Литературно-исторические заметки юного техника. Разница между юлианским и григорианским календарями или почему у Рождества две даты

Григориа́нский календа́рь - система исчисления времени, основанная на циклическом обращении Земли вокруг Солнца ; продолжительность года принята равной 365,2425 суток; содержит 97 високосных лет на 400 лет .

Впервые григорианский календарь был введён папой римским Григорием XIII в католических странах 4 октября 1582 года взамен прежнего юлианского : следующим днём после четверга 4 октября стала пятница 15 октября .

Григорианский календарь используется в большинстве стран мира .

Структура григорианского календаря

В григорианском календаре длительность года принимается равной 365,2425 суток. Длительность невисокосного года - 365 суток, високосного - 366.

$365\{,\}2425\; =\; 365\; +\; 0\{,\}25\; -\; 0\{,\}01\; +\; 0\{,\}0025\; =\; 365\; +\; \backslash frac\{1\}\{4\}\; -\; \backslash frac\{1\}\{100\}\; +\; \backslash frac\{1\}\{400\}.$ Отсюда следует распределение високосных годов:

• год, номер которого кратен 400, - високосный;
• остальные годы, номер которых кратен 100, - невисокосные;
• остальные годы, номер которых кратен 4, - високосные.

Таким образом, 1600 и 2000 годы были високосными, а 1700, 1800 и 1900 годы високосными не были.

Погрешность в одни сутки по сравнению с годом равноденствий в григорианском календаре накопится примерно за 10 000 лет (в юлианском - примерно за 128 лет). Часто встречающаяся оценка, приводящая к величине порядка 3000 лет, получается, если не учитывать, что со временем изменяется количество суток в тропическом году и, кроме того, изменяется соотношение между продолжительностями времён года .

В григорианском календаре годы бывают високосные и невисокосные; год может начинаться с любого из семи дней недели. В совокупности это даёт 2 × 7 = 14 вариантов календаря на год.

Месяцы

Согласно григорианскому календарю, год делится на 12 месяцев, продолжительностью от 28 до 31 дня:

Правило запоминания количества дней в месяце

Существует простое правило запоминания количества дней в месяце - «правило костяшек ».

Если выставить перед собой составленные вместе кулаки так, чтобы видеть тыльные стороны ладоней, то по «костяшкам» (суставам пальцев) на краю ладони и промежуткам между ними можно определить, является какой-либо месяц «длинным» (31 день) или «коротким» (30 дней, кроме февраля). Для этого нужно начать считать месяцы с января, отсчитывая костяшки и промежутки. Январю будет соответствовать первая костяшка (длинный месяц - 31 день), февралю - промежуток между первой и второй костяшками (короткий месяц), марту - костяшка, и т. д. Два следующих подряд длинных месяца - июль и август - попадают как раз на соседствующие костяшки разных рук (промежуток между кулаками не считается).

Существует также мнемоническое правило «Ап-юн-сен-но». Слоги этого слова указывают на названия месяцев, состоящих из 30 дней. Известно, что февраль, в зависимости от конкретного года, содержит 28 или 29 дней. Все же остальные месяцы содержат 31 день. Удобство данного мнемонического правила заключается в отсутствии необходимости «пересчитывания» костяшек рук.

Также для запоминания количества дней в месяцах существует англоязычная школьная поговорка: Thirty days have september, april, june and november . Аналог на немецком языке: Dreißig Tage hat September, April, Juni und November .

Разница юлианского и григорианского календарей

В момент введения григорианского календаря разница между ним и юлианским календарём составляла 10 дней. Однако эта разница постепенно увеличивается из-за разного количества високосных годов - в григорианском календаре завершающий год века, если он не делится на 400, не является високосным (см. Високосный год) - и сегодня составляет 13 дней.

История

Предпосылки перехода на григорианский календарь

Григорианский календарь даёт гораздо более точное приближение к тропическому году . Поводом к принятию нового календаря стало постепенное смещение по отношению к юлианскому календарю дня весеннего равноденствия , по которому определялась дата Пасхи , и рассогласование пасхальных полнолуний с астрономическими. До Григория XIII проект пытались осуществить папы Павел III и Пий IV , но успеха они не достигли. Подготовку реформы по указанию Григория XIII осуществляли астрономы Христофор Клавий и Алоизий Лилий . Результаты их труда были зафиксированы в папской булле, подписанной понтификом на вилле Мондрагоне и названной по первой строке Inter gravissimas («Среди важнейших») .

Переход на григорианский календарь повлёк следующие изменения:

С течением времени юлианский и григорианский календари расходятся всё более, на трое суток каждые 400 лет.

Даты перехода стран на григорианский календарь

Госудстства переходили с юлианского календаря на григорианский в разное время :

История перехода

В 1582 году на григорианский календарь перешли Испания , Италия , Португалия , Речь Посполитая (Великое княжество Литовское и Польша), Франция , Лотарингия .

К концу 1583 года к ним присоединились Голландия , Бельгия , Брабант , Фландрия , Льеж, Аугсбург, Трир, Бавария, Зальцбург, Регенсбург, часть Австрии и Тироль. Не обошлось без курьёзов. Например, в Бельгии и Голландии 1 января 1583 года наступило сразу после 21 декабря 1582 года и всё население осталось в том году без Рождества .

В ряде случаев переход на григорианский календарь сопровождался серьёзными беспорядками. Например, когда польский король Стефан Баторий ввёл в Риге новый календарь в 1584 году , местные купцы подняли мятеж, заявив, что сдвиг на 10 дней срывает их сроки поставок и приводит к значительным убыткам. Мятежники разгромили рижскую церковь и убили несколько муниципальных служащих. Справиться с «календарными беспорядками» удалось только летом 1589 года .

В некоторых странах, перешедших на григорианский календарь, впоследствии возобновлялось юлианское летосчисление в результате их присоединения к другим государствам. В связи с разновременным переходом стран на григорианский календарь могут возникать фактические ошибки восприятия: например, иногда говорится, что Инка Гарсиласо де ла Вега , Мигель де Сервантес и Уильям Шекспир умерли в один день - 23 апреля 1616 года . На самом деле Шекспир умер на 10 дней позже, чем Инка Гарсиласо, так как в католической Испании новый стиль действовал с самого введения его папой, а Великобритания перешла на новый календарь только в 1752 году , и на 11 дней позже чем Сервантес (который умер 22 апреля, но был похоронен 23 апреля).

Введение нового календаря имело также и серьёзные финансовые последствия для сборщиков налогов и податей. В 1753 году - первом полном году по григорианскому календарю, банкиры отказались платить налоги, дожидаясь положенных 11 дней после привычной даты окончания сборов - 25 марта. В результате финансовый год в Великобритании начался лишь 6 апреля. Эта дата сохранилась и до сегодняшних дней, как символ больших перемен, произошедших 250 лет назад .

Необычным был переход на григорианский календарь на Аляске, так как там он сочетался с переносом линии перемены даты . Поэтому после пятницы 5 октября 1867 года по старому стилю следовала ещё одна пятница 18 октября 1867 года по новому стилю.

До сих пор не перешли на григорианский календарь Эфиопия и Таиланд .

В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.
Когда Пьер, иногда пораженный смыслом его речи, просил повторить сказанное, Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, – так же, как он никак не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню. Там было: «родимая, березанька и тошненько мне», но на словах не выходило никакого смысла. Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи. Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова.

Получив от Николая известие о том, что брат ее находится с Ростовыми, в Ярославле, княжна Марья, несмотря на отговариванья тетки, тотчас же собралась ехать, и не только одна, но с племянником. Трудно ли, нетрудно, возможно или невозможно это было, она не спрашивала и не хотела знать: ее обязанность была не только самой быть подле, может быть, умирающего брата, но и сделать все возможное для того, чтобы привезти ему сына, и она поднялась ехать. Если князь Андрей сам не уведомлял ее, то княжна Марья объясняла ото или тем, что он был слишком слаб, чтобы писать, или тем, что он считал для нее и для своего сына этот длинный переезд слишком трудным и опасным.
В несколько дней княжна Марья собралась в дорогу. Экипажи ее состояли из огромной княжеской кареты, в которой она приехала в Воронеж, брички и повозки. С ней ехали m lle Bourienne, Николушка с гувернером, старая няня, три девушки, Тихон, молодой лакей и гайдук, которого тетка отпустила с нею.
Ехать обыкновенным путем на Москву нельзя было и думать, и потому окольный путь, который должна была сделать княжна Марья: на Липецк, Рязань, Владимир, Шую, был очень длинен, по неимению везде почтовых лошадей, очень труден и около Рязани, где, как говорили, показывались французы, даже опасен.
Во время этого трудного путешествия m lle Bourienne, Десаль и прислуга княжны Марьи были удивлены ее твердостью духа и деятельностью. Она позже всех ложилась, раньше всех вставала, и никакие затруднения не могли остановить ее. Благодаря ее деятельности и энергии, возбуждавшим ее спутников, к концу второй недели они подъезжали к Ярославлю.
В последнее время своего пребывания в Воронеже княжна Марья испытала лучшее счастье в своей жизни. Любовь ее к Ростову уже не мучила, не волновала ее. Любовь эта наполняла всю ее душу, сделалась нераздельною частью ее самой, и она не боролась более против нее. В последнее время княжна Марья убедилась, – хотя она никогда ясно словами определенно не говорила себе этого, – убедилась, что она была любима и любила. В этом она убедилась в последнее свое свидание с Николаем, когда он приехал ей объявить о том, что ее брат был с Ростовыми. Николай ни одним словом не намекнул на то, что теперь (в случае выздоровления князя Андрея) прежние отношения между ним и Наташей могли возобновиться, но княжна Марья видела по его лицу, что он знал и думал это. И, несмотря на то, его отношения к ней – осторожные, нежные и любовные – не только не изменились, но он, казалось, радовался тому, что теперь родство между ним и княжной Марьей позволяло ему свободнее выражать ей свою дружбу любовь, как иногда думала княжна Марья. Княжна Марья знала, что она любила в первый и последний раз в жизни, и чувствовала, что она любима, и была счастлива, спокойна в этом отношении.
Но это счастье одной стороны душевной не только не мешало ей во всей силе чувствовать горе о брате, но, напротив, это душевное спокойствие в одном отношении давало ей большую возможность отдаваться вполне своему чувству к брату. Чувство это было так сильно в первую минуту выезда из Воронежа, что провожавшие ее были уверены, глядя на ее измученное, отчаянное лицо, что она непременно заболеет дорогой; но именно трудности и заботы путешествия, за которые с такою деятельностью взялась княжна Марья, спасли ее на время от ее горя и придали ей силы.
Как и всегда это бывает во время путешествия, княжна Марья думала только об одном путешествии, забывая о том, что было его целью. Но, подъезжая к Ярославлю, когда открылось опять то, что могло предстоять ей, и уже не через много дней, а нынче вечером, волнение княжны Марьи дошло до крайних пределов.
Когда посланный вперед гайдук, чтобы узнать в Ярославле, где стоят Ростовы и в каком положении находится князь Андрей, встретил у заставы большую въезжавшую карету, он ужаснулся, увидав страшно бледное лицо княжны, которое высунулось ему из окна.
– Все узнал, ваше сиятельство: ростовские стоят на площади, в доме купца Бронникова. Недалече, над самой над Волгой, – сказал гайдук.
Княжна Марья испуганно вопросительно смотрела на его лицо, не понимая того, что он говорил ей, не понимая, почему он не отвечал на главный вопрос: что брат? M lle Bourienne сделала этот вопрос за княжну Марью.
– Что князь? – спросила она.
– Их сиятельство с ними в том же доме стоят.
«Стало быть, он жив», – подумала княжна и тихо спросила: что он?
– Люди сказывали, все в том же положении.
Что значило «все в том же положении», княжна не стала спрашивать и мельком только, незаметно взглянув на семилетнего Николушку, сидевшего перед нею и радовавшегося на город, опустила голову и не поднимала ее до тех пор, пока тяжелая карета, гремя, трясясь и колыхаясь, не остановилась где то. Загремели откидываемые подножки.
Отворились дверцы. Слева была вода – река большая, справа было крыльцо; на крыльце были люди, прислуга и какая то румяная, с большой черной косой, девушка, которая неприятно притворно улыбалась, как показалось княжне Марье (это была Соня). Княжна взбежала по лестнице, притворно улыбавшаяся девушка сказала: – Сюда, сюда! – и княжна очутилась в передней перед старой женщиной с восточным типом лица, которая с растроганным выражением быстро шла ей навстречу. Это была графиня. Она обняла княжну Марью и стала целовать ее.
– Mon enfant! – проговорила она, – je vous aime et vous connais depuis longtemps. [Дитя мое! я вас люблю и знаю давно.]
Несмотря на все свое волнение, княжна Марья поняла, что это была графиня и что надо было ей сказать что нибудь. Она, сама не зная как, проговорила какие то учтивые французские слова, в том же тоне, в котором были те, которые ей говорили, и спросила: что он?
– Доктор говорит, что нет опасности, – сказала графиня, но в то время, как она говорила это, она со вздохом подняла глаза кверху, и в этом жесте было выражение, противоречащее ее словам.
– Где он? Можно его видеть, можно? – спросила княжна.
– Сейчас, княжна, сейчас, мой дружок. Это его сын? – сказала она, обращаясь к Николушке, который входил с Десалем. – Мы все поместимся, дом большой. О, какой прелестный мальчик!
Графиня ввела княжну в гостиную. Соня разговаривала с m lle Bourienne. Графиня ласкала мальчика. Старый граф вошел в комнату, приветствуя княжну. Старый граф чрезвычайно переменился с тех пор, как его последний раз видела княжна. Тогда он был бойкий, веселый, самоуверенный старичок, теперь он казался жалким, затерянным человеком. Он, говоря с княжной, беспрестанно оглядывался, как бы спрашивая у всех, то ли он делает, что надобно. После разорения Москвы и его имения, выбитый из привычной колеи, он, видимо, потерял сознание своего значения и чувствовал, что ему уже нет места в жизни.
Несмотря на то волнение, в котором она находилась, несмотря на одно желание поскорее увидать брата и на досаду за то, что в эту минуту, когда ей одного хочется – увидать его, – ее занимают и притворно хвалят ее племянника, княжна замечала все, что делалось вокруг нее, и чувствовала необходимость на время подчиниться этому новому порядку, в который она вступала. Она знала, что все это необходимо, и ей было это трудно, но она не досадовала на них.
– Это моя племянница, – сказал граф, представляя Соню, – вы не знаете ее, княжна?
Княжна повернулась к ней и, стараясь затушить поднявшееся в ее душе враждебное чувство к этой девушке, поцеловала ее. Но ей становилось тяжело оттого, что настроение всех окружающих было так далеко от того, что было в ее душе.
– Где он? – спросила она еще раз, обращаясь ко всем.
– Он внизу, Наташа с ним, – отвечала Соня, краснея. – Пошли узнать. Вы, я думаю, устали, княжна?
У княжны выступили на глаза слезы досады. Она отвернулась и хотела опять спросить у графини, где пройти к нему, как в дверях послышались легкие, стремительные, как будто веселые шаги. Княжна оглянулась и увидела почти вбегающую Наташу, ту Наташу, которая в то давнишнее свидание в Москве так не понравилась ей.
Но не успела княжна взглянуть на лицо этой Наташи, как она поняла, что это был ее искренний товарищ по горю, и потому ее друг. Она бросилась ей навстречу и, обняв ее, заплакала на ее плече.
Как только Наташа, сидевшая у изголовья князя Андрея, узнала о приезде княжны Марьи, она тихо вышла из его комнаты теми быстрыми, как показалось княжне Марье, как будто веселыми шагами и побежала к ней.
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи.
Чуткая княжна Марья с первого взгляда на лицо Наташи поняла все это и с горестным наслаждением плакала на ее плече.
– Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату.
Княжна Марья подняла лицо, отерла глаза и обратилась к Наташе. Она чувствовала, что от нее она все поймет и узнает.
– Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже.
Наташа смотрела на нее, но, казалось, была в страхе и сомнении – сказать или не сказать все то, что она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, проникавшими в самую глубь ее сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела. Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав, закрыла лицо руками.
Княжна Марья поняла все.
Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…

Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d"etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.

Как известно, Русская Православная Церковь пользуется в своем богослужении юлианским календарем, в то время как Российское государство, вместе с большинством стран, с некоторых пор пользуется календарем григорианским. При этом и в самой Церкви, и в обществе время от времени раздаются голоса, призывающие перейти на новый стиль.

Аргументы защитников юлианского календаря, которые можно встретить в православной печати, в основном сводятся к двум. Первый аргумент: юлианский календарь освящен многовековым использованием в Церкви, а веских причин отказываться от него нет. Второй аргумент: при переходе на "новый стиль" с сохранением традиционной пасхалии (системы вычисления даты праздника Пасхи) возникает множество несообразностей, и неизбежны нарушения богослужебного Устава.

Оба эти аргумента для верующего православного человека вполне убедительны. Однако они как бы не касаются юлианского календаря как такового. Ведь Церковь не создала новый календарь, а приняла тот, который уже существовал в Римской империи. А что если календарь был бы другим? Быть может, тогда именно тот, другой, календарь был бы освящен богослужебным использованием, именно с его учетом была бы составлена пасхалия?

Данная статья представляет собой попытку рассмотреть некоторые аспекты календарной проблемы, предоставляя читателю материал для самостоятельных размышлений. Автор не считает нужным скрывать свои симпатии по отношению к юлианскому календарю, однако отдает себе отчет в том, что как-либо доказать его преимущество невозможно. Так же, как недоказуемо преимущество богослужебного церковно-славянского языка перед русским или икон преп. Андрея Рублева перед живописью Рафаэля.

Изложение будет вестись в три этапа: сначала краткие выводы, затем более подробное математическое обоснование и, наконец, небольшой исторический очерк.

Для измерения времени и составления календаря может служить любое явление природы, если оно равномерно и периодически повторяется: смена дня и ночи, смена фаз Луны, времен года и пр. Все эти явления связаны с определенными астрономическими объектами. В книге Бытия читаем: И сказал Бог: да будут светила на тверди небесной для… времен, и дней, и годов... И создал Бог два светила великие: светило большее, для управления днем, и светило меньшее, для управления ночью, и звезды (Быт. 1, 14-16). Юлианский календарь составлен как раз с учетом трех основных астрономических объектов - Солнца, Луны и звезд. Это дает основания считать его подлинно библейским календарем.

В отличие от юлианского, григорианский календарь учитывает лишь один объект - Солнце. Он составлен таким образом, чтобы точка весеннего равноденствия (когда равны продолжительности дня и ночи) по возможности медленнее отклонялась бы от даты 21 марта. При этом разрушилась связь календаря с Луной и звездами; кроме того, календарь усложнился и потерял ритмичность (по сравнению с юлианским).

Рассмотрим одно свойство юлианского календаря, наиболее часто подвергаемое критике. В юлианском календаре точка весеннего равноденствия перемещается назад по календарным датам со скоростью примерно 1 сутки в 128 лет. (Вообще, разница между датами по юлианскому и григорианскому календарям составляет в настоящее время 13 суток и увеличивается на 3 суток за каждые 400 лет.) Это означает, например, что день празднования Рождества Христова, 25 декабря, со временем переместится на весну. Но, во-первых, это произойдет примерно через 6000 лет, а во-вторых, и сейчас в южном полушарии Рождество празднуется даже не весной, а летом (поскольку там декабрь, январь и февраль - летние месяцы).

С учетом всего вышеизложенного можно заключить, что утверждение "григорианский календарь точнее юлианского" далеко не бесспорно. Все здесь определяется критериями точности, а они могут быть разными.

Для обоснования высказанных выше положений приведем некоторые астрономические и арифметические рассуждения и факты.

Одним из основных промежутков времени для нас является год. Но, оказывается, существует несколько разных "видов" года. Упомянем два важнейших для наших рассмотрений.

• Сидерический, или звездный, год. Именно его имеют в виду, когда говорят, что за год Солнце проходит двенадцать зодиакальных знаков. Например, святитель Василий Великий (IV век) в "Беседах на Шестоднев" пишет: "Солнечный же год есть возвращение Солнца, вследствие собственного его движения, из известного знака в тот же самый знак".
• Тропический год. Он учитывает смену времен года на Земле.

Юлианский год составляет в среднем 365,25 суток, то есть находится между сидерическим и тропическим годами. Григорианский год составляет в среднем 365,2425 суток, он весьма близок к тропическому.

Для того чтобы лучше понять эстетику и логику календаря, полезно несколько осветить возникающие при его создании проблемы. Собственно говоря, построение календаря включает в себя две достаточно независимые процедуры. Первая носит эмпирический характер: надо по возможности точно измерить продолжительности астрономических циклов. (Заметим, что продолжительности сидерического и тропического годов были с большой точностью найдены во II в. до Р. Х. греческим астрономом Гиппархом.) Вторая процедура уже чисто теоретическая: на основании проделанных наблюдений составить такую систему измерения времени, которая, с одной стороны, по возможности меньше отклонялась бы от выбранных космических ориентиров, а с другой - была бы не очень громоздкой и сложной.

Пусть, например, требуется составить календарь, ориентированный на тропический год (после того, как измерена продолжительность последнего - 365,24220 суток). Ясно, что каждый год такого календаря должен содержать либо 365, либо 366 суток (в последнем случае год называется високосным). При этом надо постараться чтобы, во-первых, среднее число суток в году было как можно ближе к 365,2422 и, во-вторых, чтобы правило чередования простых и високосных годов было как можно проще. Иными словами, надо определить цикл продолжительностью в N лет, из которых M будут високосными. При этом, во-первых, дробь m/n должна быть как можно ближе к 0,2422, а во-вторых число N должно быть как можно меньше.

Эти два требования противоречат друг другу, поскольку точность достигается лишь ценой увеличения числа N. Самым простым решением проблемы является дробь 1/4, на которой и основывается юлианский календарь. Цикл состоит из четырех лет, каждый четвертый год (порядковый номер которого без остатка делится на 4) - високосный. Юлианский год составляет в среднем 365,25 суток, что на 0,0078 суток больше продолжительности тропического года. При этом погрешность в одни сутки накапливается за 128 лет (0,0078 x 128 ~ 1).

Григорианский календарь основывается на дроби 97/400, т.е. в 400-летнем цикле 97 високосных годов. Високосными считаются годы, порядковый номер которых либо делится на 4 и не делится на 100, либо делится на 400. Григорианский год составляет в среднем 365,2425 суток, что на 0,0003 суток больше продолжительности тропического года. При этом погрешность в одни сутки накапливается за 3333 года (0,0003 x 3333 ~ 1).

Из сказанного видно, что преимущество григорианского календаря над юлианским спорно даже в качестве ориентированного лишь на тропический год - точность достигается ценой усложнения.

Рассмотрим теперь юлианский и григорианский календари с точки зрения соотнесенности с Луной.

Смене фаз Луны соответствует синодический, или лунный, месяц, составляющий 29,53059 суток. За это время сменяются все фазы Луны - новолуние, первая четверть, полнолуние, последняя четверть. В один год не укладывается без остатка целое число месяцев, поэтому для построения почти всех действовавших лунно-солнечных календарей применялся 19-летний цикл, носящий имя греческого астронома Метона (V в. до Р. Х.). В этом цикле выполняется соотношение

19 годов ~ 235 синодическим месяцам,

т. е. если начало некоторого года совпадает с появлением на небе новой Луны, то это совпадение будет иметь место и через 19 лет.

Если год григорианский (365,2425 суток), то погрешность метонова цикла составляет

235 x 29,53059 - 19 x 365,2425 ~ 0,08115.

Для юлианского года (365,25 суток) погрешность меньше, а именно

235 x 29,53059 - 19 x 365,25 ~ 0,06135.

Таким образом получаем, что юлианский календарь лучше соотнесен с изменениями фаз Луны (см. также: Климишин И.А. Календарь и хронология. - 3-е изд, перераб. и доп. - М., Наука, 1990. - С. 92).

В целом юлианский календарь представляет собой сочетание простоты, ритмичности (цикл продолжительностью всего 4 года), гармоничности (соотнесенность сразу с Солнцем, Луной и звездами). Уместно упомянуть и о его практичности: одинаковое число дней в каждом столетии и непрерывный счет времени на протяжении двух тысячелетий (нарушенный при переходе на григорианский календарь) упрощают астрономические и хронологические расчеты.

Два удивительных обстоятельства связаны с юлианским календарем. Первое обстоятельство астрономическое - близость дробной части продолжительности года (как сидерического, так и тропического) к столь простой дроби 1/4 (предлагаем читателю, знакомому с методами проверки статистических гипотез, подсчитать соответствующую вероятность). Однако еще удивительнее второе обстоятельство - при всех своих достоинствах юлианский календарь никогда и нигде не применялся вплоть до I в. до Р. Х.

Предшественником юлианского календаря можно считать календарь, на протяжении многих столетий применявшийся в Египте. В египетском календаре каждый год содержал ровно 365 дней. Разумеется, погрешность этого календаря была очень большой. Примерно за полторы тысячи лет день весеннего равноденствия "пробегал" все числа календарного года (который состоял из 12 месяцев по 30 дней и еще пяти дополнительных дней).

Около 1700 г. до Р. Х. северная часть дельты Нила попала под владычество кочевых племен гиксосов. Один из правителей-гиксосов, составивших XV династию Египта, провел календарную реформу. Через 130 лет гиксосы были изгнаны, традиционный календарь восстановлен, и с тех пор каждый фараон, вступая на престол, давал клятву не менять длины года.

В 238 г. до Р. Х. правивший в Египте Птолемей III Евергет (потомок одного из военачальников Александра Македонского) попытался провести реформу, добавив в каждые 4 года дополнительный день. Это сделало бы египетский календарь практически тождественным юлианскому. Однако по неизвестным причинам реформа не была осуществлена.

И вот приблизилось время боговоплощения и основания Церкви. Уже ходили по земле Палестины некоторые из участников событий, описанных евангелистами. С 1 января 45 г. до Р. Х. в Римской империи по приказу Гая Юлия Цезаря (100-44 гг.) был введен новый календарь. Этот календарь, называемый теперь юлианским, был разработан группой александрийских астрономов во главе с Созигеном. С тех пор до XVI века, т. е. примерно 1600 лет, Европа жила по юлианскому календарю.

Чтобы не уклониться от нашей темы, мы не будем рассматривать календарные системы разных стран и народов. Заметим, что некоторые из них довольно-таки неудачны (одним из худших, кажется, был календарь, применявшийся в Римской империи до введения юлианского). Упомянем лишь один календарь, интересный тем, что в нем календарный год ближе к тропическому, чем у созданного позже григорианского. С 1079 г. до середины XIX в. в Иране действовал персидский календарь, разработанный комиссией под руководством ученого и поэта Омара Хайяма (1048-1123). Персидский календарь основан на дроби 8/33, т. е. цикл составляют 33 года, из которых 8 високосных. Високосными были 3-й, 7-й, 11-й, 15-й, 20-й, 24-й, 28-й и 32-й годы цикла. Средняя продолжительность года в персидском календаре составляет 365,24242 суток, что на 0,00022 больше, чем в тропическом. Погрешность в одни сутки накапливается за 4545 лет (0,00022 x 4545 ~ 1).

В 1582 году папой Григорием XIII был введен григорианский календарь. При переходе от юлианского календаря к григорианскому были выброшены 10 дней, т. е. после 4 октября шло сразу 15 октября. Календарная реформа 1582 года вызвала множество протестов (в частности, против нее высказались почти все университеты Западной Европы). Тем не менее католические страны по понятным причинам практически сразу перешли на григорианский календарь. Протестанты делали это постепенно (например Великобритания - лишь в 1752 году).

В ноябре 1917 года, сразу после захвата большевиками власти в России, вопрос о календаре был поставлен на обсуждение Совнаркома РСФСР. 24 января 1918 года был принят "Декрет о введении в Российской республике западноевропейского календаря".

Поместные Православные Церкви придерживались юлианского календаря до 20-х годов XX века, когда Вселенский (Константинопольский) Патриархат отказался от него. Главной целью этого решения было, по-видимому, празднование христианских праздников совместно с католиками и протестантами.

В течение последующих десятилетий новый стиль приняло большинство Поместных Церквей, причем формально переход был осуществлен не на григорианский, а на так называемый новоюлианский календарь, основанный на дроби 218/900. Впрочем, до 2800 года он полностью совпадает с григорианским.

Выражается в совместном праздновании Пасхи Христовой и связанных с ней так называемых переходящих праздников (единственным исключением является Финляндская Православная Церковь, которая празднует Пасху в один день с западными христианами). Дата Пасхи вычисляется по особому лунно-солнечному календарю, неразрывно связанному с юлианским. Вообще, способ вычисления даты Пасхи - важнейший пункт сравнения юлианского и григорианского календарей как церковных. Однако эта тема, требующая как научного, так и богословского рассмотрения, выходит за рамки данной статьи. Отметим лишь, что создатели православной пасхалии достигли той же цели, что и создатели юлианского календаря - максимально возможная простота при разумном уровне точности.

Так как к этому времени разница между старым и новым стилями составляла 13 дней, то декрет предписывал после 31 января 1918 г. считать не 1 февраля, а 14 февраля. Этим же декретом предписывалось до 1 июля 1918 г. после числа каждого дня по новому стилю в скобках писать число по старому стилю: 14 (1) февраля, 15 (2) февраля и т. д.

Из истории летоисчисления в России.

Древние славяне, как и многие другие народы, в основу своего календаря первоначально положили период изменения лунных фаз. Но уже ко времени принятия христианства, т. е. к концу Х в. н. э., Древняя Русь пользовалась лунно-солнечным календарем.

Календарь древних славян. Установить, что представлял собой календарь древних славян, окончательно не удалось. Известно только, что первоначально счет времени велся по сезонам. Вероятно, тогда же применялся и 12-месячный лунный календарь. В более поздние времена славяне перешли к лунно-солнечному календарю, в котором семь раз в каждые 19 лет вставлялся добавочный, 13-й месяц.

Древнейшие памятники русской письменности показывают, что месяцы имели чисто славянские названия, происхождение которых было тесно связано с явлениями природы. При этом одни и те же месяцы в зависимости от климата тех мест, в которых обитали различные племена, получали разные названия. Так, январь назывался где сечень (время вырубки леса), где просинец (после зимней облачности появлялось синее небо), где студень (так как становилось студено, холодно) и т. п.; февраль — сечень, снежень или лютый (лютые морозы); март — березозол (здесь существует несколько толкований: начинает цвести береза; брали сок из берез; жгли березу на уголь), сухий (самый бедный осадками в древней Киевской Руси, в некоторых местах уже высыхала земля, соковик (напоминание о соке березы); апрель — цветень (цветение садов), березень (начало цветения березы), дубен, квитень и т. д.; май —травень (зеленеет трава), летень, цветень; июнь — червень (краснеют вишни), изок (стрекочут кузнечики — «изоки»), млечень; июль — липец (цветение липы), червень (на севере, где фенологические явления запаздывают), серпень (от слова «серп», указывающего на время жатвы); август — серпень, жнивень, зарев (от глагола «зареветь» — рев оленей, либо от слова «зарево» — холодные зори, а возможно, от «пазорей» — полярных сияний); сентябрь — вересень (цветение вереска); руень (от славянского корня слова, означающего дерево, дающего желтую краску); октябрь — листопад, «паздерник» или «кастрычник» (паздеры — кострики конопли, название для юга России); ноябрь — грудень (от слова «груда» — мерзлая колея на дороге), листопад (на юге России); декабрь — студень, грудень, просинец.

Год начинался с 1 марта, и примерно с этого времени приступали к сельскохозяйственным работам.

Многие древние названия месяцев позже перешли в ряд славянских языков и в значительной степени удержались в некоторых современных языках, в частности в украинском, белорусском и польском.

В конце Х в. Древняя Русь приняла христианство. Одновременно с этим к нам перешло летосчисление, применявшееся римлянами, — юлианский календарь (основанный на солнечном годе), с римскими наименованиями месяцев и семидневной неделей. Счет годов в нем велся от «сотворения мира», которое якобы произошло за 5508 лет до нашего летосчисления. Эта дата — один из многочисленных вариантов эр от «сотворения мира» — была принята в VII в. в Греции и. долгое время применялась православной церковью.

В течение многих веков началом года считалось 1 марта, но в 1492 г., в соответствии с церковной традицией, начало года было официально перенесено на 1 сентября и отмечалось так более двухсот лет. Однако через несколько месяцев после того, как 1 сентября 7208 г. москвичи отпраздновали свой очередной Новый год, им пришлось празднование повторить. Это произошло потому, что 19 декабря 7208 г. был подписан и обнародован именной указ Петра I о реформе календаря в России, по которому вводилось новое начало года — от 1 января и новая эра — христианское летосчисление (от «рождества Христова»).

Петровский указ назывался: «О писании впредь Генваря с 1 числа 1700 года во всех бумагах лета от Рождества Христова, а не от сотворения мира». Поэтому в указе предписывалось день после 31 декабря 7208 г. от «сотворения мира» считать 1 января 1700 г от «рождества Христова». Чтобы реформа была принята без осложнений, указ заканчивался благоразумной оговоркой: «А буде кто захочет писать оба те лета, от сотворения мира и от Рождества Христова, сряду свободно».

Встреча первого гражданского Нового года в Москве. На следующий день после оглашения на Красной площади в Москве указа Петра I о реформе календаря, т. е. 20 декабря 7208 г., был оглашен новый указ царя — «О праздновании Нового года». Считая, что 1 января 1700 г. является не только началом нового года, но и началом нового века (Здесь в указе допущена существенная ошибка: 1700 год является последним годом XVII в., а не первым годом XVIII в. Новый век наступил с 1 января 1701 г. Ошибка, которую иногда повторяют и в наши дни.), указ предписывал отметить это событие особенно торжественно. В нем были даны подробные предписания, как организовать праздник в Москве. В канун Нового года Петр I сам зажег на Красной площади первую ракету, дав этим сигнал к открытию праздника. Улицы осветились иллюминацией. Начались колокольный звон и пушечная пальба, раздались звуки труб и литавр. Царь поздравлял население столицы с Новым годом, гуляния продолжались всю ночь. Из дворов в темное зимнее небо взлетали разноцветные ракеты, а «по улицам большим, где пространство есть», горели огни — костры и пристроенные па столбах смоляные бочки.

Дома жителей деревянной столицы принарядились в хвою «из древ и ветвей сосновых, елевых и можжевеловых». Целую неделю дома стояли украшенными, а с наступлением ночи зажигались огни. Стрельба «из небольших пушечек и из мушкетов или иного мелкого оружья», а также пуск «ракетов» были возложены на людей, «которые золота не считают». А «людям скудным» предлагалось «каждому хотя по древцу или ветве на вороты или над храминою своей поставить». С этого времени в нашей стране установился обычай ежегодно 1 января праздновать день Нового года.

После 1918 года в СССР были ещё календарные реформы.В период с 1929 но 1940 г. в нашей стране трижды проводились календарные реформы, вызванные производственными нуждами. Так, 26 августа 1929 г. СНК СССР принял постановление «О переходе на непрерывное производство в предприятиях и учреждениях СССР», в котором было признано необходимым уже с 1929-1930 хозяйственного года приступить к планомерному и последовательному переводу предприятий и учреждений на непрерывное производство. Осенью 1929 г. начался постепенный переход на «непрерывку», который завершился весной 1930 г. после опубликования постановления специальной правительственной комиссии при Совете Труда и Обороны. Этим постановлением был введен единый производственный табель-календарь. В календарном году предусматривалось 360 дней, т. е. 72 пятидневки. Остальные 5 дней было решено считать праздничными. В отличие от древнеегипетского календаря, они не были расположены все вместе в конце года, а были приурочены к советским памятным дням и революционным праздникам: 22 января, 1 и 2 мая, а также 7 и 8 ноября.

Работники каждого предприятия и учреждения были разбиты на 5 групп, и каждой группе был установлен день отдыха в каждую пятидневку на весь год. Это означало, что после четырех рабочих дней наступал день отдыха. После введения «непрерывки» отпала необходимость в семидневной неделе, так как выходные дни могли приходиться не только на различные числа месяца, но и на различные дни недели.

Однако этот календарь просуществовал недолго. Уже 21 ноября 1931 г. СНК СССР принял постановление «О прерывной производственной неделе в учреждениях», в котором разрешал наркоматам и другим учреждениям переходить на шестидневную прерывную производственную неделю. Для них были установлены постоянные выходные дни в следующие числа месяца: 6, 12, 18, 24 и 30. В конце февраля выходной день приходился на последний день месяца или переносился на 1 марта. В тех месяцах, которые содержали но 31 дню, последний день месяца считался сворхмесячным и оплачивался особо. Постановление о переходе на прерывную шестидневную неделю вступило в силу с 1 декабря 1931 г.

Как пятидневка, так и шестидневка полностью нарушили традиционную семидневную неделю с общим выходным днем в воскресенье. Шестидневная неделя применялась около девяти лет. Только 26 июня 1940 г. Президиум Верховного Совета СССР издал указ «О переходе на восьмичасовой рабочий день, на семидневную рабочую неделю и о запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с предприятий и учреждений», В развитие этого указа 27 июня 1940 г. СНК СССР принял постановление, в котором установил, что «сверх воскресных дней нерабочими днями также являются:

22 января, 1 и 2 мая, 7 и 8 ноября, 5 декабря. Этим же постановлением были отменены существовавшие в сельских местностях шесть особых дней отдыха и нерабочие дни 12 марта (День низвержения самодержавия) и 18 марта (День Парижской коммуны).

7 марта 1967 г. ЦК КПСС, Совет Министров СССР и ВЦСПС приняли постановление «О переводе рабочих и служащих предприятий, учреждений и организаций на пятидневную рабочую педелю с двумя выходными днями», однако эта реформа никак не касалась структуры современного календаря."

Но самое интересное то, что страсти не утихают. Очередной виток случается уже в наше, новое время. Сергей Бабурин, Виктор Алкснис, Ирина Савельева и Александр Фоменко внесли в 2007 году в Государственную Думу законопроект — о переходе России с 1 января 2008 года на летоисчисление по юлианскому календарю. В пояснительной записке депутаты отмечали, что «мирового календаря не существует» и предлагали установить переходный период с 31 декабря 2007 года, когда в течение 13 дней летоисчисление будет осуществляться одновременно по двум календарям сразу. Участие в голосовании приняли только четыре депутата. Трое — против, один — за. Воздержавшихся не было. Остальные избранники голосование проигнорировали.

Во времена Древнего Рима было принято, что должники уплачивают проценты в первые числа месяцев. Этот день носил особое название - день календ, а латинское calendarium переводится буквально как «долговая книга». А вот у греков такой даты не было, поэтому римляне о закоренелых должниках иронично говорили, что те вернут ссуду до греческих календ, то есть никогда. Это выражение впоследствии стало крылатым по всему миру. В наше время для исчисления больших периодов времени практически повсеместно используется григорианский календарь. В чем его особенности и какой его принцип построения - об этом как раз и пойдет речь в нашей статье.

Как появился григорианский календарь

Как известно, базой для современного летоисчисления является тропический год. Так астрономы называют интервал времени между весенними точками равноденствия. Он равен 365,2422196 средних земных солнечных суток. До того как появился современный григорианский календарь, в ходу во всем мире был юлианский календарь, который был изобретен еще в 45 веке до нашей эры. В старой системе, предложенной еще Юлием Цезарем, один год в диапазоне 4 лет в среднем составлял 365.25 суток. Это значение на 11 минут и 14 секунд больше длительности тропического года. Поэтому с течением времени погрешность юлианского календаря постоянно накапливалась. Особое неудовольствие вызывало постоянное смещение дня празднования Пасхи, который был привязан к весеннему равноденствию. Позже в ходе Никейского собора (325 год) был даже принят особый декрет, который определил единую дату Пасхи для всех христиан. Для усовершенствования календаря вносилось множество предложений. Но лишь рекомендациям астронома Алоизия Лилия (неаполитанский астроном) и Кристофера Клавия (баварский иезуит) был дан «зеленый свет». Случилось это 24-го февраля 1582г.: римский папа, Григорий XIII, издал специальное послание, которым в юлианский календарь вводилось два существенных дополнения. Для того чтобы 21 марта оставалась в календаре датой весеннего равноденствия, из 1582 года, начиная с 4 октября, изымалось сразу 10 суток и после него следовало 15-е число. Второе дополнение касалось введения високосного года - он наступал через каждые три года и отличался от обычных тем, что делился на 400. Таким образом, новая усовершенствованная система летоисчисления начала свой отсчет с 1582 года, название свое она получила в честь римского папы, а в народе ее стали называть новым стилем.

Переход на григорианский календарь

Следует отметить, что далеко не во всех странах сразу приняли такие нововведения. Первыми на новую систему подсчета времени перешли Испания, Польша, Италия, Португалия, Голландия, Франция и Люксембург (1582 год). Чуть позже к ним присоединились Швейцария, Австрия и Венгрия. В Дании, Норвегии и Германии григорианский календарь был введен в 17 веке, в Финляндии, Швеции, Великобритании и Северных Нидерландах - в 18 веке, в Японии - в 19 веке. А в начале 20-го века к ним присоединились Болгария, Китай, Румыния, Сербия, Египет, Греция и Турция. Григорианский календарь в России вступил в силу год спустя, после революции 1917-го года. Однако Православная Русская церковь решила сохранить традиции и до сих пор живет по старому стилю.

Перспективы

Несмотря на то что григорианский календарь очень точен, он все равно не идеален и накапливает погрешность в размере 3 дня за десять тысяч лет. Кроме этого, он не принимает во внимание замедление вращения нашей планеты, что приводит к удлинению дня на 0,6 секунды каждое столетие. Переменность количества недель и дней в полугодиях, кварталах и месяцах - еще один недостаток. На сегодняшний день существуют и разрабатываются новые проекты. Первые обсуждения относительно нового календаря проходили еще в 1954 году на уровне ООН. Однако тогда так и не смогли прийти к решению и данный вопрос был отложен.