Николай быстров охранник масуда. Затерянные в Афганистане: истории солдат советской армии, оставшихся в плену на всю жизнь

Брат Льва
Посол Афганистана в России Ахмад Зия МАСУД: «Война кончилась — и мы примирились»

Первое, что приходит в голову при взгляде на афганского посла: «Одно лицо!». Ахмад Зия Масуд действительно очень похож на своего всемирно известного старшего брата — Ахмада Шаха Масуда.

В свое время нынешний дипломат был вынужден бросить учебу, чтобы вместе с Пандшерским Львом участвовать в антисоветском сопротивлении. Пятнадцать лет назад, в феврале 1989-го, советские солдаты ушли из Афганистана.

С тех пор многое переменилось: режимы, люди… Теперь вчерашний моджахед Ахмад Зия МАСУД наводит мосты между Россией и своей родиной.

Вопрос — Вы вместе со своим братом Ахмадом Шахом Масудом участвовали в движении моджахедов. Что двигало вами, когда вы, совсем молодой еще человек, бросили учебу и отправились сражаться в Пандшерское ущелье?

Ответ — Советские войска вошли в Афганистан для поддержки режима, ненавистного для афганского народа. Если бы советские войска поддержали не режим, а народ, все было бы по-другому. Мы оказались бы, может, в одном лагере. К сожалению, война продолжалась. Значение ее было колоссальным: Афганистан был полностью разрушен. Разрушился и СССР (в какой-то степени — и из-за войны в Афганистане)…

Вопрос — Вы находились рядом с Ахмадом Шахом Масудом?

Ответ — Конечно. А потом, в 1983 году, он отправил меня в Пакистан — вести политическую работу.

Вопрос — У Пандшерского Льва был русский телохранитель. Правда ли это?

Ответ — Да. Это был советский солдат, попавший в плен, он принял ислам. Его звали Николай, сейчас его зовут Исламудин. Брат очень доверял ему. Он женился у нас в Пандшере, у него есть дети. На нашем языке он говорит теперь, наверное, лучше, чем на родном. Сейчас он живет на Кубани, я встречался ним, он приезжает в Афганистан.

Вопрос — Вам наверняка приходится встречаться с нашими ветеранами афганской войны, с теми, против кого вы в свое время вели борьбу. Какие чувства вы испытываете к ним — есть ли какой-то осадок в душе или вражда ушла безвозвратно в прошлое?

Ответ — Общий принцип человеческой жизни таков: есть война и есть мир. Война кончилась — и мы примирились. Мои нынешние друзья — генерал Валентин Варенников (не так давно он ездил в Кабул, выступал на юбилее в честь моего брата), генерал Ляховский, Руслан Аушев — они участвовали в афганской войне. Но война уже позади. Она была навязана и нашему, и вашему народу. Наши так называемые коммунисты представляли советскому руководству дело так, будто они пользуются народной поддержкой. И по сути дела обманули.

Вопрос — Рассказывают, что когда под натиском талибов осенью 1996-го моджахеды покидали Кабул, ваш брат предложил экс-президенту Наджибулле уйти из столицы вместе с ним — в Пандшерское ущелье. Было ли это?

Ответ — Да, Ахмад Шах Масуд несколько раз посылал своих людей к Наджибулле. Предлагал ему гарантии безопасности, более того — пообещал отправить его в любую страну, куда тот пожелает. Но Наджибулла отказался, решив, видимо, что его соплеменники пуштуны (большинство талибов были пуштунами. — А.Я.) отнесутся к нему более-менее благосклонно.

Вопрос — На протяжении нескольких лет только Масуд и его союзники по Северному альянсу вели борьбу против талибов. Однако в новых структурах власти лидеры «северян» оказались на вторых ролях. Не кажется ли это несправедливым?

Ответ — Главный вопрос — ради чего боролся Объединенный фронт (или, как его называют, Северный альянс): за окончание войны, за образование национального правительства. Мы сами отдали власть и активно участвовали в разработке Боннского соглашения. Главная цель — укрепление государственной власти, мира и безопасности. Так что никаких обид нет.

Вопрос — Президент Хамид Карзай подписал несколько недель назад новую конституцию Афганистана. Это первая за несколько десятилетий конституция, принятая демократическим путем. Какие надежды возлагаете вы на нее?

Ответ — После долгих лет войны у народа Афганистана появилась конституция, гарантирующая право на собственное государство, на свободы, на определенные правовые нормы. Разрешена многопартийность, утвержден закон о партиях. По конституции, официальное название нашего государства — Исламская Республика Афганистан. Принимаемые законодательные акты не должны противоречить принципам ислама. Но последователи любой религии — а в Афганистане живут индусы, сикхи, приверженцы различных исламских сект — могут свободно отправлять свой культ. Впервые в конституции заключен принцип: там, где большинство населения составляют шииты, все их вопросы будут решаться согласно шиитским правилам.

Вопрос — Часто можно встретить утверждение, что кабульские власти не контролируют полностью территорию страны, разделенную между местными вождями и полевыми командирами.

Ответ — Одно дело — что пишут в прессе, и другое — реальность. Люди совершенно свободно передвигаются по Афганистану. Единственная проблема — южные и юго-восточные районы, пограничные с Пакистаном. Отдельные группы экстремистов, связанных с «Аль-Кайедой» и «Талибаном», совершают там нападения. Если Пакистану удастся закрыть для них эти границы, и эта проблема будет решена.

Вопрос — Свержение режима талибов никоим образом не сказалось положительно на ситуации с наркотрафиком из Афганистана. Напротив, объем наркотиков, вывезенных из страны, увеличился. Что делается для пресечения этого зла?

Ответ — Вопрос наркотиков в настоящее время — это вопрос не только афганский, он имеет и региональный, и мировой масштаб. Нужна антинаркотическая коалиция. Главную прибыль от производства и распространения наркотиков получают не афганские крестьяне, а люди вне Афганистана. Простой крестьянин в этой ситуации не виноват: его заставляют нищета и голод, а также поощрение, идущее извне. Вот пример: основной сельскохозяйственный продукт в стране — пшеница. ООН помогает Афганистану гуманитарными поставками пшеницы. Но ооновцы покупают пшеницу не у афганских крестьян, а в других странах. А потом раздают ее в Афганистане. Такая «благотворительность» идет в ущерб афганским крестьянам. Если крестьянин производит пшеницу, он оказывается в полном убытке. Рынок перенасыщен — и его пшеницу никто не покупает. Вот он и сеет мак.

Вопрос — Вам приходится работать с представителями афганской диаспоры, проживающими в России. Наверняка часть эмигрантов вернулась на родину, а кто-то и рад был бы вернуться, но опасается. Могут ли приверженцы старого режима вернуться в Афганистан без боязни подвергнуться там преследованиям?

Ответ — В России сейчас живет около 40-50 тысяч афганцев, примерно половина из них — в Москве. У нас самые теплые и дружественные отношения с ними. Несмотря на то что многие из них в прошлом находились на руководящих постах режима НДПА. Например, бывший министр внутренних дел г-н Гулабзой или экс-министр обороны г-н Кадыр — у нас с ними очень хорошие отношения. Все они могут совершенно свободно поехать в Афганистан. Вот вам пример: один из руководителей НДПА, бывший генерал-губернатор Кандагара г-н Улуми, вернулся на родину, создал там свою партию. Когда я встречаюсь с представителями диаспоры, я говорю: «Приезжайте, живите у меня дома». Мы ведь тоже жили в эмиграции. И боялись, что нам никогда не суждено будет вернуться домой…

Вопрос — Ведется ли ныне расследование гибели вашего брата? Кто вообще этим занимается и каковы результаты на сегодняшний день?

Ответ — Теракт, который привел к гибели Ахмада Шаха Масуда, связан с международным терроризмом. Не случайно поэтому, что следствие велось в разных странах мира, в том числе и в Афганистане. К сожалению, до сих пор эти усилия не координируются. В каждой стране ведется отдельное расследование. Мы думаем, настало время направить эти усилия в общее русло. Известно одно: это были камикадзе, действовавшие по указке «Аль-Кайеды» и «Талибана». Но повторяю: до сих пор конкретного результата, к сожалению, не достигнуто.

Андрей ЯШЛАВСКИЙ.

15 февраля 1989 года, стоя на мосту через реку Амударья на афганско-узбекской границе, советский генерал Борис Громов заявил, что за его спиной, на афганской земле, не осталось ни одного солдата. Слукавил генерал, несколько сотен плененных бойцов остались в Афганистане и много больше упокоились в его земле.

В канун очередной годовщины завершения афганской войны о своем пребывании в плену, о непростой истории возвращения в Россию и незаконченной войне «Голосу России» рассказали бывшие солдаты Советской армии.

В плен Николай Быстров попал из-за дедовщины. Молодого солдата вместе с двумя его товарищами старослужащие послали в ближайший кишлак купить для них наркотики. На обратном пути бойцы попали в засаду. Николай Быстров был ранен, его пленили бойцы Ахмада Шаха Масуда. Благодаря тому, что в расположении моджахедов оказался госпиталь французских врачей, рану удалось вылечить. Но скоро Николая и других пленных ждало еще одно испытание:

"Масуд нас собрал всех вместе, семь человек. И он сказал: «Так, ребята, кто хочет за границу? Кто хочет обратно в Советский Союз? В Советский Союз или в Америку, или в Англию, или в Пакистан, или в Иран? В какие страны хотите?» Но все в то время боялись возвращаться обратно на родину. Все подняли руки и сказали: «Вот мы хотим в Америку». Один сказал: «Во Францию хочу». Но только я не поднял руку. Он говорит: «А почему ты не поднимаешь? Я говорю: „Не хочу никуда, ни в Америку, никуда“».

Отчаяние пленного солдата, который не хотел уже ничего, спасло Николаю жизнь. Позже он узнал, что всех, кто поднял руку, увезли в Пакистан, в лагерь Бадабер, где позже уничтожили. Через некоторое время Николая приблизил к себе лидер моджахедов Масуд. Пленный русский воин стал одним из его охранников. Как вспоминает Быстров, в один из дней у него был соблазн застрелить афганского боевика, но сделать это не позволила совесть:

"Мы поднимались на перевал, шли на север Афганистана. Я поднялся самый первый. Масуд и еще трое-четверо поднимались очень медленно. Снег был, снегопад, перевалы в снегу. Я сел ждать их, смотрю, думаю, четверых-пятерых я запросто могу уложить. Потом думаю, посмотрю, он мне автомат дал, открыл, боекомплект полный, 30 патронов, запасные четыре обоймы тоже полные. Боёк посмотрел, ничего не вытащено. И знаете, я задумался, раз он мне доверился, давай-ка не буду".

Спустя десять лет, когда Николай уже принял ислам и обзавелся в Афганистане семьей, Ахмад Шах Масуд отпустил его на родину. Возвратившись в Россию с помощью комитета воинов-интернационалистов, Николай начал тесно с ними сотрудничать. Весь свой опыт жизни в Афганистане, все знания и связи он бросил на поиск и возвращение на родину бывших советских солдат - и живых, и мертвых:

"Я хочу всех найти. Всех ребят найти. Потому что я вернулся живой. И останки хочу вернуть родителям. Чтобы у родителей была душа спокойная, что сын вернулся, хоть не живой, и можно похоронить. Я разбираюсь в афганских людях, знаю их психологию, обычаи. Пока они со мной сотрудничают, я это буду делать. Они всегда со мной, не отказываются, нет не говорят. Знаете, пока последний солдат не похоронен, война не закончена. И я хочу эту войну закончить".

На счету Быстрова больше половины всех найденных останков русских солдат и три живых пленника, которым он вместе с комитетом воинов-интернационалистов помог вернуться в Россию. Первым из них был Юрий Степанов. Оказавшись в плену моджахедов, он почти на двадцать лет утратил связь с внешним миром, даже когда его отпустили в Россию, он не сразу смог туда вернуться. Но благодаря помощи Николая Быстрова Степанов возвратился домой, где все эти годы его ждала мать. Позже он подключился к работе комитета воинов-интернационалистов:

"Колина помощь была в том, что потом, когда мы паспорта сделали афганские, доехали до Кабула, с ним встретились, он нам объяснил, что и как в России. Что Россия уже другая, надо помочь комитету в поисковой группе, комитету Руслана Султановича Аушева помочь. Мы в то время тоже помогли. Обратно вернулись, еще где-то месяца на два задержались. Коля начал со стороны Кандагара искать ребят, а мы со стороны того, что знали сами".

Но вскоре материальные проблемы заставили Степанова прервать поисковую работу. В семье, которую он привез из Афганистана, Юрий - единственный кормилец. Говорят, что война окончена, когда похоронен последний солдат. Хочется верить, что афганская война в сердцах и Николая Быстрова, и Юрия Степанова, и всех, кто до сих пор ищет уцелевших и мертвых пленников Афганистана, скоро завершится.

25 лет назад советские войска покинули Афганистан. Однако до сих пор идут поиски пропавших без вести солдат. Николай Быстров во время войны попал в плен и стал личным охранником командира моджахедов Ахмад Шах Масуда. Свою он рассказал "Голосу России"

Теперь он почти каждый год по несколько месяцев помогает специальному комитету разыскивать в Афганистане бывших советских воинов. Николай Быстров и вернувшийся с его помощью на Родину Юрий Степанов поведали "Голосу России" свои истории.

Николай Быстров родился в 1964 году в Краснодарском крае. В восемнадцать лет его призвали на службу. И уже через несколько месяцев он попал в плен в Афганистане. Пытался бежать, но неудачно. Чудом оставшись в живых после побоев, он впервые встретился с командиром моджахедов Ахмад Шахом. После второй неудачной попытки бежать он смирился со своей судьбой. Николай выучил язык, научился жить среди афганцев и в конце концов принял ислам. Около двух лет спустя, готовясь к отступлению, Масуд предоставил военнопленным возможность вернуться на Родину или бежать, но Быстров решил остаться.

"Масуд нас собрал всех вместе, семь человек, и сказал: "Так, ребята, кто хочет за границу? Кто хочет обратно в Советский Союз? В Советский Союз или в Америку, или в Англию, или в Пакистан, или в Иран? В какие страны хотите?" Но все в то время боялись возвращаться обратно на родину. Все подняли руки и сказали: "Вот мы хотим в Америку". Один сказал: "Во Францию хочу". Но только я не поднял руку. Он говорит: "А почему ты не поднимаешь? – Я говорю: "Не хочу никуда: ни в Америку, никуда", - рассказал Быстров.

Быстров еще долгие годы служил в личной охране Ахмад Шаха. Без предварительного досмотра никого к нему не пропускал: ни журналистов, ни чиновников, ни даже друзей.

Позже он женился на дальней родственнице своего начальника. Сейчас у них двое сыновей и дочь, с которыми они живут в России. В родной край Быстров вернулся спустя одиннадцать лет. Родину он за это время не забыл. И никогда "против своих не воевал", а Масуда защищал в условиях афганской междоусобицы.

"Мы поднимались на перевал, шли на север Афганистана. Я поднялся самый первый. Масуд и еще трое-четверо поднимались очень медленно. Снег был, снегопад, перевалы в снегу. Я сел ждать их, смотрю, думаю: четверых-пятерых я запросто могу уложить. Потом думаю, посмотрю, он мне автомат дал, открыл, боекомплект полный, 30 патронов, запасные четыре обоймы тоже полные. Боёк посмотрел, ничего не вытащено. И знаете, я задумался, раз он мне доверился, давай-ка не буду", - сказал Быстров.

В России Быстров работает с Комитетом по делам воинов-интернационалистов. Почти каждый год он по несколько месяцев проводит в Афганистане. Там они разыскивают захоронения без вести пропавших советских воинов и возвращают останки на Родину.

"Я хочу всех найти. Всех ребят найти. Потому что я вернулся живой. И останки пропавших хочу вернуть родителям. Чтобы у родителей была душа спокойная, что сын вернулся, хоть не живой, и можно похоронить. Я разбираюсь в афганских людях, знаю их психологию, обычаи. Пока они со мной сотрудничают, я это буду делать. Они всегда со мной, не отказываются, "нет" не говорят. Знаете, пока последний солдат не похоронен, война не закончена. И я хочу эту войну закончить", - отметил Быстров.

Эти поездки в Афганистан помогли вернуть в Россию и выживших солдат, попавших в плен примерно в одно время с Быстровым. Одним из них был Юрий Степанов. Он провел в плену моджахедов более двадцати лет. Вот как он вспоминал о своем возвращении на Родину:
"Колина помощь была в том, что потом, когда мы паспорта сделали афганские, доехали до Кабула, с ним встретились, он нам объяснил, что и как в России. Что Россия уже другая, надо помочь комитету в поисковой группе, комитету Руслана Султановича Аушева помочь. Мы в то время тоже помогли. Обратно вернулись, еще где-то месяца на два задержались. Коля начал со стороны Кандагара искать ребят, а мы со стороны того, что знали сами".
Четверть века спустя после окончания войны поиски пропавших воинов продолжаются. Николай Быстров и те, с кем он работает, уверены, что необходимо восстановить судьбы каждого пропавшего в Афганистане.

В начале марта российские и мировые СМИ активно пересказывали историю обнаруженного в Афганистане бывшего советского солдата, признанного пропавшим без вести более 30 лет назад. Между тем история Бахретдина Хакимова, успевшего за эти годы стать настоящим афганцем, не уникальна. С середины 2000-х годов журналисты насчитали не менее четырех подобных случаев, а по версии The Times, таких «афганцев» может быть около сотни.

Об обнаружении Бахретдина Хакимова, уроженца узбекского города Самарканд, 4 марта рассказал бывший ингушский президент Руслан Аушев. Ныне он возглавляет Комитет по делам воинов-интернационалистов - организацию, в том числе занимающуюся поиском военных, пропавших без вести во время Афганской войны 1979-1989 годов. О том, что узбек проживает в провинции Герат, сотрудники комитета знали уже довольно давно, однако встретиться с ним удалось только 23 февраля.

Хакимов, служивший в 101-м мотострелковом полку в том же Герате, пропал в сентябре 1980 года. Получив тяжелое ранение, он не смог добраться до своей части, и его подобрали и выходили местные жители. В итоге Хакимов стал членом местной полукочевой общины, старейшина которой, практиковавший лечение травами, взял его под свою опеку. Сам узбек, которого теперь зовут Шейх Абдулла и который почти начисто забыл русский язык, также занимается знахарством. Предложение встретиться со своими родственниками он воспринял с большим энтузиазмом, однако означает ли это, что он готов вернуться на родину, неизвестно.

История, вызвавшая живейший интерес журналистов со всего мира, не единственная в своем роде. Несмотря на клятвенное заверение командира советского контингента в Афганистане Бориса Громова о выводе из страны всех до одного соотечественников, на самом деле в 1989 году за Амударьей оставались более 400 советских солдат. Кто-то из них попал в плен, кто-то перешел на сторону противника добровольно, а кто-то, как Хакимов, остался из-за неудачного стечения обстоятельств. Сейчас этот список сократился до 264 имен (половина из них - россияне): часть пропавших нашли живыми и вернули домой, судьба других стала известна уже после их гибели. Но есть и такие, которые по собственной воле выбрали жизнь в Афганистане - несмотря на возможность вернуться на родину.

Одним из самых известных советских невозвращенцев стал украинец Геннадий Цевма. Его в 1991 году, через два года после окончания боевых действий, обнаружил британский журналист Питер Джувенал (Peter Juvenal), работавший на «Би-Би-Си». Уроженец города Торез Донецкой области попал в афганскую провинцию Кундуз в 1983-м в возрасте 18 лет. Через десять месяцев службы Цевме, по его словам, стало скучно, и однажды он из любопытства решил пойти посмотреть на муэдзина из близлежащей деревни, который каждое утро созывал жителей на молитву. На подходе к мечети его окружили, и он был вынужден сдаться. Встав перед выбором между принятием ислама и смертью, украинец выбрал первое. Так он стал афганцем.

Цевма, которого теперь зовут Нек Мохаммад, утверждает, что, несмотря на переход на сторону душманов, он ни разу не стрелял в бывших соотечественников. «Шесть лет под надзором, и еще заставляли стрелять в наших. Они были больные на голову и не понимали, что хорошо, а что плохо. Я говорю: „Пошли вы к чертовой матери, я не буду своих убивать“», - цитирует Цевму белорусский канал «Столичное телевидение».

В конце концов украинец получил свободу, однако возвращаться на родину побоялся: в те времена все пропавшие без вести считались предателями, которых ждал трибунал. В 1992 году российские власти организовали встречу Цевмы с отцом, которого специально привезли в Афганистан, однако бывший советский солдат был так напуган перспективой суда, что наотрез отказался возвращаться, даже несмотря на всеобщую амнистию, проведенную в конце 1980-х. В 2002 году вернуть Нека Мохаммада домой попытались уже власти Украины, однако и их усилия не увенчались успехом.

Цевма по-прежнему живет в Кундузе, у него есть жена, несколько детей. По данным на 2006 год, Нек Мохаммад работал водителем у местного ювелира, в месяц получая сто долларов. Правда, уже тогда он с трудом передвигался из-за старого ранения в ногу. А уже в 2010 году СМИ писали, что Цевма вообще почти перестал ходить - хозяйством вынужден заниматься старший сын.

Примерно столько же времени в Афганистане провел земляк Цевмы Александр Левенец, родившийся в деревне Меловадка Луганской области, а ныне известный как Ахмад. В отличие от Нека Мохаммада, Левенец, работавший в Кундузе водителем бензовоза, в 1984-м ушел к моджахедам по собственной воле - не выдержал дедовщины (по другим данным, он бежал от наказания за торговлю с местными жителями). Часть он покинул вместе с сослуживцем Валерием Кусковым. Оба сразу попали к местному полевому командиру Амирхаламу, который, по словам украинца, принял их с распростертыми объятиями. Оба беглеца без вопросов приняли ислам и сразу присоединились к боевой группе, сражавшейся с советскими войсками. Кусков вскоре погиб, Левенец же воевал до конца конфликта.

Впоследствии, как утверждает Ахмад, его пытались разыскать советские спецслужбы, но Амирхалам, считавший украинца своим родственником, отказался его выдать. Домой Левенец решил не возвращаться - вместо этого завел семью и стал работать таксистом.

Схожим образом к душманам попал и уроженец Кургана Сергей Красноперов, ныне Нур Мохаммад. В 1984 году командование уличило его в продаже афганцам армейского имущества. Красноперов оказался для моджахедов ценным приобретением: он чинил периодически заедавшие пулеметы и артиллерийские орудия. В конечном итоге авторитет Нур Мохаммада оказался настолько высок, что он стал личным телохранителем одного из лидеров афганского сопротивления генерала Абдул-Рашида Дустума.

После окончания войны Красноперов также отказался возвращаться домой. Не помогла даже встреча с матерью, состоявшаяся в 1994 году. Он осел в городе Чагчаран в провинции Гор (именно там располагалась военная база, к которой он был приписан), женился и завел не меньше шести детей. Нур Мохаммад работает в местном отделении министерства энергетики и занимается ремонтом грузовиков. Единственное, что его сейчас беспокоит, - это уход американских войск. Без них, уверен бывший россиянин, в стране наступит полнейшее беззаконие и хаос.

Кадр: «Первый канал»

Довольно мало известно про Николая Выродова - еще одного украинца, перешедшего на сторону душманов. В 1981 году он поехал на войну в Афганистан добровольцем, но всего через три месяца дезертировал. По словам Выродова, на него повлиял расстрел 70 человек в афганской деревне, в том числе мирных жителей. Как и остальные «советские моджахеды», он перешел в ислам и взял местное имя - Насратулла Мохамадулла. Вскоре на специалиста-подрывника обратил внимание влиятельный полевой командир Гульбеддин Хекматияр, который сделал его своим телохранителем (впоследствии Хекматияр дважды возглавлял правительство Афганистана).

В 1996 году Выродов вернулся в Харьков, однако, не сумев приспособиться к старой жизни, снова уехал в Афганистан. По данным на 2005 год, он жил вместе с семьей в провинции Баглан, где состоял на службе в полиции.

Схожим образом развивались истории еще трех советских бойцов, однако, в отличие от их сослуживцев, все трое вернулись на родину. Самым первым среди них (в 1981 году) в Афганистан попал житель Самарской области Алексей Оленин, впоследствии Рахматулла. В плен его взяли на следующий год, в день кончины Леонида Брежнева (10 ноября 1982 года). Через несколько лет в плену он встретился с выходцем из башкирского поселка Приютово Юрием Степановым (Махибуллой), которого захватила та же группа моджахедов. Когда именно это произошло, точно неизвестно - то ли в 1986-м, то ли в 1988 году.

После войны афганские власти передали бывших пленников Пакистану. Как вспоминает Оленин, там их встретила тогдашняя премьер Беназир Бхутто, которая подарила обоим по три тысячи долларов. Примерно в 1994 году Оленин и Степанов вернулись на родину, однако оба вскоре уехали обратно в Афганистан: первый решил забрать оставленную там невесту, второй просто не выдержал смены обстановки. Окончательно в Россию в итоге вернулись оба. Правда, Оленину удалось сделать это лишь в 2004 году - помешали пришедшие к власти талибы. Примечательно, что в Афганистане он познакомился с Геннадием Цевмой, которого пытался уговорить уехать домой, но тщетно. Степанов вернулся еще позже, в 2006-м, причем долгое время он никак не мог решиться, ехать ему на родину или нет. Оба женаты на афганских женщинах.

Третий советский солдат, попавший в плен к душманам и после сумевший вернуться домой, - Николай Быстров, он же Исламуддин. Служить в Афганистан уроженец Краснодарского края уехал в 1982 году, боевики поймали его через полгода. По словам россиянина, это произошло во время похода в местный кишлак, куда его за наркотиками послали старослужащие. Как и Красноперову с Выродовым, ему довелось стать телохранителем одного из самых влиятельных полевых командиров - свою безопасность Быстрову доверил Ахмад Шах Масуд, известный под прозвищем Панджшерский лев. После войны Масуд, уже будучи министром обороны, выдал за россиянина свою дальнюю родственницу.

В Россию, по данным СМИ, Быстров вместе с семьей уехал в конце 1990-х - якобы по настоянию того же Масуда. Сейчас он является одним из самых активных участников поисковых операций, которые проводятся под эгидой Комитета по делам воинов-интернационалистов.

А. ПЛЮЩЕВ: Добрый вечер. Вас вновь приветствуют Александр Плющев и Софико Шеварднадзе.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Здравствуйте.

А. ПЛЮЩЕВ: Сегодня в программе «Своими глазами» мы подходим к проекту «Солдаты Отечества», посвященному 25-летию вывода советских войск из Афганистана, точнее подходим к марафону, который будет у нас всю субботу. Сегодня в программе Николай Быстров - рядовой Советской армии, захваченный в плен Афганскими моджахедами в 1982 году. Добрый вечер. Спасибо, что нашли время и возможность к нам сегодня придти.

Н. БЫСТРОВ: Здравствуйте.

А. ПЛЮЩЕВ: Давайте начнем с армии, с самого начала.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вам было 18 лет, когда вы попали в армию. И вас посылают в Афганистан.

Н. БЫСТРОВ: Сначала в Туркмении 6 месяцев, в учебке, потом уже в Афганистан.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Когда вам сказали, что вы идете воевать в Афганистан, у вас было понимание, куда вы идете? Вы же были очень молодой.

Н. БЫСТРОВ: Честно сказать, нет.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: И что вас там встретило?

Н. БЫСТРОВ: Мы вышли из самолета. Вокруг горы. Стрельба слышна была. Необычно. Мы же молодые, только учебку прошли.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Страшно было?

Н. БЫСТРОВ: Да. Но мы гордились - приехали в другую страну.

А. ПЛЮЩЕВ: Любопытство было пополам со страхом.

Н. БЫСТРОВ: Да.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А сколько вы успели отвоевать до того, как вы попали в плен?

Н. БЫСТРОВ: Месяцев 8-9.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Практически год. Расскажите про этот период, когда вы воевали.

Н. БЫСТРОВ: Я не воевал, мы охраняли военный аэродром «Баграм», я был в охране аэродрома.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: И как проходили ваши будни, когда вы охраняли?

Н. БЫСТРОВ: Мы менялись, охраняли аэродром. Но очень часто отлучались, уходили в самоволку в кишлак. Офицеры наказывали.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Эти 8 месяцев вы вспоминаете как темную часть вашей жизни?

Н. БЫСТРОВ: Нет. Нормальную военную.

А. ПЛЮЩЕВ: Это была спокойная служба, или были какие-то столкновения? «Баграм» - это же аэропорт. По всей видимости, он не так часто попадал в зону боевых действий.

Н. БЫСТРОВ: Он был защищенный. Много нападений не было на нас. От аэродрома это было далековато.

А. ПЛЮЩЕВ: Т.е. эти месяцы это для вас фактически была не война, а служба.

Н. БЫСТРОВ: Да, служба.

А. ПЛЮЩЕВ: Может быть, она мало отличалась от того, что было бы в какой-нибудь из среднеазиатских республик Советского Союза тогда.

Н. БЫСТРОВ: Да. Когда слышали стрельбу, нам интересно было.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Хотели повоевать тоже?

Н. БЫСТРОВ: Да.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Т.е. вас раздражало, что не было возможности самим пострелять?

Н. БЫСТРОВ: Да.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А как случилось, что вы попали в плен?

А. ПЛЮЩЕВ: Тем более из относительно спокойного района.

Н. БЫСТРОВ: Мы вышли втроем в самоволку, пошли в кишлак. Мы ходили за фруктами. Два раза ходили, а на третий раз попали в засаду.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А вы можете описать этот случай, этот день?

Н. БЫСТРОВ: Была весна. Мы пошли очень глубоко в кишлак, от наших блокпостов ушли очень далеко. Встретили маленьких афганских пацанят. Они понимали по-русски. Мы спрашиваем, где дукан, где можно что-нибудь купить. Они сказали – туда идите. Два-три раза ходили, а потом попали в засаду.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Кто вас поймал?

Н. БЫСТРОВ: Нас трое было, один раненный был, другой погиб сразу, я раненный. Одного раненого они добили на месте.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Сколько их было и кто они были?

Н. БЫСТРОВ: Две группировки было.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Это были моджахеды.

Н. БЫСТРОВ: Да. «Хизб-Ислами» и «Джамиат-Ислами». Его взяли «Хизб-Ислами», меня - «Джамиат-Ислами».

А. ПЛЮЩЕВ: Сергей здесь уточняет: «Получается, вы попали в плен из-за нарушения устава».

Н. БЫСТРОВ: Да.

А. ПЛЮЩЕВ: Алексей из Ганновера делает полшага назад, спрашивает: «Когда вы служили, как к вам относились местные жители?»

Н. БЫСТРОВ: Афганские местные жители хорошо относились. Но они днем одни были, а ночью становились другими.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Те же самые жители становились другими ночью?

Н. БЫСТРОВ: Да. Многие были боевиками.

А. ПЛЮЩЕВ: А вы это каким образом узнавали?

Н. БЫСТРОВ: Рассказывали те, кто больше прослужил. Мы опасались этого.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А днем они относились к вам как к оккупантам, к захватчикам?

Н. БЫСТРОВ: Нет. Они приносили нам что-то, мы им давали тушенку, консервы разные.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А вы обсуждали ваше присутствие в Афганистане тогда, почему вы там, зачем?

Н. БЫСТРОВ: Помощь народу Афганистана.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: И они ровно так это и воспринимали?

Н. БЫСТРОВ: Да, афганцы так это воспринимали.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А засада была ночью?

Н. БЫСТРОВ: Нет, днем. Но мы глубоко ушли в кишлак, там не было наших блокпостов. Очень глубоко.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Одного вашего коллегу сразу убили.

Н. БЫСТРОВ: Ему ноги перебили. Он идти не мог. Я мог идти и мой товарищ.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Они на вас напали, они сразу хотели вас убить?

Н. БЫСТРОВ: Мы отстреливались, но их очень много было.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вас избили?

Н. БЫСТРОВ: Нет, нас не били. Моего друга «Хизб-Ислами» увели, меня – «Джамиат». Меня привели в кишлак.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вас не били вообще?

Н. БЫСТРОВ: Нет. Когда привели в кишлак, показали убитых афганских правительственных офицеров.

А. ПЛЮЩЕВ: Т.е. на стороне которых вы, собственно, были.

Н. БЫСТРОВ: Да. И показывали пальцем, как будто и меня ждет такая учесть. Я боялся, да. Но потом через несколько дней они начали по ночам меня переправлять вглубь. Я в провинции Парван попал в плен, они начали переправлять в ущелье Панджшер.

А. ПЛЮЩЕВ: Как с вами обращались?

Н. БЫСТРОВ: Нормально. Когда вели в ущелье Панджшер, нормально.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Что значит нормально? Вас кормили три раза в день?..

Н. БЫСТРОВ: Смотря какие. Были и такие боевики, которые и прикладом били. А некоторые защищали, полевые командиры.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: И вы не понимали, что будет завтра.

Н. БЫСТРОВ: Да. Ждали, что в любое время расстреляют.

А. ПЛЮЩЕВ: Как вы с ними коммуницировали? На каком языке общались?

Н. БЫСТРОВ: У них были переводчики.

А. ПЛЮЩЕВ: Откуда они знали русский язык?

Н. БЫСТРОВ: Многие учились. Они по-русски понимали, а были на стороне боевиков.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Сколько вы пробыли в плену? В Афганистане 13 лет, а в плену?

Н. БЫСТРОВ: Почти год.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Кто был в плену вместе с вами?

Н. БЫСТРОВ: Нас было много. Я первый попал, через некоторое время другого привели, потом еще.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Гражданина Советского Союза.

Н. БЫСТРОВ: Да. Но они попадали в других провинциях.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А вы были один в этой провинции?

Н. БЫСТРОВ: Да. И другие попадали, но нас держали отдельно друг от друга, никогда вместе не держали.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вы говорите – в тюрьму. Это настоящая тюрьма, с решетками? Или вы жили в каком-то бараке?

Н. БЫСТРОВ: Сарай, яма. Они кормили, одевали. Но держали нас всегда отдельно.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Т.е. вы жили в яме 8 месяцев.

Н. БЫСТРОВ: Нас меняли: то в яме, то в сарае, то в хате какой-нибудь. Места меняли.

А. ПЛЮЩЕВ: Вас заставляли работать?

Н. БЫСТРОВ: Нет. Даже когда выводили на прогулку, ходили за нами часовые.

А. ПЛЮЩЕВ: Были ли какие-то допросы об армии, о частях, о войсках?

Н. БЫСТРОВ: Нет, меня не спрашивали.

А. ПЛЮЩЕВ: Как вы предполагаете, зачем вы им были нужны?

Н. БЫСТРОВ: Может быть, для обмена или еще для чего.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А вы о чем-то с ними говорили в течение года?

Н. БЫСТРОВ: Нет. Это было перед второй панджшерской операцией, тогда, когда уже начиналась вторая панджшерская операция, тогда к Масуду собрали со всех провинций.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Давайте объясним для тех, кто не знает, кто такой Масуд. Это самый известный полевой командир Афганистана.

А. ПЛЮЩЕВ: Ахмад Шах Масуд.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А вы как с ним впервые познакомились?

Н. БЫСТРОВ: Меня привели из провинции Парван в Панджшер, в тот кишлак, где он жил, этот кишлак назывался Джангалак. Я зашел, был большой двор, очень много народу сидело, афганцев. Мне перевязали ногу, живот перевязали по дороге. Я зашел, по-афгански не понимал ничего. Потом меня толкает один, говорит – иди, поздоровайся. Много людей в кругу сидело, но я выбрал его, потому что он выделялся.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А чем он выделялся?

Н. БЫСТРОВ: И внешностью, и всем.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Чем выделялся? Он был харизматичный, чувствовалась сила?

Н. БЫСТРОВ: Нет. И по лицу, и по внешности он выделялся. Я подумал, что это самый главный. Я через всю эту толпу пошел. А меня за руку схватили. Потом подошел переводчик и говорит: «Почему ты только к нему идешь?» Я говорю: «Но он же выделяется».

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А вы все-таки не можете попробовать объяснить, чем он выделялся?

Н. БЫСТРОВ: По внешности. Вот как обыкновенные солдаты и офицер, и офицер от солдат выделяется, так и он.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вас схватили за руку, вы сказали, что идете к нему, потому что он выделяется.

Н. БЫСТРОВ: Видно, что главный, старший. Он махнул – пускай подойдет. Я подошел, с ним поздоровался, а потом по очереди со всеми.

А. ПЛЮЩЕВ: Вы были захвачены в плен в 82 году.

Н. БЫСТРОВ: 83-й где-то.

А. ПЛЮЩЕВ: 83-й даже. В 82-м было же перемирие у Масуда.

Н. БЫСТРОВ: Это после первой панджшерской операции.

А. ПЛЮЩЕВ: Те моджахеды, которые вас захватили, они участвовали в каких-то операциях, в боевых действиях? Или они вас только перемещали, и вы даже не замечали, что там происходило?

Н. БЫСТРОВ: Они менялись. Каждый день нас другие вели. Эти моджахеды менялись.

А. ПЛЮЩЕВ: И вы никогда близко к боям не подходили.

Н. БЫСТРОВ: Нет, они были далеко.

А. ПЛЮЩЕВ: Вас отводили в глубь территории.

Н. БЫСТРОВ: Да. Чтобы обратно мы не попали.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Я так понимаю, что после того, как вы познакомились с Масудом, начинается самое интересное. Поправьте меня, если я не ошибаюсь. Кто-то вам предлагает свободу, но вы выбираете остаться и стать его личником. Или это не так?

Н. БЫСТРОВ: Тут было так. Перед второй панджшерской операцией, после того, как я с ним познакомился, меня учил один инженер, он учился в Советском Союзе, он мне переводил. Он мне говорил: давай будешь учить афганский. Он плохо по-русски говорил, я почти не понимал его. Там была хата недалеко от его дома, он меня поселил там, я жил один там. Выходил один на улицу гулять…

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Т.е. вы уже не чувствовали себя рабом, у вас была нормальная жизнь.

Н. БЫСТРОВ: Я боялся всё равно. Я не понимал языка, я боялся. И уже перед тем, как начинается вторая панджшерская операция, Масуд позвал со всех провинций, кто обратился к полевым командирам, кто относился к «Джамиат-Ислами», провести в Панджшер советских военнопленных. И в этот Джангалак шестерых еще привели с разных провинций. Мы спрашивали – ты откуда, ты откуда. Я не признавался. Мы как-то не доверяли друг другу. Меня спрашивали – ты откуда? Я говорил, что с Украины. Другой с Украины, а говорил, что с Ростова. Друг другу не доверяли.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А вас туда созвали зачем?

Н. БЫСТРОВ: Перед второй панджшерской операцией Масуд сказал: «Будет война в Панджшере. Кто куда хочет? Хотите – на Запад, хотите – в Пакистан, хотите – в Иран».

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: В смысле уходите, я вас отпускаю.

Н. БЫСТРОВ: Отправить туда, за границу жить, потому что война будет. Все согласились, шестеро подняли руки: вот я в Швейцарию хочу, один сказал в Англию. Только я не согласился и туркмен один.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А почему вы не согласились?

Н. БЫСТРОВ: Не хотел за границу. У меня была надежда, думал, что вернусь домой.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вам казалось, что, будучи пленным в Афганистане, было больше шансов вернуться домой, нежели чем перейти границу и оказаться в Швейцарии?

Н. БЫСТРОВ: Наши еще были в Афганистане. И вот мы остались вдвоем, а те ушли. И они пошли в Пакистан. По дороге их стало около 12 человек, с другими провинциями их соединяли, отправляли в Пакистан. А этого туркмена забрал полевой командир, а я остался с Масудом. Я начал учить афганский язык. Я быстро выучил афганский язык, с акцентом, но всё равно разговаривал.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А Масуд оценил, что вы остались с ним?

Н. БЫСТРОВ: Да.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Что он сказал?

Н. БЫСТРОВ: Он плохо понимал по-русски, но некоторые слова говорил, разговаривал.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А вы ему лично симпатизировали? Он вам нравился? Вам казалось, что он хороший человек?

Н. БЫСТРОВ: Был такой момент. Когда уже началась вторая панджшерская операция, мы пошли с Масудом переходить один перевал в сторону севера Афганистана, он бросил полностью Панджшер. И он мне дал автомат. У него было пять афганских телохранителей, пожилых мужчин. Когда мы подошли к перевалу, я самый первый поднялся на перевал, они шли потихоньку. Когда я сел на камень, думаю: как он мне доверил автомат? Открыл – патроны полные, один магазин в автомате, три на спине – 120 патронов, боёк на месте. Уже вечер был, стемнело. И сзади меня поднимались ракетницы. Я думал – наши. Где ракетницы поднимаются, значит, там наши блокпосты. Они внизу были, поднимались на перевал, я наверху был. Такая мысль промелькнула: может, выстрелить? Но потом подумал: раз он мне так доверил, я не буду этого делать.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Николай, мы сейчас прервемся на краткую паузу новостей, затем вернемся в студию и продолжим программу «Своими глазами».

А. ПЛЮЩЕВ: Продолжаем программу «Своими глазами». У нас в студии Николай Быстров - рядовой Советской армии, захваченный в плен в Афганистане в 1982 году.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Мы остановились на очень интересном моменте, когда Николай остался с Масудом, хотя у него была возможность выстрелить из оружия и таким образом подать знак советским военным, что он там. Т.е. вы в тот момент выбрали не возвращение в свою страну, а остаться с Масудом, что достаточно странно.

Н. БЫСТРОВ: Но всё равно надежда была, что я вернусь домой.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Т.е. побуду еще чуть-чуть, а потом когда-нибудь вернусь.

А. ПЛЮЩЕВ: Если я правильно понял, то там речь шла не о том, чтобы подать знак, а о том, что Ахмад Шах Масуд, полевой командир, фактически доверился бывшему пленному или до сих пор пленному…

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вы на тот момент уже не были пленным?

Н. БЫСТРОВ: Присматривали за мной, я так чувствовал, что присматривают.

А. ПЛЮЩЕВ: Была возможность просто перебить тех, кто держал в плену.

Н. БЫСТРОВ: Я выше был, они внизу были.

А. ПЛЮЩЕВ: И было оружие.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А сам Масуд понял, что вы сделали в тот момент?

Н. БЫСТРОВ: Не знаю. Он поднялся, сел на камень, достал термос, стаканы достал, налил чаю и мне, и остальным. Он всё время улыбался, смотрел и улыбался.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А в какой момент вы стали его личником, его личной охраной?

Н. БЫСТРОВ: После этого я стал с ним постоянно ходить по провинциям. Он никогда в одной провинции не был.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Он сам вас с собой возил всегда?

Н. БЫСТРОВ: Да. Было пять старых афганских телохранителей, а шестой я был.

А. ПЛЮЩЕВ: Это как-то изменило ваше положение, ваш статус? За вами по-прежнему присматривали?

Н. БЫСТРОВ: Со стороны присматривали. Но Масуд не боялся, я по его лицу видел. Как он поднялся тогда на перевал, чаю налил. Только смотрел и улыбался.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Как вы думаете, почему вы так ему понравились?

Н. БЫСТРОВ: Не знаю. Может, у меня поведение такое было. Я был тихий.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А вы были готовы жертвовать своей жизнью ради него? Личник подразумевает в первую очередь способность брать удар на себя. Вы действительно были готовы умереть за Масуда?

Н. БЫСТРОВ: Перед тем, как стал телохранителем, нет. Но потом, всё позже и позже – да.

А. ПЛЮЩЕВ: Как это соседствует с тем, что вы родились в Советском Союзе, были советским мальчиком, юношей, пошли служить в армию, потом мечтали вернуться и не оставляли этой надежды?

Н. БЫСТРОВ: Я до последнего не оставлял.

А. ПЛЮЩЕВ: Тем не менее, вы были готовы умереть за человека, который фактически держал вас в плену. Как это соединяется?

Н. БЫСТРОВ: Раз он в меня поверил, значит, и я ему.

А. ПЛЮЩЕВ: Т.е. это исключительно личные отношения с этим конкретным человеком.

Н. БЫСТРОВ: Да.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вы о чем с ним разговаривали? Были моменты, когда вы за жизнь с ним говорили?

Н. БЫСТРОВ: Да. Когда я научился разговаривать, он очень часто спрашивал, как в Советском Союзе люди живут, как работают, какая жизнь. Иногда смеялся, говорил: «Я тоже по-русски чуть-чуть знаю, только путаю букву «ы» с 61». Он понимал, писал хорошо. Говорил: «Правильно я пишу?» - «Да, правильно». «Если бы было время, научил бы меня писать хорошо по-русски».

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А вы можете описать один день вашей жизни, когда вы были его личной охраной? Вот вы утром встали. И что происходит?

Н. БЫСТРОВ: Сначала пятеро было, потом я шестой, мы менялись через каждые два часа. Один раз – это было зимой – я должен был поменять одного афганца. Я встаю, подхожу, а он спит. Я его только начал толкать, меня за плечо тронули. Я поворачиваюсь - Масуд стоит. «Не трожь. Пусть спит». Я пошел, рядом сел и сидел. Он почти не спал по ночам. Он выходил, прогулку делал. И он на меня смотрел и удивлялся, потом афганцам говорил. Когда они выходили, они брали автомат, один магазин. А я, когда мы переправлялись в другие места, у меня полностью был боекомплект, даже на перевалы когда переходили. Он смеялся на них и говорил: «Посмотрите, какой молодой русский солдат, а какой выносливый. А вы, какие здоровые, не можете ни рюкзак, ничего…»

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Т.е. вы были таким любимчиком Масуда.

Н. БЫСТРОВ: Это ж время. Он шутил иногда.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вы можете его другом назвать?

Н. БЫСТРОВ: Другом? Да. Мы с одной кушали, вместе кушали, он шутил, смеялся.

А. ПЛЮЩЕВ: Вы думали, чем это может закончиться, когда это может закончиться?

Н. БЫСТРОВ: Да. Когда наши войска вывели из Афганистана, уже надежды мало осталось. Я думал, что застрял навсегда. И потом, когда началась их внутренняя война, он мне один раз сказал: «Ты домой возвращаться не хочешь, за границу ехать не хочешь. Здесь всё хуже и хуже становится. Давай женись».

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А вы ему прямо говорили, что не хотите обратно домой, или он сам сделал такой вывод?

Н. БЫСТРОВ: Он говорил, а я отказывался. Но на душе у меня было, что я хочу сказать, что хочу вернуться домой.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Мне все-таки не понятен этот психологический момент. Если человек вам неоднократно предлагал, отпускал вас на свободу, говорил вам – возвращайся домой, почему вы ему отказывали?

Н. БЫСТРОВ: В то время многие боялись вернуться на родину.

А. ПЛЮЩЕВ: Вы боялись?

Н. БЫСТРОВ: Да.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Почему? Вы не знали, что вас здесь встретит?

Н. БЫСТРОВ: Да.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вы думали, что вас могут наказать?

Н. БЫСТРОВ: Да. Предателем назвать. Но мы не сдавались сами в плен. Предатели – кто сдается в плен. А мы попали в плен.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А потом не обязательно же было вам рассказывать, что вы работали его личником, вы могли просто сказать, что вы были в плену и вас отпустили потом.

А. ПЛЮЩЕВ: Или сбежали. Кстати, вы пытались бежать когда-нибудь?

Н. БЫСТРОВ: Да. Два раза пытались, втроем мы убегали.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Это было до того, как вы познакомились с Масудом.

Н. БЫСТРОВ: Да, до того.

А. ПЛЮЩЕВ: И ваш побег ничем для вас не закончился?

Н. БЫСТРОВ: Только охрану усилили.

А. ПЛЮЩЕВ: И вас никак не наказывали за побег?

Н. БЫСТРОВ: Нет. Втроем были, потом опять раскидали, по одному остались.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Николай, у вас есть еще одно имя – Исламуддин. Вы приняли мусульманство, когда вы были в Афганистане.

Н. БЫСТРОВ: Да.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Это был способ самосохранения, или вы хотели этого?

Н. БЫСТРОВ: Он сказал: «Если не хочешь возвращаться, давай женись здесь». Я принял ислам.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вы приняли ислам, чтобы жениться на афганке.

А. ПЛЮЩЕВ: А «давай женись» - это был такой дружеский совет?

Н. БЫСТРОВ: Да, дружеский совет завести семью.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Т.е. это не ультиматум был.

Н. БЫСТРОВ: Нет.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А как произошло «давай женись»? Вы влюбились в свою жену?

Н. БЫСТРОВ: Друзья начали сватать, посватали нам.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Расскажите нам эту историю.

А. ПЛЮЩЕВ: Как вы познакомились со своей женой?

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Или вы не знакомились и вам ее просто на свадьбу привезли?

А. ПЛЮЩЕВ: Друзья-то плохого не посоветуют.

Н. БЫСТРОВ: Там обычаи. Я принял ислам.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А вы до этого были верующим христианином?

Н. БЫСТРОВ: Да.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А вам не сложно было отказываться от своей веры и принимать ислам?

Н. БЫСТРОВ: Я не отказался от своей веры. Я был крещенный. И принял ислам.

А. ПЛЮЩЕВ: Но ведь христиане веруют в единое крещение.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вы же не можете быть одновременно и мусульманином, и христианином.

Н. БЫСТРОВ: Мусульмане тоже верят всему этому.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вы сейчас себя ощущаете мусульманином или христианином?

Н. БЫСТРОВ: И христианином, и мусульманином.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вы и в церковь ходите, и в мечеть ходите?

Н. БЫСТРОВ: Да.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вы и Рамадан соблюдаете, и пост соблюдаете?

Н. БЫСТРОВ: Пост не соблюдаю, а в церковь хожу.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Т.е. для вас не было моральной дилеммы принять ислам

Н. БЫСТРОВ: Нет.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вы приняли ислам, потом к вам привезли невесту.

Н. БЫСТРОВ: Нас посватали, потом через некоторое время свадьба. По мусульманским законам нас поженили.

А. ПЛЮЩЕВ: Я прошу прощения. На этом сейчас мы сделаем маленькую паузу, потому что есть срочная новость с Олимпиады.

НОВОСТИ ОЛИМПИАДЫ

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Продолжим со свадьбой. Очень интересный момент. Когда вы были юношей, вы как себе свадьбу представляли? Что вы, наверное, влюбитесь в девочку и женитесь на ней. А тут совсем по-другому всё происходило, нет?

Н. БЫСТРОВ: Когда я уходил в армию, у меня была подруга. Когда я туда попал, как будто в другой мир попал.

А. ПЛЮЩЕВ: Туда - это в армию или в Афганистан уже?

Н. БЫСТРОВ: В Афганистан. Когда уже в плен попал, как будто в другой мир попал.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: И вы забыли про свою подругу.

Н. БЫСТРОВ: Нет. Почему? Мы переписывались.

А. ПЛЮЩЕВ: Из плена?

Н. БЫСТРОВ: Да. Я писал. Я родителям писал письма.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Из плена?

Н. БЫСТРОВ: Да.

А. ПЛЮЩЕВ: Как они доставлялись?

Н. БЫСТРОВ: Переводчики были. Доставляли письма.

А. ПЛЮЩЕВ: И они шли по почте?

Н. БЫСТРОВ: Афганцы, которые учились, наверное, они привозили и бросали на почту.

А. ПЛЮЩЕВ: Сколько же шло такое письмо?

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Ответные письма вы, наверное, не получали.

Н. БЫСТРОВ: Нет. Но когда я вернулся, отец показал эти письма.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вернемся к свадьбе. Вы находитесь на своей собственной свадьбе, которая, наверное, выглядит совсем иначе, чем вам это представлялось в юношестве. И какие у вас мысли в голове?

Н. БЫСТРОВ: Я думал: всё, уже никогда не вернусь.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Т.е. радости там не было.

Н. БЫСТРОВ: Да. Родителей вспоминал, родину. А потом постепенно…

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А почему вы изначально согласились жениться?

Н. БЫСТРОВ: Это уже было время, когда наши войска вышли из Афганистана, потом правительство Наджибуллы пало, и когда Масуд вошел уже в Кабул. Я в Кабуле женился.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Опишите, как выглядит свадьба в Афганистане.

Н. БЫСТРОВ: По мусульманским законам мулла читает молитву.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Там происходит какой-то пир?

Н. БЫСТРОВ: Конечно. Угощение, сладости.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Т.е. вы познакомились с женой на свадьбе.

Н. БЫСТРОВ: Нет. Нас сватали. Сначала познакомили. Мы были сосватаны.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Она вам понравилась?

Н. БЫСТРОВ: Конечно. Она меня видела. Ей сказали: «Он же русский». Она сказала: «Но он же стал мусульманином».

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: И вы ее полюбили потом?

Н. БЫСТРОВ: Да.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: У вас сейчас трое детей.

Н. БЫСТРОВ: Дочка и два сына.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А на каком языке вы общаетесь с женой?

Н. БЫСТРОВ: С ней по-афгански. Но с детьми по-русски. Потому что жена не хочет, чтобы они имели акцент. Они ходят в школу. Сын у меня отличник, он художник. Дочка в медицинском учится.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А сколько лет вы еще прожили в Афганистане после вашей свадьбы?

Н. БЫСТРОВ: Мало, года полтора.

А. ПЛЮЩЕВ: Дмитрий спрашивает: «Не знаю, корректен ли вопрос сейчас или нет. Спросите, чувствует ли рядовой Быстров себя предателем родины или нет?»

Н. БЫСТРОВ: Нет.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Ваша страна где – это Афганистан или Россия?

Н. БЫСТРОВ: Россия, я живу в России сейчас. Но Афганистан тоже.

А. ПЛЮЩЕВ: Вы в России где живете?

Н. БЫСТРОВ: В Краснодаре.

А. ПЛЮЩЕВ: А как получилось, что вы все-таки вернулись? И когда это произошло?

Н. БЫСТРОВ: Я женился. Приехали журналисты. Они приехали и пригласили меня на интервью.

А. ПЛЮЩЕВ: Это было в каком году?

Н. БЫСТРОВ: 95 год.

А. ПЛЮЩЕВ: Уже Советского Союза много лет не было, пять лет.

Н. БЫСТРОВ: Меня пригласили журналисты, спросили: «Ты хочешь вернуться в Россию?» Я говорю: «Да, хочу». – «С кем? С женой или один?» - «Как один? Вместе с женой». Я пошел домой к жене. Масуд предлагал – хочешь в Индию, хочешь в Россию, куда хочешь. Жена сильно болела. Я у жены спрашиваю: «Куда поедем?» Она говорит: «К тебе домой. Я твоя жена. Ты много лет родителей не видел». И жена согласилась. Журналисты взяли это интервью и уехали. Через некоторое время, до захвата талибами Кабула за нами приехали. Но это не только журналисты были. Я очень благодарен Руслану Султановичу Аушеву и Комитету воинов-интернационалистов, что меня вернули. Они занимались этими вопросами.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А когда вы видели последний раз Масуда?

Н. БЫСТРОВ: В Таджикистане.

А. ПЛЮЩЕВ: Это когда было примерно?

Н. БЫСТРОВ: Перед гибелью было. Жена родила второго, я ездил к нему в Таджикистан.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Т.е. вы его видели уже после того, как вы вернулись в Советский Союз.

Н. БЫСТРОВ: Да, я вернулся.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вы с ним дружили после этого.

Н. БЫСТРОВ: Я вернулся, но потом очень часто ездил. Я начал с Комитетом воинов-интернационалистов работать в поиске останков погибших. Они предложили. Мы очень часто ездили в командировку.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: И каждый раз вы, когда вы ездили, вы с ним встречались как старые друзья.

Н. БЫСТРОВ: Да. Он помогал в поисках живых военнопленных.

А. ПЛЮЩЕВ: Они до сих пор есть?

Н. БЫСТРОВ: Да. По разным провинциям. И останков очень много.

А. ПЛЮЩЕВ: А поисками кто занимается, кроме этого комитета Аушева?

Н. БЫСТРОВ: Я не знаю. Есть и казахи.

А. ПЛЮЩЕВ: Из России я имел в виду. Есть что-нибудь по государственной линии, не слышали?

Н. БЫСТРОВ: Нет, я не слышал. Я помогаю, я встречаюсь с людьми. Очень трудно найти останки военнопленных. А многие военнопленные не хотят возвращаться. Вернули, живых, мертвых около 30 человек вернули.

А. ПЛЮЩЕВ: Как вы узнали и как вы восприняли новость о гибели Ахмад Шаха Масуда? Он погиб за день или за два до терактов 11 сентября 2001 года. Как это было?

Н. БЫСТРОВ: Я был дома. Пришел с работы, мне из Таджикистана его водитель позвонил, говорит – он погиб. Я не поверил: ты что, шутишь? Потом позвонил, говорит: он раненный. Но он раненный не был, он сразу погиб после взрыва.

А. ПЛЮЩЕВ: По официальной версии это было на следующий день, но не так важно. А почему вы не поверили, вы считали его неуязвимым?

Н. БЫСТРОВ: Нет. Я думал, они шутят. Нет неуязвимого человека.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Когда последний раз вы были в Афганистане?

Н. БЫСТРОВ: Пять лет назад.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А вы скучаете по этому месту?

Н. БЫСТРОВ: Я привык к Афганистану, я могу общаться, я знаю их обычаи.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А как Афганистан изменился после того, как американцы туда зашли? Или это тот же самый Афганистан?

Н. БЫСТРОВ: Хуже стал Афганистан.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: В каком смысле?

Н. БЫСТРОВ: Всё равно беспокойный. Там всё хуже и хуже становится.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А вы с талибами лично сталкивались?

Н. БЫСТРОВ: Да.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А вы можете мне объяснить, как так получилось, что люди, которые воюют на ишаках, самая неискоренимая сила и самый ярый противник НАТО, которая воюет последними технологиями?

Н. БЫСТРОВ: Это их страна, они знают всё. Они знают все тропы. Например, я говорил, что днем такие, а ночью другие.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А вы счастливы здесь, в России, в Краснодаре?

Н. БЫСТРОВ: Да. И жена тоже счастлива. Она съездила летом, на каникулах, я отправлял ее в Афганистан вместе с дочкой, она съездила на могилу матери.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вам не страшно ее отсылать одну, там же все-таки неспокойно?

Н. БЫСТРОВ: Да, я боялся, но отослал.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А ваши дети воспринимают Россию как единственную свою родину?

Н. БЫСТРОВ: Конечно.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Или они понимают, что есть Афганистан?

Н. БЫСТРОВ: У детей спрашивали: «Скажи, вот у тебя фамилия Быстров-Акбар. Как это можно понять». – «А у меня папа русский, а мама афганка». – «А кем вы себя считаете?» - «Мы русские».

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Они православные, крещенные, или они тоже мусульмане?

Н. БЫСТРОВ: Жена назвала дочку Катя, в честь моей мамы.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: У вас дети крещеные?

Н. БЫСТРОВ: По-мусульмански.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Т.е. вы соблюдаете Рамадан, делаете намаз четыре раза в день.

Н. БЫСТРОВ: Да.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Но при этом иногда ходите в церковь.

Н. БЫСТРОВ: Да. У меня бабушка верующая была.

А. ПЛЮЩЕВ: Когда вы вернулись, как вас встретили родные, знакомые?

Н. БЫСТРОВ: Обычно встретились. Поздоровались. Каждый год, когда вывод войск из Афганистана, я встречаюсь в Краснодаре с ребятами, мы отмечаем.

А. ПЛЮЩЕВ: Родители верили, что вы вернетесь?

Н. БЫСТРОВ: Мне сестра вот что рассказывала. Бабушка у меня была. Она была верующая. Когда я пропал без вести, она мою фотографию отнесла какой-то женщине, и она сказала: «Внук твой жив, и он вернется». Но бабушка умерла.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вы ее не застали.

Н. БЫСТРОВ: Нет. Я только отца застал.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А чем вы сейчас занимаетесь?

Н. БЫСТРОВ: Работаю грузчиком.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А жена ваша тоже работает?

Н. БЫСТРОВ: Нет. Она работала. Сначала на рынке торговала, потом на почте уборщицей работала. Она хорошо общается с русскими, она хорошо выучила русский язык. Сейчас не работает. После смерти матери у нее была депрессия. Комитет воинов-интернационалистов помог, она лежала в больнице Вишневского.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вы родились в Советском Союзе, 18 лет жили в Советском Союзе, потом 13 лет в Афганистане. И потом вы возвращаетесь в Россию. Вам какая Россия больше нравится – нынешняя, в которой вы живете, или Советский Союз?

Н. БЫСТРОВ: Та жизнь лучше была, при Советском Союзе. Но сейчас тоже, свобода. Но всё равно другая жизнь была.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: В Советском Союзе легче вам было жить?

Н. БЫСТРОВ: Я молодой пацан ушел, в 18 лет, я даже не работал. Я в училище механизации учился на тракториста. Но так и не стал трактористом. Такая судьба.

А. ПЛЮЩЕВ: Да, такая судьба у Николая Быстрова, рядового Советской армии, который был захвачен в плен афганскими моджахедами в 1982 году. Спасибо большое, Николай, что пришли к нам, прилетели в Москву. Еще раз напомню, что в субботу у нас будет марафон, посвященный 25-летию вывода советских войск из Афганистана. Это была программа «Своими глазами». С вами были Софико Шеварднадзе и я, Александр Плющев. До свидания.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Спасибо. До встречи.