Н а некрасов о женах декабристов. Николай Некрасов — Русские женщины: Стих

Описание презентации Слово о декабристах. Поэма Н. А. Некрасова по слайдам

Слово о декабристах. Поэма Н. А. Некрасова «Дедушка» Электронный ресурс подготовлен учителем Судаковой С. Р. (6 класс) МОУ СОШ № 5 г. Светлого Калининградской области

«Кто это? – спрашивал Саша, — Кто? . . » — «Это дедушка твой» . Из поэмы «Дедушка» .

План урока: Проверка домашнего задания в форме теста. Индивидуальное задание: «Определение слова «поэма» . Работа с текстом поэмы «Дедушка» по вопросам. Вопросы по презентации. Кто такой С. Г. Волконский? Работа по группам. Составление таблицы. Индивидуальное задание: «Сергей Волконский на каторге» . Вопросы. Подведение итогов.

1). Поэма — это один из видов лиро-эпического жанра. Основными чертами её является наличие развёрнутого сюжета и вместе с тем широкое развитие образа лирического героя, активно включающегося помимо сюжета, в характеристики персонажей, оценивающего их, как бы принимающего участие в их судьбе.

2). Сведения о главных героях поэмы. Саша – показан в семье с мамой и папой в процессе взросления, примерно, от 3 -х до 10 лет. (Всё интересуется, чей это портрет на стене). Дедушка – сведения из 1 -3 части. а) в кабинете у отца висит его портрет; б) о нём никто ничего не рассказывает; в) все плачут, когда о нём заходит речь; г) в ожидании приезда деда, наступает большая уборка, у всех счастливые лица; д) когда приезжает дед, на груди у него большой крест (исследователи считают, что этот крест переплавлен из его кандалов); В ж) нога у него стёрта (может, от кандалов?); з) рука ранена (наверное, от выстрела); к) автор называет его «таинственный дед» .

3). Просмотр отрывка из фильма: «Ю. Лотман. Декабристы» . Кто такой Ю. М. Лотман? Вопросы: 1) Назовите примерные годы жизни декабристов? 2) Что вы узнали о тюрьме? 3) Что представляли собой эти люди? 4) Зачем нам знать об этих людях? 5) Что поразило Л. Н. Толстого в этом поколении? 6) Кто такие декабристы? 4). Просмотр презентации «Восстание декабристов» .

Вопросы по презентации «Восстание декабристов» . 1. Кто такие декабристы? 2. Против кого и за что они боролись? 3. Как происходили события восстания? 4. Чем оно закончилось? 5. Какое решение вынес суд в отношении людей, принявших участие в выступлении на Сенатской площади? 6. Каково значение этого восстания?

В связи с чем возникает имя С. Г. Волконского? Чем интересен этот человек? «Есть основания предполагать, что Волконский отчасти послужил прототипом героя поэмы «Дедушка» — считал К. И. Чуковский. Кто такой К. И. Чуковский? Справка: ЧУКОВСКИЙ Корней Иванович (наст. имя и фам. Николай Васильевич Корнейчуков) (1882 -1969), русский писатель, литературовед, доктор филологических наук. Произведения для детей в стихах и прозе («Мойдодыр» , «Тараканище» , «Айболит» и др.) построены в виде комической остросюжетной «игры» с назидательной целью. Книги: «Мастерство Некрасова » (1952; Ленинская премия, 1962), о А. П. Чехове, У. Уитмене, искусстве перевода, русском языке, о детской психологии и речи («От двух до пяти» , 1928, 21 -е издание, 1970). Критика, переводы, художественные мемуары. Дневники. Кто такой С. Г. Волконский? К. И. Чуковский

Волконский Сергей Григорьевич. Князь. Получил домашнее образование (до 14 лет). Был записан в службу сержантом в 1796 г. (8 лет). В своё время участвовал во всех военных кампаниях, был ранен, имел награды. Дослужился до бригадного командира 1 бригады 19 пехотной дивизии. 1819 г. Член «Союза Благоденствия» и «Южного общества» . Арестован 5. 01. 1826, заключён в Петропавловскую крепость. Осуждён по 1 разряду, 1. 07. 1826 приговорён к каторжным работам на 20 лет. Отправлен закованным в Сибирь – 23. 07. 1826. Приметы: рост 2 аршина ¼ вершков «лицом чист, глаза серые, лицо и нос продолговатые, волосы на голове и бровях тёмно-русые, на бороде светлые, имеет усы, на правой ноге в берце имеет рану от пули, зубы носит накладные, при одном натуральном переднем верхнем зубе). Несколько раз срок сокращался. По амнистии 26. 08. 1856 г. Ему и его детям возвращено дворянство и разрешено возвратиться в Европейскую Россию. С весны 1856 г. Жил в с. Воронки Козелецкого уезда Черниговской губернии, где и умер, похоронен вместе с женой. Жена с 1825 г. В Киеве – Мария Николаевна Раевская. Поехала за мужем в Сибирь в 1826 г.

Анализ произведения «Дедушка» . Вопросы: 1. Звучит ли рассказ о декабристах, об их восстании в поэме? 2. Как развиваются события после приезда деда? 3. Составление таблицы по группам с целью понять, кто такие декабристы на примере героя из поэмы Н. А. Некрасова. 4. Вопрос: «Через какие события, как раскрывается характер дедушки? » 5. Работа по группам. Задание: «Заполните таблицу» . 1 группа – 5 -8 ч. , 2 группа – 9 -12 ч. , 3 группа – 13 -17 ч. , 4 группа – 18 -22 ч. Часть События Характеристика героя

Часть Событие (1 группа) Характеристика героя 5 «С дедушкой Саша сдружился, Вечно гуляют вдвоём, Ходят лугами, лесами, Рвут васильки среди нив» . Дед любит природу, приобщает мальчика. Описание деда: «Дедушка древен годами, Но ещё бодр и красив, Зубы у дедушки целы, Поступь, осанка тверда, Кудри пушисты и белы, Как серебро голова, Строен, высокого роста, . . Похож на богатыря. Речь «апостольски проста» Говорит как проповедник – спокойно, понятно и уверенно. Много знает. 6 Побывали на Волге – дед называет её «русской великой рекой» , видят бурлаков, он целует землю, плачет. Жалеет эту землю, людей.

7 «Рад я, что вижу картину Милую с детства глазам. Глянь-ка на эту равнину – И полюби её сам!» Дороже Родины для него ничего нет. Рассуждает о крестьянском хозяйстве, что только тогда «Будет и в песне отрада, / Вместо унынья и мук» , когда будет большое хозяйство. Приучает внука к мысли о счастье крестьян. 8 «Дедушка хвалит природу, Гладит крестьянских ребят» . «Первое дело у деда Потолковать с мужиком: «Скоро вам будет нетрудно, Будете вольный народ!» Дедушка верит в скорые перемены (либеральные реформы 60 -х г.) в отношении народа.

9 -11 2 группа Описание жизни крестьян в деревне Тарбагатай. а) русских мужиков согнали в страшную глушь на неплодородные земли, дали волю и землю. б) приехали через год комиссары – уже выстроена деревня, мельница. в) ещё через год приехали – крестьяне с бесплодной земли собирают урожай и т. д. Так за 50 лет «вырос огромный посад» . Нацеливает Сашу, что свободный трудолюбивый человек нигде не пропадёт. Говорит, что «Воля и труд человека/ Дивные дивы творят» . И если в семье устроен быт, здоровы дети – значит, это счастливая семья. И крестьяне могут быть счастливы, могут жить богато. Село Тарбагатай в Забайкалье

А в каком случае, по-вашему, семья будет счастлива? Какие условия необходимы для счастья семьи? 12 Встреча с пахарем. Какой образ он напоминает их пройденных произведений Н. А. Некрасова? (В «Железной дороге» образ белоруса и описание Якима Нагого в поэме «Кому на Руси жить хорошо»). С какой целью автор вводит этот образ? Дедушка берёт плуг у пахаря и начинает сам пахать. Образ этого измождённого человека противопоставляется сытой вольготной жизни в Тарбагатае. Ещё очень многое придётся сделать, чтобы добиться такой жизни для крестьян. Человек не должен гнушаться никакой работы. Труд украшает человека.

13 Зрелище бедствий народных Невыносимо, мой друг; Счастье умов благородных Видеть довольство вокруг. Дед говорит о том, что сейчас живётся полегче народу. Вспоминает крестьянскую свадьбу, где молодые «забыли спросить разрешения» у барина. Он разлучил молодожёнов и всех наказал. Дед говорит, что нет души у помещиков. Жалеет крестьян, обвиняет сильных мира сего в самодурстве. 14 «И не одни господа сок из народа давили» — ещё и священнослужители, чиновники, которые разграбили страну. Ответственные за людские бедствия, за грабёж страны – административный аппарат России. Многое изменилось с тех пор? Кучка людей имеет в своих руках миллионы, миллиарды, остальные прозябают в нищете. 3 группа

15 Говорит о «покорности тупой» , забитости народа, о «тёмных и грубых» умах, говорит, что народ в роли рабов. Что если грянет беда, война, то такой народ не встанет на защиту страны. Говорит, что «дружная сила нужна» . Нужно объединиться «низам» и «верхам» . 16 -17 Разговор с солдатом. «Нынче вам служба не бремя – Кротко начальство теперь… Ну, а как в наше-то время! Что не начальник, то зверь! Рассказывает о том, какая муштра была в армии, рукоприкладство, нецензурщина в обращении к младшему по званию. Учит внука, что нужно дорожить честью, призывает к отмщению за свои обиды. А что сейчас изменилось в армии? В большинстве своём нет таких начальников, есть дедовщина.

18 -19 Чем занимался дед, живя со своими детьми? Копал грядки, что-то переплетал, шил и латал, пел песни о Трубецкой и Волконской, о декабристах. Любил трудиться, без дела не сидел. Вспоминал былое. 20 Катаясь на челноке, единственный раз позволил себе заговорить с Сашей о жизни на каторге: От слов «Глухо, безлюдно, пустынно» до слов «Медленно-медленно таешь» Вспоминает о той страшной жизни. Нет геройства. Обыкновенный человек. 21 Внук в очередной раз просит рассказать, где он был. Дед говорит, что надо выучиться, знать географию, историю. Вызывает у Саши стремление учиться. 22 Мальчику 10 лет. Он учится. «Лучше большого расскажет Многое в русском быту. Глупых и злых ненавидит, Бедным желает добра» . Уроки деда не прошли даром. Дед воспитал внука в своём духе. Подрастает смена. 4 группа

На протяжении всей поэмы Саша задаёт вопросы и папе, и маме, а потом уже дедушке. Так или иначе они связаны с декабристами, с восстанием. Интересуется он и о том, как дед жил в Сибири. Легко ли жилось людям в Сибири? Кого там можно было встретить? Что мы узнаём об этом из поэмы? В какой части произведения об этом говорится? – найдите и прочитайте. (20 часть) 1. Индивидуальное задание: «Воспоминание сына о С. Г. Волконском на каторге» . Вопросы: 1. Какие выводы о жизни декабристов на каторге можно сделать после просмотренных слайдов? 2. Что можно найти общего в изображении дедушки Некрасовым и реальным человеком С. Г. Волконским? 3. Чем они различаются? 4. О какой эпохе идёт речь? (В общем). 5. Чего ждут революционно настроенные жители России? 6. Какие художественные средства выражения использовал автор в раскрытии характера дедушки?

Вывод в виде мини-сочинения: «Каким человеком я представляю себе дедушку» . Какие изображения С. Г. Волконского наиболее подходят к описываемым событиям поэмы? Как вы думаете, в каком порядке нужно расположить портреты?

Заключение. Следующим этапом в разработке декабристской темы явилось обращении Некрасова к подвигу жён декабристов, отправившихся вслед за своими мужьями на каторгу в Сибирь. В поэмах» Княгиня Трубецкая» (1871), «Княжна Волконская» (1872), Некрасов открывает те же качества национального характера, какие он нашёл в женщинах-крестьянках в поэмах «Коробейники» и «Мороз, Красный нос» . Произведения Некрасова стали фактами не только литературной, но и общественной жизни. Они вдохновляли революционную молодёжь на борьбу за народную свободу. Почётный академик и поэт, известный революционер народник Н. А. Морозов утверждал, что «повальное движение учащейся молодёжи в народ возникло не под влиянием западного социализма, а что главным рычагом его была народническая поэзия Некрасова, которой все зачитывались в переходном юношеском возрасте, дающем наиболее сильные впечатления» .

Домашнее задание: 1. Подготовить презентацию по жизни и творчеству Н. С. Лескова. 2. Прочитать сказ «Левша» . 3. Нарисовать иллюстрации к произведению (по желанию). 4. Подготовить презентацию или сообщение о выдающихся личностях среди крепостных крестьян. 5. Вопрос: «Чем обычно заканчивалась их судьба? » .

Список использованной литературы: Учебник по литературе для 7 класса в 2 -х ч. (1 ч.) / Коровина В. Я. , Полухина В. П. – М. : Просвещение, 2007. – 317 с. Библиографический словарь. Русские писатели в 2 -х ч. (2 ч.) / Николаева П. А. – М. : Просвещение, 1990. – 445 с. История России, 19 век: Учеб. для 8 кл. / Данилов А. А. , Косулина Л. Г. — 4 -е изд. -М. : Просвещение, 2003. — 254 с. Краткий словарь литературоведческих терминов: Кн. для учащихся / Тимофеев Л. И. , Тураев В. С. – М. : Просвещение, 1985. – 208 с. Учебно-тренировочные тесты и другие задания по русскому языку для 9 класса. / Угроватова Т. Ю. – Калининград: Янтарный сказ, 2008. – 337 с. Н. А. Некрасов. Стихотворения и поэмы. / Лазаренко Г. П. – М. : АСТ, 1997. – 687 с.

Электронный ресурсы: Большая энциклопедия Кирилла и Мефодия. DVD-ROM. – М. : ООО Кирилл и Мефодий. , 2007. CD Русский сезон. Популярная классика на mp 3. Мультимедийная энциклопедия. Николай Алексеевич Некрасов. CD-ROM. Ярославль: ЯРГУ, 2004. http: // www. dekabristy. ru http: // www. transsib. ru http: // www. stepanov 01. narod. ru http: // www. az. lib. ru http: // www. decemb/hobbi. ru http: // filmiki. arglover. net/filmiki/ http: //sputnik. master-telecom. ru Беседы о русской культуре. Декабристы / Лотман Ю. – Док. фильм – AVI http: //www. svetly 5 school. narod. ru

Урок-посвящение жёнам декабристов «Подвиг любви бескорыстной»

Н.А. Некрасов «Русские женщины»

Цели урока:

Учить детей чувствовать и понимать художественное слово.

На примере образов жён декабристов воспитывать в них лучшие нравственные качества: душевную щедрость, умение пострадать за ближнего, учить состраданию, бескорыстию, способности любить и прощать.

Эпиграф:

Пленительные образы! Едва ли

Вы что-нибудь подобное видали

Их имена забыться не должны!

Н.А. Некрасов

Оборудование: портреты жён декабристов, А.С. Пушкина, Н.А. Некрасова; свечи, колокольчик, иллюстрации «Петропавловская крепость», «Декабристы», «А.С. Пушкин читает М.Н. Волконской «Послание в Сибирь».

Музыка: К. Фролов «Посвящение жёнам декабристов», «Не Обещайте Деве Юной» В. Качан, вальс из к/ф «Мой ласковый и нежный зверь», фортепианная пьеса Бетховена «К Элизе», «Разрешите последовать в Сибирь…» (сцена из кинофильма «Звезда пленительного счастья»), видеоролик «Посвящение жёнам декабристов»

Ход урока:

Вступительное слово учителя

Изучив тему Н.А. Некрасова «Русские женщины», мы узнали о времени, людях, событиях, рассказывающих о славных страницах отечественной истории. Женщины русской истории …Кто они? Какие женские лица проступают из тумана веков? Женщины были носительницами и хранительницами в обществе нравственных начал, и поэтому судьбы поколений во многом зависели от них. Очень богат разнообразными и сильными женскими характерами XIX век. Наш урок – урок- посвящение жёнам декабристов.

а) сообщение темы, цели, эпиграфы урока.

Посвящен он теме подвига русских женщин, русских по духу и сердцу. «Подвиг любви бескорыстной». Эпиграфом урока служат слова Н.А.Некрасова (зачитываются слова с доски). На уроках мы должны понять и прочувствовать то, что заставило женщин, имеющих состояния, положение в обществе, оставить все и отправиться за своими ссыльными мужьями декабристами в Сибирь. (1 слайд)

14 декабря 1825 года… Сумрачное зимнее петербургское утро. На Сенатской площади построен московский полк, моряки гвардейского экипажа, 6 рот гренадерского полка. Князь Трубецкой – руководитель восстания – не явился, почувствовав бессмысленность восстания и его плачевный исход. В рядах восставших царили растерянность и замешательство.

Николай I жестоко расправился с восставшими: на подавление восстания была выслана конная гвардия, открыт огонь из пушек. Восставшие понесли значительные потери.

Уже с вечера 14 декабря, когда с площадей и улиц Петербурга еще не успели убрать трупы убитых и соскоблить кровь, ознаменовавшую начало нового царствования, когда по всей столице еще продолжалась облава на разбитые части восставших войск, к Зимнему дворцу со всех сторон города в санях, каретах и пешком доставлялись под конвоем участники заговора, бывшие и не бывшие в этот день на площади у памятника Петру. (2 слайд)

беседа по вопросам.

1.14 декабря 1825 год. Петербург. Сенатская площадь. Зимний морозный день.

Какое историческое событие произошло в этот день? (восстание декабристов).

2.Почему дворян, участвовавших в восстании, стали называть декабристами?

- (событие произошло в декабре)

3.А что означает это слово – декабристы?

-(Декабристы – первые русские революционеры).

4.Какую цель преследовали декабристы? Почему с оружием в руках они вышли на Сенатскую площадь?

-(освободить крестьян, уничтожить самодержавный строй, преобразовать армию).

5.Как закончилось восстание?

-(Восстание декабристов было разгромлено царизмом, декабристы арестованы).

Пятеро казнены – К.Рылеев, П.Пестель, С.Муравьев-Апостол, М.Бестужев-Рюмин, П.Каховский. (3 слайд)

в) слово учителя

120 человек приговорены к различным мерам наказания и сосланы в Сибирь. В их числе три генерала (Волконский, Фонвизин, Юшневский) , 8 полковников (из них С.Трубецкой, Н.Муравьев), 4 подполковника.

И все они, кроме званий, титулов, положения в свете, имели состояния (одни большие, даже огромные, другие – незначительные). Уже на следующий день казематы Петропавловской крепости были полны арестованными. (4 слайд)

15 декабря 1825 года в Петропавловскую крепость доставили участников первого вооруженного восстания против царизма. их держали в «Секретном доме» Алексеевского равелина, казематах бастионов и куртин.

Следствие продолжалось полгода. 12 июля 1826 года последовал приговор: пятеро были приговорены к смертной казни через повешение, свыше 100 декабристов – к пожизненной ссылке на каторжные работы в Сибирь.

Казнь происходила в крепости на плацу Кронверка в ночь на 13 июля 1826 года.

(5 слайд)

1.Чтение стихотворения «Тринадцатое июля»

Зловещая серость рассвета…

С героев Бородина

Срывают и жгут эполеты,

Бросают в огонь ордена!

И смотрит Волконский устало

На знамя родного полка.

Он стал в двадцать пять генералом,

Он все потерял к сорока…

Бессильная ярость рассвета.

С героев Бородина

Срывают и жгут эполеты,

Швыряют в костер ордена!

И даже воинственный пристав

Отводит от виселиц взгляд.

В России казнят декабристов,

Свободу и Совесть казнят!

Ах, царь милосердие дарит:

Меняет на каторгу смерть…

Восславьте же все государя

И будьте разумнее впредь!

Но тем, Пятерым, нет пощады,

На фоне зари – эшафот…

«Ну что же, жалеть нас не надо,

Знал каждый, на что он идет».

Палач проверяет петли,

Стучит барабан, и вот

Уходит в бессмертие Пестель,

Каховского час настает…

Рассвет петербургский тлеет,

Гроза громыхает вдали…

О, боже! Сорвался Рылеев –

Надежней петли не нашли!

О, боже! Собрав все силы,

Насмешливо он хрипит:

«Повесить – и то в России

Не могут как следует! Стыд!»

…Предутренний, серебристый,

Прозрачный мой Ленинград!

На площади Декабристов

Еще фонари горят.

А ветер с Невы неистов,

Проносится вихрем он

По площади Декабристов,

По улицам их имен…

(6 слайд)

2.Чтение стихотворения «Сергей Муравьев-Апостол» автор – Ю.Друнина

Дитя двенадцатого года:

В шестнадцать лет – Бородино!

Хмель заграничного похода,

Освобождения вино.

«За храбрость» - золотая шпага,

Чин капитана, ордена.

Была военная отвага

С гражданской в нем обручена:

С царями воевать не просто!

(К тому же вряд ли будет толк…)

Гвардеец Муравьев-Апостол

На плац мятежный вывел полк!

«Не для того мы шли под ядра,

И кровь несли Березина,

Чтоб рабство и холопство ядом

Была отравлена страна!

Зачем дошли мы до Парижа,

Зачем разбили вражий стан?...»

Вновь победителем вас вижу,

Мой капитан, мой капитан!

Гремит полков российских поступь,

И впереди гвардейских рот

Восходит Муравьев-Апостол…

На эшафот!

(7 слайд) 25 человек сосланы на вечную каторгу, десятки декабристов на каторжные работы сроком на 20 лет, разжалованные рядовые были сосланы на Кавказ. Итак, Николай I удивил Европу своим «милосердием».

В июле 1826 года началась отправка в Сибирь осужденных. Вслед за «государственными преступниками» отправились их жены. (8 слайд)

Первыми открыто выразили участие ссыльным женщины, они стали бороться за близких, пуская в ход все: деньги, родственные связи, влиятельные знакомства, прошение на «высочайшее имя».

А 11 женщин – 9 жен и 2 невесты, сознательно и бесповоротно порывали с прошлым, отказавшись от прежнего образа жизни, отправившись за своими мужьями в Сибирь. Совершив подвиг – подвиг любви бескорыстной.

Работа в тетрадях.

(записывается тема, эпиграф, имена женщин декабристок – Екатерина Трубецкая, Мария Волконская, Александра Муравьева, Полина Анненкова, Наталья Фонвизина).

Слово учителя.

Говоря о своих героинях, Некрасов писал:

«Пленительные образы! Едва ли

В истории какой-нибудь страны

Вы что-нибудь прекраснее встречали.

Их имена забыться не должны!

Назвав поэму «Русские женщины», Некрасов тем самым подчеркнул ее более широкий смысл. В героизме (подвиг) «декабристок» он отмечал черты, свойственные русской женщине и русскому народу в целом.

Вопрос к классу.

Как вы понимаете слова: подвиг, любовь, бескорыстие? (заслушиваются ответы)

Поэты в своем творчестве не обошли стороной тему «декабристок» - тему подвига, любви, душевной щедрости, самопожертвования.

II Чтец: звучит стихотворение А.Мишина «Жены декабристов».

Когда я говорю,

О думах чистых,

Когда я хочу понять любимой суть,

Я вижу их сибирский тяжкий путь.

Когда сверяю горечи людские,

И преданность,

И верность в трудный час, -

Волконские и рядом – Трубецкие

Стоят передо мною всякий раз.

Они страдали, плакали, как дети,

Они такую силу обрели!

Все потеряв

На этом грешном свете,

Они лишь верность милым сберегли.

Их обжигала северная стужа,

Тоска и смерть

Стучала в их окно.

Чтоб умереть за честь и дело мужа –

Не всякой это женщине дано.

Слово учителя. Работа с картой Сибири, где флажками указан путь «декабристок».

Итак, указывая на карту, маршрут составлен: Москва – Вилюйск,Нерчинск, Чита, Иркутск, Витим. Лошади готовы, кибитка погружена. Сейчас зазвенит колокольчик. (звон колокольчика) . До Иркутска - 5,379,5 верст. Мы отправляемся в путь вслед за Екатериной Трубецкой, Марией Волконской, Александрой Муравьевой, Полиной Анненковой и Натальей Фонвизиной. Они были первыми из тех, кого потом назовут декабристка

II Чтец: звучит стихотворение

А.Одоевский «По дороге столбовой»

По дороге столбовой

Колокольчик заливается:

Что, не парень удалой

Белым снегом опушается?

Нет, то ласточкой летит –

По дороге красна девица.

Мчатся кони… от копыт

Вьется легкая метелица.

Кроясь в пухе соболей,

Вся душою вдаль уносится;

Из задумчивых очей

Капля слез за каплей просится:

Грустно ей… Родная мать

Тужит тугою сердечную;

Больно душу оторвать

От души разлукой вечною.

Сердцу горе суждено.

Сердце на двое не делится, -

Разрывается оно…

Дальний путь пред нею стелется.

Но зачем в степную даль

Свет – душа стремится взорами?

Ждет и там ее печаль

За железными затворами.

«С другом любо и в тюрьме!-

В думе молвит красна девица –

Свет он мне в могильной тьме…

Встань, неси меня, метелица!

Занеси в его тюрьму…

Пусть, как птичка домовитая,

Прилечу я и к нему

Притаюсь, людьми забытая!»

Слово учителя.

Что же послужило первым толчком к принятию каждой из декабристок решения обречь себя на добровольное изгнание? Любовь? Супружеский долг? Чувство справедливости? Сострадание к ближнему? Бесспорно одно: в 1826 году эти женщины оказались в трудном положении. Каждая из них шла в Сибирь своим путем. Что же представлял собой этот край, где суждено было им прожить долгих 30 лет.

Слово учителя литературы.

Каждая из них шла в Сибирь своим путем. В этот суровый край, в ледяные глубины России, отправились вслед за «государственными» преступниками их жены.

Как молоды они были тогда, как обаятельно женственны, умны, образованны, какая заманчивая жизнь открывалась перед ними – в роскоши, в любви, в поклонении окружающих. Как много бесценного уходило из их жизни навсегда и безвозвратно.

II. Аудио. Поэма Н.А. Некрасова «Русские женщины»

(9 слайд) Екатерина Ивановна Трубецкая первой отправилась вслед за мужем в Сибирь.

Она была дочерью знатного француза И.С. Лаваля.

Мать Екатерины Ивановны владела большим медеплавильным заводом, золотым прииском и несколькими имениями.

Сергей Трубецкой и Екатерина познакомились в Париже.

Князь происходил из родовитой семьи.

Во время войны 1812 года он прославил свое имя в боях при Бородино. Они обвенчались в Париже в маленькой церкви

при русском посольстве и вскоре вернулись в Петербург.

Начались четыре года счастья. Сергей Трубецкой отличался добрым, спокойным характером, "имел просвещенный ум",

был всеми любим и уважаем.

Екатерина Ивановна страстно его любила и была счастлива с ним.

Поэтому после его ареста Екатерина Ивановна направляет Николаю I просьбу о разрешении разделить участь мужа.

Чтение стихотворения учителем:

Я помню морозное утро

Кровавого декабря,

Небо лишь только ссветало,

А ты уходил от меня.

Розовый луч рассветный

Светил на родные черты,

Нежный мой, милый, любимый,

только бы жив был ты!

Но я, испугавшись той мысли,

Волнения не поняла,

Накинула шаль на плечи,

На прощанье тебя обняла.

Ты же шёл твёрдым шагом,

Всё повторяя слова:

"Мы свергнем самодержавие

И заживём тогда,

Оставим мы след на родине.

Свободным быть должен народ!

Не будет в России править

Кровью запачканный род!"

Я же не понимала

Сих геройских речей,

Ведь тайны политики этой,

Скрыты от женских очей.

Мне бы с тобой согласиться,

Но сердце стучало в груди:

Милый, заканчивай биться,

Лучше себя сбереги.

А сердце рвалось на волю,

Твой след уходил в никуда,

Хотелось бежать за тобою-

Остановить тебя.

Но вот захлопнулись двери,

Лампадка тлеет в углу,

И женский шёпот сквозь слёзы:

"Родной, без тебя пропаду."

А вскоре и вести с Сенатской-

Не заставили долго ждать,

Не добились они свой цели-

Горя не избежать.

А мне уже было не страшно,

Всё выстрадано давно,

Тот факт, что ты выжил-счастье,

Остальное судьбой решено.

Решено с тобой перед Богом

И радость и горе делить,

А значит до самой смерти,

Буду тебя любить.

И солнце померкнет в ненастье,

И мир погрузится в тьму,

Как бы там не было, милый, -

Еду с тобою в тайгу.

Кинула в сумку платочек,

Немного еды в дорогу,

Да, будет трудно - не спорю,

Но Бог нам с тобою в подмогу.

К чему мне все эти титулы

И маски дворянских лиц?

Пусть всё это вдаль уходит,

Как клин улетающих птиц.

Дети, милые дети,

Уж подрастут без меня.

Я же с тобой останусь,

Воин кровавого декабря.

Сколько мы пережили!

И сколько переживём...

Пока не иссякнут силы,

Будем с тобою вдвоём.

(10 слайд) Трубецкая с трудом добилась аудиенции у царя. Николай I был зол.

- Поймите, мадам, то, что вы задумали, - безрассудство! Зачем вам каторжник Трубецкой?!

- Простите, Ваше Величество, но Сергей Трубецкой - мой муж, и разлучить нас может лишь смерть. Я должна ехать к нему… в Сибирь.

- Как только вы пересечете Урал, то сразу же потеряете все дворянские привилегии. Вам придется навсегда распрощаться с титулами, доходами, поместьями!

- Ваше величество, я должна быть с мужем…

Царь выдал ей письменное разрешение, но гнев его не знал границ...

(11 слайд) Она добралась до Иркутска. Губернатор Цейдлер получил директиву вернуть Екатерину Ивановну обратно. Он её уговаривал возвратиться, рассказывал о трудной и длинной дороге на каторгу, призывал к ее гордости, говорил, что муж не думал о ней, когда согласился на участие в восстании. Но Трубецкая стояла на своём.

(Звучат аудиофрагменты 3, 4 из поэмы Н.А.Некрасова «Русские женщины»)

Е.Трубецкая уезжала в Сибирь первой из женщин. Н.А.Некрасов приветствует ее именно за то, что:

Она другим дорогу проложила,

Она других на подвиг увлекла!

Путь ее был труден, но выдержав все, она вправе была сказать такие слова:

Нет! Я не жалкая раба,
Я женщина, жена!
Пускай горька моя судьба -
Я буду ей верна!
О, если б он меня забыл
Для женщины другой,
В моей душе достало б сил
Не быть его рабой!
Но знаю: к родине любовь
Соперница моя,
И если б нужно было, вновь
Ему простила б я!..

(12 слайд) Трубецкая сняла домик на руднике. В декабрьскую стужу, когда заключенных гнали на работу, она передала им все теплые вещи, даже тесемки от своих меховых сапожек - пришила их к шапке-ушанке одного из каторжников. Трубецкая покупала на свои деньги для заключенных продукты, писала от их имени письма домой.

Много ей пришлось тогда пережить. Но духом она никогда не падала; на душе было светло, радостно: она снова с мужем!

(Звучит вальс из к/ф «Мой ласковый и нежный зверь» все громче и резко обрывается)

«Далекий путь был полон опасностей. То бушевали бураны, заметая дорогу, и мы были вынуждены останавливаться; то сбивались с пути, то кибитку преследовали волки…Когда сломался экипаж, я продолжила путь на перекладных. В Иркутске меня ждала большая радость и, пожалуй, самое суровое испытание. Мне посчастливилось нагнать партию осужденных, среди которых находился муж. Мы встретились, но свидание было коротким. Несчастных увезли, а я…»

(13 слайд) а) слово учителя

Вслед за Трубецкой из дома Волконских на набережной Мойки в Петербурге, выехала к мужу, С. Г. Волконскому, в Нерчинские рудники двадцатилетняя княгиня Мария Николаевна Волконская , дочь известного героя 1812 года генерала Н. Н. Раевского. Спустя день в путь отправляется Александра Григорьевна Муравьева , дочь графа Г. И. Чернышева.

Последний вечер перед отъездом из дома Мария Волконская провела с сыном, которого не имела права взять с собой. Малыш играл большой красивой царской печатью царского письма, в котором высочайшим повелением разрешалось матери покинуть сына навсегда.

Чтец 1

…Бедный мой сын!

Не знаешь ты, чем ты играешь!

Здесь участь твоя: ты проснешься один,

Несчастный, ты мать потеряешь!

Учитель литературы

Какою же была эта женщина? Н.А.Некрасов во 2-ой части своей поэмы «Русские женщины», посвященной М.Н.Волконской, пишет:

Училась я много; на трех языках

Читала. Заметна была я

В парадных гостиных, на светских балах,

Искусно танцуя, играя;

Могла говорить я почти обо всем,

Я музыку знала, я пела,

Я даже отлично скакала верхом…

Оставив маленького сына на попечение сестры мужа, Мария Николаевна в конце декабря 1826 года отправляется в путь. Страшно представить, что творилось на душе этой женщины…

Чтец 2

Старик говорил: - Ты подумай о нас,

Мы люди тебе не чужие;

И мать, и отца, и дитя, наконец, -

Ты всех безрассудно бросаешь,

За что же? – «Я долг исполняю, отец!»

За что ты себя обрекаешь

На муку? - «Не буду я мучиться там!

Здесь ждет меня страшная мука.

Да если останусь, послушная вам,

Меня истерзает разлука.

Не зная покоя ни ночью, ни днем,

Рыдая над бедным сироткой,

Всё буду я думать о муже моем

Да слышать упрек его кроткой.

Куда ни пойду я – на лицах людей

Я свой приговор прочитаю:

В их шепоте – повесть измены моей,

В улыбке укор угадаю:

Что место мое не на пышном балу,

А в дальней пустыне угрюмой,

Где узник усталый в тюремном углу

Терзается лютою думой,

Один… Без опоры… Скорее к нему!

Там только вздохну я свободно.

Делила с ним радость, делить и тюрьму

Должна я… Так небу угодно!..

Вспыхнули закатом облака.

Серебрится быстрая река.

Хрупкая и нежная рука

Ищет для горячих слез платка.

Звезды сражаются в реке,

Кружева на шелковом платке,

Два кольца сверкают на руке,

Прокричала цапля в вдалеке…

Буйный ветер налетел…

Ой, лети к родному, милый!

Лес тихонько прошумел:

Не под силу, не под силу…

Дай, луна, родному свет!

Будешь самый лучший друг мне…

Желтобокая в ответ:

Недосуг мне, недосуг мне…

Ветер воду всколыхнул,

Засмеялись звезды часто (чисто),

Лес расстроено вздохнул:

Декабристы, декабристы!...

Ах, никто не навестит

Ныне бедного солдата!

Лес опять в ответ шумит:

А сама-то, а сама-то…

От такого – то пути

Переломится любая!

Ветер шепчет и свистит:

Трубецкая, Трубецкая…

Ты звезда, скорей найдешь!

Звезды хором: - Мы не можем,

На, а если ты пойдешь –

Мы поможем, мы поможем!

И прислушалась луна,

И сказала: - Не забуду,

Буду век тебе верна,

Помогать, где трудно, буду.

Ветер взвился: - Не покину!

Лес шепнул: - Иди, Мария!

И река журчит: - Княгиня,

Мы с тобой. С тобой Россия!

(14 слайд) Накануне ее отъезда Зинаида Александровна Волконская, хозяйка литературно-музыкального салона, устроила прощальный вечер в честь своей мужественной красавицы – невестки.

(Звучит фортепианная пьеса Бетховена «К Элизе»)

Этот вечер был последним видением счастливого, светлого прошлого. После него началось длинное, мрачное завтра. Она слушала музыку и все говорила «Еще, еще! Подумайте, я никогда больше ничего не услышу…»

В этот вечер салон Зинаиды Волконской посетил поэт Александр Пушкин. Некогда влюбленный в Марию Раевскую (Волконскую), он испытывал к ней самые искренние чувства, в его творчестве этот образ появлялся не один раз. Пушкин благословляет ее на подвиг, вселяя в нее уверенность в правильности выбора.

III сцена из поэмы Н.А.Некрасова «Русские женщины».

Бал. Встреча А.Пушкина и М.Волконской. А.Пушкин пришел проститься с ней.

…Идите, идите! Вы сильны душой,

Вы смелым терпеньем богаты,

Пусть мирно свершится ваш путь роковой,

Пусть вас не смущают утраты!

Поверьте, душевной такой чистоты

Не стоит сей свет ненавистный!

Блажен, кто меняет его суеты

На подвиг

Любви

Бескорыстной!

Волконская (в волнении):Теперь я должна рассказать вам сцену, которую буду помнить до последнего своего издыхания. Мой отец был все это время мрачен и недоступен. Необходимо было, однако же, ему сказать, что я его покидаю и назначаю его опекуном своего бедного ребенка, которого мне не позволяли взять с собою. Я показала ему письмо его величества; тогда мой бедный отец, не владея собою, поднял кулаки над моей головой и вскричал: «Я тебя прокляну, если ты через год не вернешься». Я ничего не ответила, бросилась на кушетку и спрятала лицо в подушку.

(15 слайд) За столом, склонившись над тетрадью, М.Н.Волконская пишет:

«Жена, следуя за своим мужем, сделается естественно причастной его судьбе и потеряет прежнее звание, то есть будет уже признаваема не иначе, как женою ссыльнокаторжного, и с тем вместе принимает на себя переносить все, что такое состояние может иметь тягостного, ибо даже и начальство не в состоянии будет защитить ее от ежечасных могущих быть оскорблений от людей самого неразвитого, презрительного класса, которые найдут в том как будто некоторое право считать жену государственного преступника, несущею равную с ним участь, себе подобно: оскорбления сии могут быть даже насильственные. Закоренелым злодеям не страшны наказания. Дети, которые приживутся в Сибири, поступят в казенные заводские крестьяне! Ни денежных сумм, ни вещей многоценных с собою взять не дозволено».

Встает, заломив руки, произносит: Сопротивление собственной семьи, трудность получения официального разрешения, сознательный отказ от привилегий, невозможность взять с собой детей.

Волконская отправилась в путь 21 декабря 1826 года. Она ехала день и ночь.

Волконская нашла мужа в Благодатском руднике и поселилась рядом с ним, вместе со своей подругой, княгиней Екатериной Трубецкой, в маленькой избушке.

Шесть тысяч верст позади – и женщины в Благодатском руднике, где их мужья добывают свинец. Десять часов каторжного труда под землей. Потом тюрьма, грязный, тесный деревянный дом из двух комнат. В одной – беглые каторжники-уголовники, в другой – восемь декабристов. Низкий потолок, спину распрямить нельзя, бледный свет свечи, звон кандалов, насекомые, скудное питание, цинга, туберкулез и никаких вестей извне… И вдруг – любимые женщины!

Чтение наизусть прозы.

Коротенькая улица вросших в землю бревенчатых домов, каменистая почва, местами прикрытая травой, голые, выстриженные сопки – лес сведен на 50 верст вокруг, дабы не служил укрытием каторжникам, ежели вздумают убежать.

Над всем эти убогим, нагим пейзажем высится усеченная пирамида горы Благодатки, изъеденная снаружи, выгрызенная изнутри, в темных норах добывают здесь заключенные свинец с примесью драгоценного серебра.

Каторжная тюрьма.

Разделенная на две неравные половины, она прятала в темной утробе своей по вечерам убийц, грабителей, разбойников – им была отведена половина побольше, государственным преступникам была отведена половина потеснее, но и этого было мало:

Внутри помещение «князей», как их называли сибиряки, дощатыми перегородками поделили на малые каморки без света. В одной из них были помещены Трубецкой, Волконский и Оболенский, последний спал на нарах, вторым этажом над Трубецким. Камеры были тесны, на работу водили в кандалах, пища была более чем скудной, приготовлена ужасно.

Тюрьма кипела клопами, казалось, из них состояли и стены, и нары, и потолки; зуд в теле был постоянным и невыносимым.

Невольники добывали скипидар, смазывали им тело, но это помогало лишь на короткий срок, от скипидара облезла кожа, а клопы с новой силой набрасывались на несчастного.

Слово учителя.

Вот в таких ужасных условиях содержались в тюрьме осужденные декабристы. Которые так теперь не походили на тех блестящих молодых людей высшего света.

Они обросли бородами, были одеты странно, чаще всего в одежду собственного покроя и производства, сшитую из случайной ткани или выцветших одеял.

Слово учителю. Трубецкая и Волконская сняли малюсенькую избушку – два подслеповатых окна в улицу. С холодными – по–сибирски – сенями крытую дранью. Ляжешь головой к стене – ноги упираются в двери. Проснешься зимним утром – волосы примерзли к бревнам – между ними ледяные щели. Проснувшись рано, (на следующий день после приезда), Волконская отправилась к руднику в надежде хоть издали посмотреть на мужа. Уговорив караульного солдата, Волконская, нарушив все запреты, оказалась в руднике, где работали осужденные декабристы. Там она встретилась с мужем.

"В первую минуту я ничего не разглядела, так там было темно; открыли маленькую дверь налево, и я поднялась в отделение мужа.

Сергей бросился ко мне: бряцание его цепей поразило меня, я не знала,

что он был в кандалах. Суровость этого заточения дала мне понятие о степени его страданий. Вид его кандалов так воспламенил и растрогал меня, что я бросилась

перед ним на колени и поцеловала его кандалы, а потом - его самого".

Встреча Марии Волконской с мужем в руднике.

Чтение наизусть стихотворения Б.Дубровин «На Нерчинском заводе».

Я, словно слыша тайный зов,

От скрытой боли зубы стиснул:

Рукой коснулся кандалов,

Сжимавших руки декабристов.

То спотыкаясь на ходу,

А то по льду шагая шатко,

Прикован к тачке, он руду

На каторге возил из шахты…

Встают видения из мглы

Насупленного перевала:

Быть может, эти кандалы

Волконская поцеловала.

В благоговенье оробев,

Как будто бы с былому близко

Немея, подхожу к тропе,

Впитавшей тени декабристов.

Столетием не заглушен,

Одолевая непогоды,

Ко мне доносится сквозь годы.

Слово учителя.

Для Марии Волконской было неожиданностью то, что осужденные были закованы в цепи. И первое, что она делает, увидя мужа, опускаясь на колени, целует цепи, преклоняясь перед мужеством и стойкостью декабристов.

Самую высокую оценку поступку Марии дает ее отец, Николай Раевский, который перед смертью поизносит слова, глядя на портрет дочери: «Вот самая удивительная женщина, которую я когда-то знал!...»

Так чем же явился для осужденных декабристов приезд этих двух отважных женщин?

Чтец:

Можно представить, каким событием, каким счастьем для заключенных был приезд двух отважных женщин.

Княгини объединили всех восьмерых узников в товарищескую семью, проявляя ко всем внимание и заботу.

Во всем отказывая себе, они покупали ткани в Нерчинске и шили, как могли, одежду заключенным.они организовали обеды для декабристов, во всем отказывая себе.

Из воспоминаний Марии Волконской:

«Мы ограничили свою пищу: суп и каша – вот наш обыденный стол; ужин отменялся, Катюша (Е.Т.), привыкшая к изысканной кухне отца, ела кусок черного хлеба и запивала его квасом…»

…Как только декабристы узнали о нашем стесненном положении, они отказались от нашего обеда, тюремные солдаты, все добрые люди, стали на них готовить. Это было весьма кстати…»

Но главным для узников было все же не столько облегчение их физических мук, сколько облегчение мук нравственных.

«Прибытие этих двух высоких женщин, - пишет Оболенский, - русских по сердцу, высоких по характеру; благодетельно подействовало на нас всех; с их прибытием у нас состоялась семья…»

Слово учителя.

Третьей приехала в Сибирь Александра Муравьева «самая счастливая из женщин».

Чтец: Александра Муравьева, действительно была «самая счастливая из женщин».

Чтение наизусть прозаического текста.

С акварели на нас смотрит красивое, благородное лицо молодой женщины, обрамленное темно-русыми локонами. Высокий лоб, тонко очерченные брови, большие выразительные глаза, во взгляде – затаенная грусть. На портрете изображена Александра Муравьева (или как ее тогда звали – Александрина), жена декабриста Никиты Муравьева, последовавшая за мужем в Сибирь на каторгу.

Удивительна история картины: это портрет-талисман. Он был написан и передан Александриной мужу в Петропавловскую крепость; на обратной стороне надпись на французском языке: «Моему дорогому Никите». «В минуты наибольшей подавленности мне достаточно взглянуть на твой портрет, и это меня поддерживает», – писал Муравьев жене. Этот портрет был с ним в крепости, с ним ехал в Сибирь и утешал его, когда любимой уже не было в живых.

После ареста он был заключен в Петропавловскую крепость. Александрина сразу же приезжает из Тагина (родового имения) в Петербург. Из каземата Никита пишет жене покаянное письмо: «Я причинил горе тебе и всей твоей семье… мой ангел, я падаю к твоим ногам, прости меня». Она отвечает мужу: «Мне нечего тебе прощать. В течение почти трех лет, что я замужем, я не жила в этом мире, – я была в раю… я самая счастливая из женщин».

Мужа она обожала до самозабвенья. Их брак (с февраля 1823) до Сибири был испытан несколькими годами совместной счастливой жизни. Что значила Александрина для мужа, становится ясным из их переписки, особенно в первые дни и недели заключения Муравьева.

Разрешения на поездку в Сибирь давали только женам. Причем они буквально вырывались у государя мольбами, слезами и ходатайством. Пока Александрина ждала дозволения ехать к мужу в Сибирь, она училась варить щи, кашу, печь хлеб, квасить капусту, солить огурцы, стирать белье.

Чтец: А.Муравьева привезла в Сибирь знаменитое послание декабристам «Во глубине сибирских руд…», переданное А.С.Пушкиным. (в прическе).

В нем поэт выражал свое глубокое сочувствие декабристам и веру в торжество их дела. Муравьевой грозило наказание, если б стихотворение было обнаружено, но она не испугалась и доставила его осужденным.

Чтец: из воспоминаний Никиты Муравьева:

«Я почувствовал, что жена ищет мою руку, и тут я понял, в чем дело, ощутив в руке туго свернутую бумагу. Едва жена ушла, я торопливо развернул листок, уже ощущая, что это привет оттуда, из России, которую мне вряд ли суждено увидеть…»

Почерк был ему знаком: летящий, взвихренный метельным окончание слов, строк. Ошибиться было невозможно.

Чтение наизусть стихотворения А.С.Пушкин «В Сибирь».

Во глубине сибирских руд

Храните гордое терпенье,

Не пропадет ваш скорбный труд

И дум высокое стремленье.

Несчастью верная сестра

Надежда в мрачном подземелье

Разбудит бодрость и веселье,

Придет желанная пора:

Любовь и дружество до вас

Дойдут сквозь мрачные затворы,

Как в ваши каторжные норы

Доходит мой свободный глас.

Оковы тяжкие падут,

Темницы рухнут - и свобода

Вас примет радостно у входа,

И братья меч вам отдадут.

Александре Муравьевой мы во многом обязаны тем, что можем сегодня видеть лица декабристов и их жен, запечатленные талантливой кистью одного из них – Николая Бестужева. Бумагу и Краски для Н. Бестужева и весь необходимый инструмент – все это выписывала из Москвы и оплачивала через свекровь А. Муравьева. Подруги по изгнанию дали ей шутливое прозвище Мурашка. Но каким же твердым и несгибаемым характером обладала эта хрупкая с виду, золотоволосая красавица, дочь несметно богатых родителей - воспитанная, образованная, обладающая тонкостью вкуса и суждений!И сколько жизней декабристов было спасено ею - ее участием, помощью, добрым ее сердцем.

Негасимый свет «Она все слишком близко принимает к сердцу», – сказала Полина Анненкова о Муравьевой. Тяжелые условия жизни и переживания подточили здоровье молодой женщины. Из дома приходили печальные вести: умерла мать Александры и через год – отец. В Сибири у Муравьевой родились три дочери, но в живых осталась лишь старшая – Софья, или, как все ее называли – Нонушка. Александра Григорьевна жила в постоянном страхе за ее здоровье. А осенью 1832 года почти одновременно заболели муж и Нонушка. Ухаживая за больными, Александра, не обращая внимания на непогоду, все время бегала в легком платье из каземата в квартиру. Когда она простудилась и слегла, доктор Вольф не отходил от ее постели, но ничто не помогало: с каждым днем Александре становилось все хуже. Когда больной стало совсем плохо, позвали священника – Александра Григорьевна просила его говорить тише, чтобы не разбудить Нонушку. Ей хотелось проститься с дочерью, но она не решилась разбудить девочку и только попросила принести ее куклу, которую поцеловала. Видя, что жена умирает, Никита Михайлович, рыдая, упал на колени у ее кровати. С нежностью глядя на мужа, Александра слабеющим голосом сказала: «Я никогда не раскаивалась в том, что последовала за тобой. Я была самой счастливой из женщин». Это были ее последние слова. Александра Григорьевна умерла 22 ноября 1832 года, ей было 28 лет. Никита Михайлович поседел за одну ночь. Муравьеву похоронили на Петровском заводе. Сибирская земля в ноябре была скована льдом. Рыть могилу пригласили каторжников простого звания за хорошую плату. Но они отказались взять деньги: «Не возьмем ничего, это была мать наша, она нас кормила, одевала… а теперь мы осиротели». По проекту Бестужева над могилой Муравьевой была возведена часовня с неугасимой лампадой.

Никита Муравьев скончался через несколько лет на поселении, в деревне Урике Иркутской губернии, и сибирская земля стала для супругов вечным приютом. Историк Б. Кубалов в своих очерках отмечал, что местные жители очень хорошо отзывались о Муравьеве, потому что он постоянно всячески помогал им. Он следовал примеру жены, портрет которой всегда был перед ним.

Спустя годы декабрист И. Горбачевский, оставшийся жить при Петровском заводе, увидел на могиле Александры Григорьевны коленопреклоненного мужчину в военном мундире. Незнакомец сказал ему: «Я давно желал поклониться праху той, о которой слышал столько хорошего по всему Забайкалью». Декабрист И. Пущин, посетивший Петровский завод и могилу Муравьевой, написал: «Эта неугасимая лампада служит путеводной звездой для путешественников». В нашем грешном и жестоком мире иногда появляются люди, которые освещают путь другим. Такой была Александра Муравьева.

Две женщины, последовавшие за ссыльными в Сибирь, были не женами, а невестами. Одной из них была Полина Анненкова. (Поль Гебль).

Чтение наизусть прозаического текста. …невеста, точнее, гражданская жена Ивана Анненкова приехала в Сибирь еще под именем Поль Гебль: Весьма скоропалительный поначалу роман блестящего кавалергарда и молодой очаровательной француженки – модистки вне обычных условиях перерос в любовь, (ставшую сюжетом для романа А.Дюма «Учитель фехтования»).

Позже других появилась в Чите Полина Гебль – невеста декабриста Ивана Анненкова. Дочь наполеоновского офицерв, который сражался в России в 1812 году. Он говорил, что «лучшие в мире солдаты – русские, они не умеют отступать». Ещё девочкой Полина решила, что выйдет замуж только за русского офицера. Когда Полине Гёбль, дочери полковника наполеоновской армии, было 14 лет, она, прогуливаясь с подругами, впервые увидела русских офицеров и с улыбкой сказала: - Я выйду замуж только за русского.

- Что за странная фантазия, - удивились подруги, - где ты найдешь русского?18-ти лет она отправилась покорять Россию, познакомилась с Иваном Анненковым. Возможно, их отношения и остались бы лёгкой интрижкой, если бы Анненков не был осуждён как декабрист.

Полина Гебль, Шампань, балы, брильянты,

Наполеон, сиротство, разоренье,

И голову вскружили аксельбанты

Красавице, модистке, эмигрантке...

Любовь, mon cher, какие тут сомненья

Плац петербургский, голубые ели,

Нева течет в глазах кавалергарда,

Звенят клинки, гранитные ступени

Объятья, скачки, сеновал, качели

Красавица, модистка, эмигрантка

И сумрак деревенской тесной церкви,

Игра свечных огней пред образами,

И лики лучезарные померкли,

а сердце вскачь рвалось в любовном пекле,

Но отказать угодно было даме,

красавице, модистке, эмигрантке

блестящему столичному повесе,

кавалергарду, офицеру, франту

Как не был тот прекрасен и галантен

с расшитым позументом при эфесе.

Острог, Сибирь последую за вами

Хоть в крепость или к черту на кулички,

И даже к вашей непреступной маме

На ваш побег за клятыми деньгами.

А помните, как мы катались в бричке?

Одна на лодке время ледохода,

И в кровь об лед изрезанные руки

Кольцо в разъем на два вершина хода.

Нева не знает ни тепла, ни брода

Но есть ли боль безудержней разлуки?

Полина Гебль буквально смела все преграды на своём пути и добилась разрешения ехать за ним в Сибирь. В прошении Николаю 1 она писала: «Я всецело жертвую собой человеку, без которого Я не могу долее жить. Это самое пламенное моё желание».

Фрагмент из кинофильма «Звезда пленительного счастья» «Разрешите последовать в Сибирь…»

Однажды холодным декабрьским утром 1826 года она узнала, что ночью Анненкова с това­рищами увезли в Сибирь. Один из солдат крепости пере­дал ей записку, в которой была только одна фраза на французском: «Встретиться или умереть!»

Француженка Полина Гебль еще в Петербурге, когда шел судебный процесс, перебралась ночью на плоту через бушующую, в огромных льдинах, Неву в Петропавловскую крепость, чтобы поддержать Ивана Анненкова. В камере они обменялись кольцами и дали друг другу обет «соединиться или погибнуть». А потом она одна, по бездорожью, не зная русского языка, поехала в Сибирь.

Свадьба состоялась в Чите 1828 года , в присутствии охраны и друзей-декабристов, жених был в кандалах. В качестве особой милости им разрешили побыть вместе после свадьбы - два часа в присутствии офицера.

Как-то Александр Бестужев в знак уважения к этой удивительной женщине надел ей на руку браслет с тем, чтобы она с ним не расставалась до самой смерти. Браслет и крест, на нем висевший, были окованы железным кольцом из цепей, которые носил ее муж.

Полина Егоровна, живая, подвижная, привычная к труду, хлопотала по хозяйству с утра до вечера, завела огород, что значительно улучшило питание заключенных.

И все это – не теряя врожденного изящества веселья.

Анненкова любила по петь – даже русские романсы, хотя очень плохо знала по – русски.

Она буквально разрывалась, расточая ласки и заботы всем окружающим.

Так начиналось путешествие француженки Полины Гебль в сибирячке Прасковье Анненковой.

Слово учителя.

Вслед за Анненковой в Сибирь приезжает «та, с которой Татьяны милой идеал…»

Ею была Наталья Фонвизина, жена одного из самых стойких по убеждениям декабриста Михаила Фонвизина.

Наталья Дмитриевна, урожденная Апухтина, единственный ребенок, избалованный вниманием.

В юности мечтала удалиться в женский монастырь. Сбежав, она была возвращена и выдана замуж за двоюродного дядю – Михаила Фонвизина.

Они обвенчались в сентябре 1822 года.

М.А.Фонвизина осудили по IV разряду – 15 лет каторги и последующее поселение в Сибири.

Свой долго жены она посвятила выше долго матери: двух сыновей – 3,5 и 2 лет она оставила родным. Больше она их не видела, оба умерли еще молодыми. 18 февраля 1853 года супругам Фонвизиным было разрешено вернуться из Сибири. Они поселились под Москвой под надзором полиции.

Михаил Фонвизин прожил на родине всего один год и скончался 30 апреля 1854 года.

На память мужа Н.Фонвизина приказала выбить надпись, где были слова «тело бывшего генерала (генерала – майора)»… в слове «бывшего» - вечное напоминание о декабризме Фонвизина, гордость этим его вдовы.

С годами условия содержания декабристов становились все более мягкими. Через три года тех, кто содержался в Нерчинском остроге, перевели в Читу. Там с заключенных сняли кандалы, из них потом были сделаны кольца и браслеты, которые носили все жены декабристов и гордились таким украшением.

Теперь встречи стали ежедневными, чуть позже стало возможным проживание с мужьями, а затем некоторые поселились с семьями вне тюрьмы в своих домах.

23 сентября декабристы вступили в Петровский завод. Петровская тюрьма была похожа на громадную подкову без единого окна. Волконская обтянула стены шелковой материей, бывшими занавесками, присланными из Петербурга. Было пианино, шкаф с книгами, два диванчика.

Новая тюрьма была построена с расчетом на одиночное заключение. Одноэтажное деревянное здание, камеры без окон, свет проникал только из коридоров через прорубленные в дверях маленькие оконца с железной решеткой. К тому же было сыро - здание стояло на болоте.

Жены декабристов добивались улучшения жизни заключенных. Их письма к знатной столичной родне явились своеобразным протестом против условий тюремного быта. В широких кругах дворянства пошли толки о бесчеловечном обращении с «сибирскими изгнанниками». Под напором общественного мнения Николай I дал распоряжение прорубить окна в камерах Петровской тюрьмы. Вслед за первой уступкой женам декабристов удалось добиться следующей. С 1831 г. семейным ссыльным разрешили жить в домах, выстроенных недалеко от острога. Из этих домов вскоре образовалась целая улица, названная декабристами «Дамской».

Вывод: итак, поехали в Сибирь за осужденными не все женщины. Не у всех хватило любви, твердости духа или возможностей. Тем большего уважения заслуживают преданные, самоотверженные и мужественные.

Чтение наизусть высказывания Ф.М.Достоевского.

Чтец: «Они бросили все: знатность, богатство, связи и родных, всем пожертвовали для высочайшего нравственного долга, самого свободного долга, какой только может быть. Ни в чем не повинные, они в долгие двадцать пять лет перенесли все, что перенесли их осужденные мужья…»

Слово учителя.

Сегодня слово «подвиг» в примени к поступку жен декабристов может показаться преувеличением, рожденным возвышенным поэтическим воображением. Подвиг? (по толковому словарю Ожегова – героический, самоотверженный поступок). «Какие героини? Это поэты из нас героинь сделали, а мы просто поехали за нашими мужьями…», - говорила Александра Давыдова, вернувшись из ссылки. Просто поехали… но так ли это? Они протестовали. Формой их протеста было добровольное изгнание в Сибирь. Сибирскую ссылку пережили восемь из одиннадцати.

11 женщин, молодых, богатых, знатных, отказались от светской жизни, роскоши и отправились в далекую, суровую Сибирь, чтобы делить со своими мужьями изгнание, поддержать в них мужество и волю к борьбе.

Женам декабристов пришлось преодолеть сопротивление родных, задержки и преграды на пути, тяжесть зимней дороги, сибирский холод и одиночество.

Как же надо было любить и верить, чтобы вынести все эти испытания!

I.Екатерина Трубецкая (27 лет) – дочь графа Лаваля, княгиня, умерла в Сибири в 1854 году, похоронена в Иркутске, в одной могиле с тремя детьми.

II.Мария Волконская (22 года) – в девичестве Раевская, дочь отважного генерала, героя войны с Наполеоном, праправнучка М.Ломоносова. Вернулась на родину в 50 лет, что по тем временам означало старость. Умерла в возрасте 58 лет.

III.Александра Муравьева (23 года) – дочь графа Чернышева, умерла в Сибири 22 ноября 1832 года, ей было 28 лет.

IV. Полина Анненкова (28 лет) – француженка, в девичестве Поль Гебль.

V. Наталья Фонвизина (23 года) – из рода Апухтиновых.

VI. Камила Ле-Дантю (23 года) – француженка, жена декабриста Ивашева. Известна под именем Камила Ивашева. Умерла в Сибири в 1839 году, на поселении в Туринске.

VII. Елизавета Нарышкина (26 лет) – дочь графа Коновницына, генерала, бывшего военного министра.

VIII. Мария Юшневская (40 лет) – урожденная Круликовская – жена генерала Юшневского. Вернулась вдовой, схоронив мужа в Сибири, прожив там еще 10 лет после смерти мужа.

IX.Баронесса Анна Розен (36 лет) – урожденная Малиновская, дочь первого директора знаменитого Царскосельского лицея.

Последние две не могли похвастаться богатством, когда уезжали за мужьями в добровольное изгнание в Сибирь. И совсем незнатными были эти две женщины:

X.Александра Потапова (26 лет) – дочь мелкого чиновника, жена декабриста Давыдова.

XI.Александра Ентальцева (40 лет) – урожденная Лисовская, вдова, 10 лет после смерти мужа жила в Сибири.

На Руси это издавна чтимо,

Что, наверное, в нашей крови,

Чтобы женщина шла за мужчиной

В испытаньях, в скитаньях, в любви.

Презентация (досмотреть)

Вот такие были эти женщины, которые «просто» поехали за мужьями в Сибирь. И рядом с героями декабристами в памяти поколений будут жить образы женщин, совершивших «тихий» подвиг, - добровольно уехавших в Сибирь, в сибирскую глушь, чтобы разделить с мужьями ссылку.

«…Страданье осилим терпеньем…

И рук не положим, пока не свершим

Обета любви бескорыстной!...

Эти женщины гордо носили кольца, браслеты, крестики, которые были сделаны Николаем Бестужевым из кандалов, «сжимавших руки декабристов».

Вернувшись после ссылки в Санкт-Петербург, супруги Волконские привезли из Иркутска кандальное железо, из которого потом выковали два перстня. Волконские хранили их до конца своих дней. Сделаны они были у самого лучшего ювелира того времени.

На перстне Сергея Волконского выгравированы готическими буквами инициалы «С.В.» и изображена княжеская корона. На перстне княгини Волконской изображен крестик, символ лишений и трудностей, которые испытывали декабристы в ссылке. Это кольцо меньшее по размеру и внутри украшено золотой обкладкой.

Такие перстни были и у других декабристов. Сейчас они хранятся в разных частных коллекциях и музеях мира. Перстни Волконских хранились в Тамбове у частного коллекционера Никифорова. Они были переданы ему дальней родственницей Волконских.

Иркутский музей декабристов.

Заключительно слово учителя.

Вот и подошло к концу наше заочное путешествие по следам жен декабристов. Прощаясь с ними, скажем им слово одного из декабристов:

«Вы стали поистине образцом мужества, твердости, при всей своей нежности и слабости вашего пола.

Да будут незабвенны ваши имена!»

Отчий край – великая страна Россия.
Ты моя отчизна, мой любимый край.
Здесь богатые леса – тайга Сибири,
Где багульника цветами розовеет май.
Вширь распахнуты твои просторы,
Опоясанные ниточками синих рек.
Здесь святые Пушкинские Горы
И воды Байкала бесконечный бег.
И когда в Москве звонят колокола,
Звон идёт по всем церквам державы.
Здесь корабликом Великого Петра
Петербург стоит в величии и славе.
Он стоит, в музейной памяти храня
Звон цепей и декабристов стоны,
Как «обласканные» милостью царя,
Из дворцов в Сибирь их уезжали жены.
В суете и сутолоке суматошных дней
Не забудем же мы помыслов их чистых,
О свободной жизни пламенных идей,
Возродим места, где жили декабристы.
Установим вехи по местам святым,
Связь времен мы сделаем единой.
И своей родной отчизне посвятим
Наших душ прекрасные порывы.

видеоролик «Посвящение жёнам декабристов»

Учитель

Николай Алексеевич Некрасов запечатлел образы Екатерины Ивановны Трубецкой и Марии Николаевны Волконской в своей поэме «Русские женщины». Третья часть поэмы, посвященная Александре Григорьевне Муравьевой, сохранилась лишь в черновом варианте…

Домашнее задание: написать сочинение «Подвиг любви (декабристок) бескорыстной».

14 декабря 1825 года в Петербурге на Сенатской площади произошло первое в истории России организованное выступление дворян-революционеров против царского самодержавия и произвола. Восстание было подавлено. Пятерых его организаторов повесили, остальные были сосланы на каторгу в Сибирь, разжалованы в солдаты... Жены одиннадцати осужденных декабристов разделили их сибирское изгнание. Гражданский подвиг этих женщин - одна из славных страниц нашей истории.

В 1825 году Марии Николаевне Волконской исполнилось 20 лет. Дочь прославленного героя Отечественной войны 1812 года генерала Раевского, красавица, воспетая Пушкиным, жена князя генерал-майора Волконского, она принадлежала к избранному обществу выдающихся по уму и образованию людей. И вдруг - крутой поворот судьбы.

В начале января 1826 года Сергей Волконский заехал на сутки в деревню к жене, ожидавшей первенца. Ночью разжег камин и стал бросать в огонь исписанные листы бумаги. На вопрос испуганной женщины: «В чем дело?» - Сергей Григорьевич бросил:- «Пестель арестован». «За что?» - ответа не последовало...

Следующее свидание супругов состоялось лишь через несколько месяцев в Петербурге, в Петропавловской крепости, где арестованные революционеры-декабристы (среди них были князь Сергей Волконский и дядя Марии Николаевны Василий Львович Давыдов) ждали решения своей участи...

Их было одиннадцать - женщин, разделивших сибирское изгнание мужей-декабристов. Среди них - незнатные, как Александра Васильевна Ёнтальцева и Александра Ивановна Давыдова, или жестоко бедствовавшая в детстве Полина Гебль, невеста декабриста Анненкова. Но большая часть - княгини Мария Николаевна Волконская и Екатерина Ивановна Трубецкая. Александра Григорьевна Муравьева - дочь графа Чернышева. Елизавета Петровна Нарышкина, урожденная графиня Коновницына. баронесса Анна Васильевна Розен, генеральские жены Наталья Дмитриевна Фонвизина и Мария Казимировна Юшневская - принадлежали к знати.

Николай I предоставил каждой право развестись с мужем - «государственным преступником». Однако женщины пошли против воли и мнения большинства, открыто поддержав опальных. Они отрешились от роскоши, оставили детей, родных и близких и пошли за мужьями, которых любили. Добровольное изгнание в Сибирь получило громкое общественное звучание.

Сегодня трудно представить себе, чем была Сибирь в те времена: «дно мешка», конец света, за тридевять земель. Для самого быстрого курьера - более месяца пути. Бездорожье, разливы рек, метели и леденящий душу ужас перед сибирскими каторжниками - убийцами и ворами.

Первой - на другой же день вслед за каторжником-мужем - в путь отправилась Екатерина Ивановна Трубецкая. В Красноярске сломалась карета, заболел провожатый. Княгиня продолжает путь одна, в тарантасе. В Иркутске губернатор долго запугивает ее, требует - еще раз после столицы! - письменного отречения от всех прав, Трубецкая подписывает его. Через несколько дней губернатор объявляет бывшей княгине, что она продолжит путь «по канату» вместе с уголовными преступниками. Она соглашается...

Второй была Мария Волконская. День и ночь мчится она в кибитке, не останавливаясь на ночлег, не обедая, довольствуясь куском хлеба и стаканом чая. И так почти два месяца - в лютые морозы и пургу. Последний вечер перед отъездом из дома она провела с сыном, которого не имела права взять с собой. Малыш играл большой красивой печатью царского письма, в котором высочайшим повелением разрешалось матери покинуть сына навсегда...

В Иркутске Волконскую, как и Трубецкую, ожидали новые препятствия. Не читая, она подписала страшные условия, поставленные властями: лишение дворянских привилегий и переход на положение жены ссыльнокаторжного, ограниченной в правах передвижения, переписке, распоряжения своим имуществом. Ее дети, рожденные в Сибири, будут считаться казенными крестьянами.

Шесть тысяч верст пути позади - и женщины в Благодатском руднике, где их мужья добывают свинец. Десять часов каторжного труда под землей. Потом тюрьма, грязный, тесный деревянный дом из двух комнат. В одной - беглые каторжники-уголовники, в другой - восемь декабристов. Комната делится на каморки - два аршина в длину и два в ширину, где ютятся несколько заключенных. Низкий потолок, спину распрямить нельзя, бледный свет свечи, звон кандалов, насекомые, скудное питание, цинга, туберкулез и никаких вестей извне... И вдруг - любимые женщины!

Когда Трубецкая сквозь щель тюремного забора увидела мужа в кандалах, в коротком, оборванном и грязном тулупчике, худого, бледного, она упала в обморок. Приехавшая вслед за ней Волконская, потрясенная, опустилась перед мужем на колени и поцеловала его кандалы.

Николай I отнял у женщин все имущественные и наследственные права, разрешив лишь нищенские расходы на жизнь, в которых женщины должны были отчитываться перед начальником рудников.

Ничтожные суммы держали Волконскую и Трубецкую на грани нищеты. Пищу они ограничили супом и кашей, от ужинов отказались. Обед готовили и отправляли в тюрьму, чтобы поддержать узников. Привыкшая к изысканной кухне Трубецкая одно время ела только черный хлеб, запивая его квасом. Эта избалованная аристократка ходила в истрепанных башмаках и отморозила себе ноги, так как из своих теплых башмаков сшила шапочку одному из товарищей мужа, чтобы защитить его голову от падающих в шахте обломков породы.

Каторжное житье никто не мог рассчитать наперед. Однажды Волконская и Трубецкая увидели начальника рудников Бурнашева со свитой. Выбежали на улицу: под конвоем вели их мужей. По деревне разнеслось: - «Секретных судить будут!» Оказалось, заключенные объявили голодовку, когда надсмотрщик тюрьмы запретил им общаться между собой и отобрал свечи. Но властям пришлось уступить. Конфликт на этот раз разрешился мирно. Или вдруг среди ночи выстрелы подняли на ноги всю деревню: пытались бежать уголовные каторжники. Пойманных били плетьми, чтобы узнать, где они взяли деньги на побег. А деньги-то дала Волконская. Но никто и под пытками не выдал ее.

Осенью 1827 года декабристов из Благодатска перевели в Читу. В читинской тюрьме было более 70 революционеров. Теснота, кандальный звон раздражали и без того измученных людей. Но именно здесь стала складываться дружная декабристская семья. Дух коллективизма, товарищества, взаимного уважения, высокая нравственность, равенство, независимо от разности социального и материального положения господствовали в этой семье. Ее связующим стержнем стал святой день 14 декабря, и жертвы, принесенные ради него. Восемь женщин были равноправными членами этого уникального содружества.

Они поселились близ тюрьмы в деревенских избах, сами готовили еду, ходили за водой, топили печи. Полина Анненкова вспоминала: «Дамы наши часто приходили ко мне посмотреть, как я приготовляю обед, и просили их научить то сварить суп. то состряпать пирог. Когда приходилось чистить курицу, со слезами на глазах сознавались, что завидуют моему умению все делать, и горько жаловались на самих себя за то, что не умели ни за что взяться».

Свидания с мужьями разрешались всего лишь два раза в неделю в присутствии офицера. Поэтому любимым времяпрепровождением и единственным развлечением женщин было сидеть на большом камне напротив тюрьмы, иногда перекинуться словом с узниками.

Солдаты грубо прогоняли их, а однажды ударили Трубецкую. Женщины немедленно отправили жалобу в Петербург. А Трубецкая с тех пор демонстративно устраивала перед тюрьмой целые «приемы»: усаживалась на стул и поочередно беседовала с арестантами, собравшимися внутри тюремного двора. Беседа имела одно неудобство: приходилось довольно громко кричать, чтобы услышать друг друга. Но зато, сколько радости доставляло это заключенным!

Женщины быстро сдружились, хотя были очень разные. Невеста Анненкова приехала в Сибирь еще под именем мадемуазель Полина Гебль: «монаршей милостью» ей разрешено было соединить свою жизнь со ссыльным декабристом. Когда Анненкова повели в церковь венчаться, с него сняли кандалы, а по возвращении опять надели и увели в тюрьму. Полина, красивая и изящная, кипела жизнью и весельем, но все это было как бы внешней оболочкой глубоких чувств, заставивших молодую женщину отказаться от своей родины и независимой жизни.

Общей любимицей была жена Никиты Муравьева - Александра Григорьевна. Ни одна из декабристок, пожалуй, не удостоилась столь восторженных похвал в воспоминаниях сибирских изгнанников. Даже женщины, весьма строгие к представительницам своего пола и столь разные, как Мария Волконская и Полина Анненкова, здесь единодушны:- «Святая женщина. Она умерла на своем посту».

Александра Муравьева была олицетворением извечного женского идеала, редко достижимого в жизни: нежная и страстная возлюбленная, самоотверженная и преданная жена, заботливая, любящая мать. «Она была воплощенная любовь» - по словам декабриста Якушкина. «В делах любви и дружбы она не знала невозможного»,- вторит ему И.И.Пущин.

Муравьева стала первой жертвой Петровского завода - следующего после Читы места каторжных работ революционеров. Она умерла в 1832 году двадцати восьми лет. Никита Муравьев стал седым в тридцать шесть - в день смерти жены.

Еще при переходе каторжан из Читы в Петровский завод женская колония пополнилась двумя добровольными изгнанницами - приехали жены Розена и Юшневского. А через год - в сентябре 1831-го состоялась еще одна свадьба: к Василию Ивашеву приехала невеста Камилла Ле-Дантю.

Женщины-декабристки многое сделали в Сибири, Прежде всего они разрушили изоляцию, на которую власти обрекли революционеров. Николай I хотел всех заставить забыть имена осужденных, изжить их из памяти. Но вот приезжает Александра Григорьевна Муравьева и через тюремную решетку передает И. И, Пущину стихи его лицейского друга Александра Пушкина, Стихотворные строки «во глубине сибирских руд» рассказали декабристам о том, что они не забыты, что их помнят, им сочувствуют.

Родные, друзья пишут узникам. Им же запрещено отвечать (право на переписку они получали только с выходом на поселение). В этом сказался все тот же расчет правительства на изоляцию декабристов. Этот замысел разрушили женщины, связавшие заключенных с внешним миром. Они писали от своего имени, копируя иногда письма самих декабристов, получали для них корреспонденцию и посылки, выписывали газеты и журналы.

Каждой женщине приходилось писать десять, а то и двадцать писем в неделю. Нагрузка была столь весомой, что не оставалось времени иногда написать собственным родителям и детям. «Не сетуйте на меня, добрые, бесценные мои Катя, Лиза, за краткость письма моего,- пишет Александра Ивановна Давыдова дочерям, оставленным у родственников.- У меня столько хлопот теперь, и на этой почте столько писем мне писать, что я насилу выбрала время для этих нескольких строк».

Находясь в Сибири, женщины вели непрестанную борьбу с петербургской и сибирской администрацией за облегчение условий заключения. Они называли в лицо коменданта Лепарского тюремщиком, добавляя, что ни один порядочный человек не согласился бы принять эту должность без того, чтоб не стремиться к облегчению участи узников. Когда генерал возражал, что его за это разжалуют в солдаты, те, не замедлив, отвечали: - «Ну что же, станьте солдатом, генерал, но будьте честным человеком».

Старые связи декабристок в столице, личное знакомство некоторых из них с царем удерживали иногда тюремщиков от произвола. Обаяние молодых образованных женщин, случалось, укрощало и администрацию, и уголовников.

Женщины умели поддержать павших духом, успокоить возбужденных и расстроенных, утешить огорченных. Естественно, что сплачивающая роль женщин увеличилась с появлением семейных очагов (с тех пор, как женам разрешили жить в тюрьме), а затем и первых «каторжных» детей - воспитанников всей колонии.

Разделяя судьбу революционеров, отмечая каждый год вместе с ними «святой день 14 декабря», женщины приближались к интересам и делам своих мужей (о которых не были осведомлены в прошлой жизни), становились как бы их соучастниками. «Вообрази, как они мне близки, - писала М. К. Юшневская из Петровского завода, - живем в одной тюрьме, терпим одинаковую участь и тешим друг друга воспоминаниями о милых, любезных родных наших».

Медленно тянулись в изгнании годы. Волконская вспоминала: «Первое время нашего изгнания я думала, что оно, наверное, кончится через пять лет, затем я себе говорила, что это будет через десять, потом через пятнадцать лет, но после 25 лет я перестала ждать, я просила у бога только одного: чтоб он вывел из Сибири моих детей».

Москва и Петербург становились все более отдаленными воспоминаниями. Даже те, у кого мужья умирали, не получали права на возвращение. В 1844 году в этом отказали вдове Юшневского, в 1845-м - Ентальцевой.

Из-за Урала шли новые и новые партии ссыльных. Спустя 25 лет после декабристов везли на каторгу петрашевцев, в их числе и Ф.М.Достоевского. Декабристам удалось добиться свидания с ними, помочь продуктами, деньгами. «Они благословили нас в новый путь»,- вспоминал Достоевский.

Немногие декабристы дожили до амнистии, пришедшей в 1856 году после тридцатилетней ссылки. Из одиннадцати женщин, последовавших за мужьями в Сибирь, три остались здесь навечно. Александра Муравьева, Камилла Ивашева, Екатерина Трубецкая. Последней умерла в 1895 году девяностотрехлетняя Александра Ивановна Давыдова. Умерла, окруженная многочисленным потомством, уважением и почтением всех, знавших ее.

«Спасибо женщинам: они дадут несколько прекрасных строк нашей истории»,- сказал современник декабристок, поэт П.А.Вяземский, узнав об их решении.

Прошло много лет, но мы не перестаем восхищаться величием их любви бескорыстной душевной щедростью и красотой.

(1826 год)

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Покоен, прочен и легок
На диво слаженный возок;

Сам граф-отец не раз, не два
Его попробовал сперва.

Шесть лошадей в него впрягли,
Фонарь внутри его зажгли.

Сам граф подушки поправлял,
Медвежью полость в ноги стлал,

Творя молитву, образок
Повесил в правый уголок

И — зарыдал… Княгиня-дочь
Куда-то едет в эту ночь…

«Да, рвем мы сердце пополам
Друг другу, но, родной,
Скажи, что ж больше делать нам?
Поможешь ли тоской!
Один, кто мог бы нам помочь
Теперь… Прости, прости!
Благослови родную дочь
И с миром отпусти!

Бог весть, увидимся ли вновь,
Увы! надежды нет.
Прости и знай: твою любовь,
Последний твой завет
Я буду помнить глубоко
В далекой стороне…
Не плачу я, но не легко
С тобой расстаться мне!

О, видит бог!.. Но долг другой,
И выше и трудней,
Меня зовет… Прости, родной!
Напрасных слез не лей!
Далек мой путь, тяжел мой путь,
Страшна судьба моя,
Но сталью я одела грудь…
Гордись — я дочь твоя!

Прости и ты, мой край родной,
Прости, несчастный край!
И ты… о город роковой,
Гнездо царей… прощай!
Кто видел Лондон и Париж,
Венецию и Рим,
Того ты блеском не прельстишь,
Но был ты мной любим —

Счастливо молодость моя
Прошла в стенах твоих,
Твои балы любила я,
Катанья с гор крутых,
Любила блеск Невы твоей
В вечерней тишине,
И эту площадь перед ней
С героем на коне…

Мне не забыть… Потом, потом
Расскажут нашу быль…
А ты будь проклят, мрачный дом,
Где первую кадриль
Я танцевала… Та рука
Досель мне руку жжет…
Ликуй………………………
………………………….»

Покоен, прочен и легок,
Катится городом возок.

Вся в черном, мертвенно бледна,
Княгиня едет в нем одна,

А секретарь отца (в крестах,
Чтоб наводить дорогой страх)

С прислугой скачет впереди…
Свища бичом, крича: «Пади!»

Ямщик столицу миновал….
Далек княгине путь лежал,

Была суровая зима…
На каждой станции сама

Выходит путница: «Скорей
Перепрягайте лошадей!»

И сыплет щедрою рукой
Червонцы челяди ямской.

Но труден путь! В двадцатый день
Едва приехали в Тюмень,

Еще скакали десять дней,
«Увидим скоро Енисей, —

Сказал княгине секретарь, —
Не ездит так и государь!..»

Вперед! Душа полна тоски,
Дорога всё трудней,
Но грезы мирны и легки —
Приснилась юность ей.
Богатство, блеск! Высокий дом
На берегу Невы,
Обита лестница ковром,
Перед подъездом львы,
Изящно убран пышный зал,
Огнями весь горит.
О радость! нынче детский бал,
Чу! музыка гремит!
Ей ленты алые вплели
В две русые косы,
Цветы, наряды принесли
Невиданной красы.
Пришел папаша — сед, румян,-
К гостям ее зовет.
«Ну, Катя! чудо сарафан!
Он всех с ума сведет!»
Ей любо, любо без границ.
Кружится перед ней
Цветник из милых детских лиц,
Головок и кудрей.
Нарядны дети, как цветы,
Нарядней старики:
Плюмажи, ленты и кресты,
Со звоном каблуки…
Танцует, прыгает дитя,
Не мысля ни о чем,
И детство резвое шутя
Проносится… Потом
Другое время, бал другой
Ей снится: перед ней
Стоит красавец молодой,
Он что-то шепчет ей…
Потом опять балы, балы…
Она — хозяйка их,
У них сановники, послы,
Весь модный свет у них…
«О милый! что ты так угрюм?
Что на сердце твоем?»
— «Дитя! мне скучен светский шум,
Уйдем скорей, уйдем!»

И вот уехала она
С избранником своим.
Пред нею чудная страна,
Пред нею — вечный Рим…
Ах! чем бы жизнь нам помянуть —
Не будь у нас тех дней,
Когда, урвавшись как-нибудь
Из родины своей
И скучный север миновав,
Примчимся мы на юг.
До нас нужды, над нами прав
Ни у кого… Сам-друг
Всегда лишь с тем, кто дорог нам,
Живем мы, как хотим;
Сегодня смотрим древний храм,
А завтра посетим
Дворец, развалины, музей…
Как весело притом
Делиться мыслию своей
С любимым существом!

Под обаяньем красоты,
Во власти строгих дум,
По Ватикану бродишь ты
Подавлен и угрюм;
Отжившим миром окружен,
Не помнишь о живом.
Зато как страшно поражен
Ты в первый миг потом,
Когда, покинув Ватикан,
Вернешься в мир живой,
Где ржет осел, шумит фонтан,
Поет мастеровой;
Торговля бойкая кипит,
Кричат на все лады:
«Кораллов! раковин! улит!
Мороженой воды!»
Танцует, ест, дерется голь,
Довольная собой,
И косу черную как смоль
Римлянке молодой
Старуха чешет… Жарок день,
Несносен черни гам,
Где нам найти покой и тень?
Заходим в первый храм.

Не слышен здесь житейский шум,
Прохлада, тишина
И полусумрак… Строгих дум
Опять душа полна.
Святых и ангелов толпой
Вверху украшен храм,
Порфир и яшма под ногой
И мрамор по стенам…

Как сладко слушать моря шум!
Сидишь по часу нем,
Неугнетенный, бодрый ум
Работает меж тем….
До солнца горною тропой
Взберешься высоко —
Какое утро пред тобой!
Как дышится легко!
Но жарче, жарче южный день,
На зелени долин
Росинки нет… Уйдем под тень
Зонтообразных пинн…

Княгине памятны те дни
Прогулок и бесед,
В душе оставили они
Неизгладимый след.
Но не вернуть ей дней былых,
Тех дней надежд и грез,
Как не вернуть потом о них
Пролитых ею слез!..

Исчезли радужные сны,
Пред нею ряд картин
Забитой, загнанной страны:
Суровый господин
И жалкий труженик-мужик
С понурой головой…
Как первый властвовать привык!
Как рабствует второй!
Ей снятся группы бедняков
На нивах, на лугах,
Ей снятся стоны бурлаков
На волжских берегах…
Наивным ужасом полна,
Она не ест, не спит,
Засыпать спутника она
Вопросами спешит:
«Скажи, ужель весь край таков?
Довольства тени нет?..»
— «Ты в царстве нищих и рабов!» —
Короткий был ответ…

Она проснулась — в руку сон!
Чу, слышен впереди
Печальный звон — кандальный звон!
«Эй, кучер, погоди!»
То ссыльных партия идет,
Больней заныла грудь.
Княгиня деньги им дает,-
«Спасибо, добрый путь!»
Ей долго, долго лица их
Мерещатся потом,
И не прогнать ей дум своих,
Не позабыться сном!
«И та здесь партия была…
Да… нет других путей…
Но след их вьюга замела.
Скорей, ямщик, скорей!..»

Мороз сильней, пустынней путь,
Чем дале на восток;
На триста верст какой-нибудь
Убогий городок,
Зато как радостно глядишь
На темный ряд домов,
Но где же люди? Всюду тишь,
Не слышно даже псов.
Под кровлю всех загнал мороз,
Чаек от скуки пьют.
Прошел солдат, проехал воз,
Куранты где-то бьют.
Замерзли окна… огонек
В одном чуть-чуть мелькнул…
Собор… на выезде острог…
Ямщик кнутом махнул:
«Эй вы!» — и нет уж городка,
Последний дом исчез…
Направо — горы и река,
Налево темный лес…

Кипит больной, усталый ум,
Бессонный до утра,
Тоскует сердце. Смена дум
Мучительно быстра:
Княгиня видит то друзей,
То мрачную тюрьму,
И тут же думается ей —
Бог знает почему,-
Что небо звездное — песком
Посыпанный листок,
А месяц — красным сургучом
Оттиснутый кружок…

Пропали горы; началась
Равнина без конца.
Еще мертвей! Не встретит глаз
Живого деревца.
«А вот и тундра!» — говорит
Ямщик, бурят степной.
Княгиня пристально глядит
И думает с тоской:
Сюда-то жадный человек
За золотом идет!
Оно лежит по руслам рек,
Оно на дне болот.
Трудна добыча на реке,
Болота страшны в зной,
Но хуже, хуже в руднике,
Глубоко под землей!..
Там гробовая тишина,
Там безрассветный мрак…
Зачем, проклятая страна,
Нашел тебя Ермак?..

Чредой спустилась ночи мгла,
Опять взошла луна.
Княгиня долго не спала,
Тяжелых дум полна…
Уснула… Башня снится ей…
Она вверху стоит;
Знакомый город перед ней
Волнуется, шумит;
К обширной площади бегут
Несметные толпы:
Чиновный люд, торговый люд,
Разносчики, попы;
Пестреют шляпки, бархат, шелк,
Тулупы, армяки…
Стоял уж там какой-то полк,
Пришли еще полки,
Побольше тысячи солдат
Сошлось. Они «ура!» кричат,
Они чего-то ждут…
Народ галдел, народ зевал,
Едва ли сотый понимал,
Что делается тут…
Зато посмеивался в ус,
Лукаво щуря взор,
Знакомый с бурями француз,
Столичный куафер…

Приспели новые полки:
«Сдавайтесь!»- тем кричат.
Ответ им — пули и штыки,
Сдаваться не хотят.
Какой-то бравый генерал,
Влетев в каре, грозиться стал —
С коня снесли его.
Другой приблизился к рядам:
«Прощенье царь дарует вам!»
Убили и того.

Явился сам митрополит
С хоругвями, с крестом:
«Покайтесь, братия! — гласит, —
Падите пред царем!»
Солдаты слушали, крестясь,
Но дружен был ответ:
«Уйди, старик! молись за нас!
Тебе здесь дела нет…»

Тогда-то пушки навели,
Сам царь скомандовал: «па-ли!..»
Картечь свистит, ядро ревет,
Рядами валится народ…
«О, милый! жив ли ты?..»
Княгиня, память потеряв,
Вперед рванулась и стремглав
Упала с высоты!

Пред нею длинный и сырой
Подземный коридор,
У каждой двери часовой,
Все двери на запор.
Прибою волн подобный плеск
Снаружи слышен ей;
Внутри — бряцанье, ружей блеск
При свете фонарей;
Да отдаленный шум шагов
И долгий гул от них,
Да перекрестный бой часов,
Да крики часовых…

С ключами, старый и седой,
Усатый инвалид.
«Иди, печальница, за мной! —
Ей тихо говорит. —
Я проведу тебя к нему,
Он жив и невредим…»
Она доверилась ему,
Она пошла за ним…

Шли долго, долго… Наконец
Дверь взвизгнула — и вдруг
Пред нею он… живой мертвец…
Пред нею — бедный друг!
Упав на грудь ему, она
Торопится спросить:
«Скажи, что делать? Я сильна,
Могу я страшно мстить!
Достанет мужества в груди,
Готовность горяча,
Просить ли надо?..» — «Не ходи,
Не тронешь палача!»
— «О милый! Что сказал ты? Слов
Не слышу я твоих.
То этот страшный бой часов,
То крики часовых!
Зачем тут третий между нас?..»
— «Наивен твой вопрос».

«Пора! пробил урочный час!» —
Тот «третий» произнес…

Княгиня вздрогнула,- глядит
Испуганно кругом,
Ей ужас сердце леденит:
Не всё тут было сном!..

Луна плыла среди небес
Без блеска, без лучей,
Налево был угрюмый лес,
Направо — Енисей.
Темно! Навстречу ни души,
Ямщик на козлах спал,
Голодный волк в лесной глуши
Пронзительно стонал,
Да ветер бился и ревел,
Играя на реке,
Да инородец где-то пел
На странном языке.
Суровым пафосом звучал
Неведомый язык
И пуще сердце надрывал,
Как в бурю чайки крик…

Княгине холодно; в ту ночь
Мороз был нестерпим,
Упали силы; ей невмочь
Бороться больше с ним.
Рассудком ужас овладел,
Что не доехать ей.
Ямщик давно уже не пел,
Не понукал коней,
Передней тройки не слыхать.
«Эй! жив ли ты, ямщик?
Что ты замолк? не вздумай спать!»
— «Не бойтесь, я привык…»

Летят… Из мерзлого окна
Не видно ничего,
Опасный гонит сон она,
Но не прогнать его!
Он волю женщины больной
Мгновенно покорил
И, как волшебник, в край иной
Ее переселил.
Тот край — он ей уже знаком,-
Как прежде неги полн,
И теплым солнечным лучом
И сладким пеньем волн
Ее приветствовал, как друг…
Куда ни поглядит:
«Да, это — юг! да, это юг!» —
Всё взору говорит…

Ни тучки в небе голубом,
Долина вся в цветах,
Всё солнцем залито, — на всем,
Внизу и на горах,
Печать могучей красоты,
Ликует всё вокруг;
Ей солнце, море и цветы
Поют: «Да — это юг!»

В долине между цепью гор
И морем голубым
Она летит во весь опор
С избранником своим.
Дорога их — роскошный сад,
С деревьев льется аромат,
На каждом дереве горит
Румяный, пышный плод;
Сквозь ветви темные сквозит
Лазурь небес и вод;
По морю реют корабли,
Мелькают паруса,
А горы, видные вдали,
Уходят в небеса.
Как чудны краски их! За час
Рубины рдели там,
Теперь заискрился топаз
По белым их хребтам…
Вот вьючный мул идет шажком,
В бубенчиках, в цветах,
За мулом — женщина с венком,
С корзиною в руках.
Она кричит им: «Добрый путь!» —
И, засмеявшись вдруг,
Бросает быстро ей на грудь
Цветок… да! это юг!
Страна античных, смуглых дев
И вечных роз страна…
Чу! мелодический напев,
Чу! музыка слышна!..
«Да, это юг! да, это юг!
(Поет ей добрый сон.)
Опять с тобой любимый друг,
Опять свободен он!..»

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Уже два месяца почти
Бессменно день и ночь в пути

На диво слаженный возок,
А всё конец пути далек!

Княгинин спутник так устал,
Что под Иркутском захворал.

Ее в Иркутске встретил сам
Начальник городской;
Как мощи сух, как палка прям,
Высокий и седой.
Сползла с плеча его доха,
Под ней — кресты, мундир,
На шляпе — перья петуха.
Почтенный бригадир,
Ругнув за что-то ямщика,
Поспешно подскочил
И дверцы прочного возка
Княгине отворил…

КНЯГИНЯ

(входит в станционный дом

В Нерчинск! Закладывать скорей!

ГУБЕРНАТОР

Пришел я — встретить вас.

КНЯГИНЯ

Велите ж дать мне лошадей!

ГУБЕРНАТОР

Прошу помедлить час.
Дорога наша так дурна,
Вам нужно отдохнуть…

КНЯГИНЯ

Благодарю вас! Я сильна…
Уж недалек мой путь…

ГУБЕРНАТОР

Всё ж будет верст до восьмисот,
А главная беда:
Дорога хуже там пойдет,
Опасная езда!..
Два слова нужно вам сказать
По службе, — и притом
Имел я счастье графа знать,
Семь лет служил при нем.
Отец ваш редкий человек
По сердцу, по уму,
Запечатлев в душе навек
Признательность к нему,
К услугам дочери его
Готов я… весь я ваш…

КНЯГИНЯ

Но мне не нужно ничего!

(Отворяя дверь в сени.)

Готов ли экипаж?

ГУБЕРНАТОР

Покуда я не прикажу,
Его не подадут…

КНЯГИНЯ

Так прикажите ж! Я прошу…

ГУБЕРНАТОР

Но есть зацепка тут:
С последней почтой прислана
Бумага…

КНЯГИНЯ

Что же в ней:
Уж не вернуться ль я должна?

ГУБЕРНАТОР

Да-с, было бы верней.

КНЯГИНЯ

Да кто ж прислал вам и о чем
Бумагу? что же — там
Шутили, что ли, над отцом?
Он всё устроил сам!

ГУБЕРНАТОР

Нет… не решусь я утверждать…
Но путь еще далек…

КНЯГИНЯ

Так что же даром и болтать!
Готов ли мой возок?

ГУБЕРНАТОР

Нет! Я еще не приказал…
Княгиня! здесь я — царь!
Садитесь! Я уже сказал,
Что знал я графа встарь,
А граф… хоть он вас отпустил,
По доброте своей,
Но ваш отъезд его убил…
Вернитесь поскорей!

КНЯГИНЯ

Нет! что однажды решено —
Исполню до конца!
Мне вам рассказывать смешно,
Как я люблю отца,
Как любит он. Но долг другой,
И выше и святей,
Меня зовет. Мучитель мой!
Давайте лошадей!

ГУБЕРНАТОР

Позвольте-с. Я согласен сам,
Что дорог каждый час,
Но хорошо ль известно вам,
Что ожидает вас?
Бесплодна наша сторона,
А та — еще бедней,
Короче нашей там весна,
Зима — еще длинней.
Да-с, восемь месяцев зима
Там — знаете ли вы?
Там люди редки без клейма,
И те душой черствы;
На воле рыскают кругом
Там только варнаки;
Ужасен там тюремный дом,
Глубоки рудники.
Вам не придется с мужем быть
Минуты глаз на глаз:
В казарме общей надо жить,
А пища: хлеб да квас.
Пять тысяч каторжников там,
Озлоблены судьбой,
Заводят драки по ночам,
Убийства и разбой;
Короток им и страшен суд,
Грознее нет суда!
И вы, княгиня, вечно тут
Свидетельницей… Да!
Поверьте, вас не пощадят,
Не сжалится никто!
Пускай ваш муж — он виноват…
А вам терпеть… за что?

КНЯГИНЯ

Ужасно будет, знаю я,
Жизнь мужа моего.
Пускай же будет и моя
Не радостней его!

ГУБЕРНАТОР

Но вы не будете там жить:
Тот климат вас убьет!
Я вас обязан убедить,
Не ездите вперед!
Ах! вам ли жить в стране такой,
Где воздух у людей
Не паром — пылью ледяной
Выходит из ноздрей?
Где мрак и холод круглый год,
А в краткие жары —
Непросыхающих болот
Зловредные пары?
Да… Страшный край! Оттуда прочь
Бежит и зверь лесной,
Когда стосуточная ночь
Повиснет над страной…

КНЯГИНЯ

Живут же люди в том краю,
Привыкну я шутя…

ГУБЕРНАТОР

Живут? Но молодость свою
Припомните… дитя!
Здесь мать — водицей снеговой,
Родив, омоет дочь,
Малютку грозной бури вой
Баюкает всю ночь,
А будит дикий зверь, рыча
Близ хижины лесной,
Да пурга, бешено стуча
В окно, как домовой.
С глухих лесов, с пустынных рек
Сбирая дань свою,
Окреп туземный человек
С природою в бою,
А вы?..

КНЯГИНЯ

Пусть смерть мне суждена —
Мне нечего жалеть!..
Я еду! еду! я должна
Близ мужа умереть.

ГУБЕРНАТОР

Да, вы умрете, но сперва
Измучите того,
Чья безвозвратно голова
Погибла. Для него
Прошу: не ездите туда!
Сноснее одному,
Устав от тяжкого труда,
Прийти в свою тюрьму,
Прийти — и лечь на голый пол
И с черствым сухарем
Заснуть… а добрый сон пришел —
И узник стал царем!
Летя мечтой к родным, к друзьям,
Увидя вас самих,
Проснется он, к дневным трудам
И бодр, и сердцем тих,
А с вами?.. с вами не знавать
Ему счастливых грез,
В себе он будет сознавать
Причину ваших слез.

КНЯГИНЯ

Ах!.. Эти речи поберечь
Вам лучше для других.
Всем вашим пыткам не извлечь
Слезу из глаз моих!
Покинув родину, друзей,
Любимого отца,
Приняв обет в душе моей
Исполнить до конца
Мой долг,- я слез не принесу
В проклятую тюрьму —
Я гордость, гордость в нем спасу,
Я силы дам ему!
Презренье к нашим палачам,
Сознанье правоты
Опорой верной будет нам.

ГУБЕРНАТОР

Прекрасные мечты!
Но их достанет на пять дней.
Не век же вам грустить?
Поверьте совести моей,
Захочется вам жить.
Здесь черствый хлеб, тюрьма, позор,
Нужда и вечный гнет,
А там балы, блестящий двор,
Свобода и почет.
Как знать? Быть может, бог судил…
Понравится другой,
Закон вас права не лишил…

КНЯГИНЯ

Молчите!.. Боже мой!..

ГУБЕРНАТОР

Да, откровенно говорю,
Вернитесь лучше в свет.

КНЯГИНЯ

Благодарю, благодарю
За добрый ваш совет!
И прежде был там рай земной,
А нынче этот рай
Своей заботливой рукой
Расчистил Николай.
Там люди заживо гниют —
Ходячие гробы,
Мужчины — сборище Иуд,
А женщины — рабы.
Что там найду я? Ханжество,
Поруганную честь,
Нахальной дряни торжество
И подленькую месть.
Нет, в этот вырубленный лес
Меня не заманят,
Где были дубы до небес,
А ныне пни торчат!
Вернуться? жить среди клевет,
Пустых и темных дел?..
Там места нет, там друга нет
Тому, кто раз прозрел!
Нет, нет, я видеть не хочу
Продажных и тупых,
Не покажусь я палачу
Свободных и святых.
Забыть того, кто нас любил,
Вернуться — всё простя?

ГУБЕРНАТОР

Но он же вас не пощадил?
Подумайте, дитя:
О ком тоска? к кому любовь?

КНЯГИНЯ

Молчите, генерал!

ГУБЕРНАТОР

Когда б не доблестная кровь
Текла в вас — я б молчал.
Но если рветесь вы вперед,
Не веря ничему,
Быть может, гордость вас спасет…
Достались вы ему
С богатством, с именем, с умом,
С доверчивой душой,
А он, не думая о том,
Что станется с женой,
Увлекся призраком пустым
И — вот его судьба!..
И что ж?.. бежите вы за ним,
Как жалкая раба!

КНЯГИНЯ

Нет! я не жалкая раба,
Я женщина, жена!
Пускай горька моя судьба —
Я буду ей верна!
О, если б он меня забыл
Для женщины другой,
В моей душе достало б сил
Не быть его рабой!
Но знаю: к родине любовь
Соперница моя,
И если б нужно было, вновь
Ему простила б я!..

Княгиня кончила… Молчал
Упрямый старичок.
«Ну что ж? Велите, генерал,
Готовить мой возок?»
Не отвечая на вопрос,
Смотрел он долго в пол,
Потом в раздумьи произнес:
«До завтра» — и ушел…

Назавтра тот же разговор,
Просил и убеждал,
Но получил опять отпор
Почтенный генерал.
Все убежденья истощив
И выбившись из сил,
Он долго, важен, молчалив,
По комнате ходил
И наконец сказал: «Быть так!
Вас не спасешь, увы!..
Но знайте: сделав этот шаг,
Всего лишитесь вы!..»

— «Да что же мне еще терять?»

— «За мужем поскакав,
Вы отреченье подписать
Должны от ваших прав!»

Старик эффектно замолчал,
От этих страшных слов
Он, очевидно, пользы ждал,
Но был ответ таков:
«У вас седая голова,
А вы еще дитя!
Вам наши кажутся права
Правами — не шутя.
Нет! ими я не дорожу,
Возьмите их скорей!
Где отреченье? Подпишу!
И живо — лошадей!..»

ГУБЕРНАТОР

Бумагу эту подписать!
Да что вы?.. Боже мой!
Ведь это значит нищей стать
И женщиной простой!
Всему вы скажите прости,
Что вам дано отцом,
Что по наследству перейти
Должно бы к вам потом!
Права имущества, права
Дворянства потерять!
Нет, вы подумайте сперва —
Зайду я к вам опять!..

Ушел и не был целый день…
Когда спустилась тьма,
Княгиня, слабая как тень,
Пошла к нему сама.
Ее не принял генерал:
Хворает тяжело…
Пять дней, покуда он хворал,
Мучительных прошло,
А на шестой пришел он сам
И круто молвил ей:
«Я отпустить не вправе вам,
Княгиня, лошадей!
Вас по этапу поведут
С конвоем…»

КНЯГИНЯ

Боже мой!
Но так ведь месяцы пройдут
В дороге?..

ГУБЕРНАТОР

Да, весной
В Нерчинск придете, если вас
Дорога не убьет.
Навряд версты четыре в час
Закованный идет;
Посередине дня — привал,
С закатом дня — ночлег,
А ураган в степи застал —
Закапывайся в снег!
Да-с, промедленьям нет числа,
Иной упал, ослаб…

КНЯГИНЯ

Не хорошо я поняла —
Что значит ваш этап?

ГУБЕРНАТОР

Под караулом казаков
С оружием в руках,
Этапом водим мы воров
И каторжных в цепях,
Они дорогою шалят,
Того гляди сбегут,
Так их канатом прикрутят
Друг к другу — и ведут
Трудненек путь! Да вот-с каков:
Отправится пятьсот,
А до нерчинских рудников
И трети не дойдет!
Они как мухи мрут в пути,
Особенно зимой…
И вам, княгиня, так идти?..
Вернитесь-ка домой!

КНЯГИНЯ

О нет! я этого ждала…
Но вы, но вы… злодей!..
Неделя целая прошла…
Нет сердца у людей!
Зачем бы разом не сказать?..
Уж я бы шла давно…
Велите ж партию сбирать —
Иду! мне всё равно!..

«Нет! вы поедете!..- вскричал
Нежданно старый генерал,
Закрыв рукой глаза.-
Как я вас мучил… Боже мой!..
(Из-под руки на ус седой
Скатилася слеза.)
Простите! да, я мучил вас,
Но мучился и сам,
Но строгий я имел приказ
Преграды ставить вам!
И разве их не ставил я?
Я делал всё, что мог,
Перед царем душа моя
Чиста, свидетель бог!
Острожным жестким сухарем
И жизнью взаперти,
Позором, ужасом, трудом
Этапного пути
Я вас старался напугать.
Не испугались вы!
И хоть бы мне не удержать
На плечах головы,
Я не могу, я не хочу
Тиранить больше вас…
Я вас в три дня туда домчу…

Отворяя дверь, кричит

Эй! запрягать, сейчас!..»

II. Княгиня М. Н. Волконская

(бабушкины записки)
(1826-27 г.)

Глава 1

Проказники внуки! Сегодня они
С прогулки опять воротились:
«Нам, бабушка, скучно! В ненастные дни,
Когда мы в портретной садились
И ты начинала рассказывать нам,
Так весело было!.. Родная,
Еще что-нибудь расскажи!..» По углам
Уселись. Но их прогнала я:
«Успеете слушать; рассказов моих
Достанет на целые томы,
Но вы еще глупы: узнаете их,
Как будете с жизнью знакомы!
Я всё рассказала, доступное вам
По вашим ребяческим летам:
Идите гулять по полям, по лугам!
Идите же… пользуйтесь летом!»

И вот, не желая остаться в долгу
У внуков, пишу я записки;
Для них я портреты людей берегу,
Которые были мне близки,
Я им завещаю альбом — и цветы
С могилы сестры — Муравьевой,
Коллекцию бабочек, флору Читы
И виды страны той суровой;
Я им завещаю железный браслет…
Пускай берегут его свято:
В подарок жене его выковал дед
Из собственной цепи когда-то…

Родилась я, милые внуки мои,
Под Киевом, в тихой деревне;
Любимая дочь я была у семьи.
Наш род был богатый и древний,
Но пуще отец мой возвысил его:
Заманчивей славы героя,
Дороже отчизны — не знал ничего
Боец, не любивший покоя.
Творя чудеса, девятнадцати лет
Он был полковым командиром,
Он мужество добыл и лавры побед
И почести, чтимые миром.
Воинская слава его началась
Персидским и шведским походом,
Но память о нем нераздельно слилась
С великим двенадцатым годом:
Тут жизнь его долгим сраженьем была.
Походы мы с ним разделяли,
И в месяц иной не запомним числа,
Когда б за него не дрожали.
«Защитник Смоленска» всегда впереди
Опасного дела являлся…
Под Лейпцигом раненный, с пулей в груди,
Он вновь через сутки сражался,
Так летопись жизни его говорит:
В ряду полководцев России,
Покуда отечество наше стоит,
Он памятен будет! Витии
Отца моего осыпали хвалой,
Бессмертным его называя;
Жуковский почтил его громкой строфой,
Российских вождей прославляя:
Под Дашковой личного мужества жар
И жертву отца-патриота
Поэт воспевает. Воинственный дар
Являя в сраженьях без счета,
Не силой одною врагов побеждал
Ваш прадед в борьбе исполинской:
О нем говорили, что он сочетал
С отвагою гений воинский.

Войной озабочен, в семействе своем
Отец ни во что не мешался,
Но крут был порою; почти божеством
Он матери нашей казался,
И сам он глубоко привязан был к ней.
Отца мы любили — в герое,
Окончив походы, в усадьбе своей
Он медленно гас на покое.
Мы жили в большом подгородном дому.
Детей поручив англичанке,
Старик отдыхал. Я училась всему,
Что нужно богатой дворянке.
А после уроков бежала я в сад
И пела весь день беззаботно,
Мой голос был очень хорош, говорят,
Отец его слушал охотно;
Записки свои приводил он к концу,
Читал он газеты, журналы,
Пиры задавал; наезжали к отцу
Седые, как он, генералы,
И шли бесконечные споры тогда;
Меж тем молодежь танцевала.
Сказать ли вам правду? была я всегда
В то время царицею бала:
Очей моих томных огонь голубой
И черная с синим отливом
Большая коса, и румянец густой
На личике смуглом, красивом,
И рост мой высокий, и гибкий мой стан,
И гордая поступь — пленяли
Тогдашних красавцев: гусаров, улан,
Что близко с полками стояли.
Но слушала я неохотно их лесть…
Отец за меня постарался:
«Не время ли замуж? Жених уже есть,
Он славно под Лейпцигом дрался,
Его полюбил государь, наш отец,
И дал ему чин генерала.
Постарше тебя… а собой молодец,
Волконский! Его ты видала
На царском смотру… и у нас он бывал,
По парку с тобой всё шатался!»
— «Да, помню! Высокий такой генерал…»
-«Он самый!»- старик засмеялся…
«Отец, он так мало со мной говорил!»-
Заметила я, покраснела…
«Ты будешь с ним счастлива!» — круто решил
Старик, — возражать я не смела…

Прошло две недели — и я под венцом
С Сергеем Волконским стояла,
Не много я знала его женихом,
Не много и мужем узнала,-
Так мало мы жили под кровлей одной,
Так редко друг друга видали!
По дальним селеньям, на зимний постой,
Бригаду его разбросали,
Ее объезжал беспрестанно Сергей.
А я между тем расхворалась;
В Одессе потом, по совету врачей,
Я целое лето купалась;
Зимой он приехал за мною туда,
С неделю я с ним отдохнула
При главной квартире… и снова беда!
Однажды я крепко уснула.
Вдруг слышу я голос Сергея (в ночи,
Почти на рассвете то было):
«Вставай! Поскорее найди мне ключи!
Камин затопи!» Я вскочила…
Взглянула: встревожен и бледен он был.
Камин затопила я живо.
Из ящиков муж мой бумаги сносил
К камину — и жег торопливо.
Иные прочитывал бегло, спеша,
Иные бросал не читая.
И я помогала Сергею, дрожа
И глубже в огонь их толкая…
Потом он сказал: «Мы поедем сейчас»,
Волос моих нежно касаясь.
Всё скоро уложено было у нас,
И утром, ни с кем не прощаясь,
Мы тронулись в путь. Мы скакали три дня,
Сергей был угрюм, торопился,
Довез до отцовской усадьбы меня
И тотчас со мною простился.

Глава 2

«Уехал!.. Что значила бледность его
И всё, что в ту ночь совершилось?
Зачем не сказал он жене ничего?
Недоброе что-то случилось!»
Я долго не знала покоя и сна,
Сомнения душу терзали:
«Уехал, уехал! опять я одна!..»
Родные меня утешали,
Отец торопливость его объяснял
Каким-нибудь делом случайным:
«Куда-нибудь сам император послал
Его с поручением тайным,
Не плачь! Ты походы делила со мной,
Превратности жизни военной
Ты знаешь; он скоро вернется домой!
Под сердцем залог драгоценный
Ты носишь: теперь ты беречься должна!
Всё кончится ладно, родная;
Жена муженька проводила одна,
А встретит, ребенка качая!..»

Увы! предсказанье его не сбылось!
Увидеться с бедной женою
И с первенцем сыном отцу довелось
Не здесь — не под кровлей родною!

Как дорого стоил мне первенец мой!
Два месяца я прохворала.
Измучена телом, убита душой,
Я первую няню узнала.
Спросила о муже.- «Еще не бывал!»
— «Писал ли?» — «И писем нет даже».
— «А где мой отец?» — «В Петербург ускакал».
— «А брат мой?» — «Уехал туда же».

«Мой муж не приехал, нет даже письма,
И брат и отец ускакали,-
Сказала я матушке: — Еду сама!
Довольно, довольно мы ждали!»
И как ни старалась упрашивать дочь
Старушка, я твердо решилась;
Припомнила я ту последнюю ночь
И всё, что тогда совершилось,
И ясно сознала, что с мужем моим
Недоброе что-то творится…

Стояла весна, по разливам речным
Пришлось черепахой тащиться.

Доехала я чуть живая опять.
«Где муж мой» — отца я спросила.
«В Молдавию муж твой ушел воевать».
— «Не пишет он?..» Глянул уныло
И вышел отец… Недоволен был брат,
Прислуга молчала, вздыхая.
Заметила я, что со мною хитрят,
Заботливо что-то скрывая;
Ссылаясь на то, что мне нужен покой,
Ко мне никого не пускали,
Меня окружили какой-то стеной,
Мне даже газет не давали!
Я вспомнила: много у мужа родных,
Пишу — отвечать умоляю.
Проходят недели, — ни слова от них!
Я плачу, я силы теряю…

Нет чувства мучительней тайной грозы.
Я клятвой отца уверяла,
Что я не пролью ни единой слезы,-
И он, и кругом всё молчало!
Любя, меня мучил мой бедный отец;
Жалея, удвоивал горе…
Узнала, узнала я всё наконец!..
Прочла я в самом приговоре,
Что был заговорщиком бедный Сергей:
Стояли они настороже,
Готовя войска к низверженью властей.
В вину ему ставилось тоже,
Что он… Закружилась моя голова…
Я верить глазам не хотела…
«Ужели?..» В уме не вязались слова:
Сергей — и бесчестное дело!

Я помню, сто раз я прочла приговор,
Вникая в слова роковые.
К отцу побежала, — с отцом разговор
Меня успокоил, родные!
С души словно камень тяжелый упал.
В одном я Сергея винила:
Зачем он жене ничего не сказал?
Подумав, и то я простила:
«Как мог он болтать? Я была молода,
Когда ж он со мной расставался,
Я сына под сердцем носила тогда:
За мать и дитя он боялся!-
Так думала я. — Пусть беда велика,
Не всё потеряла я в мире.
Сибирь так ужасна, Сибирь далека,
Но люди живут и в Сибири!..»

Всю ночь я горела, мечтая о том,
Как буду лелеять Сергея.
Под утро глубоким, крепительным сном
Уснула, — и встала бодрее.
Поправилось скоро здоровье мое,
Приятельниц я повидала,
Нашла я сестру, — расспросила ее
И горького много узнала!
Несчастные люди!.. «Всё время Сергей
(Сказала сестра) содержался
В тюрьме; не видал ни родных, ни друзей…
Вчера только с ним повидался
Отец. Повидаться с ним можешь и ты:
Когда приговор прочитали,
Одели их в рубище, сняли кресты,
Но право свиданья им дали!..»

Подробностей ряд пропустила я тут…
Оставив следы роковые,
Доныне о мщеньи они вопиют…
Не знайте их лучше, родные.

Я в крепость поехала к мужу с сестрой,
Пришли мы сперва к «генералу»,
Потом нас привел генерал пожилой
В обширную, мрачную залу.
«Дождитесь, княгиня! мы будем сейчас!»
Раскланявшись вежливо с нами,
Он вышел. С дверей не спускала я глаз.
Минуты казались часами.
Шаги постепенно смолкали вдали,
За ними я мыслью летела.
Мне чудилось: связку ключей принесли,
И ржавая дверь заскрипела.
В угрюмой каморке с железным окном
Измученный узник томился.
«Жена к вам приехала!..» Бледным лицом,
Он весь задрожал, оживился:
«Жена!..» Коридором он быстро бежал,
Довериться слуху не смея…

«Вот он!» — громогласно сказал генерал,
И я увидала Сергея…

Недаром над ним пронеслася гроза:
Морщины на лбу появились,
Лицо было мертвенно бледно, глаза
Не так уже ярко светились,
Но больше в них было, чем в прежние дни,
Той тихой, знакомой печали;
С минуту пытливо смотрели они
И радостно вдруг заблистали,
Казалось он в душу мою заглянул…
Я горько, припав к его груди,
Рыдала… Он обнял меня и шепнул:
«Здесь есть посторонние люди».
Потом он сказал, что полезно ему
Узнать добродетель смиренья,
Что, впрочем, легко переносит тюрьму,
И несколько слов одобренья
Прибавил… По комнате важно шагал
Свидетель — нам было неловко…
Сергей на одежду свою показал:
«Поздравь меня, Маша, с обновкой,-
И тихо прибавил:- Пойми и прости»,-
Глаза засверкали слезою,
Но тут соглядатай успел подойти,
Он низко поник головою.
Я громко сказала: «Да, я не ждала
Найти тебя в этой одежде».
И тихо шепнула: «Я всё поняла.
Люблю тебя больше, чем прежде..»
-«Что делать? И в каторге буду я жить
(Покуда мне жизнь не наскучит)».
-«Ты жив, ты здоров, так о чем же тужить?
(Ведь каторга нас не разлучит?)»

«Так вот ты какая!»- Сергей говорил,
Лицо его весело было…
Он вынул платок, на окно положил,
И рядом я свой положила,
Потом, расставаясь, Сергеев платок
Взяла я — мой мужу остался…
Нам после годичной разлуки часок
Свиданья короток казался,
Но что ж было делать! Наш срок миновал —
Пришлось бы другим дожидаться…
В карету меня посадил генерал,
Счастливо желал оставаться…

Великую радость нашла я в платке:
Целуя его, увидала
Я несколько слов на одном уголке;
Вот что я, дрожа, прочитала:
«Мой друг, ты свободна. Пойми — не пеняй!
Душевно я бодр и — желаю
Жену мою видеть такой же. Прощай!
Малютке поклон посылаю…»

Была в Петербурге большая родня
У мужа; всё знать — да какая!
Я ездила к ним, волновалась три дня,
Сергея спасти умоляя.
Отец говорил: «Что ты мучишься, дочь?
Я всё испытал — бесполезно!»
И правда: они уж пытались помочь,
Моля императора слезно,
Но просьбы до сердца его не дошли..,
Я с мужем еще повидалась,
И время приспело: его увезли!..
Как только одна я осталась,
Я тотчас послышала в сердце моем,
Что надо и мне торопиться,
Мне душен казался родительский дом,
И стала я к мужу проситься.

Теперь расскажу вам подробно, друзья,
Мою роковую победу.
Вся дружно и грозно восстала семья,
Когда я сказала: «Я еду!»
Не знаю, как мне удалось устоять,
Чего натерпелась я… Боже!..
Была из-под Киева вызвана мать,
И братья приехали тоже:
Отец «образумить» меня приказал.
Они убеждали, просили.
Но волю мою сам господь подкреплял,
Их речи ее не сломили!
А много и горько поплакать пришлось…
Когда собрались мы к обеду,
Отец мимоходом мне бросил вопрос:
«На что ты решилась?» — «Я еду!»
Отец промолчал… промолчала семья…
Я вечером горько всплакнула,
Качая ребенка, задумалась я…
Вдруг входит отец,- я вздрогнула.
Ждала я грозы, но, печален и тих,
Сказал он сердечно и кротко:
«За что обижаешь ты кровных родных?
Что будет с несчастным сироткой?
Что будет с тобою, голубка моя?
Там нужно не женскую силу!
Напрасна великая жертва твоя,
Найдешь ты там только могилу!»
И ждал он ответа, и взгляд мой ловил,
Лаская меня и целуя…
«Я сам виноват! Я тебя погубил!-
Воскликнул он вдруг, негодуя.-
Где был мой рассудок? Где были глаза!
Уж знала вся армия наша…»
И рвал он седые свои волоса:
«Прости! не казни меня, Маша!
Останься!..» И снова молил горячо…
Бог знает, как я устояла!
Припав головою к нему на плечо,
«Поеду!» — я тихо сказала…

«Посмотрим!..» И вдруг распрямился старик,
Глаза его гневом сверкали:
«Одно повторяет твой глупый язык:
«Поеду!» Сказать не пора ли,
Куда и зачем? Ты подумай сперва!
Не знаешь сама, что болтаешь!
Умеет ли думать твоя голова?
Врагами ты, что ли, считаешь
И мать, и отца? Или глупы они…
Что споришь ты с ними, как с ровней?
Поглубже ты в сердце свое загляни,
Вперед посмотри хладнокровней,
Подумай!.. Я завтра увижусь с тобой…»

Ушел он, грозящий и гневный,
А я, чуть жива, пред иконой святой
Упала — в истоме душевной…

Глава 3

«Подумай!..» Я целую ночь не спала,
Молилась и плакала много.
Я божию матерь на помощь звала,
Совета просила у бога,
Я думать училась: отец приказал
Подумать… нелегкое дело!
Давно ли он думал за нас — и решал,
И жизнь наша мирно летела?
Училась я много; на трех языках
Читала. Заметна была я
В парадных гостиных, на светских балах,
Искусно танцуя, играя;
Могла говорить я почти обо всем,
Я музыку знала, я пела,
Я даже отлично скакала верхом,
Но думать совсем не умела.

Я только в последний, двадцатый мой год
Узнала, что жизнь не игрушка,
Да в детстве, бывало, сердечко вздрогнет,
Как грянет нечаянно пушка.
Жилось хорошо и привольно; отец
Со мной не говаривал строго;
Осьмнадцати лет я пошла под венец
И тоже не думала много…

В последнее время моя голова
Работала сильно, пылала;
Меня неизвестность томила сперва.
Когда же беду я узнала,
Бессменно стоял предо мною Сергей,
Тюрьмою измученный, бледный,
И много неведомых прежде страстей
Посеял в душе моей бедной.
Я всё испытала, а больше всего
Жестокое чувство бессилья.
Я небо и сильных людей за него
Молила — напрасны усилья!
И гнев мою душу больную палил,
И я волновалась нестройно,
Рвалась, проклинала… но не было сил
Ни времени думать спокойно.

Теперь непременно я думать должна —
Отцу моему так угодно.
Пусть воля моя неизменно одна,
Пусть всякая дума бесплодна,
Я честно исполнить отцовский приказ
Решилась, мои дорогие.

Старик говорил: «Ты подумай о нас,
Мы люди тебе не чужие:
И мать, и отца, и дитя, наконец,-
Ты всех безрассудно бросаешь,
За что же?» — «Я долг исполняю, отец!»
— «За что ты себя обрекаешь
На муку?» — «Не буду я мучиться там!
Здесь ждет меня страшная мука.
Да если останусь, послушная вам,
Меня истерзает разлука.
Не зная покою ни ночью, ни днем,
Рыдая над бедным сироткой,
Всё буду я думать о муже моем
Да слышать упрек его кроткий.
Куда ни пойду я — на лицах людей
Я свой приговор прочитаю:
В их шепоте — повесть измены моей.
В улыбке укор угадаю:
Что место мое не на пышном балу,
А в дальней пустыне угрюмой,
Где узник усталый в тюремном углу
Терзается лютою думой,
Один… без опоры… Скорее к нему!
Там только вздохну я свободно.
Делила с ним радость, делить и тюрьму
Должна я… Так небу угодно!..

Простите, родные! Мне сердце давно
Мое предсказало решенье.
И верю я твердо: от бога оно!
А в вас говорит — сожаленье.
Да, ежели выбор решить я должна
Меж мужем и сыном — не боле,
Иду я туда, где я больше нужна,
Иду я к тому, кто в неволе!
Я сына оставлю в семействе родном,
Он скоро меня позабудет.
Пусть дедушка будет малютке отцом,
Сестра ему матерью будет.
Он так еще мал! А когда подрастет
И страшную тайну узнает,
Я верю: он матери чувство поймет
И в сердце ее оправдает!

Но если останусь я с ним… и потом
Он тайну узнает и спросит:
«Зачем не пошла ты за бедным отцом?..» —
И слово укора мне бросит?
О, лучше в могилу мне заживо лечь,
Чем мужа лишить утешенья
И в будущем сына презренье навлечь. ..
Нет, нет! не хочу я презренья!..

А может случиться — подумать боюсь! —
Я первого мужа забуду,
Условиям новой семьи подчинюсь
И сыну не матерью буду,
А мачехой лютой?.. Горю от стыда. ..
Прости меня, бедный изгнанник!
Тебя позабыть! Никогда! никогда!
Ты сердца единый избранник. ..

Отец! ты не знаешь, как дорог он мне!
Его ты не знаешь! Сначала,
В блестящем наряде, на гордом коне,
Его пред полком я видала;
О подвигах жизни его боевой
Рассказы товарищей боя
Я слушала жадно — и всею душой
Я в нем полюбила героя. ..

Позднее я в нем полюбила отца
Малютки, рожденного мною.
Разлука тянулась меж тем без конца.
Он твердо стоял под грозою. ..
Вы знаете, где мы увиделись вновь —
Судьба свою волю творила! —
Последнюю, лучшую сердца любовь
В тюрьме я ему подарила!

Напрасно чернила его клевета,
Он был безупречней, чем прежде,
И я полюбила его, как Христа. ..
В своей арестантской одежде
Теперь он бессменно стоит предо мной,
Величием кротким сияя.
Терновый венец над его головой,
Во взоре любовь неземная…

Отец мой! должна я увидеть его…
Умру я, тоскуя по муже…
Ты, долгу служа, не щадил ничего
И нас научил ты тому же. ..
Герой, выводивший своих сыновей
Туда, где смертельней сраженье, —
Не верю, чтоб дочери бедной своей
Ты сам не одобрил решенья!»

Вот что я подумала в долгую ночь,
И так я с отцом говорила…
Он тихо сказал: «Сумасшедшая дочь! » —
И вышел: молчали уныло
И братья, и мать… Я ушла наконец…
Тяжелые дни потянулись:
Как туча ходил недовольный отец,
Другие домашние дулись.
Никто не хотел ни советом помочь,
Ни делом; но я не дремала,
Опять провела я бессонную ночь:
Письмо к государю писала
(В то время молва начала разглашать,
Что будто вернуть Трубецкую
С дороги велел государь. Испытать
Боялась я участь такую,
Но слух был неверен). Письмо отвезла
Сестра моя, Катя Орлова.
Сам царь отвечал мне… Спасибо, нашла
В ответе я доброе слово!
Он был элегантен и мил (Николай
Писал по-французски). Сначала
Сказал государь, как ужасен тот край,
Куда я поехать желала,
Как грубы там люди, как жизнь тяжела,
Как возраст мой хрупок и нежен;
Потом намекнул (я не вдруг поняла)
На то, что возврат безнадежен;
А дальше — изволил хвалою почтить
Решимость мою, сожалея,
Что, долгу покорный, не мог пощадить
Преступного мужа… Не смея
Противиться чувствам высоким таким,
Давал он свое позволенье;
Но лучше желал бы, чтоб с сыном моим
Осталась я дома…
Волненье
Меня охватило. «Я еду!» Давно
Так радостно сердце не билось…
«Я еду! я еду! Теперь решено!..»
Я плакала, жарко молилась…

В три дня я в далекий мой путь собралась,
Всё ценное я заложила,
Надежною шубой, бельем запаслась,
Простую кибитку купила.
Родные смотрели на сборы мои,
Загадочно как-то вздыхая;
Отъезду не верил никто из семьи…
Последнюю ночь провела я
С ребенком. Нагнувшись над сыном моим,
Улыбку малютки родного
Запомнить старалась; играла я с ним
Печатью письма рокового.
Играла и думала: «Бедный мой сын!
Не знаешь ты, чем ты играешь!
Здесь участь твоя: ты проснешься один,
Несчастный! Ты мать потеряешь!»
И в горе упав на ручонки его
Лицом, я шептала, рыдая:
«Прости, что тебя, для отца твоего,
Мой бедный, покинуть должна я…»

А он улыбался: не думал он спать,
Любуясь красивым пакетом;
Большая и красная эта печать
Его забавляла…
С рассветом
Спокойно и крепко заснуло дитя,
И щечки его заалели.
С любимого личика глаз не сводя,
Молясь у его колыбели,
Я встретила утро…
Я вмиг собралась.
Сестру заклинала я снова
Быть матерью сыну… Сестра поклялась…
Кибитка была уж готова.

Сурово молчали родные мои,
Прощание было немое.
Я думала: «Я умерла для семьи,
Всё милое, всё дорогое
Теряю… нет счета печальных потерь!..»
Мать как-то спокойно сидела,
Казалось, не веря еще и теперь,
Чтоб дочка уехать посмела,
И каждый с вопросом смотрел на отца.
Сидел он поодаль понуро,
Не молвил словечка, не поднял лица,-
Оно было бледно и хмуро.
Последние вещи в кибитку снесли,
Я плакала, бодрость теряя,
Минуты мучительно медленно шли…
Сестру наконец обняла я
И мать обняла. «Ну, господь вас хранит!»-
Сказала я, братьев целуя.
Отцу подражая, молчали они…
Старик поднялся, негодуя,
По сжатым губам, по морщинам чела
Ходили зловещие тени…
Я молча ему образок подала
И стала пред ним на колени:
«Я еду! хоть слово, хоть слово, отец!
Прости свою дочь, ради бога!..»
Старик на меня поглядел наконец
Задумчиво, пристально, строго
И, руки с угрозой подняв надо мной,
Чуть слышно сказал (я дрожала):
«Смотри, через год возвращайся домой,
Не то — прокляну!..»
Я упала…

Глава 4

«Довольно, довольно объятий и слез!»
Я села — и тройка помчалась.
«Прощайте, родные!» В декабрьский мороз
Я с домом отцовским рассталась
И мчалась без отдыху с лишком три дня;
Меня быстрота увлекала,
Она была лучшим врачом для меня…
Я скоро в Москву прискакала,
К сестре Зинаиде. Мила и умна
Была молодая княгиня,
Как музыку знала! Как пела она!
Искусство ей было святыня.
Она нам оставила книгу новелл,
Исполненных грации нежной,
Поэт Веневитинов стансы ей пел,
Влюбленный в нее безнадежно;
В Италии год Зинаида жила
И к нам — по сказанью поэта —
«Цвет южного неба в очах принесла».
Царица московского света,
Она не чуждалась артистов, — житье
Им было у Зины в гостиной;
Они уважали, любили ее
И Северной звали Коринной…

Поплакали мы. По душе ей была
Решимость моя роковая:
«Крепись, моя бедная! будь весела!
Ты мрачная стала такая.
Чем мне эти темные тучи прогнать?
Как мы распростимся с тобою?
А вот что! ложись ты до вечера спать,
А вечером пир я устрою.
Не бойся! всё будет во вкусе твоем,
Друзья у меня не повесы,
Любимые песни твои мы споем,
Сыграем любимые пьесы…»
И вечером весть, что приехала я,
В Москве уже многие знали.
В то время несчастные наши мужья
Вниманье Москвы занимали:
Едва огласилось решенье суда,
Всем было неловко и жутко,
В салонах Москвы повторялась тогда
Одна ростопчинская шутка:
«В Европе сапожник, чтоб барином стать,
Бунтует, — понятное дело!
У нас революцию сделала знать:
В сапожники, что ль, захотела?..»

И сделалась я «героинею дня».
Не только артисты, поэты —
Вся двинулась знатная наша родня;
Парадные, цугом кареты
Гремели; напудрив свои парики,
Потемкину ровня по летам,
Явились былые тузы-старики
С отменно учтивым приветом;
Старушки, статс-дамы былого двора,
В объятья меня заключали:
«Какое геройство!.. Какая пора!..» —
И в такт головами качали.

Ну, словом, что было в Москве повидней,
Что в ней мимоездом гостило,
Всё вечером съехалось к Зине моей:
Артистов тут множество было,
Певцов-итальянцев тут слышала я,
Что были тогда знамениты,
Отца моего сослуживцы, друзья
Тут были, печалью убиты.
Тут были родные ушедших туда,
Куда я сама торопилась,
Писателей группа, любимых тогда.
Со мной дружелюбно простилась:
Тут были Одоевский, Вяземский; был
Поэт вдохновенный и милый,
Поклонник кузины, что рано почил,
Безвременно взятый могилой.
И Пушкин тут был… Я узнала его…
Он другом был нашего детства,
В Юрзуфе он жил у отца моего,
В ту пору проказ и кокетства
Смеялись, болтали мы, бегали с ним,
Бросали друг в друга цветами.
Всё наше семейство поехало в Крым,
И Пушкин отправился с нами.
Мы ехали весело. Вот наконец
И горы, и Черное море!
Велел постоять экипажам отец,
Гуляли мы тут на просторе.

Тогда уже был мне шестнадцатый год.
Гибка, высока не по летам,
Покинув семью, я стрелою вперед
Умчалась с курчавым поэтом;
Без шляпки, с распущенной длинной косой;
Полуденным солнцем палима,
Я к морю летела,- и был предо мной
Вид южного берега Крыма!
Я радостным взором глядела кругом,
Я прыгала, с морем играла;
Когда удалялся прилив, я бегом
До самой воды добегала,
Когда же прилив возвращался опять
И волны грядой подступали,
От них я спешила назад убежать,
А волны меня настигали!..

И Пушкин смотрел… и смеялся, что я
Ботинки мои промочила.
«Молчите! идет гувернантка моя!» —
Сказала я строго. (Я скрыла,
Что ноги промокли)… Потом я прочла
В «Онегине» чудные строки.
Я вспыхнула вся — я довольна была…
Теперь я стара, так далеки
Те красные дни! Я не буду скрывать,
Что Пушкин в то время казался
Влюбленным в меня… но, по правде сказать,
В кого он тогда не влюблялся!
Но, думаю, он не любил никого
Тогда, кроме музы: едва ли
Не больше любви занимали его
Волнения ее и печали…
Юрзуф живописен: в роскошных садах
Долины его потонули,
У ног его море, вдали Аюдаг…
Татарские хижины льнули
К подножию скал; виноград выбегал
На кручу лозой отягченной,
И тополь местами недвижно стоял
Зеленой и стройной колонной.
Мы заняли дом под нависшей скалой,
Поэт наверху приютился,
Он нам говорил, что доволен судьбой,
Что в море и горы влюбился.
Прогулки его продолжались по дням
И были всегда одиноки,
Он у моря часто бродил по ночам.
По-английски брал он уроки
У Лены, сестры моей: Байрон тогда
Его занимал чрезвычайно.
Случалось сестре перевесть иногда
Из Байрона что-нибудь — тайно;
Она мне читала попытки свои,
А после рвала и бросала,
Но Пушкину кто-то сказал из семьи,
Что Лена стихи сочиняла:
Поэт подобрал лоскутки под окном
И вывел всё дело на сцену.
Хваля переводы, он долго потом
Конфузил несчастную Лену…
Окончив занятья, спускался он вниз
И с нами делился досугом;
У самой террасы стоял кипарис,
Поэт называл его другом,
Под ним заставал его часто рассвет,
Он с ним, уезжая, прощался…
И мне говорили, что Пушкина след
В туземной легенде остался:
«К поэту летал соловей по ночам,
Как в небо луна выплывала,
И вместе с поэтом он пел — и, певцам
Внимая, природа смолкала!
Потом соловей — повествует народ —
Летал сюда каждое лето:
И свищет, и плачет, и словно зовет
К забытому другу поэта!
Но умер поэт — прилетать перестал
Пернатый певец… Полный горя,
С тех пор кипарис сиротою стоял,
Внимая лишь ропоту моря..»
Но Пушкин надолго прославил его:
Туристы его навещают,
Садятся под ним и на память с него
Душистые ветки срывают…

Печальна была наша встреча. Поэт
Подавлен был истинным горем.
Припомнил он игры ребяческих лет
В далеком Юрзуфе, над морем.
Покинув привычный насмешливый тон,
С любовью, с тоской бесконечной,
С участием брата напутствовал он
Подругу той жизни беспечной!
Со мной он по комнате долго ходил,
Судьбой озабочен моею,
Я помню, родные, что он говорил,
Да так передать не сумею:
«Идите, идите! Вы сильны душой,
Вы смелым терпеньем богаты,
Пусть мирно свершится ваш путь роковой,
Пусть вас не смущают утраты!
Поверьте, душевной такой чистоты
Не стоит сей свет ненавистный!
Блажен, кто меняет его суеты
На подвиг любви бескорыстной!
Что свет? опостылевший всем маскарад!
В нем сердце черствеет и дремлет,
В нем царствует вечный, рассчитанный хлад
И пылкую правду объемлет…

Вражда умирится влияньем годов,
Пред временем рухнет преграда,
И вам возвратятся пенаты отцов
И сени домашнего сада!
Целебно вольется в усталую грудь
Долины наследственной сладость,
Вы гордо оглянете пройденный путь
И снова узнаете радость.
Да, верю! не долго вам горе терпеть,
Гнев царский не будет же вечным…
Но если придется в степи умереть,
Помянут вас словом сердечным:
Пленителен образ отважной жены,
Явившей душевную силу
И в снежных пустынях суровой страны
Сокрывшейся рано в могилу!

Умрете, но ваших страданий рассказ
Поймется живыми сердцами,
И заполночь правнуки ваши о вас
Беседы не кончат с друзьями.
Они им покажут, вздохнув от души,
Черты незабвенные ваши,
И в память прабабки, погибшей в глуши,
Осушатся полные чаши!..
Пускай долговечнее мрамор могил,
Чем крест деревянный в пустыне,
Но мир Долгорукой еще не забыл,
А Бирона нет и в помине.

Но что я?.. Дай бог вам здоровья и сил!
А там и увидеться можно:
Мне царь «Пугачева» писать поручил,
Пугач меня мучит безбожно,
Расправиться с ним я на славу хочу,
Мне быть на Урале придется.
Поеду весной, поскорей захвачу,
Что путного там соберется,
Да к вам и махну, переехав Урал…»
Поэт написал «Пугачева»,
Но в дальние наши снега не попал.
Как мог он сдержать это слово?

Я слушала музыку, грусти полна,
Я пению жадно внимала;
Сама я не пела,- была я больна,
Я только других умоляла:
«Подумайте: я уезжаю с зарей…
О, пойте же, пойте! играйте!…
Ни музыки я не услышу такой,
Ни песни… Наслушаться дайте!…»

И чудные звуки лились без конца!
Торжественной песней прощальной
Окончился вечер,- не помню лица
Без грусти, без думы печальной!
Черты неподвижных, суровых старух
Утратили холод надменный,
И взор, что, казалось, навеки потух,
Светиться слезой умиленной…
Артисты старались себя превзойти,
Не знаю я песни прелестней
Той песни-молитвы о добром пути,
Той богословляющей песни…
О, как вдохновенно играли они!
Как пели!.. и плакали сами…
И каждый сказал мне: «Господь вас храни!» —
Прощаясь со мной со слезами…

Глава 5

Морозно. Дорога бела и гладка,
Ни тучи на всем небосклоне…
Обмерзли усы, борода ямщика,
Дрожит он в своем балахоне.
Спина его, плечи и шапка в снегу,
Хрипит он, коней понукая,
И кашляют кони его на бегу,
Глубоко и трудно вздыхая…

Обычные виды: былая краса
Пустынного русского края,
Угрюмо шумят строевые леса,
Гигантские тени бросая;
Равнины покрыты алмазным ковром,
Деревни в снегу потонули,
Мелькнул на пригорке помещичий дом,
Церковные главы блеснули…

Обычные встречи: обоз без конца,
Толпа богомолок старушек,
Гремящая почта, фигура купца
На груде перин и подушек;
Казенная фура! с десяток подвод:
Навалены ружья и ранцы.
Солдатики! Жидкий, безусый народ,
Должно быть, еще новобранцы;
Сынков провожают отцы-мужики
Да матери, сестры и жены.
«Уводят, уводят сердечных в полки!»-
Доносятся горькие стоны…

Подняв кулаки над спиной ямщика,
Неистово мчится фельдъегерь.
На самой дороге догнав русака,
Усатый помещичий егерь
Махнул через ров на проворном коне,
Добычу у псов отбивает.
Со всей своей свитой стоит в стороне
Помещик — борзых подзывает…

Обычные сцены: на станциях ад —
Ругаются, спорят, толкутся.
«Ну, трогай!» Из окон ребята глядят,
Попы у харчевни дерутся;
У кузницы бьется лошадка в станке,
Выходит весь сажей покрытый
Кузнец с раскаленной подковой в руке:
«Эй, парень, держи ей копыты!..»

В Казани я сделала первый привал,
На жестком диване уснула;
Из окон гостиницы видела бал
И, каюсь, глубоко вздохнула!
Я вспомнила: час или два с небольшим
Осталось до Нового года.
«Счастливые люди! как весело им!
У них и покой, и свобода,
Танцуют, смеются!… а мне не знавать
Веселья… я еду на муки!..»
Не надо бы мыслей таких допускать,
Да молодость, молодость, внуки!

Здесь снова пугали меня Трубецкой,
Что будто ее воротили:
«Но я не боюсь — позволенье со мной!»
Часы уже десять пробили.
Пора! я оделась. «Готов ли ямщик?»
— «Княгиня, вам лучше дождаться
Рассвета, — заметил смотритель-старик.-
Метель начала подыматься!»
— «Ах, то ли придется еще испытать!
Поеду. Скорей, ради бога!..»

Звенит колокольчик, ни зги не видать,
Что дальше, то хуже дорога,
Поталкивать начало сильно в бока,
Какими-то едем грядами,
Не вижу я даже спины ямщика:
Бугор намело между нами.
Чуть-чуть не упала кибитка моя,
Шарахнулась тройка и стала.
Ямщик мой заохал: «Докладывал я:
Пождать бы! дорога пропала!…»

Послала дорогу искать ямщика,
Кибитку рогожей закрыла,
Подумала: верно, уж полночь близка,
Пружинку часов подавила:
Двенадцать ударило! Кончился год,
И новый успел народиться!
Откинув циновку, гляжу я вперед —
По-прежнему вьюга крутится.
Какое ей дело до наших скорбей,
До нашего нового года?
И я равнодушна к тревоге твоей
И к стонам твоим, непогода!
Своя у меня роковая тоска,
И с ней я борюсь одиноко…

Поздравила я моего ямщика.
«Зимовка тут есть недалеко,-
Сказал он,- рассвета дождемся мы в ней!»
Подъехали мы, разбудили
Каких-то убогих лесных сторожей,
Их дымную печь затопили.
Рассказывал ужасы житель лесной,
Да я его сказки забыла…
Согрелись мы чаем. Пора на покой!
Метель всё ужаснее выла.
Лесник покрестился, ночник погасил
И с помощью пасынка Феди
Огромных два камня к дверям привалил.
«Зачем?» — «Одолели медведи!»

Потом он улегся на голом полу,
Всё скоро уснуло в сторожке,
Я думала, думала… лежа в углу
На мерзлой и жесткой рогожке…
Сначала веселые были мечты:
Я вспомнила праздники наши,
Огнями горящую залу, цветы,
Подарки, заздравные чаши,
И шумные речи, и ласки… кругом
Всё милое, всё дорогое —
Но где же Сергей?.. И подумав о нем,
Забыла я всё остальное!

Я живо вскочила, как только ямщик
Продрогший в окно постучался.
Чуть свет на дорогу нас вывел лесник,
Но деньги принять отказался.
«Не надо, родная! Бог вас защити,
Дороги-то дальше опасны!»
Крепчали морозы по мере пути
И сделались скоро ужасны.
Совсем я закрыла кибитку мою —
И темно, и страшная скука!
Что делать? Стихи вспоминаю, пою,
Когда-нибудь кончится мука!
Пусть сердце рыдает, пусть ветер ревет
И путь мой заносят метели,
А все-таки я продвигаюсь вперед!
Так ехала я три недели…

Однажды, заслышав какой-то содом,
Циновку мою я открыла,
Взглянула: мы едем обширным селом,
Мне сразу глаза ослепило:
Пылали костры по дороге моей…
Тут были крестьяне, крестьянки,
Солдаты и — целый табун лошадей…
«Здесь станция: ждут серебрянки,-
Сказал мой ямщик,- Мы увидим ее,
Она, чай, идет недалече…»

Сибирь высылала богатство свое,
Я рада была этой встрече:
«Дождусь серебрянки! Авось что-нибудь
О муже, о наших узнаю.
При ней офицер, из Нерчинска их путь…»
В харчевне сижу, поджидаю…
Вошел молодой офицер; он курил,
Он мне не кивнул головою,
Он как-то надменно глядел и ходил,
И вот я сказала с тоскою:
«Вы видели, верно… известны ли вам
Те… жертвы декабрьского дела…
Здоровы они? Каково-то им там?
О муже я знать бы хотела…»
Нахально ко мне повернул он лицо —
Черты были злы и суровы —
И, выпустив изо рту дыму кольцо,
Сказал: «Несомненно здоровы,
Но я их не знаю — и знать не хочу,
Я мало ли каторжных видел!..»
Как больно мне было, родные! Молчу…
Несчастный! меня же обидел!
Я бросила только презрительный взгляд,
С достоинством юноша вышел…
У печки тут грелся какой-то солдат,
Проклятье мое он услышал
И доброе слово — не варварский смех —
Нашел в своем сердце солдатском:
«Здоровы! — сказал он,- я видел их всех,
Живут в руднике Благодатском!..»
Но тут возвратился надменный герой,
Поспешно ушла я в кибитку.
«Спасибо, солдатик! спасибо, родной!
Недаром я вынесла пытку!»

Поутру на белые степи гляжу,
Послышался звон колокольный,
Тихонько в убогую церковь вхожу,
Смешалась с толпой богомольной.
Отслушав обедню, к попу подошла,
Молебен служить попросила…
Всё было спокойно — толпа не ушла…
Совсем меня горе сломило!
За что мы обижены столько, Христос?
За что поруганьем покрыты?
И реки давно накопившихся слез
Упали на жесткие плиты!

Казалось, народ мою грусть разделял,
Молясь молчаливо и строго,
И голос священника скорбью звучал,
Прося об изгнанниках бога…
Убогий, в пустыне затерянный храм!
В нем плакать мне было не стыдно,
Участье страдальцев, молящихся там,
Убитой душе необидно…

(Отец Иоанн, что молебен служил
И так непритворно молился,
Потом в каземате священником был
И с нами душой породнился.)

А ночью ямщик не сдержал лошадей,
Гора была страшно крутая,
И я полетела с кибиткой моей
С высокой вершины Алтая!

В Иркутске проделали то же со мной,
Чем там Трубецкую терзали…
Байкал. Переправа — и холод такой,
Что слезы в глазах замерзали.
Потом я рассталась с кибиткой моей
(Пропала санная дорога).
Мне жаль ее было: я плакала в ней
И думала, думала много!

Дорога без снегу — в телеге! Сперва
Телега меня занимала,
Но вскоре потом, ни жива, ни мертва,
Я прелесть телеги узнала.
Узнала и голод на этом пути.
К несчастию, мне не сказали,
Что тут ничего невозможно найти,
Тут почту бурята держали.
Говядину вялят на солнце они
Да греются чаем кирпичным,
И тот еще с салом! Господь сохрани
Попробовать вам, непривычным!
Зато под Нерчинском мне задали бал:
Какой-то купец тороватый
В Иркутске заметил меня, обогнал
И в честь мою праздник богатый
Устроил… Спасибо! я рада была
И вкусным пельменям, и бане…
А праздник как мертвая весь проспала
В гостиной его на диване…

Не знала я, что впереди меня ждет!
Я утром в Нерчинск прискакала,
Не верю глазам, — Трубецкая идет!
«Догнала тебя я, догнала!»
-«Они в Благодатске!»- Я бросилась к ней,
Счастливые слезы роняя…
В двенадцати только верстах мой Сергей,
И Катя со мной Трубецкая!

Глава 6

Кто знал одиночество в дальнем пути,
Чьи спутники — горе да вьюга,
Кому провиденьем дано обрести
В пустыне негаданно друга,
Тот нашу взаимную радость поймет…
«Устала, устала я, Маша!»
-«Не плачь, моя бедная Катя! Спасет
Нас дружба и молодость наша!
Нас жребий один неразрывно связал,
Судьба нас равно обманула,
И тот же поток твое счастье умчал,
В котором мое потонуло.
Пойдем же мы об руку трудным путем,
Как шли зеленеющем лугом,
И обе достойно свой крест понесем,
И будем мы сильны друг другом.
Что мы потеряли? подумай, сестра!
Игрушки тщеславья… Не много!
Теперь перед нами дорога добра,
Дорога избранников бога!
Найдем мы униженных, скорбных мужей,
Но будем мы им утешеньем,
Мы кротостью нашей смягчим палачей,
Страданье осилим терпеньем.
Опорою гибнущим, слабым, больным
Мы будем в тюрьме ненавистной,
И рук не положим, пока не свершим
Обета любви бескорыстной!..
Чиста наша жертва,- мы всё отдаем
Избранникам нашим и богу.
И верю я: мы невредимо пройдем
Всю трудную нашу дорогу…»

Природа устала с собой воевать —
День ясный, морозный и тихий.
Снега под Нерчинском явились опять,
В санях покатили мы лихо…
О ссыльных рассказывал русский ямщик
(Он знал по фамилии даже):
«На этих конях я возил их в рудник,
Да только в другом экипаже.
Должно быть, дорога легка им была:
Шутили, смешили друг дружку;
На завтрак ватрушку мне мать испекла,
Так я подарил им ватрушку,
Двугривенный дали — я брать не хотел:
-«Возьми, паренек, пригодится…»»

Болтая, он живо в село прилетел.
«Ну, барыни, где становиться?»
— «Вези нас к начальнику прямо в острог».
— «Эй, други, не дайте в обиду!»

Начальник был тучен и, кажется, строг,
Спросил, по какому мы виду?
«В Иркутске читали инструкцию нам
И выслать в Нерчинск обещали…»
— «Застряла, застряла, голубушка, там!»
«Вот копия, нам ее дали…»
— «Что копия? с ней попадешься впросак!»
— «Вот царское вам позволенье!»
Не знал по-французски упрямый чудак,
Не верил нам, — смех и мученье!
«Вы видите подпись царя: Николай?»
До подписи нет ему дела,
Ему из Нерчинска бумагу подай!
Поехать за ней я хотела,
Но он объявил, что отправится сам
И к утру бумагу добудет.
«Да точно ли?..» — «Честное слово! А вам
Полезнее выспаться будет!..»

И мы добрались до какой-то избы,
О завтрашнем утре мечтая;
С оконцем из слюды, низка, без трубы,
Была наша хата такая,
Что я головою касалась стены,
А в дверь упиралась ногами;
Но мелочи эти нам были смешны,
Не то уж случалося с нами.
Мы вместе! теперь бы легко я снесла
И самые трудные муки…

Проснулась я рано, а Катя спала,
Пошла по деревне от скуки:
Избушки такие ж, как наша, числом
До сотни, в овраге торчали,
А вот и кирпичный с решетками дом!
При нем часовые стояли.
«Не здесь ли преступники?» — «Здесь, да ушли».
— «Куда?» — «На работу, вестимо!»
Какие-то дети меня повели…
Бежали мы все — нестерпимо
Хотелось мне мужа увидеть скорей;
Он близко! Он шел тут недавно!
«Вы видите их?» — я спросила детей.
«Да, видим! Поют они славно!
Вон дверца… Гляди же! Пойдем мы теперь,
Прощай!..» Убежали ребята…

И словно под землю ведущую дверь
Увидела я — и солдата.
Сурово смотрел часовой,- наголо
В руке его сабля сверкала.
Не золото, внуки, и здесь помогло,
Хоть золото я предлагала!
Быть может, вам хочется дальше читать,
Да просится слово из груди!
Помедлим немного. Хочу я сказать
Спасибо вам, русские люди!
В дороге, в изгнанье, где я ни была,
Всё трудное каторги время,
Народ! я бодрее с тобою несла
Мое непосильное бремя.
Пусть много скорбей тебе пало на часть,
Ты делишь чужие печали,
И где мои слезы готовы упасть,
Твои уж давно там упали!..
Ты любишь несчастного, русский народ!
Страдания нас породнили…
«Вас в каторге самый закон не спасет!»-
На родине мне говорили;
Но добрых людей я встречала и там,
На крайней ступени паденья,
Умели по-своему выразить нам
Преступники дань уваженья;
Меня с неразлучною Катей моей
Довольной улыбкой встречали:
«Вы — ангелы наши!» За наших мужей
Уроки они исполняли.
Не раз мне украдкой давал из полы
Картофель колодник клейменый:
«Покушай! горячий, сейчас из золы!»
Хорош был картофель печеный,
Но грудь и теперь занывает с тоски,
Когда я о нем вспоминаю…
Примите мой низкий поклон, бедняки!
Спасибо вам всем посылаю!
Спасибо!.. Считали свой труд ни во что
Для нас эти люди простые,
Но горечи в чашу не подлил никто,
Никто — из народа, родные!..

Рыданьям моим часовой уступил,
Как бога его я просила!
Светильник (род факела) он засветил,
В какой-то подвал я вступила
И долго спускались всё ниже; потом
Пошла я глухим коридором,
Уступами шел он; темно было в нем
И душно; где плесень узором
Лежала; где тихо струилась вода
И лужами книзу стекала.
Я слышала шорох; земля иногда
Комками со стен упадала;
Я видела страшные ямы в стенах;
Казалось, такие ж дороги
От них начинались. Забыла я страх,
Проворно несли меня ноги!

И вдруг я услышала крики: «Куда,
Куда вы? Убиться хотите?
Ходить не позволено дамам туда!
Вернитесь скорей! Погодите!»
Беда моя! видно, дежурный пришел
(Его часовой так боялся)
Кричал он так грозно, так голос был зол,
Шум скорых шагов приближался…
Что делать? Я факел задула. Вперед
Впотьмах наугад побежала…
Господь, коли хочет, везде проведет!
Не знаю, как я не упала,
Как голову я не оставила там!
Судьба берегла меня. Мимо
Ужасных расселин, провалов и ям
Бог вывел меня невредимо:
Я скоро увидела свет впереди,
Там звездочка словно светилась…
И вылетел радостный крик из груди:
«Огонь!» Я крестом осенилась…
Я сбросила шубу… Бегу на огонь,
Как бог уберег во мне душу!
Попавший в трясину испуганный конь
Так рвется, завидевши сушу…

И стало, родные, светлей и светлей!
Увидела я возвышенье:
Какая-то площадь… и тени на ней…
Чу… молот! работа, движенье…
Там люди! Увидят ли только они?
Фигуры отчетливей стали…
Всё ближе, сильней замелькали огни.
Должно быть, меня увидали…
И кто-то стоявший на самом краю
Воскликнул: «Не ангел ли божий?
Смотрите, смотрите!» — «Ведь мы не в раю:
Проклятая шахта похожей
На ад!» — говорили другие, смеясь.
И быстро на край выбегали,
И я приближалась поспешно. Дивясь,
Недвижно они ожидали.

«Волконская!» — вдруг закричал Трубецкой
(Узнала я голос). Спустили
Мне лестницу; я поднялася стрелой!
Всё люди знакомые были:
Сергей Трубецкой, Артамон Муравьев,
Борисовы, князь Оболенский…
Потоком сердечных, восторженных слов,
Похвал моей дерзости женской
Была я осыпана; слезы текли
По лицам их, полным участья…
Но где же Сергей мой? «За ним уж пошли,
Не умер бы только от счастья!
Кончает урок: по три пуда руды
Мы в день достаем для России,
Как видите, нас не убили труды!»
Веселые были такие,
Шутили, но я под веселостью их
Печальную повесть читала
(Мне новостью были оковы на них
Что их закуют — я не знала)…
Известьем о Кате, о милой жене,
Утешила я Трубецкого;
Все письма, по счастию, были при мне,
С приветом из края родного
Спешила я их передать. Между тем,
Внизу офицер горячился:
«Кто лестницу принял? Куда и зачем
Смотритель работ отлучился?
Сударыня! Вспомните слово мое,
Убьетесь!.. Эй, лестницу, черти!
Живей!..» (Но никто не подставил ее…)
«Убьетесь, убьетесь до смерти!
Извольте спуститься! да что ж вы?..» Но мы
Всё в глубь уходили… Отвсюду
Бежали к нам мрачные дети тюрьмы,
Дивясь небывалому чуду.
Они пролагали мне путь впереди,
Носилки свои предлагали…

Орудья подземных работ на пути,
Провалы, бугры мы встречали.
Работа кипела под звуки оков,
Под песни,- работа над бездной!
Стучались в упругую грудь рудников
И заступ и молот железный.
Там с ношею узник шагал по бревну,
Невольно кричала я: «Тише!»
Там новую мину вели в глубину,
Там люди карабкались выше
По шатким подпоркам… Какие труды!
Какая отвага!… Сверкали
Местами добытые глыбы руды
И щедрую дань обещали…

Вдруг кто-то воскликнул: «Идет он! идет!»
Окинув пространство глазами,
Я чуть не упала, рванувшись вперед,-
Канава была перед нами.
«Потише, потише! Ужели затем
Вы тысячи верст пролетели,-
Сказал Трубецкой, — чтоб на горе нам всем
В канаве погибнуть — у цели?»
И за руку крепко меня он держал:
«Что б было, когда б вы упали?»
Сергей торопился, но тихо шагал.
Оковы уныло звучали.
Да, цепи! Палач не забыл никого
(О, мстительный трус и мучитель!), —
Но кроток он был, как избравший его
Орудьем своим искупитель.
Пред ним расступались, молчанье храня,
Рабочие люди и стража…
И вот он увидел, увидел меня!
И руки простер ко мне: «Маша!»
И стал, обессиленный словно, вдали…
Два ссыльных его поддержали.
По бледным щекам его слезы текли,
Простертые руки дрожали…

Душе моей милого голоса звук
Мгновенно послал обновленье,
Отраду, надежду, забвение мук,
Отцовской угрозы забвенье!
И с криком «иду!» я бежала бегом,
Рванув неожиданно руку,
По узкой доске над зияющим рвом
Навстречу призывному звуку…
«Иду!..» Посылало мне ласку свою
Улыбкой лицо испитое…
И я побежала… И душу мою
Наполнило чувство святое.
Я только теперь, в руднике роковом,
Услышав ужасные звуки,
Увидев оковы на муже моем,
Вполне поняла его муки,
И силу его… и готовность страдать!
Невольно пред ним я склонила
Колени, — и прежде чем мужа обнять,
Оковы к губам приложила!..

И тихого ангела бог ниспослал
В подземные копи, — в мгновенье
И говор, и грохот работ замолчал,
И замерло словно движенье,
Чужие, свои — со слезами в глазах,
Взволнованны, бледны, суровы,
Стояли кругом. На недвижных ногах
Не издали звука оковы,
И в воздухе поднятый молот застыл…
Всё тихо — ни песни, ни речи…
Казалось, что каждый здесь с нами делил
И горечь, и счастие встречи!
Святая, святая была тишина!
Какой-то высокой печали,
Какой-то торжественной думы полна.

«Да где же вы все запропали?» —
Вдруг снизу донесся неистовый крик.
Смотритель работ появился.
«Уйдите! — сказал со слезами старик. —
Нарочно я, барыня, скрылся,
Теперь уходите. Пора! Забранят!
Начальники люди крутые…»
И словно из рая спустилась я в ад…
И только… и только, родные!
По-русски меня офицер обругал
Внизу, ожидавший в тревоге,
А сверху мне муж по-французски сказал:
«Увидимся, Маша, — в остроге!..»

Анализ поэмы «Русские женщины» Некрасова

Большая часть творчества Некрасова посвящена простому русскому народу. Но главным для поэта оставалось не описание невероятных страданий, а стремление к справедливости. Некрасов был убежден, что каждый человек обязан быть, прежде всего, гражданином своей страны. Это звание не зависит от социального или имущественного положения, оно уравнивает между собой представителей различных общественных групп и сословий. Некрасов высоко ценил подвиг декабристов, сумевших впервые бросить неравный вызов царской власти. С еще большим уважением он относился к женам мятежников, которые не оставили своих мужей и последовали за ними в сибирскую ссылку. Тем самым они отвергли все преимущества дворянского происхождения и добровольно согласились принять все тяготы ссыльной жизни. Подвигу жен декабристов Некрасов посвятил поэму «Русские женщины» (1871-1872 гг.). Первоначально он планировал назвать произведение «Декабристки». Окончательный вариант подчеркивает общность судеб всех русских женщин, независимо от их положения.

Поэма состоит из двух частей, посвященных княгиням Трубецкой и Волконской. Некрасов не пользовался достоверными историческими свидетельствами, описывающими их судьбу. Главной он считал саму идею добровольного следования за мужем в ссылку.

Сейчас трудно представить, что означала не только ссылка, но и простое путешествие в Сибирь. В сознании людей это был полуфантастический край, из которого уже практически невозможно вернуться. Только дорога на конном транспорте занимала столько времени, что можно было умереть, так и не достигнув конечного пункта. Из места ссылки и бежать-то некуда, так как на сотни километров вокруг не было человеческого жилья.

Изнеженной дворянской женщине поездка в Сибирь без преувеличения представлялась погружением в ад. Поэтому жены декабристов действительно обладали незаурядным мужеством. Некрасов показывает несгибаемую волю женщин в уговорах губернатора Трубецкой и отца и близких Волконской.

Поэт подчеркивает, что подвиг женщин основан не только на любви и верности к мужьям. Они также осознают свой гражданский долг и понимают всю несправедливость, царящую в России. Наиболее ярко это описано в гневном монологе княгини Трубецкой («люди заживо гниют», «сборище Иуд», «нахальной дряни торжество»).

В целом в поэме «Русские женщины» Некрасов мастерски описал женский национальный характер. Самоотверженность декабристок – наивысший показатель духовной силы народа, которую не способны сломить ни деспотизм, ни суровые наказания.

Описание презентации «РУССКИЕ ЖЕНЩИНЫ» Николай Алексеевич Некрасов ПОЭМА по слайдам

ПОЭМА «РУССКИЕ ЖЕНЩИНЫ» «Русские женщины» - поэма Николая Алексеевича Некрасова, рассказывающая о жёнах декабристов, последовавших за мужьями в Сибирь. Произведение состоит из двух самостоятельных частей. Первая, повествующая о княгине Екатерине Трубецкой, создана в 1871 году; вторая, написанная на основе воспоминаний Марии Волконской, завершена в 1872 году. Обе части были опубликованы в журнале «Отечественные записки» .

ВОССТАНИЕ ДЕКАБРИСТОВ Восстание декабристов - попытка государственного переворота, состоявшаяся в Петербург. Восстание было организовано группой дворян-единомышленников, многие из них были офицерами гвардии. Они попытались использовать гвардейские части для недопущения вступления на трон Николая I. Целью было упразднение самодержавия и отмена крепостного права.

УЧАСТНИКИ ВОССТАНИЯ В восстании участвовало более 3000 человек. Больше сотни декабристов были сосланы в Сибирь, часть офицеров разжаловали в звании и отправили воевать на Кавказ. Организаторами восстания являлись: П. И. Пестель, К. Ф, Рылеев, М. П. Бестужев-Рюмин и С. И. Муравьев-Апостол. Все они были приговорены к смертной казни четвертованием, но после приговор смягчили и их повесили за тяжкие злодеяния. Также в восстании участвовали: Князь С. П. Трубецкой, Князь Е, П. Оболенский, А. А. Бестужев, Князь С. Г. Волконский и И. И. Пущин.

ЖЁНЫ ДЕКАБРИСТОВ 11 жен последовали за своими мужьями в Сибирь. Они были лишены дворянских титулов, богатства. Тюрьму, каторгу и ссылку пережили только 8 из них. После указа об амнистии декабристов 28 августа 1856 года вместе с мужьями вернулись только пятеро, среди них Мария Волконская. Трое вернулись из Сибири вдовами. Екатерина Трубецкая умерла и похоронена в Сибири.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. СОДЕРЖАНИЕ Екатерина Ивановна прощается с отцом. Через два месяца она добирается до Иркутска, где её встречает сам губернатор. Княгиня ждёт, когда ей приготовят свежий экипаж, но губернатор настоятельно просит её задержаться. Во время разговора он сообщает, что знаком с графом Лавалем, после чего предлагает Екатерине Ивановне вернуться домой. Он напоминает ей, что там её будут ожидать постоянные драки, короткое лето и длинная зима. Видя, что княгиня, несмотря ни на что, готова разделить участь своего мужа, губернатор приводит последний довод: если она поедет дальше, то лишится и дворянского титула, и прав на наследство. Услышав, что женщина готова двигаться вперёд даже с партией каторжников, губернатор признаётся, что получил приказ напугать её как можно сильнее. Когда он понял, что никакие преграды её не остановят, то велел заложить для Трубецкой экипаж и пообещал лично доставить её к месту ссылки Сергея Петровича.

КНЯГИНЯ ЕКАТЕРИНА ИВАНОВНА ТРУБЕЦКАЯ «Событие 14 -го декабря и отправление в Сибирь князя Сергея Петровича служили только поводом к развитию тех сил души, коими одарена была Екатерина Ивановна и которые она так прекрасно умела употребить для достижения высокой цели исполнения супружеского долга в отношении к тому, с коим соединена была узами любви вечной, ничем не разрушимой Соединившись временно с мужем в Николаевском заводе, она с того времени не покидала нас и была во всё время нашей общей жизни нашим ангелом-хранителем. » - Е. П. Оболенский

ЕКАТЕРИНА ТРУБЕЦКАЯ (1800 -1854) Дочь Жана Лаваля и Александры Григорьевны Козицкой. Родилась в Санкт-Петербурге. Была прекрасно образованна и подолгу жила с родителями и сёстрами в Европе. В Париже в 1819 году Екатерина Лаваль познакомилась с князем Сергеем Петровичем Трубецким, а 16 (28) мая 1820 года вышла за него замуж. Спустя пять лет после свадьбы вдруг выяснилось, что Сергей Трубецкой вместе с друзьями готовил восстание. Трубецкая первой из жён декабристов добилась разрешения выехать в Сибирь. Екатерина Ивановна прибыла в Иркутск 16 сентября 1826 года. В Иркутске Трубецкая провела 5 месяцев - губернатор Цейдлер получил из Петербурга предписание уговорить её вернуться назад. Однако Екатерина Ивановна была тверда в своём решении. Свидание с мужем дозволялось во время и место, определённое начальством. 10 февраля 1827 г. ей наконец позволили увидеть мужа. В 1845 году семье Трубецких было разрешено поселиться в Иркутске. Умерла Екатерина Ивановна 14 октября 1854 года от рака. Похоронена в Знаменском монастыре.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. СОДЕРЖАНИЕ Начинается с рассказа о киевском детстве Марии Волконской. Мария с юных лет была окружена поклонниками, но по настоянию отца вышла за князя Волконского. Однажды ночью её разбудил муж, попросивший срочно разжечь камин. Не задавая лишних вопросов, Мария Николаевна принялась вместе с Сергеем Григорьевичем сжигать бумаги и документы, лежавшие в ящиках стола. Затем он отвёз жену в отцовскую усадьбу и уехал. Родные успокаивали взволнованную женщину, объясняли, что в жизни генерала бывают и дальние походы, и тайные поручения; ей же надо думать о ребенке. Близкие, оберегая Марию Николаевну, долго не решались сообщить ей о том, что Сергей арестован и приговорён к каторжным работам. Когда она узнала о приговоре, объявила о своем желании ехать к мужу в Сибирь. В ночь перед отъездом Мария просила прощения у своего ребенка за разлуку. В пути навестила свою родственницу – Зинаиду Волконскую. Та поддержала её. Вечером в московский дом Зинаиды Волконской съехались гости. Среди них был и Пушкин. Поэт пожелал княгине терпения, сил и здоровья. Затем была долгая дорога, завершившаяся встречей с мужем.

КНЯГИНЯ МАРИЯ НИКОЛАЕВНА ВОЛКОНСКАЯ «…княгиня Марья Николаевна была дама совсем светская, любила общество и развлечения и сумела сделать из своего дома главный центр иркутской общественной жизни. » - Н. Белоголовый

МАРИЯ ВОЛКОНСКАЯ (1805 -1863) Родилась в семье генерала Н. Раевского. По линии матери – правнучка М. В. Ломоносова. Получила домашнее образование, говорила на французском и английском языках, играла на фортепиано и пела. С 1817 года с семьей Раевских дружил Пушкин. Он посвятил несколько стихотворений Марии. 11 января 1825 года обвенчалась с Сергеем Волконским. В конце 1825 года жила в имении родителей, ожидая ребенка, и не знала о восстании. 2 января 1826 года у них родился ребенок. 7 января Волконский был арестован. Его арест долгое время скрывали от Марии. После оглашения приговора декабристам приняла решение следовать за мужем. 22 декабря 1826 года выезжает к мужу в Сибирь. Вместе с Трубецкой поселилась в крестьянском доме, где они помогали декабристам. В год коронования Александра Второго приходит известие об амнистии декабристов. Сыну Марии и Сергея – Михаилу – возвращен княжеский титул. Мария Николаевна Волконская умерла 10 августа 1863 года и была похоронена в Воронках.

ОБРАЗЫ ГЕРОИНЬ Героини Некрасова – это самоотверженные, сильные женщины, которые способны на самопожертвование ради тех, кого они любят. Таким женщинам нужно отдать честь за их мужество и отвагу, ведь не каждая стремилась бы отправиться в такие суровые условия к своему супругу. Княгиня Трубецкая – пример благородства, стойкости и самоотречения. Она волевая, преданная жена, с сильным и веселым нравом. Княгиня Волконская – жертвенная женщина, она изображает мученичества жен декабристов, которые оставили всё ради своих мужей.

ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ОСОБЕННОСТИ Первая часть: Написана «быстрым, напряжённым ямбом» Состоит из двух частей Некрасов руководствовался теми сведениями, которые ему удалось почерпнуть из воспоминаний людей, знавших княгиню, а также из «Записок декабриста» Розена, рассказывавшего, что местное начальство получило специальное предписание использовать все возможности для «удержания жён государственных преступников от следования за мужьями»

Вторая часть: Написана «спокойным, разговорным амфибрахием» Повествование от первого лица Поэма представляет собой записки княгини Волконской, адресованные внукам Сами воспоминания достаточно подробно рассказывают о пребывании декабристов и их жён в Сибири, однако Некрасов взял из них лишь ту часть, в которой княгиня добирается до Нерчинска

Образ Пушкина в поэме: Обращаясь к Марии Николаевне, поэт произносит монолог, в котором напрочь отказывается от знакомого многим «привычного насмешливого тона» ; в разговоре с Волконской он выступает как гуманист и радетель свободы, восхищающийся поступком княгини Пушкинское напутствие в «Русских женщинах» , согласно замыслу Некрасова, должно было завершиться словами: Пускай долговечнее мрамор могил, Чем крест деревянный в пустыне, Но свет Долгорукой ещё не забыл, А Бирона нет и в помине. Речь в нём идёт о юной Наталии Долгоруковой (Шереметевой), которая, став женой князя Ивана Долгорукова, через несколько дней после венчания отправилась вслед за мужем в ссылку в Берёзово

ВОСПРИЯТИЕ ПОЭМЫ Поэма вызвала разноречивые отклики. Так, Михаил Сергеевич Волконский, познакомивший с «Княгиней Трубецкой» в корректорской версии, нашёл «характер героини сильно изменённым по сравнению с оригиналом» . Внеся по его просьбе некоторые коррективы в текст, автор тем не менее отказался удалить из поэмы те эпизоды, которые ему казались важными. Те же самые претензии - отсутствие достоверности - прозвучали после выхода второй части от сестры княгини Волконской - Софьи Николаевны Раевской, выразившей недовольство тем, что «рассказ, который он [автор] вкладывает в уста моей сестры, был бы вполне уместен в устах какой-нибудь мужички» . Однако общий настрой прессы и читателей был благожелательный. В одном из писем брату Некрасов сообщил, что «Княгиня Волконская» имеет невиданный успех, «какого не имело ни одно из моих прежних писаний» .

Предыдущая статья: Чему равна скорость света Следующая статья: Углерод — характеристика элемента и химические свойства