогам научно–исследовательской работы факультета международных отношений СОГУ (2005-2007гг.), на конференции «Человек, государство, общество: традиционные проблемы и новые аспекты» (Владикавказский Институт Управления, 2006г.)

Структура исследования. Работа стоит из введения, трех глав, зак­лючения и списка литературы.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ.

Во введении определяется объект исследования, обосновываются актуальность и научная новизна работы, формулируются основная цель и конкретные задачи, называются исследовательские методы, излагают­ся положения, выносимые на защиту, отмечаются области применения полученных результатов, а также указываются объём и структура диссертации.

В первой главе «Теоретические основы исследования картины мира» подробно рассмотрены различные типы картин мира, представлен обзор существующих точек зрения на эту проблему в работах М. Хайдеггера, В. Н. Топорова, А. Я. Гуревича, Т. В. Цивьяна, В. С. Степина, Г. А. Серебренникова, В. В. Иванова, И. И. Халеевой, Р. И. Павилениса, Г.А. Брутяна, О. А. Корнилова и др., которые выделяют разные картины мира и предлагают свои критерии их классификации. Исследователи подразделяют картины мира на научную, философскую, концептуальную, наивную и художественную и дают определения каждой из них.

Существует столько картин мира, сколько имеется наблюдателей, контактирующих с миром, сколько имеется «призм» мировидения, человек смотрит на мир не только сквозь призму своего индивидуального опыта; существует столько картин мира, сколько имеется миров, на которые смотрит наблюдатель. Синонимом слова мир “выступает” действительность, реальность (объективная), бытие, природа и человек» (Серебренников, 1988: 33).

Язык, в свою очередь, выступает кодовым (знаковым) организатором, связующим звеном между внутренним миром человека и внешним миром: воспринимая в процессе деятельности мир, человек фиксирует в языке результаты познания. Каждый язык имеет свой способ его концептуализации. Таким образом, каждый язык создает особую картину мира, и языковая личность обязана организовывать содержание высказывания в соответствии с этой картиной. И в этом проявляется специфически человеческое восприятие мира, зафиксированное в языке. Совокупность этих знаний, запечатленных в языковой форме, представляет собой то, что в различных концепциях называется то как «языковой промежуточный мир», то как «языковая репрезентация мира», то как «языковая модель мира», то как «языковая картина мира». В силу большей распространенности нами был выбран последний термин.

Путь от внеязыковой реальности к понятию и далее к словесному выражению неодинаков у разных народов, что обусловлено различиями в истории и условиях жизни этих народов, спецификой развития их общественного сознания. Соответственно, и языковые картины мира у разных народов различны. Языковая картина мира отражает реальность через культурную картину мира. Вопрос о соотношении культурной (понятийной, концептуальной) и языковой картин мира чрезвычайно сложен и многопланов. Его суть сводится к различиям в преломлении действительности в языке и в культуре. Существует мнение, что концептуальная и языковая картины мира соотносятся друг с другом как целое с частью. Языковая картина мира – это часть культурной (концептуальной) картины. Культурная и языковая картины мира тесно взаимосвязаны, находятся в состоянии непрерывного взаимодействия и восходят к реальной картине мира, а вернее, просто к реальному миру, окружающему человека.

Языковая картина мира – это исторически сложившаяся в обыденном сознании данного языкового коллектива и отраженная в языке совокупность представлений о мире, определенный способ концептуализации действительности. Раскрыть характер народа, значит, выявить его наиболее значимые социально-психологические черты, которые исторически вырабатывались у нации под воздействием условий проживания, образа жизни, социально-экономического строя и др. Национальный образ жизни народа формируется природными условиями, окружающим миром, которые в свою очередь, определяют род труда, обычаи и традиции. Языковая картина мира – это системное, целостное отображение действительности с помощью различных языковых средств.

Картина мира приобретает «новые краски» и в ракурсе эмоциональной сферы сознания, что позволяет выделить эмоциональную картину мира, в которой объективно существующая реальность отражается сквозь призму человеческих эмоций. Итак, основополагающее место в эмоцио­нальной картине мира отводится собственно эмоциям, в которых проявляется эмоциональная сторона психики человека.

Во второй главе «Природа и характеристика эмоций» изложена сущность психологических подходов к феномену эмоций. Анализ специальной литературы обнаруживает множество научных концепций, претендующих на основательное объяснение этого явления и при этом нередко противоречащих друг другу. И поскольку в психологии нет единого понимания и чёткого терминологического разграничения в употреблении родственных понятий «эмоция», «чувство», «аффект», «ощущение», следуя терминологической традиции отечественных лингвистов-эмотиологов (Е. Ю. Мягкова, 1990; З. Е. Фомина, 1996; В. И. Шаховский, 1988; 1995 и др.), термин «эмоция» был использован в работе как собирательное понятие.

Многогранность проявления эмоций на различных уровнях отражения и деятельности, сложные отношения с предметным содержанием исключают возможность простой линейной классификации эмоций в психологии. Соответственно, существует множество классификаций в зависимости оттого, что автор понимает под эмоциями. Одни ученые признают существование базовых эмоций, другие считают, что человек конструирует эмоции из своего жизненного опыта, что эмоция является продуктом культуры, социализации и обучения.

Так как эмоции имеют одни и те же выражения и характеристики в различ­ных обществах, на разных континентах земного шара, это позволяет выделить классификацию К. Изарда об универсальности или базовости эмоций из ряда остальных. По его мнению, этим критериям отвечают эмоции интереса, радости, удивления, печали, гнева, отвращения, презрения и страха и стыда. Деление эмоций на положительные и отрицательные также представляется наиболее очевидным и необходимым.

Существуют и лингвистические концепции эмоций, суть которых сводится к тому, что есть мир (объект) и есть человек (субъект), способный отражать этот мир. Но как языковая личность он отражает не механически все подряд, а пристрастно, только то, что ему необходимо. Данный процесс отражения регулируют эмоции, выступающие в роли посредника между миром и его отражением в языке человека. В свою очередь, вербализованная эмоция есть имя концепта эмоции, поскольку как знаковое образование существует, функционирует в лингвокультуре и, следовательно, отражает в себе эмоциональный опыт того или иного индивида, в целом социума, оценочно категоризирует, концептуализирует окружающий мир. Лексема есть важнейшее средство вербального оформления концепта.

В работе даётся обзор различных точек зрения на природу и значение «концепта», «эмоционального концепта», «эмоциональной концептосферы». Предметом рассмотрения в данной главе являются теоретические положения в области концептологии как отечественных, так и зарубежных исследователей. Анализ данных работ показывает, что целесообразно интерпретировать концепт как лингвокультурологическую категорию. Концепт приближен к ментальному миру человека, следовательно, к культуре и истории, поэтому имеет специфический характер. Исследование научной литературы по данной проблеме свидетельствует, что концепт – это универсальный феномен, который помогает установить особенности национальной картины мира. В связи с тем, что в нашей работе изучаемым объектом являлось лингвокультурологическое понятие «эмоциональный концепт», нами были представлены различные подходы к толкованию понятия «культура».

В работе рассмотрены задачи сопоставительного изучения языковой репрезентации кон­цептов. Анализируя их, мы основывались на том, что, сопоставляя разные языки, можно выделить универсальные языковые средства описания картины мира и специфические, позволяющие воссоздать национальную кар­тину мира. Исследование эмоциональной лексики тесно связано с проблемой национального сознания, с разного рода национальными факторами, национальной культурой, традициями, обычаями и т. п. Язык является средством накопления социального опыта, а эмоции представляют собой часть этого опыта.

Для определения позиций, которую занимает концепт среди других понятий лингвокультурологии, мы рассмотрели работы отечественных и зарубежных лингвистов таких как Н. Д. Арутюнова, А. П. Бабушкин, А. Вежбицка, Е. С. Кубрякова, Дж. Лакофф, З. Д. Попова, И. А. Стернин, Ю. С. Степанов, У. Чейф, В. И. Карасик и др. Исследователи утверждают, что у каждого человека есть свой, индивидуальный культурный опыт, запас знаний и навыков (последнее не менее важно), которыми определяется богатство значений слова и богатство концептов этих значений, а иногда, впрочем, и их бедность, однозначность. Концепт не непосредственно возникает из значения слова, а является результатом столкновения словарного значения слов с личным и народным опытом человека, то есть концепт равен сумме лексического значения и опыта языковой личности. Концепт приближен к ментальному миру человека, следовательно, к культуре и истории, поэтому имеет специфический характер. Концепты представляют собой коллективное наследие в сознании народа, его духовную культуру, культуру духовной жизни народа. Именно коллективное сознание является хранителем констант, то есть концептов.

Определяющей для нашей работы стала позиция, основанная на том, что, накладывая на мир концептуальную сетку, можно увидеть национальные особенности картины мира и носителей языка, представленную концептосферой того или иного языкового сообщества. Состояние концептосферы определяют ее создатели, концептоносители, яркие индивидуальности.

Предметом рассмотрения в данной главе являются эмоциональные концепты. По мнению исследователей, эмоциональные концепты имеют более сложную и тонкую структуру и богатое концептуальное содержание. Они наиболее субъективны по своему ха­рактеру. Сущность слов, репрезентирующих данные концепты, рас­плывчата.

Ознакомившись с различными точками зрения лингвокультурологов на концепт и эмоциональный концепт, нами было выбрано следующее определение эмоционального концепта : это ментальная единица высокой степени абстракции, выполняющая функцию метапсихической регуляции и отражающая в языковом сознании многовековой опыт интроспек­ции этноса в виде общеуниверсальных и культурно-специфических представле­ний об эмоциональных переживаниях. Авторы подчеркивают, что эмоциональные концепты определяются та­кими социо-культурно-психологическими характеристиками конкретного сооб­щества людей как традиции, обычаи, нравы, особенности быта, стереотипы мышления, моде­ли/образцы поведения и т. п., исторически складывающиеся на всём протяжении развития, становления той или иной этнической общности. Их учёт, безусловно, ва­жен не только для этнографических и исторических исследований, но и для лингвокультурологических работ, в частности для адекватного изучения концептосфер разных языков.

В третьей главе «Лингвокультурная специфика эмоциональных концептов в русской и английской языковых картинах мира» эмоциональные концепты «удивление», «радость», «стыд», «страх», «печаль/горе», «гнев», «презрение/отвращение» анализируются с позиций лингвокультурологии и лингвопсихологии. Обнаружено наличие общеуниверсальных и культуроспецифических представлений в исследуемых эмоциях в русской и английской лингвокультурах. Концепты «удивление», «радость», «стыд», «страх», «печаль/горе», «гнев», «презрение/отвращение» имеют общую когнитивную базу, как для английской, так и для русской лингвокультур. «Радость» и «удивление» мыслятся представителями обоих языков как положительные эмоции, а «страх», «гнев», «презрение», «отвращение», «печаль/горе», « стыд» как отрицательные эмоции.

Представлены синонимические ряды концептов данных эмоций, определены доминанты каждого тематического блока, а также выявлены несоответствия данных в лексикографических источниках. Словари синонимов русского и английского языков фиксируют минимальную дифференциацию концептов эмоций, что затрудняет задачу проникновения и изучения эмоциональных концептосфер этих языков в отличие от толковых словарей, которые значительным образом расширяют концептуальное поле последних.

На основании данных, полученных из толковых словарей русского и английского языков мы представляем следующие данные:

Концептуальное поле эмоции радость в русском языке: счастье – триумф – эйфория – блаженство – нирвана – экстаз – фурор – восторг – восторженность – экзальтация – нега – благодать – торжество – восхищение – наслаждение – удовольствие – удовлетворение – упоение – веселье – отрада – возбуждение – услада – жизнерадостность – беззаботность – умиление – утешение – злорадство. Концепт радость-

Концептуальное поле эмоции радость в английском языке: pleasure – ecstasy – rapture – delight – bliss – felicity – triumph – happiness – excitement – exaltation – exultation –elation – enchantment – joy – joviality – thrill – enthusiasm – sunshine – glee – satisfaction – nirvana – admiration – gaiety – hilarity – merriment – mirth – enjoyment – gladness – contentment – gratification – amusement – cheer – liveliness – light-heartedness – self-fulfillment – schadenfreude – malice – delectation – jubilance. Концепт pleasure – доминанта данного синонимического ряда.

Концептуальное поле эмоции удивления в русском языке: удивление и изумление. Концепт удивление – доминанта данного синонимического ряда.

Концептуальное поле эмоции удивления в английском языке: surprise – wonder – astonishment – amazement . Концепт surprise – доминанта данного синонимического ряда.

Концептуальное поле эмоции печаль/горе в русском языке: горе – несчастье – горесть – горечь – скорбь – прискорбность – кручина – отчаяние – мука – боль – невзгода – безутешность – сожаление – страдание – печаль – тоска – меланхолия – ностальгия – уныние – грусть – скука – хандра – разочарование – расстройство – подавленность – растерянность – прострация – апатия. Концепт горе – доминанта данного синонимического ряда.

Концептуальное поле эмоции печаль / горе в английском языке: anguish – grief – heart ache – heart-break – broken heart – woe – sorrow – pain — hurt – ache – pang – scar – affliction – agony – wound – sadness – suffering – despair – gloom – distress – desolation – bereavement – dole – yearning – mourning – depression – discontent – melancholy – nostalgia – ennui – boredom – lassitude – apathy – emptiness. Концепт grief – доминанта данного синонимического ряда.

Краснодар 2007

Общая характеристика работы

Реферируемая диссертация посвящена лингвокультурологическому анализу базовых эмоциональных концептов «страх» и «печаль» в русской и французской языковых картинах мира.

Антропоцентрический/антропологический (в терминологии Ю.С. Сорокина – антропофилический) подход к изучению сущности человека является одним из важнейших направлений развития современной филологической науки (см.: Морковкин, 1988; Карасик, 1992; Арутюнова, 1999; Сорокин, 1999; Карасик, 2000). Формирование антропоцентрически ориентированной лингвистики можно квалифицировать как своеобразную реакцию ученых на исчерпавший свой объяснительный потенциал в середине XX века структурализм, рассматривающий язык вне человека, а человека – вне языка. Современная отечественная и зарубежная наука о языке опирается на антропоцентрическую парадигму, согласно которой при анализе любых языковых средств определяющим становится человеческий фактор.

Антропоцентрический подход к изучению «дома бытия» (М. Хайдеггер) и соответственно человека, его построившего и в нем проживающего, предполагает комплексное, а значит многоаспектное, всестороннее рассмотрение сущности человеческой природы, столь необходимое для самопознания, самоидентификации человека на современном этапе его развития.

В рамках антропоцентрической парадигмы филологической науки, как правило, выделяются такие ее важнейшие перспективные направления, как когнитология (лингвогносеология), лингвосоциология, лингвопсихология, лингвоэтнология, лингвопалеонтология и лингвокультурология.

Лингвокультурология, обязанная своим происхождением антропологически ориентированной лингвистике, интенсивно развивающаяся со второй половины 90-х годов XX века в самостоятельную лингвогуманитарную парадигму, имеет своим исследовательским объектом две знаковых системы – язык и культуру, представляющие собой неразрывно связанные друг с другом социальные феномены. Ее основной исследовательской целью является анализ культурно-языковой компетенции членов того или иного этноса, изучение их менталитета как носителей конкретного лингвокультурного коллектива.

Важное место в лингвокультурологии, как показывает обзор научной литературы, занимает актуальная для филологии проблема – репрезентация эмоций в языке (см.: Шаховский, 1988; Бабенко, 1989; Фомина, 1996; Вежбицкая, 1997). Лингвокультурологическое изучение психических переживаний человека позволяет выявить особенности культурных предпочтений и доминант, специфику устройства психического, внутреннего, ментального мира представителей определенной этнической общности, языкового коллектива, его менталитет.

Вербализация мира, в особенности мира эмоций, этноспецифична, что обусловлено самыми разнообразными факторами экстра- и интралингвистического порядка, детерминирующими жизнь языка, его функционирование, происходящие в нем структурно-семантические, функциональные трансформации (см.: Верещагин, Костомаров, 1990; Каган, 1990).

Между тем, языковые обозначения эмоций до недавнего времени практически не исследовались отечественными учеными в лингвокультурологическом аспекте, что затрудняет изучение их лингвоспецифической структуры и функционирования в разных языковых сообществах, в разных культурах.

В многочисленных лингвистических изысканиях, имеющих своим предметом исследование языка эмоций, как правило, речь идет об изучении собственно языкового механизма обозначения психических переживаний человека. Вне поля зрения ученых остаются многочисленные и очень важные экстралингвистические факторы, оказывающие воздействие на эмоциональную сферу жизнедеятельности человека. В рамках языковедческой парадигмы «лингвистика эмоций» обычно не принимаются во внимание особенности менталитета того или иного этноса. Авторы многочисленных исследований ограничиваются описанием языковых механизмов вербализации эмоций, что далеко недостаточно для глубокого осмысления онтологии психических переживаний, столь релевантных для всякой культуры.

Несмотря на то, что современная наука насчитывает сегодня более 20 различных теорий эмоций, они остаются относительно малоизученным феноменом. В настоящее время не существует единой теории эмоций ни в психологии, ни в психолингвистике, ни в лингвистике. Различия в понимании исследуемого феномена заключаются в том, что эмоции индивида и их языковая репрезентация рассматриваются в русле различных дисциплин. Объективная картина репрезентации эмоций в языке может быть получена при интеграции разноуровневых подходов к изучению языка эмоций в рамках единой концепции.

Таким образом, недостаточная теоретическая изученность эмоциональных концептов как структурно-смысловых культурных образований обусловливает актуальность настоящей диссертационной работы.

Объектом настоящего исследования выступают прямые и косвенные номинации эмоций в русской и французской языковых картинах мира (страх – peur, печаль – tristesse), а также их метафорические модели, объединенные лингвистами на основании их понятийной эквивалентности в соответствующие синонимические ряды. При выборе вышеназванных базовых эмоций мы руководствовались данными психологической науки. Общепризнанным является тот факт, что «печаль» и «страх» являются негативными эмоциями и взаимодействуют друг с другом. «Страх» – это совершенно определенная, специфичная эмоция, заслуживающая выделения в отдельную категорию. «Печаль» также выступает как отдельная эмоция, которая имеет свое специфическое выражение и свои уникальные феноменологические характеристики. Степень взаимодействия «печали» с эмоцией «страха» зависит от прошлого опыта человека и ситуации, сложившейся на момент утраты. Таким образом, специфичность и комплексность данных эмоций, на наш взгляд, представляют интерес для их изучения в лингвокультурологическом аспекте.

Предметом исследования в диссертации являются субстантивные синонимические ряды номинативного поля эмоций в русском и французском языках.

Материалом исследования послужили данные сплошной выборки из словарей русского и французского языков, а также художественных русско- и франкоязычных текстов общим объемом около 3000 языковых единиц.

Целью настоящего исследования является комплексное лингвокультурологическое изучение фрагмента эмоциональной языковой картины мира русского и французского лингвокультурных сообществ, репрезентированного вербализованными эмоциональными концептами «страх», «печаль».

В соответствии с целью исследования в диссертационной работе ставятся следующие конкретные задачи:

1) проанализировать современные трактовки понятий «языковая картина мира» и «эмоциональная языковая картина мира»;

2) сделать обзор теорий возникновения и классификации эмоций;

3) определить понятие «эмоциональный концепт»;

4) определить и описать общие (универсальные) признаки и национальную специфику эмоциональных концептов «страх» и «печаль» как маркеров эмоциональной картины мира;

5) выявить метафорические способы концептуализации базовых эмоций «страх», «печаль» в русской и французской языковых картинах мира;

6) провести лингвокультурологический анализ эмоциональных концептов в русской и французской языковых культурах.

Методологическую базу исследования составляют фундаментальные исследования по психологии эмоций (К. Изард, Э. Нойманн, С. Кьеркегор, К. Юнг, В. Вилюнас и др.), лингвистические исследования эмоций (Л.Г. Бабенко, В.И. Шаховский, В.Н. Телия, Е.Ю. Мягкова, Н.А. Красавский и др.), исследования по лингвокультурологии (Н.Д. Арутюнова, В.А. Маслова, А.Г. Баранов, В.В. Красных и др.), исследования по когнитивной лингвистике (Е.С. Кубрякова, Н.Н. Болдырев, Дж. Лакофф, Ч. Филлмор и др.).

Научная новизна диссертационной работы обусловлена выбором объекта и подходами к его исследованию, позволившими соединить традиционные представления о репрезентации эмоций с современными изысканиями лингвистической науки о человеке. Впервые ставится проблема комплексного изучения эмоциональных концептов «печаль», «страх» в русле современных лингвокультурологических и лингвокогнитивных исследований с учетом результатов, полученных на базе концептуального анализа.

Интеграция междисциплинарных подходов к изучению языка эмоций позволяет получить объективную картину репрезентации эмоций в языке и уточнить концептуальные основы моделирования процессов эмоциональной и интеллектуальной интерпретации действительности говорящим субъектом.

Лингвокультурологический подход описания языка эмоций представляет значительную теоретическую и практическую значимость для всей гуманитарной науки.

Теоретическая значимость исследования заключается в том, что оно вносит определенный вклад в развитие теории концептуализации эмоций, определяет лингвокультурологическую специфику эмоциональных концептов «страх – peur», «печаль – tristesse» в русской и французской языковых картинах мира.

Практическая ценность исследования состоит в том, что полученные результаты могут найти применение в преподавании теоретических и специальных курсов по общему и сравнительному языкознанию, типологии языков, психолингвистики, лексикологии, лингвокультурологии, в практике преподавания иностранных языков и при составлении различного рода словарей и учебных пособий по русскому и французскому языкам, а также для разработки тематики дипломных и курсовых работ.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Эмоциональная языковая картина мира представляет собой совокупность определенных компонентов, в которую входят эмоциональные представления, эмоциональные понятия, эмоциональные концепты. Вербализуясь, данные компоненты формируют сложное структурно-смысловое образование. Эмоциональная языковая картина мира формируется в результате оценочной деятельности человеческого сознания при ментальном освоении действительности.

2. Эмоциональный концепт – как разновидность культурного концепта – отличается дополнительными эмотивными, ценностными и оценочными характеристиками. Каждая конкретная семантико-психологическая и эмоционально-эстетическая реализация эмоциональных концептов, в частности, «страх», «печаль» обусловливается особенностями языкового сознания личности как обобщенного образа носителя и проводника культурных, языковых, коммуникативно-деятельностных и поведенческих реакций.

3. В практическом сознании носителей языка сформирован «образ» базовых эмоций, принятый в данном лингвокультурном сообществе; при этом каждый индивид имеет собственный вариант данного образа.

4. Специфика репрезентации эмоций в языке определяется метафорическими дескрипциями эмоций, изучение которых обнаруживает скрытые связи между различными феноменами окружающей действительности. В исследуемых лингвокультурах наличествует более или менее продуктивные типы метафоры, что обусловлено психологической особенностью человека и спецификой языковых единиц.

5. Высокий уровень употребления антропоморфной метафоры объясняется социально-психологической релевантностью для человека его же реальных поступков, его преобразующей действительность деятельностью. Со структурной точки зрения наиболее продуктивной является глагольный тип антропоморфной метафоры. Глагол, как самый динамичный класс слов, позволяет более эффективно и адекватно передать эмоциональное состояние и намерения говорящего.

6. Высокая продуктивность натурморфной метафоры объясняется ее традиционно непреходящей практической ценностью для нашей жизни. Наиболее часто эмоции уподобляются таким явлениям материальной культуры, как «вода», «дым», «огонь», «воздух».

В диссертационной работе методы исследования изучаемого феномена включают наряду с общими индуктивно-дедуктивным и сравнительно-сопоставительным методами дефиниционный, этимологический анализы, метод лингвистической интерпретации.

Апробация работы. Основные положения и выводы диссертационного исследования докладывались и обсуждались на VIII научной конференции преподавателей и аспирантов «Державинские

чтения» (г. Тамбов, 2003); IV Международной научной конференции «Филология и культура» (г. Тамбов, 2003); Всероссийской научной конференции «Фразеологические чтения» (г. Курган, 2005); V Международной научной конференции «Филология и культура» (г. Тамбов, 2005); на аспирантских семинарах кафедры английской филологии Тамбовского государственного университета им. Г.Р. Державина. По материалам диссертации опубликовано шесть работ.

Структура, содержание и объем глав диссертационной работы определяются поставленными целью, задачами и фактологическим материалом. Исследование состоит из введения, двух глав, каждая из которых завершается выводами, заключения, библиографии, списка условных сокращений исследованных текстов и использованных словарей.

Во введении дается обоснование выбора темы, ее актуальности, обозначается цель и определяется круг задач, решение которых способствует ее достижению. Здесь же определяется научная новизна, формулируются положения, выносимые на защиту, обосновывается теоретическая и практическая значимость исследования.

В первой главе ставятся общие и наиболее существенные проблемы, без решения которых исследование эмоциональных концептов не может быть осуществлено. Глава состоит из четырех параграфов, в которых определяется сущность понятий «языковая картина мира», «эмоциональный концепт»; содержатся результаты анализа лингвистических и психологических исследований по проблеме понятия «эмоция»; анализируются возможные способы языковой репрезентации эмоциональных концептов.

Во второй главе проводится лингвокультурологический анализ конкретных эмоциональных концептов в русской и французской картинах мира. Проводится этимологический и дефиниционный анализы синонимических рядов номинантов эмоций «peur – страх» и «tristesse – печаль». Выявляются метафорические способы концептуализации базовых эмоций «страх», «печаль» в русской и французской языковых картинах мира.

В заключении обобщаются наиболее существенные научные результаты проведенного исследования.

В первой главе рассматриваются основные вопросы, связанные с изучением национально-культурно маркированных эмоциональных концептов. В частности, основное внимание уделено анализу соотношения границ и объема понятий «картина мира», «языковая картина мира» и «эмоциональная языковая картина мира», проблемам определения и интерпретации понятий «эмоция», «концепт» и «эмоциональный концепт», а также способам языковой репрезентации концептов.

Как показывает анализ современной лингвистической литературы, языковая форма существования картины мира позволяет выделять ее особую разновидность – языковую картину мира. Под языковой картиной мира в настоящем исследовании понимаются понятия, концепты, человеческие знания в целом, оформленные соответствующими вербальными знаками.

Понятие «языковая картина мира» соотносится не только с понятием «картина мира», но и с понятием «концептуальная картина мира». Язык играет активную роль в процессе концептуализации действительности, следовательно, языковая картина мира вербализует концептуальную картину мира. Как отмечает Е.С. Кубрякова, «концептуальная картина мира реализуется посредством языка, а часть ее закрепляется в психике человека через ментальные репрезентации иного типа – образы, схемы, картинки» (Кубрякова, 1996). При этом образы понимаются как нечто абстрактное, некие идеальные объекты, инварианты класса предметов, в которые человек переводит получаемые знания.

Концептуальная картина мира представляется шире и богаче языковой; сфера языковой картины мира изображается как подчиненная концептуальной картине мира, внутри которой следует различать разные зоны языкового воздействия. Прежде всего, выделяется зона непосредственного влияния языка на формирующиеся концепты и понятия. С одной стороны, знания и сведения проходят вербальную обработку говорящими и облекаются в языковую форму. С другой – появление новых понятий происходит по уже существующей схеме, то есть обусловлено непосредственным влиянием концептов, уже имеющих языковое обозначение. Поэтому и концепты, и понятия имеют конвенциональную языковую форму их выражения. В данной зоне концептуальная картина мира полностью смыкается с концептуально-языковой. Существует также и другая зона, где языковое воздействие опосредовано абстракциями, сформированными на основе обобщения неких свойств языковых знаков и анализа их поведения и функционирования.

Таким образом, языковая картина мира формируется за счет существования двух указанных зон – зон прямого и опосредованного влияния языка на концептуальную картину мира. Концептуальная и языковая картины мира находятся в тесной взаимосвязи на вербальном этапе.

Эмоциональная языковая картина мира выступает как разновидность языковой картины мира. Под эмоциональной языковой картиной мира понимается совокупность эмоциональных представлений, эмоциональных понятий, эмоциональных концептов. Оязыковляясь, данные компоненты формируют сложное структурно-смысловое образование. При этом компоненты, организующие эмоциональную языковую картину мира, эмоционально «прорабатываются» человеком. Иначе говоря, ментальное освоение фрагментов мира, то есть познание окружающей действительности, всегда сопровождается классификационно-квалифицирующими ментальными поступками человека. Таким образом, эмоциональная языковая картина мира предстает как оценочная деятельность человеческого сознания при ментальном освоении мира. Поскольку эмоциональная языковая картина мира проецируется в нашем языковом сознании, ее зарождение, становление, развитие обусловлены самим

Понятие «эмоциональная языковая картина мира» неразрывно связано с понятием «эмоция». Эмоции – культурно обусловленный ментальный продукт, и их переживание доступно далеко не каждому человеку в силу индивидуально-психологического характера данных эмоций.

Диффузность эмоций и отсутствие четкого терминологического разграничения в использовании таких родственных понятий, как «чувство», «аффект», «ощущение» позволяют употреблять термин «эмоция» как собирательное понятие.

Эмоции классифицируются на базисные и производные. К числу базисных относятся такие эмоции, как страх, радость, удовольствие, гнев, печаль, грусть, удивление. Базисные эмоции страх, печаль, находясь в определенном взаимодействии, имеют свое специфическое выражение и свои уникальные феноменологические характеристики.

Эмоции отражают этнокультурную специфику модели мира и представляют собой особую «реальность». В конкретной лингвокультуре эмоции формируют свои концепты как определение структуры ментального мира человека, ментальные единицы высокой степени абстракции, которые выполняют функцию метапсихической регуляции, «на основе знаковой репрезентации», обусловливающей «социально выработанную организацию информации в виде системы взаимосвязанных значений» (Рейковский, 1979), и тем самым отражают в языковом сознании индивидов многовековой опыт этноса посредством универсальных и культурно специфических представлений об эмоциональных переживаниях. Таким образом, эмоциональные концепты выступают как этнокультурно обусловленные структурно-смысловые ментальные образования, как этноспецифичные фиксаторы мыслительного процесса.

В них наличествуют определенные универсальные структуры как связующие между знанием, сознанием и человеческой культурой, как фиксаторы специфичности, актуальные не только для многих, но и для единичных культур.

Средства вербальной концептуализации эмоций разноуровневы. В реальной речи они выступают в комплексе, придавая ей образность и экспрессию. Наиболее коммуникативными являются лексический и фразеологический уровни языка. Лексические средства языка являются важнейшим инструментом формирования и развития феномена «эмоциональный концепт», так как наличие отдельной лексемы служит прямым свидетельством существования понятия. Лексические средства, оязыковляющие эмоциональную концептосферу, могут выступать как первичные, вторичные и косвенные номинанты. Эмоции вербализуются вторичными и косвенными способами номинации. Лексемы, оязыковляющие мир эмоций, с прагматико-семасиологической точки зрения могут классифицироваться на прямые номинанты (радость, страх и т.п.), дескрипторы (дрожащие руки и т.д.) и экспликанты (подлец и т.д.).

Во второй главе проводится лингвокультурологический анализ эмоциональных концептов «страх – peur» и «печаль – tristesse» в русской и французской языковых картинах мира. Лингвокультурологический анализ эмоциональных концептов «страх – peur» и «печаль – tristesse» в русской и французской языковых картинах предполагает установление этимологии номинантов эмоций на основе их лексикографического анализа, а также выявление структурно-семантических типов метафор, кодирующих эмоции в русском и французском художественных текстах.

По результатам этимологического анализа лексема «страх» имеет различные версии происхождения. Данной лексемой первоначально обозначались природные явления, свойства предмета, результат человеческих действий. На современном этапе развития языка «страх» представляет собой полисемичную лексему, выступающую как номинант эмоции, и характеризуется наличием синонимичного ряда: «ужас», «боязнь», «трепет», «опасение».

Во французском языке в основе лексемы «peur» находится имя мифического персонажа, богини Pavor. Данное слово употреблялось в своем первичном значении «страх». В современном французском языке номинант «peur» остается моносемантом и характеризуется следующим синонимическим рядом: «angoisse», «crainte», «panique», «terreur», «horreur» и «frayeur».

Лексема «печаль» ранее функционировала как полисемант с первичным значением «забота»; как номинант эмоции употреблялась во вторичном значении. В настоящее время данная лексема является моносемантичной и имеет следующий ряд синонимов: «грусть», «тоска», «уныние».

Во французском языке «tristesse» на определенном этапе своего развития употреблялось в двух значениях: как физическое состояние – боль и как физиологическое ощущение боли – болезнь. В настоящий момент лексема «tristesse» является моносемантичной и имеет следующий ряд синонимов: «chagrin», «cafard», «mélancolie», «spleen».

Лексикографический анализ номинантов эмоций «страх – peur», «печаль – tristesse» позволил выявить их семантические признаки. Общими признаками рассмотренных номинантов эмоций являются: качественные свойства эмоций, интенсивность переживания эмоции, переживание эмоции с указанием или без указания ее субъекта. Отличия в семантических признаках номинантов эмоций «страх – peur», «печаль – tristesse» находят отражение в указании на причину переживания и появления эмоции, в качественных характеристиках эмоции, в оценочной коннотации.

Структурно-семантический анализ словосочетаний, включающих номинант эмоции, позволил установить, что последний активно метафоризуются в русском и французском художественных

Были выявлены следующие типы метафор: антропоморфная, зооморфная, флористическая и натурморфная. Наиболее продуктивными, как показали результаты исследования, оказались антропоморфная и натурморфная метафоры.

В основе антропоморфной метафоры, активно кодирующей эмоции, лежат такие явления, как персонификация и олицетворение. Высокий уровень употребления антропоморфной метафоры объясняется социально-психологической релевантностью для человека его же реальных поступков, его преобразующей действительность деятельностью.

Антропоморфные метафоры обладают разными структурами. Их компонентами являются различные знаменательные части речи. К самым распространенным относятся метафоры, структуру которых формируют номинанты эмоций и глаголы, где номинант эмоции – это метафоризуемый компонент, а глагол – метафоризующий.

На основе анализа глагольной семантики были выявлены следующие классы антропоморфной метафоры:

1) глаголы движения: «Ужас нечеловеческий – чудовищный ужас сковал мое тело, сжал ледяной рукой мое горло, сдвинул к затылку кожу на моем черепе» (Акунин); «Снова тоска сжала его сердце, но на сей раз он знал, откуда она, почему овладела им» (Изюмский); «Une tristesse mortelle accompagnait chaque son réveil» (Japrisot); «La peur a couru parmi les fonctionnaires publics» (Druon);

2) глаголы места «Злая печаль поселилась во мне» (Петров); «Dans son corps vivait la peur» (Duras);

3) глаголы говорения: «Eго страх говорил вместо него» (Акунин); «La tristesse chantait dans son âme» (Japrisot);

4) глаголы, выражающие понятие болезни: «La tristesse ruine la santé» (Duras).

При этом один из классов антропоморфной метафоры, а именно «глаголы движения», подразделяется, в свою очередь, на субклассы.

В русском языке к их числу относятся глаголы со значением:

а) удаления – «Прошла ненастная ночь, наступил день и страх утек» (Толстой);

б) исчезновения – «Страшный гнев вдруг бесследно исчез» (Шолохов);

в) начала действия – «Страх начинается издали…» (Платонов);

г) окончания действия – «…Страхи кончились» (Платонов);

д) приостановления, замедления совершения физических действий человека – «Страх мешал двум первым заговорить» (Алек-

Во французском языке выделяются следующие субклассы глаголов со значением:

а) началадействия – «Ses peurs nerveuses venaient un peu de cette aventure, dont elle gardait le secret, avec une honte de fille mère forcée de cacher son état» (Sadoul);

б) уменьшения – «La peur devant l’escargot est immédiatement tranquillisée, elle est usée, elle est «insignifiante»» (Druon);

в) увеличения – «Je me voyais perdu, et ma peur devint si forte, que je me mis à siffler, comme pour m’en imposer à moi-même» (Sabatier);

г) интенсивности – «Il regardait le Corse, la bouche ouverte; il y avait une peur horrible dans ses yeux» (Japrisot).

Таким образом, классы антропоморфной метафоры, в частности субклассы глаголов, выделяемых в классе «глаголы движения», в русском и французском языках совпадают.

В ходе проведенного исследования были также определены так называемые пассивные синтаксические модели, то есть модели, где номинанты эмоций выступают в функции объекта действия. К числу таких моделей относятся следующие классы глагольной антропоморфной метафоры:

1) глаголы движения: «Я печаль в сердце несу» (Чехов); «Elle portrait une tristesse infinie sur son visage» (Exbrayat);

2) глаголы эмоций: «Юрий Андреевич обезумел от страха» (Чехов); «Il claquait des dents et devenait fou de peur» (Simenon);

3) глаголы, связанные с понятием размышления, познания: «Он познал грусть и боль обиды» (Акунин); «Une jeune fille ne comprenait pas une tristesse profonde dans les yeux de son frère» (Japrisot);

4) глаголы, связанные с понятием болезни: «Сердце болело от тоски по родине» (Акунин); «Elle a pris mal de la tristesse. (Mauriac);

5) глаголыобладания: «Joséphine ne répondit pas, elle avait peur, peur de Stephen…» (Japrisot).

В русском языке в классе «глаголы движения» встречаются глаголы со значениями:

а) пассивного созерцания действительности – «Наташа сидела со страхом и тупо глядела на меня» (Толстой);

б) активного принудительного действия – «Он сидел, окаменев на своей табуретке, и пытался подавить в себе страх» (Акунин);

в) исчезновения, избавления – «Мысли о семье на какое-то время вытеснили страх за свою жизнь» (Шолохов);

г) физического проявления переживания – «Янтарные глаза Бориса сейчас казались темными на сразу осунувшемся лице, он весь дрожал от страха» (Шолохов); результативности – «Беспредельная усталость рождала бессонницу, а бессонница рождала тоску» (Булгаков).

Среди пассивных моделей во французском языке в данном классе выделяются глаголы со значениями:

а) активного принудительного действия – «La plus difficile pour moi, peut être, c’est vaincre la peur» (Japrisot);

б) физического проявления переживания – «Elle m’a fait une belle peur en annonçant que sa mère était très malade» (Japrisot);

в) преодоленияпереживания – «Mon père me disait toujours que chaque tristesse peut-être dissiper» (Exbrayat);

г) результативности – «La mort de cette fille m’emplit d’une grande tristesse» (Mauriac).

В других классах антропоморфной глагольной метафоры выделение субклассов является затруднительным в связи с их непродуктивностью и однотипностью в обоих языках.

Антропоморфная метафора может быть и субстантивной. Исследованный фактологический материал русского языка характеризуется ограниченным употреблением антропоморфной субстантивной метафоры – «гримаса ужаса» (Петров); «челноки страха» (Платонов); «голос страха» (Стругацкие). Во французском языке был установлен лишь один случай употребеления данного типа метафоры – «un soupir de la peur et de la tristesse» (Bailly).

Факт непродуктивности антропоморфной субстантивной метафоры объясняется тем, что имена существительные значительно уступают глаголам в возможностях отражения динамизма эмоций.

Адъективная антропоморфная метафора, по сравнению с субстантивной, более распространена в обоих языках. Номинанты эмоций в высказываниях выполняют функцию атрибута и являются яркими эпитетами, способными дать оценку фрагментам действительности. В русском языке антропоморфную адъективную метафору можно классифицировать на следующие семантические субклассы:

1) интенсивность переживания эмоции – «возрастающая тоска» (Акунин);

2) глубина переживания эмоции – «мучительная грусть» (Акунин); «тяжкий страх» (Акунин);

3) внутренний характер протекания эмоции – «душевная тревога» (Набоков);

4) неконтролируемость переживаемой эмоции – «безотчетный страх» (Чехов);

5) эмоционально выраженная оценочность переживания:

а) через номинанты эмоций – «бешеная тоска» (Петров); «страшный гнев» (Шолохов);

б) не через номинации эмоций – «слепой страх» (Петров); «брезгливый ужас» (Изюмский).

Во французском языке анализ адъективных словосочетаний позволил установить такие смысловые классы, как:

1) неконтролируемость переживаемой эмоции – «une peur vague et sourde» (Bailly);

2) эмоционально выраженная оценочность переживания:

а) через номинанты эмоций – «une peur atroce» (Bailly); «une peur bleu» (Druon);

б) не через номинации эмоций – «une tristesse absurde» (Simenon);

3) интенсивность переживания эмоции – «une tristesse profonde» (Sadoul); «une peur paralysante» (Bailly);

4) неинтенсивность переживания эмоции – «une douce mélancolie» (Sagan);

5) глубинапереживанияэмоции – «une tristesse insupportable» (Troyat); «une peur indescriptible» (Bailly);

6) внешнеепроявлениеэмоции – «une tristesse maladive» (Sagan); «une peur folle» (Bailly);

7) внезапностьпоявленияэмоции – «une peur brusque» (Japrisot).

На основе данного анализа было установлено количественное преимущество смысловых классов во французском языке в адъективной антропоморфной метафоре.

Высокая продуктивность натурморфной метафоры объясняется ее традиционно непреходящей практической ценностью для нашей жизни. Под натурморфной метафорой понимается перенос наименований реально существующих предметов на культурные психические факты внутреннего мира человека.

Натурморфная метафора имеет разную структурную оформленность.

В глагольном типе натурморфной метафоры в роли активного метафоризующего элемента выступает глагол. Данный тип метафоры классифицируется на несколько субтипов: первый ее субтип – aquaverbum (лат. aqua – вода), второй – pyroverbum (лат. pyro – огонь), третий – aeroverbum (лат. aero – воздух).

К числу наиболее распространенных в русском языке относится семантический класс aquaverbum. В нем обнаруживаются следующие высказывания, в которых имеет место сопоставление понятий «вода» и «эмоция»: «…бессмысленно приговаривал Николай, задыхаясь от животного страха и потребности излить этот страх» (Л. Толстой). Во французском языке семантический субтип aquaverbum встречается спорадически: «La pauvre femme ne pouvait pas déverser sa tristesse et se sentait brusquement triste à pleurer» (Duras).

Второй семантический класс глагольной натурморфной метафоры pyroverbum в русском языке также достаточно распростанен: «Страшный страх, полымем охвативший Макара, исчез» (Шолохов). Во французском языке данный субтип оказался более распространенным по сравнению с субтипом aquaverbum: «La peur panique s’allume dans tout son corps» (Simenon); «La tristesse profonde réduisait en cendres son âme et son cœur, elle se sentait triste comme une maison démeublée» (Sagan).

Третий семантический субтип (aeroverbum) глагольной натурморфной метафоры в русском языке оказался менее распространенным, чем два предыдущих субтипа: «печаль пронзила мне лицо дикой свежестью и силой» (Толстой). Во французском языке семантический субтип aeroverbum также характеризуется низкой частотностью употребления: «Tout commençait à trembler dans son âme quand la peur gonflait à moi» (Simenon).

Натурморфная метафора по своей частеречной принадлежности может быть не только глагольной, но и субстантивной. В русском языке эмоции, являющиеся компонентом натурморфной субстантивной метафоры, сравниваются с такими природными явлениями, как воздух [«Такая буря мыслей, воспоминаний и печали вдруг поднялась в его душе, что он не мог спать» (Л. Толстой)]; как вода [«прилив страха» (Белый); «отлив ужаса» (Белый)]. Нередко эмоции в субстантивной натурморфной метафоре связаны с выражением лица человека [«складки грусти» (Толстой)].

Во французском языке эмоции сравниваются так же, как и в русском, с водой [«une vague de peur» (Sadoul)]; с воздухом [«une nue de tristesse» (Exbrayat)]; а также с огнем [«une étincelle de peur» (Mauriac)]. Иногда эмоции во французском языке имеют количественные параметры – «un accroissement de la peur» (Sabatier).

Адъективная натурморфная метафора в исследуемом русскоязычном материале оказалась более распространенной по сравнению с субстантивной метафорой. Однако ее семантическая классификация не отличается каким-либо разнообразием. Установлены всего лишь два субтипа натурморфной метафоры:

1) цветовая метафора [«тоска зеленая» (Петров)];

2) температурная метафора [«горячий страх» (Шолохов); «леденящая тоска» (Платонов)].

Во французском языке адъективная натурморфная метафора, количественно уступающая ее субстантивному варианту, семантически классифицируется на следующие субтипы:

1) цветоваяметафора [«une peur blanche» (Sadoul)];

2) квалитативнаяметафора [«une peur sourde» (Exbrayat); «une tristesse dense» (Icor)].

Вотдельныхслучаяхвструктуруразвернутыхметафорическихдескрипцийвходитвербальновыраженныйкомпонентсравнения: «la tristesse comme la mort» (Duras); «la peur … comme un poison» (Druon).

Зооморфная метафора, основанная на приписывании эмоциям черт поведенческих реакций животных, не отличается высокой продуктивностью при вторичной номинации эмоций в русском и во французском языках.

Провести границу между зооморфной и антропоморфной метафорами объективно достаточно сложно, так как множество предикатов в действительности оказываются актуальными и в отношении обозначения актов поведения человека, и в отношении наименования поведенческих реакций животных (например, глаголы со значениями «физических агрессивных действий» – терзать, tourmenter, harceler, déchirer; «пространственное удаление» – исчезнуть, disparaître; «поглощение пищи» – грызть, пожирать, ronger, dévorer).

С точки зрения своей структуры зооморфная метафора может быть выражена глаголом [«Свернулась на сердце жалость» (Шолохов); «À une heure imprecise Yveline s’est réveillée: probablement harce que la peur intense de Gérard, rentré d’un court séjour à Salt Lake City, l’avait dévorée la veille au soir» (Japrisot)], существительным [«змея печали» (Бальмонт)], прилагательным [«une peur brutale» (Exbrayat)]. Как показал анализ, в русской и французской экспрессивной речи более активно употребляется глагольная зооморфная метафора, что обусловливается динамизмом данной части речи.

Флористический тип метафоры применительно к нашему материалу оказался непродуктивным, что можно объяснить пассивностью и созерцательностью флоронимов: «И громовой голос, сея страх, вещал…» (Стругацкие); «La peur de la mort semait la panique dans son âme» (Icor).

Анализ фактического материала позволил выявить частотность употребления того или иного вида структурной и семантической метафор. Количественные данные частотности анализируемых явлений иллюстрируются в табл. 1 и 2.

Таблица 1

Таблица 2

Тип метафоры	Русскоязычные художественные тексты, %	Франкоязычные художественные тексты, %
Антропоморфная	54	52
Зооморфная	11	8
Натурморфная	35	40

В заключении обобщаются результаты проведенного исследования, излагаются основные выводы проделанной работы.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1. Волостных, И.А. Антропоморфная метафора как основной способ экспликации эмоциональных концептов «страх» и «печаль» в русской и французской языковых картинах мира / И.А. Волостных // Вестник Тамбовского государственного технического университета. – 2006. – Т. 12. – № 2Б. – С. 534 – 537.

2. Шеховцова (Волостных), И.А. Признаки сложносочиненного вопросительного предложения в структуре лингвистического пространства языковой личности / И.А. Шеховцова (Волостных) // Проблемы лингвистики и методики обучения иностранным языкам: традиции и стратегия обновления: материалы 1-й междунар. школы-семинара. – Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 2001. –

3. Волостных, И.А. Вербальные средства выражения эмоций при переводе иноязычных текстов / И.А. Волостных // Актуальные проблемы исследования языка: теория, методика, практика обучения: межвуз. сб. науч. тр. – Курск: Изд-во Курск. гос. пед. ун-та, 2002. – С. 95 – 97.

4. Волостных, И.А. Фразеологизмы как национально-культурный компонент французской культуры / И.А. Волостных // VIII Державинские чтения. Филология и культура: материалы науч. конф. преподавателей и аспирантов. – Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 2003. – С. 143 – 144.

5. Волостных, И.А. О лингвистической концепции эмоций / И.А. Волостных // Филология и культура: материалы IV Междунар. науч. конф. – Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 2003. – С. 224 – 225.

6. Волостных, И.А. Художественный текст как эмотивный тип текста / И.А. Волостных // Актуальные проблемы лингвистики и перевода: межвуз. сб. ст. и материалов научных исследований. – Архангельск: Архангельск. гос. техн. ун-т, 2003. – С. 233 – 236.

7. Волостных, И.А. Языковая номинация эмоциональных концептов «страх – peur» и «печаль – tristesse» / И.А. Волостных // Язык и общество: современные исследования социальной коммуникации и лингвистических тенденций: сб. науч. тр. – Тула, 2004. –

8. Волостных, И.А. Фразеологические единицы как национально-культурные маркеры / И.А. Волостных // Фразеологические чтения: сб. материалов Всерос. науч. конф. – Курган: РИЦ КГУ, 2005. – Вып. 2. – С. 53 – 55.

9. Волостных, И.А. К проблеме номинации концепта «страх» в современном французском языке / И.А. Волостных // Филология и культура. Материалы V Междунар. науч. конф. – Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 2005. – С. 410 – 413.

10. Волостных, И.А. Пословицы и поговорки как языковая репрезентация менталитета (на материале французского языка) /

И.А. Волостных // Языкознание и литературоведение в синхронии и диахронии: межвуз. сб. науч. ст. – Тамбов: Изд-во ТОГУП «Тамбовполиграфиздат», 2006. – Вып. I. – С. 91 – 93.

 êîíöåïòóàëüíîé êàðòèíå ìèðà âûäåëÿåòñÿ è òðåòüÿ çîíà, â êîòîðîé êîíöåïòû è àáñòðàêöèè ïðèîáðåòàþò íåâåðáàëüíóþ ôîðìó, òî åñòü «ìûñëÿòñÿ» â êàêîì-òî íåâåðáàëüíîì ñóáñòðàòå. Äàííàÿ çîíà ïîëíîñòüþ îñâîáîæäåíà îò ÿçûêîâîãî âëèÿíèÿ.

Предыдущая статья: Чему равна скорость света Следующая статья: Углерод — характеристика элемента и химические свойства