Главная » Засолка грибов » Зигмунд бауман индивидуализированное общество. Зигмунт Бауман: Индивидуализированное общество

Зигмунд бауман индивидуализированное общество. Зигмунт Бауман: Индивидуализированное общество

В издательстве «Питер» вышла книга Зигмунта Баумана «Текучая современность». Эта работа принадлежит перу известного мыслителя и интерпретатора современности, а потому, видимо, она еще долго не устареет. И все же: насколько удачна эта книга?

В 2008 г. в издательстве «Питер» вышла книга Зигмунта Баумана «Текучая современность» . Эта работа принадлежит перу известного мыслителя и интерпретатора современности, а потому такие книги, вообще говоря, долго не устаревают. Данная же книга является настолько современной и актуальной, что дальше уж просто некуда. И все же: насколько удачна эта книга? Что хотел нам сказать известный профессор? Стоит ли читать этот наукообразный фолиант?

1. Рыхлая книга с интересными идеями. Обсуждаемая книга во многих отношениях является странной и необычной. Прежде всего, следует определить, к какому жанру это произведение относится. Сам автор считается социологом и искренне полагает, что он пишет социологические тексты, но, на наш взгляд, это не совсем так. Было бы правильнее их оценивать как тексты философские; это не научный трактат, а некое обширное философское эссе. Может быть, книгу З.Баумана следовало бы оценить как социальную публицистику, но все-таки не как научную монографию.

Дело в том, что у Баумана нет никакой теории происходящего в мире, нет никакой законченной концепции - есть только некие аналогии и метафоры. В этом смысле его работа многими даже российскими социологами воспринимается как публицистика, не имеющая большого значения для науки как таковой. Здесь мы сталкиваемся с интересной проблемой, ибо Зигмунт Бауман отнюдь не свободный мыслитель. Он даже сейчас является почетным профессором университета Лидса (Великобритания) и Варшавского университета (Польша). Тем самым, получив признание академических структур, он все же не является классическим академическим исследователем. Об этом, кстати, говорят и его ссылки на литературу, где большую часть источников составляют книги знаменитых философов и газетные статьи. На наш взгляд, для академической профессуры такая структура используемой литературы выглядит довольно экстравагантно.

Теперь о самой книге. Она написана тем самым рыхлым языком, который характерен для публицистики и философии. В ней жестких тезисов, их обоснования и развития. В ней нет нагромождения фактов, что-либо доказывающих. Все делается Бауманом как бы вскользь. Некоторые наблюдения сопровождаются скудными фактами, иногда все снабжается авторским удивлением, перерастающим в сетование на жизнь. Но и это все не было бы так страшно, если бы сам текст был плотным, но это не так.

Если попытаться бросить взгляд с высоты прочитанной книги, то можно констатировать следующее. Самыми интересными фрагментами книги являются предисловие и послесловие. Именно здесь сосредоточено все самое интересное. Здесь сформулированы основные метафоры, которые на протяжении всей книги лишь немного развиваются и поясняются. И самое удивительное, что это развитие у Баумана получилось каким-то слабым. По прочтении книги складывается ощущение пустоты - все вроде бы и так было ясно. Любопытно, что это ощущение возникало у многих читателей этой книгу. Следовательно, и само впечатление о слабости «тела» книги является не настолько уж субъективным.

К сказанному надо добавить и недостаточно четкую артикуляцию Бауманом некоторых идей. При малейшем ослаблении внимания при чтении книги некоторые из его идей можно просто упустить. Короче, читатель часто должен сам заканчивать многие мысли писателя, а это уже довольно большая нагрузка.

Но было неправильно ограничиться только критикой. В книге много тонких и неординарных наблюдений, много пассажей, над которыми вдумчивому читателю имеет смысл задуматься. И это во многом оправдывает имеющиеся у обсуждаемой книги слабости.

2. Многоаспектность идеи текучего мира. В предисловии Бауман довольно недвусмысленно проговаривает основную идею книги - идею текучести и проницаемостимира. И здесь он пользуется изящными метафорами. Например, он говорит о разжижении мира, обращая внимание читателя на то, что жидкости легко придать любую форму, но сложно эту форму сохранить. Так же и современный мир - он постоянно меняется, а потому он плохо понимаем и плохо управляем.

Текучесть современного мира, по Бауману, отражает колоссальную свободу человека в этом мире. Все стало открытым, проницаемым, динамичным. Следовательно, и сама текучесть и проницаемость мира воплощают в себе главную ценность современности - свободу. И здесь З.Бауман делает действительно неожиданный пассаж, говоря о специфике современных войн. Он справедливо указывает на то, что все те военные операции, которые осуществляли США в Ираке, Афганистане и Югославии, не ставили перед собой завоевание их территории. По мнению Баумана, территория этих стран уже сама по себе никому не нужна. А что же тогда нужно было американскому истеблишменту? И Бауман дает довольно изящный ответ на этот вопрос: США, будучи оплотом свободы, текучести и проницаемости, хотят распространить эту самую свободу, текучесть и проницаемость на весь остальной мир. Они хотят устранить барьеры, мешающие текучести и проницаемости отдельных стран. В противном случае в мире будут возникать острова «твердости», «закрытости» и «непонятности». И такие политические анклавы идут в разрез современным мегатрендам по преодолению всяческих границ. Не удивительно, что основной поток сметает эти островки «непроницаемости».

Сказанное акцентирует внимание читателя на том, что со временем изменился сам смысл ведения войн. В этом контексте становятся абсурдными опасения российских националистов по поводу возможного нападения США на Россию с целью захвата ее территории. Пространство и территория сами по себе уже никому не нужны. И здесь Бауман по-настоящему оригинален. Похоже, что здесь он очень точно уловил своеобразие современного мира и произошедший слом старой военной парадигмы.

Главная же идея книги состоит в отстаивании тезиса о непредсказуемости жизни, об отсутствии четко определенного вектора эволюции личности и общества. И здесь Бауман использует множество метафор. Например, он говорит о «расплавленности» условий человеческой жизни . Говорит и «о незнании целей вместо незнания средств» в новом «легком» капитализме . Цели размываются, меняются как в калейдоскопе, а потому они уже не могут служить основой рационального поведения современного человека. Накладываясь на «расплавленные» условия жизни, они создают хаотическое кружево действий людей, где отсутствует какой-либо явственный стержень. И этот хаос дополняется «контейнером возможностей», причем как еще не обнаруженных, так и уже упущенных . И этих возможностей столько, что их нельзя исследовать за любую отдельную жизнь, какой бы долгой и насыщенной она ни была. Эти возможности, переплетаясь со свободой современной личности, приводят к колоссальной инверсии жизненных стратегий. Начинает действовать абсурдный принцип: «Мы нашли решение. Давайте теперь найдем проблему» .

Описанная каша действий современного субъекта приводит к тому, что сам социум принципиально трансформируется. Но в каком направлении? И Зигмунт Бауман выражает солидарность с Марком Грановеттером, говоря о том, что наше время - это время «слабых связей» между субъектами . Причем эта слабость распространяется по двум направлениям: в глубину (связи становятся поверхностными, не глубокими) и во времени (они очень кратковременные, не стойкие). А такие легкие и короткие соприкосновения между людьми очень уж напоминают броуновское движение. Следовательно, социальная система буквально переполняется энтропией, двигаясь либо к своей «тепловой смерти», либо к качественному преобразованию. Отсюда вытекает вывод, что современное общество подошло к некоему важному качественному эволюционному рубежу. А коли это так, то неудивительны разнообразные апокалиптические настроения относительно нашего будущего.

Слабость связей и обретение личностью колоссальной свободы естественным приводят к коррозии и распаду института гражданства . Действительно, интересы индивидуума уже не могут ассоциироваться с каким-то конкретным обществом и с какой-то конкретной территорией. Если индивидууму надо покинуть это общество и эту страну в целях улучшения своего самочувствия, он может и даже должен сделать это. Данный выбор детерминируется главенством индивидуальности над общественными интересами и любыми национальными задачами. Тем самым гипертрофированный индивидуализм автоматически приводит к космополитизму, что, на первый взгляд, может восприниматься в качестве парадокса.

3. Скорость между пространством и временем. На первый взгляд, это может показаться странным, но книга Баумана является своеобразной социальной аранжировкой теории относительности, увязывающей пространство со временем. Учитывая, что скорость - это время освоения пространства, Бауман оперирует этими тремя категориями и сквозь них пытается осмыслить происходящие изменения. И, надо сказать, это плодотворный подход.

Отталкиваясь от самоочевидного факта возрастания скорости всех социальных процессов и взаимодействий, Бауман приходит к логичному выводу о том, что пространство постепенно утрачивает свою ценность. Именно этим обстоятельством и объясняется нежелание США «захватывать» чужие территории во время военных конфликтов.

Следующий важный вывод, который делает Бауман, состоит в том, что именно скорость движения стала главным фактором социальной стратификации и социального доминирования . Именно скорость мышления и действий человека выступает в качестве главного показателя его экономической эффективности. Между тем сама скорость тем выше, чем свободнее человек от всяческих обременяющих его «вещей» и «обязательств». Можно сказать, что чем меньше индивидуум привязан к материальным благам, тем легче ему перемещаться в пространстве, тем он быстрее, эффективнее и тем больше его власть над себе подобными. Налицо кажущийся парадокс: чем меньше «грубой» собственности у человека, тем он более могуществен. И здесь Бауман находит убедительные примеры этой удивительной закономерности.

Во-первых, это специфика современных богатых людей. Типичный пример - Билл Гейтс, который, как утверждает Бауман, на протяжении жизни не накапливал ничего, кроме расширяющегося диапазона доступных возможностей . Билл Гейтс не чувствует никакого сожаления, расставаясь с имуществом, которым он гордился еще вчера . Именно самые высокопоставленные и могущественные люди наших дней избегают какой-либо долговечности и каких-либо привязанностей, тогда как социальные низы всячески стараются продлить существование своего ничтожного имущества. Именно в отношении к «грубой материи» лежит водораздел между социальными верхами и низами.

Во-вторых, это специфика богатых народов. В бедных странах по-прежнему просматривается привязка людей к месту рождения, к недвижимости, тогда как в богатых странах такие привязанности воспринимаются как признак дурного тона и заменены на стремление к максимальной свободе и подвижности. Тем самым скорость разделяет как каждое конкретное общество на «передовых» и «отсталых» людей, так и весь мир - на «передовые» и «отсталые» страны.

Таким образом, по мере девальвации пространства происходит рост ценности такого непонятного и нематериального фактора бытия, как время. Кто лучше им овладевает, тот и владеет современным миром.

Здесь следует отметить поразительное озарение Баумана, выраженное, как всегда, вскользь и не слишком четко. Само объединение людей в какие-либо социальные группы и классы происходит из-за недостатка у них возможностей . Именно это и заставляет их сбиваться в массивные образования, которые против огромных индивидуальных возможностей элиты противопоставляют свою человеческую «массу». Отсюда можно сделать и более общий вывод: возможности разделяют людей, тогда как отсутствие возможностей - объединяет их. Этот вывод полностью согласуется с возрастанием свободы и возможностей в современном мире на фоне ослабления каких-либо социальных связей.

4. История, идущая вспять. Переосмысливая историю, Бауман и здесь делает ряд интересных замечаний. Речь идет, прежде всего, о «цивилизационном зигзаге», который мы сегодня можем наблюдать. В данном случае имеется ввиду следующее. Нынешняя цивилизация, как известно, была создана оседлыми народами, ибо любое материальное творчество предполагало стабильность и устойчивость. Перемещаясь со стадами по степи и пустыне, трудно создать какие-либо значимые артефакты. И неудивительно, что именно оседлым народам традиционно отводилась роль «цивилизаторов». Однако сегодня все переворачивается: новоявленные народы-кочевники становятся авангардом социального и технологического прогресса. Экстерриториальная подвижность становится символом прогресса, а избыточная оседлость - признаком деградации . Роль «цивилизаторов» переходит от малоподвижных народов к высокомобильным этносам. Само наличие этого парадокса истории является чрезвычайно интересным, вскрывая некие глубинные и поистине гигантские циклы, лежащие в основе развития общества и цивилизации.

Описанный «цивилизационный зигзаг» получает изящную интерпретацию у самого Баумана: «история - это процесс забывания в той же мере, что и процесс научения» . Не исключено, что сегодня человечество должно «забыть» те ценности, которые имели такое большое значение на протяжении нескольких последних тысячелетий: стабильность, наличие избытка времени, неспешность и неторопливость, привязка к конкретной точке физического пространства и т.п. На смену им пришли их антиподы.

И в этой точке мы приходим к одному важному противоречию. Именно промедление выступало всегда в качестве основы прогресса. Именно спокойствие и обстоятельность позволяли людям совершенствоваться самим и совершенствовать свои артефакты . Однако нынешняя культура ведет войну с промедлением . Такого в обозримой истории еще не было. Но скорость не способствует мышлению, во всяком случае, мышлению о будущем, долгосрочному мышлению. Мысль требует паузы и отдыха для того, чтобы «дать себе достаточно времени» для подведения итогов . Чем же это грозит?

Данный вопрос возникает сам собой, однако Зигмунт Бауман его не задает и даже не пытается дать хотя бы ориентировочный ответ на него. Не вдаваясь в дискуссионные подробности этой темы, укажем лишь, что сейчас уже есть вполне обоснованное мнение о грядущей трансформации самой ментальности человека. Речь идет об очередном очень важном витке в развитии живой материи - возникновении сверхразума или, выражаясь менее пафосно, социальной группы людей с развитой интуицией . Не исключено, что на столкновении указанных противоречий и будет найдено решение в виде новых ментальных возможностей человека.

5. Социология как наука. В завершение обзора книги Баумана следовало бы сказать несколько слов о его понимании социологии как науки. Честно говоря, его понимание весьма далеко от академических традиций. Бауман считает, что социология должна быть нацелена на раскрытие возможности жить вместе по-другому, с меньшим страданием .

Трудно что-либо возразить на подобную интерпретацию. На наш взгляд, здесь Бауман опять-таки выступает, скорее, как философ и социальный мыслитель, нежели как современный академический социолог. Указанную трактовку можно оспаривать, но лучше попробовать понять то, что Бауман уже подытожил и изложил. Его работа не является бесспорной, но в ней множество интересных мыслей, нуждающихся в развитии. И это главное.

Литература

  1. Бауман З. Текучая современность. СПб.: Питер, 2008.
  2. Третий инстинкт (http://instinct3.narod.ru).

Агрегатор новостей 24СМИ

Зигмунт Бауман (Zygmunt Bauman, 19 ноября 1925, Познань, Польша) — британский социолог. Профессор Лидского университета; известен благодаря своим исследованиям Холокоста и постмодернистского консумеризма. В сферу его научных интересов входят глобализация, антиглобализм/альтерглобализм, модерн, постмодерн, модернити.

Родился в еврейской семье. В самом начале Второй мировой войны (1939), спасаясь от оккупировавших Польшу немецких нацистов, семья Бауманов уехала в СССР. Молодой Зигмунт, тогда убеждённый коммунист, ушёл добровольцем в просоветскую 1-ю армию Войска польского. Принимал участие в сражении при Кольберге (ныне Колобжег) и Берлинской операции, за что в мае 1945 года был награждён Военным крестом за доблесть. Дослужившись до чина капитана, в качестве политического комиссара продолжил под псевдонимом «товарищ Степан» службу во внутренних войсках (KBW) Польской народной республики.

Параллельно со службой Бауман изучал социологию в Варшавской Академии социальных наук — польском аналоге Высшей партийной школы.

Хотя в KBW Бауман дошёл до майора, но его достижения были внезапно поставлены под угрозу в 1953 году. Его отец, придерживавшийся сионистских взглядов, связался с израильским посольством по поводу возможности эмиграции. Несмотря на то, что Зигмунт был последовательным противником сионизма, он был уволен из госбезопасности, что, впрочем, не помешало ему закончить учёбу в университете. С 1954 по 1968 год он постоянно работает в Варшавском университете.

Во время своего выезда в Лондонскую школу экономики Бауман под научным руководством Роберта Макензи закончил работу над подробным исследованием истории британского социалистического движения, вышедшим отдельной книгой в 1959 году на польском языке (в 1972 году дополненное и переработанное издание было опубликовано на английском).

В условиях усилившегося политического давления в результате антисемитской кампании министра-популиста Мечислава Мочара Бауман отказался от членства в правящей Польской объединённой рабочей партии в январе 1968 года. В конечном итоге, курс Мочара вылился в антисемитскую чистку марта 1968 года, когда большинство критически мыслящих интеллектуалов еврейской национальности были выдворены из страны. Бауман, уволенный из университета, был вынужден отказаться от польского гражданства, чтобы выехать из Польши. Первоначально он эмигрировал в Израиль и некоторое время преподавал в Тель-Авивском университете. С 1971 по 1990 год — профессор социологии в Университете Лидса. Работая в Великобритании, Зигмунт Бауман, уже в качестве мыслителя-постмодерниста, обрёл мировое признание, оказывая значительное влияние на разнообразных авторов от новых левых до либералов. С конца 1990-х он является одним из признанных теоретиков альтерглобалистского движения.

21 апреля 2011 года Зигмунт Бауман прочитал лекцию в Москве. При поддержке Фонда поддержки гражданских инициатив (директор Михаил Ремизов) Бауман приехал в Россию по приглашению проекта «Публичные лекции «Полит.ру».

Книги (3)

Индивидуализированное общество

Книга видного британского социолога посвящена новому состоянию общественной жизни, которое представляет собой исторический итог модернизации и дерегулирования социально-экономических и политических отношений. Это общество, определяемое автором как индивидуализированное, отличают усиление роли неконтролируемых человеком сил и тенденций, подавление тех проявлений человеческого духа, которые в прошлом вдохновляли людей к социальным преобразованиям. Благодаря глубокому пониманию реалий эпохи и незаурядному литературному дару автора книга вызвала широкий общественный резонанс и увидела свет в переводе на многие языки.

Для социологов, философов, историков, психологов и представителей других социально-гуманитарных наук. Представляет интерес для широкого круга читателей.

Мыслить социологически

Книга написана известным британским социологом Зигмунтом Бауманом.

В ней автор стремится дать ответ на вопросы, как социология получает знания об обществе и чем оправдано само существование социологии в обществе. Главная цель книги — показать, что социологическое мышление способно стать силой свободного человека.

Книга предназначена для студентов и преподавателей высших учебных заведений, а также всех тех, кто интересуется социологическими проблемами общества.

Свобода

Книга Зигмунта Баумана, одного самых ярких мыслителей послевоенной Европы, рассматривает феномен свободы в его социальном измерении — не как свойство или достояние человека, а как социальное отношение, связывающее его с другими людьми, различными социальными институтами и обществом в целом.

Считая свободу естественным и универсальным состоянием человека, социальные науки как правило сосредоточены на феноменах несвободы, однако, как показывает автор, в действительности свобода представляет собой продукт определенного общественного устройства, подлежащий как критическому анализу, так и историческому развитию.

Биография

Родился в семье польских евреев. В самом начале Второй мировой войны (1939), спасаясь от оккупировавших Польшу немецких нацистов, семья Бауманов уехала в СССР. Молодой Зигмунт, тогда убеждённый коммунист, ушёл добровольцем в просоветскую Свободную Польскую Армию Polish First Army . Принимал участие в сражении при Кольберге (ныне Колобжег) и Берлинской операции, за что был награждён Военным крестом за доблесть в мае 1945. Дослужившись до чина капитана, в качестве политического комиссара продолжил под псевдонимом «товарищ Степан» службу в органах государственной безопасности (KBW) Польской народной республики.

Параллельно со службой Бауман изучал социологию в Варшавской Академии социальных наук - польском аналоге Высшей партийной школы. Поскольку социология как специальность была на время исключена из учебных планов за свою «буржуазность», в дальнейшем он продолжил свою учёбу на философском факультете Варшавского университета. Среди его учителей были ведущие социальные философы Польши Станислав Оссовский и Юлиан Хохфёльд.

Хотя в KBW Бауман дошёл до майора, но его достижения были внезапно поставлены под угрозу в 1953. Его отец, придерживавшийся сионистских взглядов, связался с израильским посольством по поводу возможности эмиграции в Израиль. Несмотря на то, что Зигмунт был последовательным противником сионизма, он был уволен из госбезопасности, что, впрочем, не помешало ему закончить учёбу в университете. С 1954 по 1968 он постоянно работает в Варшавском университете.

Во время своего выезда в Лондонскую школу экономики Бауман под научным руководством Роберта Макензи закончил работу над подробным исследованием истории британского социалистического движения, вышедшим отдельной книгой в 1959 на польском языке (в 1972 дополненное и переработанное издание было опубликовано на английском). Это была первая книга Баумана; за ней последовали «Социология на каждый день» («Socjologia na co dzień», 1964; впоследствии она стала основой для выпущенного в 1990 англоязычного труда «Мысля по-социологически») и ряд других книг, рассчитанных как на специалистов, так и на широкую аудиторию. В них автор выступает с марксистских позиций, но не в русле официальной идеологии стран восточного блока, а на основании марксизма Антонио Грамши с примесью «философии жизни» в интерпретации Георга Зиммеля. В силу своей близости к критической теории западного марксизма он так и не получил профессорское звание, несмотря на то, что Бауман де-факто исполнял обязанности Юлиана Хохфёльда после назначения последнего заместителем директора парижского Департамента социальных наук ЮНЕСКО в 1962.

В условиях усилившегося политического давления в результате антисемитской кампании министра-популиста Мечислава Мочара Бауман отказался от членства в правящей Польской объединённой рабочей партии в январе 1968. В конечном итоге, курс Мочара вылился в антисемитскую чистку марта 1968, когда большинство критически мыслящих интеллектуалов еврейской национальности были выдворены из страны. Бауман, уволенный из университета, был вынужден отказаться от польского гражданства, чтобы выехать из Польши. Первоначально он эмигрировал в Израиль и некоторое время преподавал в Тель-Авивском университете. С 1971 по 1990 профессор социологии в Университете Лидса. Работая в Великобритании, Зигмунт Бауман, уже в качестве мыслителя-постмодерниста, обрёл мировое признание, оказывая значительное влияние на разнообразных авторов от новых левых до либералов. С конца 1990-ых он является одним из признанных теоретиков альтерглобалистского движения.

Бауман женат на писательнице Янине Бауман и имеет трёх дочерей, включая художницу Лидию Бауман и архитектора Ирену Бауман.

21 апреля 2011 года Зигмунт Бауман прочитал лекцию в Москве . При поддержке Фонда поддержки гражданских инициатив (директор Михаил Ремизов) Бауман приехал в Россию по приглашению проекта "Публичные лекции «Полит.ру» .

Свобода

Согласно З. Бауману, свобода в её социальном измерении - не свойство или достояние человека, но социальное отношение, связывающее его с другими людьми, различными социальными институтами и обществом в целом. Социальные науки, рассматривая свободу в качестве естественного и универсального состояния человека, как правило оказываются сосредоточены на феноменах несвободы и всевозможных ограничениях свободы, однако - свобода - это продукт определённого общественного устройства, социальной организации, социальных практик, установлений и соглашений, и в этом смысле он исторически развивается и подлежит критическому анализу

Библиография

Книги

  • Бауман З. Мыслить социологически / Пер. с англ. под ред. А. Ф. Филиппова. - Москва: Аспект-пресс, 1996.
  • Бауман З. Индивидуализированное общество / Пер. с англ. под ред В. Л. Иноземцева; Центр исслед. постиндустр. о-ва, журн. «Свободная мысль». - Москва: Логос, 2002.
  • Бауман З. Глобализация. Последствия для человека и общества / Пер. с англ. - Москва: Весь Мир, 2004. -
  • Бауман З. Свобода / Пер. с англ. Г. Дашевского, предисл. Ю. Левады. - Москва: Новое издательство, 2006. - 132 с. - (Библиотека Фонда «Либеральная миссия».) -
  • Бауман З. О постмодерне
  • Бауман З. Текучая современность - Санкт-Петербург: Питер, 2008. - 240 с. -
  • Бауман З. Актуальность Холокоста - Москва: Европа, 2010. - 316 с.

Статьи и интервью

  • Бауман, З. Будущее свободы // Индекс: Досье на цензуру. - 2000. - № 9.
  • Бауман, З. Национальное государство - что дальше (фрагмент) / Пер. с англ. Григория Дашевского под редакцией Светланы Баньковской // Отечественные записки. - 2002. - № 6. - Третья глава книги Зигмунта Баумана «Глобализация» (Zygmunt Bauman. Globalization. Columbia University Press, 2000).
  • Бауман, З. Законодатели и толкователи: Культура как идеология интеллектуалов / Перевод с английского Светланы Силаковой // Неприкосновенный запас. - 2003. - № 1 (27). - Перевод статьи «Legislators and Interpreters: Culture as the Ideology of Intellectuals», in: Bauman Z. Intimations of Postmodernity. London: Routledge, 1992.
  • Бауман, З. Возвышение и упадок труда // Социологические исследования. - 2004. - № 5. - С. 77-86.
  • Бауман, З. Рассказанные жизни и прожитые истории // Социологические исследования. - 2004. - № 1. - С. 5-14.
  • Бауман, З.

англо-польск. социолог, автор ряда трудов по общей социологич. теории, анализу состояния современной социологии, по проблемам современности и постмодернизма. Соч.: Философия и постмодернистская социология // Вопросы философии, 1993, № 3; Мыслить социологически. М, 1996; Culture as Praxis. L., 1972; Modernity and Ambivalence. N.Y., 1990; Intimation of Postmodernity. Glencoe (111.), 1991.

Отличное определение

Неполное определение ↓

БАУМАН (Bauman) Зигмунд

р. 1925) - британский социолог польского происхождения, один из самых ярких и оригинальных представителей постмодернистской социальной теории. Получил образование в университетах Англии, Канады и США. Ныне почетный профессор университета в Лидсе (Великобритания). Воевал на стороне советской армии против фашистской Германии, был активным и убежденным коммунистом в послевоенной Польше. В 1950-х эмигрировал в Великобританию.

Б. - автор более 20 книг. Примечательна эволюция теоретических идей и исследовательских интересов Б. Его первая работа, опубликованная еще в Польше - "Между классом и элитой: эволюция британского рабочего движения" (1972), как и еще одна ранняя работа 1970-х - "Социализм: активная утопия" (1976), посвящены анализу социально-политических движений того времени. В этот же период Б. много работает над пролемами методологии социальных исследований: "Герменевтика и социальные науки" (1976); "К критической социологии" (1976). Самая известная книга Б. в 1980-х - "Законодатели и интерпретаторы" (1987) - является одной из ярчайших работ по политической социологии.

Тексты Б., вышедшие в 1990-х, составляют отдельный и без сомнения самый яркий этап его творчества - создание постмодернистской социологической теории. Работы этого периода: "Современность и противоположность" (1991), "Намеки постмодерности" (1992), "Жизнь во фрагментах: очерки по морали постмодерна" (1995), "Постмодерность и ее неудовлетворенности" (1997). Пожалуй, одна из самых знаменитых книг Б., переиздававшаяся ежегодно с 1993, - "Этика постмодерна". В работах конца 1990-х и начала 21 в. Б. обращается к актуальным социальным вопросам конца тысячелетия: глобализации, росту неравенства, тенденциям индивидуализации, будущему государства благосостояния: "Работа, консьюмеризм и новые бедные" (1998), "Глобализация: человеческие последствия" (1998), "Индивидуализированное общество" (2001), "Неустойчивая современность" (2000).

Как социальный теоретик, Б. рассматривает широкий круг тем и проблем, которые объединяет общая линия анализа динамики социальных трансформаций конца 20 в. В "постмодерном повороте" Б. видит не только критическую трансформацию ценностей и социальных форм модерна, но и возникновение специфических проблем, свойственных постсовременности. Несмотря на то, что эпоха модерна строилась на созидательном законотворческом разуме и устанавливаемом им же социальном порядке, в самом динамизме, в свободе и творчестве модерного разума, по мысли Б., содержится скепсис, двойственность и обратимость усилий к демонтажу и самодеструкции. Более того, эпоха модерна неотделима от того ужаса, который она содержит исторически и с которым модерный разум тщился справиться. Именно этот момент нестабильности и неопределенности гипертрофируется в пост-модерне, деконструируя социальный порядок через нара-щивание чувства дискомфорта, небезопасности, ненадежности, неуверенности, непредсказуемость.

В такой ситуации кризис рациональности и рационального действия неизбежен. Осмысленность и уверенность сменяются страхом и чувством незащищенности; стратегии конформизма теряются в избытке индивидуалистической неадекватности. Общая тенденция определяется Б. как "фрагментация жизни", со свойственной ей радикальной индивидуализацией, гибкостью, недоверием к идеалам и ценностям, эпизодичностью личной судьбы и дисгармонизацией интересов. Борясь теперь один на один с "системными противоречиями" глобального мира, человек вынужден искать опоры не в социальном окружении, а в собственной индивидуальности. Индивидуально приватное вытесняет конвенционально социальное. Каждый в противостоянии один на один с Хаосом прокладывает себе путь, уже следуя по нему. Б. сравнивает культуру постмодерна с карандашом, который имеет на другом конце стирательную резинку и бепрестанно стирает ею то, что только что начерчено.

"Фрагментация жизни" упраздняет устойчивые этические основания поведения. Это принципиальная черта постсовременности - довлеющая интенсивность постоянного морального выбора, не имеющего этического обоснования. Постмодерный мир - мир морали как индивидуального упражнения в выбирании - бросил вызов этическому коду рациональной (философской) этики модерна. Нагнетание постмодерных страхов отнюдь не случайно, поскольку они связаны вовсе не с разбуханием паноптической - "Надзирать и наказывать" (Фуко) - власти, а с распространением девиации и тотальной аномии.

Эти тенденции сформировались в контексте социального конструирования пространства, сутью которого стали возрастающая мобильность и сжатие времени-пространства. Б. отмечает, что развитие транспорта от почтовых карет до самолета определило социальные процессы Нового времени. А далее, "среди всех технических факторов мобильности особенно большую роль сыграла передача информации - способ сообщения, при котором проблема перемещения физических тел снимается, или по крайней мере становится второстепенной, малосущественной. Постепенное и неуклонное развитие технических средств позволило перемещать информацию независимо не только от ее телесных носителей, но и от тех объектов, о которых она информирует; техника освободила "означающее" от "означаемого". Сепарирование потоков информации от передвижения ее носителей и объектов привело, в свою очередь, к дифференциации скоростей; скорость передачи информации намного превзошла скорость перемещения тел - об изменении ситуации мы узнаем гораздо быстрее, чем можем прибыть на место. В конечном итоге появление глобальной компьютерной сети изменило, в информационном плане, само значение "путешествия" (и понимание "расстояния", которое должно быть покрыто) и открыло, как в теории, так и на практике, моментальный доступ к информации через весь земной шар".

Рассматривая социальную фрагментацию, Б. обращается к теме идентичности. Идентичность постмодерного субъекта формируется в пустыне современного города и проходит долгий исторический путь. Вслед за В.Беньямином и Ш.Бодлером, Б. отводит роль центральной фигуры городской среды "прогуливающемуся". Прогуливаться, фланировать, значит находить себя (незнакомца) среди незнакомцев, видеть их как "поверхности", скользить по поверхности города. Прогулки разбивают жизнь на эпизоды - без прошлого и без обстоятельств. Это встречи-репетиции, без эффектов, обязательств и последствий. Происходит начальная фрагментация и отчуждение от реальности: прогуливающийся помещен в разрыв между появлением и реальностью. Собственно это и есть человек досуга, все делающий в свободное время и ради свободного времени. Затем он из маргинальной, переферийной стратегии стремительно переродится в доминирующую стратегию потребителя, как аллеи - пространственный архетип прогулки - вдруг стали торговыми рядами торговых центров: "место для прогулки по пути совершения покупок и для покупок в процессе прогулки". Уже сама конструкция этих рыночных мест стимулирует постоянное движение, не дает остановиться, требует перемещаться и менять объект внимания.

Как пишет Б., "торговые ряды (или заботливо оснащенные электронными средствами охраны их части - торговые центры) сохраняют мир для жизни-как-прогулки. Иначе говоря, торговые ряды являются мирами, сотворенными приглашенными дизайнерами для сохранения ареала обитания прогуливающегося… Торговые ряды провоцируют постмодерный взлет прогуливающегося, но также и подготавливают почву для последующего разрастания и возвышения этой модели жизни".

В постмодерную эпоху все перевернулось: "бродяг" и "прогуливающихся" - этих маргиналов модерна с их неподчиненностью, внеструктурностью, незафиксированностью, свободой передвижения и ускользанием от локального контроля - этого "обличия анархии в слишком упорядоченном модерне" стало больше, чем оседлых людей. Скитание из маргинальной превратилось в центральную стратегию большинства. И былой мир начал впадать в запустение, свидетельствующее об интенсивной дереализации.

"Постмодерн все поставил с ног на голову. Теперь осталось мало "занятых" и обжитых мест. "Поселившиеся навсегда" вдруг проснулись, чтобы искать места (места на земле, в обществе и в жизни), которые им на самом деле "суждены" и которым они "принадлежат", места еще не обжитые и не занятые; аккуратные улицы сменилась убожеством, заводы исчезли вместе с рабочими местами, искусства больше не находят покупателей, знание обратилось в невежество, профессиональный опыт стал обязанностью, прочные сети отношений распадаются и засоряют место гнилыми отбросами".

Так на постмодерной сцене появляется "турист" - воплощение мобильности и фрагментации. С одной лишь поправкой, что туризм, в отличии от прогулки, это все-таки вид активности, а не тип личности. Цель туриста - новый опыт, им движет стремление покинуть повседневность и "запрыгнуть" в новое, определяемое в зависимости от странности, экзотичности и безвредности (очень важный момент: турист всегда имеет пакет средств безопасности). Сам мир предназначен чтобы возбуждать, наслаждать, изумлять, предназначен служить для практикования "техник себя" - другого оправдания этому миру и существованию в нем туриста нет. Поэтому жизнь устраивается по эстетическим критериям.

Но чем больше "туризм" становится жизнью, - отмечает Б., - тем сложнее ощущать наличие дома. Дома не в смысле улицы, города, а именно в смысле самой установки - здесь мой дом, здесь я живу, здесь мой мир: дом как символ центрированной и главенствующей повседневности, символ реального и упорядоченого мира. Дом становится будущим временем и одновременно страхом быть привязанным к дому, одновременно и убежищем, и тюрьмой. Бездомность - это пренебрежение реальностью повседневного, это дереализация в туристической модели жизни.

Еще одна модель постмодерной идентичности, по Б., - "игрок". Собственно, сама игра и характеризует эту модель. В игре нет ни неизбежности, ни случайности; нет ничего неизменного и необратимого. Ничего нельзя полностью предсказать или проконтролировать. Это мир риска и эвристических решений, а не алгоритмических цепочек поведения. Весь мир - это игрок. Его время состоит из последовательности игр, а каждая игра - закрытое, практически непроницаемое пространство. Цель игры - выиграть, и здесь нет места сочувствию, жалости, расплате. Постмодерная игра не упорядочивает мир, не производит мораль и право, а наоборот, дестабилизирует, деморализует, дереализует. Этим ее культурное значение радикально отличается от прекрасно проанализированного Й.Хейзингой мира архаической и модерной игры. И очевидно не серьезное выступает альтернативой постмодерной игры у Б., а иной тип игры, заслуживающий отдельного анализа, который он и проделывает.

В этой же логике формируется техника использования удовольствий. Модерный этос строился на принципе отложенного и запасенного удовольствия, на аскетизме пустынного отшельника, с его постоянной неудовлетворенностью и разорванностью между "здесь"-ождианием и "там"-удовлетворением. Задержка наслаждения становилась энергетикой, заставляла запасаться на будущее и делала сверхзначимым сохранность и эффективность запасов. Так формировался капитал и сам мир раннего капитализма: упорядоченный, детерминированный, предсказуемый, застрахованный.

"Туристы" и "игроки" стремятся к наслаждению здесь и сейчас. Они ничего не запасают, не обременяют себя ради отложенного удовольствия никакими обязанностями. Само откладывание чего бы то ни было, включая удовлетворение, не имеет для них смысла, поскольку не существует больше той линии времени, на которой можно было бы выстроить порядок следующих друг за другом эффектов запасания и счастья. И, вероятно, постмодерное использование удовольствий скорее аппелирует не к отложенности желания и удовлетворения, а к актуальности наслаждения. При этом тело "туристов" и "игроков" размещено преимущественно в рамках частной собственности, с ним требуются специальные нормы обращения: фитнесс, диета, калории и пр. Это уже даже не тело, а практики воплощения, которые провоцируют характерную шизофреническую раздвоенность: между стремлением к экстатическим проявлениям и тотальным контролем, между необходимостью быть в теле как в себе и существованием во вне как престижная собственность. Модель "туриста" "воплощает" в теории Б. ключевое понятие мобильности, постоянного движения и перемещения, "бытия-в-движении", которое концентрирует базовые представления о динамике постмодерного общества.

Последствия гипер-мобильности и фрагментации отражаются на динамике социальных институтов. Первой удар дестабилизации принимает на себя, по мысли Б., институт семьи. Главное, что он при этом утрачивает - это функция связи поколений. В самостоятельном моделировании своей индивидуальной траектории самоутверждения, будучи лишен жесткой принудительности традиции, человек не ищет опоры в корнях и роде. Если авторитеты возникают, то возникают ниоткуда, чтобы, уловив момент доверия, незаметно исчезнуть в никуда - и спросить оказывается не с кого. Постмодерная мораль личного выбора зацикливает ответственность перед собой, а не перед другими. И семья переходит в разряд формального атрибута состоятельности и выполнения отнюдь не первостепенных обязанностей. "Мост в бессмертие" в постмодерном мире характеризуется стратегией запечатления личных достижений в приватной логике успеха, а не в памяти рода или народа. Аналогичным образом "туризм" приводит к разуршению структур местных сообществ и упразднению публичных пространств, существование которых базировалось на оседлости и укорененности.

Б. также убедительно показывает, сколь стремительно меняются параметры социальной стратификации под влиянием мобильности и производимой ею социальной поляризации. Разрыв в доходах европейцев и африканцев за столетие вырос почти в 5 раз и это соотношение стало равным 50. Мир поляризуется. Эти тенденции обретают красочную идеологическую обертку в "концепции" глобализации. Реальность же такой институциональной динамики (войны, как ее называет Б.) состоит в том, что "центры принятия решений, вместе со всеми расчетами, на основе которых они принимаются, последовательно и неуклонно освобождаются от территориальных ограничений - ограничений, налагаемых местоположением… В эпоху взрыва коммуникаций, когда мгновение сжалось до мельчайшей доли секунды, пространство и пространственные маркеры теряют свое значение; по крайней мере для тех, кто может придать своим действиям скорость электронного письма". Но упразднение пространства становится механизмом социального исключения тех, кто остается привязан к месту и иммобилен. Быть местным в глобальном мире означает социальную деградацию. Глобализация вытесняет "местное", превращает его в отходы и издержки собственного триумфального шествия.

Особенно явственно эти тенденции дают о себе знать в экономике. Капитал и его хозяева (инвесторы) совершенно не зависят от конкретного местоположения предприятий и тем самым оказываются вне территории, вне обязательств перед местным сообществом, вне любых социально значимых обязательств. Мобильность капитала всегда позволяет ему навязывать свои правила игры или уйти без последствий для себя. Политическая власть, неразрывно связанная с экономическим капиталом, также неизбежно отчуждается от своих обязательств на данной конкретной территории и утрачивает свою географическую реальность.

Однако Б. не считает, что эти социокультурные тенденции имеют лишь негативные институциональные последствия. С его точки зрения, при всем том, что модерная модель отношений труда и капитала претерпевает значительные изменения, что новые линии стратификации провоцируют усиление разобщенности и нестабильности, новый тип отношений обещает существенное смягчение базового экономического конфликта. И здесь основная роль отводится Б. "государству благосостояния". Но уже не по экономическим соображениям, как в момент возникновения этого типа государства в эпоху модерна, а по моральным: показатели человечности общества должны измеряться качеством жизни слабейших его членов, и это ныне единственное оправдание государства благосостояния. Таким образом, оно противопоставляет морали "сильных" (власти) политическую поддержку "слабых" (политику). И если конфигурации власти и политики создают позитивную сумму индивидуальных векторов и траекторий (остающихся, однако, скоротечными социальностями), оформляют некоторый "здравый смысл", уверенность в сегодняшнем дне, "ощущение, что время на нашей стороне", тогда, считает Б., мы вправе говорить о социальном прогрессе как универсальном критерии для любых социальных структур, а не как о модусе исторического процесса.

Здесь Б. в духе неосоциализма пытается преодолеть проблематичность индивидуализации морали и выступает за выработку универсальных этических критериев развития, минимум которых он связывает с преодолением имущественных разрывов и уменьшением бедности. На пути такого прогресса демократия может рассматриваться как постоянный источник нестабильности и деинституциализации, поскольку провоцирует "борьбу за права". Ее действенность всегда под угрозой из-за того, что стремление людей к свободе не является постоянной переменной в отличии от постоянства репрессивных амбиций власти. Однако Б. демонстрирует, что теоретической необходимости демократий в постсовременных обществах не существует и что демократические принципы в условиях гипериндивидуализации оказываются под вопросом.

В работах Б. можно проследить ключевую линию проблематизации, в которой он обостряет противоречие между социальным порядком и моральным установлением. По глубине разработки проблемы идеи Б. безусловно не менее значимы, чем знаменитые выводы М.Вебера об отношении протестантской этики и капитализма [ "Протестантская этика и дух капитализма" (Вебер)]. Наиболее острый момент в противоречии социального и морального связан, по Б., с тем, что постмодерная социальность перешагнула за тот предел, за которым практически невозможно определить существование общества без глубокой моральной рефлексии. Причем не столько в рационально-критическом аспекте, сколько в эмоционально-чувственном. Здесь идеи Б. сближаются с размышлениями в поздних работах П.Сорокина, в которых он показывает, что основы социальной интеграции лежат в общечеловеческом переживании любви. Любовь как первичное и наиболее глубокое отношение к другому, с точки зрения Б., есть особая форма действия-рефлексии за пределами этики и социального действия, формирующая основы социальности.

Отличное определение

Неполное определение ↓

На 91-м году жизни умер социолог и социальный философ Зигмунд Бауман, которого без преувеличения можно назвать мыслителем.

Жизнь свела меня с ним в 1990 г., когда я решил сменить ремесло историка на новую профессию социолога и обучался на высших социологических курсах в Москве. Зигмунд Бауман был одним из наших преподавателей. Он приехал в Москву со своей женой Яниной Левинсон (умерла в 2009 г.) и жил в соседнем общежитии тогдашнего Института молодежи. Свой курс, который он читал попеременно то на английском, то на русском языках сразу же произвел на меня огромное впечатление, как бы приглашая в совершенно тогда неведомую для меня логику размышлений об обществе. Разумеется, тогда, не зная контекста, я понимал слова и лишь некоторые смыслы, заключенные в них и выстроенные в режиме многослойного повествования. И сейчас я возвращаюсь к Бауману, который позволяет переосмыслить абсурд нашего современного существования, помогает увидеть логику там, где здравый смысл отказывается ее видеть. Предложенная им в 1990-е гг. концепция текучей современности представляется удачной оптикой для анализа мира, который то ли рушится, то ли перестраивается, приобретая формы, которые тают, не успев до конца сформироваться.

В 1991 г., когда я был в Англии с группой коллег, он пригласил нас к себе в гости. Надо было ехать в другой город - Лидс, времени было очень мало, и я, не надеясь во второй раз увидеть Англию, поехал в Лондон. И с тех пор жалею о своей глупости, которую уже не исправить.

(Фото из газеты Die Zeit. 9.01.2017 ).© Toni Albir/EPA/dpa

Газета Die Zeit характеризует Зизмунда Баумана как "самого выдающегося и в то же время самого плодовитого европейского социолога прошлого века". За свою жизнь он опубликовал 50 книг. И в современном мире трудно найти социолога, который не читал бы что-то из них.
Биография Баумана противоречива, как и время, в которое он жил. Он бросался в его поток, по ходу осмысливал свои ошибки, менял курс, профессии, страны. Концепция текучей современности вырастала из осмысления собственной биографии.

Die Zeit и польская Gazeta Wyborcza приводят краткую биографию З.Баумана (разумеется, со своими акцентами и специфическими неточностями).

Он родился в Познани в еврейской семье. Когда в 1939 г. нацисты оккупировали Польшу, он с семьей бежал в СССР. Там он оказался в интернате, вступил в комсомол. С 1944 по 1953 г. служил в польской дивизии, входившей в Советскую армии сначала в качестве рядового, а потом - политработника. Затем служил в польских органах (сначала в контрразведке, а потом - в корпусе внутренней безопасности), боровшимся с антикоммунистическим подпольем, где дослужился до чина майора и должности начальника отдела пропаганды и агитации. Этот период из его биографии польские правые не могут забыть и вылили на него все свои чувства во время посещения им Польши в 2013 г.

После смерти Сталина Бауман был уволен из органов и начал изучение философии и социологии в Варшаве, где он получил ученую степень в 1960 г. (диссертация была посвящена английскому рабочему движению). В 1964 - 1968 гг. он вел социологический семинар в Варшавском университете, опубликовал несколько книг.

В 1968 г. его признали ответственным за участие в организации студенческих выступлений в Варшаве. Так Бауман лишился своего места в университете. Эти события переплелись со всплеском польского антисемитизма. Тогда Бауман уехал в Израиль, где преподавал в университете Хайфы. Тут его критическая позиция по отношению израильской политики относительно палестинцев не нашла понимания, и в 1971 г. он уехал в университет города Лидса на севере Англии, где он преподавал до своего выхода на пенсию в 1991 г. Кроме того, в качестве профессора-гостя он преподавал в разных университетах мира, в т.ч. и на курсах, на которых я получил азы социологического образования.

Бауман прожил 61 год со своей супругой Яниной Левинсон. После ее смерти в 2009 г. он жил с социологом Александрой Ясинской-Каней, дочерью президента Польши и лидера правящей в послевоенной Польше партии ПОРП Болеслава Берута.

Приложение



Предыдущая статья: Следующая статья:

© 2015 .
О сайте | Контакты
| Карта сайта