Олимпиадные задания по истории (11 класс) на тему: Презентация. Россия

Журнал и газета П. Л. Лаврова «Вперед» (1873-1877). Значительно больший размах в сравнении с «бакунистами» имела издательская деятельность группы П.Л. Лаврова. В 1870 г. после удачного побега из ссылки Лавров появляется за границей, в Париже. Здесь он принимает участие в событиях Парижской Коммуны, вступает в I Интернационал. В Лондоне знакомится с К. Марксом, Ф. Энгельсом и впоследствии поддерживает с ними контакты. В 1873 г. в Цюрихе под редакций Лаврова выходит журнал «Вперед!» , ставший одним из наиболее влиятельных заграничных органов печати. С инициативой его издания выступили «чайковцы», имевшие в Цюрихе собственную типографию, в которой работали многие обучавшиеся в этом городе русские студенты. По воспоминаниям М. Сажина, к 1872 г. русская колония в Цюрихе очень расширилась, чуть ли не до 150 человек. Средства на издание поступали как от чайковцев, так и от кружка последователей Лаврова из Петербурга. Известно, что под влиянием рассказов Лаврова о девушках-революционерках, которые впоследствии были обвинены по процессу 50-ти, поддержку изданию стал оказывать И.С. Тургенев. Лавров был приглашен для руководства журналом как человек, известный к тому времени своим журналистским опытом. Особую известность принесли ему опубликованные в 1868–1869 гг. в газете «Неделя» «Исторические письма», где он изложил теоретическую программу. Особенно привлекательной для молодежи показалась высказанная им мысль о долге интеллигенции перед народом и необходимости вернуть этот долг. Согласившись руководить журналом, Лавров приступил к выработке программы и ее согласованию с различными группами, что оказалось делом непростым. По воспоминаниям М. Сажина, он и другие сторонники Бакунина отнеслись к программе Лаврова иронически и даже негативно, слишком она расходилась с их настроениями и убеждениями и была, по их оценке, «крайне суха, теоретична и совершенно оторвана от жизни». «В общем, – пишет Сажин, – и у меня, и у товарищей осталось впечатление от программы, что журнал Лаврова есть совершенно чуждое нам по духу предприятие... Между прочим, мне припоминается один из отзывов об этой программе, исходящий из среды “чайковцев”, который характеризует отношение к журналу Лаврова в России: зачем нам иметь “Вестник Европы” за границей, когда он уже есть в Петербурге?». Сажин, впрочем, зная, что у Лаврова, в отличие от поклонников Бакунина, были налажены связи с Россией, дал согласие на соредакторство. Однако когда Бакунин не одобрил его решения, отказался от предложения Лаврова. Между «бакунистами» и «лавристами» развернулась полемика по многим принципиальным вопросам. В первом номере, который вышел 1 августа 1873 г., Лавров выступил со статьей «Вперед! Наша программа», где изложил свои взгляды, которые по сути выражали идеи правого крыла народничества. Не случайно поэтому, в силу умеренности позиций руководителя издания, многие русские эмигранты поначалу восприняли его «типичным либералом». Программа журнала «Вперед!» нацеливала на подготовку социальной революции путем длительной пропаганды социалистических идей в народе силами интеллигенции. Лавров не исключал возможности заговора или стихийного бунта, но считал, что без предварительной подготовки они, в случае успеха, могут привести только к утверждению буржуазного строя. Ячейкой будущего общества он видел русскую общину. Сходясь с «бакунистами» в отрицании государственности, Лавров расходился с ними во взглядах на организацию восстания. Революция, по его мнению, должна иметь подготовленных руководителей. Таким образом, программа «Вперед!» была направлена против анархических взглядов Бакунина, убежденного в готовности народа к революции, а также против заговорщической тактики П.Н. Ткачева. В качестве «непериодического обозрения» журнал выходил отдельными толстыми книжками по мере их изготовления: в 1873 г. вышла одна книга, в 1874 г. – две (вторая, т.е. №3, вышла уже не в Цюрихе, а в Лондоне), в 1876 и в 1877 гг. – по одной (№4 и 5). Каждый номер (за исключением №4) состоял из двух отделов. В первом публиковались большие статьи программного характера. Их авторами, как правило, были Лавров и секретарь редакции В.Н. Смирнов. Иногда в первом отделе помещались и другие публикации. Так, в марте 1874 г. была напечатана статья Н.Г. Чернышевского «Письма без адреса», запрещенная в 1862 г. к публикации в «Современнике». Во втором отделе, занимавшем половину объема каждого номера, помещались статьи, корреспонденции и письма из России. Под рубрикой «Летопись рабочего движения» публиковались материалы, освещающие события революционного движения за границей. К концу 1874 г. связи редакции с Россией значительно расширились. По воспоминаниям М.К. Элпидина, издания доставлялись в Россию через пограничных контрабандистов тюками по 20 и 40 кг. Корреспонденция же поступала с «оказией». Переписку Лавров вел через «гр. Потоцкого», который на самом деле оказался «московским сыщиком Балашевичем, замаскировавшимся в графы». Этот сыщик получал тогда 1000 франков в месяц от III отделения. Письма приходили из разных городов России. Увеличился и приток денежных средств. Это позволило Лаврову приступить к изданию газеты. В январе 1875 г. в Лондоне выходит первый номер газеты «Вперед!», задуманной как «двухнедельное прибавление к журналу по текущим вопросам русской жизни и международного рабочего движения в различных странах». Вскоре газета превратилась в основной орган лавровской группы. Она имела четкую структуру. Названия рубрик перешли из журнала. За передовой статьей, как правило, следовали публикации под рубриками «Что делается на родине?» и «Летопись рабочего движения». В конце обычно помещались «Извещения корреспондентам» и «Библиографические известия». Постоянно обновляются формы подачи материала. В отделе «Что делается на родине?» помещаются разнообразные тематические обозрения. Так, в 1875 г. в шести номерах (январь-апрель) появляются обзоры под заголовком «Гниль старого и рост нового», а в конце этого же года (№20, 21, 24) серия публикаций «С птичьего полета»; возникают новые рубрики: с февраля 1876 г. вводится рубрика «Из памятных книжек старых сотрудников», а с мая систематически печатаются обозрения внутренней жизни под заголовком «За две недели». Выходила газета регулярно, 2 раза в месяц, и за два года существования (с января 1875 по декабрь 1876 г.) было выпущено 48 номеров от 16 до 24 страниц в каждом. Наиболее активным автором журнала и газеты был сам Лавров. Много писали для изданий секретарь редакции В.Н. Смирнов и цюрихский студент Н.Г. Кулябко-Корецкий, помогавший в организации доставки «Вперед!» в Россию. Печатались в изданиях также Г.А. Лопатин, украинский эмигрант С.А. Подолинский. Публиковались отдельные произведения Н.П. Огарева и Г.И. Успенского. Непродолжительное время во «Вперед!» сотрудничал П.Н. Ткачев, но после отказа Лаврова предоставить ему равные права в руководстве журнала порвал с ним. Хорошо налаженные связи с Россией позволяли регулярно помещать в газете содержательные обозрения и информацию о ее внутренней жизни, политических событиях (например, о демонстрации у Казанского собора 6 декабря 1876 г., устроенной землевольцами и др.). В редакцию приходило такое множество писем и корреспонденции из России, что часть из них приходилось помещать в виде хроники, а некоторые оставались неиспользованными. Обширные контакты Лаврова с деятелями западноевропейского рабочего движения предоставляли для газеты богатейший материал о событиях в Европе. Маркс и Энгельс давали по просьбе Лаврова отзывы на его статьи, сообщали сведения, которые можно было бы использовать в газете. Издания «Вперед!» распространялись в России рядом революционных кружков и, в первую очередь, петербургским, члены которого именуются обычно «лавристами». Они же поддерживали издание и материально. «Впередовцы» жили коммуной, нередко впроголодь, так как средства, получаемые из России, с трудом покрывали расходы на издание. В период между 1870 и 1875 г. «Вперед!» был единственным органом революционной бесцензурной печати, поэтому, несмотря на преобладание в это время бакунинских, «бунтарских» настроений и на несогласие многих радикально настроенных участников движения с политической линией Лаврова, читательский круг «Вперед!» был достаточно обширным и разнородным по своему составу. Еще предпринимая издание журнала, Лавров стремился избежать замкнутости и сектантства направления, сделать издание выразителем взглядов широких революционных кругов. Правда, оговаривалось, что в случае публикации мнений, не совпадающих с программой «Вперед!», редакция оставляет за собой право поместить свой комментарий. Появившиеся в 1875 г. «Работник» бакунистов и «Набат» ткачевцев не смогли по распространенности составить конкуренцию лавровским изданиям. Тираж журнала составлял в 1875 г. 2000 экземпляров, а тираж газеты в 1876 г. достиг 3000. С «Вперед!» постоянно полемизировали российская пресса (особенно активно – «Московские ведомости» М.Н. Каткова), эмигрантская печать, на издания Лаврова ссылались также и европейские газеты. Влияние П.Л. Лаврова и его изданий было настолько значительным, что он находился под неусыпным контролем не только российских властей, но и европейских государств. Так, в 1876 г. Бисмарк запретил продажу «Вперед!» в Германии. О роли Лаврова в эмиграции свидетельствует постоянное внимание к нему со стороны русской заграничной агентуры, руководитель которой П.И. Рачковский не раз сообщал в Петербург о необходимости «исследовать образ мыслей Лаврова, так как он при данных условиях оказывается наиболее авторитетным». Рачковский не гнушался фабрикацией различных документов с подписью Лаврова, призванных представить его ренегатом и тем самым расколоть движение. «Вперед!» оказал значительное влияние на русскую молодежь. По словам В. Фигнер, он «дал сильный толчок (...) умам, вызвав много споров и вопросов». Но все же многие сторонники радикальных учений считали «лавризм» слишком абстрактной теорией и критически относились к проповеди Лаврова о необходимости «всестороннего развития личности» и предварительной научной подготовки участников движения. На это указывал М.П. Сажин («Он был прежде всего теоретик-философ»); это отмечал С.М. Степняк-Кравчинский, обвинивший Лаврова в отсутствии «революционного инстинкта» и писавший ему в 1875 г.: «Вы человек мысли, а не страсти. Ну, а этого недостаточно. (...) Мы хотим действия более решительного, более быстрого, мы хотим непосредственного восстания, бунта»; этот же упрек в теоретичности воззрений адресовал ему впоследствии В.И. Ленин. В 1876 г. в связи с разногласиями внутри редакции и с кружком «лавристов» в Петербурге по вопросам тактики и организации революционной борьбы Лавров выходит из редакции. Причиной разрыва стала личная неудовлетворенность Лаврова, связанная с неудавшейся попыткой сделать «Вперед!» центром всех революционных сил в России, а также с провалом «хождения в народ» и следовательно, тактики «пропагандистов». Еще одной причиной Н.Г. Кулябко-Корецкий называет отчуждение Лаврова во «впередовской» коммуне от «нигилистов», плебейские замашки которых он с трудом переносил. Порвав с «Вперед!» (последний, пятый, номер журнала вышел в 1877 г.), Лавров отошел от народнической фракционной борьбы и стал фактически духовным лидером русской революционной эмиграции, хранителем традиций Герцена. Следование герценовской традиции проявлялось не только в осмотрительности и взвешенности политических позиций Лаврова, его неприятии «нигилизма» молодых и стремлении избегать крайностей в революционных действиях, их неподготовленности. Ближе всех к Герцену Лавров стоял и в развитии традиций Вольной русской прессы – в содержании, идеях и типологических чертах изданий. В материалах следственного дела Лаврова хранятся издания Вольной русской типографии. А.В. Никитенко писал о Лаврове: «Любовь к “человечеству” почерпнул он в сочинениях новейших социалистов... Прежде “Колокол” был для него источником великих истин и убеждений». В условиях 1870-х годов Лавров развивает темы Герцена о России и Западе, ведет полемику с российской и европейской прессой. Не случайно поэтому поколение 80-х годов, вспоминая о предшествующих десятилетиях, чаще всего выделяло «Колокол» и «Вперед!».

Издания «Священной дружины» («Вольное слово», «Правда»).

В ряду русских заграничных изданий 1880-х годов особое место принадлежит газетам «Вольное слово» и «Правда», связанным с деятельностью «Священной дружины», тайной монархической организацией, созданной русским правительством для борьбы с революционным движением.«Вольное слово». Газета была заявлена как еженедельное издание, выходила же два раза в месяц (1 и 15 числа) в Женеве с августа 1881 до мая 1883 г. Всего вышло 62 номера. Была создана по инициативе агента монархической организации «Священная дружина» А.П. Мальшинского с провокационной целью отвлечь молодежь от революционной деятельности и держать под контролем эмигрантские круги. Редакторами газеты были А.П. Мальшинский и М.П. Драгоманов (№1–36); М.П. Драгоманов (№36–62). Кроме двух редакторов, по воспоминаниям М.К. Элпидина, «состоял в “Вольном слове” крупным сотрудником некто Василицкий-Божедарович, который вел рубрику иностранной политики славянских земель». С №37 газета объявила себя органом либерального общества «Земский союз», реально не существовавшего и являвшегося удачным проектом мистификации «Священной дружины». Для большей убедительности существования «Земского союза» в декабре 1882 г. в Женеве была опубликована «Политическая программа общества “Земский союз”», которая должна была доказать реальное существование земской организации, поддерживавшей издание «Вольного слова». Программа была либеральной по своему характеру и провозглашала целью «достижение политической свободы народов России на основе самоуправления». Как писал М.К. Элпидин, «журнал сорганизовался по всем требованиям направления и цели издания: бороться журнальными статьями против партии действия в России, т.е. против террористов; изобличать неугодных администраторов, министров и т.п.». Привлечение к редактированию М.П. Драгоманова, известного и авторитетного в эмигрантских кругах украинского общественного деятеля, очевидно, имело целью внести раскол в эмигрантскую среду. Мнения о сотрудничестве в «Вольном слове» Драгоманова противоречивы. Существует точка зрения, что Драгоманов знал о финансировании газеты «Священной дружиной» и «поддерживал деловые связи с ее представителями, в частности с графом П.П. Шуваловым, отцом и покровителем затеянной “Дружиной” провокации в печати». Таким образом, «Вольное слово», являясь официально-либеральным органом, было предназначено для информирования о проектах государственных преобразований, которые вынашивались в недрах «Священной дружины» ее идеологами П.П. Шуваловым, И.И. Воронцовым и Р.А. Фадеевым, и привлекать на свою сторону либерально настроенную часть эмиграции, а вместе с тем проверять реакцию на такого рода проекты императорского двора. На страницах «Вольного слова» помещались не только статьи, отражавшие либеральную программу издания, но и выступления радикальной части эмиграции, например П.Б. Аксельрода. М.К. Элпидин вспоминал, что эти публикации были призваны «удовлетворить демократическую публику – социалистов в особенности». Именно для этого, по его мнению, «Драгоманов пристегнул к журналу известного социалиста Аксельрода, который постоянно помещал статьи о рабочем движении в Европе». В газете были опубликованы важнейшие статьи Драгоманова, отразившие систему его политических взглядов и ставшие затем основой брошюры «Вольный Союз – Вiльна Спiлка. Опыт украинской политико-социальной программы, свод и объяснения М. Драгоманова», которая подвела итог его теоретическим концепциям. Газета помещала также проекты государственных преобразований земско-славянофильского направления; дезинформацию, исходившую от «Дружины», а также реальные корреспонденции, поступавшие из России и от эмигрантов. Удивительно, что «Вольное слово» оставалось загадкой не только для современников, но и для многих поколений исследователей. И до сих пор высказываются разные предположения о мотивах, побудивших Драгоманова к участию в этом издании.«Правда». Другой газетой, организованной «Священной дружиной», была «Правда», выходившая в Женеве с 8 августа 1882 по 13 февраля 1883 г. на 4 или 8 страницах и заявленная как еженедельная политическая и литературная газета. Вышло всего. 20 номеров. «Правда» именовала себя органом «социалистов-общинников». Редактором газеты был И. Климов, как выяснилось впоследствии, агент «Священной дружины». По воспоминаниям Элпидина, «при всем своем формуляре уголовного преступника, ему (т.е. Климову. – Л.Г. ) удалось пригласить таких чистокровных революционеров, как Василия Сидорацкого, князя Варлаама Черкезова и Григорьева (поэта, псевдоним П. Безобразов)». Редактор привлекал сотрудников высокими гонорарами. При этом, как это ни парадоксально, «Правда» воевала с «Вольным словом», во главе которого стоял Аркадий Мальшинский, «крупная рука III отделения». «Словом, – писал Элпидин, – была война главного шпиона с уполномоченным сыщиком той же кухни». Те, кто финансировал «Вольное слово» и «Правду», предполагали со временем обнародовать историю создания этих газет и тем самым скомпрометировать тех, кто сотрудничал в них. Истинный характер «Правды» раскрылся довольно скоро, тайные же связи «Вольного слова» долгое время оставались для современников загадкой.

Россия. Революционное движение в России (дополнение к статье)

Этим именем обозначается тот общественный процесс, различные моменты которого находятся в непрерывной генетической связи, и который, возникнув при имп. Александре II, привел к так называемому освободительному движению 1905-1907 гг. Иногда начинают историю революцион. движения значительно раньше и первым ярким его проявлением считают заговор и восстание декабристов (см.). Идейная связь между делом декабристов и последующими проявлениями Р. д. несомненна; но после восстания 14 дек. все сколько-нибудь видные участники заговора были навсегда или надолго изъяты из общества; движение было раздавлено безусловно. Все последующие революционные попытки происходили помимо прямой связи с декабристами. Да их долго почти и не было; общество было запугано, народные массы забиты. Оппозиционная мысль по-прежнему жила только в привилегированном, дворянском круге и выражалась в образовании кружков, тайных, но не стремившихся ни к каким практическим целям. Их, тем не менее, строго преследовали и участников подвергали тюрьме и ссылке. К числу таких кружков, подвергшихся суровой расправе, принадлежал московский кружок Герцена (1836), позднее - кружок Петрашевского (см.). Несколько дел о малороссийских кружках ("Кирилло-мефодиевское братство", 1847) свидетельствуют об отсутствии действительного революционного движения в Малороссии. Одна Польша была очагом, где жила революционная (национальная) идея. В 1855-57 гг. происходил в разных местностях России ряд крестьянских волнений. В 1857 г. Герцен основал в Лондоне первый правильно выходивший нелегальный журнал, "Колокол"; он с первых №№ стал проникать в Россию в количестве не менее 2000 экз. и имел громадное влияние. С этих пор русская революционная журналистика, частью заграничная, частью выходившая из тайных типографий в России, не прекращалась. В первые годы царствования Александра II движение революционное еще не дифференцировалось от движения либерального. Радикальное течение было представлено, кроме "Колокола", легальным "Современником". Отличительная черта русского р. д. состояла в том, что все оно с самого начала было социалистическим, а социализм имел сперва народнический, крестьянский характер; революционеры верили тогда в крестьянскую общину, как в ячейку будущего социалистического строя. В этом отношении не было различия между наиболее видными теоретиками революции: Герценом, Чернышевским, Бакуниным. Радикализма, враждебного социализму, какой был на западе, у нас долго не было. 1861 г., год освобождения крестьян, отмечен рядом крест. бунтов и крупными студенческими волнениями в Петербурге, Москве, Киеве, Казани. К 1861 г. относится и возникновение первого после 1825 г. действительно революционного тайного сообщества "Великорус". В 1862 г. вышло в тайной типографии три листка "Великорус". В них требовались: передача крестьянам без выкупа всей земли, которой они пользовались при крепостном праве, полное отделение Польши, конституция с ответственностью министров и свободой личности, "составление временного избирательного закона популярными людьми, которых укажет голос публики". Средства для достижения этих целей "на первый раз" рекомендовались мирные; должно подать адрес государю, "в самом умеренном духе, чтобы все либеральные люди могли принять его". За дело "Великоруса" поручик В. Обручев был приговорен к 3 годам каторги. Раньше листков "Великоруса" появилась в свет прокламация "К молодому поколению" (1861). Она отрицала в принципе монархию ("нам нужен не царь..., а выборный старшина"), подвергала суровой критике деятельность правительства, отрицала, чтобы для России был предназначен тот же путь, что для Европы; высказывалась надежда, что Россия установит порядки, незнакомые даже Америке, и молодое поколение приглашалось к борьбе за них. Каковы должны быть эти порядки, как к ним идти - оставалось неизвестным. Эта прокламация была произведением совершенно личным; ее автором был известный поэт М. Л. Михайлов, который за нее приговорен к каторге. В 1862 г. был арестован, в 1864 г. - присужден к каторге Чернышевский, по обвинению в составлении и распространении другой, столь же революционной прокламации "к барским крестьянам". К этому времени уже произошло резкое отделение революционеров от либералов. Кавелин, близкий друг Герцена, еще недавно бывший его единомышленником, в письмах 1862 г. относится к революционерам с нескрываемой антипатией. К концу 1862 г. относится возникновение тайного общества "Земля и Воля", выпустившего два листка "Свобода", с призывом к чисто-революционным путям. Его лозунгом было "народное собрание из выборных представителей свободного народа, которое само должно определить будущий общественный строй". В 1883 г. это общество перестало существовать; несколько позднее один из его главных деятелей, Н. Серно-Соловьевич, был приговорен к 12 годам каторжных работ. В 1863 г. разразилось польское восстание. Значительная часть русских радикалов была им увлечена; Герцен и Бакунин оказывали ему из-за границы деятельную поддержку. Это вызвало сильную реакцию в самом обществе. "Московск. Ведомости" (Катков) начали разжигать в нем националистические инстинкты и в значительной степени достигли цели. Революционное движение было если не задавлено, то надолго ослаблено. Нелегальная литература едва влачила свое существование; "Колокол" после 1864 г. не расходился и в 500 экземплярах, в 1867 г. временно прекратился, затем еле влачил свое существование до смерти Герцена. В 1866 г. было произведено Каракозовым на жизнь Александра II покушение, организованное довольно значительным кружком заговорщиков (судилось их всего 34 чел.). В 1869 г. среди петербургского и московского студенчества начинается революционное движение, связываемое обыкновенно с именем Нечаева (см.). Нечаев был учеником и последователем Бакунина, пошедшим гораздо дальше своего учителя. Как и все революционеры шестидесятых и семидесятых годов, он был народником в том смысле, что классом, во имя которого должна была совершиться революция, было для него крестьянство; но путь к революции должен был идти, по его мнению, не через массовую пропаганду, а через заговор. В ноябре 1869 г. Нечаев и его сообщники убили близ Москвы члена кружка Иванова, которого Нечаев подозревал в измене; это убийство привело к раскрытию заговора. Нечаев бежал за границу и там в 1869-1871 г. издавал революционный журнал "Народная Расправа", в котором предсказывал близость "всенародного восстания замученного русского люда" или великой "мужицкой революции". В начале 1870-х годов в русском революционном движении наметилось три главных течения. Сторонники Бакунина или "бунтари" верили, что русская община есть ячейка, вполне готовая развиться в свободную федерацию множества мелких социалистических общин; они отрицательно относились к какой бы то ни было "политике", исходя из убеждения, что всякий государственный строй есть непременно орудие эксплуатации масс; они ожидали в самом непродолжительном будущем взрыва и считали отдельные бунты полезными для его подготовки. Они настолько верили в близость революции, что для всякого человека, проникнутого революционными идеями, считали нравственно обязательным идти сейчас же на непосредственное дело; всякую отсрочку они считали преступной, даже отсрочку для того, чтобы учиться; находясь у постели опасно больного, близкий ему человек обязан стараться помогать ему, хотя бы располагая самыми ничтожными медицинскими знаниями, и не имеет права уклоняться от этой обязанности для того, чтобы идти на медицинский факультет - так точно и революционер должен служить народу сейчас же, не откладывая до того момента, когда он обогатит себя новыми знаниями. Бакунисты несколько раз пытались издавать журналы, но все они были недолговечны; много было выпущено ими брошюр. Главным теоретиком другого течения был П. Лавров (см.). В 1872-77 гг. идеи "лавристов" находили выражение в издании "Вперед", а также в ряде брошюр. Лавристы также верили в близость революции, но не в такой степени, как бакунисты; они не отрицали государства и думали, что и в будущем строе оно должно играть свою роль; они были убеждены, что переход к будущему строю есть процесс более или менее медленный и сложный; мелких отдельных бунтов они не признавали и необходимой предпосылкой для переворота считали широкое развитие револ. идей. В противоположность бакунистам, они считали безусловно обязательным для революционера учиться и класть в основу пропаганды не только чувство ненависти, но и научно развитую мысль. Они признавали наличность в России рабочего класса и необходимость работы и для него; тем не менее, крестьянство они считали более ценным и очень многое строили на крестьянской общине. Среди последователей Лаврова было, впрочем, немало людей, которые далеко не целиком принимали его программу, и в миросозерцании которых перемешивались элементы лавризма и бакунизма. Идейным выразителем третьего течения был Ткачев, издававший в 1870-1881 гг. журнал "Набат" (см.). Это было течение якобинское. Для Ткачева Лавров и даже Бакунин были "буржуазными псевдореволюционерами". Ткачев верил не в постепенное развитие социализма, а в декретирование социалистических мер государством, и потому его задачей был захват политической власти. Учение Ткачева находилось в некоторой преемственной связи с учением Нечаева. И для Ткачева крестьянство было главной целью борьбы; и он верил в общину, как в исходную точку социалистического развития. С самого начала 1870-х годов в Петербурге, Москве, Киеве и др. городах образуются кружки молодежи, ставившие своей целью пропаганду среди народа либо учения Лаврова, либо учения Бакунина; нередки были кружки, в которых бакунисты и лавристы перемешивались. Наибольшего значения достиг бакунистский кружок Долгушина в Москве, основанный в 1872 г., но скоро раскрытый; в 1874 г. члены его судились и были осуждены. Другой кружок - Николая Чайковского - основался в Петербурге еще в 1869 г.; он сначала имел характер товарищеского кружка саморазвития и взаимопомощи, но с 1871-72 г. под влиянием Софьи Перовской, Корниловой, Анатолия Сердюкова обратился в революционный. В числе его членов были впоследствии ставшие известными кн. П. Крапоткин, Аксельрод, Чарушин, Волховской, Лев Тихомиров, Желябов, Натансон, Фроленко, Клеменс. Они вели широкую пропаганду как в рабочих кружках Петербурга и др. городов, так и в деревнях различных губерний. Для этого они поступали рабочими на фабрики, в кузницы или другие мастерские, нанимались на различные сельские работы и т. п., всеми способами стараясь сближаться с народом и ведя среди него пропаганду как устно, так и посредством нелегальной литературы, в то время уже весьма значительной. Одновременно возник ряд других подобных кружков. В 1874 г. начались среди них аресты; арестовано было до 1000 молодых людей. Из них часть была отпущена, многие умерли во время более чем трехлетнего предварительного заключения; остальные в октябре 1877 г. предстали перед судом Правительствующего Сената. Их дело называется "делом 193-х" (по не совсем точно подсчитанному числу подсудимых) или "Большим процессом". Из всех политических процессов, имевших место в России со времени "дела декабристов" и до процессов 1906 г., это был самый значительный по числу подсудимых. Прокуратура обвиняла всех подсудимых в принадлежности к одной политической партии и одному заговору. На самом деле среди подсудимых находились различные кружки, частью не имевшие никакой связи один с другим, частью даже враждебные один другому. Некоторые из подсудимых вовсе не были причастны к революционному движению и попались более или менее случайно. Наиболее видные участники этого процесса: Мышкин (см.), Войнаральский, Ковалик, Рогачев, Шишко, Квятковский, Брешковская, Чарушин, Желябов, Кибальчич, Перовская, Корнилова, Кувшинская, Куприянов, Всев. Лопатин, Николай Морозов (см.), Синегуб, Кадьян, Петропавловский Каронин (см). После трехмесячного судебного разбирательства, во время которого значительная часть подсудимых протестовала против суда, отказываясь присутствовать на нем, часть подсудимых была оправдана, другая приговорена к различным наказаниям, от краткосрочного тюремного заключения до каторжных работ. К тому же типу принадлежало "Дело 50", разбиравшееся также в Сенате в том же 1877 г., несколькими месяцами раньше, хотя подсудимые были арестованы годом позже. Это также были пропагандисты-народники. Наиболее видные деятели из них: рабочий Петр Алексеев, произнесший на суде произведшую сильное впечатление речь, в которой он грозил правительству поднимающейся на него мускулистой рукой миллионов рабочих, Софья Бардина, Ольга и Вера Любатович, Лидия Фигнер, князь Цицианов, Евгения и Надежда Субботины. После ареста пропагандистов среди революционеров начинается сильная реакция против отрицательного отношения к "политике". Это дает толчок распространению учения Ткачева, но и среди лавристов начинается поворот в ту же сторону; бакунисты постепенно совершенно сходят со сцены. К 1876 г. относятся первые зачатки общества, принявшего старое название "Земля и Воля". Оставаясь социалистическим и народническим, стремясь продолжать пропагандистскую деятельность среди крестьян, оно признает необходимость организованной борьбы с правительством, или даже несколько уже - с полицией. Время от времени совершаются различные террористические акты, являющиеся, по большей части, личными действиями отдельных деятелей: там убивают или ранят шпиона, здесь делают вооруженную попытку устроить побег из тюрьмы и т. д. Последним ярким проявлением старого, чуждого политике народничества было так наз. чигиринское дело (1877). В Чигиринском у. Киевской губ. группа революционеров (Стефанович, Дейч) составила тайное общество из крестьян, объединив их при помощи "золотой грамоты", т. е. подложного акта от имени царя, в котором крестьяне призывались объединиться во имя его и земли. К обществу примкнуло до 1000 крестьян; оно вскоре было раскрыто. Обманное пользование именем царя не вызвало сочувствия среди революционеров. 24 янв. 1878 г. Вера Засулич тяжело ранила петербургского градоначальника генерала Трепова. Ни одно из более ранних покушений не имело такого отголоска. Это объясняется публично проведенным процессом Веры Засулич, которую оправдал суд присяжных. В первом номере журнала "Земля и Воля", вышедшем в октябре 1878 года, была сделана попытка представить террор как бы случайным, временным придатком к социалистическо-народнической программе. На самом деле террор разрастался. 4 августа убит в Петербурге шеф жандармов Мезенцев; убийцы, в числе которых был Степняк-Кравчинский (см.), скрылись. 2 апреля 1879 г. учитель Соловьев совершил неудавшееся покушение на жизнь Александра II. Произведенное против воли значительного числа членов партии, оно сделало прежнюю дорогу для нее невозможной. 17-21 июня 1879 г. в Липецке состоялся съезд членов партии (см. Липецкий съезд), на котором окончательно победила идея террора (см.); партия и газета "Земля и Воля" прекратили свое существование; возникла новая партия, с органом "Народная Воля" (см.). Первый период террора закончился убийством Александра II, 1 марта 1881 г.; после этого сила и значение "Народной Воли" падают. Другие течения революционной мысли были представлены в то время слабо; наиболее видное из них - "Черный Передел" (см.). После "процесса 20 народовольцев" - А. Михайлова (см.), H. Морозова (см.) и др. - и процесса Веры Фигнер (см.), в 1884 г. был арестован Герман Лопатин (см.) и вслед за ним несколько сот человек. Это было, можно сказать, концом "Народной Воли". В 1886 г. было раскрыто дело о пропаганде среди военных (Шелгунов и другие), шедшей почти независимо от старого народовольчества. Без всякой генетической связи с ним группой молодых людей (Ульянов, Шевырев и др.), проникнутых теми же идеями, было организовано неудавшееся покушение на Александра III (1 марта 1887 г.). Из позднейших процессов ни один не обращал на себя большого внимания. Аресту и ссылке в административном порядке подвергалось значительное число народовольцев; но движение было в общем слабо и слабело с каждым годом. В это время зародилось социал-демократическое движение. В 1883 г. в Женеве появилась брошюра Плеханова, "Социализм и политическая борьба", а в 1884 г. его же книга, "Наши разногласия". В этих произведениях учение социал-демократии, построенное на теории К. Маркса, было противопоставлено учениям народников и народовольцев. Плеханов утверждал, что если революция в России когда-либо победит, то только как революция рабочего класса. В 1883 г. в Женеве основана социал-демократическая группа "Освобождение труда"; основателями ее были, между прочим, Плеханов (см.), Аксельрод, Вера Засулич, Дейч. В течение целых 10 лет марксизм оставался теоретическим учением небольшой части интеллигенции, практически делавшей очень мало. Голод 1891-92 гг. дал толчок новому массовому движению в народ, имевшему сначала совершенно другой характер, чем движение 1870-х гг.: оно было по преимуществу мирное по своим стремлениям. Молодежь ехала в застигнутые голодом губернии, чтобы открывать столовые на благотворительные средства и кормить голодающих. У громадного большинства цели вести пропаганду при этом не было, но участники движения натолкнулись на такое противодействие со стороны администрации, что многие из них сильно полевели. Для них стало ясным, что деятельность в народе, даже такая, как устройство столовых для голодающих, немыслима без борьбы с существующим режимом, и что реорганизация последнего возможна только политическая и социальная одновременно. Революционное движение теперь совершалось в двояком направлении: в сторону возрождения видоизмененного народовольчества и в гораздо более сильной степени - в сторону социал-демократизма. В течение первой половины 1890-х годов социал-демократы, как ранее народники и народовольцы, рекрутировались почти исключительно из интеллигенции. Параллельно шло сильное рабочее движение. Первая крупная рабочая стачка в России состоялась еще в 1886 г. В 1896 г. произошла громадная забастовка на петербургских фабриках. Соц.-демократы из интеллигенции нашли в рабочем классе для пропаганды своих учений чрезвычайно благоприятную почву. В 1894 г. появилась в Петербурге легальным образом книга П. Б. Струве, "Критические заметки к вопросу об экономическом развитии России", а в 1895 г. - также легальная книга Бельтова (Плеханова), "К вопросу о развитии монистического взгляда на историю". С тех пор как в легальной, так и в нелегальной литературе шла, конечно, в соответственно различных формах, борьба между учениями социал-демократии и старыми учениями народовольчества и народничества. Среди революционной молодежи безусловно господствовал социал-демократизм. В середине 1890-х годов повсеместно имелись социал-демократические кружки, издававшие нелегальные листки, ведшие пропаганду среди рабочего класса. Самым сильным и организованным среди них был "еврейский союз" или "Бунд". Его даже нельзя назвать кружком; это была целая партия. "Бунду" удалось объединить десятки тысяч рабочих евреев западного края, широко поставить дело нелегального издательства (на жаргоне), руководить занятиями рабочих, проводить стачки и т. п. По своей программе "Бунд" был социал-демократической партией, но с некоторыми национальными требованиями. Соединившись в 1898 г. с российской соц.-дем. партией, он выговорил себе автономию, которую и доныне сохраняет. В 1898 г. состоялся в Минске съезд, на котором было положено основание "российской социал-демократической рабочей партии". Все участники съезда были арестованы, что нанесло временный удар партии. В конце 1890-х годов в среде социал-демократов, действовавших среди рабочих, появилось так называемое экономическое течение, органами которого были "Рабочая Мысль" и "Рабочее Дело". Экономисты отрицательно относились к политической борьбе, не дорожили даже требованием свободы собраний, свободы стачек и т. п. и старались объединять рабочих на чисто-экономических требованиях. Экономическое течение было широко распространено; социал-демократический орган "Искра" (Плеханов, Ленин и др.), основанный в 1901 г. за границей, должен был вести с ним борьбу. Параллельно с экономизмом, все же революционным, появилось сходное по некоторым внешним признакам, но совершенно чуждое ему течение полицейского социализма. Основателем его был начальник московского охранного отделения Зубатов. Он старался разъединить рабочих с интеллигенцией; пропагандировал идею, что экономические интересы рабочих совсем не те, что интересы интеллигенции; утверждал, что правительство готово идти навстречу рабочим, если они откажутся от революционных заблуждений. Зубатов организовывал образовательные кружки рабочих, находившиеся под покровительством высшей московской администрации; в них читали лекции профессора Московского университета. На первое время Зубатову удалось достигнуть блестящих результатов; революционная социал-демократии из рядов московских рабочих была вытеснена. Но Зубатов раздражил фабрикантов и оказался не в силах удовлетворить всех требований рабочих; вскоре зубатовские организации обратились в чисто-революционные, и полицейский социализм послужил школой для социализма революционного. К концу 1890-х годов относится возникновение течения "социально-революционного", явившегося видоизменением народовольчества. До 1903 г. социалистам-революционерам не удавалось устроить свой съезд; тем не менее, они действовали как партия, с определенными задачами и программой. В лице Чернова и Рубановича у них были свои выдающиеся теоретики. Социал-революционеры верили в тождество интересов крестьянства, рабочих и интеллигенции и на этом тождестве строили свое учение. Вера в общину у социал-революционеров почти исчезла. Отличие их от народовольцев состояло в том, что, признавая важность политической борьбы, они не отделяли ее от борьбы социальной и не возлагали всех надежд на террор; от террора они не отказывались, но только как от одного из средств борьбы. К тому же периоду относится оживление революционного движения в Польше и на Кавказе, где ведут взаимную борьбу партии революционно националистические с социалистическими, преимущественно социал-демократическими. С конца 1890-х годов почти не проходит года, чтобы университеты не были потрясены крупными студенческими волнениями. Вновь начинаются террористические акты. В 1901 г. был убит (социалистами-революционерами) министр народного просвещения Боголепов, в 1902 г. - министр внутренних дел Сипягин, позднее - уфимский губернатор Богданович; было несколько неудавшихся покушений. В 1901 г. устроена массовая демонстрация на Невском просп. в СПб. и несколько демонстраций в друг. городах. С того же года празднование рабочими 1 мая принимает массовый характер. В связи с этим количество арестов и ссылок, но почти исключительно в административном порядке, растет почти в геометрической прогрессии. В 1902 г. возникает, сперва в Штутгарте, потом в Париже, журнал "Освобождение", а в 1903 году, на съезде на берегах Боденского озера, образуется союз "Освобождение" (см.). Новый толчок революционному движению дает открытие военных действий между Россией и Японией. С 1905 г. революционное движение из кружкового и в значительной степени интеллигентского обращается в массовое. Из политических партий по-прежнему идут впереди освободительного движения социал-демократы, социал-революционеры и освобожденцы; но движение перерастает партии, и последние оказываются не в силах руководить им. Первым крупным массовым его проявлением было шествие сотни тысяч рабочих к Зимнему Дворцу в С.-Петербурге 9 января 1905 г.: вторым, гораздо более организованным, была всероссийская забастовка в октябре 1905 года, закончившаяся после издания манифеста 17 октября (о дальнейших событиях см. ниже "История России"). "Союз Освобождение" распался; из него выделилась стремившаяся быть легальной и действовавшая совершенно открыто конституционно-демократическая партия. Социал-революционерам удалось в конце декабря 1905 г. и начале января 1906 г. устроить свой первый всероссийский съезд за границей, на котором были приняты программа и устав партии. На этом съезде обнаружились три различных течения. Одно течение вскоре выделилось и образовало стремившуюся быть легальной и действовать открыто "народно-социалистическую" партию, наиболее видными деятелями которой были Мякотин, Пешехонов и Анненский. Она отрицательно относилась к проповеди таких форм социальной борьбы, как насильственный захват крестьянами помещичьих земель, и настаивала на том, что только законодательным путем можно придти к национализации земли; она не считала вопрос о выкупе помещичьей земли за деньги вопросом принципиальным и допускала выкуп; она считала ненужным выдвигать требование республики, находя, что оно не соответствует настроению широких народных масс. Противоположное крыло составляли так называемые "максималисты". Они выдвигали именно анархические формы борьбы и особенно дорожили как террором, так и "экспроприацией" значительных денежных сумм, отрицательно относясь к эволюционным взглядам; они полагали, что в России можно завоевать сразу гораздо более, чем завоевано на западе. На самом съезде не произошло еще окончательного разрыва, но позднее большинство максималистов выделилось из партии. Социал-революционеры настаивали на одновременной политической и социальной борьбе, считая нужным по-прежнему опираться на союз трудового крестьянства, рабочего пролетариата и трудовой интеллигенции. В рядах социал-демократии разрыв произошел еще раньше, а именно на заграничном съезде 1903 г.; там образовалось "большинство", с Лениным во главе, и "меньшинство", с Аксельродом, Засулич, Мартовым, Даном и Плехановым (последний, впрочем, занимал несколько обособленное положение). "Большинство" выдвигало на первый план чисто-политические формы борьбы; оно дорожило централистической, заговорщической организацией партии. "Меньшинство", наоборот, старалось организовать партию демократическим образом. За тактическими разногласиями скрывались и другие, очень глубокие. "Большевики" менее отрицательно смотрели на партию социал-революционеров и охотнее шли с ней на всякие соглашения, чем "меньшевики". "Меньшевики" (это сказалось особенно ярко впоследствии, в 1906-1907 г.), резко противополагая социал-демократов всем другим революционным партиям, настаивали на том, что ближайшая революция должна иметь характер буржуазный; ввиду этого они гораздо охотнее шли на соглашения с буржуазными партиями, такими, как конституционно-демократическая, чем большевики. На стокгольмском съезде партии в 1906 г. произошло формальное объединение большевиков и меньшевиков, но раздоры продолжались и сказывались во всех вопросах, в особенности в вопросе об отношении к Государственной Думе. На новом лондонском съезде 1907 г. формальное единство было сохранено, но разногласия не были устранены.

Литература. Цельной история революционного движения в России до сих пор не написано, если не считать устаревшей (в подлиннике появилась в 1883 г.) и даже для своего времени далеко не вполне удовлетворительной книги А. Туна: "История революцион. движений в России", в новейшей, также не вполне удовлетворительной, книги К. Циллиакус: "Революционная Россия. Возникновение и развитие революционного движения в России" (перевод с немецкого, СПб., 1906). Книга Туна имеется во многих русских переводах; из них имеют значение, благодаря ценным дополнениям и примечаниям, социал-демократическое издание О. Рутенберг, с приложением статей Дейча, Плеханова и Кольцова (СПб., без года, вышло в 1906 г.; неполная перепечатка с женевского издания 1903 г.) и социал-революционное издание, с примечаниями Л. Шишко (СПб., без года, вышло в 1906 г., перепечатка с более раннего заграничного издания). Близкую тему затрагивает книга С. Сватикова, "Общественное движение в России 1700-1895" (Ростов-на-Дону, 1905). Существует довольно много разработок отдельных эпох. По истории общественных движений - анонимная книга "Общественное движение при Александре II 1855-1880" (Париж, 1905); В. Семевский: "Из истории общественных идей в России в конце сороковых годов" (Ростов-на-Дону, 1905); его же, "Из истории общественных течений в России в XVIII и в первой половине XIX века" ("Историческое Обозрение", т. IX). Сочинения о движении декабристов указаны в статье "Заговор декабристов". В последнее время появились изданные в России мемуары декабристов Якушкина, Трубецкого, Розена и других, "Русская правда" Пестеля" (СПб., 1906); Семевский, Богучарский и Щеголев, "Общественные движения в России в первую половину XIX века, т. I. Декабристы: Фонвизин, Оболенский и Штейнгель" (СПб., 1906); M. Довнар-Запольский, "Тайное общество декабристов" (Москва, 1906); H. Павлов-Сильванский, "Декабрист Пестель перед верховным уголовным судом" (СПб., "Русская историческая библиотека", 1907). Наиболее ценными источниками для истории революционного движения в России, начиная с Александра II, могут служить революционные издания и отчеты о политических процессах. Из революционных изданий, выходивших за границей, имеют особенную цену в этом смысле: "Колокол" Герцена; "Вперед" Лаврова; "Набат" Ткачева; "Вольное слово" Драгоманова; "Вестник Народной Воли" Лаврова и Тихомирова; "Социал-демократ"; "Рабочая Мысль" и "Рабочее Дело" (соц.-дем. так называемого экономического оттенка); "Заря" (соц.-дем.); "Искра" (соц.-дем.); "Пролетарий" (тоже); "Революционная Россия" (соц.-рев.); "Освобождение". Большая часть периодических изданий, издававшихся нелегально в России, гибла на первом или втором номере. Наибольшей длительности существования и наибольшего значения достигли "Великорус", "Начало", "Земля и Воля", "Народная Воля" и "Черный передел" (последний выходил под конец за границей). Все названные журналы, издававшиеся в России, за исключением "Черного Передела", перепечатаны в сборнике, очень ценном для истории революционного движения в России: "Материалы для истории революционного движения в России 1860-х годов"; "Революционная журналистика 1870-х годов"; "Литература партии "Народная Воля", - все под редакцией Б. Базилевского (В. Богучарского); издано в Париже под общим названием "Русская историческая библиотека", (1905). Все три тома сборника, с самыми ничтожными сокращениями, перепечатаны в России, под тем же названием (СПб., 1907). Значительная часть статей, напечатанных в "Искре" (второго ее периода, с 1903 г. по 1905 г., т. е. после разрыва между большевиками и меньшевиками, когда "Искра" стала органом меньшевиков), перепечатана в Петербурге в двух томах, под заглавием: "Искра за два года" (СПб., 1906). Хрестоматию из нелегальной журналистики представляет собой книга В. Бурцева "За сто лет 1800-1896" (Лондон, 1897). Политические процессы печатались, по большей части, в газетах, пройдя правительственную цензуру, в сокращенном, а иногда и искаженном виде; иногда печатались только обвинительные акты и приговоры, а иногда не печаталось ни того, ни другого. В виду этого отчеты о политич. процессах представляют собой материал далеко не полный и далеко не беспристрастный, но, тем не менее, весьма важный. В 3-х томном сборнике, изданном под редакцией Базилевского (Богучарского) - "Государственные преступления в России в девятнадцатом веке" (Штутгарт и Париж, 1903-05; СПб., 1906-07) собраны официальные отчеты из легальной печати о процессах, начиная с "Дела декабристов" и кончая "Делом 193-х" (отчет о последнем деле перепечатан не из официального издания, а из нелегального; незакончен). Отдельные издания: "Процесс В. Засулич" (СПб., без года, вышло 1906 г.), "Процесс 16 террористов" (1880), с примечаниями В. Бурцева ("Русская историческая библиотека" СПб., 1906); "Дело 1-го марта 1881 г ". Правительственный отчет со статьей и примечаниями Л. Дейча" (СПб., 1906), "Процесс 20 народовольцев в 1882 г.", с предисловием В. Богучарского (СПб., "Русская историческая библиотека", 1907 г.); П. Теплов, "История Якутского протеста" (дело о вооруженном сопротивлении политич. ссыльных в Якутске в 1904 г. СПб. 1906). С 1906 г. в СПб. выходит, под редакцией Богучарского и Щеголева, журнал "Былое", посвященный истории освободительного движения; в нем напечатано очень много ценных материалов и исследований. Его предшественником является журнал, издававшийся за границей под тем же названием, под редакцией В. Бурцева, и перепечатанный в Ростове-на-Дону ("Русская историческая библиотека", 1906). До сих пор приходится пользоваться, как сборником материалов, книгой "Календарь Народной Воли на 1883 год" (Женева). Важный материал для новейшей истории революционных партии представляют протоколы партийных съездов. Имеют цену тайные, изданные министерством внутренних дел, в небольшом количестве экземпляров, отчеты и доклады о революционном движении; некоторые из них перепечатаны и стали достоянием публики. Из воспоминаний о различных периодах революционной истории имеют цену воспоминания князя Крапоткина, Дебогория Мокриевича, Брешковской ("Из моих воспоминаний", СПб., 1906), Аптекмана ("Из истории революционного народничества, Земля и воля 70 г."; "Русская историческая библиотека"). Биографии революционеров: "А. Д. Михайлов", "А. И. Желябов и С. Л. Перовская" (обе книжки изданы за границей; переизданы, с предисловием В. Бурцева, "Русской исторической библиотекой" в Ростове-на-Дону, 1907); Анненский, Богучарский, Семевский и Якубович, "Галерея шлиссельбургских узников" (часть I, СПб., 1907); E. Брешковская, "И. Мышкин и Архангельский кружок" (Москва, 1906). Разработка отдельных моментов или отдельных партий: H. Батурин, "Очерк истории соц.-демократии в России" (Москва, 1906); В. Акимов (Махновец), "Очерк развития социал-демократии в России" (СПб.); М. Лядов, "История Российской Социал-Демократической Рабочей Партии" (СПб., 1906); И. Аксельрод, "Российские революционные партии 1898-1903 гг." (Москва, 1906); E. Серебряков, "Очерк по истории Земли и Воли" (СПб., 1906). M. Григорьевский, "Полицейский социализм в России. Что такое Зубатовщина" (СПб.); анонимная книга "История Совета Рабочих Депутатов г. С.-Петербурга" (СПб.).

Один мой знакомый, московский помещик (как Александр Николаевич), часто бывающий за границей, ездил недавно в Симбирскую и Тамбовскую губернии (у него, как у Александра Николаевича, поместья в разных губерниях), где он не был года два. Он не мог прийти в себя от перемены, произошедшей в помещичьем кругу, - 19-ое февраля иссушило их и положило в лоск. «Едва я мог узнать старых приятелей, те же люди, но баски полопались; кто ногу тащит, кто водки не пьет, кого совсем перекосило, нет веселья, все сердятся, желчные, исхудалые; солон пришелся им манифест!» Полопавшиеся баски должны остаться в истории вместе с ослушным днем и желанным часом.

Посмотрите,...как нашему брату жутко приходится среди этого мужицкого народа - его не поймешь. - Хаотическая путаница варвар ства. - Да, да, совершенно роковая путаница. Племя троглодитов Геро дота (нем.).

Дарвин, автор знаменитой книги « On species », должен быть доволен: у нас открывается или, лучше, нарывается новый вид чиновниче ства. К русским немцам и немецким русским прибавляются русские альзасцы, т. е. такие русские немцы, которые, оставшись с нравственным немецким акцентом, предались французской страсти - решительных мер, центра лизации, просвещающего насилия, исправляющего беззакония, и все это с сохранением тяжелой, немецкой Plumpheit (неуклюжести) и русского нахальства. - Мы еще займемся их фауной...

Мы напоминаем нашим читателям, что Адриани напечатал в 30-х годах превосходный рассказ о своей тюрьме под заглавием: « M é moires p ’ un prisonnier d " Etal ». Какое было бы прекрасное дело перевести «За писки» Адриани вместо бледных и, во всяком случае, равнодушных романов второстепенных английских писателей.

Что такое этот татарский набор, можно ясно видеть из превосходных статей « Daily Telegraph ».

Предупреждая полицейский скептицизм и не желая компрометировать друзей наших, мы присягаем нашей честью и совестью, что письмо это писано к нам русскими офицерами из Польши . Что касается до письма к редактору « Ind é pendance », у нас только копия, присланная из Варшавы другими офицерами. Тех и других братски благодарим и от всей души прижимаем к нашей груди.

Издатели «Колокола».

Кстати, за выпущенными поляками, оставившими Францию, бро сился чиновник всероссийского III отделения, чтоб следить что и как. Экие шалуны - денег - то куры не клюют !

Не is fortunate in his subjects, for we believe a more patient and long-suffering race does not exist. But his subjects are eminently unfortunate in their king. In his invasion of their rights we look in vain for the talent which gilds great offences («The Times», January 17, 1863)

«Сев. пчела» от 11(23) января, не знаем по каким необходимостям, напечатала удивительную корреспонденцию из Варшавы, там между прочим сказано:

«Об этом рекрутском наборе я намерен поговорить в моем следующем письме, потому что его нужно рассматривать в связи с другими, и приведшими и настоящими, обстоятельствами и со всею политикою графа Велепольского. Теперь достаточно будет сказать вам, что в самой Варшаве набор должен коснуться 2000 людей подозрительных и находящихся на замечании у властей. Некоторые ожидают но этому случаю больших смут. Могу уверить вас наперед, что ничего не будет и что спокойствие в Варшаве не будет нарушено, вопреки уверениям партии действия, которая, если верить слухам, объявила, что скорее решится чертя голову произвести восстание, чем дать осуществиться этому набору, который лишит ее целого легиона ее приверженцев и последователей».

Хороши официозные пророки! Но важнейшее тут - это сознание, что набор коснется именно подозрительных людей, - лучше бы разрешить полиции просто бить их до смерти на улицах.

«Я был виноват перед ним, любезный Бертран, - говорит Робер Макер, - но... но я простил ему!»

Ген. консул г-н Берг шлет привет гг. Трюбнеру и К 0 и покорнейше просит их сделать ему одолжение и сообщить адреса г-на В. Кельсиева, г-на Павла Машкулова и г-на Николая Жуковского, если их местопребывание известно гг. Трюбнеру и К 0 . Вышеназванные господа, по-видимому, живут в Лондоне. Г-н Кельсиев около двух лет тому назад проживал в № 3, Britannia - terrace , Fulham road , S. W. (англ.). - Ред.

Мы знаем подробности об несчастном убийстве солдат при началь ном восстании, знаем их от очевидца. Мы со временем расскажем этот печальный эпизод с именами; вред, произведенный этим вовсе не приготовленным событием, был огромен; поляки сами с отчаянием порицали поступок одного из отдельных начальников. С тех пор мы спрашиваем «Моск. ведом.», III отделение и главный штаб Константина Николаевича, гд е же было что-нибудь подобное, где это повторилось, какие доказатель ства, что тут был план? Гнусно сильному звать на помощь не только пру ссаков, но клевету.

Автор «Видений св. Кондратия», статьи «Что такое государство?» в 1 кн. «Полярной звезды» и пр.

Т. е. «Прерванные рассказы», «Тюрьма и ссылка», «С того берега», «Письма из Франции и Италии».

Н. Трюбнер вообще принес большую пользу русской пропаганде, и имя его не должно быть забыто в «Сборнике русской типографии». Сверх вторых изданий «Полярной звезды» и всех наших книг, Н. Трюбнер предпринял сам целый ряд новых изданий на русском языке: Стихотворения Н. Огарева, Записки Екатерины II , Записки кн. Дашковой, Записки Лопухина, кн. Щербатов и Радищев и пр.

В другом месте нашего листа мы выписываем из III отделения «Русского вестника» несколько ругательств против прокламации и фразу из манифеста правительствующей редакции. Пусть читатели сами измерят глубину падения московских доктринеров.

В 1835, во время моей ссылки в Вятскую губернию, я нашел в уездном городе Сарапуле прекрасно составленную библиотеку, в которой получались все новые книги и журналы на русском языке. Участники брали эти книги на дом и имели читательную залу. Все это было заведено, с невероятными усилиями, жертвами и с огромной настойчивостью, уездным лекарем, вышедшим из Московского университета. Фамилия его , кажется , Чудновский .

Nous sommes une immense spontanéité ... l"intelligence russe est i"intelligence impersonnelle par excellence.

Tchaadaieff . Lettres a Al . Tourgueneff .

«Его ухода давно желала старорусская, или, что то же самое, немецкая партия в Петербурге» (англ.). - Ред.

Кстати к грабежам и разбою - интересно посмотреть, какими инвалидными средствами правительство опровергнет отвратительную историю с английским купцом Финкенштейном, - подробности ее в «Теймсе» и других журналах.

Нам досадно и совестно, что мы так часто поминаем «Моск. ведом.», тем больше что статьи против нас их издателей дают этому характер личный. Возрастающий цинизм этой черной газеты делает невозможным молчание. Мы смело говорили, что в русской литературе еще не было ничего подобного ни во времена Ф. Булгарина, ни во времена предшественника г. Каткова - К. Шаликова. Есть граница, перед которой обыкновенно проданная литература останавливается, лицемерно или искренно, в свирепом требовании преследований, деспотических мер, казней и пр. Героическая редакция «Моск. вед.» не знает этих порогов, останавливающих робкие и слабые души. Напр.:

«Хотим ли мы удовлетворить нынешним притязаниям польского патриотизма и пожертвовать ему существованием России? В таком случае надобно нам выводить из Царства Польского войска, отступать все далее и далее к Уральскому хребту и готовиться к мирной кончине. Если же этого мы не хотим, если всякая мысль о чем-либо подобном кажется нам нелепостью и приводит нас в негодование, то никто, ни даже сами поляки не вправе были бы сетовать на правительство, если б оно сочло нужным принять более решительные меры для того, чтоб избавить Польшу от бесплодного и изнурительного раздражения, а Россию от лишней траты крови и сил в борьбе, которая может превратиться в европейскую войну. В настоящее время всякое наружное угождение национальному чувству в Царстве Польском станет гибелью и для Польши, и для России. Война, так война; военное положение, так военное положение. При теперешнем ходе дел правительство имеет полное основание сосредоточить все власти в Царстве Польском в руках людей, недоступных обольщениям польского патриотизма и революционным устрашениям. До тех пор пока не прекратится восстание, пока порядок в Царстве Польском не будет восстановлен, всякая уступка национальному чувству будет не примирять нас с поляками и Европой, а, напротив, только усиливать вражду, распаляя с одной стороны требования, а с другой заставляя прибегать все более и более к жестоким мерам для их отражения. Итак, прежде всего державы желают прекращения происходящих теперь смут в Польше, а потом, в будущем, устранения причин, которые их порождают. Этого именно желает и сама Россия, и желает, конечно, гораздо искреннее, чем любая из трех держав, жалующихся на польские смуты» («Моск. ведом.», 19 апр.).

«На России лежит обязанность как можно скорее отнять у них всякий повод к жалобам. Польское восстание тревожит эти державы, - они должны быть довольны, если оно будет как можно скорее прекращено. Одни военные усилия России оказываются пока недостаточными для этого; акт верховного милосердия не обезоружил мятежников; чтобы можно было хотя отчасти удовлетворить жалобы великих держав, приходится принять меры административного порядка, которые лишили бы революционный польский комитет возможности вооружать новые шайки наместо разбитых, взымать с этой целью налоги, устрашать мирных граждан казнями, или, вернее, тайными убийствами. Административные средства, существующие в Царстве с 1861 года, до сих пор оказывались для этой цели недостаточными; если и по истечении срока амнистии мятеж не прекратится и существующие административные средства не начнут действовать с большим успехом, то, очевидно, необходимо будет установить в Царстве, на время мятежа и войны, русскую военную администрацию, которая, как можно надеяться, скоро покончит с польским восстанием» («Моск. вед.», 20 апр.).

Каков P è re Duchesne III отделения!

Не знаем, чему больше дивиться - бездушию мысли, смелости признаться в ней за какую бы цену то ни было или шаловливой иронии второго отрывка, напоминающей иронию поручика Жеребятникова над несчастным арестантом, которого ведут наказывать. «Ну, так ради сиротских слез твоих милую я тебя. - Катай его, жги его, лупи, лупи, обжигай, - еще ему, крепче сироте, - ха, ха...»

Не забудьте, что поручик Жеребятников не проповедовал английского парламентаризма, свободы печати, уважения к личности.

Адрес Московского университета написан старо-семинарским тяжелым слогом. Замечательно, что все остальные адресы не только лучше написаны, но человечественнее. В них говорят об освобождении крестьян, об амнистии, о преобразованиях. В университетском адресе ничего подобного, раболепие его не смягчено ни одним словом.

«Теймс» и «Экспресс» говорили о какой-то тайной прокламации с « Evening Star », о первом листе журнала «Свобода», издаваемого «Землей и Волей». Мы только что получили «Свободу» и напечатаем ее в следующем листе.

В иностранных газетах сказано, что в случае войны начальство над русской армией будет предложено Муравьеву-Карскому, генералу очень способному; в тех же газетах было сказано, что послали за Амурским.

«Бунты могут быть везде, но бунт еще не революция. Поэтому ее устроить у нас нет никакого средства. Вот поджечь дом, кого-нибудь исподтишка зарезать - это дело осуществимое. За этим иногда не углядишь» («Н<аше> В<ремя>»).

Каково извинение должностного и сильно озабоченного наблюдателя/

Да ведь как упорно! «Сев. почта», « Journal de St .- P é tersbourg », а потом « Nord » и др., опровергая « Opinion Nationale », говорят, что министерство внутренних дел не рассылало образцовых форм для адресов и возбудительных речей. На это мы отвечаем почтенным редакторам, что у нас цел печатный оригинал циркуляра, полученного нами из Петербурга и перепечатанного в «Колоколе», л. 164. Мы готовы подвергнуть его экспертам для определения шрифта, бумаги и пр... Le jeu est faitl Mr. Le Ministre, угодно - с ?

Во Франции и Австрии когда отбирали оружия, все же их не крали, а выдавали билеты. В числе оружий могут быть охотничьи ружья, старинные, наследственные и пр., большой цены.

О вторичном приезде ученого корреспондента III отделения собственной е. в. канцелярии мы уведомили в свое время поляков и русских друзей наших английскими журналами.

Мы взяли имена пострадавших из русских газет. По иностранным прибавляют еще несколько убитых виленским злодеем - в том числе графа Платера и помещика Лешкович.

То есть самым неосновательным образом расстреливать, как два года тому назад расстреляли несчастного еврея в Одессе.

Какие же это особенные тяги несут у нас издатели? Что они - пошли на войну или пожертвовали полсостоянья? Не разорился ли уж издатель «Моск. ведом.»? Не проиграл ли Павлов на бивуаках «Наше время»? В Англии мы платим и income - tax (подоходный налог) и другие поборы, здесь других тяг не требуют. Конечно, мы в Европе гости, но во Франции меня трактовали совершенно за своего, и высылали, и осматривали бумаги, и не пускали десять лет.

На этой лодке были большей частию молодые люди, большая часть французов и итальянцев; когда не было больше никакого спасения, они громко прокричали на общем им языке: « Vivat Polonia !» <«Да здравствует Польша!»> и погибли.

Есть что-то бесконечно возмутительное в постоянном противупоставлении русского дворянства польской шляхте, точно оно в самом деле было демократичнее ее. Не тем ли, что соединяло в себе все хлопское перед Царем со всем шляхетным относительно хлопа? Да и давно ли же отняли из бесчеловечных рук помещиков-секарей русских крестьян? Ложь и постоянная ложь! Мало что нам выдумали целую хлестаковскую историю петровского периода, нам выдумывают настоящее и наговорят до того, что кто-нибудь и поверит.

Воображение привыкло у нас до того ко всем ужасам, что страш ные образы пыток и истязаний являются первыми в голову. Один мирный фельетонист, который пишет вовсе не о Муравьеве и не о Польше, а о прогулке в Кронштадте, вот как выражается о непогоде, застигнувшей его: «Это была не та буря, про которую Пушкин говорит:

То, как зверь, она завоет,

То заплачет, как дитя.

Нет! А это был такой раздирающий душу и нервы рев, как если бы положить рядом батальон солдат и нещадно начать пороть его батожьем; тогда бы, мне кажется, это было несколько похоже»! Возьмите все лите ратуры, от Саади и Гафиса до Диккенса и Гюго, и вы но найдете подоб ного сравнения.

«Кёльнская газета», напр., рассказывает о конфискации именья, принадлежавшего фамилии Комар , за то, что из их фамилии какой-то молодой человек 16 лет был взят в числе повстанцев.

Мы взяли этот образчик как один из самых характеристичных, хотя и сознаемся, что муравьевские приказы, предложения, распоряжения по этой части следовало бы перепечатать под заглавием «Энхиридион Сполиации» - это образцовый кодекс отобрания собственности у целого сословия по мелочи. Если будущий Пугачев предпочтет такие воровские и нечистые средства откровенному объяснению , то ему стоит только муравьевские распоряжения перевести на свой язык, и ни один русский помещик не ускользнет, и ни один больше рубашки да разве трубки с собой не унесет.

Вёдрин тряхнул стариной и после двадцатилетнего молчания хватил и свой адрес - я, дескать, тоже Валуев!

В 1847 я еще успел видеть два-три превосходные создания Фредерика Леметра, и его я охотно поставил бы в стороне от больше или меньше талантливого гаерства парижских театров; но по мере старости и потери настоящих сил Фредерик Леметр заменял их преувеличением и впадал в такое неделикатное ставление точек на i , что я на него смотрел, как на развалину, ярко раскрашенную пестрыми красками, в том роде, как наше художественное правительство, бывало, белит и размазывай памятники. В исторических воспроизведениях и в необыкновенной спетости игры Th éâ tre Fran ç ais сделал много; великих артистов он не развил, но развил необыкновенно умных артистов и превосходную труппу, играющую прескверные пьесы. Мы преимущественно говорим о мужчинах: женщинами европейская сцена богаче. Несмотря на все немецкие воз гласы русских ценовщиков, Рашель была великая художница, а Франция реставрации, Франция Беранже, последняя веселая Франция, имела своим живым, веселым, гениальным представителем - Дежазе. Ред. napoletane 1863. Сочувствие это обоюдно. Когда Фердинанд I плелся с австрийским обозом, чтоб после Мюрата занять трон своих праотцев, австрийский генерал - рассказывал мне известный Пене - при переходе через неаполитанскую границу доложил королю, что ему следует лично принять начальство и въехать в Неаполь без иностранного войска, которое будет его охранять па благородной дистанции; Фердинанд не хотел ни под каким видом «подвергать себя такой опасности». «Да чего в. в. боится, - сказал, наконец, выведенный из терпения генерал, - разве вы не знаете, что неаполитанцы - страшные трусы?» - «Знаю - отвечал король, - Anch " io sono ведом.») письмо к польскому правительству. Не имея перед глазами самой брошюры, выписываем из «Моск. ведом.» место, относящееся до нас. «Г-н Герцен и К 0 (кого он считает в этой компании, мы не знаем, издатели „Колокола" не составляют целую компанию с г. Герценом, их только двое - Герцен и Огарев) уверяли, что находятся во главе обширного заговора, обнимающего целую Россию, и простирали свое фанфаронство до того, что предлагали Польше содействие какого-то русского революционного комитета». Г-н Питкевич рассказывает, что польские патриоты требовали у этих господ доказательств их влияния. Но, продолжает он, «вместо всяких доказательств редакторы „Колокола" могли представить только хвастливые уверения в своем революционном могуществе; а потому, без всяких церемоний и не щадя их самолюбия, они устранили их как отъявленных вралей». Г-н Питкевич очень доволен, что польские патриоты не уронили своего достоинства формальным союзом с вралями; но, продолжает он, «зачем же польские патриоты не были настолько проницательны, чтоб убедиться, что не только роль признанных вождей русского восстания, на которую претендовал лондонский триумвират, но и самые элементы восстания, которые, по их уверениям, будто бы существуют в России, - чистая выдумка? Где эти симпатии студентов к польскому делу, тайные общества, составленные русскими офицерами, решение, будто принятое солдатами не сражаться с братьями поляками, стачка раскольников для ниспровержения верховной власти? Все это существовало только в хвастливых столбцах “Колокола", редакторы которого лгали, и лгали заведомо, для того только, чтобы доставить себе ребяческое удовольствие прослыть вождями могущественной революционной партии...»

Как ни противно нам касаться до поры до времени некоторых вопросов и как ни противно дотрогиваться до этой выписки, удобренной как следует самой крепкой и жирной катковиной, нельзя же терпеть такой вредной лжи, такой полной клеветы. Пусть укажут хоть одну строку «Колокола», «Полярной звезды» или чего бы то ни было из наших изданий, в которой бы мы себя выдавали «вождями могущественной революционной партии», в которой бы мы говорили, что Россия готова восстать, подстрекали поляков и пр. Но, печатая одно, мы могли писать и говорить другое. А потому мы просим всех поляков и неполяков, бывших в сношениях с нами, привести хоть одно слово, сказанное нами в смысле цитаты. Мы позволяем все нескромности, развязываем все языки. Само собою разумеется, что, цитируя «Колокол», надобен № листа, а цитируя человека, надобна его фамилья.

Повторять по этому поводу наши убеждения, которые мы повторяли сто раз, мы не станем. Печатать документы, и притом подписанные, не время. Но чиновники брошюрного департамента нас обязали бы искренно, сказавши, кто эти поляки, устранившие нас, и устранившие с такой ловкостью, что мы по простоте сердечной и не заметили этого. Не те ли, которые писали подметные письма с поддельной печатью народного польского правительства?

Мы очень рекомендуем нашим читателям брошюру, вышедшую несколько месяцев тому назад в Париже, под заглавием « La Pologne et Страница 1333 повторяется в комплекте «Колокола» дважды. Последняя страница л. 161 также была обозначена 1333-й.

удачного побега из ссылки Лавров появляется за границей, в Па­риже. Здесь он принимает участие в событиях Парижской Комму­ны, вступает в 1 Интернационал. В Лондоне знакомится с К. Марк­сом, Ф. Энгельсом и впоследствии поддерживаете ними контакты. В 1873 г. в Цюрихе под редакцией Лаврова выходит журнал «Впе­ред!», ставший одним из наиболее влиятельных заграничных орга­нов печати. С инициативой его издания выступили чайковцы, имев­шие в Цюрихе собственную типографию, в которой работали многие обучавшиеся в этом городе русские студенты. В 1872 г. русская колония в Цюрихе составляла около 50 человек. Средства на издание поступали как от чайковцев, так и от кружка последова­телей Лаврова из Петербурга. Известно, что под влиянием расска­зов Лаврова о девушках-революционерках, которые впоследствии были обвинены по процессу 50-ти, поддержку изданию стал ока­зывать И.С.Тургенев.

Лавров был приглашен для руководства журналом как человек, известный к тому времени своим журналистским опытом. Особую известность принесли ему опубликованные в 1868-1869 гг. в газете «Неделя» «Исторические письма», в которых он изложил свою тео­ретическую программу. Особенно привлекательной для молодежи показалась высказанная им мысль о долге интеллигенции перед на­родом и о необходимости вернуть этот долг.

В первом номере, который вышел 1 августа 1873 г., Лавров вы­ступил со статьей «Вперед. Наша программа», где он изложил свои взгляды, которые по сути выражали идеи правого крыла народни­чества. В силу умеренности его позиций многие русские эмигран­ты поначалу восприняли его как «типичного либерала». Програм­ма журнала «Вперед!» нацеливала на подготовку социальной революции путем длительной пропаганды социалистических идей в народе силами интеллигенции. Лавров не исключал возможно­сти заговора или стихийного бунта, но считал, что без предвари­тельной подготовки они, в случае успеха, могут привести только к утверждению буржуазного строя. Ячейкой будущего общества он видел русскую общину. Сходясь с бакунистами в отрицании госу­дарственности, Лавров расходился с ними во взглядах на организа­цию восстания. Революция, но его мнению, должна иметь подго­товленных руководителей. Таким образом, программа «Вперед!» была направлена против анархистских взглядов Бакунина, убеж­денного в готовности народа к революции, а также против заго­ворщической тактики П. Н. Ткачева.

В качестве «непериодического обозрения» журнал выходил отдель-

ными толстыми книжками по мере их изготовлении: в 1873 г. вышла одна книга, в 1874 г. -две (причем вторая, т. е. № 3, уже не в Цюрихе, а в Лондоне), в 1876 и в 1877 гг. - по одной (№4 и 5).

Каждый номер (за исключением 4-го) состоял из двух отделов. В первом публиковались большие статьи программного характера. Их авторами, как правило, были Лавров и секретарь редакции В. Н. Смир­нов. Иногда в первом отделе помещались и другие публикации. Так, в марте 1874 г. была напечатана статья Н. Г. Чернышевского «Письма без адреса», запрещенная в 1862 г. к публикации в «Современнике». Во втором отделе, занимавшем половину объема каждого номера, поме­щались статьи, корреспонденции и письма из России. Под рубрикой «Летопись рабочего движения» публиковались материалы, освещав­шие события революционного движения за границей.

К концу 1874 г. связи редакции с Россией значительно расшири­лись. Издания доставлялись в Россию через пограничных контрабан­дистов тюками по 20 и 40 кг. Корреспонденция же поступала «с окази­ей». Письма приходили из разных городов России. Увеличился и приток денежных средств. Это позволило Лаврову приступить к изда­нию газеты.

В январе 1875 г. в Лондоне выходит первый номеру газеты «Впе­ред!», задуманной как «двухнедельное прибавление к журналу по текущим вопросам русской жизни и международного рабочего дви­жения в различных странах». Вскоре газета превратилась в основной орган лавровской группы. Она имела четкую структуру. Названия рубрик перешли из журнала. За передовой статьей, как правило, сле­довали публикации под рубриками «Что делается на родине?» и «Ле­топись рабочего движения». В конце помещались «Извещения кор­респондентам» и «Библиографические известия». Постоянно обновлялись формы подачи материала. В отделе «Что делается на родине» помещались разнообразные тематические обозрения. Так, в 1875 г. в шести номерах появляются обзоры под заголовком «Гниль старого и рост нового», а в конце того же года - серия публикаций «С птичьего полета»; возникают новые рубрики: с февраля 1876 г. вводится рубрика «Из памятных книжек старых сотрудников», а с мая систематически печатаются обозрения внутренней жизни под заго­ловком «За две недели».

Выходила газета регулярно, два раза в месяц, и за два года суще­ствования (с января 1875 но декабрь 1876 г.) было выпущено 48 номе­ров от 16 до 24 страниц в каждом.

рихский студент Н. Г. Кулябко-Корецкий, помогавший в организации доставки «Вперед!» в Россию. Печатались в изданиях также Г. А. Ло-иатин, украинский эмигрант С. А. Подолинский. Публиковались от­дельные произведения Н. П. Огарева и Г. И. Успенского. Непродолжи­тельное время в газете сотрудничал П. Н. Ткачев.

Хорошо налаженные связи с Россией позволяли регулярно публи­ковать в газете содержательные обозрения и информацию о ее внут­ренней жизни, политических событиях. В редакцию приходило такое множество писем и корреспонденции из России, что часть из них приходилось помещать в виде хроники, а некоторые оставались неис­пользованными. Обширные контакты Лаврова с деятелями западно­европейского рабочего движения предоставляли для газеты богатей­ший материал о событиях в Европе.

Издания «Вперед!» распространялись в России революционны­ми кружками и в первую очередь петербургским, члены которого именовались «лавристами». Они же поддерживали «Вперед!» и ма­териально. В период между 1870 и 1875 гг. «Вперед!» был един­ственным органом революционной бесцензурной печати, поэто­му, несмотря на преобладавшие в это время бакунинские, «бунтарские» настроения и на несогласие с политической линией Лаврова многих радикально настроенных участников движения, читательский круг «Вперед!» был весьма обширным и разнород­ным но своему составу. Появившиеся в 1875 г. «Работник» баку­нистов и «Набат» ткачевцев не смогли по распространенности со­ставить конкуренцию лавровским изданиям. Тираж журнала составлял в 1875 г. 2000, а тираж газеты в 1876 г. достиг 3000 экзем­пляров. С журналом «Вперед!» постоянно полемизировала рос­сийская пресса (особенно активно - «Московские ведомости» М. Н. Каткова), эмигрантская печать, на издания Лаврова ссыла­лись и европейские газеты. Влияние Лаврова и его органов печати было настолько значительным, что он находился иод неусыпным контролем не только российских властей, но руководителей евро­пейских государств. Так, в 1876 г. Бисмарк запретил продажу «Впе­ред!» в Германии. О роли Лаврова в эмиграции свидетельствует постоянное внимание к нему со стороны русской заграничной агентуры.

«Вперед!» доказал значительное влияние на русскую молодежь. Но многие сторонники радикальных учений считали «лавризм» слиш­ком абстрактной теорией и критически относились к проповеди Лав­рова о необходимости «всестороннего развития личности» и предва­рительной научной подготовки участников движения.

В 1876 г. в связи с разногласиями внутри редакции и с кружком «лав-ристов» в Петербурге но вопросам тактики и организации революци­онной борьбы Лавров выходит из редакции. Причиной разрыва стала и личная неудовлетворенность Лаврова, связанная с неудавшейся попыт­кой сделать «Вперед!» центром всех революционных сил в России, а также в связи с провалом «хождения в народ» и, следовательно, такти­ки «пропагандистов». Порвав с «Вперед!» (последний, 5-й номер жур­нала вышел в 1877 г.), Лавров отошел от народнической фракционной борьбы и стал фактически духовным лидером русской революцион­ной эмиграции, хранителем традиций Герцена. Следование герценов-ской традиции проявлялось не только в осмотрительности и взвешен­ности политических позиций Лаврова, его неприятии «нигилизма» молодых и стремлении избегать крайностей в революционных действи­ях, их неподготовленности. Ближе всех к Герцену Лавров стоял и в раз­витии традиций Вольной русской прессы - в содержании, идеях и типологических чертах изданий.

В условиях 1870-х годов Лавров развивает темы Герцена о России и Западе, ведет полемику с российской и европейской прессой. Не слу­чайно поэтому поколения 80-х годов, вспоминая о предшествующих десятилетиях, чаще всего выделяли «Колокол» и «Вперед!».

В ноябре 1875 г. в Женеве вышел еще один журнал - «Набат». В подзаголовке значилось: «Орган российских революционеров». Ре­дактором журнала был П. Н. Ткачев, появившийся за границей в 1873 г. и поначалу участвовавший в журнале Лаврова «Вперед!». «Набат» был создан при поддержке группы русско-польских эми­грантов бланкистского направления во главе с К. Турским и К. Яниц-ким и рассчитан на образованную революционно настроенную молодежь. Вышло 20 номеров, в том числе ряд сдвоенных и строен­ных; некоторые номера издавались в виде книг. Ноябрьский номер за 1875 г. вышел в двух вариантах, которые различались по набору и содержанию. Журнал издавался форматом писчей бумаги, в два столбца, сначала в Женеве, с 1879 г. - в Лондоне; выходил нерегу­лярно, лишь в 1876 г. ежемесячно, объемом от 16 до 24 страниц. Менялся сам тип издания, например, в 1881 г. он выходит в виде газеты («Революционная газета»). В 1879 г. после перенесения «На­бата» в Лондон руководящая роль Ткачева в журнале уменьшается. В 1880 г. была предпринята попытка издавать его в Петербурге, но отправленный в Россию шрифт был захвачен полицией. В 1881 г. издание возобновилось в Женеве под редакцией К.-М. Турского и П. В. Григорьева (П. Грецко).

ме его редактора. Ткачев с самого начала противопоставил себя анархистско-бакунинскому и пропагандистско-лавристскому на­правлениям. Журнал стал органом бланкистского, заговорщиче­ского (якобинского) течения революционной мысли. В программ­ной статье журнала Ткачев писал: «Бить в набат, призывать к революции - значит указывать на ее необходимость и возмож­ность именно в данный момент выяснять практические средства ее осуществления, определять ее ближайшие цели». Наиболее эф­фективным средством низвержения самодержавия он провозгла­шал «государственный заговор». Призывая к немедленной рево­люции, Ткачев исходил из посылки, которая была потом заимствована у него народовольцами, что самодержавное госу­дарство не имеет классовых корней в России и одинаково ненави­стно всем социальным слоям. Захват власти революционера­ми путем «государственного заговора» вызовет, но его мнению, всенародный бунт, который и закрепит победу революции. Ткачев отстаивал в «Набате» идею создания строго централизованной ре­волюционной организации и пытался осуществить ее практиче­ски основанием в 1 877 г. «Общества народного освобождения», органом которого с 1878 г. и стал «Набат».

В журнале Ткачева в полной мере нашли отражение общие для народничества иллюзии и утопии. Так, заявляя, что русский народ «революционер по инстинкту», Ткачев повторял ошибки бакуни­стов, против которых он выступал. Он смотрел на общину как на основу будущего социалистического строя, уповал на узкий круг заговорщиков, устанавливающих свою диктатуру. Его платформа носила печать эклектизма, как и вся народническая идеология. Ког­да «Набат» оказался в распоряжении Турского, одобрявшего тер­рористические методы борьбы, журнал превратился в орган край­нею террористического направления. В апологии террора как единственного средства борьбы он пошел дальше народовольцев, рассматривавших террор лишь как одно из средств политической борьбы.

Структура и содержание журнала с момента его возникновения отражали разнообразие обсуждаемых проблем. С программными статьями по теоретическим и политическим вопросам выступал Ткачев («Революция и государство», «Народ и революция», «Наши иллюзии» и др.); о жизни в России и революционном движении со­общалось в разделе «Россия» (под рубриками «Корресионденция», «Нам пишут», «Правда ли?»); о событиях за границей извещал раз­дел «Иностранное обозрение»; политические статьи и заметки, а

также рецензирование общественно-политической литературы было представлено в разделе «Кригико-библиографическое обозре­ние». С 1-го номера в журнале был введен раздел «Фельетон», мате­риалы которого помещались в «подвале» под рубрикой «Из исто­рии заговоров и тайных обществ». Однако структура журнала не была постоянной, она изменялась в зависимости от формы, периодичности издания, наличия корреспонденции из России. Тка­чеву не удалось сплотить единомышленников и наладить постоян­ные связи с Россией. В лучшие времена тираж журнала не превы­шал 1500 экземпляров.

В этот же период за границей издавались и другие печатные орга­ны русских эмигрантов различных направлений. К их числу относят­ся политический и литературный журнал «Общее дело», выходив­ший в Женеве с 9 мая 1877 по ноябрь 1890 г. Всего вышло 112 номеров. Заявленный как ежемесячный, он не выдержал периодичности. Ос­нован он был по инициативе М. К. Элпидина, взявшего на себя функ­цию издателя. В редакции в разное время сотрудничали А. X. Хри­стофоров, В. А. Зайцев, Н. А. Белоголовый и Н. А. Юренев.

Направление журнала было неопределенным. По существу он вы­ражал либерально-буржуазные идеи и отстаивал конституционно-монархическое движение в России. Издатели, стремясь превратить «Общее дело» в рупор либеральной оппозиции, рассчитывали сде­лать журнал массовым. Этим надеждам не суждено было осуще­ствиться: в Россию попадали лишь отдельные экземпляры журнала, едва ли многие знали о его существовании.

Журнал имел тираж 500 экземпляров и расходился в основном сре­ди русских эмигрантов и приезжавших за границу русских. Издавался он на средства Н. А. Белоголового, известного врача и друга Салтыко­ва-Щедрина и Лаврова. Политическая индифферентность журнала позволяла сотрудничать в нем представителям любых оппозицион­ных самодержавию сил. В. И. Засулич вспоминала: «Стояло „Общее дело" в стороне, так там и осталось. Никто на него не сердился, никто не считал зазорным поместить в нем то или другое заявление, раз это было нужно, а своего органа не было, но в общем ни сторонников, ни противников в революционной эмиграции у него не имелось». Учи­тывая долговременность существования журнала (более 13 лет) на фоне других, быстро сменявших друг друга эмигрантских изданий, уместно предиоложить, что «Общее дело» имело иостоянный спрос в среде либерально настроенной русской эмиграции.

Помимо изданий, выходивших в Европе, в конце 1860-х - в 1870-х годах русская свободная пресса начинает звучать и в Америке. По-

явление первого русского издания в США связано с именем Анд­рея (Агапия) Гончаренко, корреспондента «Колокола», который в 1 860-х годах перебрался в Лондон, работал наборщиком в типогра­фии Герцена, затем переселился в Америку.

1 марта 1868 г. в Сан-Франциско вышла газета «Вестник Аляски» ("Alaska Herald") на двух языках (русском и английском). Газета была разнообразна по содержанию и имела постоянные отделы: «Аляс­ка», «Россия», «Сибирь», «Европа», «Америка», «Религия». Это было либерально-буржуазное издание, которое ставило своей целью защитить интересы русских в Америке. Газета издавалась до 1874 г., меняя название, формат, логотип, периодичность.

Наряду с ней А. Гончаренко предпринимает издание листка под названием «Свобода. Простая речь, издаваемая Агапием Гончарен­ко». В 1872-1873 гг. вышло пять номеров. Верность традиции Герцена и Огарева Гончаренко часто подчеркивал своими публикациями о «Колоколе» Герцена, декабристах.

Вторая половина 1870-х годов отмечена некоторым спадом в раз­витии русской журналистики в эмиграции. К 1877 г. сколько-нибудь заметные издания, выходившие в 70-х годах, за исключением «Наба­та», «Общего дела» и «Общины», прекратили существование. Центр бесцензурной печати к концу 70-х годов переместился в Россию, где на волне нового общественного подъема возникла необходимость в изданиях для практического руководства политическим движением. На смену теоретическим органам, «социально-политическим обо­зрениям» приходят агитационно-пропагандистские издания.

Опыт эмигрантской журналистики 70-х годов интересен не только тем, что она унаследовала и развивала традиции герценовских и дру­гих изданий 60-х годов в организации, постановке изданий, привлече­нии авторов, налаживании системы распространения, связей с Рос­сией и между собой. Этот опыт оказался плодотворным и в наследовании новых видовых форм органов печати. Появились изда­ния, ориентированные на конкретную читательскую аудиторию: для образованной молодежи («Набат»), для рабочих («Работник»), для русских американцев («Свобода») и г. д. Кроме того, вслед за герце-новским «Колоколом» на французском языке с русским приложени­ем появляются другие двуязычные издания, рассчитанные на русско­го и зарубежного читателя. Как и в предшествующее десятилетие, в 70-е годы выходят газеты и журналы, не имеющие яркой партийной принадлежности, они стремятся охватить своим воздействием широ­кие эмигрантские круги и предназначены «для всех».

На страницах эмигрантской журналистики вырабатывались свое-

образные литературные и жанровые формы. Ведущее место среди них занимали передовые и публицистические статьи, обзоры печати и корреспонденции, хроника, документы, воззвания, речи на суде, отчеты с судебных процессов, биографии осужденных и приговорен­ных, списки погибших и казненных, художественные произведения малых жанровых форм. Вполне понятно, что некоторые жанры, рас­пространенные в легальных изданиях, почти не находили места в бес­цензурной прессе в силу специфичности ее задач и условий деятель­ности Так, в частности, обстояло дело с литературной критикой.

Эмигрантская журналистика 1870-х годов выдвинула новые имена журналистов, продолживших организаторскую и нублицистическую деятельность в нелегальной прессе России конца 70-х и в новых ус­ловиях 80-х годов, с которыми связан очередной этап развития эмигрант­ской прессы.

Предыдущая статья: Чему равна скорость света Следующая статья: Гармонические колебания Физика формула частоты колебаний