Была ли эта первая мировая война неизбежной. «третья мировая война неизбежна, но прямого столкновения не будет»

Была ли неизбежной Первая мировая война?

Горные вершины
Спят во тьме лесов,
Карпатские долины -
Могила удальцов.
Седой старик полковник
Вдоль строя проскакал,
" Ребята, не робейте!"
Он громко прокричал.
"Пока курю я трубку,
" Ребята, смирно стой,
"Когда я трубку брошу,
"Идите смело в бой!"
Германцы пробудились,
Рассвет поют рожки,
Полковник трубку бросил,
И в бой пошли полки.
Ура, ура, ребята!
Пойдем мы на врага,
За веру православную,
За батюшку царя!

Первая мировая война занимает в истории человечества особое место. Очевидная бессмысленность этой войны в сочетании с огромными, небывалыми до нее, потерями, громадное всемирно-историческое значение ее результатов в сочетании с ощущением незавершенности, неизбежности "второй серии", так и толкают к мысли о том, что бы произошло, если бы европейские державы повели себя сто лет назад более рационально, чем в реале. В самом деле, австро-сербский конфликт мог быть легко локализован. Более того, задним числом такое развитие событий кажется едва ли не единственно возможным: ведь сербы свою малую войну против Австро-Венгрии выиграли в 1914 году! Зачем же было втягивать в нее весь мир? Причем для России победа Сербии не была неожиданностью: глава австрийской контрразведки, полковник Альфред Редль был российским агентом, и он передал России весь австрийский план войны против Сербии, а русские передали его сербам. Ничего не мешало русским сказать тогда сербам:

Вы эту кашу заварили, вы и расхлебывайте. У вас есть неплохие шансы в одиночку отбиться от австрийцев - ведь их план войны вам, нашими стараниями, известен. Мы, конечно, вмешаемся, если дела у вас пойдут скверно, но не ранее того.

Австрийцам тем более не было никакой причины просить кого-либо о помощи против ничтожной Сербии. Редль, хотя и был разоблачен, застрелился до того, как его успели допросить, и австрийской контрразведке не было известно, какие точно сведения он передал русским. Можно было предположить, что речь идет об австрийских планах войны против России, которые русских, естественно, интересовали в первую очередь. Во всяком случае, и в реале австрийцы своих планов войны против Сербии не изменили.

Единственно, у кого был бы собственный интерес вмешаться в австро-сербскую войну, была Болгария, но эта страна, еще не оправившаяся от недавнего поражения во Второй балканской войне 1913 г., к войне не была готова. В реале Болгария объявила войну Сербии только в октябре 1915, в нашем же варианте австро-сербская война к тому времени уже завершилась бы.

Итак, представим себе, что военные действия на австро-сербском фронте происходили так, как в реале, но никто в эту войну не вмешался. Победа крохотной Сербии в войне против одной из тогдашних великих держав вызвала бы шок во всей Европе, и прежде всего в самой Австро-Венгрии. Можно смело предположить, что, если австро-венгерский дуализм был результатом поражения Австрии в войне против Пруссии в 1866 г., то гораздо более позорное поражение в войне против Сербии стало бы его концом. Крах австро-венгерского дуализма означал бы на практике осуществление давнишней мечты всех немцев: воссоединение немецкой части Австро-Венгрии с Германией. Причем не следует забывать, что эта "немецкая часть" включала тогда кроме нынешней Австрии также Чехию и Словению. Чехи и словенцы, конечно, громко бы протестовали, но вряд ли решились бы на вооруженное сопротивление. Династия Габсбургов, скорее всего, сохранила бы власть в Венгерском королевстве. В этом, прежде всего, были бы заинтересованы сами венгры, для того, чтобы предотвратить радикальную демократизацию этой страны, включавшей тогда, кроме собственно Венгрии, Хорватию, Словакию, Трансильванию и Воеводину. Только престиж династии мог бы удержать от распада этот конгломерат народов с его славяно-румынским большинством. Босния- Герцеговина досталась бы, скорее всего, Сербии, став главным призом этой войны, с нее, собственно говоря, и начавшейся, тем более, что ни Германия, ни Венгрия не были бы заинтересованы ее удержать. Судьба же Галиции и Буковины была бы гораздо проблематичнее. Формально эти территории входили в состав немецкой части Австро-Венгрии (Цислейтании), но Великогрмания (Gross-Deutschland, как, скорее всего, называлось бы это новое государство, в подражание Великобритании) не имела бы ни малейшего желания инкорпорировать их в свой состав. Предоставить им независимость тоже было невозможно из-за пестрого этнического состава населения, делившегося почти поровну на поляков, украинцев и румын. Добровольная передача Буковины Румынии, в обмен на отказ последней от всех претензий на венгерскую Трансильванию, теоретически возможно. Однако передача Галиции России была бы политически невозможной из-за про сербской позиции России во время войны. Не исключено, что Галиция (с Буковиной или без нее) была бы объявлена неким "Великим Герцогством" состоявшим в личной унии с венгерскими Габсбургами или с династией Гогенцоллернов в Германии.

Итак, предположим, что австро-сербская война была локализована. Значит ли это, что общеевропейскую войну удалось предотвратить? Вовсе нет! Ведь не следует забывать, что одновременно с балканским кризисом в 1914 г. стремительно набирал обороты и кризис ирландский. 25-го мая 1914 г. либеральное правительство Асквита провело наконец так называемый Home Rule Bill - закон об ирландском самоуправлении, обещанный ирландцам еще Гладстоном в 1886 г. Протестанты-унионисты Северной Ирландии, начавшие вооружаться еще с начала парламентских дебатов по этому законопроекту в 1912 г., ответили на него восстанием. Английская армия, посланная на усмирение этого восстания, отказалась выполнять приказы. Создалась ситуация похожая на алжирский путч 1958, приведший к падению 4-й республики во Франции. Правительство вынуждено было приостановить "временно" имплементацию закона и начало трехсторонние переговоры (ирландских протестантов, католиков и правительства) в Букингемском дворце. Эти переговоры быстро зашли в тупик (как и следовало ожидать), но тут, очень кстати, началась мировая война, было введено чрезвычайное положение, и всю ирландскую проблему отложили до лучших времен. Теперь предположим, что война в августе 1914 г. не началась. Правительство могло бы либо исключить Северную Ирландию из юрисдикции ирландского самоуправления (что оно и сделало на следующем витке кризиса в 1920 г.), либо вообще отказаться от всего проекта. В обоих вариантах неизбежным было бы восстание ирландских католиков, и произошло бы оно не на пасху 1916 г., как в реале, а не позже рождества 1914 г. В реале лидер инсургентов Роджер Кейсмент прибыл в Дублин на германской подводной лодке. Одновременно, британская береговая оборона перехватила у берегов Ирландии германский пароход с партией оружия для ирландских повстанцев. Разумеется, все это происходило в ходе войны, в условиях мира Германия действовала бы гораздо осторожнее. Однако не приходится сомневаться, что Кейсмент нашел бы способ перебраться из Германии в мятежную Ирландию, а ирландские повстанцы вполне могли бы сами купить в Германии партию оружия и попытались бы переправить ее в Ирландию на свой страх и риск. Теперь представим себе, что сразу после подавления восстания (а оно, несомненно, было бы подавлено), английские газеты выходят с сенсационными заголовками: "Нити заговора ведут в Берлин!" Акт агрессии налицо, и повод для войны ничуть не хуже выстрела в Сараево. В реале Великобритания вступила в войну за гораздо меньшее - "из-за клочка бумаги" - как выразился канцлер Бетман-Гольвег. Дело в том, что еще в 1871 г. британский МИД специальной нотой разъяснил, что английские гарантии нейтралитета Бельгии распространяются только на попытку Франции и Голландии поделить между собой эту страну, но не на вторжение в Бельгию третьей стороны в ходе войны с кем-то еще. Немцы бы, конечно все отрицали, но англичане по недавнему примеру австрийцев предъявили бы ультиматум с требованием вести следствие на территории Германии. Картина маслом! Встретилась бы Англия лицом к лицу сразу со своим настоящим противником, без всякого сложного маневрирования с целью развязать мировую войну чужими руками. Ведь в реале английский министр иностранных дел Эдвард Грей категорически отказался публично заявить, что Англия вступит в войну на стороне своих союзников по Антанте, если Германия на них нападет. Эта позиция вызвала в Германии полную иллюзию, что Англия останется нейтральной, что и толкнуло ее на объявление войны одновременно России и Франции. Но не тут-то было: Великобритания вступила в войну на следующий день под совершенно неожиданным предлогом защиты бельгийского нейтралитета.

Эту, англо-германскую войну локализовать уж точно не удалось бы. Англия не может вести войну на континенте без союзников, без тех, кого Наполеон когда-то презрительно называл les salariés - "наймиты". Теперь же в роли такого "наймита" оказалась бы сама Франция. Французы и так рвались в бой, стремясь к реваншу за позор 1871 г. и к возвращению Эльзаса и Лотарингии, а роковой визит президента Пуанкаре в Петербург в конце июля 1914 г. сыграл в реале едва ли не решающую роль во втягивании России в мировую войну. Да и формально Франция была союзницей Великобритании по Entente cordiale с 1904 г. На стороне Германии в войну, несомненно, вступила бы Венгрия, хотя и толку от нее в чисто военном отношении было бы мало. Позиции Италии и России предсказать в создавшейся ситуации гораздо сложнее. Италия была членом Тройственного союза (с Германией и Австро-Венгрией) с 1882 и вышла из него только весной 1915 г. У Италии были территориальные претензии как к Франции (Ницца и Савойя), так и к Австрии (Триест и Южный Тироль), и в реале претензии к Австрии оказались важнее. В нашем же случае, не исключено, что объединенная Германия могла бы проявить щедрость по отношению к своему союзнику и передать Италии добровольно Триест (но не Южный Тироль с его немецким большинством). Такой вариант усилил бы в Италии сторонников Тройственного союза и предъявления претензий к Франции, а не к объединенной теперь Германии. К тому же в реале Италия не вступила в войну в августе 1914 г. на стороне Германии под тем предлогом, что ее союзнические обязательства носили оборонительный характер, а на Германию никто не нападал, она сама объявила войну России и Франции. В нашем же случае такого предлога бы не было, поскольку Англия и Франция объявили бы войну Германии, а не наоборот. Все это позволяет предположить, что Тройственный союз в составе Германии, Венгрии и Италии сохранился бы, и вступил бы в этом составе в войну против Англии и Франции.

Россия была союзницей Франции по франко-русскому Альянсу с 1894 г. и союзницей Великобритании по англо-русскому трактату 1907 г., но на Францию никто в нашем случае не нападал, а трактат 1907 г. не был договором о взаимной обороне, а лишь определял сферы влияния России и Англии в Азии. "Бесхозный" статус Галиции вызывал бы в России сильный соблазн прибрать к рукам эту территорию, на которую русские и так давно зарились. Однако вступить в войну ради защиты Англии, к которой в русском общественном мнении выработалось стойко неприязненное отношение, было бы гораздо труднее, чем ради "братской" Сербии. Прогерманские и про французские силы уравновешивали друг друга в правящих кругах России: императрица Александра Федоровна (принцесса Алиса Гессен-Дармштадтская), временщик Распутин и военный министр Сухомлинов с одной стороны, великий князь Николай Николаевич, министр иностранных дел Сазонов и лидеры думского большинства, Гучков (октябрист) и Милюков (кадет) - с другой. В реале "военная партия" перевесила благодаря тому, что Сухомлинов настоял по техническим причинам на всеобщей мобилизации (планов частичной мобилизации не было), хотя и понимал прекрасно, что всеобщая мобилизация в России сама по себе считается в Германии с 1912 г. легитимным поводом к войне. Позже Сухомлинов оправдывался тем, что частичная мобилизация (против Австро-Венгрии) все равно бы привела к войне, но создала бы при этом хаос на железных дорогах. В нашем случае, места для двусмысленных маневров с мобилизацией не оставалось бы, а речь сразу пошла бы об объявлении войны Германии, на что даже и Сазонов вряд ли решился бы.

Определившись с вероятными участниками нашей "альтернативной" общеевропейской (но не мировой) войны 1915 г. (англо-французская Антанта против Тройственного союза Великогермании, Венгрии и Италии), попробуем теперь предположить ее ход. В реале Мольтке младший совершил грубую стратегическую ошибку, отказавшись от плана Шлиффена по окружению всей французской армии с севера и начал фронтальное наступление прямо на Париж, поставившее под удар южный фланг немцев. Результатом слало "чудо на Марне", "бег к морю" и формирование сплошного фронта, заведшее войну в затяжной тактический тупик. Нет оснований предполагать, что в альтернативном варианте Мольтке действовал бы иначе, однако отсутствие восточного фронта, возможно, позволило бы немцам обеспечить подавляющее численное превосходство и избежать "чуда на Марне". Быстрое падение Франции не означало бы, конечно, конца войны, как и 1940 г. Война могла бы дальше развиваться по сценарию Второй мировой войны, но здесь следует учитывать одно важнейшее различие между двумя мировыми войнами: во Второй мировой войне у немцев практически не было флота - четыре линкора против 15 английских, в то время как в Первой мировой войне силы на море были примерно равными - 19 немецких дредноутов против 18 английских (и еще шести строящихся). В реале немцы так и не решились на генеральное морское сражение против Королевского флота. В условиях тупика позиционной войны на суше это решение, возможно, было оправданным, но если бы альтернативой стала эскалация войны, то есть вовлечение в нее новых участников, что совсем не было в интересах Германии, другого выхода, скорее всего, не осталось бы.

Здесь мы подходим к важнейшей развилке вероятностей дальнейшего развития событий. До сих пор действия всех сторон были бы достаточно предсказуемы в рамках изначального допущения, что австро-сербская война была локализуема. Предсказать же, при равенстве сил сторон, результат генерального морского сражения совершенно невозможно. В случае победы Королевского флота, война бы неизбежно покатилась по рельсам Второй мировой войны. Английская дипломатия сосредоточилась бы на вовлечении в войну на своей стороне США и России. Скорее всего, этого бы ей удалось достичь. В реале Англия дважды отманеврировала своих континентальных противников на самоубийственное вторжение в Россию: в 1812 и в 1941 гг. Если бы это ей не удалось, в ход могли бы пойти и более крутые меры, вроде убийства императора Павла в 1801 г. (чтобы вывести Россию из союза с Наполеоном), или убийства Распутина в 1916 (чтобы предотвратить выход России из войны).

Что же касается США, то нет оснований полагать, что сюрреалистические выборы 1916 закончились бы иначе, чем в реале. Напомним, что Вудро Вильсон тогда выступал в роли "хранителя мира", а его соперник, Чарльз Юз обвинял его в зависимости от голосов американских немцев и ирландцев. Через месяц после вступления в должность Вильсон объявил войну Германии! Если бы выборы выиграл Юз, США вступили бы в войну еще раньше. Результаты войны в этом случае не отличались бы существенно от реальных, хотя война могла бы затянуться надолго. Как и Трафальгарское сражение 1805 г. решило судьбу наполеоновской империи за девять лет до ее падения, так и морская победа Великобритании решила бы исход войны на этот раз.

Попробуем теперь разыграть второй вариант возможного развития событий: победу Императорского флота в генеральном морском сражении. В таком случае, Англия, оказавшись пред угрозой сухопутного вторжения (впервые после высадки Вильгельма Завоевателя в 1066 г.), вынуждена была бы, несомненно, согласиться на практически любые условия. Победа Германии на суше и на море, оформленная дипломатически мирным договором, круто изменила бы всю историю 20-го века. Прежде всего, Европейский Союз с доминантной ролью Германии сформировался бы в начале 20-го века, а не в его конце. Далее, в отличие от реального Евросоюза, это было бы поистине мировое супер -государство, контролирующее, с учетом колоний, около половины территории Земного шара и около половины его населения. Ни США, ни Россия, ни Япония не могли бы всерьез конкурировать с этим монстром. Атомная бомба тоже была бы создана в Европе, а не в Америке - ведь ни у Оппенгеймера, ни у Эйнштейна, ни у Теллера не было бы никакой причины бежать из Европы. Последнее обстоятельство тесно связано с внутриполитической ситуацией в Германии. Патриотическая позиция социал-демократической партии, ее способность мобилизовать рабочий класс Германии на победоносную войну развеяли бы подозрительное отношение к этой партии в правящих кругах. Формирование социал-демократического правительства в послевоенной Германии было бы лишь вопросом времени, а его следствием стала бы радикальная демократизация политической системы с сохранением конституционной монархии и без революционных потрясений. Ни у антивоенной группы Спартак, ни у крайне правых, ультра-националистических группировок не было бы никаких шансов на успех. Во Франции и в Англии, наоборот, крайне левые и крайне правые движения с реваншистскими лозунгами пользовались бы значительной популярностью, и возможно имели бы некоторые шансы развалить со временем Евросоюз, не без внешней помощи, разумеется.

В России необычную остроту приобрел бы польский вопрос. "Неприкаянность" Галиции и после войны создавала бы соблазн предоставить русской Польше широкую автономию в рамках личной унии с домом Романовых при условии ее мирного объединения с Галицией. Более того, в ходе самой войны Россия и Германия вполне могли бы прийти к тайному соглашению, что условием нейтралитета России стала бы передача ей Галиции, обусловленная, в свою очередь, широкой автономией Польши. Неудавшийся конституционный монарх России, великий князь Михаил Александрович вполне подошел бы на роль польского короля. Разумеется, одни только кадеты выступали за польскую автономию, но формирование Прогрессивного блока с октябристами именно на этой платформе обсуждалось уже с 1912. В реале этот блок был сформирован в 1915 г., результатом чего стало усиление требований ответственного правительства, царский указ о роспуске Думы и, наконец, призыв Думы к революции. Все это произошло бы в той же последовательности и в нашем варианте, но с одной существенной разницей: не во время кровопролитной и совершенно бессмысленной войны, а в мирное время. Эта оговорка значила бы на практике, что у большевиков не было бы в руках главного козыря - требования немедленного выхода из войны, который и привел их к власти. Лично я полагаю, что формирование в России тоталитарного режима на базе госкапитализма (больше известного под именем социализма) в 20-м веке было тем, что называется "исторической неизбежностью". В реале эсеры выиграли единственные в истории России свободные выборы в декабре 1917 г., что было вполне естественно для крестьянской страны. До власти их тогда не допустили, а в нашем варианте ничто не помешало бы именно им стать строителями новой послереволюционной России. Династия Романовых удержалась бы в таком случае, как это ни странно, в Польше, которая, скорее всего, после революции в России вошла бы в Евросоюз.

Дальнейший ход событий не поддается прогнозированию. Японо-американское соперничество в тихоокеанском регионе было бы неизбежным, но как в нем были бы замешаны (и были бы) Евросоюз и Россия, предсказать невозможно.

Вена начала готовить свой ультиматум Сербии еще 8 июля, при этом австрийские дипломаты были озабочены исключительно тем, чтобы ультиматум ни при каких обстоятельствах не мог бы быть принятым Белградом.

Момент вручения ультиматума намеренно был выбран Веной таким образом, чтобы о нем в Петербурге могли узнать только после завершения визита в Россию французского президента Пуанкаре. Таким образом, Франция и Россия были лишены возможности оперативно скоординировать свои совместные действия, а для президента, премьера и министра иностранных дел Франции, находившихся в пути домой на броненосце «Франция», при существовавшей в то время технике, были весьма затруднены связи с как с Парижем, так и с Петербургом.

Наконец 23 июля австрийский посланник в Белграде барон Гизль вручил сербскому правительству ультиматум. Указав при этом, что если через 48 часов ультиматум не будет принят целиком, то Австрия порвет дипломатические отношения с Белградом, что было равносильно угрозе объявления войны.

Как и было заранее задумано Веной, ультиматум состоял почти сплошь из пунктов, затрагивавших достоинство Сербии как суверенного государства и означавших неприкрытое вмешательство в ее внутренние дела. В ультиматуме были такие пункты, как запрещение в Сербии всех антиавстрийских организаций, осуждение всякой пропаганды, направленной против Австрии, увольнение из армии офицеров по спискам, представленным австро-венгерским правительством, наказание работников пограничной стражи, якобы способствовавших переходу границы организаторам убийства Франца Фердинанда. И в заключение содержалось требование о допуске представителей австро-венгерского командования и контингентов австрийской полиции в Сербию для участия в расследовании убийства австрийского престолонаследника.

Сербское правительство, получив австрийский ультиматум, сразу же обратилось к России с просьбой о помощи, и одновременно, предвидя неминуемую войну, развернуло спешную работу по эвакуации Белграда, который тогда находился непосредственно на австро-сербской границе. 25 июля в 3 часа дня в Сербии был подписан приказ о всеобщей мобилизации.

Ответ своего правительства сербский премьер Пашич вручил австрийскому посланнику 25 июля в 5 часов 50 минут вечера, за 10 минут до истечения установленного ультиматумом срока. Сербия в основном приняла условия ультиматума и только не соглашалась с тем, чтобы австрийская полиция получила право на территории Сербии розыска, ареста и расследования деятельности сербских граждан, в отношении которых у Вены были подозрения в их причастности к сараевским событиям, ссылаясь на то, что это противоречило бы сербской конституции.

Если бы правительство Австрии действительно было заинтересовано только в наказании лиц, причастных к убийству Франца Фердинанда и недопущению организации террористических актов на территории Сербии, то ответ Белграда, безусловно, мог бы стать основой для разрешения этого конфликта.

Тем более что министр иностранных дел России Сазонов 26 июня заявил своему австрийскому коллеге графу Сапари, что он вполне понимает мотивы, заставившие Австрию предъявить ультиматум, и что, если она согласится пересмотреть некоторые из его пунктов, было бы нетрудно прийти к удовлетворительному решению конфликта. Одновременно министр иностранных дел Великобритании Грей обратился ко всем участникам конфликта созвать конференцию четырех послов в Лондоне.

Тем не менее, Вена и Берлин упорно игнорировали все предложения по мирному урегулированию австро-сербских отношений и уже через двадцать минут после получения сербского ответа австрийское посольство в полном составе отправилось на вокзал, чтобы покинуть Белград. В полдень 28 июля в Белграде была получена телеграмма австрийского правительства с объявлением войны, а уже в ночь с 28 на 29 июля началась артиллерийская бомбардировка Белграда.

После известия об австрийском ультиматуме на заседании Совета министров России, проходившем 25 июля под председательством Николая II, было принято постановление:

«Пока не объявлять мобилизации, но принять все подготовительные меры для скорейшего ее осуществления в случае надобности».

Одновременно было решено ввести «Положение о подготовительном к войне периоде», что означало проведение довольно обширных мобилизационных мероприятий, без формального объявления самой мобилизации. Указ же о всеобщей мобилизации в России был утвержден Николаем II только 29 июля, лишь после получения им информации о начале военных действий Австрии против Сербии.

Вскоре, после того, как в Берлине стало известно о начале мобилизации в России, в первом часу дня 31 июля Вильгельм II объявил в Германии «состояние угрозы военной опасности», а русскому правительству в 12 часов ночи был предъявлен ультиматум, в котором говорилось, что если в течение следующих двенадцати часов русская мобилизация не будет прекращена, то в Германии также будет объявлена мобилизация.

Спустя несколько часов после предъявления этого ультиматума Вильгельм направил Николаю следующую телеграмму:

«Я уверен, что возможно непосредственное соглашение между вашим правительством и Веной, которому старается способствовать мое правительство. Естественно, что военные приготовления России, представляющие угрозу для Австро-Венгрии, только ускорят катастрофу, которой мы оба стараемся избегнуть».

Впрочем, со стороны Германии все это было лишь дипломатической игрой и наглой ложью. Ведь еще 31 июля в 16 часов 30 минут, за несколько часов до объявления немецкого ультиматума России, Вильгельм телеграфировал Францу Иосифу о своем плане начать войну не только против России, но и одновременно против Франции:

«Величайшее значение имеет то, чтобы Австро-Венгрия ввела в дело против России свои главные силы и не раздробила их одновременно наступлением против Сербии. Это тем более важно, что значительная часть моей армии будет связана Францией. В гигантской борьбе, в которую мы вступаем плечом к плечу, Сербия играет совершенно второстепенную роль и требует только самых необходимых оборонительных мероприятий».

Так что принципиальное решение о начале большой европейской войны было уже принято в Берлине еще тогда, когда Вильгельм посылал русскому императору свои очередные «миролюбивые» депеши. В результате 1 августа в Германии была объявлена общая мобилизация. После чего Николай еще раз телеграфировал Вильгельму, сделав последнюю попытку остановить надвигающуюся мировую бойню:

«Я понимаю, что вы были вынуждены мобилизоваться, но хотел бы получить от вас ту же гарантию, которую дал вам, а именно, что эта мера не означает войны, и что мы будем продолжать стремиться к благополучию наших двух стран и столь дорогому для нас общему миру».

Однако уже через несколько часов после этого немецкий посол в Петербурге Пурталес вручил министру иностранных дел Сазонову ноту с объявлением войны. В своей ноте германское правительство ответственность за развязывание войны возлагало на Россию. Это был первый день мировой войны, войны, имевшей катастрофические последствия для всех трех ведущих европейских монархий.

Многочисленные документы свидетельствуют о том, что главной целью Германии при объявлении войны России являлось стремление руководства германской империи захватить и аннексировать часть принадлежавших Российской империи земель, а впоследствии заселить их немцами.

Возникли эти агрессивные планы Берлина не вдруг и не сразу. Так, еще в 1887 году Бернхард фон Бюлов, тогда первый секретарь посольства в Петербурге, а в дальнейшем рейхсканцлер Германии, писал в министерство иностранных дел:

«Мы должны пустить кровь русскому, чтобы тот 25 лет был не в состоянии стоять на ногах. Нам следовало бы надолго перекрыть экономические ресурсы России путем опустошения ее черноморских губерний, бомбардировки ее приморских городов, возможно большим разрушением ее промышленности и торговли. Наконец, мы должны были бы оттеснить от тех двух морей. Балтийского и Черного, на которых основывается ее положение в мире.

Однако я могу себе представить Россию действительно и надолго ослабленной только после отторжения тех частей ее территории, которые расположены западнее линии Онежская губа - Валдайская возвышенность и Днепр».

В 1891 году на свет появился родоначальник немецкого нацизма - Пангерманский союз, который возглавлялся и субсидировался весьма влиятельными политическими деятелями, крупными представителями финансового капитала, юнкерства, немецкого генералитета и активно поддерживался самим кайзером. При этом главной целью сторонников идеи Великой Германии являлся территориальный передел мира. Это видно, например, из резолюции союза, принятой в 1912 году в Галле:

«Мы не можем переносить больше положения, при котором весь мир становится владением англичан, французов, русских и японцев. Мы не можем также верить, что только мы одни должны довольствоваться той скромной долей, которую уделила нам судьба 40 лет назад...».

Под «скромной» долей подразумевались итоги франко-прусской войны 1871 года, в ходе которой Пруссия захватила и аннексировала богатые природными ископаемыми французские провинции Эльзас и Лотарингию. Через сорок лет этого приобретения новым немцам уже казалось слишком мало!

«...Времена изменились, и мы не остались теми же, и только приобретением собственных колоний мы можем обеспечить себя в будущем».

Теперь пангерманисты требовали захвата английских, французских, бельгийских и португальских колоний, железорудных районов Франции, всей Бельгии, Голландии, отторжения от России Прибалтики, Польши, Украины. В основе всего мировоззрения Пангерманского союза лежала нацистская идея о превосходстве германской расы. Именно поэтому летом 1914 года Вильгельм записывает на полях донесений немецких дипломатов те мысли, которые впоследствии станут альфой и омегой для Гитлера и его «Майн Кампф»:

«Глава 2 Великого переселения закончена. Наступает Глава 3, в которой германские народы будут сражаться против русских и галлов. Никакая будущая конференция не сможет ослабить значения этого факта, ибо это не вопрос высокой политики, а вопрос выживания расы».

Полностью с этой точкой зрения был согласен и германский канцлер Бетман-Гольвег, который 16 сентября записал:

Германское лидерство не может быть достигнуто на основе соглашения об общих интересах - оно создается только вследствие политического превосходства...

Россия должна быть отброшена в Азию и отрезана от Балтики; с Францией и Англией мы всегда сможем договориться, с Россией - никогда».

В сентябре 1914 года крупнейшая в те времена правая партия «Общегерманский союз», возглавляемая Генрихом Классом, следующим образом формулировала политические цели Германии в развязанной ею войне:

«Абсолютно императивным является требование, чтобы Миттельойропа, включая регионы, полученные Германским Рейхом и Австро-Венгрией в качестве призов победы, образовывали одну единую экономическую общность; Нидерланды и Швейцария, три скандинавских государства и Финляндия, Италия, Румыния и Болгария будут присоединены к этому ядру постепенно и исходя из принуждающей к такому сближению необходимости...

Лицо России должно быть силой повернуто на восток снова, она должна быть загнана в границы, существовавшие до Петра Великого».

Вскоре после начала войны 325 ведущих профессоров германских университетов подписали обращение к правительству, в котором, в частности, говорилось:

«Линией границы и основой увеличения прироста населения в стране может быть территория, которую должна уступить нам Россия».

Едины в стремлении урвать у России «свой» кусок территории были и немецкие промышленники. Так например, Август Тиссен в меморандуме от 9 сентября 1914 года прямо требовал раздела русского колосса:

«Россия должна лишиться балтийских провинций, части Польши, Донецкого угольного бассейна, Одессы, Крыма, Приазовья и Кавказа».

Таким образом, к началу Первой мировой войны практически все слои германского общества поддерживали идею расширения Германии за счет захвата западных территорий России. Все эти идеи разделял кайзер Вильгельм II, канцлер Бетман-Гольвег, его ведущие министры, германский генералитет, немецкие промышленники, а так же большинство интеллектуалов, политических партий и общественных организаций.

Так что условия Брестского мира, в которых Германия сформулировала свои послевоенные претензии к России, возникли вовсе не на пустом месте. Просто в Бресте большевистскому правительству были предъявлены именно те территориальные притязания немецкой элиты, которые и побудили Вильгельма развязать в 1914 году войну против России.

Трижды на протяжении первого десятилетия XX века России удавалось лавировать и уходить от участия в назревавших в Европе военных конфликтов. Однако в 1914 году германский император фактически припер Россию к стенке. При этом никаких шансов сохранить мир у Николая II практически не оставалось.

Конечно, царь мог капитулировать перед наглым захватчиком и бросить Сербию на произвол судьбы. Однако разве проявление слабости хоть когда-нибудь могло остановить зарвавшегося агрессора? Отказ России от противостояния с Германией по своим последствиям был бы сродни Мюнхенскому сговору. Ведь в 1938 году Запад тоже очень не хотел воевать с Германией, да и велика ль беда, подумаешь, лишили Чехию Судет. Зато, как говаривал Чемберлен, после этого аж два поколения в Европе могли бы жить без войны...

Только могла ли у Петербурга быть уверенность в том, что Вильгельм остановится в своих притязаниях к соседям после получения Сербии? А если не остановится, то кто стал бы его следующей жертвой? Скорее всего, Франция, к которой у немцев были территориальные притязания. Но в этом случае разве начала бы Россия воевать с тевтонами из-за какой-то там Франции, если она только что отказалась помочь Сербии. И как вообще можно было объяснить русскому крестьянину, что он должен умирать за свободу далекой и незнакомой для него страны? Можно не сомневаться, что в этих условиях Париж был бы быстро раздавлен сапогом немецких солдат. После чего Россия осталась бы один на один с Германией и практически без шансов на победу.

Понравилось? Нажмите на кнопочку ниже. Вам не сложно , а нам приятно ).

Чтобы скачать бесплатно Контрольные работы на максимальной скорости, зарегистрируйтесь или авторизуйтесь на сайте.

Важно! Все представленные Контрольные работы для бесплатного скачивания предназначены для составления плана или основы собственных научных трудов.

Друзья! У вас есть уникальная возможность помочь таким же студентам как и вы! Если наш сайт помог вам найти нужную работу, то вы, безусловно, понимаете как добавленная вами работа может облегчить труд другим.

Если Контрольная работа, по Вашему мнению, плохого качества, или эту работу Вы уже встречали, сообщите об этом нам.

Почему убийство эрцгерцога Франца Фердинанда - событие, которое 100 лет назад послужило причиной начала первой мировой войны, - все еще оказывает столь сильное воздействие? Практически никто не верит в то, что третья мировая война будет развязана недавними военными конфликтами на Украине, в Ираке или в Китайских морях, но, тем не менее, многочисленные факторы сегодня похожи на те, которые привели к катастрофе в Сараево 28 июня 1914 года.

Быстрота процессов глобализации в 1914 году была столь же драматичной и ошеломляющей, как и сегодня. Страх, вызванный беспорядочным терроризмом, был так же распространен - анархист в черной шляпе, сжимающий в руках шипящую бомбу, был столь же типичным образом, как исламский джихадист в наши дни. Однако самой важной параллелью, возможно, является благодушная уверенность в том, что экономическая взаимозависимость и процветание сделали войну немыслимой - по крайней мере, в Европе.

В книге под названием «Великая иллюзия» (The Great Illusion), ставшей бестселлером в 1910 году, использовались экономические аргументы для демонстрации того, что территориальные завоевания стали невыгодными, и поэтому глобальный капитализм ликвидировал риск возникновения масштабной войны. Подобная точка зрения, во многом аналогичная сегодняшнему ложному представлению о том, что в истории еще не было войны между двумя странами с сетью фирменных ресторанов «Макдоналдс», настолько глубоко укоренилась, что менее чем за год до начала Большой войны журнал Economist успокоил своих читателей с помощью редакционной статьи под названием «Война становится невозможной в цивилизованном мире» (War Becomes Impossible in Civilized World).

«Мощные узы коммерческих интересов между нами и Германией, - подчеркивалось в журнале Economist, - необычайно укрепились в последние годы... и в результате Германия была удалена из списка наших возможных врагов».

Настоящей «Великой иллюзией», конечно же, оказалась идея о том, что экономическая заинтересованность сделала войны устаревшими. Однако некий вариант подобного наивного материализма вернулся. Он присутствуется, например, в западной внешней политике, которая представляет экономические санкции в отношении России или Ирана как замену политическому компромиссу или военной интервенции.

Однако истина - как было обнаружено в 1914 году и вновь обнаружено сегодня на Украине, на Ближнем Востоке и в Китайских морях - состоит в том, что экономические интересы отметаются в сторону, когда наружу выпускается джин националистического или религиозного милитаризма. Как я уже указывал в этой же колонке, Россия в прошлых конфликтах смогла выдержать экономические потери, невообразимые для политиков и дипломатов западного мира. То же самое можно сказать в отношении Ирана и Китая. Таким образом, стратегия Соединенных Штатов, направленная на «эскалацию экономических потерь», не способна достичь главных геополитических целей, таких как сохранение границ Украины или японских необитаемых островов. Либо территория должна быть открытой для переговоров, либо Запад должен быть готов воевать для защиты «неприкосновенности» границ, что, на самом деле, вызывает тревожные параллели с ситуацией в мире в 1914 году.

Хотя историки продолжают обсуждать вероятные причины первой мировой войны, следует сказать, что два ключевых дестабилизирующих фактора геополитики 20-го века создали необходимые условия для внезапного начала всеобъемлющего конфликта: взлет и падение великих держав, а также слишком ревностное соблюдение договоров о взаимной обороне. Спустя столетие эти черты в настоящий момент возвращаются и дестабилизируют обстановку.

В результате ротации великих держав в 1914 году Австро-Венгерская империя и Оттоманская империя оказались в упадке, тогда как Германия была на подъеме. Тем временем Британия вместе с Францией и Россией как младшими партнерами пыталась сохранить господство в Европе. Однако их деньги, военные ресурсы и политическая стойкость подходили к концу.

Сегодня Россия находится в упадке, а Китай поднимается, тогда как Соединенные Штаты пытаются сохранить баланс сил 20-го века вместе с Европой и Японией в качестве младших партнеров. При таких условиях как восходящие, так и нисходящие державы часто конфликтуют с теми государствами, которые в настоящее время осуществляют контроль.

Восходящие державы хотят расширить свою территорию или исправить, как они считают, историческую несправедливость. Они ставят под вопрос статус-кво - как это делает Китай в близлежащих морях. Тем временем приходящие в упадок державы намерены предотвратить территориальные потери и избежать дипломатических унижений. Такие страны, как Россия сегодня или Австро-Венгрия в 1914 году, сталкиваются с ведущими державами, которые управляют тем, что им представляется как естественный и неизбежный упадок. Соединенные Штаты и Европа не видят никаких причин, по которым Россия может возражать против расширения Европейского Союза и Организации Североатлантического договора (НАТО). Однако Россия воспринимает все это как территориальную агрессию и окружение враждебными силами.

Восходящие и нисходящие державы, естественно, стремятся объединиться против лидеров, выступающих в поддержку статус-кво. Так, например, в 1914 году Германия, Австро-Венгрия и Оттоманская империя предпринимали те же самые действия против Франции, Британии и России; сегодня логичным представляется то, что Китай и Россия объединяют свои усилия против Соединенных Штатов, Европейского Союза и Японии.

Подобная логика была подкреплена недавно странным решением администрации Обамы, направленным на очередное подчеркивание своей поддержки Японии, Филиппин и Вьетнама в их территориальных спорах с Китаем на фоне одновременного противостояния с Россией на Украине.

Все это позволяет мне извлечь наглядный урок из событий 1914 года: пагубная система договоров и альянсов возлагает на великие державы обязательство воевать от имени других стран. В результате локализованный конфликт превращался в региональный или в глобальную войну, и это происходило с ужасающей скоростью и непредсказуемостью.

Очевидным примером сегодня является НАТО, а также договор о взаимной обороне между Соединенными Штатами и Японией, который в теории обязывает Вашингтон начать войну против России или Китая, если они вторгнутся на спорные территории в Восточной Европе или в Восточно-Китайском море. Могут ли подобные договоры послужить спусковым крючком со слабым нажатием для возникновения глобальной войны, как это было в 1914 году?

Обратите внимание на заявление о России генерала сэра Ричарда Ширреффа (Richard Shirreff), бывшего второго по рангу офицера в НАТО, которое он сделал во время дебатов: «Конечно, все согласятся с тем, что мы будем готовы начать войну для защиты британских границ. Но мы являемся членом НАТО, и поэтому границы Британии в настоящее время находятся в Латвии».

Может показаться почти невероятным, чтобы Вашингтон начал войну против Пекина для защиты необитаемых японских островов. Или против Москвы по поводу каких-то обветшалых шахтерских городов на Донбассе, если Украина когда-нибудь вступит в НАТО. В начале 1914 года казалось почти невозможным, что Британия и Франция могут начать войну с Германией для защиты России против Австро-Венгрии по поводу конфликта с Сербией.

Однако 28 июня 1914 года война из невозможной прямо превратилась в неизбежную, так и не став маловероятной. Четыре года спустя число погибших составило 10 миллионов.

На "постсоветском" пространстве, да и в мире тоже нагнетаются ожидания 3-ей мировой войны. Все больше и больше стали говорить не только о ее неизбежности, но и о том, что она или уже началась, или вот-вот начнется.

Нет недостатка версий, по какой причине, кто, чем, как, с кем, за что будет воевать и кто победит, а кто проиграет в 3-ей мировой войне. Но мало кто ставит вопрос о том, имеются ли условия, при которых она может быть не только возможной, но и необходимой, да еще и неизбежной. И если такие условия возможны, то каковы они и имеются ли в наличии?

Вместо предисловия

Рассмотрение экономической составляющей "новорусской идеологии" в ее отношении к "русскому мiру" с необходимостью потребовало немного "отступить, чтобы точнее попасть" (Г.В.Ф.Гегель). Иначе - это рассмотрение потребовало сделать отступление, чтобы конспективно представить историческую логику смены форм институциональной организации глобального мира-экономики, место и роль мировых войн в этой логике трансформаций глобального мира, отношений между движущими силами каждой из имевших место военно-политических трансформаций глобального мира.

Такое отступление тем более необходимо также и потому, что из идеологических недр "системных" и "несистемных патриотов" в течение последних лет из всех СМИ на "русский мiр" все чаще и чаще извергаются "аргументы и доказательства", будто Россия вновь становится и чуть ли уже не стала политическим и идеологическим центром мира. Будто бы вслед за этим Россия вот-вот станет экономическим и финансовым центром мира, нанеся непоправимый ущерб "системе нефтедоллара" и т.д., для чего надо только отмобилизоваться и сплотиться "вокруг, да около"... Ибо США уже развязали или вот-вот развяжут "3-ю мировую войну" против России, дабы не допустить этого, а равно и решить свои проблемы, - мол "мировая" информационная и экономическая "война" против России Соединенными Штатами уже ведется. И т.д., т.п. в этом же духе.

В современном мире в качестве мировых войн не квалифицируются те войны между соседними "региональными" мирами-экономиками, которые имели место быть до возникновения глобального мира-экономики, хотя в действительности они обладали практически всеми признаками мировых войн, будучи точно так же всеобщим военным средством изменения мирового порядка в его целом. Просто чем глубже в историю, тем обитаемый мир (ойкумена) был много меньшим по своему масштабу, нежели ойкумена более позднего времени, и соответственно масштаб всеобщего был меньше, нежели в более позднее время.

Войны, которые в современном мире признаются мировыми, имели место быть в условиях, когда сложился не только мировой рынок, но и весь мир стал единым миром-экономикой, во-первых. Во-вторых, "политическая задача является целью, война же только средство", ибо "война - это акт насилия, имеющий целью заставить противника выполнить нашу волю..., не только политический акт, но и подлинное орудие политики, продолжение политических отношений, проведение их другими [именно насильственными] средствами" (К.Ф.Г. фон Клаузевиц).

Понять общественную природу, условия необходимости и неизбежности мировых войн возможно только на основе постижения исторической логики смены форм (трансформации) институциональной организации единого мира-экономики и отношений между движущими силами каждой из имевших место трансформаций единого мира-экономики.

Возникновение глобального мира-экономики и роль Петербурга

Процесс возникновения подлинно мирового рынка, в течение 16-го - 18-го столетий экономически объединившего всю ойкумену производством и распределением стоимости в рамках международного разделения и кооперации труда, в действительности был процессом возникновения не просто всеобщего (одного и единого целого) мира-экономики. Этот процесс был процессом возникновения глобального мира-экономики, ставшего органической целостью. Процесс возникновения подлинно мирового рынка (всеобщего мира-экономики) и становление глобального мира-экономики органической целостностью - это тавтология. Однако ставший органической целостностью глобальный мир-экономика еще очень долго не получил адекватных политических, юридических и иных общественных форм своего выражения на поверхности общественной жизни.

Иными словами, внутренняя структура глобального мира-экономики, ставшего органической целостностью, включая структуру общественных отношений внутри него, не получила завершенных в своем развитии форм институциональной социальной организации, и глобальный мир-экономика не существовал в качестве всеобщей институциональной социальной организации своих органических членов - формально независимых общественных организмов (национальных государств и государственно оформленных народов). Первой исторической формой всеобщей институциональной социальной организации глобального мира-экономики, политически и юридически оформившей глобальный мир-экономику в качестве ставшего органической целостностью, была Лига наций, созданная в результате 1-ой мировой войны в соответствии со специальным разделом Версальского мирного договора.

По Фернану Броделю, исторический период борьбы Лондона за становление центром Западноевропейского мира-экономики и сохранение этой международной финансовой, экономической, политической и технологической роли охватывает два с половиной столетия (с рубежа 17-18-го веков вплоть до 1944 года - до Бреттон-Вудса). В действительности весь этот период есть период настойчивой и последовательной борьбы Лондона за то, чтобы стать центром возникшего и идущего к своей зрелости глобального мира-экономики. Но став экономическим, технологическим и финансовым центром глобального мира-экономики на рубеже 18-19-го веков, Лондон формально не стал и не был ни идеологическим, ни политическим, ни тем более управленческим центром мира-экономики даже в пределах прежнего Западноевропейского мира-экономики, не говоря уже о глобальном мире-экономике. Для этого при тогдашнем уровне развития производительных сил вообще и средств сообщения и коммуникаций, а также средств вооруженной борьбы, в особенности, необходимо было не только установить, но и поддерживать единый имперский порядок во всей Западной Европе.

На то, чтобы быть первым западноевропейским политическим, управленческим и лишь отчасти идеологическим центром, создавшим и держащим свой "Pax Romana" в пределах континентальной Западной Европы, стал претендовать Париж на рубеже 18-19-го веков. Но сам ли Париж выдвинулся на эту роль и выдвинул эти претензии? Отнюдь нет, Париж стал таковым претендентом в результате многовековых усилий Лондона по разгрому Парижа, прежде бывшего главным соперником Лондона в континентальной Европе, который (разгром абсолютистского Парижа) завершился катастрофическим рождением "французской гражданской нации", бурным взлетом и не менее катастрофическим падением империи Наполеона I-го. Как же так: разгромить главного соперника, чтобы получить его же, но только гораздо более сильного в военном, политическом и идеологическом отношении? Суть дела не в Париже - он уже перестал быть главным соперником Лондона в Европе, хотя еще и претендовал на эту роль. Суть дела в Петербурге, который по оценкам Лондона стал главным его соперником не только во всей Европе, но и на Кавказе, и на Ближнем Востоке, а также имел тенденцию стать таковым и в Центральной Азии, и на Дальнем Востоке.

По общественной топологической структуре любого, а тем более глобального, мира-экономики в ней (топологической структуре) есть только один топос (одно место), в котором сконцентрированы все задающие меру общественные функции центра мира-экономики - финансовые, экономические, политические, идеологические, технологические, управленческие и т.д. Поэтому Лондон настойчиво и последовательно устранял конкурентов в борьбе за то, чтобы стать и быть единственным центром глобального мира-экономики, как правило, используя для этого чужие руки, то есть разделяя и властвуя. Не то что более эффективного, но потому, что для иного, кроме как чужими руками, способа завоевания и удержания господствующего положения в тогдашнем мире материальных условий вообще не было. Османский мир-экономика в течение двух предшествующих столетий был ослаблен, в том числе далеко не в последнюю очередь Петербургом, и поглощен глобальным миром-экономикой уже к средине 19-го века так, что Стамбул фактически в роли вассала Лондона в средине 19-го века выступил (вместе с Парижем) против Петербурга. В свою очередь Париж в начале 19-го века был ослаблен и подчинен Лондону сначала руками Петербурга, а затем - в 1870 году - руками Берлина.

Однако и это не остановило Петербург, на мирных конференциях в Гааге (1899 и 1907) вновь недвусмысленно заявившего о своих претензиях на то, чтобы быть идеологическим и политическим центром глобального мира-экономики. В то же время на основе осуществленного в средине 19-го века объединения Германии Берлин с не меньшим упорством и с еще большей скоростью, нежели Петербург, на всех парах устремился в клуб "великих держав" глобального мира-экономики.

1-ая мировая война: основные участники, их цели и коалиции

Первая мировая война замышлялась ее инициаторами в качестве решающего акта в определении того, каким должен стать будущий глобальный мир-экономика, а, следовательно, какой и чей мировой порядок будет наводиться в глобальном мире-экономике, какому видению-проекту будущего мира будет соответствовать этот новый мировой порядок. И, следовательно, какой (в обозримой и проектируемой перспективе) будет всеобщая институциональная социальная организация этого будущего глобального мира-экономики, какие места будут занимать, и какие роли будут играть в этой всеобщей институциональной организации глобального мира-экономики его конкретные "субъекты" и "объекты".

К началу 20-го века для Парижа, Лондона и Нью-Йорка было уже очевидно, ибо доказано их собственной практикой и стратегически-расчетными обоснованиями реализуемых каждым из них видений-проектов глобального мира, что новый мировой порядок, прежде всего в Западной Европе, для них не возможен ни как имперский, ни как колониальный порядок, во-первых. Для них было очевидно, во-вторых, что вся прочая, кроме них самих, Европа должна быть разделена на множество (формально независимых, но фактически контролируемых финансово, экономически и политически) национальных государств (отсюда и концепт "права наций на самоопределение"). То есть все существующие конкуренты должны быть побеждены и поставлены под контроль, а возникновение новых конкурентов - исключено новым мировым порядком (новым устройством мира). Поэтому, в-третьих, не только должны быть уничтожены существующие в Европе империи и исключены возможности их возникновения в будущем, но и, прежде всего, должна быть уничтожена Российская империя, на территории которой должно быть исключено возникновение новой империи, ибо без этого необходимого условия задача исключить в Европе возможности для возникновения новых империй не может быть решена ни Парижем, ни Лондоном, ни Нью-Йорком, ни ими всеми вместе взятыми.

Наиболее активными участниками 1-ой мировой войны могли стать стремящиеся войти на первых ролях в клуб "великих держав" глобального мира-экономики (включающий его центр и его "блистательных вторых") Германия и Австро-Венгрия, с одной стороны. Таковыми, не считая Российской империи, с другой стороны, могли также стать уже признанная "великой державой" ("блистательной второй") Франция и только что перешедшая в разряд "блистательных вторых", но не смирившаяся с этим, Британия. Германия и Австро-Венгрия стремилась политически отвоевать и закрепить экономическое, финансовое и политическое положение в клубе "великих держав", которое было бы не хуже положения Британии и, уж тем более, Франции. Британия (если отвлечься от ее борьбы с США за первенство) и Франция стремились, как минимум, сохранить существующий мировой порядок, а, как максимум, улучшить свое политическое, экономическое и финансовое положение за счет всех иных участников.

Что касается Российской империи, то с точки зрения интересов господствующего класса и стратегических целей практически всех западноевропейских государств она подлежала необратимому поставлению в положение периферийной кормящей территории (совокупности полуколоний в европейской части и колоний в азиатской). В то же время "родственная" зависимость императрицы и императора с Британским королевским домом, финансовая зависимость от Лондона и Парижа правящего слоя "эля", определяющего политику России, и связанность России "союзническими" отношениями с Британией и Францией однозначно определяли то, что Лондоном и Парижем именно на Петербург будет возложено основное бремя войны.

Указанными обстоятельствами определялись основные участники войны и их цели, а, стало быть, неизбежные коалиции для ее ведения и основные направления противоборства между участниками. Но какие государства могли быть инициаторами 1-ой мировой войны?

Инициаторы и цели 1-го акта реструктуризации глобального мира войной

Инициаторами 1-ой мировой войны в действительности могли быть только и фактически стали старый (только что ушедший) и новый (только что пришедший) центры глобального мира-экономики - Лондон и Нью-Йорк, соответственно. Лондон посредством этой мировой войны стремился не только вернуть только что фактически утраченное место центра глобального мира-экономики, но и существенно укрепить его, обеспечив необходимые условия и предпосылки для дальнейшей концентрации всех задающих меру общественных функций центра глобального мира-экономики. Нью-Йорк исходил из невозможности концентрации всех без исключения задающих меру общественных функций политического, управленческого и отчасти финансового центра глобального мира-экономики до тех пор, пока для этого не появятся необходимые материальные условия. А всех таковых в наличии еще не было. Вместе с тем Нью-Йорк не мог ограничиться только лишь тем, чтобы закрепить за собой уже перешедшие к нему роли и функции экономического и технологического центра глобального мира-экономики.

В этих условиях Нью-Йорк не мог не стремиться изъять у Лондона, присвоить, укрепить и расширить максимально возможное число задающих меру функций финансового и идеологического центра. Только этим он мог заложить финансовые, технологические, экономические, идеологические, политические и юридические основания, которые по мере возникновения материальных условий потребуются в будущем для присвоения всех недостающих из числа задающих меру общественных функций единственного центра глобального мира-экономики, включая управленческие, и построения своего глобального Pax Americana. Поэтому Нью-Йорку в результате 1-ой мировой войны необходимо было финансово, технологически, политически и отчасти идеологически переподчинить себе большую часть, если не все "великие державы" в Европе, не исключая также и Лондон.

В силу изложенного 1-ая мировая война была средством решения вопроса о том, необходимые условия и предпосылки для реализации чьего (Лондона или Нью-Йорка) видения-проекта будущего будут положены в основу всего последующего развития глобального мира-экономики. Говоря кратко, главный вопрос, всеобщие политические и юридические предпосылки решения которого должна была создать 1-ая мировая война, заключался в том, будет ли будущий мир по-прежнему строиться в качестве мира по-английски, или же отныне он будет строиться в качестве мира по-американски.

С точки зрения политической и военной стратегии для инициаторов мировой войны наиболее выгодно открытое вступление в войну как можно позже, а именно тогда, когда война еще не закончилась, но ее исход уже определился, по меньшей мере, в главных своих чертах, во-первых. Когда, во-вторых, вследствие этого инициатор мировой войны, который стремится получить главные выгоды от ее результатов, по окончании войны необходимо и неизбежно окажется верховным арбитром, проектировщиком и организатором будущего мирового порядка. А это возможно лишь в том случае, когда он не только сохранит свои силы и ресурсы вследствие уклонения от непосредственного участия в боевых действиях предшествующих периодов войны, но и приумножит их за счет всех прочих участников войны, одновременно приобретая вследствие этого в ходе войны новые возможности влияния на страны-участницы. Когда, в-третьих, дальнейшее уклонение от вступления в мировую войну необходимо и неизбежно поставит такого инициатора войны в положение, исключающее его решающее участие в определении послевоенного устройства мира и распределении бремени участия и выгод от такого участия в послевоенном мироустройстве. Но значение имеют только те решения о послевоенном устройстве и распределении бремени и выгод, которые имеют ключевое значение для того, чье видение-проект будущего мира будет реализовываться в послевоенном мире, как будут распределяться и перераспределяться места и роли в нем между всеми "субъектами" и "объектами" мировой экономики и политики.

Как подчеркивал К.Маркс, человечество ставит перед собой только те задачи, которые способно и готово решить, во-первых. Во главе человечества оказывается именно тот, кто дает наилучшее, наиболее эффективное решение такой задачи, во-вторых. А таким решением оказывается именно то решение, которое осуществляет доминирующий интерес общественного класса, который решающим образом определяет исторически созревшее будущее соответствующего государства, системы государств или всего мира, в-третьих.

Поэтому в 1-ой мировой войне (да и во 2-ой тоже) только США могли реализовать указанную стратегию главного приобретателя выгод от ее исхода, то есть стратегию подлинного победителя мировой войны. Ведь историческое время давно уже работало против Британии, разрушая глобальный мир по-английски вместо того, чтобы доводить этот мир по-английски до его логической и системной завершенности. Поэтому в течение всей первой половины 20-го века Британия была вынуждена постоянно и систематически первой проявлять и стратегическую, и тактическую инициативу. То есть и в течение предвоенного периода, и в ходе самой мировой войны, и особенно на ее завершающем этапе Британия была вынуждена с максимальной степенью интенсивности "грести лапками, дабы сбить сливки". Но суть дела ведь не в том, чтобы "сбить", а в том, чтобы "снять сливки"...

1-ая мировая война дала глобальному общественному классу буржуазии (капиталистов) решение всех тех задач, которые к тому времени поставило человечество перед собой. И этим решением оказалось решение, которое в наибольшей мере соответствовало классовым интересам капиталистов США. То есть 1-ая мировая война создала практически все основные условия и предпосылки, необходимые капиталистам США для того, чтобы присвоить Нью-Йорку задающие меру функции финансового и идеологического центра глобального мира-экономики и со временем последовательно укрепить и расширить их. И этим самым заложить финансовые, технологические, экономические, юридические, идеологические и политические основания, которые потребуются в будущем для присвоения Нью-Йорку всех недостающих (для завершения, по мере возникновения материальных условий, строительства глобального Pax Americana) из числа задающих меру глобальному миру-экономике общественных, включая управленческие, функций единственного его (глобального мира-экономики) центра.

Условия возможности, необходимости и неизбежности 2-ой и 3-ей мировых войн

В силу сказанного 1-ая мировая война исторически не могла стать и не стала (ибо человечество еще не поставило перед собой такой задачи) завершающим военно-политическим актом. Не стала завершающим актом в определении того, согласно какому видению-проекту и, следовательно, под чьим управлением и как должен быть организован институционально, каким конкретно в конечном итоге должен стать глобальный мир-экономика, какой будет его общественная топология. Речь идет о системе общественных топосов (мест) в глобальном мире-экономике с присущими каждому из них общественными функциями и ролями, во-первых. Речь идет также о том, в какие общественные связи и отношения необходимо и неизбежно вступают агенты глобального мира-экономики в силу занятия ими соответствующих общественных топосов (мест) в этом глобальном мире-экономике, во-вторых. А равно и о том идет речь, в-третьих, каковы условия приобретения статуса агента глобального мира-экономики, каковы последовательность и траектория перемещения агентов из одного топоса (места) глобального мира-экономики в другой.

Стратегические цели не столько Британии, сколько США в качестве инициатора 1-ой мировой войны предполагали, что 1-ая мировая война - это не более чем первый - необходимый, но отнюдь не завершающий, а всего лишь зачинающий - военный акт трансформации глобального мира-экономики в конечное состояние, к которому следует прийти как к "концу истории". И, следовательно, через некоторое время, определяемое созреванием недостающих (из числа необходимых) материальных условий, неизбежно и необходимо потребуется второй акт этого процесса трансформации глобального мира-экономики посредством всеобщей, то есть мировой, войны. Но если и в результате этой 2-ой мировой войны какие-либо из необходимых условий и предпосылок завершения этой трансформации и достижения "конца истории" не возникнут, то для США (как главного инициатора 1-ой и 2-ой мировых войн) может стать неизбежной также и 3-я мировая война.

В то же время, согласно стратегическим целям США, которые определяются фактически реализуемым ими проектом-видением глобального мира-экономики, для самих США неизбежность 3-ей мировой войны возникнет и будет иметь место лишь в том случае, если эти недостающие условия и предпосылки не могут быть созданы более эффективным способом, во-первых. Если связанные с нею стратегические риски США просчитываются и хеджируются (страхуются), во-вторых. И, в-третьих, если суммарные просчитываемые и оцениваемые (ибо не просчитываются) издержки США от этой мировой войны не будут запредельными для самих США. Иными словами, если соблюдается условие, при котором издержки отказа от мировой войны значимо (для правящего слоя господствующего класса) меньше издержек господствующего класса от ее хода и исхода, а эти последние (издержки войны) не превышают суммарных выгод господствующего класса, получаемых в ходе войны и от ее исхода.

Но эта 3-я мировая война, исходя из существа войны действительно мировой, то есть всеобщей, для самих США вообще будет возможной лишь тогда, когда и если общественная топология глобального мира-экономики не стала уже топологией, которая присуща глобальной неоколониальной империи. Если, следовательно, глобальный мировой порядок не стал всеобщим неоколониальным порядком, по существу своему являющимся модернизированным и модифицированным к новым историческим условиям аналогом внутреннего порядка империи неколониального типа. Ведь любая метрополия (как и имперский центр) не ведет войн в отношении своих колоний или неоколоний (провинций) - в их отношении она осуществляет только полицейские операции по поддержанию установленного порядка или карательные операции по усмирению бунтов (восстаний). Да, между такими формально независимыми государствами (неоколониями) могут быть войны, но эти войны не могут быть ничем иным, кроме как разновидностью способов осуществления полицейской или карательной операции, установления, поддержания и восстановления глобального всеобщенеоколониального мирового порядка.

Однако и указанные условия возможности 3-ей мировой войны, хотя и являются необходимыми, еще не есть условия достаточные. Без наличия хотя бы одного из действительных членов клуба "великих держав" или хотя бы одного из реальных претендентов в действительные члены такого клуба, который бы заявлял и своей политикой реализовывал свои претензии на то, чтобы заменить США в качестве центра глобального мира-экономики посредством войны.

3-я мировая война для такого претендента необходима и неизбежна, если общественные функции центра глобального мира-экономики не могут быть отняты у США и присвоены этим претендентом более эффективным, нежели война, способом, во-первых. Если связанные с войной риски претендента просчитываются и хеджируются (страхуются), во-вторых, если издержки новой мировой войны не будут для претендента запредельными, в-третьих. Если, следовательно, в-четвертых, у претендента на замещение США в общественной роли центра глобального мира-экономики имеется более привлекательный для "великих держав" и всех прочих органических членов, нежели реализованный под управлением США, всеобщий проект-видение создания иного мирового порядка, который в достаточной мере известен и признается ключевыми "великими державами".

Но для того, чтобы иной, нежели реализованный под управлением США, проект-видение институциональной социальной организации глобального мира-экономики или, иначе, нового мирового порядка стал более привлекательным, этот проект-видение, во-первых, должен очевидно быть более эффективным в осуществлении всеобщих экономических интересов всего глобального общественного класса, ныне господствующего над миром. И, следовательно, во-вторых, этот проект-видение должен очевидно предполагать более эффективную институциональную организацию глобальной буржуазии в господствующий класс, нежели та, которая возможна в рамках реализованного под управлением США проекта-видения глобального мира-экономики. Поэтому, в-третьих, такой проект-видение глобального мира-экономики должен содержать такой порядок и процедуры оперативного управления глобальным миром, которые очевидно для правящих слоев национальных отрядов господствующего класса более эффективны, нежели созданный под формальным руководством США мировой порядок и процедуры.

Исходя из факта неустранимости конкуренции за распределение и присвоение прибавочной стоимости в глобальном мире-экономике (доколе он есть экономика) и неравномерности экономического и политического развития различных его органических частей, любой новый проект-видение такого мира-экономики не может быть ни чем иным, кроме как вариацией реализованного под формальным управлением США проекта-видения мира-экономики. Ибо США - это наиболее полное осуществление "принципа еврейства", как и капиталистический способ производства есть "принцип еврейства в действии" (К.Маркс). "Альтернативой", то есть лишь только мнимой альтернативной "миру по-американски" может быть только "новый мировой порядок", попытку создания которого первым предпринял III Рейх под формальным руководством А.Гитлера. Национал-социалистический "новый мировой порядок" в действительности есть лишь наиболее открытое и предельно ясное самовыражение иудео-мессианского существа общеевропейского проекта-видение мира в его неразрывном единстве со своим (этого существа) необходимым и закономерным явлением в качестве своего иного, отрицающего самое себя, на поверхности общественной жизни.

Не только "великие державы", но и все прочие формально независимые государства (неоколонии) вели прежде, и в будущем будут вести освободительные войны против глобальной метрополии, то есть против центра глобального мира-экономики, который (мир-экономика) уже обрел завершенную форму своей всеобщей институциональной социальной организации. Но только по этой причине такие войны сами по себе отнюдь не есть еще войны мировые: хотя прежде они и становились частью мировых войн, ни одна из них, ни все они вместе, осуществляемые одновременно, не есть мировая война. Такие войны могут превратиться в мировую войну лишь только в следующих двух случаях.

Первый - когда и если одно из формально независимых государств (одна из неоколоний) ведет освободительную войну против глобальной метрополии с фактической целью присвоить себе общественные функции этой глобальной метрополии, не ставя под сомнение дальнейшее историческое бытие глобального мира-экономики, уже обретшего завершенную форму своей всеобщей институциональной социальной организации. Условия возможности превращения такой войны в мировую войну таковы (они уже рассмотрены), что это весьма маловероятно, если вообще вероятно.

Второй - когда и если имеет место вооруженное восстание и освободительная война, своей фактической целью имеющая свершение пролетарской революции с последующим (в меру созревания необходимых объективных и субъективных факторов, условий и предпосылок) перерастанием ее во всеобщую (мировую, глобальную) пролетарскую революцию. Классовая гражданская война внутри формально независимых государств или внутри глобальной метрополии есть частный случай войны освободительной.

Таковы вкратце условия необходимости и неизбежности 2-ой мировой войны и возможности 3-ей мировой войны, теоретически исчисленные исходя из достигнутых к началу 20-го века стадий развертывания во внешний мир ("мир как воля и как представление" А.Шопенгауэра) видений-проектов будущего, которые (видения-проекты) присущи передовым нациям Европы, включая США. Этим исчислением предполагается, что все отклоняющиеся по своим мотивам политические решения тех или иных государств и действия движущих сил мировой политики дают, в конечном итоге, такой результирующий вектор развития мира, который объективно направляет его развитие к соответствию этим условиям во всякий последующий период в большей мере, нежели в предшествующий. То есть речь идет о необходимых условиях, определяющих развитие глобального мира-экономики как "закон-тенденцию" (К.Маркс).

Но это теоретические исчисление отнюдь не означает, что "зигзаги истории" невозможны, напротив, оно предполагает необходимость и неизбежность "зигзагов истории" не только потому, что первый такой "зигзаг истории" возник уже на заключительном этапе 1-ой мировой войны. Это теоретические исчисление предполагает, ибо исходит также из того, что любой проект-видение будущего мира не есть нечто, явившееся в своем завершенном виде наподобие Афины, рожденной из головы Зевса во всей полноте и богатстве своего боевого облачения. Проект-видение будущего мира, который присущ конкретной европейской нации, исторически развивается согласно своей имманентной (внутренней) логике развития. Эта логика определяется вписанной в тела, духовный мир и институты данной нации историей ее возникновения и жизнедеятельности в качестве самое себя. Она определяется исторически трансформирующимся ансамблем присущих данной нации специфических способов видения и оценки самих себя в мире, этого мира и всех иных в нем, а также специфических способов жизнедеятельности и отношений внутри своей нации и с другими нациями.

После того, как Гаврила Принцип 28 июня 1914 совершил в Сараево убийство наследника австрийского престола эрцгерцога Франца Фердинанда, возможность предотвратить войну сохранялась, и ни Австрия, ни Германия не считали эту войну неизбежной.

Между днем, когда было совершено убийство эрцгерцога, и днем объявления Австро-Венгрией ультиматума Сербии прошло три недели. Тревога, поднявшаяся после этого события, вскоре улеглась, и Австрийское правительство поспешило заверить Санкт-Петербург в том, что не намерено предпринимать каких-либо акций военного характера. О том, что Германия еще в начале июля не думала воевать, свидетельствует и тот факт, что через неделю после убийства эрцгерцога кайзер Вильгельм II отправился на летний «отдых» в норвежские фиорды. Наступило политическое затишье, обычное для летнего сезона. Уезжали в отпуск министры, члены парламента, высокопоставленные правительственные и военные чиновники. Трагедия в Сараеве никого особенно не встревожила и в России: большинство политических деятелей с головой ушли в проблемы внутренней жизни. Все испортило событие, случившееся в середине июля. В те дни, воспользовавшись парламентскими каникулами, президент Французской республики Раймон Пуанкаре и премьер-министр и, одновременно, министр иностранных дел Рене Вивиани нанесли официальный визит Николаю II, прибыв в Россию на борту французского линейного корабля. Встреча состоялась 7-10(20-23) июля в летней резиденции царя Петергофе. Ранним утром 7(20) июля французские гости перешли с линкора, ставшего на якорь в Кронштадте, на царскую яхту, которая доставила их в Петергоф. После трех дней переговоров, банкетов и приемов, перемежавшихся посещением традиционных летних маневров гвардейских полков и частей Санкт-Петербургского военного округа, французские визитеры возвратились на свой линкор и отбыли в Скандинавию. Однако, несмотря на политическое затишье, эта встреча не осталась без внимания разведок Центральных держав. Такой визит однозначно свидетельствовал: Россия и Франция что-то готовят, и это что-то готовится против них.

Германский посол в России граф Фридрих фон Пурталес (1853–1928)

Надо прямо признать, что Николай не хотел войны и всячески старался не допустить ее начала. В противоположность этому высшие дипломатические и военные чины были настроены в пользу военных действий и старались оказать на Николая сильнейшее давление. Как только 24(11) июля 1914 года из Белграда пришла телеграмма о том, что Австро-Венгрия предъявила Сербии ультиматум, Сазонов радостно воскликнул: «Да это же европейская война». В тот же день за завтраком у французского посла, на котором присутствовал и посол английский, Сазонов призвал союзников предпринять решительные действия. А в три часа дня он потребовал созвать заседание Совета министров, на котором поставил вопрос о демонстративных военных приготовлениях. На этом заседании было принято решение о мобилизации против Австрии четырех округов: Одесского, Киевского, Московского и Казанского, а также Черноморского, и, что странно, Балтийского флота. Последнее было уже угрозой не столько Австро-Венгрии, имеющей выход лишь в Адриатику, сколько против Германии, морская граница с которой как раз по Балтике и проходила. Кроме того, Совет министров предложил ввести с 26(13) июля на всей территории страны «положение о подготовительном к войне периоде».

25(12) июля Австро-Венгрия заявила, что отказывается продлить срок для ответа Сербии. Последняя же в своем ответе по совету России выражала готовность удовлетворить австрийские требования на 90%. Отвергалось только требование въезда чиновников и военных на территорию страны. Сербия готова была также к передаче дела в Гаагский международный трибунал или на рассмотрение великих держав. Однако 18 часов 30 минут этого дня австрийский посланник в Белграде уведомил правительство Сербии, что ее ответ на ультиматум является неудовлетворительным, и он вместе со всем составом миссии покидает Белград. Но и на этом этапе возможности мирного урегулирования не были исчерпаны. Однако усилиями Сазонова в Берлин (а почему-то не в Вену) было сообщено, что 29(16) июля будет объявлена мобилизация четырех военных округов. Сазонов делал все возможное, чтобы как можно сильнее задеть Германию, связанную с Австрией союзническими обязательствами.

– А каковы были альтернативы? – спросят некоторые. Ведь нельзя же было оставлять в беде сербов.

– Правильно, нельзя. Но те шаги, которые производил Сазонов, вели именно к тому, что Сербия, не имеющая ни морской, ни сухопутной связи с Россией, оказывалась один на один с разъяренной Австро-Венгрией. Мобилизация четырех округов ничем Сербии помочь не могла. Более того, уведомление о ее начале сделало шаги Австрии еще более решительными. Создается впечатление, что объявления Австрией войны Сербии Сазонов хотел больше, чем сами австрияки. Наоборот, в своих дипломатических шагах Австро-Венгрия и Германия утверждали, что Австрия не ищет территориальных приобретений в Сербии и не угрожает ее целостности. Ее единственная цель – обеспечить собственное спокойствие и общественную безопасность.

Германский посол, пытаясь хоть как-то выровнять ситуацию, посетил Сазонова и спросил, удовлетворится ли Россия обещанием Австрии не нарушать целостность Сербии. Сазонов дал такой письменный ответ: «Если Австрия, осознав, что австро-сербский конфликт приобрел европейский характер, заявит о своей готовности исключить из своего ультиматума пункты, нарушающие суверенные права Сербии, Россия обязуется прекратить свои военные приготовления». Этот ответ был жестче, чем позиция Англии и Италии, которые предусматривали возможность принятия данных пунктов. Это обстоятельство свидетельствует о том, что российские министры в это время решились на войну, совершенно не считаясь с мнением императора.

Генералы поспешили провести мобилизацию с наибольшим шумом. С утра 31 (18) июля в Петербурге появились напечатанные на красной бумаге объявления, призывавшие к мобилизации. Взволнованный германский посол пытался добиться объяснений и уступок от Сазонова. В 12 часов ночи Пурталес посетил Сазонова и передал ему по поручению своего правительства заявление о том, что если в 12 часов дня Россия не приступит к демобилизации, германское правительство отдаст приказ о мобилизации.

Однако вместо того, чтобы по истечении срока объявить мобилизацию, как сделала бы Германия, если бы она действительно хотела войны, немецкий МИД несколько раз требовал, чтобы Пурталес добивался свидания с Сазоновым. Сазонов же умышленно оттягивал встречу с германским послом, чтобы вынудить Германию первой сделать враждебный шаг. Наконец, в седьмом часу министр иностранных дел прибыл в здание министерства. Вскоре германский посол уже входил в его кабинет. В сильном волнении он спросил, согласно ли российское правительство дать ответ на вчерашнюю германскую ноту в благоприятном тоне. В этот момент только от Сазонова зависело, быть или не быть войне. Сазонов не мог не знать последствий своего ответа. Он знал, что до полного выполнения нашей военной программы оставалось еще три года, в то время, как Германия свою программу выполнила в январе. Он знал, что война ударит по внешней торговле, перекрыв пути нашего экспорта. Он также не мог не знать, что против войны выступает большая часть русских производителей, и что против войны выступает сам государь и императорская фамилия. Скажи он да, и на планете продолжался бы мир. Русские добровольцы через Болгарию и Грецию попадали бы в Сербию. Россия помогала бы ей вооружением. А в это время созывались бы конференции, которые, в конце концов, смогли бы затушить австро-сербский конфликт, и Сербия не была бы на три года оккупирована. Но Сазонов сказал свое «нет». Но это был еще не конец. Пурталес вновь спросил, может ли Россия дать Германии благоприятный ответ. Сазонов вновь твердо отказался. А ведь тогда не трудно было догадаться, что находится в кармане у германского посла. Если он во второй раз задает один и тот же вопрос, ясно, что в случае отрицательного ответа будет что-то страшное. Но Пурталес задал этот вопрос еще и в третий раз, давая Сазонову последний шанс. Кто он такой этот Сазонов, чтобы за народ, за думу, за царя и за правительство принять такое решение? Если и поставило его перед необходимостью дачи немедленного ответа, он должен был вспомнить об интересах России, о том, хочет ли она воевать, чтобы отработать кровью русских солдат англо-французские кредиты. И все равно Сазонов повторил свое «нет» в третий раз. После третьего отказа Пурталес вынул из кармана ноту германского посольства, которая содержала объявление войны.