Ш

Тарасъ Григорьевичъ Шевченко († 1861 г.)

Шевченко (Тарасъ Григорьевичъ) - знаменитый малорусскій поэтъ. Род. 25 февр. 1814 г. въ с. Моринцахъ Звенигородскаго у. Кіевской губ. въ семьѣ крѣпостного крестьянина помѣщика Энгельгардта. Черезъ 2 года родители Ш. переселились въ с. Кириловку, гдѣ Ш. провелъ все дѣтство. Мать его умерла въ 1823 г.; въ томъ же году отецъ женился вторично на вдовѣ, имѣвшей троихъ дѣтей. Она относилась къ Тарасу сурово. До 9-лѣтнаго возраста Ш. находился на попеченіи природы, да отчасти старшей сестры своей Екатерины, дѣвушки доброй и нѣжной. Вскорѣ она вышла замужъ. Въ 1825 г., когда Ш. шелъ 12-й годъ, умеръ его отецъ. Съ этого времени начинается тяжелая, кочевая жизнь безпризорнаго ребенка, сначала у учителя-дьячка, затѣмъ у сосѣднихъ маляровъ. Одно время Ш. былъ пастухомъ овецъ, затѣмъ служилъ у мѣстнаго священника погонычемъ. Въ школѣ учителя-дьячка Ш. выучился грамотѣ, а у маляровъ познакомился съ элементарными пріемами рисованія. На 16-мъ году, въ 1829 г., онъ попалъ въ число прислуги помѣщика Энгельгардта, сначала въ роли поваренка, затѣмъ казачка. Страсть къ живописи не покидала его. Помѣщикъ отдалъ его въ обученіе сначала варшавскому маляру, затѣмъ въ Петербургъ, къ живописныхъ дѣлъ мастеру Ширяеву. Въ праздники юноша посѣщалъ Эрмитажъ, срисовывалъ статуи въ Лѣтнемъ саду, гдѣ и познакомился съ землякомъ - художникомъ И. М. Сошенкомъ, который, посовѣтовавшись съ малорусскимъ писателемъ Гребенкой, представилъ Ш. конференцъ-секретарю академіи художествъ Григоровичу, художникамъ Венеціанову и Брюллову, поэту Жуковскому . далѣе>>

Сочиненія

Т. Г. Шевченко († 1861 г.)
Дневникъ .

Первый отрывокъ.

Іюня 12, 1857 г .

П ервое замѣчательное происшествіе, которое я вношу въ мои записки, суть слѣдующее: обрѣзывая сію первую тетрадь для помянутыхъ записокъ, я сломалъ перочинный ножъ. Происшествіе, повидимому, ничтожное и незаслуживающее того вниманія, которое я ему оказываю внося его какъ чтó-то необыкновенное въ сію пеструю книгу. Случись этотъ казусъ въ столицѣ или даже въ порядочномъ губернскомъ городѣ, то, натурально, онъ не попалъ бы въ мою памятную книгу. Но это случилось въ Киргизской Степи, т. е. въ Новопетровскомъ укрѣпленіи, гдѣ подобная вещица для грамотнаго человѣка, какъ напрымѣръ - я , дорого стóитъ; а главное - что не всегда ее можно достатъ и даже за порядочныя деньги. Если вамъ удастся растолковать свою нужду армянину-маркитанту, который имѣетъ сообщеніе съ Астраханью, то вы все-таки не ближе какъ черезъ мѣсяцъ - лѣтомъ, а зимою - черезъ пять мѣсяцевъ, получите прескверный перочинный ножикъ и, разумѣется, не дешевле монеты , т. е. рубля серебромъ. А случается и тáкъ, - и весьма часто, - что вмѣсто ожидаемой вами съ нетерпѣніемъ вещи, онъ васъ попотчуетъ или московской бязью, или кускомъ верблюжьяго сукна, или, наконецъ, кислымъ - какъ онъ говоритъ - дамскимъ чихиремъ. А на вопросъ вашъ, почему онъ вамъ не привезъ именно то, чтó вамъ нужно, онъ вамъ пренаивно отвѣтитъ, - что «мы люди комерческіе, люди неграмотные, - всего не упомнишь». Чтó вы ему на такой резонный доводъ? Ругнете его, - онъ усмѣхнется, - а вы все-таки безъ ножа останетесь. Теперь понятно, почему въ Новопетровскомъ укрѣпленіи утрата перочиннаго ножа - событіе, заслуживающее бытописанія. Но Богъ съ нимъ - и съ укрѣпленіемъ, и съ ножомъ, и съ маркитантомъ; скоро, дастъ Богъ, вырвуся я изъ этой тюрмы и тогда подобное происшествіе не будетъ имѣть мѣста въ моемъ журналѣ.

С егодня уже второй день, какъ сшилъ я себѣ и акуратно обрѣзалъ тетрадь для того, чтобы записывать, чтó со мною и около меня случится. Теперь еще только девятый часъ; утро прошло, какъ обыкновенно, безъ всякаго замѣчательнаго происшествія; увидимъ, чѣмъ кончится вечеръ? а пока - совершенно нѣчего записать; а писать - охота страшная, и перья есть очиненныя. По милости ротнаго писаря, я еще не чувствую своей утраты. А писать все-таки не о чемъ! А сатана такъ и шепчетъ на ухо - пиши чтó ни попало, ври сколько душѣ угодно: кто тебя станетъ повѣрять? И въ шканичныхъ журналахъ врутъ, а въ такомъ - въ домашнемъ - и Богъ велѣлъ.

Е сли бы я свой журналъ готовилъ для печати, то - чего доброго - пожалуй, и искусилъ бы лукавый врагъ истины, но я, какъ сказалъ поэтъ нашъ,

М нѣ слѣдовало бы начать свой журналъ со времени посвященія моего въ новый санъ, сирѣчь съ 1847 года. Теперь бы тó была претолстая и прескучная тетрадь. Вспоминая эти прошедшіе грустные десять лѣтъ, я сердечно радуюсь, что мнѣ не пришла тогда благая мысль обзавестись записной тетрадью. Чтó бы я записалъ въ ней? Правда, впродолженіи этихъ десяти лѣтъ я видѣлъ даромъ то, чтó не всякому удается видѣть; но какъ я смотрѣлъ на все это? какъ арестантъ смотритъ изъ тюремнаго рѣшетчатаго окна на веселый свадебный поѣздъ. Одно воспоминаніе о прошедшемъ и видѣнномъ впродолженіи этого времени приводитъ меня въ трепетъ; и чтó же было бы, если бы я записалъ эту мрачную декорацію и грубыхъ лицедѣевъ, съ которыми мнѣ привелось разыгривать эту мрачную, монотонную, десятилѣтнюю драму! Мимо пройдемъ, мимо минувшаго моего, моя коварная память! Не возмутимъ сердца любящаго друга недостойнымъ воспоминаніемъ, забудемъ и простимъ темныхъ людей, какъ простилъ милосердый Человѣколюбецъ... --- Обратимся къ свѣтлому и тихому, какъ нашъ украинскій осенній вечеръ, и запишемъ все видѣнное и слышанное, и все, чтó сердце продиктуетъ.

О тъ 2-го мая получилъ я письмо изъ Петербурга отъ Михаила Лазаревскаго съ приложеніемъ 75 р. Онъ извѣщаетъ меня - или, лучше, поздравляетъ съ свободою. До-сихъ-поръ однакожъ нѣтъ ничего изъ корпуснаго штаба, и я, въ ожиданіи распоряженій помянутаго штаба, собираю свѣдѣнія о волжскомъ пароходствѣ. Сюда приѣзжаютъ иногда астраханскіе флотскіе офицеры (крейсера отъ рыбной экспедиціи); но... по ихъ разсказамъ... я, при всемъ моемъ желаніи, не могу до сихъ поръ составить никакого понятія о волжскомъ пароходствѣ. Въ статистическихъ свѣдѣніяхъ я не имѣю надобности, но мнѣ хочется знать, кáкъ часто отходитъ пароходъ изъ Астрахани въ Нижній-Новгородъ, и какая цѣна мѣстамъ для пасажировъ. Но увы! при всемъ моемъ стараніи, я узналъ только, что мѣста разныя, и цѣна разная, а пароходы изъ Астрахани въ Нижній ходятъ очень часто. Не правда ли - точныя свѣдѣнія?

Н е смотря однакожъ на эти точныя свѣдѣнія, я уже успѣлъ (разумѣется, въ воображеніи) устроить свое путешествіе по Волгѣ уютно, спокойно и - главное - дешево. Пароходъ буксируетъ (одно, единственное, вѣрное свѣдѣніе!) нѣсколько барокъ, или, какъ ихъ называютъ, подчалками, до Нижняго-Новгорода съ разнымъ грузомъ. На одной изъ такихъ барокъ я думаю устроить свою временную квартиру и пролежать въ ней до нижегородскаго дилижанса. Потомъ въ Москву, а изъ Москвы, помолившись Богу за фультонову душу, черезъ 22 часа и въ Питеръ, - не правда ли, яркая фантазія? Но на сегодня - довольно.

Н ынѣшній вечеръ ознаменованъ прибытіемъ парохода изъ Астрахани. Но какъ событіе сіе совершилось довольно поздно, въ девятомъ часу, то до слѣдующаго утра я не получу отъ него никакихъ извѣстій. Важнаго я ничего и не ожидаю отъ астраханской почты. Вся переписка моя идетъ черезъ Гурьевъ-городокъ, а черезъ Астрахань я весьма рѣдко получаю письма. Слѣдовательно, мнѣ отъ парохода ждать нечего. Не вздумаетъ ли Батько Кошовый , К–ко, написать мнѣ? То-то бы одолжилъ меня старый черноморецъ! Замѣчательное явленіе между людьми этотъ истинно благородный человѣкъ. Съ 1847 г., всѣ друзья мои должны были прекратить со мною всякое сношеніе. К. не зналъ о такомъ распоряженіи, равно не зналъ и о моемъ мѣстопребываніи и, будучи въ Москвѣ, во время коронаціи, депутатомъ отъ своего войска, познакомился со старикомъ М. С. Щ–мъ и отъ него узналъ о мѣстѣ моего заключенія. И, благороднѣйшій другъ! написалъ мнѣ самое искреннее, самое задушевное письмо. Черезъ десять лѣтъ - и не забыть друга , и еще въ несчастіи друга! это - рѣдкое явленіе между себялюбивыми людьми. Съ этимъ же письмомъ, послучаю, какъ онъ пишетъ, послучаю полученія имъ Станислава первой степени, прислалъ онъ мнѣ, на поздравку, 25 р. ср. Для семейнаго и небогатаго человѣка большая жертва. И я не знаю, чѣмъ и когда я ему воздамъ за эту искреннюю нелицемѣрную жертву.

П ослучаю этого дружескаго неожиданнаго привѣтствія, я расположилъ-было мое путешествіе такимъ образомъ: черезъ Кизляръ и Ставрополь проѣхать въ Екатеринодаръ прямо къ К–у. Насмотрѣвшись досыта на его благородное выразительное лицо, я думалъ проѣхать черезъ Крымъ, Харьковъ, Полтаву, Кіевъ - въ Минскъ, Несвижъ и, наконецъ, въ село Чирковичи , и обнявъ своего друга и товарища... Бр. З–го, черезъ Вильно проѣхать въ Петербургъ. Планъ этотъ измѣнило письмо М. Л–го отъ 2 мая. Изъ письма этого я увидѣлъ, что мнѣ нигдѣ не останавливаясь нужно поспѣшить въ академію художествъ и облобызать руки и ноги графини Н–и И–ы Тол–ой и ея великодушнаго супруга, графа Ѳ–ра П–ча. Они - единственные виновники моего избавленія, и имъ первый поклонъ; - независимо отъ благодарности, этого требуетъ простая вѣжливость. Вотъ главная причина, почему я, вмѣсто ухарской тройки, выбралъ тридцатидневное монотонное плаваніе по матушкѣ-Волгѣ. Но состоится ли оно, - я этого еще навѣрное не знаю. Легко можетъ статься, что я еще, въ своей хламидѣ, попунтирую въ Уральскъ; всего еще можно ожидать! И потому не слѣдуетъ давать слишкомъ много воли своему неугомонному воображенію. Но - утро вечера мудренѣе. Посмотримъ, чтó завтра будетъ? Или, лучше сказать, чтó привезетъ Гурьевская почта.

14 іюня .

Я чтó-то черезчуръ усердно и акуратно взялся за свой журналъ; не знаю, долго ли продлится этотъ писательскій жаръ? Какъбы не сглазить. Если правду сказать, я не вижу большой надобности въ этой пунктуальной акуратности, а тáкъ - отъ нéчего дѣлать. На бездѣльи и это рукодѣлье. Записному литератору, какому-нибудь поставщику фельетона - тому необходима эта бездушная акуратность, какъ упражненіе, какъ его насущный хлѣбъ; какъ инструментъ виртуозу, какъ кисть живописцу, такъ литератору необходимо ежедневное упражненіе пера. Тáкъ дѣлаютъ и геніальные писатели, тáкъ дѣлаютъ и пачкуны. Геніальные писатели потому, что это ихъ призваніе; а пачкуны потому, что они иначе себя и не воображаютъ, какъ геніальными писателями; а то бы они и пера въ руки не брали. ---

К ажется, кто-то написалъ книгу подъ заглавіемъ солдатскіе досуги . Заглавіе ложное. У русскаго солдата досуга слишкомъ не много... ---

С олдату простительно окунуть иногда свою одинокую душу въ полштофѣ сивухи. ---

К акая же, спрашивается, была цѣль у прославленнаго сочинителя писать подобные досуги? И чтó нравственнаго въ подобныхъ досугахъ, если они писаны съ натуры (я книги не читалъ); а если это просто сочиненіе , т. е. фантазія, то опять - какая цѣль подобной фантазіи? а не лучше ли бы сдѣлалъ почтеннѣйшій авторъ сихъ ненужныхъ фантастическихъ досуговъ, если бы написалъ истинные досуги линейныхъ, армейскихъ и даже гвардейскихъ молодыхъ офицеровъ? Этимъ онъ оказалъ бы величайшую услугу чадолюбивымъ родителямъ.

15 іюня .

Ч тóже я сегодня занесу въ мой журналъ? Совершенно нéчего занести, а ни ни ничего хоть сколько-нибудь выходящаго изъ круга обыденной монотонной жизни. Сегодня поутру началъ я рисовать портретъ Б., чернымъ и бѣлымъ карандашомъ, въ киргизской кибиткѣ на огородѣ. Прекрасное освѣщеніе, - и я съ охотою принялся за работу. Пріятельница помѣшала, - я закрылъ портфель и вышелъ изъ кибитки. Скромная пріятельница неутерпѣла взглянуть однимъ глазкомъ на мою работу и нашла рѣшительное сходство еслибы ротъ и и носъ поменьше. И, неудовольствовавшись собственнымъ замѣчаніемъ, спросила мнѣнія у горничной и у своего фаворнта - молчалина. Это меня рѣшительно взбѣсило и я, не простившись, ушелъ въ укрѣпленіе. Въ укрѣпленія видѣлъ - офицію; солдатамъ выдавали жалованье, мнѣ тоже выдали; я передалъ его своему, еще трезвому, дядькѣ и велѣлъ ему сшить изъ подкладочнаго холста тóрбу для дороги. Потомъ зашелъ къ М–скому, выслушалъ въ другой разъ исторію (съ нѣкоторыми прибавленіями) о будущемъ тестѣ и зятѣ, выпилъ рюмку водки и возвратился на огородъ. Обѣдалъ, - послѣ обѣда, по доброму обычаю предковъ, заснулъ часика два, и тѣмъ кончилось 15 число іюня. О вечерѣ совершенно нечего написать.

16 іюня .

С егодня воскресенье. Я ночевалъ на огородѣ. Поутру былъ въ укрѣпленіи. Дождь (весьма рѣдкое явленіе) помѣшалъ мнѣ возвратиться на огородъ, и я остался обѣдать у М–скаго. М–скій - человѣкъ, котораго я люблю и уважаю; человѣкъ - не сплетня, не верхоглядъ, человѣкъ акуратный, положительный и въ высокой степени благородный. Говоритъ плохо по-русски, но русскій языкъ знаетъ лучше многихъ. - Въ 1830 году служилъ онъ въ артиллеріи бывшей польской арміи, и изъ военно-плѣнныхъ зачисленъ былъ рядовымъ въ русскую службу. Я много отъ него слышалъ интересныхъ подробностей о 1830 годѣ. Достойно замѣчанія тó, что онъ разсказываетъ о собственныхъ дѣйствіяхъ и неудачахъ безъ малѣйшихъ украшеній: рѣдкая черта въ военномъ человѣкѣ, тѣмъ-болѣе - въ Сарматѣ. Однимъ словомъ, М–скій - человѣкъ, съ которымъ можно жить, не смотря на видимую сухость и прозаичность его характера.

С егодня же милѣйшая миледи М. сообщила мнѣ, впрочемъ - не по секрету, со всѣми подробностями, исторію объ одномъ семейномъ побоищѣ. Изъ этой исторіи можно бы выкроить водевиль, разумѣется, водевиль для здѣшней публики. Назвать его можно свадебный подарокъ или недошитая кофта . Премиленькій и назидательный могъ бы выкроиться водевильчикъ! --- И это гнусное происшествіе, не выходящее изъ круга обыкновенныхъ происшествій въ Н. П. укрѣпленіи, и я, въ этомъ омутѣ, среди этого нравственнаго безобразія; седьмой годъ уже кончаю... Страшно! Теперь, когда уже узнали о моемъ освобожденіи, то ближайшіе мои начальники - фельдфебель и ротный командиръ, не увольняя меня отъ ученья и караула, позволили мнѣ, въ свободные часы отъ службы, проводить на огородѣ, зачтó я имъ сердечно благодаренъ. На огородѣ, или въ саду, лѣтняя резиденція нашей комендантши, и все свободное время теперь я провожу въ ея семействѣ; у нея двое маленькихъ дѣтей: Наташенька и Наденька, и это - единственный мой отдыхъ и разсѣяніе въ этомъ захолустьѣ.

С егодня, въ четвертомъ часу утра, пришелъ я на огородъ. Утро было тихое, прекрасное. Иволги и ласточки нарушали, изрѣдка только, сонную, сладкую тишину утра. Съ нѣкотораго времени, съ тѣхъ поръ какъ мнѣ позволено уединяться, я чрезвычайно полюбилъ уединеніе. Милое уединеніе! Ничего не можетъ быть въ жизни слаще, очаровательнѣе уединенія. Особенно передъ лицомъ улыбающей, цвѣтущей красавицы матери-природы. Подъ ея сладкимъ волшебнымъ обаяніемъ, человѣкъ невольно погружается самъ въ себя «и видитъ Бога на землѣ», какъ говоритъ поэтъ. Я и прежде не любилъ шумной дѣятельности, или, лучше сказать, шумнаго бездѣлья. Но послѣ десятилѣтней здѣшней жизни, уединеніе мнѣ кажется настоящимъ раемъ, а я все-таки не могу ни за чтó приняться. Ни малѣйшей охоты къ труду. Сижу или лежу молча по цѣлымъ часамъ, подъ моею любимою вербою и хоть бы на-смѣхъ чтó-нибудь шевельнулося въ воображеніи. Таки совершенно ничего. Настоящій застой! И это томительное состояніе началось у меня съ 7 апрѣля, т. е. со дня полученія письма отъ М. Лазаревскаго. Свобода и дорóга меня совершенно поглотили. Спасибо еще К–у, что догадался прислать книгъ, а то я не зналъ бы, чтó съ собою дѣлать. Въ-особенности благодаренъ я ему за Записки о Южной Руси . Я эту книгу скоро наизусть буду читать. Она мнѣ такъ живо, такъ волшебно-живо напомнила мою прекрасную Украину, что я какъ-будто съ живыми бесѣдую съ ея славными лирниками и кобзарями. Прекраснѣйшій, благороднѣйшій трудъ, бриліантъ въ современной исторической литературѣ. Пошли тебѣ, Господи, друже мой искренній, силу, любовь и терпѣніе продолжать эту неоцѣненную книгу. Прочитавши въ первый разъ эту алмазную книгу, я дерзнулъ-было дѣлать замѣчанія, но когда прочиталъ въ другой и въ третій разъ, то увидѣлъ, что замѣтки мои - замѣтки пьянаго человѣка и - ничего больше. Окромѣ Суботова, т. е. на счетъ мѣста бывшаго дома Богдана Хмельницкаго. Но такое ничтожное пятнышко не должно быть замѣчаемо на драгоцѣнной ткани. Я обѣщалъ, начитавшись до-сыта этой книги, послать ее К–ку, и теперь жалѣю, что обѣщалъ. Во-первыхъ, потому, что я и никогда не начитаюсь до-сыта, а вовторыхъ, потому, что поля книги испачканы нелѣпыми замѣчаніями. Дастъ Богъ, я ему изъ Петрбурга вышлю чистенькій экземпляръ.

В черашній водевиль кончился, кáкъ и слѣдовало ожидать, сегодня миромъ и гомерической попойкой съ пѣсельниками. Интересно знать - чѣмъ кончится свадьба. Вѣроятно - дракой.

18 іюня .

С егодня я, какъ вчера, точно также рано пришелъ на огородъ; долго лежалъ подъ вербою; слушалъ иволгу и, наконецъ, заснулъ. Видѣлъ во снѣ Мижигорскаго Спаса Дзвонковую-Криницю, и потомъ Выдубицкій монастырь, а потомъ - Петербургъ и свою милую Академію. Съ недавняго времени мнѣ начали грезиться во снѣ знакомые, давно-невиданные предметы. Скоро ли увижу все это я на-яву? Сновидѣніе имѣло на меня прекрасное вліяніе впродолженіе всего дня, а тѣмъ болѣе, что сегодня гурьевскую, т. е. оренбургскую, почту ожидали. Къ вечеру, дѣйствительно, почта пришла, но ни мнѣ, ни обо мнѣ ничего не привезла. Опять я спустилъ носъ на квинту! Опять тоска и безконечное ожиданіе! Неужели отъ 16 апрѣля до сихъ поръ не могли сдѣлать въ штабѣ, на счетъ меня, распоряженія? Холодные равнодушные люди! Вечеромъ возвратился я въ укрѣпленіе и получилъ приказаніе отъ фельдфебеля готовиться къ смотру. Это результатъ давно ожиданной почты и съ такимъ трепетомъ ожиданной свободы. Тяжело, невыразимо тяжело! Я одурѣю, наконецъ, отъ этого безконечнаго ожиданія...

К акъ быстро и горячо исполняется приказаніе - арестовать, такъ, напротивъ, вяло и холодно ясполняется приказаніе - освободить. А исполнители одни и тѣже. Отчего же эта разница? Въ 1847 году, въ этомъ же мѣсяцѣ, меня на седьмые сутки доставили изъ Петербурга въ Оренбургъ, а теперь, дай Богъ, на седьмой мѣсяцъ получить приказаніе - отобрать отъ меня казенныя вещи и прекратить содержаніе... Форма... Но я не возьму себѣ въ толкъ этой формы!

Примечания

Источник текста:

Автограф в отдельной самодельной тетради-альбоме, изготовленной из девяти пронумерованных меньших тетрадей, переплетенной в красивый коричневый сафьян, с вытесненными на лицевой стороне оправы золотом словами: «Дневник Шевченко с 12 июня 1857 до 13 июля 1858 года», ниже – «12 июля 1858 года», с надписью рукой М. М. Лазаревского на обороте последнего, 104-го листа: «Этот дневник подарен Т. Г. Шевченко 12 июля 1858 года в день именин Лазаревского» (Институт литературы им. Т. Г. Шевченко НАН Украины, отдел рукописей, ф. 1, № 104).

Печатается по автографу. Уточняется по автографу текст отрывка в записи от 25 июня 1857 г.: «… я имел случай просидеть под арестом в одном каземате с колодниками и даже с клейменными каторжниками и нашел, что к этим заклейменным злодеям слово “несчастный” более к лицу, нежели этим растленным сыновьям беспечных эгоистов родителей» (печатается «беспечных эгоистов родителей», а не «безличных эгоистов родителей», как ошибочно печаталось до сих пор, в частности, в изданиях: Шевченко Т. 1) Полное собрание сочинений. – К., 1927. – Т. 4. – С. 20; 2) Полное собрание сочинений в десяти томах. – К., 1951. – Т. 5. – С. 18, 3) Полное собрание сочинений в шести томах. – К., 1964. – Т. 5. – С. 31). В предложении «И если бы боцман мне не указал его» (запись от 29 августа 1857 г.) исправляется «боцман» на «лоцман» (унифицируется словоупотребление по общему смыслу произведения). В записи от 6 февраля 1858 г. на месте оставленного поэтом пропуска проставлена число выпускниц Нижегородского института благородных девиц – . Пропущенные в автографе по недосмотру слова устанавливаются по контексту (конъектуры вводятся в тексте в квадратный скобках). Шевченковские написание собственных имен (Залецкий, Штербер, Бетговен, Гумбольд, Шейгель, Желиковский), расходящееся написание отдельных фамилий (Кроневич – Кроникевич, Рыбочкин – Рыбушкин), перепутанные инициалы (Э. А. Бабкин, хотя инициалы должны быть – А. Э.; Д. А. Улыбышева – А. Д.; Н. А. Муравьев – А. Н.; В. А. Станкевич – А. В.) последовательно сохраняются; правильное их написание подается в комментариях при первом их упоминании. Обозначены инициалами фамилии, имена и отчества (Ч[арц] – с. 15, П[еровский] – с. 23, Н[астасия] И[вановна] – с. 69, С[апожников], К[ишкин], А[лександр] А[лександрович] – с. 102, Ф[едор] П[етрович] – с. 119, В[ладимир] И[ванович] – с. 136, М[ихайло] С[еменович] – с. 140), имена («О[течественные] з[аписки]», «К[нязь] Пожарский» и др.), сокращения типа г[раф], г[енерал], губ[ернатор], м[адам], м[есье] и т.д. раскрываются и дополняются в квадратных скобках.

Датируется по автографу, где первая запись обозначено «12 июня» (1857 г.), последний – «13 июля» (1858 г.): 12 июня 1857 г., Новопетровское укрепление – 13 июля 1858 г., С. – Петербург.

Впервые опубликован по автографу со многими вынужденными купюрами и переделками текста учитывая цензуру в журнале «Основа» (подготовка текста Л. М. Жемчужникова): 1861. – № 5. – С. 6-13; № 6. – С. 5-16; № 7. – С. 7-18; № 8. – С. 3-15; № 9. – С. 13-24; № 11. – С. 6-16; 1862. – № 1. – С. 7-16; № 2. – С. 3-29; № 3. – С. 20-33; № 4. – С. 31-45; № 5. – С. 14-25; № 6. – С. 3-14; № 7. – 17-29; № 8. – С. 5-20.

Цензурные условия не позволяли подать полный текст дневника и заставляли пропускать политически острые записи поэта и переделывать некоторые места. К этому добавлялись препятствия другого, этического порядка. Писанный в 1857-1858 гг., дневник был еще слишком свежим документом, чтобы его можно было печатать полностью сразу же после смерти поэта. Упоминаемые в нем лица были еще живы и, естественно, могли бы возмущаться публикацией некоторых мест дневника, которые их касались. Напечатанные в «Основе» отрывки охватывали почти весь текст дневника, но содержали многочисленные купюры, иногда довольно крупные (не помещены, в частности, запись от 21 июня 1857 г.), в отдельных случаях – частичные переделки текста. Часть фамилий была зашифрована.

Однако и такая, сокращенная публикация, с купюрами цензурного и этического характера, вызвала упреки в адрес журнала. Заканчивая в восьмой книге 1862 печатание дневника, редакция отмечала в примечании:

«Нас упрекали, зачем мы печатали весь Дневник сподряд, не исключая многих мелочей – и не занимательных, и в то же время слишком обнажающих темные стороны домашней жизни поэта. По мнению этих строгих судей, образ поэта должен оставаться светлым и величавым, как его произведения: следовало выбрать лучшие страницы из Дневника, а не помещать таких подробностей, которые прочесть было бы неприятно самому Шевченку».

Не приняв этих упреков, редакция «Основы» так изложила свою точку зрения на дневник поэта:

«Мы руководились иною мыслью; мы, напротив, жалеем, что принуждены были выпустить некоторые места, где резко высказываются и его негодования, и ненависть, и желчные приговоры, и насмешка; мы уверены, что поэт не упрекнул бы нас за это. Шевченко при жизни скрывал только свои задушевные думы и самые нежные проявления своего сердца; но никогда не старался скрыть и тем более закрашивать те пятна, которые наложила на него многопечальная и многотрудная жизнь, продержавшая его от колыбели до могилы в черном теле. Он никогда не подымался на ходули, никогда не разыгрывал роли; будучи без малейших усилий истинно возвышен, неподражаемо велик в своих созданиях (из которых многие еще не напечатаны), он никогда в жизни не высился во весь свой рост, становясь рядом рука об руку с людьми обыкновенными, рядовыми… Пускай в напечатанном нами Дневнике увидят Шевченка всего, каков он был; пускай из него поймут, что наше пристрастие не то, которое боится правды для своих любимцев. Тому, кто имел полное право отнестись к своей Музе – к своему главному призванию – с словами:

Мы не лукавили с тобою,

Мы просто шли: у нас нет

Зерна неправды за собой, -

поэтому не страшна правда» [Основа. – 1862. – № 8. – С. 19] .

Вместе с М. М. Лазаревским и Л. М. Жемчужниковым редакция «Основы» впервые привлекла внимание к важности и значению дневника Шевченко и осуществила первую его публикацию столь добросовестно и бережно, насколько это было тогда возможно.

Первая публикация в «Основе» в течение трех десятилетий оставался единственной публикацией дневника. В 1893 г. появился украинский его перевод, осуществленный О.Я. Конисским: Записки или Журнал Тараса Григорьевича Грушевского-Шевченко // Правда (Львов). – 1893. – Т. 18-19; 1894. – Т. 20-23 [почти сразу же перепечатана в книге: Шевченко Т. Кобзар. – Часть третья. – Львов, 1895 / Редакция О. Огоновского] .

Впервые (русский оригинал) введен в сборник произведений в издании: Шевченко Т. Сочинения в двух томах / Издание В. Яковенко. – Том второй. – СПб., 1911. – С. 145-342. Дневник напечатан полнее, чем в «Основе», но немалого числа вынужденных древних сокращений текста не удалось избежать и здесь.

В своем предисловии издатель В. Яковенко вынужден был заметить:

«Текст “Дневника” весь сплошь проверен при любезном содействии М.М. Коцюбинского по подлиннику, хранящемуся в Черниговском музее; но конфискация, постигшая полный “Кобзарь” [речь идет об изъятии по приговору Санкт-Петербургской судебной палаты, утвержденным сенатом, более шести листов запрещенного текста в «Кобзаре» 1910 г., первом томе «Сочинений» 1911 г. и «Кобзаре» под редакцией В. Доманицкого 1908 г. – Ред.] , показала, что полный текст “Дневника” тоже не может быть еще опубликован, поэтому пришлось делать пропуски, повсюду обозначенные» (с. III – IV).

Отсутствие в издании комментариев дала основание К.И. Чуковскому резко заметить в своей рецензии, что

«книжка эта без руля и без ветрил и ждет своего Венгерова [литературовед С.А. Венгеров. – Ред.] . Ведь это не просто книга, это издание классика. Нельзя через полвека после смерти печатать его как попало, наспех, без изучения текста, без всякой редакции» [Речь. – 1911. – № 158] .

Отрывки дневника, которые не были помещены в «Основе» 1861-1862 гг., впервые полностью опубликованы П. Зайцевым в 1919 г. [Зайцев П. Непечатные места из Журнала (Дневника) Т. Шевченко // Наше прошлое. – 1919. – № 1 / 2. – С. 1-16] . А через пять лет вышло под названием «Дневник» в Харькове полное научно-критическое издание: Шевченко Т. Дневник / Редакция, вступительная статья и примечания И. Я. Айзенштока. – Харьков: Пролетарий, 1925.

Впервые введен в собрание сочинений в издании: Полное собрание сочинений Тараса Шевченко. – Том четвертый. Ежедневные записи (журнал). Текст. Первоначальные варианты. Комментарий / Редакция и вступительное слово акад. Сергея Ефремова. – К.: ДВУ, 1927. В предисловии «От редактора» организатор работы над томом С. Ефремов отмечал, что «старался [вместе с редактором-текстологом М.М. Новицким. – Ред.] можно меньше отступать от первообраза, даже в мелочах, вплоть до пунктуации, очень своеобразной у Шевченко, пытаясь дать точную копию оригинала» (с. VI). Издание готовилось как дипломатическое, документальное и составляет точную перепечатку текста дневника Шевченко средствами нового печатного набора. Впервые представлены первоначальные варианты текста, более 650 страниц занимают в томе подробные и обстоятельные комментарии, написанные самим редактором (432 комментария) и привлеченными им за работу сотрудниками, специалистами из разных областей науки.

После незаконных репрессий, обрушившихся на С. Ефремова в результате искусственно сфабрикованного процесса над так называемым Союзом освобождения Украины, издание полного собрания сочинений Шевченко прекратилось, изданные уже третий и четвертый его тома были изъяты или оказались в спецхранилищах.

Следующие публикации дневника Шевченко вернулись от дипломатического типа изданий к изданиям преимущественно научно-критическим. Критически проверенный текст дневника подан в академических изданиях: Полное собрание сочинений Т. Шевченко в десяти томах (Т. 5. – М., 1951) и Полное собрание сочинений в шести томах (Т. 5. – М., 1964). В 1972 г. издательством «Наукова думка» осуществлено издание дневника фототипичним способом.

Л. Н. Большаков (с участием Н. А. Вишневской)

Печатается по изданию : Шевченко Т.Г. Полное собрание сочинений в 12-и томах. – К.: Наукова думка, 2003 г., т. 5, с. 9 – 185 (канонический текст), с. 285 – 304 (варианты), с. 316 – 418 (примечания).