Как иммануил кант стал российским подданным. Россия: империя или деспотия

Сегодня мы продолжаем “прогулку” по городу Канта. Итак, известный французский философ Жан-Баптист Ботюль написал фундаментальный труд под названием “Сексуальная жизнь Иммануила Канта”. Ботюль утверждает, что Кант не был чужд чувственности (Известно, что философ, будучи глубоким стариком, просил, чтобы на званых обедах и ужинах рядом с ним непременно усаживали юную красавицу. Причем с правой стороны - на левый глаз он был уже слеп) . Он не стыдился своего тела и любил красиво одеваться. Как только у него появлялись деньги, он покупал треугольные шляпы, напудренные парики, кафтаны с золотым шитьем и пуговицами, обтянутыми шелком, жилет и панталоны в тон кафтану, белые кружевные рубашки, серые шелковые чулки, туфли с серебряными пряжками...

Он считал, что “лучше быть дураком по моде, чем дураком не по моде”. И терпеть не мог неопрятно одетых, а особенно беззубых (!) собеседников.

Сын шорника, он приобрел изысканность и утонченность, пока учительствовал в аристократических домах, пусть даже расположенных в “медвежьих углах” Восточной Пруссии.

Канту был тридцать один год, когда он вернулся в родной город. 12 июня 1754 года он получил степень доктора философии и осенью того же года начал читать лекции. Еще раньше он опубликовал статьи в “Вохентлихен Кенигсбергишен Фраг-унд Анцайгарс-Нахрихтен” - издании, которое на основании королевского распоряжения регулярно должно было печатать научные работы. Так что безвестным философом он уже не был. А на своей вступительной лекции с некоторым замешательством увидел не только битком набитую аудиторию (в квартире профессора Капке. В то время, а также значительно позже профессора читали лекции в своих квартирах), но и “невероятную толпу студентов” на лестнице. Интересное было время!.. Люди напряженно искали смысл жизни. И готовы были платить тому, кто им в этом поможет. Кант занимался философией “в свободном полете”, подобно врачу или адвокату.

Русский подданный Иммануил Кант

Когда в 1758 году, в ходе Семилетней войны, Кенигсберг был занят русской армией, Кант, как и другие горожане, присягнул в Кафедральном соборе на верность императрице Елизавете Петровне. Четыре года он был русским подданным, а офицеры российской армии посещали его лекции по фортификации и пиротехнике. В числе его слушателей были Григорий Орлов, будущий фаворит Екатерины II, находившийся тогда в Кенигсберге на излечении, Александр Суворов, еще подполковник, навещавший отца, губернатора В. Суворова... Впрочем, русские офицеры ждали от Канта откровений не в области пиротехники. И уж тем более их привлекали не его “глубокие” познания в географии (Кант весьма своеобразно представлял себе Россию: “Рыба белуга, обитающая в Волге, глотает большие камни в качестве балласта, чтобы удержаться на дне<...> В монастыре Троице-Сергиевском и в районе Киева есть естественным образом не разложившиеся покойники, которых выдают за великомучеников<...> Зимой в Сибири так много снега, что люди ходят, прикрепляя к ногам длинные доски. Табак там не только курят, но и жуют” и т.д., и т.п.)

Идеи Канта - вот что привлекало русских учеников. Немецкий философ сравнивал войну с дракой двух пьяных парней, размахивающих дубинками в магазине фарфора. Кант считал, что у человечества всего два пути: вечный мир как прекращение всех войн путем международных договоров - или вечный покой на всеобщем кладбище человечества. И русские ученики преклонялись перед Кантом. С ним встречался Муравьев-Апостол, отец будущих декабристов, с ним состояла в переписке президент Российской Академии наук графиня Дашкова... Но, скорее всего, Кант оставался к ним глубоко равнодушен. “Дорогие друзья, друзей не существует!” - повторял он даже тем, с кем вроде бы был связан узами дружбы. Чего уж тут говорить о любви! Пока Кант был молод, он был беден. Чтобы принимать клиентов, ему требовалось помещение. И тишина. Если бы он позволил себе влюбиться... или жениться... жену пришлось бы кормить-поить-одевать-обувать; дети, пронзительно крича, носились бы по коридору в то время, как в аудитории Кант своим слабым, еле слышным голосом пытался бы удержать внимание клиентов... Крах! Катастрофа! И в первую очередь - финансовая. Кант, говоривший: “Когда мне могла понадобиться женщина, я был не в состоянии ее прокормить, а когда я был в состоянии ее прокормить, она уже не могла мне понадобиться” , - вряд ли кривил душой. С бытовой точки зрения он долго, очень долго не мог назвать себя вполне устроенным человеком.

Петух, изгнавший Канта

Он сменил несколько квартир: на Магистерштрассе, рядом с Прегелем, ему нравилось все, кроме шума, доносящегося с кораблей и барок. Он жил и вблизи Бычьего рынка (угол нынешней ул. Октябрьской и набережной генерала Карбышева), и около Дровяных ворот (на противоположном Бычьему рынку берегу Прегеля) . Он довольно долго квартировал в доме книготорговца Кантера на Альтштадтише Лангассе (отрезок Московского проспекта от эстакадного моста до памятника морякам-балтийцам) . Этот дом, выстроенный в патрицианском стиле, отличался редкостной красотой. Квартира Канта располагалась в левой части мансарды. Книготорговец Кантер был приятным в общении человеком, большим другом искусства и наук, в его книжной лавке, украшенной портретами ученых (в том числе и Канта), радушно встречали каждого образованного посетителя. И вот из этого благословенного уголка Кант был изгнан... петухом соседа. Неугомонная птица (гласит исторический анекдот) очень рано начинала кукарекать, чем нарушала распорядок жизни философа. Однажды Кант не выдержал и попросил продать ему горластый “будильник”. Он был готов заплатить любую цену, но... неосторожно проговорился, что петух нужен ему не в качестве еды, а только чтобы избавиться от раздражителя. Сосед обиделся - и отказался продавать голосистую птицу. Вскоре Кант был вынужден съехать. Впрочем, по другой версии, ему досаждали остальные квартиранты.

Когда Кант обедал в гостиной, они часто и охотно присаживались к его столу. Кант терпел их общество, не демонстрируя своего недовольства. Однако он всегда следил за достойным поведением и приличными манерами своих непрошеных сотрапезников. И если кто-нибудь из них вдруг становился чересчур фамильярным или отпускал непристойную шутку, Кант немедленно вставал из-за стола и молча удалялся.

“Мои часы также будут заведены”

Воспитание не позволяло ему опускаться до уровня собеседников. Воспитание много чего ему не позволяло - к примеру, вступить в плотские утехи с женщиной без брака. А возможность такая имелась. В 1762-ом году 23-летняя Мария Шарлотта Якоби писала 38-летнему философу: “Дорогой друг! <...> Я надеялась увидеть Вас вчера в моем саду, но мы с подругой обыскали все аллеи и не нашли нашего друга под этим небосводом. Мне пришлось заняться рукоделием - лентой для шпаги, предназначенной для Вас. Претендую на Ваше общество завтра в послеобеденное время <...> Мы ждем вас, мои часы также будут заведены. Простите за это напоминание...”

Мария Шарлотта Якоби была чужда условностей. Выйдя замуж за солидного банкира в тринадцать лет и имея за плечами десять лет неудачного брака, она, как говорили тогда, “забросила свой чепец за мельницу”. Письмо, составленное во французском вкусе, - прямое тому свидетельство. Интерпретаторы долго ломали головы над тем, что могла бы означать эта странная фраза относительно “заведенных часов”. Одни предполагали, что это вольная цитата из популярного в то время романа Лоренса Стерна “Тристам Шенди” (папенька Тристама имел обыкновение заводить часы с маятником всякий раз, когда собирался исполнить свой супружеский долг) . Другие толкователи (в том числе и упомянутый выше знаток личной жизни Канта Ж.-Б. Ботюль) уверены, что фраза касается... чулок философа. В конце ХVIII столетия, до того как длинные штаны начали вытеснять панталоны, все более-менее состоятельные мужчины носили чулки, а чтобы таковые не сползали, употребляли специальные подвязки. Но Кант, придававший своему здоровью особое значение (об этом чуть ниже мы скажем подробнее), с одной стороны, не мог обходиться без подвязок, с другой - не мог допустить, чтобы они перетягивали артерию. Тогда философ изобрел хитроумную конструкцию, с помощью которой кровь могла свободно циркулировать по телу: лента, охватывающая его чулки, пропускалась через два корпуса от карманных часов (они были укреплены на каждом бедре и снабжены пружинками) . Кант мог регулировать напряжение лент так, чтобы они не давили на артерию. Выражение “также завести часы” могло означать “подтянуть чулки повыше”, т.е. разодеться в пух и прах. А могло и намекать на некие физиологические подробности, связанные с притоком крови в известную часть тела. Так или иначе, сексуальная подоплека письма г-жи Якоби очевидна: мадам, как минимум, должна была иметь сведения о том, что находится у философа под одеждой... Кстати, подарить мужчине собственноручно вышитую перевязь для шпаги было по тем временам весьма интимным и ко многому обязывающим жестом.

Через шесть лет Якоби снова пишет Канту, приглашая его приехать к ней в Берлин. Но он никуда не едет.

Человек со сверчком в голове

Сорокачетырехлетний философ давно убедил себя в том, что брак - это замедленное самоубийство. “Трудно <...> доказать, что достигшие старости люди большей частью состояли в браке , - пишет он. - Неженатые или рано овдовевшие старые мужчины обычно дольше сохраняют моложавый вид, чем женатые, которые, пожалуй, выглядят старше своих лет” . Но и отношения вне брака - губительны.

Кант - ипохондрик (“экстравагантный безумец”, “человек со сверчком в голове” - так называли ипохондриков в ХVIII веке) . Он одержим приступами черной меланхолии и сосредоточен на том, чтобы удержать в себе максимальное количество “телесных жидкостей”, будь то пот, слюна или сперма. Расходовать эти “жизненные соки” - расплескивать свою жизнь. Если препятствовать выходу спермы - она превратится в духовный источник.

Правда, дважды Кант чуть было не женился (об этом говорит его биограф Боровски) . Но... “чуть-чуть” не считается. И то... какая женщина могла бы “вписаться” в порядок жизни философа? Каждое утро без пяти минут пять Канта будил его слуга Лампе (отставной солдат, тупой настолько, что, тридцать лет подряд принося с почты одну и ту же газету, так и не смог запомнить ее названия) . Кант поднимался. Когда было пять часов, он уже сидел за столом и выпивал одну-две чашки слабого чая (кофе он любил, но старался не пить, считая его возбуждающе-вредным), выкуривал одну трубку, ровно час готовился к лекциям или работал над очередным философским трактатом.

Потом, в зависимости от дня недели, он или читал в университете лекции студентам, или принимал их у себя в учебной аудитории.

В 1783-м году он наконец обзавелся собственным домом - с помощью Гиппеля, бургомистра Кенигсберга. Дом на Принцессишенштрассе, 2 (около Королевского замка), стоил 5570 гульденов. Согласно объявлению в “Вохэнтлихен Кенигсбершен Фраг-унд Анцайгерс-Нахрихтен” (об этом сообщает биограф Канта Карль), в доме имелись прихожая, аудитория, за ней - кухня и справа - комната кухарки. На верхнем этаже располагались столовая, гостиная, спальня и кабинет. В мансарде - три каморки и комната слуги. К нижнему этажу были пристроены погреб, летняя комната и курятник, крытый балкон и дровяник, а позади дома в бывшем замковом рву был разбит маленький старомодный сад.

Принцессишенштрассе считалась одной из самых тихих улиц Кенигсберга, но... удовольствие от обладания собственным домом Канту отравляло пение заключенных (по соседству была расположена тюрьма) . Через Гиппеля и с помощью полиции Кант пытался запретить заключенным громкое пение. В конце концов, им было приказано петь только при плотно закрытых окнах.

Досаждали Канту и мальчишки, которые частенько бросали камни в сад философа через забор.

Интерьер дома был прост. Прихожая - темноватая, ничем не украшенная, часто - дымная. Дверь на кухню открыта, отчего запах готовящейся пищи распространялся на весь дом. На кухне, в качестве постоянных жильцов, собака и кошка. Их обожала кухарка Канта, способная читать своим любимцам целые проповеди. Кант к домашним животным был равнодушен, но кухарку ценил и был вынужден мириться с хвостатыми обитателями дома. В каждой комнате - стол, стулья, приличная, но простенькая горка (или добротный, но скромненький секретер) . В гостиной - софа, стеклянный шкаф с несколькими предметами домашнего обихода (фарфоровыми), бюро, где хранились серебро и денежные сбережения Канта, термометр, несколько стульев, покрытых холстом. В кабинете - два обыкновенных стола, софа, несколько стульев, комод, барометр, термометр... На полках - книги (в его библиотеке было не более 500 книг, в то время как у других европейских философов в личных собраниях насчитывалось по две-три тысячи томов), на стене - портрет Руссо...

В 12:55 Кант выпивал бокал венгерского вина (пиво он презирал, считая его “пищей дурного вкуса”), в час - садился за обеденный стол (В романе Булгакова “Мастер и Маргарита” Воланд, говоря, что ЗАВТРАКАЛ вместе с Кантом, или путает, или лжет. Философ вообще НЕ ЗАВТРАКАЛ. Но если допустить, что Воланд принял ранний обед за поздний утренний перекус... и если учесть, что Кант никогда не покидал пределов Восточной Пруссии - значит, Воланд бывал у нас в городе. Очень, кстати, похоже) .

Кант никогда не обедал в одиночестве, а гостей выбирал из различных слоев общества, чтобы избежать односторонности взглядов на естествознание и политику (этим темам обычно посвящалась застольная беседа) . Впрочем, в последние годы жизни он старался говорить с посетителями о... новейших средствах уничтожения клопов. Или о кулинарных рецептах.

Обед состоял из трех блюд, десерта и вина. Кант обычно ел с большим аппетитом и радовался, когда его гости отдавали должное еде.

После обеда Кант совершал прогулку до крепости Фридрихсбург и обратно, причем всегда шел по одному и тому же маршруту, который горожане окрестили “тропой Канта”. (В преклонном возрасте философ приобрел обыкновение останавливаться у определенного дома и прислоняться к кирпичной стене, чтобы отдохнуть и насладиться видом на Прегель. Вскоре владелец дома поставил для Канта специальную скамеечку) .

Вернувшись домой в шесть часов вечера, Кант читал газеты и отправлялся в кабинет, где трудился до 21:45. Около 22:00 он шел в спальню (Кант требовал, чтобы окно там в течение всего года было плотно закрытым, и слуга Лампе проветривал спальню тайком), раздевался и ложился в постель, сопровождая это простое действо целым рядом специальных манипуляций. Сначала он садился на кровать, потом заскакивал на нее, протаскивал угол одеяла за спиной через одно плечо к другому, затем оборачивал вокруг себя другой конец одеяла. Получался некий кокон. Упаковавшись, Кант ждал прихода сна, повторяя про себя одно и то же слово: “Цицерон” . На сто пятнадцатом “Цицероне” обычно он засыпал. Если же ночью ему требовалось выйти, он ориентировался по тросу, протянутому между кроватью и уборной, чтобы не оступиться в темноте.

“Эс ист гут”

В последние годы жизни Канта Лампе совсем обнаглел. Один из хороших знакомых философа был вынужден нанять ему другого слугу и - на всякий случай - попросить сестру Канта помочь управляться с хозяйством.

12 февраля 1804 года Кант умер. Его последним словом было: “Эс ист гут” (“Хорошо”) - как благодарное отклонение предложенной услуги. Существует предание, что этот день был прозрачно-ясным - если не считать одного маленького легкого облачка, парившего на голубом небе. Люди смотрели на это белое пятнышко и говорили: “Это душа господина профессора Канта” ...

28 февраля 1804 года под звон всех колоколов города двигалась длиннющая траурная процессия от дома философа к Кафедральному собору. После торжественной заупокойной службы тело Канта было погребено в профессорском склепе у северной стороны соборного хора. (Открытая колоннада вокруг могилы Канта была воздвигнута Ф. Ларсом в 1924 году и освящена в двухсотлетнюю годовщину со дня рождения Канта) .

Впрочем, сентиментальные горожане очень быстро перестали оплакивать “величайшего сына Кенигсберга”. Вскоре его дом был куплен купцом Иоганном Кристофером Рихтером, который в том же году перепродал его трактирщику Иоганну Людвигу Мейеру. В трактире, устроенном в бывшем доме философа, раз в год (22 апреля) друзья Канта собирались на поминальную трапезу. Потом обычай сошел на нет (хотя Общество друзей Канта - как организация - существует в Геттингене и поныне), а трактир разорился.

В 1836 году дом всего за 130 талеров купил правительственный советник в Берлине герр Шаллер, чтобы перепродать его своему знакомому врачу Карлу Густаву Деббелину. Тот - первый и единственный! - осознал, что вместе с домом приобрел и некие обязанности по его сохранению. Он украсил дом доской с надписью:

“Иммануил Кант

Жил и учил здесь

С 1783 года

Но... сам дом использовался в хозяйственных целях, в саду была построена баня, в самом здании открылось справочное бюро (потом - частная стоматологическая клиника) . В 1881 году наследник Деббелина продал дом фирме некоего Бернгарда Лидтке, который - “для расширения бизнеса” - разобрал все внутренние перекрытия и сделал дом Канта продолжением своего магазина...

В 1893-м году “обитель философа” перестала существовать. Невероятно, но факт: несмотря на преклонение перед Кантом, в Кениг-сберге не нашлось никого, кто бы выкупил его дом и передал потомкам в нетронутом состоянии (как это было в Веймаре: место, где жил Гете, превратилось в музей) .

В 1904-м году на одной из стен Королевского замка, со стороны Принцессинштрассе, благодаря усилиям бургомистра Загфрида Керте, появилась посвященная Канту мемориальная доска со знаменитой цитатой из “Критики чистого разума”: “Две вещи наполняют мою душу все новым благоговением и удивлением, чем дольше я размышляю над ними: звездное небо надо мной и закон нравственности внутри меня” . Доска эта была утащена в конце сороковых годов и сдана в металлолом. А Кант... остался нам. Как и то самое звездное небо, которому он удивлялся, - символ Вечности. Перед лицом которой столетия, отделяющие нас от Канта - всего лишь мгновения... Вот только с нравственным законом внутри нас дела обстоят гораздо трагичнее. Хотя тоже и не совсем безнадежно.

Наш “город К.” - ну не Калинина же, в самом деле, это город?.. Не-ет, это город, который даже сына шорника может сделать великим философом... пусть даже в обмен на возможность простого человеческого счастья.

Объективные закономерности исторического развития России определили доминирующую роль государства практически во всех сферах жизни общества - политической, экономической и идеологической. В данной работе речь пойдет об образе подданных в восприятии престола и той терминологии, с помощью которой выстраивались и функционировали отношения власти и личности в России XVIII века.

К концу XVII столетия социальная иерархия общества следующим образом отражалась в высочайше заданном «понятийном аппарате» прошений на высочайшее имя: представители податного населения должны были подписываться «сирота твой», духовенства - «богомолец твой», а служилым людям следовало именовать себя «холоп твой». 1 марта 1702 г. формуляр посланий монарху был изменен именным указом Петра «О форме прошений, подаваемых на высочайшее имя»: «На Москве и во всех городах Российского царства всякого чину людям писать в челобитных нижайший раб » . Объединение населения страны наименованием «раб» в отношении верховного правителя означало терминологическую фиксацию роста самодержавной власти, увеличение дистанции между престолом и подданными и стимулировало сакрализацию личности монарха в русском общественном сознании. В данном контексте понятие «раб» было практически лишено уничижительного значения. В России XVIII в., где служба монарху возводилась в ранг важнейшей мировоззренческой ценности, роль «слуги царя» столь же возвышала подданного, как смирение «раба Божьего» украшало праведника. Анализ прошений на высочайшее имя после1702 г. свидетельствует, что новый формуляр и, в частности, подпись «Вашего Величества нижайший раб», легко был усвоен челобитчиками и быстро перешел в разряд автоматически воспроизводимых штампов.

Официально заданное наименование подданных сохранялось и неоднократно подтверждалось вплоть до1786 г., т.е. до указа Екатерины II «Об отмене употребления слов и речений в прошениях на Высочайшее имя и в Присутственные места подаваемых челобитен» . Согласно указу, подпись «верноподданный раб» трансформировалась в посланиях на высочайшее имя в понятие «верный подданный». Подобный терминологический выбор власти стал лаконичным выражением провозглашенного и узаконенного изменения официальной концепции отношений престола и личности, а также импульсом для развития института подданства в российском обществе и дальнейшего осмысления этого понятия.

Понятие «подданный» пришло в русский язык из латинского (subditus) через польское влияние (poddany, poddaństwo) . В XV-XVI вв. этот термин наиболее часто употреблялся в значении «подчиненный, зависимый, покоренный» при описании взаимоотношений монарха и населения зарубежных государств. Лишь с XVII столетия слово «подданный» начинает активно использоваться для характеристики «подверженности» жителей Московской Руси власти царя и приобретает другой смысловой оттенок, выражающийся в понятиях «преданный, верный, покорный» . Законодательство XVIII столетия, особенно его второй половины, свидетельствовало об усложнении официальной трактовки института подданства и все более интенсивном использовании властью этого понятия в качестве орудия социального контроля. Терминологический анализ исходящих от престола документов обнаружил дифференцированное отношение к подданным империи: абсолютизм Екатерининского царствования различал «старых», «природных» и «новых» подданных, кроме того - «временных» и «постоянных» подданных, в официальных текстах также упоминаются «полезные», «просвещенные», «истинные» верноподданные, и, наконец, признается существование «знатных» и «низких» подданных. Главной референтной группой для власти были, разумеется, «знатные подданные», что распространялось, в частности, на немногочисленную элиту «иноверцев» и население присоединенных территорий, так называемых «новых подданных».

В русском языке XVIII века существовал еще один термин - «гражданин», выражающий взаимоотношения государства и личности и встречающийся в законодательстве, публицистике, а также в художественной и переводной литературе. Это понятие было, пожалуй, одним из самых многозначных, о чем свидетельствует антонимический ряд противостоящих по смыслу слов и придающих эволюции значения термина «гражданин» особую полемическую напряженность. Конфликтное содержание отсутствовало лишь в дихотомиях «гражданский - церковный», «гражданский - военный» . К концу столетия и в законодательстве, и в независимой публицистике светская сфера и духовное начало не разъединялись, а, напротив, часто объединялись, что акцентировало универсальность того или иного описываемого явления. Так Н.И.Новиков, опубликовав в «Трутне» нравоучительные послания племяннику, обличал «слабость человеческую» и «грехи» «противу всех заповедей, данных нам чрез пророка Моисея, и противу гражданских законов» . Приблизительно в те же годы Никита Панин в проекте Императорского Совета выделил основные черты государственного правления, к которым отнес, в частности, «духовный закон и нравы гражданские, что называется внутренней политикой» . В «Сентенции о наказании смертною казнью самозванца Пугачева и его сообщников» одновременно цитировались «Книга Премудрости Соломона» и Уложение 1649 года, поскольку приговор «возмутителю народа» и «ослепленной черни» выносился как на основании «Божественного», так и «гражданского» законов . В «Наказе» Уложенной комиссии также говорилось, что «в самой вещи Государь есть источник всякой государственной и гражданской власти» . Кроме того, традиционно в русском языке различалась власть «гражданская, светская и духовная». В XVIII столетии эти различия обогащаются такими понятиями, как «гражданские и военные чины», «гражданская и церковная печать» и т.п.

На основании словарей русского языка XVIII века можно было бы сделать вывод, что первоначальное значение слова «гражданин», подразумевающее жителя города (града), сохраняло свою актуальность и в рассматриваемое время . Однако в данном случае словари отражают более раннюю языковую традицию. Не случайно в «Грамоте на права и выгоды городам Российской империи» 1785 года жители городов именуются не просто «гражданами», а «верноподданными гражданами городов наших», которые по терминологии официальных документов Екатерининского царствования объединялись в неопределенную по своему социальному составу группу «в городе живущих», включающую «дворян», «купцов», «именитых граждан», «среднего рода людей», «городских обывателей», «мещан», «посадских» и т.д. Показательно, что Павел I с тем, чтобы выхолостить из понятия «гражданин» все в той или иной степени опасные для самодержавия смыслы, вынужден был волей императорского указа возвращать содержание этого термина к своему первоначальному значению. В апреле 1800 года приказывалось не употреблять слова «гражданин» и «именитый гражданин» в донесениях на высочайшее имя, а писать «купец или мещанин» и, соответственно, «именитый купец или мещанин» .

В Новое время термин «гражданин», исторически связанный во всех языках романо-германской группы с понятием «горожанин» (B ü rger , Stadtb ü rger , citizen, citoyen, cittadino, ciudades ), также утрачивал свое исконное значение. Однако тот факт, что новое понимание взаимоотношений власти, общества и личности в монархических государствах выражалось именно через понятие «гражданин», имел свою историческую закономерность. По всей Европе горожане были самой независимой частью населения. С.М.Каштанов справедливо замечает, что и на Руси «более свободный класс подданных формировался в XVI-XVII вв. в городах» .

На мой взгляд, важнейшим этапом углубления смыслового значения понятия «гражданин» в русском языке второй половины XVIII века стал «Наказ» Уложенной комиссии, в котором только этот термин, без учета таких выражений, как «гражданская служба», «гражданская свобода» и т.п., встречается более 100 раз, в то время как упоминаний слова «подданный» насчитывается лишь 10. Для сравнения следует отметить, что в законодательных актах второй половины XVIII века это соотношение выглядит приблизительно как 1 к 100 и свидетельствует о достаточно редком употреблении понятия «гражданин» в официальных документах рассматриваемого периода. В «Наказе», лишенном жестких регламентирующих функций и основанном на трудах Монтескье, Беккарии, Бильфельда и других европейских мыслителей, возникал абстрактный образ «гражданина», имеющего, в отличие от «ревностного российского подданного», не только обязанности, но и права. «Имение, честь и безопасность» этого отвлеченного социального субъекта, проживающего в неком «благоучрежденном умеренность наблюдающем государстве», охранялись одинаковыми для всех «сограждан» законами . Гигантское расстояние между социальной утопией «Наказа» и реальностью не умаляет, однако, принципиального воздействия юридических штудий императрицы на образ мыслей образованной элиты. Сам факт присутствия в документах, исходящих от престола, пространных рассуждений о «гражданской вольности», «равенстве всех граждан», «спокойствии гражданина», «гражданских обществах» и т.п., подспудно стимулировал усложнение смыслового содержания этих понятий в языке и сознании современников.

В данном контексте слово «гражданин» употреблялось как близкое по смыслу термину «гражданство», который был значительно раньше адаптирован в русском языке, чем собственно понятие «гражданин» в значении член общества, наделенный определенными гарантированными законом правами. Многочисленные словари свидетельствуют, что понятие «гражданство», обозначающее общество с определенным устройством, а также законы, социальную жизнь и этику, появляется уже в переводных памятниках XIII-XIV вв. Однако представители этого «общества» воспринимались не как отдельные индивидуальности, а как единая группа, которая именовалась тем же термином «гражданство», но уже в собирательном значении: «все гражданство принялося за оружие против неприятеля» . В XVIII столетии данная языковая традиция сохранялась. Для В.Н.Татищева смысл термина «гражданство» также был тождественен слову «общество». А в проекте Артемия Волынского «О гражданстве», защищающем попранные во времена бироновщины права дворянства, понятие «гражданин» практически не употребляется. Таким образом, термин «гражданин» для характеристики взаимоотношений личности и государства актуализируется в политической лексике лишь ко второй половине XVIII века, чему немало способствовала публицистика российской императрицы, оперирующая просветительскими понятиями и являющаяся неотъемлемой частью европейской общественной мысли этого периода. В «Наказе» непосредственно заявлялось о существовании «союза между гражданином и государством», а в книге «О должностях человека и гражданина» целая глава посвящалась «Союзу гражданскому» .

Однако контекст употребления понятия «гражданин» в документах, исходящих от престола, обнаруживает всю специфику его смыслового содержания в русском политическом языке XVIII века. Обращает на себя внимание полное отсутствие конфликтного противопоставления терминов «гражданин» и «подданный». В книге о «Должностях человека и гражданина» в обязанности каждого вменялось «твердо уповать, что повелевающие ведают, что государству, подданным и вообще всему гражданскому обществу полезно» . В законодательстве о «гражданине» упоминалось, как правило, лишь когда в именных указах императрицы цитировался «Наказ» или когда речь шла о «состоянии граждан Республики Польской, отторгнутых от анархии и перешедших во владение Ее Величества» на «правах древних подданных» . В общественной публицистике нередки были случаи прямого отождествления понятий «гражданин» и «подданный». Так, Новиков полагал, что в учении розенкрейцеров нет ничего «противного христианскому вероучению», а орден «требует от своих членов, чтобы они были лучшими подданными, лучшими гражданами» .

Подобное словоупотребление свидетельствовало, прежде всего, о том, что в середине XVIII века и для власти, и для большинства современников понятие «гражданин» не было символом противостояния абсолютизму. Этот термин часто употреблялся с тем, чтобы акцентировать не только существование всеобщей зависимости подданных от престола, но и наличие так называемых горизонтальных отношений между жителями империи, которые в данном случае именовались «согражданами».

В это время в противоположной части Европы происходили принципиально другие процессы, также нашедшие свое отражение в языке. По меткому выражению Жозефа Шенье и Бенжамена Констана, «пять миллионов французов умерли для того, чтобы не быть подданными» . В 1797 году историк и публицист Жозеф де Местр, явно не сочувствующий драматическим событиям в восставшем Париже, писал: «Слово гражданин существовало во французском языке даже до того, как Революция завладела им, дабы его обесчестить» . При этом автор клеймит «нелепое замечание» Руссо о значении этого слова во французском языке. На самом же деле знаменитый философ в трактате 1752 года «Об общественном договоре» провел своеобразный семантический анализ понятия «гражданин» и тонко уловил главное направление эволюции его содержания. «Истинный смысл этого слова почти совсем стерся для людей новых времен, - пишет Руссо, - большинство принимает город за Гражданскую общину, а горожанина за гражданина <…> Я не читал, чтобы подданному какого-либо государя давали титул civis . <…> Одни французы совершенно запросто называют себя гражданами , потому что у них нет, как это видно из их словарей, никакого представления о действительном смысле этого слова; не будь этого, они, незаконно присваивая себе это имя, были бы повинны в оскорблении величества. У них это слово означает добродетель, а не право» . Таким образом, Руссо указал на единый семантический корень понятий «горожанин» и «гражданин». Затем философ выявил постепенное наполнение последнего термина новым содержанием, отражающим усложнение взаимоотношений власти и личности в XVIII столетии, и, наконец, отметил присутствие в современном ему понимании слова «гражданин» двух смыслов - добродетель и право. Позже, во время Французской революции, «правовая составляющая» полностью восторжествует, потеснив «добродетель» и окончательно уничтожив понятие «подданный» в политическом языке революционного Парижа. Сходные, правда, не столь радикальные лексические процессы происходили и в немецком языке. Уже в раннее Новое время двоякое значение понятия «Bürger» было зафиксировано в двух терминах с одинаковой корневой основой - «Stadtbürger», что означало собственно «горожанин», и «Staatsbürger», иначе говоря, «член государства» или «Staatsangehörige». Понятия «Staatsbürger» и «Staatsangehörige», а также наименование жителей немецких земель в соответствие с их национальностями (баденец, баварец, прусак и т.п.) постепенно вытесняли понятие «Untertan» («подданный») .

Принципиальное отличие русской официальной политической терминологии последней трети XVIII века заключалось не только в безоговорочной монополии слова «подданный» для определения реальных отношений личности и самодержавной власти. Специфика социальной структуры русского общества, практически лишенного «третьего сословия» в его европейском понимании, отразилась и на эволюции понятия «гражданин», которое, теряя свое первоначальное значение «горожанин», наполнялось исключительно государственно-правовым или нравственно-этическим смыслом и не отягощалось этимологической связью с наименованием класса «буржуа» . В России второй половины XVIII века слово «буржуа» практически не употреблялось, а понятие «гражданин» наиболее активно использовалось самой «просвещенной императрицей», связывалось с правами некого абстрактного подданного «благоучрежденного государства» «Наказа» и имело назидательный смысл. Права «гражданина», заявленные на страницах высочайшей публицистики, ограничивались лишь сферой имущества и безопасности, абсолютно не затрагивая область политики. При этом не реже, чем о правах, упоминалось об обязанностях «истинного гражданина», которые ничем не отличались от обязанностей «истинного подданного».

В таких документах, как «Генеральный план Московского Воспитательного дома», а также высочайше утвержденный доклад И.И.Бецкого «О воспитании юношества», основные идеи которого были практически дословно воспроизведены в XIV главе «Наказа» «О воспитании», заявлялось, что «Петр Великий создал в России людей: <императрица Екатерина II> влагает в них души». Иными словами, престол второй половины XVIII века разрабатывал «правила, приуготовляющие» быть «желаемыми гражданами» или «прямыми отечеству подданными», что полностью отождествлялось. Наименование «новых граждан» и «истинных подданных» означало высокий порог ожиданий власти, что предполагало «любовь к отечеству», «почтение к установленным гражданским законам», «трудолюбие», «учтивость», «отвращение от всяких предерзостей», «склонность к опрятности и чистоте». На «полезных членов общества» налагалась обязанность «паче прочих подданных исполнять Августейшую волю». Определенная политическая зрелость и приверженность «общему благу» должны были проявляться у «гражданина» в ясном понимании необходимости сильного самодержавного правления или «нужды иметь Государя» . Так объективная экономическая потребность России в ведущей роли государственной власти и способность ее осознания трансформировались в официальной идеологии в высшую добродетель «гражданина» и «подданного». Среди главных положений «краткой нравоучительной книги для питомцев» Московского Воспитательного дома, будущих «годных граждан», в качестве основного выдвигался следующий тезис: «Нужда иметь Государя есть самая большая и важнейшая. Без его законов, без его попечения, без его домостроительства, без его правосудия истребили бы нас неприятели наши, не было бы у нас свободных дорог, ни земледелия, ниже других художеств, для жизни человеческой потребных» .

В крепостнической России эталонными заданными властью чертами «истинного гражданина» обладала, прежде всего, элита дворянства. Податное население исключалось из разряда «hominess politici» и к «гражданам» не причислялось. Еще в 1741 году при вступлении императрицы Елизаветы Петровны на престол «пашенные крестьяне» были исключены из числа лиц, обязанных приносить присягу монарху. С этого момента они как бы признавались подданными не государства, а своих душевладельцев. Указом от 2 июля 1742 года крестьяне лишись права по своей воле поступать на военную службу, а вместе с тем и единственной возможности выйти из крепостного состояния. В дальнейшем помещикам было разрешено продавать своих людей в солдаты, а также ссылать провинившихся в Сибирь с зачетом рекрутских поставок. Указ1761 г. запрещал крепостным давать векселя и принимать на себя поручительства без дозволения господина . Власть в целом возложила на дворянина ответственность за принадлежащих ему крестьян, усматривая в этом долг высшего сословия перед престолом.

Подкрепленное законом официальное мнение о политической недееспособности крепостных было доминирующим в среде дворян, воспринимающих крестьянство в первую очередь как рабочую силу, источник дохода, живую собственность. И если в идеологически направленных манифестах престола еще встречались обобщенные термины «народ», «нация», «подданные», «граждане», за которыми угадывался идеальный образ всего населения империи, то в таком документе повседневности, как переписка, наименование крестьянства ограничивалось следующими понятиями: «души», «подлое сословие», «простой народ», «чернь», «поселяне», «мужики», «мои люди». Крестьян обменивали, отдавали в солдаты, переселяли, разлучали с семьей, продавали и покупали «хороших и недорогих кучера и садовника», как строевой лес или лошадей . «Здесь за людей очень хорошо платят, - сообщал в одном из писем жене малороссийский помещик Г.А.Полетико, - за одного человека, годного в солдаты, дают по 300 и по 400 рублей» .

При этом определения «подлое сословие» и «чернь» далеко не всегда носили резко негативный уничижительный характер, часто этимологически были связаны с понятиями «черные слободы», «простой», «податной» и отражали веками складывающееся представление об изначально определенном положении каждого в системе социальной иерархии. «Худые, никем не обитаемые, кроме мужиков, деревни», «тяготы крепостных» были для помещика привычными с детства картинами жизни людей, которым такая доля «по их состоянию определена» . Так причудливо трансформировалась в сознании дворянина объективная неизбежность существования и даже усиления крепостничества с его жесточайшим «режимом выживания барщинной деревни» .

В сознании российского образованного дворянства, составляющего неотъемлемую часть европейской элиты, и самой «просвещенной» императрицы возникала внутренняя потребность так или иначе примирить гуманитарные идеи второй половины XVIII столетия и неумолимую реальность, при которой 90% населения страны относилось к «низкому податному сословию». Еще будучи великой княгиней, Екатерина писала: «Противно христианской вере и справедливости делать невольниками людей (они все рождаются свободными). Один Собор освободил всех крестьян (прежних крепостных) в Германии, Франции, Испании и пр. Осуществлением такой решительной меры, конечно, нельзя будет заслужить любви землевладельцев, исполненных упрямства и предрассудков» . Позже императрица поймет, что речь шла не о злой воле, не о патологической склонности к угнетению и не об «упрямстве и предрассудках» русских помещиков. Отмена крепостничества в России второй половины XVIII века была объективно экономически невозможна.

Это обстоятельство усиливалось в сознании дворянина уверенностью в полной психологической и интеллектуальной неготовности крепостных приобрести «звание свободных граждан» . Так, в документах Московского воспитательного дома непосредственно заявлялось, что «рожденные в рабстве имеют поверженный дух», «невежественны» и склонны к «двум мерзким, в простом народе столь сильно вкоренившимся порокам - пьянству и праздности» . С точки зрения привилегированного слоя, «низшее сословие» могло существовать только под жестким и мудрым покровительством помещика, и освободить эту «немысленную чернь» означало «выпустить на волю диких зверей». Дворянин был искренне убежден, что разрушение общественного порядка и цепей, связующих общество, невозможно было без изменения сознания самого крестьянина. «Свободному ли <быть> крепостному? - рассуждал А.П.Сумароков, - а прежде надобно спросить: потребна ли ради общего благоденствия крепостным людям свобода?» . В анонимной статье «Беседа о том, что есть сын Отечества», которая не совсем аргументировано довольно долго приписывалась А.Н.Радищеву , образ «сына Отечества» отождествлялся с образом «патриота», который «страшится заразить соки благосостояния своих сограждан <и> пламенеет нежнейшею любовию к целости и спокойствию своих соотчичей». Эти возвышающие наименования никак не связывались с правами человека, наполнялись исключительно этическим смыслом и сужали круг обязанностей «сына Отечества», «патриота» и «гражданина» до соответствия конкретным нравственным качествам. Ошибка, которую с точки зрения Руссо допускали в середине XVIII столетия французы, усматривая в понятии «гражданин» не претензию на политическую свободу, а добродетель , была характерна для сознания российского высшего сословия, а, может быть, и в целом для мировоззрения века Просвещения. Автор статьи искренне полагал, что «сын Отечества» является и «сыном Монархии», «повинуется законам и блюстителям оных, придержащим властям и <…> Государю», который «есть Отец Народа». «Сей истинный гражданин» «сияет в Обществе разумом и Добродетелью», избегает «любострастия, обжорства, пьянства, щегольской науки» и «не соделывает голову свою мучным магазином, брови вместилищем сажи, щеки коробками белил и сурика». Выражая полное единодушие со взглядом власти на «низшее сословие» и с отношением помещиков к «своей крещеной собственности», автор статьи не сомневался, что те, «кои уподоблены тяглому скоту <…> не суть члены Государства» .

Таким образом, в развитии политической терминологии русского языка второй половины XVIII века запечатлелся еще один парадокс - понятия «гражданин», «сын Отечества», «член Государства» становились нравственным оправданием существования крепостничества. В одной из наиболее переработанных императрицей и отступающих от западноевропейских источников XI главе «Наказа» говорилось: «Гражданское общество требует известного порядка. Надлежит тут быть одним, которые правят и повелевают, а другим - которые повинуются. И сие есть начало всякого рода покорности» . Все, что мог сделать «истинный гражданин» для несчастных, погруженных «во мрачность варварства, зверства и рабства», - это «не терзать [их] насилием, гонением, притеснением» .

Так постепенно складывалось представление о счастливой доле «простого невежественно народа», для которого пагубна свобода и которому необходимо покровительство высшего «просвещенного» сословия «истинных граждан». В «Наказе» Екатерина дала недвусмысленно понять, что лучше быть рабом одного господина, чем государства: «В Лакедемоне рабы не могли требовать в суде никакого удовольствия; и несчастие их умножалося тем, что они не одного только гражданина, но при том и всего общества были рабы» . Денис Фонвизин во время своего второго заграничного путешествия 1777-1778 гг., сравнив зависимость податного сословия в России с личной свободой во Франции, вообще отдал преимущество крепостничеству: «Я видел Лангедок, Прованс, Дюфине, Лион, Бургонь, Шампань . Первые две провинции считаются во всем здешнем государстве хлебороднейшими и изобильнейшими. Сравнивая наших крестьян в лучших местах с тамошними, нахожу, беспристрастно судя, состояние наших несравненно счастливейшим. Я имел честь вашему сиятельству описывать частию причины оному в прежних моих письмах; но главною поставляю ту, что подать в казну платится неограниченная и, следственно, собственность имения есть только в одном воображении» .

Итак, понятийный анализ официальных и личных источников обнаружил запечатленные в лексике скрытые метаморфозы отношений власти и личности в России XVIII столетия, которые не всегда просматриваются с подобной очевидностью при использовании иных приемов анализа текстов. «Холопы», «сироты» и «богомольцы» XVII века в 1703 году по воле Петра I все поголовно стали «нижайшими рабами», а в 1786 году, в соответствии с указом императрицы Екатерины II, были названы «верными подданными». Это новое наименование использовалось самодержавием как орудие воздействия на сознание населения исторического ядра империи и жителей присоединяемых территорий, которые для престола превратились в «новых подданных», а для «древних, старых подданных» в «любезных сограждан». В реальной политической практике власть никого не удостаивала именем «гражданина», используя это понятие лишь для создания абстрактного образа «Наказа» и книги «О должностях человека и гражданина». Но даже на страницах высочайшей публицистики некий умозрительный «гражданин» наделялся не правами, а обязанностями и добродетелями, которые носили назидательных характер и ничем не отличались от обязанностей и добродетелей «верного подданного». Ассоциации понятия «гражданин» с республиканской формой правления не слишком волновали власть, когда речь шла об архаике Древней Греции и республиканского Рима, а также о «гражданах республики Польской», которых доблестные войска императрицы избавили от анархии. Но «обезумевшие» «граждане» восставшего Парижа глубоко возмутили самодержавный престол, и Павлу I понадобился специальный указ, чтобы ввести неугодное слово в его прежнее семантическое русло - в1800 г. под «гражданами» было приказано подразумевать как в старые времена «горожан». Между тем в России последней трети XVIII века не только понятие «гражданин», но и даже понятие «подданный» было достаточно абстрактным и собирательным. «Новые подданные», которым обещались права и преимущества «древних», очень скоро их получили, правда, эти права в действительности оказались для большинства усилившейся зависимостью, а 90% самих «древних подданных» на практике обычно именовались не «подданными», а «душами» и «низших сословием».

Согласно указу1786 г. термин «подданный» в качестве подписи становится обязательным лишь для определенного вида посланий на имя императрицы, а именно для реляций, донесений, писем, а также присяжных листов и патентов. Формуляр жалобниц или прошений, исключающий слово «раб», в то же время не предполагал этикетной формы «подданный», «верноподданный» и был ограничен нейтральной концовкой «приносит жалобу или просит имярек». А если учесть происходящее на протяжении XVIII в. стремительное сужение привилегированного слоя, представители которого имели реальное право адресовать свои послания непосредственно императрице, то станет очевидно, что собственно «подданными» власть признавала очень избранную группу людей. В1765 г. был опубликован указ, запрещающий подавать прошения лично императрице, минуя соответственные присутственные места. Наказания варьировались в зависимости от чина и статуса «предерзких» челобитчиков: имеющие чин платили в качестве штрафа одну треть годового оклада, а крестьяне отправлялись в пожизненную ссылку в Нерчинск . Следовательно, на «беспосредственное», как говорили в XVIII в., обращение с жалобами или прошениями к императрице могло рассчитывать лишь ближайшее окружение, направляющее Екатерине не челобитные, а письма.

Обнаруживается, что законодательное изменение формуляра челобитных и лексики посланий на высочайшее имя было адресовано не только просвещенному европейскому мнению, но и высшему сословию и прежде всего его политически активной элите. Исключение из стандартной подписи прошений какой-либо формы выражения взаимоотношений автора и монарха, с одной стороны, и официально заданная концовка «верный подданный» в личных и деловых посланиях, направляемых к престолу - с другой, свидетельствовали о стремлении императрицы к иному уровню контактов именно со своим ближайшим окружением, в котором она хотела видеть партнеров, а не челобитчиков.

Однако сохранившиеся в архивах и рукописных отделах подлинники многочисленных посланий представителей дворянской элиты на высочайшее имя свидетельствуют, что все они легко мирились с трафаретной подписью «раб», не требовали изменения формуляра и оставили без внимания терминологические нововведения Екатерины. Законодательно измененная концовка посланий императрице молчаливо игнорировалась, и даже дипломатические реляции и политические проекты продолжали поступать за подписью «нижайший верноподданнейший раб».

Верхушка дворянства, которой собственно и было даровано право именоваться «подданными», этим правом пользоваться не торопилась. Некоторые же представители образованной элиты вообще осмелились противопоставить понятие «подданный» понятию «гражданин» и превратить данное противопоставление в орудие политического дискурса. За несколько лет до указа Екатерины о запрещении упоминать слово «раб» в посланиях на высочайшее имя и обязательной замене его на слово «подданный», в проекте Н.И.Панина «О фундаментальных законах», который сохранился в записи его друга и единомышленника Дениса Фонвизина, говорилось: «Где же произвол одного есть закон верховный, тамо прочная общая связь и существовать не может; тамо есть Государство, но нет Отечества; есть подданные, но нет граждан, нет того политического тела, которого члены соединялись бы узлом взаимных прав и должностей» . Приведенные слова канцлера Панина и писателя Фонвизина являются одним из первых случаев употребления прямой антитезы «подданный»-»гражданин». В этом политическом трактате смысловое содержание слова «гражданин» конфликтно сталкивалось и с такими антонимами, как «право сильного», «раб», «деспот», «пристрастное покровительство», «злоупотребления власти», «прихоть», «любимец», а также углублялось с помощью синонимического ряда, включающего понятия «закон», «благородное любочестие», «прямая политическая вольность нации», «свободный человек». Таким образом, в общественном сознании второй половины XVIII века постепенно складывалась иная, альтернативная официальной, трактовка слова «гражданин», в котором высшая политическая элита дворянства начинала видеть человека, защищенного законом от своеволия самодержца и его личных высочайших пристрастий. Спустя несколько лет после появления проектов Панина-Фонвизина, новый канцлер А.А.Безбородко напишет: « <…> да истребятся все способы потаенные и где кровь человека и гражданина угнетается вопреки законов» .

В то же время «гражданин» наделялся не только сугубо нравственными добродетелями, свидетельствующими, в частности, о его чистоплотности или целомудрии. Мыслящий дворянин ожидал от «истинного гражданина», коим почитал и себя, определенной политической зрелости и чувства личной ответственности за Отечество, но не за самодержавное государство. Не случайно в проекте Панина-Фонвизна отчетливо прозвучало мнение, что понятие «Отечество» не исчерпывается образом абсолютной монархии Екатерины. Вспоминая о конфликте императрицы и частного издателя, мыслителя и розенкрейцера Новикова, Н.М.Карамзин писал: «Новиков как гражданин, полезный своею деятельностию, заслуживал общественную признательность; Новиков как теософический мечтатель по крайней мере не заслуживал темницы» . Наконец, в текстах некоторых представителей дворянской элиты понятие «гражданин» сопоставлялось с понятием «человек». Следуя за взглядами Руссо «о переходе от состояния естественного к состоянию гражданскому» , Радищев полагал, что «человек родится в мир равен во всем другому», соответственно «государство, где две трети граждан лишены гражданского звания, и частию в законе мертвы» не может назваться «блаженным» - «земледельцы и доднесь между нами рабы; мы в них не познаем сограждан нам равных, забыли в них человека» .

В целом понятие «гражданин» довольно редко употреблялось в художественных произведениях и публицистике второй половины XVIII столетия, а в частной переписке и вовсе почти не встречалось. Как ни странно, наибольшей популярностью этот термин пользовался у «просвещенной императрицы». Понятие «гражданин» использовалось не спорадически, а для целенаправленной характеристики отношений личности и государства лишь в проектах Панина-Фонвизина и «Путешествии из Петербурга в Москву» Радищева. В первом случае, «гражданин» становился символом монархии, где престол окружают не фавориты, а защищенная законом государственная элита, во втором же - право на политическую дееспособность признавалось и за крепостным, имеющим «одинакое от природы сложение» . Данные идеи нельзя признать уникальными и существующими лишь в сознании упомянутых авторов - подобные мысли были весьма характерны для оппозиционно настроенного дворянства, однако далеко не всегда выражались с помощью термина «гражданин». Так М.Н.Муравьев, выражая свое отношение к личности крестьянина, использовал антитезу «простой»-»знатный»: «В тот же самый день простой крестьянин внушил в меня почтение, когда я взирал с презрением на знатного, недостойного своей породы. Я почувствовал всю силу личного достоинства . Оно одно принадлежит человеку и возвышает всякое состояние» .

Действительно, русская фронда периода правления Екатерины II не собиралась умирать за республику, конституцию и право вместе с собственными крестьянами «именоваться гражданами»: представители самоопределяющейся дворянской культуры даже к дарованной им привилегии подписываться в посланиях императрице «подданный», а не «раб», отнеслись прохладно. Самодержавие в России второй половины XVIII века будет ограничено не «гражданином», требующим гарантированных законом прав, а личностью с независимой духовной жизнью, и не в области политики, а в сфере внутреннего мира фрондирующего дворянина. Начавшееся ослабление союза образованной элиты и государства применительно к данному периоду проявится на уровне оценочных реакций и терминологических предпочтений. Преодоление непререкаемого авторитета самодержавного правления будет заключаться в поиске иных сфер реализации личности, относительно независимых от имперского аппарата, престола, светской массы. Наиболее думающая и остро чувствующая часть интеллектуалов отдалится от верховной власти и все более настойчиво будет пытаться осуществить себя на социальной периферии, удаленной от эпицентра действия официальных ценностей. Этот по-своему уникальный для европейской истории процесс, в силу неоднозначности проявлений приобретший в литературе целый репертуар наименований - возникновение общественного мнения, самоопределение интеллектуальной аристократии, эмансипация культуры, формирование интеллигенции - начнется уже в царствование Елизаветы и завершится в первой половине XIX столетия. Суть его была парадоксально сформулирована Ломоносовым и спустя несколько десятилетий воспроизведена Пушкиным. В1761 г. ученый заявил блистательному вельможе И.И.Шувалову: «Не токмо у стола знатных господ или у каких земных владетелей дураком быть не хочу; но ниже у самого господа Бога, который мне дал смысл, пока разве отнимет». В дневнике 1833-1835 гг. поэт запишет: «Но я могу быть подданным, даже рабом, - но холопом и шутом не буду и у царя небесного» .

Примечания

1. Полное собрание законов Российской империи с 1649 года. Собрание 1-ое. СПб. 1830. (далее - ПСЗ). Т.IV. 1702. №1899. С.189.
2. ПСЗ. Т.XXII. 1786. №16329. С.534.
3. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. М. 1971. Т.III. С.296.
4. См., например: Словарь русского языка XI-XVII вв. М. 1995. Вып.20. С.248; Словарь русского языка XVIII в. Л. 1988. Вып.4. С.147-148.
5. См., например: Высочайше утвержденный доклад Военной Коллегии вице-президента Потемкина об учреждении гражданского правительства в пределах Войска донского (ПСЗ. Т.XX. №14251. 14 февраля 1775. С.53.)
6. Новиков Н.И. Избранные произведения. М.-Л. 1952. С.47.
7. Сб. РИО. 1871. Т.7. С.202.
8. ПСЗ. Т.XX. №14233. 10 января 1775. С.5-11.
9. Наказ императрицы Екатерины II, данный Комиссии о сочинении проекта нового Уложения. Под ред. Н.Д.Чечулина. СПб. 1907. С.5.
10. См., например: Именной указ «Об учинении присяги на каждой чин, как военным и гражданским, так и духовным лицам» (ПСЗ. Т.VI. №3846. 10 ноября 1721. С.452); Словарь Академии Российской. СПб. 1806. Ч.IV. Ст.1234.
11. См.: Срезневский И.И. Словарь древнерусского языка. М. 1989. Т.1. Ч.1. Ст.577; Словарь древнерусского языка (XI-XIV вв.) М. 1989. Т.II. С.380-381; Словарь русского языка XI-XVII вв. М. 1977. Вып.4. С.117-118; Словарь Академии Российской. Ч.I. Ст.1234.
12. См. также: ПСЗ. Т.XX. №14490. 4 августа 1776. С.403; Т.XXXIII. №17006.
13. Русская старина. 1872. Т.6. №7. С.98.
14. Каштанов С.М. Государь и подданные на Руси в XIV-XVI вв. // Im memoriam. Сборник памяти Я.С.Лурье. СПб. 1997. С.217-218. С.228.
15. Наказ императрицы Екатерины II. С.1-2,7-9,14-15,24,27-28,102.
16. См. об этом также: Хорошкевич А.Л. Психологическая готовность россиян к реформам Петра Великого (к постановке вопроса) // Российское самодержавие и бюрократия. М., Новосибирск. 2000. С.167-168; Каштанов С.М. Государь и подданные на Руси в XIV-XVI вв. С.217-218.
17. Словарь Академии Российской. Ч.I. Ст.1235.
18. Наказ императрицы Екатерины II. С.34; О должностях человека и гражданина // Русский Архив. 1907. № 3. С.346.
19. О должностях человека и гражданина. С.347. В этом контексте показательно сравнение текста данного вольного переложения работы Пуфендорфа и оригинала философского трактата немецкого мыслителя. В частности, в главе «Обязанности граждан» Пуфендорф пишет не о полном подчинении подданных самодержавию, которому доступно исключительное знание о сущности «гражданского общества», а об обязанностях гражданина или «подданного гражданской власти» в равной степени и перед государством и его правителями, и по отношению к другим «согражданам» (Pufendorf S. De Officio Hominis Et Civis Juxta Legen Naturalem Libri Duo. NY. 1927. P.144-146).
20. См., например: ПСЗ. Т.XXIII. №17090. С.390. 8 декабря 1792.
21. См., например, Акты, учиненные с Польским Королевством вследствие тракта 18 сентября 1773 (там же. Т.XX. №14271. С.74. 15 марта 1775).
22. Новиков Н.И. Избранные сочинения. М.,Л. 1954. С.616-617.
23. См.: Лабулэ Э. Политические идеи Бенжамена Констана. М. 1905. С.70-77.
24. Местр Ж. Рассуждения о Франции. М. 1997. С.105-106.
25. Руссо Ж.-Ж. Трактаты. М. 1969. С.161-162.
26. См. об этом подробнее: Bürger, Staatsbürger, Bürgertum // Geschichtliche Grundbegriffe. Historisches Lexikon zur politisch-sozialen Sprache in Deutschland. Stuttgart. 1972. Bd.I. S.672-725; Bürger, Bürgertum // Lexikon der Aufklärung. Deutschland und Europa. München. 1995. S.70-72.
27. В «Генеральном плане Московского Воспитательного дома» признавалось существование только двух социальных групп в российском обществе - «дворян» и «крепостных», и ставилась задача воспитания людей «третьего чина», которые, «достигши искусства к различным до коммерции касающимся заведениям, вступят в сообщество с нынешними купцами, художниками, торговщиками и фабрикантами». Характерно, что наименование этого нового «третьего сословия» никак не связывается с понятиями «горожанин» и «буржуа» (ПСЗ. Т.XVIII. №12957. С.290-325. 11 августа 1767).
28. См.: Наказ императрицы Екатерины II. С.103-105; ПСЗ. Т.XVI. №11908. С.346,348,350; 1 сентября 1763; №12103. С.670. 22 марта 1764; Т.XVIII. №12957. С.290-325. 11 августа 1767.
29. ПСЗ. Т.XVIII. №12957. С.316. 11 августа 1767.
30. См. об этом, например: Хорошкевич А.Л. Психологическая готовность россиян к реформам Петра Великого. С.175.
31. ПСЗ. Т.XI. №8474. С.538-541. 25 ноября 1741; №8577. С.624-625. 2 июля 1742; №8655. С.708-709. 1 ноября 1742; Т.XV. №10855. С.236-237. 2 мая 1758; №11166. С.582-584. 13 декабря 1760; №11204. С.649-650 и др.
32. См., например: письмо Г.А. Полетико жене. 1777 г., сентябрь // Киевская старина. 1893. Т.41. №5. С.211. См. также, например: письмо Е.Р. Дашковой Р.И.Воронцову. 1782 г., декабрь // Архив князя Воронцова. М. 1880. Кн.24. С.141.
33. Письмо Г.А. Полетико жене. 1777 г., сентябрь. // Киевская старина. 1893. Т.41. №5. С.211.
34. См., например: письмо А.С.Шишкова. 1776 г., август // Русская старина. 1897. Т.90. Май. С.410; письмо В.В.Капниста жене. 1788 г., февраль // Капнист В.В. Собр.соч. М.;Л. 1960. Т.2. С.314.
35. См. об этом: Милов Л.В. Общее и особенное русского феодализма. (Постановка проблемы) // История СССР. 1989. №2. С.42,50,62; он же: Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса. С.425-429,430-433,549-550,563-564 и др.
36. Собственноручные заметки Великой княгини Екатерины Алексеевны. С.84, см. также: Записки императрицы Екатерины Второй. С.626-627.
37. Письмо И.И.Бецкого в Опекунский совет. 1784 г., октябрь // Русская старина. 1873. №11. С.714).
38. См.: ПСЗ. Т.XVIII. №12957. С.290-325. 11 августа 1767; письмо И.И.Бецкого в Опекунский совет. 1784 г., октябрь // Русская старина. 1873. №11. С.714-715.
39. Цит. по: Соловьев С.М. История России с древнейших времен. М. 1965. Кн.XIV. Т.27-28. С.102.
40. Многие литературоведы полагали, что статья принадлежит перу А.Н.Радищева. Однако, на мой взгляд, автором статьи следует считать близкого к масонским кругам современника писателя. (См. об этом: Западов В.А. Был ли Радищев автором «Беседы о том, что есть сын Отечества»? // XVIII век: Сборник статей. СПб. 1993. С.131-155).
41. Руссо Ж.-Ж. Трактаты. С.161-162.
42. См.: Радищев А.Н. Путешествие из Петербурга в Москву // Он же. Полн. Собр. соч. М.-Л. 1938. Т.1. С.215-223.
43. Наказ императрицы Екатерины II. С.74.
44. См.: Радищев А.Н. Путешествие из Петербурга в Москву. С.218-219.
45. Наказ императрицы Екатерины II. С.75.
46. Письмо Д.И.Фонвизина П.И.Панину. 1778 г., март // Фонвизин Д.И. Собр.соч. в двух томах. М.,Л. 1959. Т.2. С.465-466.
47. ПСЗ. 1765. Т.XVII. №12316. С.12-13.
48. Письма с приложениями графов Никиты и Петра Ивановичей Паниных блаженной памяти к Государю Императору Павлу Петровичу // Император Павел I. Жизнь и царствование (Сост. Е.С.Шумигорский). СПб. 1907. С.4; см. также: Бумаги графов Н. и П. Паниных (записки, проекты, письма к вел.кн. Павлу Петровичу)1784-1786 гг. // РГАДА. Ф.1. Оп.1. Ед.хр.17. Л.6об.,13,14.
49. Записка князя Безбородко о потребностях империи Российской // Русский архив. 1877. Кн.I. №3. С.297-300.
50. Н.М.Карамзин. Записка о Н.И.Новикове // Он же. Избранные сочинения в двух томах. М.,Л. 1964. Т.2. С.232.
51. Руссо Ж.-Ж. Трактаты. С.164.
52. Радищев А.Н. Путешествие из Петербурга в Москву. С.227,248,279,293,313-315,323 др.
53. Радищев А.Н. Путешествие из Петербурга в Москву. С.314.
54. Муравьев М.Н. Обитатель предместья // Он же. Полн. собр. соч. СПб. 1819. Т.1. С.101.
55. Цит. по: Пушкин А.С. Дневники, записки. СПб. 1995. С.40,238.

Присоединив Польшу, Российская империя стала страной с самой высокой численностью еврейского населения: к концу XIX века тут проживало более половины (56%) всех иудеев мира. На протяжении предыдущего столетия евреи хаотично населяли европейские страны, причем правительства старались не вмешиваться в их внутреннюю жизнь. Потому такие еврейские общины становились своеобразными миниатюрными государствами, которые порой немало страдали от притеснений и социальных несправедливостей.

В обществе сложилось мнение, что евреи лишились лояльности к государству

Движение за национальную идентичность и равноправие сформировал в Пруссии в середине XVIII века философ Моисей Мендельсон, выдвинувший идеологию «все права как гражданам, никаких особых прав как евреям». Этот лозунг подхватили немецкие просветители, в том числе драматург и теоретик Лессинг, — так зародилось движение за права еврейства, Хаскала, влияние которого впоследствии привело к значительному расширению гражданских свобод европейских иудеев.

Значительно расширив территорию своей империи, Александр I вынужден был столкнуться и с решением еврейского вопроса, однако, до конкретных действий дело не дошло, погрязнув в конфликтах как внутри самой еврейской общины, так и связанных с сопротивлением чиновничества и высших сановников. Следующий император, Николай I, был настроен более решительно и даже предлагал проект переселения всех евреев в Сибирь, который, впрочем, получил резкую отповедь двух виднейших министров 1830−40-х годов, Павла Дмитриевича Киселева (автора реформы государственной деревни) и Сергея Семеновича Уварова (создателя «теории официальной народности»). С другой стороны, все-таки опасаясь возможных репрессий, часть евреев воспользовалась лазейкой в российском законодательстве о том, что национальная принадлежность устанавливалась в соответствии с вероисповеданием, а значит, приняв христианство, еврей освобождался от всех правовых и гражданских ограничений и становился дееспособным подданным империи. Так появились «выкресты» — евреи, отказавшиеся от веры предков, перейдя в православие или лютеранство.

Царь-реформатор Александр II склонялся к идее либерализации юридических норм по отношению к еврейскому населению. Так, в 1859 году была ликвидирована черта оседлости (граница, дальше которой евреям запрещено было селиться) для наиболее зажиточных представителей — купцов 1-ой гильдии и иностранцев.

Проживание евреев разрешалось в специальных городах и местечках

В 1861 году евреи получают право устраиваться на государственные должности, а богатейший город Киев становится центром еврейской торговли. Решение еврейского вопроса осуществляется поступательно: в 1865 году все ремесленники-евреи и их семьи могут переселяться за черту оседлости, а в 1867 году такие привилегии получают и все, отслужившие в армии. Однако, император так и не решился на самую ожидаемую меру — полную отмену черты оседлости.

После восшествия на престол новый император Александр III существенно ограничивает все привилегии, дарованные предыдущим правителем. Обязательным условием стало проживание в рамках черты оседлости без права владения землей, в изолированных поселениях — штетлах или местечках. Вводилась жесткая квота на обучение в высших учебных заведениях и гимназиях империи — 10% в пределах черты оседлости, 5% - на всей остальной территории страны, за исключением Санкт-Петербурга и Москвы, где квота устанавливалась в мизерные 3%. На фоне принятого в том же году печально известного циркуляра «о кухаркиных детях» (ограничивающего возможность получения образования для «неблагородных» слоев населения и детей разночинцев), консервативные настроения в русском обществе усиливались, порождая массу актов сопротивления и бурного недовольства в среде интеллигенции.

Рост налогов и преследования привели к обнищанию еврейского населения

Лишившись возможности получения высшего образования на родине, дети многих зажиточных евреев уезжали в европейские университеты, возвращаясь потом в Россию в статусе широко образованных специалистов, решительно настроенных на достижение равноправия и гражданских свобод для своих соотечественников. Возможно, это обстоятельство может частично объяснить, почему многие талантливые еврейские юноши сильно радикализировались и стали принимать активное участие в деятельности разнообразных революционных групп и кружков. В ответ на это правительство принимает еще ряд ограничений для еврейского населения: прекращается выдача лицензий на занятие адвокатской практикой, евреям запрещается участвовать в земских выборах. Безусловно, все обязанности по отношению к государству (сбор податей и налогов) сохранялись в полной мере. Ряд наиболее либеральных сановников во главе с членом Государственного совета графом Константином Ивановичем Паленом представляют императору в 1888 году доклад, в котором настойчиво рекомендуют наделить 5 миллионов евреев всей полнотой гражданских прав во избежание радикализации их настроения. Однако, Александр III не внял советам своих приближенных и проигнорировал изложенные в докладе рекомендации.

На этом реакционном и негативном фоне в среде еврейства начинают формироваться общественно-политические организации, в частности, «Всеобщий еврейский рабочий союз» (Бунд), насчитывающий в своих членах многих евреев-ремесленников западных губерний империи. Идеологической основой зарождающегося национального движения стал распространившийся из Австро-Венгрии «сионизм», проповедующий идеи создания на территории Палестины независимого еврейского государства, причем многие еврейские интеллектуалы склонялись к социалистической базе построения будущего Израиля. После создания в 1899 году организации по защите прав еврейских рабочих «Поалей-Цион» («Трудящиеся Сиона»), она вступила в открытую конфронтацию с более консервативным «Бундом», тем самым вызвав раскол в еврейском движении. Это противостояние закончилось поражением радикальных идей о построении социалистического общества в пользу борьбы за безопасность еврейского населения и права исповедовать свою религию.

Важным этапом, значительно усилившим революционные настроения в рядах русского еврейства, стала серия еврейских погромов (наиболее трагичный из них — в Кишиневе в 1903 году), вызвавшая широчайший общественный резонанс. Дальнейших путей в окончательном решении еврейского вопроса виделось два: либо использование самых жестоких методов для отвоевания своих прав, в том числе и террористических, либо активное участие в деятельности появившегося сословно-представительного органа — в Государственной Думе.

Лидером еврейских интеллигентов в либеральных слоях политической элиты был Максим (Мордехай) Моисеевич Винавер — талантливый адвокат и публичный оратор. Став членом I Государственной Думы от партии кадетов, он стал выступать за повсеместное просвещение евреев, собирая под эгидой «Еврейского историко-этнографического общества» разнообразные материалы о традициях и быте русского еврейства. Между прочим, именно благодаря пожертвованиям Винавера, молодой гений Марк Шагал получил стипендию на обучение в Париже, что стало толчком в его карьере живописца. До 1919 года Винавер участвовал в деятельности белого движения, работая на посту министра иностранных дел Крымского правительства. Однако, разочаровавшись, эмигрировал в Париж, где издавал популярную газету «Последние новости», старавшуюся опровергнуть бытовавшее тогда мнение о массовой поддержке евреями большевистского правительства. Позднее юрист и активный деятель еврейского движения начала XX века Генрих Слиозберг напишет: «Я с детства привык сознавать себя прежде всего евреем, но уже с самого начала моей сознательной жизни я чувствовал себя и сыном России… Быть хорошим евреем не значит быть хорошим русским гражданином».

В 1756-1762 годах Центральная и Северная Европа стала очередным полем боя. Пруссия решила расширить свои границы, и ее претензии в том числе распространялись на русские земли. В итоге в войну, получившую название Семилетней, включились Саксония, Австрия, Швеция, Англия, Франция, Россия и, естественно, Пруссия во главе с Фридрихом II Непобедимым.

Несмотря на то что русские добились больших успехов на территории Пруссии, одержали ряд побед, заняли Берлин и Кёнигсберг, воспользоваться победами нам не пришлось. Война начиналась при Елизавете Петровне, а закончилась при Петре III, который был ярым поклонником Фридриха II. Весной 1762 года новый российский император заключил мир между Россией и Пруссией и добровольно возвратил всю территорию Пруссии, которую занимали русские войска. Тем не менее Фридрих так до конца жизни больше в Кёнигсберг не ездил - видно, здорово обиделся, что город сдался русским войскам.

В период с января 1758-го по июль 1762 года Восточная Пруссия и город Кёнигсберг вошли в состав Российской империи. И, естественно, все сословия Восточной Пруссии присягнули на верность российской короне, и было это в январе 1758 года. Присягнул на верность и философ Иммануил Кант, который жил и работал в то время в Кёнигсбергском университете.

Кант был самым знаменитым гражданином этого города за всю его историю. Ни превзойти, ни повторить этой славы не смогли ни правители, ни участники войн в этих землях, ни торговцы этого ганзейского города, находившегося на пересечении важных торговых путей.

Потом город опять стал прусским, но историки не нашли свидетельств того, что Иммануил Кант отказался от российского подданства. И сегодня могила философа находится на территории России: в 1945 году по итогам окончания Второй мировой войны эта земля Восточной Пруссии перешла к Советскому Союзу. Кёнигсберг переименовали в Калининград. В центре города и покоится известный всему миру философ.

До XVII века российское право не давало четкого определения, кто российский подданный, а кто – иностранец.

Простые люди и вовсе за своих считали любого православного, а стать российским подданным мог любой желающий, стоило только принять православную веру. Российская история знает немало примеров, когда иностранцы верой и правдой служили нашему Отечеству.

Франц Лефорт

Первый интеллигент России, которого ненавидели многие русские, Лефорт смог стать не только незаменимым помощником Петру Великому, но и лучшим другом, при расставании с которым царь плакал. Именно Лефорт уговорил Петра отправиться за границу, подбил на Азовский поход, его стараниями иностранцы получили безвизовый въезд и выезд из России.

Да и заложить новую столицу на Неве предложил Петру тоже Лефорт. Несмотря на ненависть, которую он чувствовал со стороны русских, обвинявших его в страшном грехе – насильственном брадобритии и курении табака, Лефорт любил страну, в которой жил, не меньше, чем ее людей.

Можно сказать, что именно он спас царевну Софью от казни, уговорив царя сослать ее в Новодевичий монастырь. Стараниями этого старого плута от казни были спасены и некоторые стрельцы-заговорщики – их всего лишь сослали в Сибирь. А уж какие пирушки Лефорт умел устраивать – никаким современным агентствам по организации праздников и не снилось!

Витус Беринг

К датчанину по происхождению Витусу Ионассену русские обращались не иначе как «Иван Иваныч». После окончания в 1703 году Амстердамского морского кадетского корпуса он начал службу в российском Балтийском флоте в чине лейтенанта. В историю вошел как руководитель двух Камчатских экспедиций.

Большинству имя Беринга знакомо по названию одноименного пролива – Берингова, который расположен между Аляской и Чукоткой. Кроме этого его именем названы остров и море в Тихом океане, а Северо-Восточную Сибирь, Аляску и Чукотку сегодня называют просто Берингия.

Кстати, настоящий облик Беринга был восстановлен только в 1992 году, в это время было также доказано, что тучный мужчина, портрет которого обычно размещается на стенах в кабинетах географии, вовсе не Иван Иванович, а его дядя, поэт Витус Педерсен Беринг.

Иммануил Кант

Как известно, большую часть своей жизни Кант прожил в Кенигсберге, городе, который был захвачен русскими в ходе Семилетней войны. В числе прочих философ присягнул на верность императрице Елизавете Петровне. Его служение России проявилось в чтении лекций по пиротехнике и фортификации для офицерского состава армии. Из-за сильной загруженности Кант не смог в это время написать ни одного труда.

Чуть позже у Канта появляется шанс получить место в Кенигсбергской академии – назначение, которое избавило бы его от материальной зависимости. Правда, на место претендует еще пять человек. Тогда Кант пишет послание императрице Елизавете с просьбой определить его на должность профессора метафизики и логики. Однако царица остается равнодушна в просьбам своего подданного, и место достается математику Букку.

Фаддей Беллинсгаузен

Знаменитый русский мореплаватель и первооткрыватель Антарктиды по имени Фабиан Готтлиб Таддеус фон Беллинсгаузен родился в семье остзейских немецких дворян. В 10 лет он был зачислен в Морской кадетский корпус в Кронштадте, а уже через 6 лет был произведен в гардемарины. Участвовал в первом кругосветном плавании русских под руководством Крузенштерна.

Его самостоятельная экспедиция признана одной из самых сложных и важных за всю историю. Интересно, что именно тогда Беллинсгаузен опроверг заблуждение Кука, который утверждал, что далее южнополярных морей движение невозможно. Беллинсгаузен не только продолжил движение на двух парусных судах небольших размеров, совершенно не приспособленных для передвижения во льдах, но и сделал во время экспедиции множество открытий.

Иван Крузенштерн

Потомок обрусевшего немецкого дворянского рода Адам Иоганн фон Крузенштерн известен в первую очередь как руководитель первой русской кругосветной экспедиции. Возможно, на пути к таким выдающимся достижениям Крузенштерну помогали его ежедневные упражнения с двухпудовыми гирями, которые он брал с собой в любую экспедицию.

По воспоминаниям современников, он был чрезвычайно хорошо сложен, а силой не уступал самым матерым матросам. Другой «слабостью» Крузенштерна была любовь к животным – в экспедициях его всегда сопровождал любимый спаниель.