Определение слова деталь в литературе. Художественная деталь

Картина изображенного мира складывается из отдельных художественных деталей. Под художественной деталью мы будем понимать мельчайшую изобразительную или выразительную художественную подробность: элемент пейзажа или портрета, отдельную" вещь, поступок, психологическое движение и т. п. Будучи элементом художественного целого, деталь сама по себе является мельчайшим образом, микрообразом. В то же время деталь практически всегда составляет часть более крупного образа; его образуют детали, складываясь в «блоки»: так, привычка при ходьбе не размахивать руками, темные брови и усы при светлых волосах, глаза, которые не смеялись, - все эти микрообразы складываются в «блок» более крупного образа - портрета Печорина, который, в свою очередь, вливается в еще более крупный образ - целостный образ человека.

Для удобства анализа художественные детали можно подразделить на несколько групп. В первую очередь выделяются детали внешние и психологические. Внешние детали, как легко догадаться из их названия, рисуют нам внешнее, предметное бытие людей, их наружность и среду обитания. Внешние детали, в свою очередь, подразделяются на портретные, пейзажные и вещные. Психологические детали рисуют нам внутренний мир человека, это отдельные душевные движения: мысли, чувства, переживания, желания и т. п.

Внешние и психологические детали не разделены непроходимой границей. Так, внешняя деталь становится психологической, если передает, выражает те или иные душевные движения (в таком случае мы говорим о психологическом портрете) или включается в ход размышлений и переживаний героя (например, реальный топор и образ этого топора в душевной жизни Раскольникова).

По характеру художественного воздействия различаются детали-подробности и детали-символы. Подробности действуют в массе, описывая предмет или явление со всех мыслимых сторон, символическая деталь единична, старается схватить сущность явления разом, выделяя в ней главное. Современный литературовед Е. Добин в этой связи предлагает разделять подробности и детали, полагая, что деталь художественно выше подробности. Однако вряд ли это так. И тот, и другой принцип использования художественных деталей равноценны, каждый из них хорош на своем месте. Вот, например, использование детали-подробности в описании интерьера в доме Плюшкина: «На бюро… лежало множество всякой всячины: куча исписанных мелко бумажек, накрытых мраморным позеленевшим прессом с яичком наверху, какая-то старинная книга в кожаном переплете с красным обрезом, лимон, весь высохший, ростом не более лесного ореха, отломленная ручка кресел, рюмка с какой-то жидкостью и тремя мухами, накрытая письмом, кусочек сургучика, кусочек где-то поднятой тряпки, два пера, запачканные чернилами, высохшие, как в чахотке, зубочистка, совершенно пожелтевшая». Здесь Гоголю необходимо именно множество подробностей, чтобы усилить впечатление бессмысленной скупости, мелочности и убогости жизни героя. Деталь-подробность создает также особую убедительность в описаниях предметного мира. С помощью детали-подробности передаются и сложные психологические состояния, здесь этот принцип использования детали незаменим. Символическая же деталь имеет свои преимущества, в ней удобно выражать общее впечатление о предмете или явлении, с ее помощью хорошо улавливается общий психологический тон. Деталь-символ часто с большой ясностью передает и авторское отношение к изображаемому - таков, например, халат Обломова в романе Гончарова.

Перейдем теперь к конкретному рассмотрению разновидностей художественных деталей.

Антон Павлович Чехов – признанный мастер короткого рассказа. Умение лаконично изложить мысли, переросшее из гимназического увлечения в настоящую серьезную работу со словом, стало главной отличительной особенностью русского классика.

Вступая в литературу, как автор небольших рассказов — «сценок», А.П. Чехов в 1880-е годы активно сотрудничал с периодическими изданиями (преимущественно с юмористическими журналами). Правила газетной верстки диктовали определенные ограничения по количеству знаков. В произведениях, появлявшихся на страницах периодики, от автора требовалось в максимально сжатой форме продемонстрировать всю суть художественных образов.

Для того чтобы беспристрастно, но вместе с тем наглядно показывать жизнь такой, какая она есть, Антон Павлович Чехов прибегал к использованию различных выразительно-изобразительных средств. С их помощью всего на одной-двух страницах текста ему удавалось передать многообразие, а зачастую и абсурдность реального мира. Излюбленным приемом писателя стало использование такого элемента, как художественная деталь.

Художественные детали Чехова в рассказе «Смерть чиновника»

Деталь в произведении – один из известных способов создания образа персонажа. К примеру, их активно использовал Н.В. Гоголь для характеристики своих героев. Особое значение этот прием приобретает в произведениях небольшого объема, где нет пространных диалогов, а каждое слово проходит тщательный отбор.

Что такое художественная деталь? Это выразительная подробность, с помощью которой раскрывается сущность человека, события или явления. Чаще всего в роли нее выступает какой-либо предмет материального мира – это может быть вещь, элемент одежды, мебель, жилище и т.д. Нередко мимика, жесты, манера речи действующих лиц также становятся художественными деталями.

Какова роль художественной детали в прозе Чехова? Она призвана дать читателю полное представление о персонаже. Так, в рассказе «Смерть чиновника» () с главным героем, «прекрасным» канцелярским работником Иваном Дмитриевичем Червяковым, в театре произошел конфуз. Дело в том, что во время просмотра «Корневильских колоколов» он неожиданно чихнул. Автор подчеркивает обыденность ситуации: мол, с кем не бывает. На свою беду, чиновник замечает, что случайно испачкал лысину сидящего впереди статского генерала Бризжалова. И хотя тот не придает совершенно никакого значения случайному эпизоду, жизнь Червякова с этого момента превращается в кошмар. Страх перед высоким чином заставляет его приносить свои глубочайшие извинения и во время спектакля, и в антракте, и на следующий день, ради чего Червяков специально посещает приемную генерала. Но заверения, что извинения приняты, а произошедшее – сущий пустяк, не оказывают на него должного влияния. Червяков даже собирается написать генералу письмо, но, поразмыслив, решает вновь явиться с повинной. Своим низкопоклонством чиновник доводит Бризжалова до исступления, и тот, в конце концов, выгоняет навязчивого посетителя. Уставший от терзающих его душевных мук, Червяков возвращается домой и умирает на своем диване.

На самом деле, чиновники, находившиеся на низших ступенях служебной лестницы, часто становились героями произведений А.П. Чехова. Это было связано в первую очередь с тем, что данный класс представлял собой крайне инертную массу, ведущую довольно бессмысленную – и оттого показательную – жизнь.

В рассказе «Смерть чиновника» заметно столкновение двух противоположных миров. С одной стороны, в экспозиции автор словно настраивает нас на богемный лад: герой пришел в театр и наслаждается спектаклем. С другой стороны, внимательного читателя сразу настораживает странная деталь: Червяков, сидя во втором ряду, смотрит оперу через бинокль. Такое сплетение высоких порывов с низкими вновь демонстрируется во фразе, дающей полное представление об образе мыслей героя: «Не мой начальник, чужой, но все-таки неловко». То есть, Червяков извиняется не столько в соответствии с правилами этикета, сколько из необходимости, продиктованной его служебным положением.

В этом же ключе Антон Павлович Чехов описывает и жену работника канцелярии. В рассказе ее образ фигурирует лишь в трех предложениях. Но разве не показательна деталь, что испуганная супруга успокаивается сразу, как только осознает, что Бризжалов – «чужой» начальник?

Более того, сопоставление генерала и чиновника по их отношению к жизни наводит на мысли о различиях гораздо более глубоких, чем неравенство социальных статусов. Ограниченность и узость взглядов Червякова резко контрастируют с благодушием Бризжалова. Однако здесь прослеживается парадокс. При всем осознании Червяковым своего невысокого места на иерархической лестнице, он, вероятно, сам того не осознавая, считает, что генералу непременно есть дело до его скромной персоны: «Забыл, а у самого ехидство в глазах…», «Говорить не хочет!.. Сердится, значит…», «Генерал, а не может понять!..».

Неспособность Червякова разобраться в собственных мыслях, прислушаться к голосу разума, а не страха, излишняя подозрительность, внешняя незащищенность и забитость – все это говорит о пассивности персонажа, его привычке жить по указке. В своем преклонении перед сильными мира сего он никак не может выйти за рамки положения, которое сам же себе и определил. Поэтому перед аудиенцией у генерала Червяков специально стрижется и надевает новую форму – еще одна немаловажная особенность.

Все в том же безропотном положении он остается даже после смерти. В последнем предложении рассказа Чехов выводит самую показательную деталь: «Придя машинально домой, не снимая вицмундира, он лег на диван и… помер». Здесь налицо горькая ирония: герой как жил, «машинально» и по указанию свыше, так и умер, не снимая форменной одежды. Как видим, вицмундир представляет собой символ непреодолимого низкопоклонства, порожденного бюрократической средой.

Автор также упоминает, что перед смертью «в животе у Червякова что-то оторвалось». Не в груди, а именно в животе – таким образом, муки, свидетелем которых оказался читатель, и душевными-то назвать трудно. Стало быть, деталь в рассказах А.П. Чехова становится исчерпывающим средством формирования не только социального, но и психологического портрета персонажа.

Краткая характеристика раннего периода творчества Чехова

Чехов – мастер художественной детали . Ранний период его творчества – образец лаконичного изложения. Позже в письме брату Александру он вывел ставшую знаменитой формулу: «Краткость – сестра таланта», которую можно назвать отличительной чертой всех его произведений. Избегая одностороннего изображения действительности, Чехов в своих рассказах всегда переплетал низкое с высоким, а комическое с драматическим. И в этом ему особенно помогало использование художественной детали, поскольку она настраивала читателя на определенный лад и давала возможность сформировать полное представление о герое даже в рамках короткого юмористического рассказа. Уже в ранних произведениях Антона Павловича Чехова прослеживаются тенденции, которые впоследствии перейдут в пьесы и выведут его в ряд признанных мировых классиков.

Функции художественной детали

Деталь может выполнять важные идейно-смысловые функции и придавать эмоциональную нагрузку всему тексту. Функции деталей могут быть психологические, сюжетные и описательные. Художественная деталь не только способна передать необходимую информацию. С помощью детали в литературном произведении можно получить самое яркое представление о персонаже, его внешности, психологическом состоянии или об окружающей героя обстановке.

Деталь также может выступить как средство образной выразительности. Например:

«Лес стоял неподвижно, тихий в своей унылой задумчивости, такой же редкий, полуголый, сплошь хвойный. Лишь кое-где виднелись хилые березки с редкими желтыми листьями». (В. П. Астафьев)

В этом предложении, к примеру, художественной деталью являются эпитеты , с помощью которых рисуется картина неуютного леса. Роль их употребления – подчеркнуть испуганное, напряженное состояние литературного героя. Вот, например, какой Васютка в повести Астафьева видит природу, когда оносознаёт своё одиночество.

«…Тайга… Тайга… Без конца и края тянулась она во все стороны, молчаливая, равнодушная…».

«С высоты она казалась огромным тёмным морем. Небо не обрывалось сразу, как это бывает в горах, а тянулось далеко-далеко, всё ближе прижимаясь к вершинам леса. Облака над головой были редкие, но чем дальше смотрел Васютка, тем они делались гуще, и наконец голубые проёмы исчезли совсем. Облака спрессованной ватой ложились на тайгу, и она растворялась в них».

Пейзаж указывает на большую внутреннюю тревогу мальчика, а также описывает причину этой тревоги. Он видит «молчаливую» и «равнодушную» тайгу, похожую на темное море, низкое небо, опустившееся почти к самому лесу. Сочетания в тексте эпитета и сравнения («спрессованной ватой»), олицетворения и метафоры («ложилась», «растворялась»), что является художественной деталью, помогают читателю ярче представить тяжелое небо, нависшее над темной тайгой и одновременно доносит мысль о том, что природа равнодушна к судьбе человека. И здесь функция детали – смысловая.

Рассмотрим другой пример детали из текста писателя В.П. Астафьева: «С замирающим сердцем бежал он к дереву, чтобы пощупать рукой зарубку с капельками смолы, но вместо нее обнаруживал шершавую складку коры». Эта, описательная и сюжетная деталь усилмвает драматизм ситуации, в которую попадает герой повести.

Также в тексте художественного произведения может встретиться деталь звукоописательная или деталь метафоричная. Например, это приведение описания беспомощной мухи, влипшей в тенёта паутины из этого же произведения:

«Опытный охотник - паук растянул над мертвой птичкой паутину. Паука уже нет - убрался, должно быть, зимовать в какое-нибудь дупло, а ловушку бросил. Попалась в нее сытая, крупная муха-плевок и бьется, бьется, жужжит слабеющими крыльями. Что-то начало беспокоить Васютку при виде беспомощной мухи, влипшей в тенета. И тут его будто стукнуло: да ведь он заблудился!».

С той же целью, для передачи внутреннего дискомфорта своего героя писатель не один раз в тексте использует прием внутреннего монолога , и это тоже является яркой художественной деталью. К примеру:

«- Ффу-ты, черт! Где же затеси? - Сердце у Васютки сжалось, на лбу выступила испарина. - Все этот глухарина! Понесся, как леший, теперь вот думай, куда идти, - заговорил Васютка вслух, чтобы отогнать подступающий страх. - Ничего, сейчас посоображаю и найду дорогу. Та-ак… Почти голая сторона у ели - значит, в ту сторону север, а где ветвей больше - юг. Та-ак…».

ДЕТАЛЬ ХУДОЖЕСТВЕННАЯ - микроэлемент образа (пейзажа, интерьера, портрета, изображенных вещей, действия, поведения, поступка и т.д.), имеющий большее значение для выражения содержания, чем другие микроэлементы. Образный мир произведения (см.: Содержание и форма) бывает в разной степени детализированным. Так, проза Пушкина детализирована крайне скупо, основное внимание уделяется действию. “В эту минуту мятежники набежали на нас и ворвались в крепость. Барабан умолк; гарнизон бросил ружья; меня сшибли было с ног, но я встал и вместе с мятежниками вошел в крепость” - вот практически и все описание штурма в “Капитанской дочке”. Проза Лермонтова детализирована намного полнее. В ней даже вещные детали раскрывают преимущественно характеры и психологию персонажей (например, толстая солдатская шинель Грушницкого, персидский ковер, перекупленный Печориным назло княжне Мери). Гоголевские детали больше ориентированы на быт. Много значит еда: меню “Мертвых душ” гораздо обильнее меню “Героя нашего времени” - пропорционально вниманию, которое ему там и тут уделяют персонажи. Более внимателен Гоголь и к интерьерам, портретам, одежде своих героев. Очень обстоятельны в детализации И.А. Гончаров, И.С. Тургенев.

Ф.М. Достоевский, еще больше, чем Лермонтов, сосредоточенный на психологических переживаниях персонажей, предпочитает сравнительно немногочисленные, но броские, экспрессивные детали. Таковы, например, слишком заметная старая круглая шляпа или окровавленный носок Раскольникова. Л.Н. Толстой в столь объемном произведении, как “Война и мир”, использует лейтмотивы - повторяющиеся и варьирующиеся в разных местах текста детали, которые “скрепляют” образы, перебиваемые другими образными планами. Так, в облике Наташи и княжны Марьи многократно выделяются глаза, а в облике Элен - голые плечи и неизменная улыбка. Долохов часто держится нагло. В Кутузове не раз акцентируется немощь, даже в первом томе, т.е. в 1805 г., когда он был не слишком стар (редкая у Толстого гипербола, впрочем, неявная), в Александре I - любовь к всякого рода эффектам, в Наполеоне - самоуверенность и позерство.

Детальлогично противопоставлять подробностям (во множественном числе) - затянутым статичным описаниям. А.П. Чехов - мастер детали (укушенный собачкой палец Хрюкина, шинель Очумелова в “Хамелеоне”, “футляры” Беликова, меняющиеся комплекция и манера изъясняться Дмитрия Ионыча Старцева, естественная приспособляемость “душечки” к интересам тех, кому она отдает все свое внимание), но он враг подробностей, он как бы пишет, подобно художникам-импрессионистам, короткими мазками, которые, однако, складываются в единую выразительную картину. При этом Чехов не нагружает непосредственной содержательной функцией каждую деталь, что создает впечатление полной свободы его манеры: фамилия Червякова в “Смерти чиновника” - значимая, “говорящая”, но имя и отчество у него обыкновенные, случайные - Иван Дмитрич; в финале “Студента” Иван Великопольский думал об эпизоде с апостолом Петром у костра, о правде и красоте, которые направляли человеческую жизнь тогда и вообще во все времена, - думал, “когда он переправлялся на пароме через реку и потом, поднимаясь на гору, глядел на родную деревню...” - место, где к нему приходят важные мысли и чувства, не оказывает на них решающего воздействия.

Ho в основном художественная деталь непосредственно значима, за ней что-то “стоит”. Герой “Чистого понедельника” И.А. Бунина, не зная, что его возлюбленная через сутки исчезнет, уйдет от мира, сразу замечает, что она одета во все черное. Они бродят по Новодевичьему кладбищу, герой с умилением смотрит на следы, “которые оставляли на снегу новые черные ботики, - она вдруг обернулась, почувствовав это:

Правда, как вы меня любите! - сказала она с тихим недоумением, покачав головой”. Здесь все важно: и повторяющееся указание на черный цвет, и определение, становящееся эпитетом, “новые” (хоронить мертвых было принято во всем новом, а героиня готовится словно заживо похоронить себя и напоследок ходит по кладбищу); чувства и предчувствия обоих обострены, но он просто любит, а она охвачена комплексом сложнейших эмоций, среди которых любовь не главное, отсюда недоумение перед его чувством и покачивание головой, означающее, в частности, несогласие с ним, невозможность для нее быть такой, как он.

Очень велика роль деталей в “Василии Теркине” AT. Твардовского, рассказах А.И. Солженицына “Один день Ивана Денисовича” и “Матренин двор”, “военной” и “деревенской” прозе: на фронте, в лагере, в бедной деревне вещей мало, каждая ценится. В “Прощании с Матерой” В.Г. Распутина все, к чему жители подлежащего затоплению острова привыкли за свою долгую, почти безвыездную жизнь на нем, увидено как бы в последний раз.

В рассказе В.М. Шукшина “Срезал” к старухе Агафье Журавлевой приехал в гости на такси сын с женой, оба кандидаты наук. “Агафье привезли электрический самовар, цветастый халат и деревянные ложки”. Характер подарков, совершенно ненужных деревенской старухе, свидетельствует о том, что кандидат филологических наук теперь очень далек от мира своего детства и юности, перестал его понимать и чувствовать. Он и его жена - отнюдь не плохие люди, однако ехидный Глеб Капустин “срезал” кандидата хоть и демагогически, но, как считают мужики, основательно. Мужики по неведению восхищаются “дошлым” Глебом и все же не любят его, так как он жесток. Глеб - скорее отрицательный герой, Константин Журавлев - скорее положительный, безвинно пострадавший в общем мнении, но уже детали в экспозиции рассказа говорят о том, что отчасти это не случайно.

При анализе речевой материи релевантными оказываются не только слова и предложения, но и строевые единицы языка (фонемы, морфемы и т.д.). Образы рождаются только в тексте . Важнейшая стилистическая тенденция в худож. лит-ре – приглушение общих понятий и возникновение в сознании читателя представления .

Самую малую единицу предметного мира называют художественной деталью . Деталь относят к метасловесному миру произведения: «Образная форма лит-ного произведения заключает в себе 3 стороны: систему деталей предметной изобразительности, систему композиционных приемов и речевой строй». Обычно к деталям относят подробности быта, пейзажа, портрета и т.д. детализация предметного мира в лит-ре неизбежна, это не украшение, а суть образа . Писатель не в состоянии воссоздать предмет во всех его особенностях, и именно деталь и их совокупность «замещают» в тексте целое, вызывая у читателя нужные автору ассоциации. Такое «устранение мест неполной определенности» Ингарден называет конкретизацией . Отбирая те или иные подробности, писатель поворачивает предметы определенной стороной к читателю. Степень детализации изображения мб мотивирована в тексте пространственной и/или временной точкой зрения повествователя/рассказчика/персонажа и т.д. детализация, подобно «крупному плану» в кино, нуждается в «общем плане». В литературоведении краткое сообщение о событиях, суммарное обозначение предметов часто называют генерализацией . Чередование детализации и генерализации участвует в создании ритма изображения. Их контраст – одна из стилевых доминант.

Классификация деталей повторяет структуру предметного мира, слагаемого из событий, действий, портретов, психологических и речевых характеристик, пейзажа, интерьера и т.д. А.Б. Есин предложил выделить 3 типа: детали сюжетные , описательные и психологические . Преобладание того или иного типа порождает соответственное свойство стиля: «сюжетность » («Тарас Бульба»), «описательность » («Мертвые души»), «психологизм » («Преступление и наказание»). В эпических произведениях комментарий повествователя к словам персонажей нередко превышает объем их реплик и приводит к изображению 2го, невербального диалога . Такой диалог имеет свою знаковую систему. Ее составляет кинесика (жесты, элементы мимики и пантомимы) и паралингвистические элементы (смех, плач, темп речи, паузы и т.д.). Детали мб даны в противопоставлении, а могут образовывать ансамбль.

Е. С. Добин предложил свою типологию, исходя из критерия единичность/множество , и использовал для этого разные термины: «Подробность воздействует во множестве. Деталь тяготеет к единичности». Разница между ними не абсолютна, есть и переходные формы. «Остранняющая » (по Шкловскому) деталь, т.е. вносящая в образ диссонанс, имеет огромное познавательное значение. Заметности детали, контрастирующей с общим фоном, способствуют композиционные приемы: повторы, «крупный план», ретардации и др. Повторяясь и обретая дополнительные смыслы, деталь становится мотивом (лейтмотивом ), часто вырастает в символ . Поначалу она может и удивить, но потом уже объясняет характер. Символическая деталь мб вынесена в заглавие произведения («Крыжовник», «Легкое дыханье»). Подробность же (в понимании Добина) ближе к знаку , ее появление в тексте вызывает радость узнавания, возбуждая устойчивую цепь ассоциаций. Подробности – знаки рассчитаны на определенный горизонт ожидания читателя, на его способность дешифрировать тот или иной культурный код. Более, чем классика, подробности – знаки поставляет беллетристика .

ВОПРОС 47. ПЕЙЗАЖ, ЕГО ВИДЫ. СЕМИОТИКА ПЕЙЗАЖА.

Пейзаж – один из компонентов мира литературного произведения, изображение любого замкнутого пространства внешнего мира.

За исключением так называемого дикого пейзажа, описание природы обычно вбирает в себя образы вещей, созданных человеком. При литературоведческом анализе конкретного пейзажа все элементы описания рассматриваются в совокупности, иначе будет нарушена целостность предмета и его эстетического восприятия.

У пейзажа есть свои особенности в различных родах литературы. Скупее всего представлен он в драме. Из-за такой « экономичности» возрастает символическая нагрузка пейзажа. Гораздо больше возможностей для введения пейзажа, выполняющего самые разные функции (обозначение места и времени действия, сюжетная мотивировка, форма психологизма, пейзаж как форма присутствия автора) в эпических произведениях.

В лирике пейзаж подчеркнуто экспрессивен, часто символичен: широко используются психологический параллелизм, олицетворения, метафоры и другие тропы.

В зависимости от предмета, или фактуры описания, различают пейзажи деревенский и городской, или урбанистический («Собор Парижской Богоматери» В.Гюго), степной («Тарас Бульба» Н.В.Гоголя, «Степь» А.П.Чехова), лесной («Записки охотника», «Поездка в Полесье» И.С.Тургенева), морской («Зеркало морей» Дж.Конрада, «Моби Дик» Дж.Меквилла), горный (его открытие связывают с именами Данте и в особенности Ж.-Ж.Руссо),северный и южный, экзотический, контрастным фоном для которого служит флора и фауна родного автору края (это характерно для жанра древнерусских «хождений», вообще литературы «путешествий»: «Фрегат «Паллада»» И.А.Гончарова) и т.д.

В зависимости от литературного направления различают 3 вида пейзажа: идеальный, унылый, бурный пейзаж.

Из всех разновидностей пейзажа на первое место по своему эстетическому значению следует поставить идеальный пейзаж, сложившийся еще в античной литературе - у Гомера, Феокрита, Вергилия, Овидия,а затем на протяжении многих веков разрабатывавшийся в литературе средневековья и Возрождения.

Элементами идеального пейзажа, как он сформировался в античной и средневековой европейской литературе, можно считать следующие: 1)мягкий ветерок, овевающий, нежащий, доносящий приятные запахи; 2) вечный источник, прохладный ручеек, утоляющий жажду; 3) цветы, широким ковром устилающие землю; 4)деревья, раскинувшиеся широким шатром, дающие тень; 5) птицы, поющие на ветвях.

Пожалуй, самый сжатый перечень идиллических пейзажных мотивов в их пародийном преломлении дает Пушкин в послании "К Дельвигу". Само писание "стишков" уже предполагает наличие в них "идеальной природы", как бы неотделимой от сущности поэтического:

"Признайтесь, - нам сказали, -

Вы пишете стишки;

Увидеть их нельзя ли?

Вы в них изображали,

Конечно, ручейки,

Конечно, василечек,

Лесочек, ветерочек,

Барашков и цветки..."

Характерны уменшительно-ласкательные суффиксы, присоединенные к каждому слову идеального пейзажа - "идиллеме". У Пушкина перечислены все основные элементы пейзажа в предельно лаконичной манере: цветы, ручьи, ветерок, лесок, стадо, - недостает только птичек, но вместо них – барашки.

Важнейшим и устойчивым элементом идеального пейзажа является его отражение в воде. Если все другие черты пейзажа сообразуются с потребностями человеческих чувств, то через отражение в воде природа согласуется сама с собой, обретает полную ценность, самодостаточность.

В идеальных пейзажах Жуковского, Пушкина, Баратынского мы находим это самоудвоение как признак зрелой красоты:

И в лоне вод, как сквозь стекло,

(В.Жуковский. "Там небеса

и воды ясны!..")

Мое Захарово; оно

С заборами в реке волнистой,

С мостом и рощею тенистой

Зерцалом вод отражено.

(А.Пушкин. "Послание к Юдину")

Какая свежая дуброва

Глядится с берега другова

В ее веселое стекло!

(Е.Баратынский. "Отрывок")

В XVIII веке идеальный пейзаж был значим сам по себе, как поэтическое представление природы, ранее вообще не входившей в систему эстетических ценностей русской литературы. Поэтому у Ломоносова, Державина, Карамзина этот пейзаж обладал художественной самоценностью, как поэтизация той части действительности, которая раньше, в средневековой литературе, не считалась поэтической: как знак овладения античным,общеевропейским искусством пейзажа. К началу XIX века эта общехудожественная задача была уже выполнена, поэтому у Жуковского, Пушкина, Баратынского, Тютчева, Некрасова идеальный пейзаж вступает в противоречие с реальным состоянием мира как нечто воображаемое, бесплотное, далекое или даже оскорбительное по отношению к тяжкой, уродливой, страдальческой человеческой жизни.

Унылый пейзаж пришел в поэзию с эпохой сентиментализма. Иначе этот пейзаж можно назвать элегическим - он тесно связан с комплексом тех грустно-мечтательных мотивов, которые составляют жанровую особенность элегии. Унылый пейзаж занимает как бы промежуточное место между идеальным (светлым, мирным) и бурным пейзажем. Тут нет ясного дневного света, зеленых ковров, пестреющих цветами, напротив, все погружено в молчание, покоится во сне. Не случайно через многие унылые пейзажи проходит кладбищенская тема: "Сельское кладбище" Жуковского, "На развалинах замка в Швеции" Батюшкова, "Уныние" Милонова, "Осгар" Пушкина. Печаль в душе лирического героя трансформируется в систему пейзажных деталей:

Особый час дня: вечер, ночь или особое время года - осень, что определяется удалением от солнца, источника жизни.

Непроницаемость для взора и слуха, некая пелена, застилающая восприятие: туман и тишина.

Лунный свет, причудливый, таинственный, жутковатый, бледное светило царства мертвых: "Задумчиво луна сквозь тонкий пар глядит", "лишь месяц сквозь туман багряный лик уставит", "сквозь тучи бледные тихонько пробегала печальная луна","сквозь волнистые туманы пробирается луна" - отраженный свет, к тому же рассеянный туманом, льет печаль на душу.

Картина обветшания, увядания, тления, развалин - будь то развалины замка у Батюшкова, сельское кладбище у Жуковского, "заросших ряд могил" у Милонова, дряхлеющий остов мостика или истлевшая беседка у Баратынского ("Запустение").

Образы северной природы, куда вела русских поэтов оссиановская традиция. Север - часть света, соответствующая ночи как части суток или осени, зиме как временам года, вот почему мрачный унылый пейзаж включает детали северной природы, прежде всего такие характерные, легко узнаваемые, как мох и скалы ("твердыни мшистые с гранитными зубцами", "на скале, обросшей влажным мхом", "где мох лишь, поседевший на камнях гробовых", "над твердой, мшистою скалою").

В отличие от идеального пейзажа составные части грозного, или бурного, поэтического пейзажа сдвинуты со своего обычного места. Реки, облака, деревья - все рвется за свой предел одержимо буйной, разрушительной силой.

Ярчайшие образцы бурного пейзажа мы находим у Жуковского ("Двенадцать спящих дев", "Пловец"), Батюшкова ("Сон воинов", "Мечта"), Пушкина ("Обвал", "Бесы").

Признаки бурного пейзажа:

Звуковой признак: шум, рев, грохот, свист, гром, вой, столь отличные от тишины и мягкого шелеста идеального пейзажа ("громады стонут", "дохнула со свистом, воем, ревом", "громады волн неслися с ревом", "Ветр шумит и в роще свищет", "ревела буря, дождь шумел", "надо мной кричат орлы и ропщет бор","бор ревет", "и шум воды, и вихря вой", "где ветр шумит, ревет гроза").

Черная мгла, сумрак - "все оделось черной мглою", "бездны в мраке предо мною".

Ветер - бушующий, порывистый, все сметающий на своем пути: "и ветры в дебрях бушевали".

Волны, пучины - кипящие, ревущие - "клубятся,пенятся и воют средь дебрей снежных и холмов".

Дремучий лес или груды скал. При этом волны бьются о скалы ("дробясь о мрачные скалы, шумят и пенятся валы"), ветер ломает деревья ("упали кедры вверх корнями", "как вихорь, роющий поля, ломающий леса").

Трепет, дрожь мироздания, шаткость, крушение всех опор: "земля, как Понт (море), трясет", "дубравы и поля трепещут", "затрещал Ливан кремнист". Устойчив мотив "бездны", провала: "тут бездна яростно кипела", "и в бездне бури груды скал".

Именно в бурном пейзаже звуковая палитра поэзии достигает наибольшего разнообразия:

Буря мглою небо кроет,

Вихри снежные крутя;

То, как зверь, она завоет,

То заплачет, как дитя...

(А.Пушкин. "Зимний вечер")

Причем если через идеальный пейзаж лирическому субъекту открывается образ Бога (Н.Карамзин, М.Лермонтов), то бурный олицетворяет демонические силы, которые замутняют воздух, взрывают вихрем снег. Бурный пейзаж в соединении с демонической темой мы находим и в "Бесах" Пушкина.

Семиотика пейзажа. Различные виды пейзажа в литературном процессе семиотизируются. Происходит накопление пейзажных кодов, создаются целые знаковые «фонды» описаний природы – предмет изучения исторической поэтики. Составляя богатство литературы, они в то же время представляют опасность для писателя, ищущего свою дорогу, свои образы и слова.

При анализе пейзажа в литературном произведении очень важно уметь увидеть следы той или иной традиции, которой автор следует сознательно или же невольно, в безотчетном подражании стилям, бывшим в употреблении.