Психология установки д н узнадзе. Теория установки узнадзе д н бессознательное и установка

100 р бонус за первый заказ

Выберите тип работы Дипломная работа Курсовая работа Реферат Магистерская диссертация Отчёт по практике Статья Доклад Рецензия Контрольная работа Монография Решение задач Бизнес-план Ответы на вопросы Творческая работа Эссе Чертёж Сочинения Перевод Презентации Набор текста Другое Повышение уникальности текста Кандидатская диссертация Лабораторная работа Помощь on-line

Узнать цену

Установка - психологическое состояние предрасположенности субъекта к определенной активности в определенной ситуации. Явление открыто немецким психологом Л. Ланге

Теория установки Узнадзе зародилась и развивалась как теория, описывающая одну из форм неосознаваемой нервной деятельности. Он пытался объяснить явления восприятия, как отражения действительности, и поведение живого существа.

Установка имеет трёхчастную структуру : 1) аффективный компонент (чувственный образ); 2) поведенческий компонент (действия по отношению к предмету оценивания); 3) когнитивный компонент.

Основные функции установки в деятельности:

• а) установка определяет устойчивый, последовательный, целенаправленный характер протекания деятельности, выступает как механизм ее стабилизации, позволяющий сохранить ее направленность в непрерывно изменяющихся ситуациях;
• б) установка освобождает субъекта от необходимости принимать решения и произвольно контролировать протекание деятельности в стандартных, ранее встречавшихся ситуациях;
• в) установка может выступить и в качестве фактора, обусловливающего инертность, косность деятельности и затрудняющего приспособление субъекта к новым ситуациям.

Установка как модификация целостного индивида, определяемая субъективным (внутренним - актуальная потребность, прошлый опыт, в его широком понимании, особенности данного индивида) и объективным (внешним - конкретная ситуация) факторами, отражает не только настоящее и прошлое, но и будущее.»

Различаются два вида установок : общая и дифференцированная. Общая установка возникает в отношении больших классов явлений, дифференцированная - по отношению к отдельным объектам. Установка лежит в основе целостности и последовательности поведения человека, определяет норму его реакции. Установки могут быть связаны с различными компонентами деятельности. Смысловые установки определяют личностный смысл конкретных объектов, явлений, готовность действовать по отношению к значимому объекту определенным образом. Целевые установки обеспечивают устойчивую направленность действий, они выражаются в тенденции к завершению действия при любых обстоятельствах, что иногда может привести к негибкости поведения. Операционные установки обеспечивают психофизиологическую преднастройку индивида на совершение действия определенными способами, последовательной системой привычных операций с использованием привычных для человека средств.

Виды установок: 1 - социальная - готовность к восприятию и к действию в определенном ключе; 2 - моторная - готовность к действию; 3 - сенсорная - готовность воспринимать; 4 - умственная - готовность к определенным стереотипам мышления; 5 - диффузная - установка сформированная субъектом при однократной встрече с объектом, явлением;

Обычно, чем сильнее эмоциональная реакция после события, тем сильнее закрепляется установка.

В зависимости от того, на какой объективный фактор деятельности направлена установка (мотив, цель, условие деятельности), выделяются три иерархических уровня регуляции деятельности - уровни смысловых , целевых и операциональных установкок. Смысловая установка выражает проявляющееся в деятельности личности отношение ее к тем объектам, которые имеют личностный смысл. По происхождению смысловые установки личности производны от социальных установкок. Смысловые установки содержат информационный компонент (взгляды человека на мир и образ того, к чему человек стремится), эмоционально-оценочный компонент (антипатии и симпатии по отношению к значимым объектам), поведенческий компонент (готовность действовать по отношению к объекту, имеющему личностный смысл). С помощью смысловых установок индивид приобщается к системе норм и ценностей данной социальной среды (инструментальная функция), они помогают сохранить статус-кво личности в напряженных ситуациях (функция самозащиты), способствуют самоутверждению личности (ценностно-экспрессивная функция), выражаются в стремлении личности привести в систему содержащиеся в них личностные смыслы знаний, норм, ценностей (познавательная функция). В отличие от целевых и операциональных установок, изменяющихся в ходе обучения под влиянием речевых воздействий, инструкций, изменение смысловых установок всегда обусловлено изменением самой деятельности субъекта. Целевые установки вызываются целью и определяют устойчивый характер протекания действия. В случае прерывания действия целевые установки проявляются в виде динамических тенденций к завершению прерванного действия (см. Эффект незавершенного действия). Операциональная установка имеет место в ходе решения задачи на основе учета условий наличной ситуации и вероятностного прогнозирования этих условий, опирающегося на прошлый опыт поведения в подобных ситуациях. Они обнаруживаются в стереотипности мышления, конформности личности и т. п. Психофизиологические механизмы, реализующие различные операциональные установки, проявляются в общем тонусе организма, выражающем позу субъекта в целом, определенную преднастройку в сенсорной и моторной области, что предшествует развертыванию тех или иных способов осуществления действия.

Феномен установки объясняет как смещаемость внутреннего эталона, которая обеспечивает способность человека адаптироваться к изменяющимся социальным и психологическим условиям среды, так и такие явления, как предубеждение, ксенофобия, национализм.

Установка есть неосознанное состояние, предваряющее и определяющее развертывание любых форм психической деятельности. Установка выступает как состояние мобилизованности, готовности к действию, состояние, обусловленное наличием у субъекта потребности и соответствующей ситуации ее удовлетворения.

Установка, следовательно, есть механизм регуляции деятельности, и регулирующая функция установки проявляется в форме направленности на решение определенной задачи. Так же как и для других советских психологов, для школы Д. Н. Узнадзе отправным становится понятие о деятельности, на базе которой строится все здание “наших психических содержаний - наше познание, наши чувства, наша воля”.

Психологические установки и их виды: Психологи различают три типа установки на восприятие другого человека: позитивная, негативная и адекватная. При позитивной установке мы переоцениваем положительные качества человека. Негативная установка приводит к тому, что воспринимаются в основном отрицательные качества другого человека. Лучше всего, конечно, адекватная установка на то, что у каждого человека есть как положительные, так и отрицательные качества. Наличие установок рассматривается как неосознаваемая предрасположенность воспринимать и оценивать качества других людей. Эти установки лежат в основе типичных искажений представлений о другом человеке.

Теория установки, по собственной оценке Узнадзе , является попыткой объяснить активность живого организма как целого, его взаимоотношения с действительностью с помощью введения особого внутреннего образования, обозначенного понятием «установка». Установка возникает при наличии одновременно двух условий : потребности, актуально действующей в данный момент, и объективной ситуации удовлетворения этой потребности. Таким образом, в ее формировании учитываются внутренние и внешние факторы. Установка представляет собой первичное целостное недифференцированное состояние, которое предшествует сознательной психической деятельности и лежит в основе поведения. «Отдельные акты поведения, вся психическая деятельность представляют собой явления вторичного происхождения». Установка описывалась как то опосредствующее образование между влиянием среды и психическими процессами, которое объясняет поведение человека, его эмоциональные и волевые процессы, т.е. выступает детерминантой любой активности организма. Так, мышление (а также творческая фантазия, труд и др.) возникает в ситуации затруднения актов поведения, вызванных определенной установкой, когда усложнение ситуации вызывает необходимость сделать специальным объектом исследования это затруднение. «Этот специфический акт, обращающий включенный в цепь деятельности человека предмет или явление в специальный самостоятельный объект его наблюдения, можно было назвать актом объективации». Выделение объективации приводит Узнадзе к выводу о существовании двух уровней психической жизни - уровня установки, свойственного для всякого живого существа (и лишь в частности для человека), и уровня объективации, который представляет собой «специальное достояние лишь для человека как существа мыслящего, строящего основы культурной жизни как творца культурных ценностей».

Направленность на выявление внутренней детерминации активности составляет сущность и пафос подхода Д.Н. Узнадзе , нацеленного на преодоление постулата непосредственности в психологии. Поскольку установка (и потребность) находятся в «пространстве субъекта» и, следовательно, являются внутренними образованиями, остается неясной роль поведения и деятельности в психологии.

Экспериментальные основы психологии установки

Введение

Все многообразие явлений нашей психической жиз­ни в основном распадается на три отличающиеся друг от дру­га группы: познание, чувство и воля, представляющие три ос­новные, наиболее традиционные единицы обычной класси­фикации явлений душевной жизни. Конечно, в истории нашей науки известна не одна попытка группировать душев­ные явления и на иных основах, но традиционная классифи­кация до настоящего времени доминирует.

И вот естественно возникает вопрос: что же является спе­цификой всех этих групп, спецификой, делающей их основ­ными категориями явлений душевной жизни? По-видимому, лишь то, что все эти процессы без исключения являются со­знательными психическими переживаниями. Познание, на­пример, так же как и чувство или воля, одинаково относится к категории явлений сознания. Субъект, переживающий ка­кой-нибудь познавательный акт или какое-нибудь эмоцио­нальное содержание или совершающий какой-либо волевой поступок, сопровождает все эти переживания определенны­ми актами, делающими их вполне сознательными психиче­скими содержаниями. С этой точки зрения нет сомнения, что психика и сознание вполне покрывают друг друга: все пси­хическое сознательно, и то, что сознательно, является по не­обходимости и психическим.

Такова традиционная, наиболее распространенная точка зрения на природу психического. Спрашивается, как выгля­дит в аспекте этой теории вопрос о развитии психики.

Нет сомнения, что в рамках этой концепции природы пси­хического для понятия развития не остается места. В самом деле! Если считать, что психическая действительность име­ется лишь там, где мы допускаем наличие сознательных про­цессов, то мы должны принять, что психика резко отграни­чивается от всего того, что лишено сознания, от всего ма­териального, и составляет абсолютно самобытную сферу действительности. В этом случае становится неизбежным допустить между психической и материальной сферами дей­ствительности наличие непримиримой противоположности, исключающей всякую мысль о возможности их взаимного влияния. Получается, будто психическое и физическое фак­тически радикально разобщены друг от друга и говорить о возможности их взаимодействия нет как бы никаких основа­ний. Поэтому вопрос об отношении психического к физиче­скому или вообще к материальному может быть решен с точ­ки зрения этой концепции лишь на основе идеи параллелиз­ма. Психофизический параллелизм представляет собою вполне естественный, можно сказать, вполне закономерный вывод из допущенных выше посылок.

Но допустить правомерность идеи параллелизма - зна­чит допустить идею немощности нашей мысли перед вскры­ваемыми ею же самою проблемами. Идея параллелизма не может быть признана правомерной. Она должна быть за­менена чем-нибудь более приемлемым, и мы должны отка­заться от мысли отождествления психики с сознанием. Сле­довательно, мы должны допустить наличие какой-то формы существования психики, которая не совпадает с сознатель­ной формой ее существования и, нужно полагать, предшест­вует ей.

В психологической литературе известно и другое направ­ление мысли, которое старается разрешить интересующую здесь нас проблему - проблему взаимоотношения психиче­ского и сознательного - совершенно по-иному. Оно считает, что наша психическая жизнь вовсе не исчерпывается созна­тельными душевными переживаниями, что, наоборот, она представляет собою широкое поле действительности, лишь незначительный отрезок которой составляет область наше­го сознания, что, говоря короче, психика и сознание вовсе не совпадают и не покрывают друг друга. Есть основание полагать, что, наоборот, существует и вторая, во всяком случае не менее значительная сфера психической жизни, известная под названием бессознательной или подсознательной психики и покрывающая значительную часть поля нашей активности. Значит, с этой точки зрения для того чтобы считать то или иное явление психическим, нет необходимости, чтобы оно было одновременно и сознательным. Психика включает в себя два больших, одинаково необходимых компонента явле­ний - компонент сознательных и компонент бессознатель­ных психических переживаний. Такова точка зрения так на­зываемой психологии бессознательного.

Можно было бы допустить, что психика, согласно этой концепции, проходит в процессе своей активности две ступе­ни развития, из которых предшествующей является ступень бессознательного, а последующей - ступень сознательного. Однако психология бессознательного далека от этой мысли: она вовсе не считает, что сознательная и бессознательная психическая жизнь - это лишь две ступени развития единой психики, две ступени, которые последовательно и необходи­мо следуют одна за другой. Правда, у нас есть случаи, в кото­рых бессознательное состояние психики переходит в созна­тельное, из бессознательного вырастает сознательное. Но это не единственно необходимый путь, который нужно пройти психическому содержанию, чтобы достигнуть сознательно­го состояния. Наоборот, нередко встречаются случаи, в кото­рых имеет место как раз обратный порядок последовательно­сти явлений - переход сознательного состояния именно в бессознательное. Следовательно, нельзя утверждать, что бес­сознательное представляет собою ступень развития, за кото­рой следует далее ступень сознательной психической жизни.

Что это действительно так, с точки зрения «психологии бессознательного», видно и из анализа самого бессознатель­ного психического содержания. В самом деле, что же мы должны разуметь под названием «бессознательное»? Как нам характеризовать как определенное качество это бессо­знательное? Допустим, у субъекта появляется какое-то же­лание, которое он считает неподходящим, может быть, по той или иной причине даже постыдным для себя. Что же проис­ходит в таком случае? Психология бессознательного прибе­гает здесь к помощи понятия вытеснения . Она полагает, что субъект «вытесняет» это желание из пределов своего со­знания, что он не окончательно и всецело уничтожает, а лишь укрывает его в недрах бессознательного. Это вытесненное, отныне бессознательное, состояние не осознается, не пережи­вается субъектом как сознательное желание. Это, однако, не означает, что оно потеряно для него раз и навсегда. Оно все же остается в субъекте в какой-то степени и продолжает дей­ствовать в нем, но так, что он об этом ничего не знает. Так со­здается, согласно этой теории, одна значительная часть бес­сознательного психического содержания.

Московский Государственный Индустриальный Университет

Кафедра педагогики и креативного образования

Реферат по общей психологии

Теория установки Узнадзе

Гатилова О. В.

Группа 2171

Москва, 2006 год

Краткая биография

Общее учение об установке

Постановка проблемы установки

Иллюзия объема

Иллюзия силы давление

Иллюзия слуха

Установка как основа этих иллюзий

Основные условия деятельности

Разновидности состояния установки

Фиксированная установка

Диффузная установка

Краткая биография

Узнадзе Дмитрий Николаевич (1886 – 1950) - грузинский психолог и философ, разработавший общепсихологическую теорию установки, один из основателей Тбилисского университета, где сформировал отделение психологии, директор Института психологии АН Грузии. Автор работ „Основные положения теории установки“ (1961) и „Экспериментальные основы психологии установки“ (1966). Образование получил в Лейпциге (1909) и Харькове (1913). Дал собственную методологическую трактовку понятию установки как „границы“ между субъективным и объективным, которая связывает психическое не только с психическим же, но и с физическим. Установка описывается как целостное, недифференцированное и бессознательное состояние субъекта, предшествующее деятельности, и выступает опосредствующим звеном между психическим и физическим, позволяющим снять „постулат непосредственности“. Возникает при столкновении потребности субъекта и объективной ситуации ее удовлетворения.

Общее учение об установке

Концепция личности Узнадзе строится на понятии установки", которую он считал гл. психол. образованием. Установка считается основным регулятивным механизмом поведения человека, определяя его направленность и избирательную активность. Однако сущность личности не сводится к функционированию установки, а определяется наличием таких основополагающих проявлений, как сознание и способность к объективации. Характерной особенностью личности является осуществление далекой мотивации, совершение действий и поступков, цель которых в удовлетворении потребностей, предназначенных для будущей жизни. Высшие потребности – интеллект, моральные и эстетические – соответствуют Я-концепции человека. Установка же проявляется в настоящем времени, хотя и является определенной формой антиципации. Поведение личности может протекать на двух уровнях – как импульсивное и регулируемое сознанием. В первом случае направленность поведения определяется установкой, возникающей при взаимодействии потребностей человека и ситуации, в которой они актуализируются. На более высоком уровне поведения человек не подчиняется импульсу, а находит такой вид поведения, за который может взять на себя ответственность. Это происходит благодаря механизму объективации, согласно которому человек противопоставляет себя внешней среде, начинает сознавать действительность такой, какая она есть, и объективировать свое поведение.

Постановка проблемы установки

Иллюзия объема

Возьмем два разных по объему, но совершенно одинаковых в других отношениях предмета - скажем, два шара, которые отчетливо отличались бы друг от друга по объему, но по весу и другим свойствам были бы совершенно одинаковы. Предложим испытуемому два предмета, отличающихся друг от друга по объему, причем один (например, меньший) - в правую, а другой (больший) - в левую руку. Через определенное число повторных воздействий (обычно через 10-15 воздействий) субъект получает в руки пару равных по объему шаров с "заданием сравнить их между собой. И вот оказывается, что испытуемый не замечает, как правило, равенства этих объектов: наоборот, ему кажется, что один из них явно больше другого, причем в преобладающем большинстве случаев в направлении контраста, т. е. большим кажется ему шар в той руке, в которую в предварительных опытах он получал меньший по объему шар. Бывает и так, что объект кажется большим в другой руке, т. е. в той, в которую испытуемый получал больший по объему шар. В этих случаях мы говорим об ассимилятивном феномене. Так возникает иллюзия объема.

Испытуемым давали на этот раз пару кругов, из которых один был явно больше другого, и испытуемые, сравнив их между собою, должны были указать, какой из них больше. После достаточного числа (10-15) таких однородных экспозиций мы переходили к критическим опытам - экспонировали два равновеликих круга, и испытуемый, сравнив их между собою, должен был указать, какой из них больше. Результаты этих опытов оказались следующие: испытуемые воспринимали их иллюзорно; причем иллюзии, как правило, возникали почти всегда по контрасту. Значительно реже выступали случаи прямого, ассимилятивного характера. Мы не приводим здесь данных этих опытов. Отметим только, что число иллюзий доходит почти до 100% всех случаев.

Иллюзия силы давления

Но, наряду с иллюзией объема, обнаружили и целый ряд других аналогичных с ней феноменов и, прежде всего, иллюзию давления (1929г.). Испытуемый получает при посредстве барестезиометра одно за другим два раздражения - сначала сильное, потом сравнительно слабое. Это повторяется 10-15 раз. Опыты рассчитаны на то, чтобы упрочить в испытуемом впечатление данной последовательности раздражений. Затем следует так называемый критический опыт, который заключается в том, что испытуемый получает для сравнения вместо разных два одинаково интенсивных раздражения давления. Результаты этих опытов показывают, что испытуемому эти впечатления, как правило, кажутся не одинаковыми, а разными, а именно: давление в первый раз ему кажется более слабым, чем во второй раз. Табл. 1, включающая в себя результаты этих опытов, показывает, что число таких восприятий значительно выше, чем число адекватных восприятий.

Нужно заметить, что в этих опытах, как и в предыдущих, мы имеем дело с иллюзиями как противоположного, так и симметричного характера: чаще всего встречаются иллюзии, которые сводятся к тому, что испытуемый оценивает предметы критического опыта, т. е. равные экспериментальные раздражители как неодинаковые, а именно: раздражение с той стороны, с которой в предварительных опытах он получал более сильное впечатление давления, он расценивает как более слабое (иллюзия контраста). Но бывает в определенных условиях и так, что вместо контраста появляется феномен ассимиляции, т.е. давление кажется более сильным как раз в том направлении, в котором и в предварительных опытах действовало более интенсивное раздражение.

Число случаев контраста; - число ассимиляций; = число адекватных оценок; ? - число неопределенных ответов. То же значение имеют эти знаки и во всех нижеследующих таблицах. Мы находим, что более 60% случаев оценки действующих в критических опытах равных раздражений давления нашими испытуемыми воспринимается иллюзорно. Следовательно, не подлежит сомнению, что явления, аналогичные с иллюзиями объема, имели место и в сфере восприятия давления, существенно отличающегося по структуре рецептора от восприятия объема.

Иллюзия слуха

Наши дальнейшие опыты касаются слуховых впечатлений. Они протекают в следующем порядке: испытуемый получает в предварительных опытах при помощи так называемого «падающего аппарата» слуховые впечатления попарно: причем первый член пары значительно сильнее, чем второй член той же пары. После 10-15 повторений этих опытов следуют критические опыты, в которых испытуемые получают пары равных слуховых раздражений с заданием сравнить их между собой.

Результаты этих опытов суммированы в табл. 2, которая показывает, что в данном случае число иллюзий доходит до 76%. Цифры, полученные в этих опытах, не оставляют сомнения, что случаи феноменов, аналогичных с феноменом иллюзий объема, имеют место и в области слуховых восприятий.

Мы видим, что по существу то же явление, которое было указано нами в ряде предшествующих опытов, имеет место и в области восприятия звука. Также были проведены эксперименты, доказавшие существование иллюзий освещения, количества, веса.

Установка как основа этих иллюзий

Что же, если не «ожидание», в таком случае определяет поведение человека в рассмотренных выше экспериментах? Мы видим, что везде, во всех этих опытах, решающую роль играет не то, что специфично для условий каждого из них,- не сенсорный материал, возникающий в особых условиях этих задач, или что-нибудь иное, характерное для них, - не то обстоятельство, что в одном случае речь идет, скажем, относительно объема, гаптического или зрительного, а в другом - относительно веса, давления, степени освещения или количества. Нет, решающую роль в этих задачах играет именно то, что является общим для них всех моментом, что объединяет, а не разъединяет их. Конечно, на базе столь разнородных по содержанию задач могло возникнуть одно и то же решение только в том случае, если бы все они в основном касались одного и того же вопроса, чего-то общего, представленного в своеобразной форме в каждом отдельном случае. И действительно, во всех этих задачах вопрос сводится к определению количественных отношений: в одном случае спрашивается относительно взаимного отношения объемов двух шаров, в другом - относительно силы давления, веса, количества. Словом, во всех случаях ставится на разрешение вопрос как будто об одной и той же стороне разных явлений - об их количественных отношениях. Но эти отношения не являются в наших задачах отвлеченными категориями. Они в каждом отдельном случае представляют собой вполне конкретные данности, и задача испытуемого заключается в определении именно этих данностей. Для того, чтобы разрешить, скажем, вопрос о величине кругов, мы сначала предлагаем испытуемому несколько раз по два неравных, а затем, в критическом опыте, по два равных круга. В других задачах он получает в предварительных опытах совсем другие вещи: два неодинаково сильных впечатления давления, два неодинаковых количественных впечатления, а в критическом опыте - два одинаковых раздражения. Несмотря на всю разницу материала, вопрос остается во всех случаях по существу один и тот же: речь идет всюду о характере отношения, которое мыслится внутри каждой задачи. Но отношение здесь не переживается в каком-нибудь обобщенном образе. Несмотря на то, что оно имеет общий характер, оно дается всегда в каком-нибудь конкретном выражении. Но как же это происходит? Решающее значение в этом процессе, нужно полагать, имеют предварительные экспозиции. В процессе повторного предложения их у испытуемого вырабатывается какое-то внутреннее состояние, которое подготовляет его к восприятию дальнейших экспозиций. Что это внутреннее состояние действительно существует и что оно действительно подготовлено повторным предложением предварительных экспозиций, в этом не может быть сомнения: стоит произвести критическую экспозицию сразу, без предварительных опытов, т.е. предложить испытуемому вместо неравных сразу же равные объекты, чтобы увидеть, что он их воспринимает адекватно. Следовательно, несомненно, что в наших опытах эти равные объекты он воспринимает по типу предварительных экспозиций, а именно как неравные. Как же объяснить это? Мы видели выше, что об «ожидании» здесь говорить нет оснований: нет никакого смысла считать, что у испытуемого вырабатывается «ожидание» получить те же раздражители, какие он получал в предварительных экспозициях. Но мы видели, что и попытка объяснить все это вообще как-нибудь иначе, ссылаясь еще на какие-нибудь известные психологические факты, тоже не оказывается продуктивной. Поэтому нам остается обратиться к специальным опытам, которые дали бы ответ на интересующий здесь нас вопрос. Это наши гипнотические опыты, о которых мы только что говорили.

Результаты этих опытов даны в табл. 4 (в процентах).

16 испытуемых

Мы видим, что результаты эти в основном точно те же, что и в обычных наших опытах (табл. 1), а именно: несмотря на то, что испытуемый, вследствие постгипнотической амнезии, ничего не знает о предварительных опытах, не знает, что в одну руку он получал больший по объему шар, а в другую меньший, одинаковые шары критических опытов он все же воспринимает как неодинаковые: иллюзия объема и в этих условиях остается в силе.

О чем же говорят нам эти результаты? Они указывают на то, что, бесспорно, не имеет никакого значения, знает испытуемый что-нибудь о предварительных опытах или он ничего о них не знает: и в том, и в другом случае в нем создается какое-то состояние, которое в полной мере обусловливает результаты критических опытов, а именно, равные шары кажутся ему неравными. Это значит, что в результате предварительных опытов у испытуемого появляется состояние, которое, несмотря на то, что его ни в какой степени нельзя назвать сознательным, все же оказывается фактором, вполне действенным и, следовательно, вполне реальным фактором, направляющим и определяющим содержание нашего сознания. Можно ли сомневаться после этого, что в психике наших испытуемых существует и действует фактор, о наличии которого в сознании и речи не может быть, - состояние, которое можно, поэтому квалифицировать как внесознательный психический процесс, оказывающий в данных условиях решающее влияние на содержание и течение сознательной психики.

Итак, мы находим, что в результате предварительных опытов в испытуемом создается некоторое специфическое состояние, которое не поддается характеристике как какое-нибудь из явлений сознания. Особенностью этого состояния является то обстоятельство, что оно предваряет появление определенных факторов осознания или предшествует им. Правильнее всего было бы назвать это состояние установкой субъекта. Словом, это, скорее, установка субъекта как целого, чем какое-нибудь из его отдельных переживаний, - его основная, его изначальная реакция на воздействие ситуации, в которой ему приходится ставить и разрешать задачи. Но если это так, тогда все описанные выше случаи иллюзии представляются нам как проявление деятельности установки. Это значит, что в результате воздействия объективных раздражителей, в нашем случае, например, шаров неодинакового объема, в испытуемом в первую очередь возникает не какое-нибудь содержание сознания, которое можно было бы формулировать определенным образом, а скорее, некоторое специфическое состояние, которое лучше всего можно было бы характеризовать как установку субъекта в определенном направлении. Эта установка, будучи целостным состоянием, ложится в основу совершенно определенных психических явлений, возникающих в сознании. Она не следует в какой-нибудь мере за этими психическими явлениями, а, наоборот, можно сказать, предваряет их, определяя состав и течение этих явлений. Для того, чтобы изучить эту установку, было бы целесообразно наблюдать ее достаточно продолжительное время. А для этого было бы важно закрепить, зафиксировать ее в необходимой степени. Этой цели служит повторное предложение испытуемому наших экспериментальных раздражителей. Эти повторные опыты мы обычно называем фиксирующими или просто установочными, а самую установку, возникающую в результате этих опытов, фиксированной установкой.

Например, предлагаем испытуемому тахистоскопически, последовательно друг за другом, ряд фигур: сначала треугольники - большой и малый, затем квадраты, шестиугольники и ряд других фигур попарно в том же соотношении. Словом, установочные опыты построены таким образом, что испытуемый получает повторно лишь определенное соотношение фигур: например, справа - большую фигуру, а слева - малую; сами же фигуры никогда не повторяются, они меняются при каждой отдельной экспозиции. Надо полагать, что при такой постановке опытов, когда постоянным остается лишь соотношение (большой-малый), а все остальное меняется, у испытуемых вырабатывается установка именно на это соотношение, а не на что-нибудь другое. В критических же опытах они получают пару равных между собой фигур, которые они должны сравнить между собой.

Каковы же результаты этих опытов? Остановимся лишь на тех из них, которые представляют непосредственный интерес с точки зрения поставленного здесь вопроса. Оказывается, что, несмотря на непрерывную меняемость установочных фигур, при сохранении нетронутыми их соотношений, факт обычной нашей иллюзии установки остается, вне всякого сомнения. Испытуемые в ряде случаев не замечают равенства критических фигур, причем господствующей формой иллюзии и в этом случае является феномен контраста. Нужно, однако, отметить, что в условиях абстракции от конкретного материала, т.е. в предлагаемых вниманию читателя опытах, действие установки оказывается, как правило, менее эффективным, чем в условиях ближайшего сходства или полного совпадения установочных и критических фигур. Подводя итоги сказанному, мы можем утверждать, что вскрытые нами феномены самым недвусмысленным образом указывают на наличие в нашей психике не только сознательных, но и досознательных процессов, которые, как выясняется, мы можем характеризовать как область наших установок.

Основные условия деятельности

Мы должны исходить из мысли о наличии двух основных условий, без которых акты поведения человека или какого-либо другого живого существа были бы невозможны. Это, прежде всего, наличие какой-либо потребности у субъекта поведения, а затем и ситуации, в которой эта потребность могла бы быть удовлетворена. Это - основные условия возникновения всякого поведения и, прежде всего установки к нему.

Разновидности состояния установки

Фиксированная установка

При наличии потребности, которая должна быть удовлетворена, и соответствующей ситуации живой организм обращается к определенной целенаправленной деятельности. Но как мы убедились, эта деятельность, в первую очередь, зарождается в форме установки, которая в дальнейшем раскрывается в виде доступных наблюдателю внутренних и внешних актов поведения. Сейчас перед нами стоит вопрос, как и в каких формах происходит этот процесс зарождения установки. В наших опытах дело начинается, как правило, рядом экспозиций экспериментальных объектов (установочные опыты) с тем, чтобы затем перейти к критическим экспозициям и показать, как подействовали на них предшествовавшие им установочные опыты. Мы полагаем, что в итоге многократного повторения этих опытов у испытуемого фиксируется установка, возникающая при каждой отдельной экспозиции. Повторение в данном случае, по-видимому, играет решающую роль, оно дает возможность зафиксировать возникающую при каждой отдельной экспозиции установку. Поэтому эти повторные установочные опыты можно было бы назвать фиксирующими.

Фиксация установки может происходить и в следующих условиях: скажем, в условиях какой-нибудь определенной ситуации у меня появилась соответствующая этим условиям установка, которая, повлияв на акт моего поведения, сыграла свою роль и затем прекратила свое действие. Но что же фактически происходит с ней после этого? Исчезает ли она совершенно бесследно, будто ее никогда и не было, или она каким-то образом продолжает существовать, сохраняя способность все же оказывать некоторое влияние на наше поведение?

Если верно экспериментально подкрепленное выше положение о том, что установка представляет собой целостную модификацию личности или субъекта вообще, то тогда не вызывает сомнений, что она, сыграв свою роль, сейчас же должна уступить место другой, новой, актуально действующей установке. Но это еще не значит, что она-то сама окончательно и раз навсегда выходит из строя. Наоборот, в случае, если субъект попадает в ту же ситуацию с теми же намерениями, что и раньше, в нем должна возобновиться и прежняя установка заметно быстрее, чем это нужно было бы для возникновения новой установки в условиях совершенно новой ситуации. Это дает нам право считать, что раз активированная установка, вообще говоря, не пропадает, то она сохраняет в себе готовность снова актуализироваться, лишь только вступят в силу подходящие для этого условия.

Само собой разумеется, готовность эта не всегда одинакова. Нужно полагать, что она зависит в значительной мере от степени прочности установки, которая измеряется числом повторных установочных опытов: чем чаще повторяются эти опыты (в пределах оптимума для каждого данного испытуемого), тем прочнее фиксируется установка и тем более сильная способность актуализации вырабатывается в ней. С другой стороны, в наших опытах окончательно выясняется и то, что существуют единичные случаи действия установки, которые и помимо всякого повторения оставляют по себе значительный след; установки, лежащие в их основе, фиксируются и независимо от повторения установочных опытов и, таким образом, приобретают значительно большую способность к актуализации. Во всех этих случаях достаточно, чтобы начала действовать ситуация, похожая на актуальную, чтобы это оказалось достаточным для активирования установки и направления субъекта в соответствующую сторону.

Таким образом, мы видим, что бывают случаи, в которых, вследствие частых повторений установочных опытов или высокого личностного их веса, установка становится до такой степени легко возбудимой, что она актуализируется и в условиях воздействия неадекватных раздражителей, закрывая этим возможность проявления адекватной установки. Также могут иметь место и случаи, в которых к активности пробуждаются не те установки, которые фиксировались когда-нибудь в течение жизни данного индивидуума, а те, которые сделались фиксированными в истории его вида. Мне не раз приходилось в другой связи указывать на факты проявления такого рода активности, например, в жизни ребенка - на факты, относительно которых нельзя сказать, что они обусловлены потребностью получить именно средства, реализуемые этой активностью. В жизни ребенка часты случаи, когда он обращается к деятельности исключительно потому, что в нем проявляется сильное стремление к ней: в нем пробуждается потребность функционировать, быть активным. Эта потребность, нужно полагать, является наследственно приобретенной формой фиксированной установки.

Диффузная установка

Но установочные опыты не являются обязательно и во всех случаях фиксированными. В некоторых случаях они играют совершенно другую роль. Дело в том, что бывает редко, чтобы для возникновения какой-нибудь индивидуально определенной установки было бы достаточно одного-единственного случая воздействия ситуации на субъект. Становится необходимым более или менее длительный процесс для того, чтобы установка определилась как таковая, чтобы она дифференцировалась, вычленилась как состояние, специфически адекватное для наличных условий поведения. Мы полагаем, следовательно, что при первом своем зарождении установка является сравнительно еще не дифференцированным, не индивидуализированным состоянием. И вот для того, чтобы она дифференцировалась как определенная, адекватная для данных условий, становится необходимым повторное предложение соответствующих раздражений. В таких случаях повторение установочных опытов имеет совершенно определенную, отличную от фиксационных, цель - она направлена на дифференциацию установки. Это бывает особенно необходимо для зарождения новых, еще не знакомых субъекту установок. Только с течением времени, по мере увеличения числа повторных воздействий того же объекта, вызываемая им установка постепенно дифференцируется и определяется как установка, специфичная именно для данного случая.

7 Дмитрий Николаевич Узнадзе (1886-1950) - выдающийся грузинский психолог и философ, создатель теории установки , позволившей...

Концепция личности Д.Н.Узнадзе

Важным направлением в советской психологии явилась теория установки, основанная грузинским психологом Дмитрием Николаевичем Узнадзе (1886–1950). Он рассматривал психологию, как науку о целостной личности, мотивы и поступки которой могут быть неосознаваемы.

Всякое поведение есть реализация конкретной подготовленности, ни одно действие не возникает на «пустом месте». Центральным объяснительным понятием в теории Узнадзе стало понятие установки, означающее готовность субъекта к восприятию будущих событий и действиям в определенном направлении. Эта неосознаваемая готовность – основа целесообразной избирательной активности человека.

Явление установки было изучено в многочисленных экспериментальных исследованиях. Выявлено несколько принципиальных характеристик установки. Так, оказалось, что установка – не частный психический процесс, но нечто целостное, носящее центральный характер. Это проявляется, в частности, в том, что она переходит, будучи сформирована в одной сфере, на другие.

Установка возникает при взаимодействии индивида со средой, при «встрече» потребности с ситуацией ее удовлетворения. На базе установки, выражающей состояние всего субъекта, как такового, деятельность может быть активизирована помимо участия его эмоциональных и волевых актов. Но, полагал Узнадзе, деятельность в плане «импульсивной» установки, хотя и свойственна человеку, но не отражает его сущности.

Специфически человеческим можно считать явление «объективации», т. е. акт выделения действия из единства с субъектом, переживание действительности, как существующей независимо от субъекта. Объективация возникает тогда, когда установка не обеспечивает адекватного действия; тогда возникает план осознания, в результате чего, опять – таки, вырабатывается готовность к деятельности, т. е. установка.

По Узнадзе существует:

1. диффузная установка, возникающая лишь при первом воздействии и характеризующаяся неопределенностью, она не способна ориентировать активность в определенном, нужном направлении;

2. фиксированная установка (дифференцированная).

Кроме того, выделяется такое понятие как генерализация установки (способность распространяться на похожие ситуации); также одно из свойств установки - иррадиация (разные модальности характеризуются повторением установки).

Узнадзе отнес понятие установки к общепсихологической категории, благодаря которой можно объяснить непрямое влияние внешней среды на психические реакции индивида и феномены, определяющие характер поведения человека как целенаправленный, настойчивый и волевой.

Теория установки не была принята многими учеными, возникло большое количество дискуссий, споров, было написано множество научных работ в опровержение теории Узнадзе.

Однако сущность личности не сводится к функционированию установки, а определяется наличием таких основополагающих проявлений, как сознание и способность к объективации. Характерная особенность личности – осуществление далекой мотивации, совершение действий и поступков, цель которых в удовлетворении потребностей, предназначенных для будущей жизни

Высшие потребности – интеллект, моральные и эстетические – соответствуют Я-концепции человека Установка же проявляется в настоящем времени, хотя и является определенной формой антиципации.

Поведение личности может протекать на двух уровнях:

1) импульсивное – направленность поведения определяется установкой, возникающей при взаимодействии потребностей человека и ситуации, в которой они актуализируются.

2) регулируемое сознанием – человек не подчиняется импульсу, а находит такой вид поведения, за который может взять на себя ответственность. Это происходит благодаря механизму объективации, согласно которому человек противопоставляет себя внешней среде, начинает сознавать действительность такой, какая она есть, и объективировать свое поведение.

Три типа личностей в зависимости от способности человека к объективации:

1) динамический – личность, имеющая развитую способность к объективации и обладающая готовностью легко переключаться в направлении объективированных целей.

2) статичный – личность, проявляющая гиперобъективацию, которая состоит в постоянной задержке импульсов своих установок и выборе целесообразных видов деятельности лишь на основе значит, волевых усилий.

3) вариабельный – личность, обладающая достаточной легкостью объективации, но не имеющая достаточных волевых способностей для ее реализации.

Одна из важнейших характеристик личности – ответственность, благодаря которой человек может становиться выше своих потребностей, выступая как субъект воли. Смысл мотивации состоит в нахождении деятельности, соответствующей основной, закрепленной в процессе жизни установке личности.

Две ступени периода подготовки цели:

1) выбор – интеллектуальный акт, осуществляемый на основе личностной ценности поведения для данного субъекта.

2) мотивация – волютивный процесс.

Волевое поведение – это способность личности подчинить свою активность не только личностном ценностям, но и объективной необходимости.

Д. Узнадзе изучал философию в Лейпцигском университете, где его учителями были В. Вундт, И. Фолькельт, П. Барта. В 1909 году он окончил университет, защитил докторскую диссертацию на тему «Метафизическое мировоззрение В. Соловьева». В 1913 году Узнадзе экстерном окончил историко-филологический факультет Харьковского университета. Свою профессиональную научную и преподавательскую деятельность он начал в 1910 году. В 1915 году Д.Н. Узнадзе создал первую в Грузии женскую школу с преподаванием на грузинском языке. С 1917 года он участвовал в создании Тбилисского университета, в котором впоследствии заведовал созданной им же кафедрой психологии, а также психологической лабораторией. В 1919 году вышла в свет его первая книга, посвященная исследованию творчества Лейбница, а в 1920 году - монография «Анри Бергсон», в которой Д. Узнадзе критически рассматривает интуитивизм Бергсона. В 1923 году появились его работы «Имперсоналия» и «Психологические основы наименования», а в 1924 - книга «Мотивы интереса к учебным предметам», посвященная проблемам педагогики. В 1920-е годы происходит формирование одного из фундаментальных понятий теории Узнадзе - понятия установки (явление установки было открыто в 1888 году немецким психологом Л. Ланге при изучении ошибок восприятия). Предпосылкой создания теории установки послужил философско-психологический анализ трудов В. Соловьева, А. Бергсона, Г. Лейбница.

Понятие установки по Д. Узнадзе подразумевает реальное психическое состояние человека, выражающее его готовность к определенному поведению. Установка не только определяет отношение человека к событию, мнению, лицу, но и показывает, в каком виде они реализуются в мире его восприятий. Помимо разработки самого понятия, Узнадзе работает над созданием метода исследования установки. В результате была создана психологическая теория установки, предполагающая возможность познания психической активности человека с помощью системы научных понятий.

Согласно концепции Д. Узнадзе, установка возникает на основе мотивационных и ситуативных факторов, благодаря чему приобретает способность регулировать осуществление целесообразного поведения. Разработав экспериментальную модель изучения установки (метод фиксированной установки), Узнадзе выявил ряд существенных общепсихологических и дифференциально-психологических свойств установки, таких как целостность, возбудимость, прочность, динамичность, пластичность, иррадиированность. На основе теории установки ученый построил установочную типологию личности. В его работах была раскрыта и обоснована целостно-личностная природа установки, ее бессознательный характер, законы ее формирования и протекания. Д. Узнадзе также исследовал вопросы мышления, речи, внимания, воли; особое внимание уделял исследованиям языка, образованию понятий, наименованиям, постижению значений. В сфере его интересов находились также проблемы методологии и истории психологии. Он разрабатывал вопросы психотехники, педологии, возрастной и педагогической психологии, зоопсихологии. По инициативе Д. Узнадзе были созданы кафедры психологии в педагогических институтах Кутаиси (1932) и Сухуми (1938), которыми он лично руководил. В годы Великой Отечественной войны Д. Узнадзе работал при госпитале в реабилитационном патопсихологическом кабинете. В 1943 году он возглавил организованный им Институт психологии АН Грузии, которым руководил до последних дней своей жизни.

Дмитрий Николаевич Узнадзе (1886 – 1950) - советский психолог и философ, разработавший общепсихологическую теорию установки, один из основателей Тбилисского университета, где сформировал отделение психологии, директор Института психологии АН Грузии.

Детство

Дмитрий Николаевич Узнадзе родился в 1888 г., в селе Сакара Кутаисской губернии в крестьянской семье. В 1896 он поступил в Кутаисскую гимназию, где проявил себя как способный и прилежный ученик. Но, несмотря на это, он был исключен из последнего класса за активное участие в революционном движении.

Юность

Для продолжения учебы Узнадзе уехал в Швейцарию, а затем в Германию, где поступил на философский факультет Лейгщигского университета. В то время там работал один из основоположников экспериментальной психологии Вильгельм Вундт, который не только читал лекции по философии и психологии, но и работал в собственной лаборатории. И в этом учебном заведении Узнадзе был одним из лучших. Подтверждением этому служит премия, полученная им за работу, посвященную философии Лейбница, которую он написал, учась на третьем курсе. В 1909 г. он окончил университет и в том же году получил звание доктора философии в университете города Галль. Его диссертация была посвящена исследованию творчества Владимира Соловьева, его теории познания и метафизике. После окончания учебы Дмитрий Николаевич вернулся в Кутаиси, где работал одновременно в различных гимназиях, преподавал историю, психологию, историю педагогики и логику. Европейский диплом не считался действительным в Грузии, а потому ему пришлось экстерном сдавать экзамены на факультете истории философии Харьковского университета, в 1913 г. он получил диплом первой степени.

В это время Узнадзе много печатался, его статьи были посвящены в основном проблемам педагогики, философии, эстетики. В 1917 г. Д.Н. Узнадзе переехал в Тбилиси, где сразу же активно включился в работу по организации тбилисского университета. По его инициативе в 1918 г. в созданном университете открылась кафедра психологии и педагогики, а в 1920 г. - психологическая лаборатория. Кроме этого, Узнадзе еще руководил педагогическим институтом.

Книги

Для обучения психологов нужны были учебники, которых в то время в Грузии не существовало. Решение этой проблемы он тоже берет на себя и выпускает несколько учебных пособий. В 1919 г. выходит в свет первая книга Д.Н. Узнадзе, посвященная исследованию творчества Лейбница, а в 1920-м - его первая монография Анри Бергсон, в которой он критически рассматривает интуитивизм Бергсона.

Мистические и интуитивные представления, по мнению Узнадзе, не подходят для понимания сущности познавательной и психической активности человека.

Должна быть создана система научных понятий, с помощью которой могут быть поняты и объяснены даже мистические и интуитивные представления человека.

Д.Н. Узнадзе пытается решить эту проблему, создав такую систему, чтобы не объяснять психические процессы через психическое или физическое, а установить иную детерминацию психики. В его работах, издаваемых в это время, появляются такие понятия, как биосфера, ситуация и подпсихическое. Они имеют у него сходное значение, описывают особую реальность, которая является детерминантой целесообразности поведения. Биосфера - это особый вид отражения действительности, а ситуация - положение, вызываемое в биосфере, т.е., по сути, ее частный случай.

Биосферу можно назвать и подпсихическим, поскольку речь идет об исследовании сознания. Таким образом, подпсихическое - это особая сфера действительности, и если процессы человеческого сознания определяются законами объекта, то к подпсихическому неприменимы понятия, как субъекта, так и объекта.

Именно оно определяет содержание сознания, психики, и отсюда Узнадзе делает вывод, что «бессознательное» Фрейда по своей природе является подпсихическим, не принадлежащим к психике. В 1923 г. издаются такие работы Д.Н. Узнадзе, как Имперсоналия и Психологические основы наименования. Основанием для создания последней послужили исследования, проведенные в его психологической лаборатории. Они показали, что наименование предмета или явления происходит, не случайно и имеет под собой психологическую основу. Испытуемые видели сходство между предлагаемым им бессмысленным рисунком и набором звуков, причем для каждого рисунка разные люди подбирали строго определенные звуковые комплексы. В 1924 г. вышла еще одна книга Д.Н. Узнадзе - Мотивы интереса к учебным предметам, посвященная проблемам педагогики. В 1940 г. вышла Общая психология Узнадзе, которая стала, по сути, обобщением его взглядов и теорий. Эта книга стала значимой для создания грузинской психологической школы, т.к. послужила основой для обучения нового поколения психологов. Во время Второй мировой войны он несколько приостановил педагогическую деятельность и, подобно многим психологам в Европе и России, открыл кабинет патопсихологии, где руководил работой по восстановлению нарушенных психических функций воинов. В 1949 г. вышла в свет книга Экспериментальные основы психологии установки, в которой были собраны и обобщены экспериментальные данные. Узнадзе охарактеризовал психические особенности человека в зависимости от скорости возникновения установки, ее сохранности во времени, силы воздействия и скорости смены. На основании этого он выделил три основных типа личности.

Д.Н. Узнадзе обнаружил в основании всей классической психологии одну «роковую предпосылку» - «постулат непосредственности». Общетеоретические построения Д.Н. Узнадзе вдохновлялись пафосом противопоставления развиваемого им подхода - классической психологии, опиравшейся на этот постулат. Поэтому для лучшего понимания теории установки стоит вглядеться в методологический облик классической психологии. Это тем более важно, что автор другой психологической школы, которую нам предстоит анализировать в этой главе, А.Н. Леонтьев, также строил свою теорию в контексте напряженного методологического оппонирования той же «традиционной» психологии.

Если попытаться развить идею Д.Н. Узнадзе о «постулате непосредственности» как едином корне традиционной психологии, можно выдвинуть историко-психологическую гипотезу о том, как собственно из этого корня вырастают все основные направления классического психологического мышления.

Выделим в «постулате непосредственности» две части - формально-логическую и содержательно-теоретическую. Формально-логический аспект «постулата непосредственности» фиксирует тип детерминизма, преобладавший в классической парадигме, а именно представление о простой и однозначной причинно-следственной связи как универсальной схеме психологического события.

Соединяя формальный и содержательный аспекты этого постулата, то есть полагая, а) что единицей психологического исследования выступает простое событие, состоящее из двух элементов - «причины» и «следствия», и б) что «причинным» элементом психологического события могут считаться и психические, и физические явления, равно как и «следствием» в составе психологического события могут быть все те же (иного в онтологии просто нет) физические или психические явления; соединяя, повторю, эти а) и б), получаем типологию вариантов «постулата непосредственности».

Таблица 1. Типология вариантов «постулата непосредственности»

ПСИХОЛОГИЧЕСКОЕ СОБЫТИЕ

СЛЕДСТВИЕ

Психическое

Физическое

Психическое

Физическое

Эта типология логически выводит из постулата непосредственности общую картину всей психологии XIX - начала XX века. Отдельные ее направления резко противостояли друг другу, являлись абсолютными антиподами (например, интроспекционизм и бихевиоризм), а между тем на уровне «философского генотипа» были кровными братьями. Каждый из этих вариантов постулата непосредственности послужил методологическим «архетипом» для одного из базовых направлений классической психологии. Перечислим их.

Тип 1. Причина - психическое, следствие - психическое. Первый тип репрезентирует основную проблематику интроспективной психологии, все ее системы, в основе которых лежит убеждение, что причины психических явлений следует «искать не где-нибудь за ними, а в них же самих, полагая, что психические явления обусловливаются психическими же причинами» (Узнадзе, 1966, с. 159).

Тип 2. Причина - физическое, следствие - психическое. Второй тип задает основную схему классической психофизики

Тип 3. Причина - психическое, следствие - физическое. В третьем типе фиксируются классические представления о психомоторике.

Тип 4. Причина - физическое, следствие - физическое. Четвертый тип выражает собой парадигму ортодоксального бихевиоризма и рефлексологии, этих «психологии без психики».

Всякое психическое явление непосредственно и однозначно вызывается другим психическим явлением (тип 1) или явлением физическим (тип 3). Всякий двигательный акт непосредственно и однозначно определяется некоторым психическим явлением (например, желанием) (тип 2) или физическим явлением (внутренним - возбуждением нервных клеток или внешним - стимулом) (тип 4). Таковы четыре варианта «постулата непосредственности».

Во всех этих случаях игнорируется роль субъекта - и в этом главный, с точки зрения Д.Н. Узнадзе, порок традиционной психологии (Прангишвили, 1960). Ее объяснения психики и поведения строились так, будто «…поведение осуществляется помимо существенного соучастия субъекта» (Узнадзе, 1966, с. 328), а психические процессы являются самодостаточными и самодействующими сущностями. Вследствие этого классическая психология оказалась неспособной адекватно поставить и решить проблемы психического отражения и целесообразной деятельности (Узнадзе, 1966).

Д.Н. Узнадзе противопоставил старой психологии новые онтологические представления, в рамках которых эти проблемы могли быть поставлены и решены. В текстах основателя грузинской психологической школы может быть выявлена последовательная система процедур введения понятия установки, каждая из которых направлена против того или иного варианта «постулата непосредственности». Не излагая здесь всю эту систему, коснемся лишь важнейшей из этих процедур, которая осуществляется с помощью понятий «потребность» и «ситуация». Необходимым и действительным условием возникновения установки, повторял Д.Н. Узнадзе, следует считать единство актуальной потребности субъекта и ситуации ее удовлетворения (Узнадзе, 1966, с. 157, 168). Попытаемся реконструировать из этого положения онтологию, лежащую в основе теории установки.

Субъектный полюс онтологии конкретизирован в данном случае понятием «потребность». Но потребность - это всегда потребность в чем-то, она определена не через самое себя, а через объект. Следовательно, в понятии потребности, хотя оно и является представителем субъектного полюса онтологии, уже имплицирована связь субъектного и объектного полюсов, вне которой это понятие бессмысленно. Точно так же обстоит дело и с понятием ситуации. Хотя ситуация удовлетворения потребности - это нечто объективное, существующее независимо от произвола и воображения субъекта, но собственно ситуацией она не может стать вне отношения к живому существу, к субъекту. Ситуация - это не само по себе чисто внешнее объективное обстояние, взятое в себе, безотносительно к жизненному состоянию субъекта, но и не это состояние, взятое само по себе вне отношения к объектам, ситуация - это единство обстояния и состояния. Стало быть, и понятию ситуации внутренне присуща связь субъектного и объектного полюсов.

Но если понятия потребности и ситуации сами лишены односторонности и каждое из них несет идею неразрывной связи субъекта и объекта, то ясно, что понятие установки, возникающей на основе единства потребности и ситуации, выражает эту связь не просто в усиленной степени, а является, по существу, таким понятием, которое указывает уже не на связь между субъектом и объектом, определенными будто бы до и вне этой связи, а на связь, объемлющую субъект и объект, которые только внутри нее и получают определение и выделяются как отдельные моменты. Отсюда следует, что онтологическая суть категории установки состоит не просто в обнаружении опосредующего звена между психическим и физическим мирами, а в создании представления о едином «жизненном мире», сущностно предшествующем своим моментам - субъекту, объекту и их взаимодействию. Таково, на наш взгляд, наиболее абстрактное значение категории установки, конституирующее главную онтологическую идею психологической теории Узнадзе (Не случайно «предшественниками» понятия установки при развитии взглядов Д.Н. Узнадзе были понятия «биосфера» и «жизнедеятельность» (Сарджвеладзе, 1985)).

Как же определяет эта психология свой предмет? В противоположность традиционной психологии Д.Н. Узнадзе полагает, что к познанию психики можно подойти не прямо, а опосредованно - через изучение человеческой деятельности. Это и есть предмет психологии как науки.

«…Наша наука, - писал Д.Н. Узнадзе, - призвана поставить вопрос о психологическом анализе и изучении закономерностей человеческой деятельности» (Цит. по: Прангишвили, 1960, с. 128).

В силу того, что главный порок классической психологии Д.Н. Узнадзе видел, как уже говорилось, в том, что она отвлекалась от самого действующего индивида, от целостного субъекта, основным объектом изучения в рамках общего предмета психологии он избирает субъекта деятельности.

Что же является «единицей» анализа субъекта деятельности и соответственно центральным предметом конкретных исследований? «Установка, понимаемая как модификация целостного субъекта» (Узнадзе, 1966), отражающая в себе конкретное состояние «жизненного мира», возникшее в результате «встречи» потребности и ситуации. Всякий психический и поведенческий акт должен быть объяснен, согласно теории установки, по преимуществу из субъекта, как реализация определенного его состояния или «модуса» - установки, но само это состояние понимается не как внутри самого субъекта и только из него вызревшее субъективное состояние, а как объективное субъектное состояние, детерминированное единством потребности и предмета, ее удовлетворяющего (Узнадзе, 1966, с. 322).

Таким образом, онтология, которую Д.Н. Узнадзе противопоставил онтологии классической психологии, может быть названа «онтологией жизненного мира» (см. Василюк, 1984). Предметом психологии становится человеческая деятельность, а основным объектом изучения в рамках этого предмета выступает субъект деятельности. Единица анализа субъекта деятельности и, соответственно, центральный предмет конкретных исследований - это определенная «модификация целостного субъекта», или установка.

Теория деятельности А.Н. Леонтьева

По мысли А.Н. Леонтьева, исходное онтологическое различение классической психологии есть различение явлений внутренних, психических, данных в непосредственном переживании, и явлений внешних, материальных (Леонтьев, 1972, с. 337). Психология, начинающаяся с такого различения, «не может стать действительно содержательной и реальной наукой» (там же, с. 338). Марксистская, материалистическая психология, считает А.Н. Леонтьев, должна исходить из совершенно другой онтологии - включающей «действительного индивида», материальный мир и процесс жизни индивида, практически связывающий его с миром.

Формируя предмет психологической науки в пределах своей онтологии, классическая психология объявляла им либо саму психику, отождествляемую с сознанием и понимаемую как самостоятельная субстанция, либо - в бихевиоральных системах, считавших психику эпифеноменом, - «поведение», мыслившееся механистически. В противоположность этому представлению психология, по определению А.Н. Леонтьева, есть наука «о порождении, функционировании и строении психического отражения реальности, которое опосредствует жизнь индивидов» (Леонтьев, 1975, с. 12). Иначе говоря, психика входит в предмет психологии, но не исчерпывает его, ибо она предстает как неотъемлемый элемент некой системы (жизни), не существующий вне ее. Следовательно, изучать психику невозможно в отрыве от изучения процессов жизни, и психология должна включать их в свой предмет. «Точка зрения психологии, - говорил А.Н. Леонтьев, - есть точка зрения жизни, и психология не смеет ее покидать» (Леонтьев, 1983, с. 38). Но процессы жизни - это процессы деятельности. Значит, в соответствии с исходной онтологией в предмет психологии должна быть включена триада «субъект - деятельность - предмет», где субъект предстает как «единица» «действительного индивида», деятельность - как «единица» процесса жизни, а предмет - как «единица» мира. Каким образом деятельность - центральное звено этой триады - входит в предмет психологии? Она входит «не особой своей «частью» или «элементом», а своей особой функцией. Это функция полагания субъекта в предметной действительности и ее преобразования в форму субъективности» (Леонтьев, 1975, с. 92).

На уровне формирования «единиц» анализа абстрагирование от этой реальности приводило в классической психологии к тому, что деятельность, которую она изучала (а «психология, - замечает А.Н. Леонтьев, - всегда, конечно, изучала деятельность…» - там же, с. 89), выступала либо в форме фетишизированных, самодействующих психических процессов, когда мышление мыслило, память запоминала и т. д., либо в форме «слепых» реакций, изнутри не просветленных отражением и извне не детерминированных предметами. Соответственно этому субъект представал либо как «самосознание» - в интроспекционизме, либо как «реактивная машина» (Леонтьев, 1975, с. 23) - в бихевиоризме и рефлексологии. И, наконец, предмет выступал в старой психологии либо как «стимул» (Асмолов, 1983), либо вообще изгонялся за пределы психологии, считаясь вещью «протяженной», материальной и потому не имеющей прямого отношения к изучению «непосредственного опыта». («Если я хочу познать ощущение сладости, зачем мне изучать сахар?» - восклицал психолог-интроспекционист.)

Последняя из этих проблем, не нашедшая своего решения в классической психологии, - проблема предметности стала в концепции А.Н. Леонтьева решающей (Асмолов, 1983; Давыдов, 1983) при выработке представлений об «отдельной» деятельности как психологической «единице» анализа и центральном предмете конкретных исследований. А.Н. Леонтьев совершил чудовищный с точки зрения классической психологии акт: он ввел в психологию реальную вещь, которая получила психологическое гражданство, представ как предмет деятельности субъекта, более того, обретая порой достоинство главной детерминанты «отдельной» деятельности, ее мотива.

Итак, противопоставляясь классической буржуазной психологии, концепция А.Н. Леонтьева в качестве исходной онтологии использовала схему «жизнь-индивида-в мире», своим предметом она объявила предметную деятельность субъекта, порождающую психическое отражение и опосредствуемую им, в качестве «единицы» анализа и центрального предмета исследований она сформировала представление о структуре «отдельной» деятельности (деятельность - действие - операция; мотив - цель - условия).

Даже такого поневоле краткого и упрощенного анализа перехода от классической психологии к трем ведущим направлениям советской психологии достаточно, чтобы выбрать «масштаб» и структуру сопоставления теорий и категорий деятельности, установки и отношения.

Эти теории делали одно общее дело перестройки психологии на марксистской основе. Каждой из них руководило убеждение, что психология и психолог должны включиться в реальную жизнь общества, в практику производственную, воспитательную, медицинскую и т. д. Такое понимание задач заставило эти психологии повернуться лицом к жизни и рассматривать психику не как над и вне жизни существующую субстанцию, а как реальный момент самой жизни. Старая психология стремилась познать жизнь души, новая - одушевленную жизнь.

На уровне полагания исходной онтологии три разбираемые концепции при всех терминологических различиях, которые мы здесь не учитываем, едины в убеждении, что психология человека должна исходить из действительных предпосылок, «от которых можно отвлечься только в воображении. Это действительные индивиды, их деятельность и материальные условия их жизни» (Маркс. Т. 3, с. 18). Преодолевая классическую онтологию «изолированного индивида», все концепции противопоставили ей марксистское учение о деятельностной и социальной сущности человека. Однако в рамках конкретно-научных разработок это преодоление в теории В.Н. Мясищева шло преимущественно по линии критики «робинзонады», то есть изолированности индивида от мира людей, а в теориях А.Н. Леонтьева и Д.Н. Узнадзе - преимущественно по линии критики изолированности индивида от предметного мира .

Далее, на уровне формирования предмета психологической науки и В.Н. Мясищев, и Д.Н. Узнадзе, и А.Н. Леонтьев критиковали старую психологию за то, что она рассматривала психику в отрыве от системы «человек - жизнь - мир». Но и в этом пункте была различная акцентировка: В.Н. Мясищев и Д.Н. Узнадзе фокусировали свое внимание на том, что психика рассматривалась классической психологией в отрыве от своего «носителя» - личности, «целостного субъекта», от живущего человека, а А.Н. Леонтьев преимущественно направлял свои усилия на преодоление абстракции психики от человеческой жизни, которая ее порождает, и от мира, который она отражает. Теории отношений и установки пронизаны пафосом возвращения (введения) человека в психологию, теория деятельности - пафосом возвращения (введения) жизни в психологию.

Поэтому основным объектом изучения в психологической системе В.Н. Мясищева стала личность, в психологической системе Д.Н. Узнадзе - субъект деятельности, а в психологической системе А.Н. Леонтьева - деятельность субъекта.

На уровне выбора «единиц» анализа эти различия основного объекта изучения выразились в том, что В.Н. Мясищев и Д.Н. Узнадзе выделили структурные «единицы» (отношение как единица структуры личности, установка как единица структуры целостного субъекта ), а А.Н. Леонтьев - «процессуальные» («отдельная» деятельность, действие, операция как единицы процесса деятельности). Другими словами, понятия установки и отношения фиксировали нечто потенциальное («динамическое»), что может реализовываться в процессах жизнедеятельности, а понятие деятельности - нечто актуальное, сам процесс такой реализации.

Эти сходства и различия между теориями и категориями деятельности, установки и отношения позволяют построить следующую категориальную типологию психологических единиц человеческой жизни.

Таблица 2. Типология психологических «единиц» человеческой жизни

ЖИЗНЬ ЧЕЛОВЕКА В МИРЕ

ЖИЗНЬ ЧЕЛОВЕКА

Человек (как динамическая структура)

Жизнь (как актуальный процесс)

Предметный мир

1. УСТАНОВКА

2. ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ

Мир людей

3. ОТНОШЕНИЕ

Исходным предметом типологического анализа является «жизнь человека в мире». В нем выделяются два аспекта - «жизнь человека» и «мир». Каждый из них, в свою очередь, делится на два аспекта: «мир» - на «предметный мир» и «мир людей», а «жизнь человека» - на «человека», рассматриваемого как некая потенциально активная, то есть «динамическая» структура, и «жизнь», рассматриваемую как «актуальный процесс». Пересечение этих оппозиций дифференцирует исходное целое на четыре «состояния». Правило чтения типологии: например, деятельность (тип 2) - это психологическая единица анализа актуального процесса жизни человека, взятого в его отношении к предметному миру.

Из предшествующего обсуждения ясно, почему типы 1-й, 2-й и 3-й обозначены соответственно как установка, деятельность и отношение. Однако остается еще одна свободная клетка этой категориальной типологии. По логике схемы она должна быть заполнена категорией, выражающей форму осуществления процесса жизни, который реализует отношение человека к другим людям. Вполне очевидно, что в качестве этой категории может выступать лишь одно - категория общения.

В процессе преодоления классической психологии в нашей науке были созданы три общепсихологические теории, центральными категориями которых являются категории установки, отношения и деятельности. Мы обнаружили, что эти теории едины в своем понимании онтологии, из которой должна исходить психологическая наука. В то же время при определении предмета науки, выборе основного объекта изучения и формировании «единицы» его анализа обсуждаемые концепции расходятся, что в итоге выражается в разнице их центральных категорий. Однако это расхождение мало напоминает ситуацию «лебедя, рака и щуки», а скорее ситуацию планомерного разделения труда, поскольку анализ обнаруживает, что данные категории связаны в стройную логическую систему, в которой они хотя и противопоставлены друг другу, но - не как взаимоисключающие, а как взаимодополняющие.

В этой категориальной системе есть еще один неотъемлемый элемент - категория общения. Следовательно, по логике истории в отечественной психологической науке должна быть создана и соответствующая теория. Такую задачу нужно было бы поставить, если бы она не была уже поставлена в исследованиях А.А. Леонтьева (Леонтьев, 1974), придавшего проблеме общения общепсихологический статус, и особенно - Б.Ф. Ломова (1975), который пошел дальше, наделив категорию общения статусом «нового методологического принципа» (см. Абульханова-Славская, 1980, с, 90) .

Думается, что указанную задачу можно было поставить и более остро, как задачу построения особой общепсихологической теории общения, в которой общение выступило бы не просто как важная среди равных категорий и не просто как один из методологических принципов, а как центральная категория и главный объяснительный принцип . Подобную «острую» постановку проблемы следовало бы мотивировать не тем, что общение будто бы не может быть рассмотрено с точки зрения схемы предметной деятельности, разработанной А.Н. Леонтьевым, как полагает Б.Ф. Ломов (1975; 1979) , а стремлением детально проработать саму категорию общения, чтобы проследить до конца все ее потенциальные возможности, стремлением, вытекающим из понимания огромного (хотя, естественно, не безграничного) значения этой категории для общей теории психологии.

Итак, мы убеждены в том, что создание общепсихологической теории (равноранговой теориям отношения, установки и деятельности), которая сделала бы общение центральной категорией и последовательно свела бы к ней все психологические реалии, принципиально возможно и даже желательно.

Но одно дело принципиальная возможность и желательность и совсем другое - фактическая возможность. То реальное историко-научное обстоятельство, что эта теория, во-первых, начала развиваться в ситуации наличия уже вполне развитых общепсихологических концепций и, во-вторых, что она объективно является завершающей сложившуюся парадигму, противодействует ее оформлению в чистом виде. Это противодействие «самой истории» на поверхности научной жизни проявилось в интенсивной дискуссии о месте и значении категории общения в системе психологического знания (Абульханова-Славская, 1980; Гусев, 1980; Леонтьев, 1975; Ломов, 1975, 1979, 1981; Радзиховский, 1982 и др.). Нам кажется, что за разноголосицей взглядов и формулировок, прозвучавших в дискуссии, начинают вырисовываться контуры общей, единой для всех онтологической схемы, которая соответствует приведенной выше типологии психологических единиц жизни.

Рис. 1. Объединенная схема «психологических единиц»

На схеме одна из вершин треугольника символизирует индивида (И), вторая - вещь (В), третья - другого индивида (также И, чтобы не обозначать как «Ид», во избежание очевидных ассоциаций). Каждого индивида и вещь связывает деятельность (Д), в рамках которой индивид выступает как субъект (С), а вещь - как предмет (П) или объект (О). Вектор внутри тела деятельности, направленный от субъекта к предмету, символизирует установку (У). Двух индивидов связывает между собой общение (Об), в рамках которого они выступают друг по отношению к другу как Ты и Я. Вектор внутри общения, направленный от Я к Ты, означает отношение (От).

Эта схема изображает целостную «единицу» жизненного мира человека в дифференцированном виде. Изначально в жизненном мире ребенка все ее элементы слиты в одно нерасчлененное единство. Младенец, кормящийся у груди матери, не отличает себя от акта сосания, от молока, от матери. Но и затем, в жизненном мире взрослого, хотя и происходит реальная дифференциация всех указанных моментов, сохраняется их генетическое и функциональное единство. Поэтому психолог, делая предметом своего исследования индивидуальную ли деятельность субъекта, совместную ли его деятельность с другим человеком (на схеме - связка С - П/В/0-С) или любой другой фрагмент целостности, должен осознавать, какую именно он при этом производит абстракцию.

Возьмем для примера самый «непсихологический» пункт схемы - полюс вещи. Разумеется, вещь сама по себе не может интересовать психологию, поэтому-то классическая психология, отвлекаясь от всей системы связей, вводящих вещь в человеческое бытие, отказывалась включать ее в психологическую онтологию. Вещь, как она предстает перед психологическим взглядом на реальность, должна браться и как предмет, то есть в своем отношении к деятельности субъекта, и как объект, то есть нечто произведенное или хотя бы выделенное из мировой связи для субъекта другим человеком (людьми), словом, как объективация деятельности другого, и как точка схождения совместного действия, и даже как отношение человека к человеку (Зинченко, Смирнов, 1983). «Предмет как бытие для человека, как предметное бытие человека есть в то же время наличное бытие человека для другого человека, его человеческое отношение к другому человеку, общественное отношение человека к человеку» (Маркс, т. 2, с. 47). Эта философская формула имеет отношение к самой обыденной реальности. Скажем, плохо сшитый костюм - это не просто некий вещный продукт работы портного, это «наличное бытие» портного «для другого человека», в котором в предметной форме выражается его «человеческое (или нечеловеческое) отношение к другому».

Таким образом, любой фрагмент «жизненного мира», становясь предметом психологического исследования, должен рассматриваться во всей сложной системе опосредствований, в результате которой он в действительности выделяется как некая отдельность из целостного «жизненного мира». Любое конкретное экспериментальное исследование должно задавать совокупность условий отвлечения своего предмета от этой целостности, только тогда оно может рассчитывать на сознательное и последовательное выявление реальных закономерностей.

Что касается теоретико-методологических исследований, то целый ряд категорий, представленных в схеме, уже достаточно хорошо проработан в отечественной психологии - это категории субъекта, индивидуальной предметной деятельности, отношения, установки. Теперь же на первый план должна выйти разработка категорий совместной деятельности, «совокупного действия» (Зинченко, Смирнов, 1983; Рубцов, 1987), и особенно категорий «другого» и «общения».

Подведем итоги. Было показано историческое и логическое единство категорий деятельности, общения, установки и отношения. Эти категории являются производными от единой онтологии «жизни человека в мире», содержащей в себе два аспекта - «жизнь человека» и «мир». Преимущественная заслуга разработки этих онтологических категорий, образующих фундамент единой общей психологии, принадлежит С.Л. Рубинштейну (1946; 1976). В этом его исторический вклад в систему советской психологии.

Разумеется, предложенная типологическая схема - не более чем историко-психологическая гипотеза. В рамках одной главы невозможно доказать эту гипотезу. Но главный смысл проведенного анализа даже не в таком доказательстве, а в демонстрации того, что поставленная Л.С. Выготским проблема единой общей психологии к 1980-м годам превратилась в конкретную теоретическую задачу создания единой категориальной системы, синтезирующей основные идейные достижения отечественной психологической мысли. Социальные перемены 1980- 1990-х годов вывели такого рода задачу из круга актуальных, но логика истории не терпит пустоты - в том или ином виде эта задача должна быть решена.

Задачу данного исследования составляет методологический анализ развития проблемы поведения от теории условных рефлексов, созданной И.П. Павловым, до физиологии активности, разработанной Н.А. Бернштейном. Мы попытаемся выявить тот коренной сдвиг в физиологическом мышлении, который произошел, когда науки о поведении шагнули на очередную ступень, именуемую физиологией активности. Естественно, что только имея перед собой сам этот шаг в развитии физиологического понимания поведения, мы обретаем возможность рефлексивно оглянуться назад на исходную точку, от которой он был сделан, - теорию условных рефлексов - и выявить тот методологический каркас, который поддерживал, но, понятно, и сдерживал традиционное физиологическое мышление. Опираясь на гениальную2 теорию Н.А. Бернштейна, не так уж трудно методологически препарировать учение об условных рефлексах и развенчивать его претензии на универсальное объяснение поведения. Но при этом автору меньше всего хотелось бы, чтобы при чтении этого текста складывалось впечатление о том, что роль и значение научных трудов И. П. Павлова недооцениваются, - они не нуждаются в аттестации. Просто для того, чтобы по достоинству оценить вклад И.П. Павлова в развитие физиологических знаний, необходимо было бы осуществить исследование обратного, ретроспективного порядка, подобное, например, тому, которое выполнено в книге П.К. Анохина «От Декарта до Павлова» (1945). Структура и план исследования таковы.

Сначала мы осуществим первичный методологический анализ теории условных рефлексов И.П. Павлова. Анализ будет вестись по таким выделяемым в современной методологии науки звеньям научной теории, как онтология, объект, предмет, идеальный объект и метод исследования. Затем по подобной схеме будет проанализирована теория Н.А. Бернштейна, названная им «физиологией активности». Наконец, в завершающей части будет дано сопоставление методологий обеих концепций.

Несмотря на симметрию теорий И.П. Павлова и Н.А. Бернштейна в намеченном плане изложения, по отношению к задачам нашего методологического изыскания они занимают различное положение. Теория условных рефлексов и стоящая за нею философия являются главным предметом методологической критики. «Физиология активности» предстает как «плацдарм», с которого эта критика ведется, как образец физиологической теории, блестяще воплотившей совсем иные, необыкновенно плодотворные для исследования поведения методологические принципы. И хотя философско-методологические симпатии автора явно на стороне «физиологии активности», авторская позиция не совмещается полностью с голосом этого «положительного героя». Такой позицией, точкой зрения, с которой ведется исследование, является психологическая теория деятельности (Леонтьев, 1972). Хотя сама она почти не будет выходить на сцену, именно ее общетеоретическими потребностями и задачами, ее интересами к проблеме поведения и к тому, как ее решают смежные науки, ее собственными методологическими поисками мотивировано все исследование.

Название главы можно было бы стилизовать под логическую формулу «(Павлов & Скиннер) V Бернштейн?», пытаясь так выразить, во-первых, утверждение, что истинно одно из двух - либо теория Н.А. Бернштейна, либо концепции И.П. Павлова и Б.Ф. Скиннера вместе взятые, а во-вторых, вопрос - что же все-таки истинно? Однако от подобного заголовка пришлось отказаться потому, что о теории И.П. Павлова речь пойдет только в самом конце главы, а фамилия Н.А. Бернштейна и его конкретные теоретические идеи почти вовсе не будут фигурировать на последующих страницах; но, главное, потому, что для автора эта дизъюнкция уже потеряла свой вопросительный знак, она решена в пользу Н.А. Бернштейна. Авторская точка зрения совмещена в рамках данной работы с той методологической и теоретической позицией, которую символизирует имя Н.А. Бернштейна, и анализ оперантного бихевиоризма Б.Ф. Скиннера ведется с опорой именно на это основание, само по себе остающееся вне обсуждения, как бы вынесенным за скобку. Что касается знака конъюнкции между Павловым и Скиннером, то он использован здесь скорее в психологическом, чем в логическом смысле и выражает сложившееся у автора убеждение, что концепции этих ученых вырастают из одного и того же методологического корня, имеют один и тот же философский и методологический «генотип», черты которого, несмотря на все «фенотипические» различия, явно проступят, если поставить эти две теории рядом.

«Поставить теории рядом» - значит придать им сопоставимую форму, чтобы можно было сравнивать не по их самопредъявлению, не по поверхностным признакам, а по внутренней сути. Для этого нам понадобится методологически препарировать концепцию радикального бихевиоризма так же, как это было сделано в предыдущей главе по отношению к теории условных рефлексов и с помощью того же, уже знакомого читателю методологического аппарата (онтология - основной идеальный объект - предмет - объект - метод).

Радикальный бихевиоризм Б.Ф. Сканера

В такого рода контекстах хорошо видно, как слова «марксистская», «материалистическая» используются не столько как точные философские термины, сколько как идеологические замены слов «подлинная», «истинная», «реальная», «содержательная». - Прим.1998 г.

Марксизму как официальной идеологии присягали все три теории, это была непреложная идеологическая константа. Проблема действительных отношений той или иной концепции с действительной философией Маркса в советское время не могла быть поставлена, ибо сам факт такой проблематизации, независимо от личной искренности вопрошающего, социально-идеологическим контекстом превратился бы в донос Сейчас же выяснение отношений той или иной теории с марксизмом - историко-психологическая задача вполне правомочная, хотя, впрочем, столь же не актуальная. Ограничиваясь первыми впечатлениями, можно отметить, что теория установки внутренне была совершенно независима от марксизма, теория деятельности, напротив, сознательно развивалась А. Н. Леонтьевым именно как конкретно-научная психологическая реализация марксовой философии. Что касается теории отношений, хотя она и «припала» к небольшому набору подходящих цитат из сочинений Маркса, трактующих проблему человеческих отношений, но сам В.Н. Мясищев, обладая, нужно думать, многими талантами, в том числе и глубокой теоретической интуицией, был, кажется, лишен дара точной категориальной проработки своей теоретико-философской позиции. И, тем не менее, у всех трех концепций была, в самом деле, глубинная философско-методологическая общность, которая роднила их между собой и роднила с философией Маркса, но кроме нее и со множеством других направлений мысли, и которая в самом деле отличала их от психологической классики XIX века. Это общее - представление о том, что человеческая психика определяется реальным процессом жизни человека - приписывалось марксизму как единственному легальному (и по советской логике - «единственно истинному») философскому источнику, независимо от того, как дело обстояло на самом деле. Образно говоря, научный товар у всех трех теорий был вполне качественным и по принципиальным характеристикам сходным, но кроме того у всех имелся сертификат «марксистского», независимо от того, «производился ли он на Малой Арнаутской улице в Одессе» или был по происхождению настоящим «марксистским». - Прим.1998 г.

Нужно настойчиво подчеркнуть, что речь идет только об акцентах развития теорий и соответственно о доминантах кристал-лизирующихся в них категорий. Признание и научно-психологическое раскрытие социальной сущности человека, его психики и деятельности является существенным и неотторжимым свойством теорий деятельности и установки. Это утверждение не требует специального доказательства. Достаточно вспомнить, что, по А.Н. Леонтьеву, деятельность человека всегда включена в систему отношений общества (Леонтьев, 1975, с. 82), что предмет ее - всегда человеческий, общественный предмет (Леонгьев, 1972, с. 364–366), что, по формулировке Д.Н. Узнадзе, «человек живет и действует, то есть существует, не только для себя, но и для другого; особенно следует остерегаться того, чтобы опять противопоставить «общество», как «абстракцию», «индивиду»» (Узнадзе, 1966, с. 275). Равным образом В.Н. Мясищев, считая главным «…изучение человека прежде всего в его связях с людьми» (Мясищев, 1960, с. 230), конечно же, не абстрагировался и от его связей с предметной действительностью, не зря ведь в исследованиях 1930-х годов основное внимание он уделял отношению человека к труду. Все говорили обо всем, но логические ударения делали разные

В.Н. Мясищев (1970, с. 12) писал, что установка и отношение не представляют собой «в конкретном плане процесса, хотя и могут изменяться».

Такая концепция позволила бы (а) ассимилировать огромный пласт исторических и онтогенетических фактов, где вещь выступает в действии и отношении к ней человека как «другой» (которого можно любить и ненавидеть, поклоняться и презирать) (Зинченко, Смирнов, 1983, с. 24), и (б) теоретически освоить в общепсихологическом контексте достаточно подробно проработанные вне этого контекста (в частности, в психоанализе и аналитической психологии, в трансакци-онном анализе и теории ролей, в философии и филологии) представления о личности как внутреннем общении, как «полифонии», а не «монолите» или механической структуре (Рубинштейн, 1976, с. 334; Цапкин, 1994).

Такое рассмотрение и возможно, и продуктивно, как показывает прекрасная (но почти незамеченная из-за малого тиража) работа Г.В. Гусева (1980).

Эта «связка» - одна из множества возможных частных модификаций исходной схемы (ср. с предложенной Б.Ф. Ломовым схемой «субъект - субъект», где средний элемент опущен, а также с выдвинутой Л.А. Радзиховским схемой «субъект - объект - субъект» (Радзиховский, 1982), в которой средний элемент присутствует, но в нерасчлененном виде). Упомянутое множество возможных модификаций создается, во-первых, тем, что в каждом конкретном случае могут рассматриваться не все компоненты исходной схемы, а во-вторых, тем, что структурные места схемы не связаны жестко с наполняющим их содержанием. Скажем, структурное место «вещи» может занять деятельность другого человека или «мое» отношение к другому человеку и т. д. Анализ этого множества - задача особого исследования.

Предыдущая статья: Чему равна скорость света Следующая статья: Гармонические колебания Физика формула частоты колебаний