История одного признания. Процесс над Н.И

Реквизиты

Датировка:

Источник:

Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. Документы и материалы Том 1 май 1927 - ноябрь 1929. Москва РОССПЭН 1999. Стр. 530-537.

РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 2. Д. 726. Л. 83-99. Машинописная копия.

Ввиду того, что в принятой комиссией резолюции на основе шантажистской, якобы троцкистской прокламации делается попытка дискредитации трех членов высшего учреждения партии - тт. Бухарина, Рыкова, Томского, мы, в интересах партии, считаем необходимым дать общий ответ на эту резолюцию, переполненную утверждениями, которые мы затрудняемся квалифицировать иначе как грубейшее извращение истины. Мы, таким образом, вынуждены отвечать на этот неслыханный документ. Мы считаем его образцом закулисно подготовленного нападения, увенчивающего ту кампанию организованной беспринципной травли против нас, которая систематически «неофициально» велась уже в течение ряда месяцев. Принятый комиссией документ, несомненно, послужит исходным толчком для новой волны «проработок» как подготовки отсечения ряда членов Политбюро. Он с фатальной необходимостью будет орудием этой усекающей «работы». Мы не можем поэтому не ответить на него и в интересах элементарной истины, и в интересах партии, в рядах которой мы боролись в течение нескольких десятков лет... 1 *

3. О лозунге «дани», провозглашенном т. Сталиным

В главе 2-й «Куда растет фракционная деятельность т. Бухарина» к этой «фракционной деятельности» отнесено даже помещение статьи «Заметки экономиста», а также отставка т. Томского и т.д. Эти чудовищные «заключения» сопровождаются коварно лживыми утверждениями, будто т. Бухарин разделяет позицию т. Фрумкина. Выпады такого рода должны помочь т. Сталину выбраться из того неудобного положения, в котором он очутился, став глашатаем и провозвестником теории «дани» с крестьянства.

Предварительно нужно заметить, что проект резолюции неоднократно ставит рядом т. Сталина и партию, как равновеликие величины, или же прямо заменяет т. Сталина Центральным Комитетом, а ЦК - т. Сталиным. На этом «смешении» строятся обвинения против т. Бухарина в «нападении» на ЦК. Ни ЦК, ни партия в целом отнюдь не провозглашали теории «дани». Тов. Сталин эту теорию провозгласил и не хочет признать свои ошибки.

Уже несколько лет тому назад т. Преображенский выступил с теорией, в которой он проводил аналогию между колониями для капиталистов и крестьянством для нас. Закон «первоначального социалистического накопления», по его мнению, и состоит в том, чтобы взять, что технически можно взять с крестьянина, подобно тому, как империалисты берут с колоний. Тов. Бухарин отвечал тогда т. Преображенскому подробной критической статьей 160 , причем вся партия, все антитроцкисты были с этой статьей согласны. Сам т. Сталин позднее выступил по этому поводу с такими заявлениями: «Я думаю, что т. Преображенский, приравнивая крестьянское хозяйство к "колониям" и пытаясь строить отношения между пролетариатом и крестьянством, как отношения эксплуатации , - подрывает тем самым, пытается подорвать, сам того не понимая, основы всякой возможной индустриализации.

Я утверждаю, что эта политика не имеет ничего общего с политикой партии, строящей дело индустриализации на основе экономического сотрудничества между пролетариатом и крестьянством» (Доклад на XV всесоюзной конференции ВКП(б) 1-3 декабря 1926 г. Сб. «Об оппозиции», стр. 369) 2 *.

А теперь на июльском пленуме он повторил аргументацию Преображенского! Это не политика, а качка!

Ошибка т. Сталина, как и ошибка Преображенского, состоит вовсе не в голом утверждении, что крестьянство «переплачивает» (это, возможно, будет еще долгое время, хотя мы должны напрягать все усилия к быстрой ликвидации такого положения, согласно прямым указаниям Ленина). Эта ошибка состоит в неправильной, антиленинской, антимарксистской характеристике социального отношения пролетариата и крестьянства, что ведет неминуемо и к практике чрезмерного обложения, подрывающего основы Союза рабочих и крестьян. Дань есть категория эксплуататорского хозяйства. Если крестьянин платит дань , значит, он - данник, эксплуатируемый и угнетенный, значит он, с точки зрения государства, - не гражданин, а подданный. Можно ли соучастие крестьянства в строительстве промышленности обозначать как дань ? Это вздорно, неграмотно и политически опасно. Какой же союз с середняком можно наладить, если считать его за данника ? Какую же смычку можно организовать, если исходить из теории дани ? Если смотреть на дело с точки зрения дани, тогда, разумеется, нечего заботиться ни о мере обложения, ни о снабжении деревни и т.д. Ленин, как известно, смотрел не так, что мы должны брать с крестьянина дань , а говорил о «кредите», о «ссуде» у крестьянства, подчеркивая, что мы должны «платить по векселям».

Ленин говорил на XI съезде:

«Мы до сих пор писали программы и обещали... 3 *, но сейчас дело обстоит так, что мы должны проверку нашей работы установить уже серьезную, не ту, которая бывает через контрольные учреждения, теми же коммунистами создаваемые... 3 * Не эта проверка теперь нужна, а та, которая является проверкой с точки зрения массовой экономики.

Капиталист умел снабжать. Он это делал плохо, он это делал грабительски, он нас оскорблял, он нас грабил... 3 * но капиталист все же умел снабжать, а вы умеете? Вот самая простая и самая убийственная критика, которую крестьянство в прошлом году, а через крестьянство целый ряд слоев рабочих, направляли против коммунистической партии. Проверка нужна настоящая» (Протоколы, с. 30) 4 *.

«Крестьянин знает рынок и знает торговлю. Прямого коммунистического распределения мы вести не могли... 3 * Тогда мы должны дать через торговлю, но дать это не хуже, чем это делал капиталист, иначе такого управления народ вынести не может. В этом гвоздь положения» (Протоколы, с. 55) 4 *.

«Наша цель - восстановить смычку, доказать крестьянину делами, что мы начинаем с того, что ему понятно, знакомо и сейчас доступно при всей его нищете, а не с чего-то отдаленного, фантастического с точки зрения крестьянина; доказать, что мы ему умеем помочь, что коммунисты в момент тяжелого положения разоренного, обнищалого, мучительно голодающего мелкого крестьянина ему сейчас помогает на деле. Либо мы это докажем, либо он нас пошлет ко всем чертям. Это совершенно неминуемо 5 *.

Крестьянин нам кредит оказывает, но этот кредит не может быть неисчерпаем, это надо знать и, получивши кредит, все-таки поторапливаться. Надо знать, что приближается момент, когда крестьянская страна нам дальнейшего кредита не окажет, когда она, если можно употребить коммерческий термин, спросит наличными... 3 * вот какой экзамен на нас неминуемо надвигается, и он решит в последнем счете судьбу нэпа и коммунистической власти в России» (Протоколы, с. 28) 4 *.

Так, как смотрел Ленин, смотрит и вся партия. Но это вовсе не то, что выражается словом «дань». Для чего понадобилась т. Сталину переделка ленинской «смычки» на «дань»? Для чего изменять формулировку, для чего давать формулировку, соответствующую совершенно другим отношениям, если не хочешь менять самого содержания отношений? Это изменение формулировки наших отношений с крестьянством было особенно опасно потому, что мы только что имели чрезвычайные меры, и теория «дани» легко могла быть воспринята как идеологическое увековечение этих мер.

Тов. Сталин лишь «углубил» Е.А.Преображенского, он не только приравнял крестьянство к колониям, не только приравнял отношение пролетариата и крестьянства к отношениям экплуататорского типа, но взял наиболее жесткую форму эксплуатации («дань»). Тов. Сталин (не партия, не ЦК) переполз на точку зрения Преображенского (с. 116 стенограмм).

Неправда, что т. Бухарин прошел мимо «дани» на июльском пленуме ЦК. Тов. Бухарин заявил на июльском пленуме т. Молотову о своем несогласии с тезисами о дани. Тов. Бухарин в речи на том же пленуме говорил против «закона» Преображенского 6 *.

Он не разжигал дискуссии по этому вопросу, как не делали этого и другие товарищи из соображений сохранения единства, зная, как воспринимает т. Сталин любое критическое замечание по своему адресу. Тов. Томский выступал против теории дани открыто. Так, в стенограммах пленума в речи т. Томского мы читаем: «Конечно, тяготы этого строительства ложатся на всех трудящихся, ложатся на рабочий класс, ложатся на крестьянство, но я бы отсюда не рекомендовал делать рискованного вывода, во всяком случае, я считаю опасной формулировкой, если мы будем говорить, что середняк и рабочий платят дань за восстановление промышленности и ее реконструкцию» (Стенограмма июльского пленума, выпуск 2-й, стр. 138).

Представленный проект резолюции не только не осуждает теории дани, но протаскивает ее как партийное решение, предлагая одобрить эту теорию на объединенном заседании Политбюро и Президиума ЦКК. На это не может пойти ни один ленинец.

Не мудрено, что после всего этого Е.Преображенский писал о молчаливом блоке со «сталинцами», а Троцкий требовал вывода нас из Политбюро!

4 . Тов. Крумин и лозунг наступления на крестьянское хозяйство

Сползание на троцкистскую точку зрения нашло свое выражение и на ноябрьском пленуме, и после ноябрьского пленума. Известно, что наряду с «технически досягаемым» обложением крестьянства, «колониями» и т.д. у Преображенского была развита и другая мысль, находившаяся в ближайшей связи со всей его установкой. Разделяя хозяйство СССР не на пять укладов и даже не на три (капитализм, простое товарное хозяйство, социализм, что соответствует: а) кулаку и нэпману, т.е. буржуазии, б) трудовому крестьянству, в) пролетариату), а на два (государственное хозяйство и хозяйство частное), Преображенский утверждал необходимость вытеснения, «пожирания» крестьянского хозяйства. Ленинцы указывали ему на недопустимость смешивания в одну кучу капиталистов и трудящихся крестьян (простых товаропроизводителей). Ленинцы утверждали, что выдвигать теорию «пожирания» (разорения под напором государственного хозяйства) крестьянских хозяйств значит изменять Ленину, не понимать учения о смычке, соучастии крестьянства под руководством пролетариата в деле социалистического строительства. Ленинцы говорили, что по отношению к мелким и мельчайшим крестьянским хозяйствам пролетариат ведет политику не «вытеснения», не «пожирания», не разорения, а подъема и социалистической переделки.

На ноябрьском пленуме ЦК было подчеркнуто то обстоятельство, что одной из центральных задач партии является задача стимулирования индивидуального крестьянского (бедняцкого и середняцкого) хозяйства 7 *. Эта задача почти исчезла, когда дело дошло до трактовки, разъяснения, комментирования резолюций пленума. Но особенно отличилась здесь «Экономическая жизнь». В передовой статье «Индустриализация и зерновая проблема (к итогам пленума ЦК ВКП (б))» газета говорит: «...невредно напомнить азы ленинизма, забытые ими»... 3 * «Вопрос о том, какая форма возьмет верх, сводится к вопросу о темпе наступления пролетарских командных высот на капиталистические элементы хозяйства, с одной стороны, и на мелкое и мельчайшее крестьянское производство, которое является тормозом социалистического развития страны, с другой» («Экономическая жизнь», № 274 от 25 ноября).

Во всей этой передовице что ни фраза, то перл. Исчезает буржуазия (нэпманы), что, очевидно, тоже «азы ленинизма». Утверждается, что крестьянство само может скинуть пролетариат, тогда как в «азах» Ленин учил об опасности его смычки с нэпманом (город ведет деревню). Сеется страх перед крестьянством как таковым, хотя Ленин прямо писал: «Всякое улучшение положения крупного производства, возможность пустить некоторые крупные фабрики - настолько упрочивает положение пролетариата, что бояться стихии мелкой буржуазии, даже возрастающей, нечего. Не того надо бояться, что мелкая буржуазия и мелкий капитал вырастут, надо бояться того, что слишком долго продолжается состояние нужды , недостатков продуктов, из которого вытекает уже обессиление пролетариата, его невозможность противостоять стихии мелкобуржуазных колебаний. При увеличении количества продуктов никакое развитие мелкой буржуазии не будет больше минусом, поскольку это дает развитие крупной промышленности»... 3 * (см. том XVIII, ч. 1-я, стр. 154 -

(Сталин, кстати сказать, цитируя это место, прибавлял в своем докладе на XV конференции: «Поймут ли когда-либо товарищи из оппозиции, что паника насчет дифференциации и частного капитала в деревне есть обратная сторона неверия в возможность победоносного социалистического строительства в нашей стране» 9 *.)

Но все это бледнеет перед формулой, данной учителем «азов марксизма» из «Экономической жизни», а именно, перед формулой наступления на капиталистические элементы и «на мелкое и мельчайшее крестьянское производство ». Оказывается, «азы марксизма» состоят в том, что рядом с наступлением на капитал нужно наступать и на мельчайшего крестьянина, т.е. на бедняка. До такого уродства не договаривался даже Преображенский. Под статьей подписи нет. Она редакционная. Подпись редактора - Г. Крумин, тот самый, который посажен для контроля над Бухариным в «Правду».

Понятно, что при установке на «дань » и «наступление на мелкое и мельчайшее крестьянское производство » этому производству не поздоровится: но тогда и хлеба не будет, и союза рабочих и крестьян тоже не будет.

5. О хозяйственной политике и о фактическом ее проведении

Честное, правдивое изображение того, что есть, изучение и строгая проверка фактов является непременной предпосылкой правильной марксистской политики и правильного руководства. Проект резолюции обходит, к сожалению, одни тяжелые факты и приукрашивает другие. Основным фактом нашего теперешнего экономического положения является тот факт, что на 12-м году пролетарской диктатуры, при больших успехах социалистического строительства вообще, мы вводим систему хлебных карточек, что налицо полуголод в ряде районов, недостаток сырья, острый недостаток промтоваров, признаки инфляции и тяжелое положение с золотыми и валютными средствами. При этом нельзя не отметить того параллельного объективного факта, что в силу целого ряда условий мы вынуждены были сходить с рельс правильной политики. В самом деле, какие у нас были главные хозяйственные споры с троцкистами до их окончательного отхода от партии?

Это были следующие вопросы:

а) об обложении крестьянства в связи с индустриализацией;

б) о политике промышленных цен;

в) о значении нашего рубля и инфляции;

По всем этим вопросам нам грозит опасность быть сбитыми на неправильную позицию.

С обложением крестьянства дело обстоит не так, как его излагает проект резолюции. В прошлом году речь шла об увеличении налога на имущие слои (кулачество, зажиточные середняки). А в действительности, фактически были чрезвычайно переобложены середняки (т.е. факты «случились» по Преображенскому).

С промценами дело обстоит далеко не благополучно. Если ранее осью политики была здесь политика на систематическое снижение цен, то теперь фактически налицо политика либо стабильных, либо повышающихся цен.

С нашим червонцем, о твердости коего мы в противоположность инфляционистским планам троцкистов раньше так заботились, дело обстоит так, что налицо уже явные признаки инфляции.

Индустриальное строительство, строительство внеиндустриальное и т.д. развивалось у нас за последние годы в значительной мере за счет траты золота и эмиссий; сельское зерновое хозяйство росло совершенно недостаточным темпом. Сокращение озимых примерно на 4% по Союзу в этом году есть грозное явление. Не кто иной, как т. Сталин, говорил в своем докладе об итогах июльского пленума (в Ленинграде): «Когда нет смычки, крестьянин теряет веру в завтрашний день, он уходит в себя, он перестает верить в прочность Советской власти, он начинает сокращать свои посевы и, во всяком случае, не рискует расширять их, боясь, что пойдут опять обходы дворов, обыски и т.д. и отберут у него хлеб» 10 *.

Хлебозаготовки, начиная с января, идут неудовлетворительно. В этом отношении проект резолюции говорит отнюдь не то, что есть на самом деле. Широчайшая кампания (агрономическая) не принесет необходимых плодов, если не будет подведен базис личной хозяйственной заинтересованности «мелких и мельчайших» крестьян.

В этом отношении, несмотря на решения июльского пленума, сделано было мало, ибо говорить об индивидуальном хозяйстве, усилении стимулов его подъема, всемерном содействии его развитию до ноябрьского пленума вообще считалось неприличным. Резолюция июльского пленума в части отношения к индивидуальному середняцко-бедняцкому хозяйству на деле осталась только «литературным произведением».

Только теперь, несмотря на вредные передовицы, опубликованные московской печатью после ноябрьского пленума, начался сдвиг в отношении середняка. Сдвиг этот нужно закрепить, нужно довести его до самого низу, откидывая одновременно не только на словах, но и на деле, линию на кулака, выраженную в предложениях тт. Калинина и Микояна (предложение Калинина и Микояна, принятое комиссией ПБ и внесенное на рассмотрение ПБ, об освобождении от налога новых кулацких посевов и предложение т. Микояна, внесенное в свое время на обсуждение комиссии ноябрьского Пленума ЦК, о льготах кулакам, сдающим продукты кооперативам).

Глупо обвинение нас в недооценке колхозного движения: страна терпит недостаток в хлебе не благодаря развитию колхозов, а несмотря на это развитие; этот недостаток хлеба будет обостряться, если все успехи нашей политики в деревне на ближайшие годы мы свяжем только и исключительно с успехами колхозного движения, которое, конечно, нужно всячески и всемерно поддерживать. Простой арифметический расчет показывает нам, что в ближайшие годы они (колхозы и совхозы) не смогут быть основным источником хлеба. Основным источником будут еще долгое время индивидуальные хозяйства крестьян. До каких геркулесовых столбов доходило, однако, невнимание к индивидуальному крестьянскому хозяйству, показывает цитированная выше передовица «Экономической жизни», где речь идет об экономическом наступлении на мелкое и мельчайшее крестьянское хозяйство. Приблизительно так же «трактовали» вопрос и другие газеты. Тон «разъяснения» ноябрьских резолюций был дан совершенно определенный 11 *.

В общем этот тон получился таким образом: известно, что до Пленума была борьба за резолюцию в Комиссии. Нас обвиняли, что мы слишком мрачно оцениваем положение дел в сельском хозяйстве; долго упорствовали в принятии формулы о необходимости стимулировать личные интересы индивидуальных крестьян и т.д. Таким образом, текст резолюции явился результатом известного компромисса, что вовсе не плохо и даже необходимо в сложной обстановке, когда не сразу находятся готовые решения. Но разъяснение резолюции пошло только по одной половине. Из этого вытекала характеристика резолюции как эклектической, характеристика, которая открыто давалась людьми, зараженными детской болезнью левизны, и на пленуме, и на собраниях после него. Разъяснялось не то, что принял официально ЦК на пленуме, а лишь одна сторона дела. А эта однобокость имела уже своим последствием несомненный практический вред.

Все эти факты вовсе не говорят о том, что «виноват ЦК». Документ Комиссии утверждает, будто тезис, что «ЦК решает одно, а проводится в жизнь другое», означает непризнание линии партии. Это, конечно, плохо сделанный софизм, это прямая неправда. Если «Экономическая жизнь» пишет о наступлении на крестьянское хозяйство - это есть неправильное «проведение в жизнь» решений ЦК. Если ряд газет брали такие же тона - это кривое «проведение в жизнь» официальных решений ЦК. Если кто-либо популяризировал «дань» - это не есть проведение в жизнь решений ЦК. Неужели теперь воспрещается делать даже такие замечания?

Утверждение проекта резолюции о том, что т. Бухарин (и, очевидно, мы все вместе с ним) «сползает на позицию т. Фрумкина», рассчитывает на «развязывание капиталистических элементов» и т.д., - это утверждение представляет собою такое же совершенно противоречащее истине измышление, какими документ изобилует на каждом шагу 12 *.

Измышлением является и утверждение, будто т. Бухарин заявил «о безнадежности нашего валютного положения». Нигде и никогда о безнадежности речи не было. Речь шла о недальновидной, нехозяйственной и политически опасной растрате золотого фонда. И здесь лучше всего видны софизмы автора резолюции. Партия в лице ее съездов, в том числе последнего съезда, приняла резолюцию о резервах. Эти директивы не выполнены. Мы считаем необходимым большее внимание к этим решениям, принятие дополнительных мер для их выполнения, включение в план работы всех решающих органов выполнение их на деле. А по проекту резолюции Комиссии наше стремление выполнить решение партии по этому вопросу означает несогласие с линией партии.

Никто из нас вовсе не желает оспаривать лавры у т. Рудзутака. Мы хотели бы все же установить такие факты: проект резолюции XV съезда о пятилетке, с особой силой подчеркивавший вопрос о резервах, в том числе и о золоте, писали т. Бухарин и т. Рыков; о резервах на ноябрьском пленуме говорил в своем докладе т. Рыков, также и т. Бухарин (на июльском пленуме); в «Заметках экономиста» во главу угла поставлен вопрос о резервах. Этого достаточно. Мы вовсе не хотим снижения темпа индустриализации. Наоборот, мы хотим наибольших темпов, прочных и длительных, индустриализации. Но мы полагаем, что на «дани» социалистической индустриализации не построить; что индустриализация не должна базироваться на растрате до последней копейки наших фондов; что она должна иметь своей базой подъем бедняцко-середняцкого хозяйства и общий рост производительности труда. Мы полагаем, что только со здоровым сельским хозяйством, здоровой валютой, хорошими резервами мы можем быстро идти вперед и гарантировать свою победу над внешним врагом в случае военного столкновения. Только в таком случае мы будем идти максимально быстро по пути победы социализма и в городе, и в деревне.

Таким образом, грубым измышлением является навязывание нам какой-то другой, непартийной линии. Мы боремся именно за то, чтобы полностью проводить официальные решения партии, Только такое проведение (а не однобокое извращение линии) позволит избегать ошибок, приводящих к тяжелейшим хозяйственным последствиям.

6. О бюрократизме и внутрипартийной демократии

Документ Комиссии нападает очень ожесточенно на заявление т. Бухарина о бюрократизации в партии. Документ цитирует старую брошюру т. Ленина против криков о бюрократизме. Документ обвиняет т. Бухарина (а следовательно, и солидаризировавшегося с ним т. Рыкова) в том, что он «повторяет» Троцкого. Все эти замечательные аргументы могут быть с успехом применены и к «Обращению ЦК о самокритике». Если ряд товарищей считает, что «Обращение» уже устарело, что самокритику нужно приостановить, что бюрократизм у нас вовсе не так силен и т.д. - тогда нужно сказать об этом открыто. Мы, однако, не согласны с тем, что нужно отменять «Обращение». Точно так же мы не согласны с фактической отменой партийных прав, предоставленных членам партии уставом. Так, например, на фракции VIII съезда профсоюзов угрожали снятием всякого голосующего за просьбу о пересмотре решения ЦК. По этому поводу т. Томский в своем заявлении членам ЦК писал: «Устав партии гласит: "В случае существенного разногласия между партийным комитетом и фракцией в каком-либо вопросе, входящем в ее компетенцию, комитет обязан вторично рассмотреть с представителями фракций этот вопрос и принять окончательное решение, подлежащее немедленному выполнению со стороны фракции"» (Устав ВКП(б), п. 95, раздел второй)...

Документ Комиссии облыжно ссылается на демократию и обвиняет тт. Томского и Бухарина в «воплях» против «политкомиссаров», в «партийном феодализме», в протестах против «всякой проверки их повседневной работы » со стороны органов ЦК.

Что касается проверки, то никто из нас против проверки нашей работы не протестовал. Но вопрос в формах этой проверки. В документе впервые обнаружена цель «введения» «политкомиссаров». Оказывается, что тт. Крумин и Савельев введены, чтобы от имени «органов ЦК» каждодневно «проверять» члена ПБ Бухарина; что т. Каганович введен, чтобы каждодневно «проверять» т. Томского и т.д. Следовательно, все ставится на голову по сравнению с прежней партийной конституцией: раньше от имени ЦК ответственный редактор проверял работу всех сотрудников и отвечал сам перед ЦК; теперь сотрудники проверяют его (ответственного редактора) каждодневно, будучи поставлены для контроля над ним от имени ЦК (хотя ЦК так вопроса не решал и пока не ставил). Тов. Каганович проверяет от имени ЦК т. Томского, а т. Томский не имеет права «проверять» т. Кагановича, ибо он не для этого дела поставлен.

В чем секрет этой новой партийной конституции, возвещенной в документе Комиссии?

Разгадку его следует искать в фактическом уничтожении коллективного руководства в ЦК. Сущей нелепицей является утверждение документа, будто кто-либо из нас претендует на «феодальные княжества». Но мы за коллективное руководство. Мы против того, чтобы единолично решались вопросы партийного руководства. Мы против того, чтобы контроль со стороны коллектива заменялся контролем со стороны лица, хотя бы и авторитетного...

8. Об организованных «проработках » и о вынужденных отставках

Сейчас вся страна переживает исключительно трудный момент. В ближайшие месяцы трудности (прежде всего на хлебном фронте), по всей вероятности, еще более возрастут. С другой стороны, можно с полнейшей уверенностью утверждать, что при дружности работы, при правильной политике, при исправлении извращений этой политики можно с полным успехом выбраться из этих трудностей. Для нас главнейшим вопросом был вопрос о середняке. Реформа сельхозналога, мероприятия в области машиноснабжения деревни, постановка вопроса о середняке на ближайшей конференции, как нам кажется, снимет в значительной мере известные разногласия в области хозяйственной политики, которые у нас были. Вот почему разногласия, о которых речь шла выше (не с резолюциями, разноречий с коими не было вообще), принадлежат уже, возможно, истории. Тем более необходима была бы дружная работа всех товарищей в руководстве партии. Тем более успешна была бы эта работа. Она, к сожалению, и без того страшно затруднена практикуемыми организационными методами (проработка, окружение, дискредитация, подозрительность, оргвыводы и т.д.). Кроме этого работа в ПБ в настоящее время сугубо осложнена положением т. Томского в ВЦСПС и т. Бухарина в «Правде» и Коминтерне. Именно поэтому мы просим ЦК (и будем просить Пленум ЦК и ЦКК) удовлетворить просьбу т. Бухарина и т. Томского об освобождении их от некоторых работ, где им, совершенно объективно, работать невозможно. Нужно дать им возможность переключить энергию на другие виды работы, повысив интенсивность их дружной работы со всеми товарищами в Политбюро. Нужно устранить, вывести за скобки вопросы о работе в КИ, ВЦСПС и т.д., которые будут предметами постоянных споров. Тт. Томскому и Бухарину вовсе не сладко уходить с работы, где они были добрый десяток лет. Им вовсе не сладко воздерживаться от ответа на всяческие районные, городские, общесоюзные и т.п. проработки. Но они делают это, однако, во имя мира в партии.

У нас нет ни малейшего желания обострять отношения. Мы убеждены, что тт. Томскому и Бухарину лучше отойти от тех областей работы, в которых она в современных условиях невозможна и из-за которых отношения в Политбюро без всякой необходимости обостряются. Мы хотим работать. Мы считаем, что сможем помочь преодолеть трудности. Мы считали бы прямым преступлением какую то бы ни было спекуляцию на трудностях 13 *.

Крайне осложняет вопрос резолюция Комиссии. Ее установка - на отсечение. Она - документ войны на истребление и ничего более. Поэтому принятие этой резолюции является, по нашему мнению, актом, неизбежно влекущим за собою наше отсечение и окончательное разрушение действительно коллективного руководства.

Н. Бухарин.

А. Рыков.

М. Томский.

1 * Опущены разделы: 1. Как велась подготовка ложного обвинения; 2. Ложь о «блоке с Каменевым» и ложь о «фракционной работе»; 7. О руководстве в Коминтерне.

2 * См.: Сталин И.В. Соч. М., 1948. Т. 8. С. 289.

3 * Отточие документа.

4 * Текст дан в изложении. См.: Ленин В.И. ПСС. Т. 45. С. 78 - 79.

5 * Часть текста дана в изложении. См.: Ленин В.И. ПСС. Т. 45. С. 77.

6 * См. док. К? 117.

7 * См.: КПСС в резолюциях... М., 1984. Т. 4. С. 374 и др.

8 * Исходные данные после цитаты указаны неверно. Следует читать: см,: Т. 18. Ч, 1. С. 142. См.: Ленин В.И. ПСС. Т. 43. С. 83-84.

9 * См.: Сталин И.в. Соч. М., 1948. Т. 8. С. 292.

10* См.: Там же. Т. И. С. 212.

11* Как отражаются на практике комментарии к решениям партии, видно, например, из разосланной Отделом по работе в деревне ЦК докладной записки (2 февраля с.г.), трактующей о ходе подготовки к яровой кампании, в ней говорится: «При пропаганде роли и значения в деревне бедноты слабо поставлен вопрос о середняке. Середняк и заботы об индивидуальном хозяйстве выпали». (Прим. док.).

12 * См. Резолюцию объединенного заседания Политбюро ЦК и Президиума ЦИК по внутриполитическим делам от 9 февраля 1929 г. (КПСС в резолюциях... Т. 4. С. 187-199).

13 * Но мы просим дать нам наилучший выход из создавшегося положения и будем просить об этом объединенный пленум ЦК и ЦКК. (Прим. док.).

160 Речь идёт о статье Н.И.Бухарина «К вопросу о закономерностях переходного периода», впервые напечатанной в «Правде» в июле 1926 г. (Бухарин Н.И. Путь к социализму. Избранные произведения. Новосибирск, 1990. С. 114 - 153)

Поэт Сергей Алиханов выпустил довольно неожиданную книгу. Толстый, без малого 700 страниц, фолиант под скупым названием «Судебный отчет» заключает в себе стенограмму судебного процесса 1938 года по бухаринско-троцкистскому блоку.

История этого издания слегка напоминает детектив. Бухаринский процесс был открытым, в том числе и для западной прессы; частично его материалы печатались и в нашей. Но дело до того объемное, сложное (обвиняемых по нему – 21 человек), что доныне для широкой публики оно – белое пятно. Хотя и получила наибольшее хождение гипотеза, что процесс был сфабрикован, и комиссия Яковлева всех осужденных по нему, за исключением Ягоды, оправдала еще в 1989 году. Но на основании чего – этого опять же не узнал никто.

А в 38-м, после завершения суда приговором 18-и центральных «сопроцессников» к расстрелу, его стенограмма была размножена и разослана по управлениям НКВД страны для ознакомления. Однако затем наши секретоманы издали циркуляр: вернуть все номерные экземпляры в центр, а в отдаленных точках уничтожить.

Но нашелся храбрец, который сохранил свой экземпляр – и уже на старости поведал о своем поступке внуку. Дескать, предвидя, что наша переметная история со временем все оболжет, он так решил сберечь всю правду для потомков. И завещал: если возникнет шанс, опубликовать этот предельно откровенный документ эпохи, что и сделал уже в наше время внук. Но доверяя Алиханову это издание, расходы по которому взял на себя, просил до выхода в свет тиража о нем помалкивать. В результате всех этих предосторожностей книга и вышла под таким не говорящим лишнего названием – чтобы заранее не засветиться где не надо.

Теперь о ней самой. Уже ее объемистость и стенографическая точность, сохранившая даже манеры речи участников процесса, дают читателю возможность почувствовать его подлинную атмосферу. И, сличая массы показаний, аргументов, попытаться, заняв место беспристрастного судьи, решить, что правда, а что – нет.

Председательствующий на процессе – председатель Военной коллегии Верховного Суда СССР армвоенюрист Ульрих. Гособвинитель – прокурор СССР Вышинский. Среди подсудимых высшие государственные и партийные деятели: Бухарин, Рыков, Ягода, Крестинский, Икрамов и другие. Обвиняются они в том, что «составили заговорщическую группу "правотроцкистский блок", поставившую своей целью шпионаж, вредительство, диверсии, подрыв военной мощи СССР и отрыв от него Украины, Белоруссии, Среднеазиатских республик, Грузии, Армении, Азербайджана и свержение существующего государственного строя…» То есть чуть не буквально в том, что совершилось 55 лет спустя – и это, конечно, вызывает к книге самый живой интерес.

Вдобавок врачам Левину, Казакову и другим, повязанным с блоком через Ягоду, вменяется доведение до смерти Менжинского, Куйбышева, Горького и его сына Максима Пешкова. Кроме того главе ОГПУ-НКВД Ягоде – попытка отравления парами ртути своего преемника Ежова и организация убийства Кирова.

Хотя формально возглавляет процесс Ульрих, по сути все судебное следствие ведет, и очень основательно, один Вышинский. Человек колоссального напора, зверской памяти, не упускающий ни мелочи из тьмы подробностей по каждому из обвиняемых, незаурядный в своем роде полемист. Последнее лучше всего видно из его постоянных стычек с его главным и, пожалуй, единственным пытающимся оказать отпор противником – Бухариным.

«ВЫШИНСКИЙ: Я спрашиваю не вообще о разговоре, а об этом разговоре. БУХАРИН: В "Логике" Гегеля слово "этот" считается самым трудным… ВЫШИНСКИЙ: Я прошу суд разъяснить обвиняемому Бухарину, что он здесь не философ, а преступник, и о гегелевской философии ему полезно воздержаться говорить, это лучше будет прежде всего для гегелевской философии…

БУХАРИН: Он сказал "должны", но смысл этих слов не "зольден", а "мюссен". ВЫШИНСКИЙ: Вы вашу философию оставьте. Должен по-русски – это значит должен. БУХАРИН: "Должен" имеет в русском языке два значения. ВЫШИНСКИЙ: А мы здесь хотим иметь одно значение. БУХАРИН: Вам угодно так, а я с этим имею право не согласиться… ВЫШИНСКИЙ: Вы привыкли с немцами вести переговоры на их языке, а мы здесь говорим на русском языке…»

И Вышинский с его «пролетарской прямотой», хотя отнюдь не простотой, в этих дуэлях, иногда на целые страницы, то и дело берет верх, не позволяя противнику перевести игру в поле его излюбленной софистики. Эту его манеру хорошо рисует бывшая соратница Бухарина Яковлева, свидетельница по плану ареста Ленина в 1918 году: «Он говорил об этом вскользь, обволакивая это рядом путаных и ненужных теоретических рассуждений, как вообще любит это делать; он, как в кокон, заворачивал эту мысль в сумму пространных рассуждений».

Конечно, за спиной Вышинского – вся мощь карательной машины. Но с ней Бухарин и не входит в поединок, сознавая, что «я, может быть, не буду жив и даже почти в этом уверен». Вся его линия на суде, местами восходящая до самой драматической патетики, имеет одну удивительную цель: морально самооправдаться за признаваемые им за собой «такие вещи», за которые «можно расстрелять десять раз». Эта двойственность позиции – да, грешен страшно, но позвольте показать всю высь бросивших в преступный омут заблуждений – и не дает ему победы над уничтожительной трактовкой его личности Вышинским:

«Бухарин вредительство, диверсии, шпионаж организует, а вид у него смиренный, тихий, почти святой, и будто слышатся смиренные слова Василия Ивановича Шуйского "Святое дело, братцы!" из уст Николая Ивановича. Вот верх чудовищного лицемерия, вероломства, иезуитства и нечеловеческой подлости».

Нет слов, жестокая закваска времени здесь, как и в другом крылатом выражении Вышинского, рожденном на этом же процессе: «Раздавите проклятую гадину!» – сквозит весьма. Но и картина преступления, которую в течение десяти дней из уймы признаний, запирательств и перекрестных допросов выволакивает на свет железный прокурор, ужасна.

«БУХАРИН: Я отвечаю, как один из лидеров, а не стрелочник контрреволюционной организации. ВЫШИНСКИЙ: Какие цели преследовала эта организация? БУХАРИН: Она преследовала основной целью реставрацию капиталистических отношений в СССР. ВЫШИНСКИЙ: При помощи? БУХАРИН: В частности, при помощи войны, которая стояла прогностически в перспективе. ВЫШИНСКИЙ: На условиях? БУХАРИН: Если ставить все точки над "i", на условиях расчленения СССР».

Идейные истоки заговора по свержению сталинской верхушки Бухарин объясняет так:

«В 1928 году я сам дал формулу относительно военно-феодальной эксплуатации крестьянства… Мы стали с пожиманием плеч, с иронией, а потом и с озлоблением смотреть на наши громадные, гигантски растущие заводы, как на какие-то прожорливые чудовища, которые отнимают средства потребления от широких масс...»

И уже в начале 30-х сложился «контактный блок», управляемый у нас Бухариным, Пятаковым, Радеком, Рыковым и Томским, а из-за границы – Троцким. Переворот сначала мыслился на волне массовых протестных выступлений внутри страны. Но когда надежда на них не сбылась, акцент переместился на «открытие границ» для иностранных интервентов, которые за помощь им посадят на власть в Кремле лидеров блока. Троцкий и Карахан, советский дипломат, участник заговора, вели переговоры на этот счет с фашистской Германией:

«БУХАРИН: Летом 1934 года Радек мне сказал, что Троцкий обещал немцам целый ряд территориальных уступок, в том числе Украину. Если мне память не изменяет, там же фигурировали территориальные уступки и Японии…»

Открыть фронт должна была военная группа Тухачевского:

«КРЕСТИНСКИЙ: В одном из разговоров он (Тухачевский. – А. Р.) назвал несколько человек, на которых опирается: Якира, Уборевича, Корка, Эйдемана. Затем поставил вопрос об ускорении переворота... Переворот приурочивался к нападению Германии на Советский Союз...»

Но так как заговорщики видели рост патриотических настроений в стране, они готовили еще такой иезуитский ход. Перевалить вину за интервенцию на действующую власть и «отдать под суд виновников поражения на фронте. Это даст нам возможность увлечь за собой массы, играя патриотическими лозунгами».

Однако интервенции, ожидавшейся бухаринцами в тридцать седьмом, не произошло, и тогда осталась последняя ставка – на «дворцовый переворот»:

«БУХАРИН: Сила заговора – это силы Енукидзе плюс Ягода, их организация в Кремле и НКВД, причем Енукидзе удалось завербовать бывшего коменданта Кремля Петерсона... РОЗЕНГОЛЬЦ: Тухачевский указывал срок, полагая, что до 15 мая (1937 г. – А. Р.) ему удастся этот переворот осуществить... Один из вариантов – возможность для группы военных собраться у него на квартире, проникнуть в Кремль, захватить кремлевскую телефонную станцию и убить руководителей...»

Во исполнение главной задачи по захвату власти блок вел обширную работу как в пределах СССР, так и за границей. Были налажены связи с разведками Германии, Франции, Японии, Польши, снабжавшими деньгами зарубежную, троцкистскую часть блока:

«КРЕСТИНСКИЙ (дипломат, затем заместитель наркома иностранных дел. – А. Р.): Троцкий предложил мне предложить Секту (генерал рейхсвера – А. Р.), чтобы он оказывал Троцкому систематическую денежную субсидию... Если Сект попросит оказание ему услуг в области шпионской деятельности, то на это нужно и можно пойти. Я поставил вопрос перед Сектом, назвал сумму 250 тысяч марок золотом в год. Сект дал согласие…»

Но кроме того Троцкий еще имел и изрядную подпитку из СССР:

«РОЗЕНГОЛЬЦ: Я был наркомом внешней торговли, и с моей санкции были переданы Троцкому 15 тысяч фунтов, потом 10 тысяч фунтов... По Экспортлесу с 1933 года 300 тысяч долларов… ГРИНЬКО (наркомфин – А. Р.): Я помогал Крестинскому использовать валютные средства, которые накапливались на курсовых разницах за границей и которые были нужны ему для финансирования троцкистов… Была дана бухаринская формула – ударить по Советскому правительству советским рублем. Работа клонилась к подрыву финансовой дисциплины и к возможности использования государственных средств для целей заговора... Зеленский (председатель Центросоюза. – А. Р.) по директивам «правотроцкистского блока» в недородные районы завозил большую массу товаров, а в урожайные посылал товаров меньше, что создавало затоваривание в одних районах и товарную нужду в других».

В тех же действиях по возбуждению недовольства масс и в подготовке к отчленению от СССР обильно признаются секретарь ЦК КП Белоруссии Шарангович, руководители Узбекистана Икрамов и Ходжаев. Довольно замечательна лексика последнего:

«ХОДЖАЕВ: Хотя мне казалось, что я изжил национализм, этого оказалось недостаточно... ВЫШИНСКИЙ: Значит, сманеврировал? ХОДЖАЕВ: Сманеврировал, сдвурушничал... После этого мы подали заявление, что ошибались, неправильно поступали, что мы согласны проводить линию партии. ВЫШИНСКИЙ: Второй раз сманеврировали? ХОДЖАЕВ: Второй раз сдвурушничал…»

Затем ко всему этому зловеще примыкает организатор политических убийств Ягода – полная противоположность идейному вождю Бухарину. Чувствуется, что Бухарина в пекло измены больше всего толкали политические амбиции: доказать мертвому Ленину и живому Сталину, что его, бухаринская, линия развития страны верней и плодотворней. Отсюда его озабоченность не только самим захватом власти, но и всем последующим:

«ГРИНЬКО: Он указывал, что, поскольку довлеет политика в данном случае, вредительство следует допустить; с другой стороны, установление широких экономических связей с капиталистическим миром даст возможность наверстать те потери, которые будут».

Но на пути к амбициозной цели, как полностью капитулирует Бухарин в своем последнем слове, «голая логика борьбы сопровождалась перерождением идей, перерождением нас самих, которое привело нас в лагерь, очень близкий по своим установкам к кулацкому преторианскому фашизму».

Совсем иное двигало Ягодой. Хоть он и говорит «не для того, чтобы смягчить свою вину, но лишь в интересах установления истины, что попытки некоторых обвиняемых представить меня как профессионала-террориста неверны» и «что ни один из этих (террористических – А. Р.) актов не совершен мной без директивы "правоцентристского блока"», – верить ему трудно. Самое первое вменяемое ему убийство – сына Горького Макса в 1934 году – вообще имело под собой, как он же в другом месте сознается, сугубо личный мотив. А именно: любовная интрига с женой убиенного.

Далее. Организованное им затем убийство своего начальника Менжинского с целью возглавить после него ОГПУ якобы заказал ему Енукидзе, ко времени суда уже покойный. Но никто из «сопроцессников» этого не подтверждает. Скорей сдается, что угробить шефа, уже дышавшего на ладан от болезни, Ягоду толкал чисто шкурный интерес: захапать обещанное ему кресло, пока водоворот событий не родил другого претендента.

В убийстве Кирова в том же 34-м Ягода признает себя только пособником:

«Енукидзе настаивал, чтобы я не чинил препятствий этому... Запорожец (ленинградский чекист – А. Р.) сообщил мне, что органами НКВД задержан Николаев, у которого были найдены револьвер и маршрут Кирова, Николаев был (по приказу Ягоды – А. Р.) освобожден. После этого Киров был убит этим Николаевым».

Мотивы этого убийства из процесса неясны, а вот о Горьком говорится много и подробно. Бухаринцы опасались, что мировой авторитет Горького, стоявшего горой за Сталина, помешает им после «дворцового переворота» облачиться в тоги избавителей отечества. Старик еще начнет трубить на весь мир невесть что – и портить этим их победоносную обедню.

С мотивом по Ежову тоже ясно. В 36-м он от ЦК курировал следствие по Кирову, был близок к истине, а затем и вовсе занял пост Ягоды. И тот, освобождая кабинет, приказал своему секретарю Буланову попрыскать там раствором ртути:

«БУЛАНОВ: Я приготовлял большие флаконы этого раствора и передавал их Саволайнену. Распрыскивал тот из пульверизатора. Помню, это был большой металлический баллон с большой грушей. Он был в уборной комнате Ягоды, заграничный пульверизатор».

Картины, равные по силе «Макбету» Шекспира, предстают из описаний того, как Ягода втягивал в свой умысел врачей:

«ВЫШИНСКИЙ: Ягода выдвигает хитроумную мысль: добиться смерти, как он говорит, от болезни... Подсунуть ослабленному организму какую-либо инфекцию... помогать не больному, а инфекции, и таким образом свести больного в могилу».

И вот, играя дьявольки умело и разнообразно на паскудных людских струнах, Ягода превращает Санупр Кремля в своеобразный отряд «убийц с гарантией на неразоблачение»:

«ЛЕВИН: Он сделал мне весьма ценный подарок: предоставил в собственность дачу под Москвой… Давал знать на таможню, что меня можно пропустить из-за границы без осмотра. Я привозил вещи жене, женам своих сыновей… Он сказал мне: Макс не только никчемный человек, но и оказывает на отца вредное влияние. Он дальше сказал: вы знаете, руководитель какого учреждения с вами говорит? Я ответственен за жизнь и деятельность Алексея Максимовича, а поэтому, раз нужно устранить его сына, вы не должны останавливаться перед этой жертвой… Вы никому не сможете об этом рассказать. Вам никто не поверит. Не вам, а мне поверят».

И сперва замазанный коварными дарами, а затем запуганный насмерть доктор Левин прилагает руку к смерти Макса и Менжинского. Но после этого душа его не отпускается на покаяние, а еще глубже втягивается, как он говорит, «в сатанинскую пляску»:

«ЛЕВИН: Ягода сказал: «Ну вот, теперь вы совершили эти преступления, вы всецело в моих руках и должны идти на гораздо более серьезное и важное (убийство Горького. – А. Р.)… И вы пожнете плоды при приходе новой власти…»

И доктора Левин и Плетнев, под прикрытием секретаря Горького Крючкова, назначают классику заведомо порочное лечение, которое и сводит его в могилу. Другое светило, доктор Казаков, упирает на самолюбие, не оставляющее его и на суде:

«КАЗАКОВ: Я все-таки должен сказать, что на съездах мне даже заключительного слова не давали... Мне заключительное слово не дается, первый раз в истории медицины!.. Вы спросите, почему я не сообщил об этом (помощь Левину в убийстве Менжинского – А. Р.) советским органам? Я должен сказать – мотивы низменного страха. И второй момент: в Санчасти находились большинство врачей – моих научных противников. Я думал, может быть, наступит момент, когда Ягода сумеет остановить их. ВЫШИНСКИЙ: В награду за ваше преступление? КАЗАКОВ: Да… ВЫШИНСКИЙ: Советским государством был дан вам институт? КАЗАКОВ: Но печатать мои труды…. ВЫШИНСКИЙ: Правительство приказать печатать ваши труды не может. А я вас спрашиваю, институт был дан? КАЗАКОВ: Был. ВЫШИНСКИЙ: Лучший в Союзе? КАЗАКОВ: Лучший…»

К Крючкову знающий о подноготной каждого Ягода подбирает такой ключ:

«КРЮЧКОВ: Я растрачивал деньги Горького, пользуясь его полным доверием. И это поставило меня в зависимость перед Ягодой… Ягода сказал, что Алексей Максимович может скоро умереть, распорядителем литературного наследия останется сын Макс. Вы же привыкли, говорил Ягода, жить хорошо, а останетесь в доме в роли приживальщика».

И Крючков, не выстояв против коварного нажима, сперва способствует отправке на тот свет Макса, затем его отца. При этом незаурядная величина злодейства обещает ему и незаурядный дивиденд:

«КРЮЧКОВ: Я останусь человеком, к которому может перейти большое литературное наследство Горького, которое даст мне в дальнейшем средства и независимое положение…»

Сдается, что путем этих убийств Ягода хотел, плюс ко всему, добыть себе и некий особый капитал и вес среди заговорщиков, метя в будущем на главный пост в стране:

«БУЛАНОВ: Он увлекался Гитлером, говорил, что его книга "Моя борьба" действительно стоящая… Подчеркивал, что Гитлер из унтер-офицеров выбрался в такие люди… Он говорил, что Бухарин будет у него не хуже Геббельса… Он, председатель Совнаркома, при таком секретаре типа Геббельса и при совершенно послушном ему ЦК, будет управлять так, как захочет».

Во всяком случае одного, кажется, Ягода успел достичь реально. Заговорщики указывают то и дело, что выезжали за границу, где контачили с агентами чужих разведок, для лечения. Хотя наша медицина, с массой славных еще с дореволюционных пор имен, была не хуже западной. Но чувствуется, что зная о проделках настоящего хозяина кремлевского Санупра, приписанные к нему пациенты просто панически боялись заходить туда.

Такую же опаску вызывал у заговорщиков и второй их силовик – Тухачевский:

«БУХАРИН: Поскольку речь идет о военном перевороте, то будет необычайно велик удельный вес именно военной группы, и отсюда может возникнуть своеобразная бонапартистская опасность. А бонапартисты, я, в частности, имел в виду Тухачевского, первым делом расправятся со своими союзниками… Я всегда в разговорах называл Тухачевского "потенциальным Наполеончиком", а известно, как Наполеон расправлялся с так называемыми идеологами».

Теперь, наконец, главное: насколько можно доверять признаниям участников процесса? Ибо есть версия, что их в темницах просто запытали до огульных самооговоров. Но стенограмма едва ли оставляет вероятность того, что два десятка человек, дотошнейше допрошенных Вышинским, взвалили на себя сочиненную кем-то напраслину.

Во-первых, чтобы сочинить и увязать такую тьму фактических, психологических, лексических подробностей, понадобилась бы целая бригада посвященных во все тонкости геополитики Шекспиров. Предварительное следствие вел известный впоследствии своими «Записками следователя» Шейнин. Но в тех его «Записках», посвященных всякой бытовухе, не ночевало и десятой доли глубины и драматизма всплывших на суде коллизий, создать которые могла, скорей всего, лишь сама жизнь.

Но если даже допустить написанный чьей-то рукой спектакль, его еще должны были блестяще разыграть на глазах западных зрителей те, чья награда за успех была вполне ясна по участи чуть раньше осужденной группы Тухачевского. А заговорщики – закаленные еще царскими тюрьмами революционеры, сломить которых – не раз плюнуть. Да и по их активности, борьбе за каждый фактик на суде, пространным рассуждениям, переходящим у Бухарина в целые лекции, не видно, чтобы их утюжили до полного самозабвения.

«БУХАРИН: Мне случайно из тюремной библиотеки попала книжка Фейхтвангера... Она на меня произвела большое впечатление… ПЛЕТНЕВ: Мне было доставлено из моей библиотеки свыше 20 книг на четырех языках. Я сумел написать в тюрьме монографию…»

Так Плетнев в своем последнем слове хочет показать, что уже начал искупать свою вину служением родной науке. Но оба замечания – штрихи к тому, как содержались «сопроцессники» в неволе. А почему признали многое, хотя отнюдь не все, в чем обвинялись, один из них объяснил так:

«БУЛАНОВ: …Не стесняются здесь, на скамье подсудимых, утопить своего же соучастника, продать с потрохами и ногами, чтобы хоть на одну тысячную секунды вывернуться самому…»

Ну и, конечно, трудно не соотнести признания бухаринцев в их подготовке «открыть фронт» с тем, что фактически случилось в сорок первом, когда немцы, главные союзники и получатели секретной информации изменщиков, ворвались беспрепятственно в СССР.

Трудно не провести параллель и с новейшей историей, когда распад СССР произошел именно так, как мыслилось Бухарину и Троцкому. Но в конце 30-х попытка расчленения страны была подавлена жестоко. В конце же 80-х и начале 90-х той государственной жестокостью не пахло даже близко. И тем не менее вся страшная жестокость как бы неисповедимо, вопреки всем лозунгам, один гуманнее другого, излилась. Только уже в первую голову на тех, ради кого все якобы и учинялось: на миллионы беженцев, голодных, беспризорных, убитых в межнациональных потасовках и так далее.

То есть жестокость сталинская, откровенная, под лозунгом «Раздавите гадину!» – или жестокость либерально-лицемерная, – но жестокость в результате все равно.

И еще невольно возникающий после прочтения всего эффект. Уже постфактум зная, во сколько миллионов жизней обошлось предательское «открытие фронта», хочется, против всего затверженного, мысленно бросить Сталину упрек не в перегибе в борьбе с готовыми на все для власти супостатами, а в недогибе!

Вот это впечатление, судя по всему, и сделало как раз в эпоху демократии и гласности еще более закрытым этот официально по сей день не рассекреченный процесс. Но как, не разобравшись достоверно в своем прошлом, можно строить достоверно свое будущее?

Рецензии

Я не верю в то, что "заговор" Бухарина и прочих революционеров был выдуман Сталиным - напротив, стопроцентно убеждён в его реальности.
Ведь эти люди мнили себя величинами, а "глупого, недалёкого" Сталина они считали пустышкой, полнейшим нулём.
На мой взгляд, Бухарин, Троцкий, Зиновьев, Каменев и др., как профессиональные революционеры, действовали вполне квалифицированно - так, что "за жабры" их было трудно ухватить.
Не случайно Сталин воевал с ними не на жизнь, а на смерть целых 10 лет. И переиграл их - за счёт, думаю, абсолютной честности, прямоты своих взглядов и целей.
Известно, что между двумя точками самая короткая - прямая, а самый беспроигрышный путь - честность и прямота. Массы это прекрасно видели и поддержали того, кто прямо и честно излагал их взгляды, а именно - Сталина.
Свои цели и задачи Сталин, с присущей ему чёткостью, ясностью и честностью неоднократно излагал в своих работах, вполне понятных любому мало-мальски грамотному человеку.
Оппоненты Сталина же полностью изоврались и тем самым показали себя в самом неприглядном свете - даже перед своими бывшими поклонниками. Любая их очередная ложь играла против них самих.
Намного легче было вычислить заговор военных. Об этом, кстати, рассказывает и Ю. Семёнов - при всей его ненависти к Сталину.
Военные собирались, никого не таясь и не опасаясь, уверенные в своей безнаказанности, и обсуждали в своём узком кругу детали антиправительственного заговора.
Эти наивные люди даже не представляли себе, что все их разговоры в кабинетах и на дачах прослушиваются. Это говорит лишь о их полнейшей технической безграмотности.
Наивные, они не подозревали о том, что их девушки-секретарши "стучат" на них в органы! А иначе и быть не могло.
Есди Тухачевский мнил себя Наполеоном, то он должен был знать, что Наполеон создал где-то 10 уровней проверки и стукачества. И если ты попал в эту систему, то не "стучать" уже не можешь.
Тухачевский и Блюхер - конспираторы никакие, и они быстро спалились.
Например, в 1938 году к японцам перебежал начальник управления НКВД Дальневосточного края Люшков. Я на месте Блюхера тотчас застрелился бы - и вошёл бы в историю Героем.
А как мастерски Сталин переиграл Тухачевского в том самом 1937 году!

Ежедневная аудитория портала Проза.ру - порядка 100 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более полумиллиона страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.

После четырёхдневного обсуждения своего дела Бухарин и Рыков дошли до состояния предельной изнурённости и подавленности. Н. А. Рыкова вспоминает, что в первые дни пленума её отец часто повторял: «Они меня хотят посадить в каталажку». В последующие дни он уже почти не говорил с родными, не курил и не ел.

В соответствии со сценарием «партийного следствия» Бухарину и Рыкову предстояло выступить с заключительными речами.

Поскольку длительное обсуждение немного прибавило к показаниям, разосланным до пленума, Бухарин не смог добавить ничего существенного к ранее высказанным им аргументам. Он безуспешно повторял, что не может «до конца и даже до половины объяснить рад вопросов о поведении людей, на меня показывающих» .

Уверяя, что он «абсолютно не хотел опорочить новый состав Наркомвнудела», Бухарин осмелился лишь напомнить, что, согласно представленным на пленум тезисам Ежова, в НКВД было раскрыто много двойных агентов, и в этой связи высказывал предположение: «Может быть, и в аппарате [НКВД] не совсем до конца дочистили» .

Другим рубежом, который не смел переступить Бухарин, было выражение сомнений по поводу «троцкистских процессов». Когда Молотов стал его настойчиво допрашивать, считает ли он правдоподобными показания подсудимых на этих процессах, Бухарин под смех зала заявил: в этих показаниях правдоподобно всё, за исключением того, что относится к нему.

На протяжении всей речи Бухарина прерывали злобными и язвительными репликами, тон которым задавали Молотов и Каганович. В один из наиболее драматических моментов объяснений Бухарина Молотов прервал его словами: «Чёрт тебя знает, что ты делаешь, от тебя всего можно ожидать». Когда Бухарин начал говорить о своих прежних заслугах перед партией, Молотов бросил реплику: «Даже Троцкий кое-что хорошее делал, а теперь он фашистский агент, докатился!», что Бухарин тут же поспешил подтвердить: «Верно, верно» .

Помимо «вождей», особенно усердствовали в репликах Стецкий и Межлаук, изрядно напуганные напоминанием Бухарина об их принадлежности в прошлом к его «школе» (имя Межлаука даже называлось в криминальном контексте в одном из показаний). Достаточно было Бухарину начать открещиваться от обвинений в «нападении на НКВД», как Стецкий поспешил выкрикнуть: «Это вы всё заимствовали у Троцкого. Троцкий во время процесса то же самое писал в американской печати» .

Отвечая на все эти злобные выпады, Бухарин продолжал винить в создании вокруг него конфронтационной атмосферы исключительно «двурушников-троцкистов». «Вся трагичность моего положения,- говорил он,- в том, что Пятаков и все прочие так отравили всю атмосферу, просто такая атмосфера стала, что не верят человеческим чувствам - ни эмоции, ни движению души, ни словам. (Смех.)»

В конце бухаринской речи из зала стали раздаваться выкрики: «В тюрьму посадить давно пора!» На это Бухарин ответил последними словами, прозвучавшими в его выступлении: «Вы думаете, от того, что вы кричите - посадить в тюрьму, я буду говорить по-другому? Не буду говорить» .

Рыков начал свою заключительную речь словами о том, что он отчётливо понимает: «Это собрание будет последним, последним партийным собранием в моей жизни». С отчаянием он повторял, что сложившаяся на пленуме обстановка прямо подталкивает его к мыслям о самооговоре: «Я вот иногда шепчу, что не будет ли как-то на душе легче, если я возьму и скажу то, что я не делал… Конец один, всё равно. А соблазн - может быть, мучения меньше будет - ведь очень большой, очень большой. И тут, когда я стою перед этим целым радом обвинений, ведь нужна огромная воля в таких условиях, исключительно огромная воля, чтобы не соврать…»

Эта трагическая исповедь послужила Сталину поводом для того, чтобы попытаться подтолкнуть Рыкова на путь самооклеветания, поставив ему в пример поведение расстрелянных подсудимых недавних процессов. «Есть люди,- заявил Сталин,- которые дают правдивые показания, хотя они и страшные показания, но для того, чтобы очиститься вконец от грязи, которая к ним пристала. И есть такие люди, которые не дают правдивых показаний, потому что грязь, которая прилипла к ним, они полюбили и не хотят с ней расстаться» .

В ходе речи Рыкова ему упорно напоминали о единственном «преступлении», в котором он признался,- чтении вместе с другими «правыми» рютинской листовки. Когда Рыков вновь упомянул об этом эпизоде, на него посыпались упреки в недоносительстве, уже давно возведённом сталинистами в ранг партийного и государственного преступления.

Ворошилов: Если она [листовка], на твоё счастье, попалась, ты должен был забрать её в карман и тащить в Центральный Комитет…

Любченко: На пленуме Центрального Комитета почему не сказал, что у Томского её уже читали?

Хрущёв: У нас кандидаты партии, если попадётся антипартийный документ, они несут в ячейку, а вы - кандидат в члены ЦК.

Отвечая на эти реплики, Рыков заявил, что допустил «совершенно явную ошибку». Не удовлетворившись этим, Молотов напомнил Рыкову ещё один факт его «двурушничества»: при обсуждении в 1932 году на пленуме ЦК вопроса о «Рютинской платформе» Рыков заявил, что если бы узнал, что у кого-то имеется эта платформа, то потащил бы такого человека в ГПУ. В ответ на это Рыков заявил: «Тут я виноват и признаю целиком свою вину… За то, что я сделал, меня нужно карать, но нельзя карать за то, чего я не сделал… одно дело, если меня покарают за то, что я не притащил куда нужно Томского и других, совершенно другое, когда утверждают, что я с этой программой солидаризировался, что эта программа была моя». Не удовольствовавшись такой квалификацией Рыковым своего поведения, Шкирятов бросил ещё одну реплику: «Раз об этом не сообщил, значит был участником» .

Стремясь доказать свою предельную лояльность по отношению к «генеральной линии», Рыков сообщил о своей беседе в 1930 году с неким Трофимовым, который с возмущением рассказывал о том, как происходило «раскулачивание». «Я ему тогда ответил,- сказал Рыков,- что в таком деле, которое идёт сейчас в деревне, известные издержки производства будут» .

Доказывая невозможность своих контактов с «троцкистами», Рыков подчёркивал свою давнюю личную ненависть к ним. «Ни с какой троцкистской сволочью, повторяю, не был, вместе с вами боролся, с вами не уклонялся и никогда, ни одной минуты не был с ними… С Зиновьевым с этим дрался и не ценил его никак, никогда и нигде… Пятакова всегда считал лицемером, которому верить нельзя… самым отвратительнейшим человеком».

В ответ на это отмежевание Рыкова от «троцкистов», Сталин напомнил о его «блоке с Зиновьевым и Каменевым на другой день после взятия власти против Ленина». Этот хорошо известный факт коллективной отставки нескольких деятелей партии в 1917 году после отказа большинства ЦК от формирования коалиционного правительства совместно с меньшевиками и эсерами - Рыков подтвердил: «Это было». Тогда Сталин бросил новое, на этот раз лживое обвинение в том, что Рыков вместе с Зиновьевым и Каменевым выступал и против Октябрьского восстания. Рыков возразил: «Этого не было» .

В конце речи, проходившем под градом яростных выкриков с мест, Рыков с отчаянием произнёс: «Я теперь конченый человек, это мне совершенно бесспорно, но зачем же так зря издеваться?.. Это дикая вещь». Свою речь он заключил словами: «Я опять повторяю, что признаться в том, чего я не делал, сделать из себя… подлеца, каким я изображаюсь здесь, этого я никогда не сделаю… И я это буду утверждать, пока живу» .

Николай Бухарин, одна из наиболее значимых политических фигур советских времен, принимал активное участие в революционной деятельности и был одним из ближайших товарищей вождя мирового пролетариата. После смерти Ленина он стал кумиром партийной молодежи и, ввиду определенного принципиального расхождения во взглядах на дальнейшее развитие страны, составлял весьма значимую конкуренцию пришедшему к власти Иосифу Сталину.

В 1936 году, зачищая политическое поле, Сталин обвинил Бухарина в организации заговоров против действующей власти. 15 марта 1938 года, после того, как Верховный суд СССР признал его виновным и отклонил апелляцию, Николая Бухарина расстреляли на полигоне «Коммунарка». Там же, в Подмосковье, он и похоронен. Лишь в 1988 году Бухарин был полностью реабилитировали.

Деятельность Бухарина

Николай Бухарин отличался от своих товарищей по партийному делу. Родившийся в семье учителей, он получил весьма достойное образование и обладал незаурядным умом. За причастность к революционному движению его исключили из Московского университета, где обучался на экономическом отделении юридического факультета.

В 1911 году Бухарин был сослан в Архангельск. Совершив успешный побег в Германию, он продолжал заниматься самообразованием, а также пробовал себя в сфере журналистики. Именно там, в эмиграции, он и познакомился с Лениным.

В августе 1917 года Бухарина избрали членом ЦК КПСС. Следующие десять лет он занимал важный пост редактора газеты «Правда». В 1924 году, когда Владимир Ленин скончался, Бухарин стал активно помогать Сталину и принимал непосредственное участие в борьбе против Троцкого, Каменева и Зиновьева.

Начало конца

В 1928 году он совершил глобальную ошибку, бескомпромиссно озвучив собственное видение дальнейшего пути развития страны, идущее вразрез с выбранным курсом Генерального секретаря ЦК. Буквально через несколько месяцев после скандального выступления Бухарина под благовидным предлогом сняли со всех занимаемых постов и назначили на малозначимую должность начальника Научно-технического управления Высшего совета народного хозяйства.

В октябре 1929 года Сталин демонстративно принял покаяние Бухарина, который признал свои ошибки и заявил, что будет активно поддерживать линию партии и правительства. Но Генеральный секретарь ЦК уже тогда отчетливо осознавал необходимость полного уничтожения Бухарина.

Поэтому в 1937 году, когда, в ходе Первого московского процесса, некоторые подсудимые дали показания относительно причастности Николая Бухарина к созданию альтернативной партии власти, того немедленно арестовали и исключили из членов ЦК.

Конец

В ходе судебного процесса Бухарин признавал свою вину полностью, но отрицал причастность к каждому из эпизодов в отдельности. Несмотря на очевидную фальсификацию материалов дела, Верховая коллегия единогласно вынесла в отношении подсудимого единственно возможный в то время приговор.

Период 1922-1927 гг. стал временем, когда в ходе ожесточенной идейно-политической борьбы внутри партии Сталину удалось устранить с политической арены все противостоящие ему силы. Этому способствовала болезнь Ленина. В мае 1922 г. его поразил первый удар, после которого он на несколько месяцев выбыл из строя. Сталин в данной ситуации проявил поразительную дальнозоркость, догадли-вость и прозорливость. Он стал распрашивать о ленинской болезни врачей, потребовал, чтобы ему дали соответствующую медицинскую литературу. Несколько раз специально ездил к Ленину в Горки. На ос-новании своих наблюдений Сталин уже в 1922 г. сделал заключение, возмутившее многих: "Ленину ка-пут".

После XI съезда РКП(б) (март-апрель 1922 г.), в работе которого Ленин по состоянию здоровья принимал эпизодическое участие, присутствуя лишь на 4 заседаниях из 12, Сталин был избран гене-ральным секретарем партии. В узком кругу, возражая против этого назначения, Ленин произнес свою знаменитую фразу: "Не советую, этот повар будет готовить только острые блюда". Сопротивление кан-дидатуре Сталина не было доведено до конца по той причине, что пост секретаря имел тогда второсте-пенное значение, а сам генсек мог быть лишь подчиненной фигурой.

Однако, заняв эту должность, Сталин сразу стал широко пользоваться методами подбора и на-значения кадров через Секретариат ЦК и подчиняющийся ему Учетно-распределительный отдел ЦК. Уже за первый год деятельности генсека Учраспред произвел 4750 назначений на ответственные посты.

Одновременно стали стремительно расширяться материальные привилегии руководящего соста-ва партии. В августе 1922 г. на XI партконференции, которая проходила во время болезни Ленина, впер-вые был принят документ, узаконивавший эти привилегии. Резолюция конференции "О материальном положении активных партработников" определила их число - 15 325 человек - и ввела строгую иерар-хию распределения по 6 разрядам. По высшему разряду должны были оплачиваться члены ЦК и ЦКК (Центральной Контрольной Комиссии), заведующие отделами ЦК, члены областных бюро ЦК, секрета-ри областных и губернских комитетов партии. При этом оговаривалась возможность персонального по-вышения их окладов. В дополнение к высокой зарплате все указанные работники обеспечивались в жилищном отношении (через местные исполкомы), в медицинском (через Наркомздрав), в плане воспи-тания и образования детей (через Наркомпрос).

Эти процессы совпали по времени с концом нестабильного положения периода гражданской войны. Сопротивление сталинским акциям, направленным на создание привилегий для бюрократии, становилось все слабее. Большинство ответственных работников принимали привилегии как должное, что стало началом перерождения партократии в бытовом и нравственном отношении. За ним последо-вало и перерождение политическое - готовность жертвовать идеями и принципами ради сохранения своих постов и привилегий. Все это способствовало стремительному росту бюрократизма и интриг в партийном и государственном аппарате.

Возвратившись к работе в октябре 1922 г., Ленин, по словам Троцкого, наметил создать при ЦК комиссию по борьбе с бюрократизмом. Сам Троцкий считал себя преемником Ленина. С этим, однако, были несогласны Сталин, Каменев, Зиновьев и другие члены высшего партийного руководства.

На протяжении двух с небольшим месяцев (с 23 декабря 1922 г. по 2 марта 1923 г.) Ленин про-диктовал 8 работ, в которых излагались и конкретизировались идеи политической реформы. Пять ле-нинских статей сразу после диктовки были направлены для опубликования в "Правде" в качестве материалов к предсъездовской дискуссии (готовился XII съезд партии). Однако в 1923 г. только три из восьми статей Ленина стали достоянием гласности.

Стержнем реформы должна была стать реорганизация ЦКК и Рабкрина (Рабоче-крестьянской Инспекции), направленная против чрезмерной концентрации власти в руках Политбюро, Оргбюро, Сек-ретариата и лично Сталина. То, что пять статей не были опубликованы в тот период, случайностью не являлось, ибо Ленин в различных формах выражал критику в адрес генсека и Рабкрина (Сталин воз-главлял Рабкрин до середины 1922 г.). Одной из основных идей ленинского "завещания" являлась мысль об опасности раскола в партии вследствие влияния "чисто личных и случайных обстоятельств внутри ЦК".

В начале 1923 г. стало ясно, что здоровье Ленина оставляет мало надежд на возможность его участия в работе XII съезда партии. Этот период ознаменовался и рядом ошибок Троцкого, которые в дальнейшем открыли дорогу для утверждения сталинизма. Будучи последовательным, решительным и непримиримым в борьбе против классовых врагов (это наглядно продемонстрировали события Октября 1917 г. и гражданской войны), Троцкий не проявлял тех же качеств во внутрипартийной борьбе, со-стоящей преимущественно из закулисных интриг, провокаций и тайных заговоров его личных против-ников, находившихся с ним в одной партии.

Кроме того, Троцкий упустил инициативу и ряд благоприятных возможностей, открывавшихся перед ним в начале 1923 г. Так, он отказался выступить с политическим докладом на XII съезде партии (доклад ЦК на съезде было поручено сделать Зиновьеву и Сталину), ограничившись выступлением о состоянии промышленности; дважды отказался от предложения стать заместителем председателя СНК, т. е. фактически главой правительства в отсутствие Ленина; допустил ряд других компромиссов в По-литбюро.

Опасаясь обвинений во фракционности (запрет фракций в партии был принят еще X съездом РКП(б)), Троцкий в период перед XII съездом (апрель 1923 г.) не принял никаких мер для того, чтобы сплотить вокруг себя единомышленников, деятелей партии, недовольных политическим диктатом "тройки" Сталин-Зиновьев-Каменев. На этот шаг он решился спустя полгода, когда на выздоровление Ленина не оставалось почти никаких надежд, а "триумвират" значительно усилил свои позиции. Таким образом, сталинская аппаратная подготовка XII съезда, нерешительность Троцкого и неосведомлен-ность большинства делегатов о борьбе в Политбюро привели к тому, что организационные итоги съезда оказались выгодны для "триумвирата". XII съезд закрепил главенствующую роль "сложившегося ядра" в ДК.

В сентябре 1923 г. на пленуме ЦК стали известны факты стачек и забастовок рабочих, имевших место во многих городах страны еще летом. Пленум был вынужден констатировать, что в обстановке нэпа многие чиновники потеряли демократический облик, оторвались от массы, стали плохими комму-нистами, обюрократились. Прения по данному вопросу приняли острый характер. Троцкий, хлопнув дверью, покинул заседание. Через несколько дней, 8 октября 1923 г., он направил резкое письмо членам ЦК и ЦКК о хозяйственном кризисе и внутрипартийном режиме. Среди причин сложившегося положе-ния он назвал бюрократизацию партийного аппарата; узурпацию прав на решение всех важнейших хо-зяйственных вопросов; рассмотрение этих вопросов наспех, без длительной подготовки их специали-стами; попытки "военно-коммунистического командования ценами" и механическое их снижение в ад-министративном порядке. Письмо Троцкого вызвало смятение в рядах правящей фракции. Большинство в Политбюро сделало попытку представить письмо "платформой, на основе которой делаются энергич-ные попытки к образованию фракции".

15 октября 1923 г. в Политбюро ЦК было представлено так называемое "Заявление 46-ти", под-писанное 46 членами партии со стажем до 1917 г. В этом "заявлении", как и в письме Троцкого, легко обнаруживалась перекличка с ленинскими идеями политической реформы. Но в "заявлении" вопросы изменения внутрипартийного режима и борьбы с аппаратным бюрократизмом ставились еще шире и острее, чем в последних ленинских работах. Под письмом поставили свои подписи Е. Преображенский, С. Бреслав, Л. Серебряков, А. Розенгольц, Г. Пятаков, В. Оболенский (Осинский), Н. Муралов, T. Са-пронов, А. Гольцман и другие известные деятели партии большевиков.

19 октября 1923 г. появился "Ответ членов Политбюро на письмо тов. Троцкого", содержание ко-торого было предвзятым и тенденциозным. В нем поднимался вопрос о стремлении Троцкого к личной диктатуре, использовалось грубое искажение фактов. В "Ответ" был включен специальный раздел - "За-явление 46 сторонников тов. Троцкого", в котором утверждалось, что эта "петиция" представляет собой "перепев письма тов. Троцкого" и является образцом "планового", "маневренного", "координированно-го" выступления (между тем, на сегодняшний день не обнаружено доказательств того, что Троцкий принимал участие в написании "Заявления 46-ти").

11 декабря в "Правде" появилась статья Троцкого "Новый курс". Даже самим названием публи-кации Троцкий дистанцировался от закостеневшего большинства в Политбюро и ЦК, противопоставляя им собственное видение проблем, стоящих перед страной и партией. Обращение за поддержкой к моло-дым членам партии имело определенный резонанс. Упреки в бюрократизации партии были близки мо-лодежи. Типичным являлось высказывание, прозвучавшее на собрании высших технических курсов Наркомата путей сообщения в начале декабря 1923 г.: "У нас в партии 40 000 членов партии с молотка-ми и 400 000 - с портфелями". В ЦК комсомола произошел фактический раскол - 9 членов ЦК РКСМ упрекали Троцкого в том, что он "притянул вопрос о молодежи за волосы", 8 членов ЦК выступили в его защиту. Выступление Троцкого, грозившее оторвать руководство партии от молодых ее членов, вы-звало немедленную отповедь в партийной печати.

Вокруг Троцкого постепенно создавалась изоляция - осуществлялись перемещения и смещения его сторонников, прежде всего из руководящих военных органов (во главе большинства военных окру-гов были поставлены сторонники "триумвирата"). К концу 1923 г. нападки на Троцкого усилились. Он и его сторонники были обвинены в "уклонах от большевизма". Сталин "обличал" Троцкого в том, что он - бывший меньшевик и, следовательно, не имеет права причислять себя к старой гвардии большевиков.

Главной причиной поражения оппозиции в первой внутрипартийной дискуссии, проходившей без участия Ленина, было то, что Троцкий и его единомышленники решились открыто противопоста-вить себя "триумвирату" и поддерживающей его партийной бюрократии лишь в конце 1923 г., когда расстановка руководящих кадров, происходившая стремительными темпами, была такова, что аппарат в основном был уже подобран. К этому добавилась болезнь Троцкого, которая в самый разгар дискусси-онной борьбы приковала его к постели и лишила возможности активно участвовать в обсуждении внут-рипартийных задач.

В дискуссии 1923 г. (ее содержание для большинства рядовых коммунистов оставалось неиз-вестным) Сталин впервые опробовал приемы, которые впоследствии им широко практиковались: объ-явление любой идейной группировки в партии - фракционной и раскольнической, а всякой критики в адрес большинства ЦК или Политбюро - покушением на единство партийных рядов. Попытка Троцкого уточнить свою позицию и,- возможно, возобновить дискуссию осенью 1924 г. была незамедлительно пресечена. Воспоминания Троцкого "О Ленине" и "Уроки Октября" были расценены как попытка вне-сти раскол в ряды партии и принизить роль умершего вождя революции.

Сразу после XIII съезда РКП(б), состоявшегося в мае 1924 г., Сталин приступил к подготовке очередного раскола внутри Политбюро, к созданию нового блока с "молодыми" членами Политбюро, вошедшими в его состав в 1922-1924 гг.: Бухариным, Рыковым и Томским. Спустя полтора года Сталин фактически отстранил от власти Зиновьева и Каменева, которые до этого были вдохновителями кампа-нии против "троцкизма", развернувшейся в печати. Таким образом, историческая ответственность за упущенную возможность переломить течение событий в пользу возрождения партийной демократии в значительной степени лежит на Зиновьеве и Каменеве, которые вплоть, до своего окончательного раз-межевания со Сталиным проявили и изрядную долю беспринципности, и политическую недальновид-ность, чем облегчили в конечном счете победу сталинизма, В рядах оппозиции крепло убеждение, что "Сталин обманет, а Зиновьев убежит" (высказывание оппозиционера Мрачковского).

К 1925 г. Троцкий оказался вытесненным на второстепенные посты председателя Главного кон-цессионного комитета; начальника электротехнического управления и председателя научно-технического отдела ВСНХ, а влиятельная группа в партии, возглавляемая Зиновьевым и Каменевым, стала "загоняться в оппозицию". Место прежнего "триумвирата" занял "дуумвират", состоявший из Сталина и Бухарина. Их союзниками в борьбе против Зиновьева и Каменева стали М. П. Томский (с 1919 г. занимавший пост председателя ВЦСПС) и А. И. Рыков (после смерти Ленина находившийся во главе СНК, а в 1926 г. сменивший Каменева на втором высшем посту - председателя СТО).

Новый раскол в Политбюро и ЦК явно обозначился в октябре 1925 г", когда Зиновьев, Каменев, Сокольников и Крупская представили в ЦК документ, отражавший серьезные противоречия во взглядах новой оппозиционной группировки (так называемая "Платформа 4-х").

С января 1925 г. Зиновьев готовил Ленинградскую организацию коммунистов к борьбе с "полу-троцкистами", которых якобы возглавлял Сталин. Зиновьев и его сторонники ошибочно полагали, что для победы на XIV съезде партии (декабрь 1925 г.) будет достаточно монолитного единства делегации коммунистов Ленинграда. Однако в результате "монолитность" ленинградской делегации столкнулась с такой же "монолитностью" всех остальных делегаций съезда. В искусстве аппаратной механики Зи-новьев и Каменев не могли тягаться со Сталиным.

Л. Каменев и Г. Сокольников на съезде прямо указывали на необходимость снятия Сталина с по-ста генсека. Но слова Каменева о том, что "Сталин не может выполнить роли объединителя большеви-стского штаба", утонули в криках с мест: "Неверно! Чепуха! Раскрыли карты! Мы не дадим вам командных высот!" В результате съезд осудил взгляды "новой оппозиции" ("ленинградской"). Зиновьев и Троцкий были оставлены в Политбюро, а Каменев - переведен в кандидаты. Сталин же обеспечил себе подавляющее большинство в высшем партийном руководстве, введя в состав Политбюро Молотова, Кали* нина и Ворошилова, которые впоследствии поддерживали любые сталинские акции.

Пропасть между оппозицией 1923 г. и "новой оппозицией" была настолько велика, что понадо-билось почти полгода после XIV партсъезда, чтобы произошло объединение этих групп, осознавших, кто представляет угрозу для партии. Каменева и Зиновьева подталкивала на сближение с Троцким та быстрота, с которой сталинская фракция лишала их руководящих постов.

Сближение Троцкого с "новой оппозицией" впервые обнаружилось на апрельском 1926 г. плену-ме ЦК при обсуждении доклада Рыкова о хозяйственной политике. Троцкий, которого поддерживали Пятаков, Каменев и Зиновьев, ратовал за план интенсивной индустриализации страны с тем, чтобы уменьшить отставание промышленности от сельского хозяйства и ликвидировать "ножницы цен". Ста-лин же выступал за предельно минимальные темпы развития индустрии и обвинял Троцкого в "сверх-индустриализаторстве", "нетерпении", "сверхчеловеческих прыжках" и т. д. Но на деле правящая фракг ция тогда не обладала сколько-нибудь ясным планом социалистических преобразований в экономике, четкими взглядами на соотношение между развитием промышленности и сельского хозяйства.

Окончательное оформление "объединенной" оппозиции произошло на июльском пленуме ЦК и ЦКК 1926 г. Но Сталин успешно обыгрывал прежние распри двух объединившихся течений партии и подрывал авторитет обеих группировок в глазах членов ВКП(б). Таким образом, сложение сил оберну-лось на деле их реальным ослаблением. Июльский 1926 г. пленум ЦК открыл продолжавшуюся еще полтора года кампанию травли и преследований оппозиции.

Кульминацией этого процесса стал XV съезд партии (декабрь 1927 г.). Рыков в своем выступле-нии, резюмируя исход внутрипартийной борьбы, заметил: "Я думаю, что нельзя ручаться за то, что на-селение тюрем не придется в ближайшее время несколько увеличить". Судьба членов антисталинских оппозиций, действительно, сложилась трагично. Троцкий уже в январе 1928 г. был выслан в Алма-Ату, а спустя год выдворен за пределы СССР. Последние годы своей жизни он провел в Мексике, где продолжал борьбу со Сталиным, но в конечном счете был убит в августе 1940 г. по заданию НКВД.