Нестор Александрович Каландаришвили — неизвестные страницы жизни. Герой гражданской войны

Часть первая

«Рождение Пищи»

1. Открытие пищи

В середине девятнадцатого века в нашем странном мире стало невиданно расти и множиться число людей той особой категории, по большей части немолодых, которых называют учеными - и очень правильно называют, хоть им это совсем не нравится. Настолько не нравится, что со страниц «Природы» - органа, который с самого начала служит им вечным и неизменным рупором, - слово это тщательно изгоняют как некую непристойность. Но госпожа публика и ее пресса другого мнения, она-то их именует только так, а не иначе, и если кто-либо из них привлечет к себе хоть капельку внимания, мы величаем его «выдающийся ученый», «маститый ученый», «прославленный ученый», а то и еще пышнее.

Безусловно, и мистер Бенсингтон и профессор Редвуд вполне заслужили все эти титулы задолго до своего поразительного открытия, о котором расскажет эта книга. Мистер Бенсингтон был членом Королевского общества, а в прошлом также и президентом Химического общества, профессор же Редвуд читал курс физиологии на Бонд-стрит, в колледже Лондонского университета, и не раз подвергался яростным нападкам антививисекционистов. Оба с юных лет всецело посвятили себя науке.

Разумеется, как и все истинные ученые, с виду оба они были ничем не примечательны. В осанке и манерах любого самого скромного актера куда больше достоинства, чем у всех членов Королевского общества, вместе взятых. Мистер Бенсингтон был невысок, сутуловат и чрезвычайно лыс, носил очки в золотой оправе и суконные башмаки, разрезанные во многих местах из-за бесчисленных мозолей. Наружность профессора Редвуда также была самая заурядная. Пока им не довелось открыть Пищу богов (на этом названии я вынужден настаивать), их жизнь протекала в достойных и безвестных ученых занятиях, и рассказать о ней читателю решительно нечего.

Мистер Бенсингтон завоевал рыцарские шпоры (если можно сказать так о джентльмене, обутом в суконные башмаки с разрезами) своими блестящими исследованиями по части наиболее ядовитых алкалоидов, а профессор Редвуд обессмертил себя… право, не помню, чем именно. Знаю только, что чем-то он себя обессмертил. А слава обычно чем дальше, тем громче. Кажется, славу ему принес обширный труд о мышечных рефлексах, оснащенный множеством таблиц, сфигмографических кривых (если я путаю, пусть меня поправят) и новой превосходной терминологией.

Широкая публика имела об этих джентльменах довольно смутное представление. Изредка в Королевском обществе, в Обществе содействия ремеслам и тому подобных учреждениях ей представлялся случай поглядеть на мистера Бенсингтона или по крайней мере на его румяную лысину, краешек воротничка или сюртука и послушать обрывки лекции или статьи, которую, как ему казалось, он читал вполне внятно; помню, однажды, целую вечность тому назад, когда Британская ассоциация заседала в Дувре, я забрел в какую-то из ее секций - то ли В, то ли С; - расположившуюся в трактире; из чистого любопытства я вслед за двумя серьезными дамами с бумажными свертками под мышкой прошел в дверь с надписью «Бильярдная» и очутился в совершенно неприличной темноте, разрываемой лишь лучом волшебного фонаря, при помощи которого Редвуд показывал свои таблицы.

Я смотрел диапозитив за диапозитивом и слушал голос, принадлежавший по всей вероятности профессору Редвуду - уж не помню, о чем он говорил; кроме того, в темноте слышалось жужжание волшебного фонаря и еще какие-то странные звуки - я никак не мог понять, что это такое, и любопытство не давало мне уйти. А потом неожиданно вспыхнул свет, и тут я понял, что непонятные звуки исходили от жующих ртов, ибо члены научного общества собрались здесь, у волшебного фонаря, чтобы под покровом тьмы жевать сдобные булочки, сандвичи и прочую снедь.

Помню, все время, пока горел свет, Редвуд продолжал что-то говорить и тыкать указкой в то место на экране, где полагалось быть таблице и где мы вновь ее увидели, когда наконец опять стало темно. Помню, он показался мне тогда самой заурядной личностью: смуглая кожа, немного беспокойные движения, вид такой, словно он поглощен какими-то своими мыслями, а доклад сейчас читает просто из чувства долга.

Слышал я однажды в те давно прошедшие времена и Бенсингтона; было это в Блумсбери на конференции учителей. Как большинство выдающихся химиков и ботаников, мистер Бенсингтон весьма авторитетно высказывался по вопросам преподавания, хотя я уверен, что самый обыкновенный класс любой закрытой школы в первые же полчаса запугал бы его до полусмерти; насколько помню, он предлагал усовершенствовать эвристический метод профессора Армстронга, посредством коего, пользуясь приборами и инструментами ценою в триста, а то и четыреста фунтов, совершенно забросив все прочие науки, при безраздельном внимании и помощи на редкость одаренного преподавателя, средний ученик за десять - двенадцать лет более или менее основательно усвоил бы почти столько же знаний по химии, сколько можно было почерпнуть из очень распространенных в ту пору достойных презрения учебников, которым красная цена - шиллинг.

Как видите, во всем, что не касается науки, и Редвуд и Бенсингтон были людьми самыми заурядными. Вот только, пожалуй, сверх меры непрактичными. Но ведь таковы все ученые на свете. Тем, что в них есть подлинно великого, они лишь колют глаза ученым собратьям, для широкой публики оно остается книгой за семью печатями; зато слабости их замечает каждый.

Слабости ученых бесспорны, как ничьи другие, не заметить их невозможно. Живут эти люди замкнуто, в своем узком мирке; научные изыскания требуют от них крайней сосредоточенности и чуть ли не монашеского уединения, а больше их почти ни на что не хватает. Поглядишь, как иной седеющий неуклюжий чудак, маленький человечек, совершивший великие открытия и курам на смех украшенный широченной орденской лентой, робея и важничая, принимает поздравления своих собратьев; почитаешь в «Природе» сетования по поводу «пренебрежения к науке», когда какого-нибудь члена Королевского общества в день юбилея обойдут наградой; послушаешь, как иной неутомимый исследователь мхов и лишайников разбирает по косточкам солидный труд своего столь же неутомимого коллеги, - и поневоле поймешь, до чего мелки и ничтожны люди.

Котляревский , Нестор Александрович - историк литературы, сын Александра Александровича К. Род. 21 января 1863 г.; обучался в Коллегии Павла Галагана (в Киеве) и в московском унив. (о студенческих годах К. см. его воспоминания о В. П. Преображенском в «Старинных портретах»). Получил степень магистра всеобщей литературы за диссертацию: «Мировая скорбь». Преподавал в Имп. Александровском лицее, на высших женских (Бестужевских) курсах, историко-филологических курсах Раева, в военно-юридической академии. В 1906 г. избран почетным академиком по разряду изящной словесности, а в 1909 г. - ординарным академиком по отделению русского яз. и словесности Имп. академии наук. Состоит начальником репертуара русской драмы Императорских театров, членом редакции «Вестника Европы», принимает участие в делах Литературного фонда. В брошюре: «Очерки новейшей русской литературы. I. Поэзия гнева и скорби» (М., 1890) К. охарактеризовал творчество С. Я. Надсона. В 1891 г. вышла книга К.: «М. Ю. Лермонтов. Личность поэта и его произведения» (СПБ., 1891); опираясь на накопившиеся к тому времени биографические материалы, автор дает общую характеристику личности поэта и излагает развитие его поэтического творчества (четвертое, дополненное издание вышло в 1912 г.). В следующей своей книге: «Мировая скорбь в конце XVIII и в начале XIX в.» (СПБ., 1898; 3-е издание 1914) К., не углубляясь в детальные изыскания, дает общую, широкую характеристику «сентиментальной проповеди», «бури и натиска в мечтах», «мировой скорби, как вывода из пережитого», «демонических натур» и мотивов «примирения», поскольку всё это отразилось в западных литературах на грани двух веков. В юбилейном для Белинского 1898-м году К. редактировал «Избранные сочинения В. Г. Белинского» в изд. О. Н. Поповой (2-е изд., 1907); кроме обширной вступительной статьи о Белинском, издание снабжено конспектами-обзорами и указателями, предметным и именным, благодаря чему оно весьма удобно для справок и школьного обихода. Работа К. о творчестве Гоголя, напечатанная сначала в журнале «Мир Божий», вышла потом отдельным изданием (СПБ., 1903; 4-е дополн. изд., Петрогр., 1915). Задачей автора было «восстановить с возможной полнотой историю загадочной души художника и исследовать более подробно ту связь, которая объединяет творчество Гоголя с творчеством предшествовавших и современных ему писателей». Гоголь оценивается в связи с общим ходом русской литературы и критики, что и составляет главную ценность книги К. Появившиеся в разных журналах девятисотых годов статьи К. о других писателях собраны им в книге: «Старинные портреты» (СПБ., 1907); здесь даны характеристики Баратынского, Веневитинова, кн. В. Ф. Одоевского, Белинского, Тургенева, гр. А. К. Толстого; в приложении - воспоминания о В. П. Преображенском, упомянутые выше. В 1907 г. вышла написанная отчасти по неизданным материалам Государственного архива книга К. «Декабристы кн. А. И. Одоевский и А. А. Бестужев-Марлинский», в 1908 г. - тесно связанная с предыдущей книга о К. Ф. Рылееве. К тому же кругу литературных явлений относится книга К. о «Литературных направлениях Александровской эпохи» (СПБ., 1907, 2-е изд., СПБ., 1913). Непереизданными остались статьи о литературной деятельности В. К. Кюхельбекера («Русское Богатство», 1901, №№ 3 и 4), непосредственно примыкающие к работам о декабристах. В издании сочинения Пушкина, под ред. С. А. Венгерова, К. принадлежат статьи о «Братьях-разбойниках» и о «Каменном Госте». Все перечисленные работы по русской литературе, в своей совокупности, составляют обширный обзор лирики, эпоса, драмы и критики александровского и николаевского времени. С 1910 по 1914 г. в «Вестнике Европы» печатался обширный труд К.: «Очерки из истории общественного настроения в России в шестидесятых годах прошлого века», заключающий в себе характеристику Чернышевского, Добролюбова и других публицистов того времени, в связи с художественной литературой и общественностью.

Историк литературы, сын А. А. Котляревского. Род. в 1864 г.; учился в коллегии Павла Галагана и на историко-филологическом факультете московского университета. Читает историю иностранных литератур на высших женских курсах в Петербурге и в импер. александровском лицее. Написал талантливую книгу: "М. Ю. Лермонтов. Личность поэта и его произведения" (М. 1891); "Памяти Е. А. Баратынского" ("Вестник Европы", 1895, июль) и несколько брошюр о современных поэтах.

{Брокгауз}

Котляревский, Нестор Александрович (дополнение к статье)

Напечатал: "Мировая скорбь в конце прошлого и в начале нашего века" (СПб., 1898); "H. В. Гоголь. Очерк из истории русской повести и драмы" (СПб., 1903); "Лермонтов. Личность поэта и его произведения" (СПб., 1905, 2-е перераб. издание).

{Брокгауз}

Котляревский, Нестор Александрович

Литературовед, академик. Ученик И. П. Житецкого по Киевской коллегий Павла Галагана и Н. И. Стороженко по Московскому университету, К. завершил филологическое образование в Сорбонне у Г. Париса и Поля Мейера. После переезда в Петербург близкие отношения к А. Н. Пыпину (см. ) оказали влияние на историко-литературные и общественные взгляды К. Примыкая по своим методологическим воззрениям к культурно-историческому методу (см. "Метод культурно-исторический "), К. не принадлежал однако к числу его последовательных адептов: в научных работах его много эклектики. Литературу К. принимал как "правдивую летопись" целого ряда сменявших друг друга поколений. Хотя К. и заявлял, что "история литературы есть прежде всего история художественного творчества", что историку литературы надлежит "восстановить историю творчества художника и историю развития словесного искусства вообще", однако на деле работы его посвящены развитию "общественных идеалов", "политических мыслей и поэтических грез". Оценивая с такой "культурно-исторической" точки зрения факты русской и западной литератур, К. подобно большинству сторонников этого метода видел в истории литературы один из способов пропаганды "освободительных начал". Этот кадетского толка либерализм в соединении с художественностью изложения и создал главным образом ему популярность. Котляревский был одним из основателей и первым директором Пушкинского дома.

Библиография: I. Главные труды К.: Очерки новейшей русской литературы. І. Поэзия гнева и печали, М., 1890; М. Ю. Лермонтов, СПб., 1891 (изд. 5-е, 1915); Мировая скорбь в конце прошлого и начале нашего века, СПб., 1898 (изд. 3-е, 1924); Н. В. Гоголь, СПб., 1903 (изд. 4-е, 1915); Декабристы, СПб., 1907; Старинные портреты, СПб., 1907; Литературные направления Александровской эпохи, СПб., 1907 (изд. 3-е, 1917); Рылеев, СПб., 1908; Канун освобождения, П., 1916; Пушкин как историческая личность, 1925. Полный список работ в книге "Памяти Н. А. Котляревского", Л., 1926.

II - III. Словарь членов Об-ва любителей российской словесности, М., 1911; Материал для биографического словаря действ. членов имп. Академии наук, ч. 1, П., 1915; Владиславлев И. В., Русские писатели, изд. 4-е, Гиз, М.-Л., 1924; Королицкий М. С., Н. А. Котляревский, Л., 1925; Памяти H. A. Котляревского. Сотрудники Пушкинского дома Акад. наук, Л., 1926.

{Лит. энц.}

Котляре вский, Нестор Александрович

Род. 1863, ум. 1925. Литературовед, специалист по русской литературе первой пол. XIX в. Академик Петербургской академии наук с 1909 г., РАН с 1917 г.

Большая биографическая энциклопедия . 2009 .

Смотреть что такое "Котляревский, Нестор Александрович" в других словарях:

Котляревский, Нестор Александрович историк литературы, сын Александра Александровича Котляревского. Родился 21 января 1863 года; обучался в Коллегии Павла Галагана (в Киеве) и в Московском университете (о студенческих годах Котляревского см. его … Биографический словарь

- (1863 1925) российский литературовед, академик Российской АН (1917; академик Петербургской АН с 1909). Близок к культурно исторической школе. Труды о сентиментализме и романтизме, творчестве М. Ю. Лермонтова, поэзии декабристов … Большой Энциклопедический словарь

Русский литературовед, академик Петербургской АН (1909). Окончил Московский университет (1885), продолжал образование во Франции (до 1889). Работы К. посвящены западноевропейскому и русскому… … Большая советская энциклопедия

В Википедии есть статьи о других людях с такой фамилией, см. Котляревский. Нестор Александрович Котляревский … Википедия

- (1863 1925), литературовед, академик Петербургской АН (1909) и РАН (1917). Близок к культурно исторической школе. Труды о сентиментализме и романтизме, поэзии декабристов. * * * КОТЛЯРЕВСКИЙ Нестор Александрович КОТЛЯРЕВСКИЙ Нестор Александрович… … Энциклопедический словарь

I историк литературы, сын А. А. Котляревского. Род. в 1864 г., учился в коллегии Павла Галагана и на историко филологическом факультете моск. университета. Читает историю иностр. литератур на высших женских курсах в Петербурге и в импер.… …

Нестор Александрович Котляревский (21 января (2 февраля) 1863, Москва 12 мая 1925) историк литературы, литературный критик, публицист. Сын слависта, историка литературы, археолога и этнографа А. А. Котляревского. Учился в коллегии Павла Галагана… … Википедия

- (1863 1925) историк литературы, профессор, читал курсы русской и зарубежных литератур в Петербурге на Высших женских курсах и в Александровском лицее … Словарь литературных типов

Напечатал Мировая скорбь в конце прошлого и в начале нашего века (СПб., 1898); H. В. Гоголь. Очерк из истории русской повести и драмы (СПб., 1903); Лермонтов. Личность поэта и его произведения (СПб., 1905, 2 е перераб. издание) … Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона

- (21 января (2 февраля) 1863, Москва 12 мая 1925) историк литературы, литературный критик, публицист. Сын слависта, историка литературы, археолога и этнографа А. А. Котляревского. Учился в коллегии Павла Галагана и на историко филологическом… … Википедия

Книги

• Декабристы , Котляревский Нестор Александрович. Книга известного публициста, литературоведа, критика посвящена жизнеописанию А. И. Одоевского, А. А. Бестужева, К. Ф. Рылеева. История нашего литературного развития сохранит на своих…

Наш очередной рассказ из серии «Коллекционеры и коллекции» посвящён Александру Александровичу Котляревскому и его сыну Нестору Александровичу.

Александр Котляревский

Александр Котляревский – филолог, историк, археолог, этнограф – был яркой фигурой на небосклоне русской исторической науки середины XIX века. Он родился в 1837 году в Кременчуге, в семье скромного помещика. В 1853 году, после окончания Полтавской гимназии, Котляревский поступил в Московский университет. Сначала он специализировался на русской филологии, но к концу обучения увлёкся славистикой. Котляревский застал ещё плеяду замечательных московских профессоров: Т.Н. Грановского, П.И. Кудрявцева, Ф.И. Буслаева, а славяноведение в Университете преподавал О.М. Бодянский. Ещё в студенческие (весьма небогатые, надо отметить) годы Александр Котляревский начал собирать свою библиотеку. Александр Веселовский вспоминает: «С середины пятидесятых годов в студенческих кружках Москвы стала заметно выдвигаться необыкновенно своеобразная личность; и по типу и по говору это был кровный малоросс; жизнь била в нём ключом, в умных глазах сверкал огонь, речь поражала остроумием; подвижный донельзя, главный зачинщик сериозных споров и самых потешных шалостей, он в то же время удивлял всех своим страстным увлечением наукой. В его скромной студенческой комнате на самой вышке одного из старых домов Арбатской площади понемногу скопилась редкая для студента библиотека, главное его сокровище, - и среди иных товарищей она вызывала к нему какое-то особое, почти пугливое уважение…» В воспоминаниях современников Котляревский предстаёт образцовым «предреформенным студентом»: страстным сторонником движения, борьбы, ломки отжившего и косного; идеалом будущего общественного деятеля, публициста, критика.
Александр Котляревский закончил Университет в 1863 году – лучшим учеником профессора Ф.И. Буслаева. Его ждала карьера преподавателя: для начала – в Александринском сиротском кадетском корпусе. Котляревский становится «одним из известнейших учителей в Москве; и в больших школах… и в частных уроках стоило ему явиться и наладить дело, и всё приходило в движение, заинтересовывалось, бросалось читать и работать, - продолжает свой рассказ Веселовский. – Он захватил с собой из университетской аудитории и из своей студенческой каморки всё то увлечение наукой о народности, которое согрело его собственную жизнь и умел передать его подросткам». Тем не менее, кандидатский экзамен он держит только через четыре года и в Петербурге, а не в Москве – причиной стал конфликт с профессором богословия. Котляревский много сотрудничает с журналами: пишет для «Русского вестника», «Отечественных записок», с 1859 – для «Московского обозрения». В 1862 году Александр Котляревский женился, впереди выстраивались прямая дорога к званию профессора Московского университета и успешная преподавательская и научная деятельность… Но в том же 1862 году произошло событие, изменившее всю его жизнь. Косвенной причиной неприятностей (не сказать – катастрофы) оказалась любовь Котляревского к книге. В одном из московских домов он познакомился с эмиссаром Александра Герцена, эмигрантом В.И. Кельсиевым, тайно приехавшим в Москву с фальшивым паспортом. Кельсиев интересовался расколом; они побеседовали. По другой версии, Котляревский с Келсиевым вообще не виделся, а только знал о его приезде и интересующей его теме. Известен факт: Котляревский подарил Кельсиеву книгу Новицкого «О духоборах» со своим автографом. Уехав за границу, Кельсиев похвастался знакомством с Котляревским (и не только с ним!) в письме к московскому знакомому. Письмо было перехвачено, Александр Котляревский был арестован и помещен в Петропавловскую крепость. Его выпустили через полгода, с начинающейся чахоткой и волчьим билетом, с запретом служить по «учебному ведомству», т. е. преподавать. Стоит отметить, что письмо Кельсиева принесло неприятности не только герою нашего рассказа: А.Н. Афанасьев, также упомянутый в злополучном послании, потерял своё место в Архиве Министерства иностранных дел и вынужден был продать свою библиотеку. Некоторые книги из коллекции Афанасьева сейчас хранятся в ГПИБ; мы планируем рассказать о нём в нашей серии о коллекционерах. Что же касается Кельсиева – то в 1867 году, изрядно помотавшись по Европе, он вернулся в Россию, отрёкся от революционных взглядов и был помилован императором Александром II. Котляревский до 1869 года оставался под полицейским надзором.
В Петропавловской крепости Котляревскому было разрешено писать, и в 1862 году в «Отечественных записках» появилась его «Заметка о библиографии в отношении науки о русской старине и народности» под заглавием «На память русским библиографам». «Все указания, какие нам придется делать в продолжение этой заметки, – пишет Котляревский, - мы делаем на память, без всяких справок с книгами, которые в настоящую минуту, по некоторым обстоятельствам, совершенно нам недоступны… Пусть библиографы наши послужат русской науке, но для этого нужен строгий предварительный труд, строгий систематический метод».
С 1864 года Александр Котляревский – товарищ секретаря и библиотекарь Московского Археологического общества, редактор «Археологического вестника», хранитель музея. В его судьбе принимает участие граф А.Уваров, основатель Археологического Общества.

Брошюра из библиотеки А. Котляревского, вплетённая в конволют. Из фонда Уваровых в ГПИБ.

С 1867 Котляревскому разрешено преподавать, но только в Дерпте, где он и работает с 1868 по 1873 годы. Числится он «экстраординарным профессором русского языка в особенности и славянского языковедения вообще».
Лишь в 1875 году Александр Котляревский, уже защитивший магистерскую и докторскую диссертации, член-корреспондент Академии Наук, получает разрешение «служить по учебному ведомству» без ограничений. Киевский университет прилагает значительные усилия для «амнистии» известного ученого - и тут же приглашает Александра Александровича на должность профессора. Но здоровье его было подорвано в заключении: по словам друзей, «в болезненном существе с осунувшимися чертами лица… напрасно стали бы искать сходства с прежнею… искромётною натурою».
Александр Котляревский ушел из жизни 29 сентября 1881 г., ему было всего 44 года. Он оставил более 100 научных работ, среди которых самые крупные посвящены славянским древностям: диссертации «Погребальные обычаи языческих славян», «Древности юридического быта балтийских славян», «Книга о древностях и истории Поморских славян в XII в.», «Взгляд на старинную жизнь по народным лубочным изображениям», «Сказание о русских богатырях». В качестве учебного курса он готовил и читал «энциклопедию славянства». Но сегодня мы поговорим о наследии Александра Котляревского как библиофила и собирателя.
А.Н. Пыпин в своей работе «Очерк биографии профессора А.А. Котляревского» рассказывает: «Его коллекторство, кажется, с самого начала получило специальный и обдуманно принятый характер. В наших руках был каталог его библиотеки от 1858 года, когда он только что покинул университетскую скамью: библиотека уже тогда имела определенный характер, - в ней нашли место сочинения по общим вопросам науки, а затем иностранные, особливо немецкие сочинения по языку, мифологии, обычаю, и все существенное, что представляла тогда в этой области наша литература. Впоследствии эти начатки выросли в замечательную специальную библиотеку, у нас единственную в своем роде… Он [Котляревский] хотел, чтобы его библиотека была полной коллекцией литературы предмета и как бы наглядно собранной историей науки».
В библиотеке Котляревского были представлены книги на русском, древних, западноевропейских и славянских языках, издания главным образом XVIII – XIX вв. Встречаются книги XVII – начала XVIII в. Коллекция Котляревского интересна, в большей степени, не раритетными книгами, а именно как тематическое собрание: классические труды по славяноведению, издания средневековых исторических памятников, издания славянских будителей, многочисленные словари, от энциклопедических до языковых (включая санскритско-английский), книги по фольклору разных народов, работы по истории раннего христианства, переводы библейских текстов на славянские языки.

Особый интерес представляют журнальные вырезки за разные годы: часть их подобрана в большие тома, каждый том переплетён, рукой Котляревского помечено, из какого журнала взята вырезка. Таких нумерованных томов в ГПИБ хранится 12, они объединены одним названием: «Collectanea».

Оформление коллекции газетных и журнальных вырезок А.А. Котляревским. Конволюты из фондов ГПИБ.

Есть в собрании Котляревского и редкие издания: альбом с сопроводительным текстом Франческо Перуччи «Погребальные обычаи всех наций мира» на итальянском языке, выпущенный в Вероне в 1646 году, первоиздание Краледворской рукописи Ганки, латинско-хорватский словарь Белостенича, на котором рукой Котляревского помечено: «Книга редчайшая и очень важная приобретена за 12 талеров. Дерпт 1870 ноября 24 АК».

Комплектованием собрания Котляревский занимался сам, не прибегая к помощи посредников. В его коллекции встречаются книги из других частных библиотек (М.П. Погодина, А.И. Зимы, П.И. Кеппена), но совершенно очевидно, что издания приобретались не «блоками», не частями коллекций, как часто поступали другие библиофилы, а именно «точечно», по определённой, достаточно узкой, теме. Возможно, между учеными-коллекционерами вёлся книгообмен. Котляревский сохранял автографы и пометы коллег на полученных изданиях.

«Иллирские народные песни», собранные Станко Вразом. Книга с автографом из собрания А.Котляревского, с пометой Кеппена: «Получено от г. Шафарика из Праги в 1839 году».

В своём книжном собрании Александр Котляревский – в первую очередь ученый, а не библиофил. Книги в большинстве своём не имеют стандартного переплета (за исключением подборки тщательно оформленных вырезок), некоторые издания подписаны: «Котляревский». Экслибрис учёного выглядит просто и почти не используется.

Книги из собрания А. Котляревского с владельческими признаками.

Книга из библиотеки А.Котляревского с дарственной надписью библиотеке Черткова.

В 1894 году книжное собрание А.А. Котляревского было передано в Исторический музей его наследниками; в 1938 году в составе Библиотеки ГИМа оно вошло в фонды ГПИБ.

Нестор Котляревский

Нестор Александрович Котляревский родился 21 января 1863 г. Образование получил в киевской Коллегии имени Павла Галагана, а также на историко-филологическом факультете Московского Университета. Выбор факультета для Нестора Александровича определил его отец, Александр Котляревский, желавший видеть сына своим продолжателем в славяноведении. Н.А. Котляревский стремился посвятить себя естествознанию и мечтал о больших научных экспедициях; интерес этот он сохранил на всю жизнь: близкие и знакомые Нестора Александровича рассказывали о его коллекциях бабочек, жуков, птичьих гнезд с яйцами разных пород птиц, в том числе и собранных собственноручно.
В итоге Н.А. Котляревский отказался от занятий славистикой, выбрав своей темой историю всеобщей литературы. Его студенческие работы были посвящены христианским апокрифам и любовной поэзии Средних веков, а первым опубликованным исследованием стали перевод и вступительная статья к сочинению Е. Laveley «Образование народных эпопей и происхождение песни о Нибелунгах» (1884). Нестору Котляревскому удавалось счастливо совмещать занятия историей литературы всеобщей и русской. После окончания Университета он был отправлен в Париж для подготовки к магистерским экзаменам, слушал лекции в Сорбонне, изучал старо-французский и провансальский языки, а, вернувшись в Москву в 1889 г., выпустил свой первый самостоятельный труд по истории русской литературы - небольшую брошюру с заглавием: «Литературные очерки. Вып. I. Поэзия скорби и гнева». Его магистерская работа по литературе «Мировая скорбь в конце прошлого и в начале нашего века», по отзывам специалистов, заслуживала наивысшей оценки и по специальности «всемирная история», настолько полезным оказалось исследование Н.Котляревского для обеих дисциплин.
Защитившись, Нестор Александрович переехал в Петербург, связав со столицей Российской империи всю свою дальнейшую жизнь. Обустроиться в городе на Неве ему помог Александр Николаевич Пыпин - старый знакомый отца, двоюродный брат Н.Г. Чернышевского, литературовед и этнограф. В доме Пыпина Н.Котляревский познакомился с замечательными представителями науки, искусства и литературы того времени - С.Ковалевской, Вл.Соловьевым, М.А. Балакиревым. От Пыпина Нестор Котляревский научился любить и понимать людей 60-х годов и их самоотверженное служение идее, и один из лучших трудов своих, «Канун освобождения», говорящий об этих людях, - посвятил «светлой памяти Александра Николаевича Пыпина».
Н.Котляревский продолжал - и весьма успешно! - совмещать интерес к литературе всемирной с увлечением литературой отечественной. У Пыпина он прочёл сложившемуся в доме кружку молодежи двухлетний курс по истории немецкого романтизма периода Sturm und Drang’a - лекции были настолько интересны, что А.Н. Пыпин считал их неординарным событием. И по совету Пыпина Нестор Александрович начал свою первую книгу, сразу «сделавшую ему имя» - это был известный труд о Лермонтове, законченный к 50-летию дня смерти поэта в 1891 г.
Педагогическая деятельность Котляревского-сына была разнообразна: от Бестужевских курсов до Александровского лицея в Царском Селе, и именно лицей привёл его к главному делу жизни. Дело в том, что сотрудничество Нестора Котляревского и Александровского лицея проистекало в атмосфере абсолютной симпатии и благорасположения профессора и учебного заведения друг к другу. Даже будучи выбранным в академики, Нестор Александрович продолжал свои чтения в лицее в качестве «профессора по вольному найму», удерживаемый просьбами персонала лицея и собственными добрыми чувствами. Ещё в 1899 г. он был избран членом Комитета Пушкинского Лицейского общества, косвенно немало поспособствовавшего пополнению Пушкинского Дома, так как собранный и основанный Лицейским обществом Пушкинский музей целиком влился после 1917 г. в Пушкинский Дом.
Незадолго до избрания Нестора Александровича ординарным академиком, а именно - 9 января 1909 г., он получил от президента Академии Наук приглашение принять на себя звание члена и участие в работе Комиссии по постройке памятника Пушкину в Санкт-Петербурге, а через полтора года, 10 июня 1910 г., академик С.Ф. Ольденбург передал ему управление делами этой Комиссии и подведомственного ей Пушкинского Дома. Первой, поставленной себе Н. А. Котляревским в этом деле, задачей было сделать собранное до него небольшое, но и тогда уже весьма ценное научное имущество Дома достоянием широких кругов общества. С этой целью Нестор Александрович ходатайствовал перед Академией с просьбой разрешить ему занять под Пушкинский Дом небольшие проходные залы и вестибюль в главном здании, и когда разрешение было получено, а залы по его ходатайству и по его же указаниям отремонтированы, - он занялся размещением в них первых коллекций Дома. При этом он обогатил Дом очень ценным вкладом, передав ему всю свою личную, весьма обширную и с полным знанием дела подобранную библиотеку - русскую и иностранную, собственное собрание портретов русских и иностранных писателей и редкую коллекцию старинных рам для них, с большой любовью им в разное время собранных. Попутно Нестор Александрович везде, где возможно, представлял Пушкинский Дом обществу, главным образом, в литературной среде, и делал это с таким тактом и талантом, что «имя Пушкинского Дома в Академии наук», начавшее от времени до времени появляться на страницах печати, - стало, по выражению Блока, «звуком понятным, знакомым» и «не пустым для сердца». Появившийся в 1913 г. первый выпуск «Временника» Дома был встречен не как книга, говорившая о чём-то неведомом и непонятном, но как такая, к появлению которой были готовы, которую ожидали. Пушкинский Дом, хотя возглавлял его Н.А. Котляревский в официально-служебном порядке, стал его любимым детищем, его главной заботой. Он вникал в тысячу деталей - от ремонта и развески картин до получения средств на закупку коллекций и организации лекций - и «настолько заполнял собою и праздничную, и будничную жизнь Дома, настолько неразрывно связал себя с нею с первых шагов своих в этом, когда-то маленьком и мало кому известном учреждении, что, говоря о Пушкинском Доме, нельзя не говорить о Несторе Александровиче как о его создателе в том виде, в каком Дом существует в настоящее время, - писал Е.Казанович в официальном сборнике Пушкинского Дома Академии Наук, посвящённом памяти Н.А. Котляревского. - И если при всем этом сам Нестор Александрович при жизни не любил выставлять себя без нужды для дела вперёд, если он всегда стремился и умел затушёвывать себя и не хотел признавать всего значения своего для Дома, как - сначала управляющего делами его, а затем директора, если он отказывался от имени главного осуществителя идеи Пушкинского Дома и приписывал все заслуги другим, снимая с себя, как он шутливо говаривал, «всякую вину за успехи Пушкинского Дома» и уверяя, что он занимается только монтировкой портретов и «физическим трудом», - мы, его ближайшие друзья и сотрудники, должны сказать иное. Мы знаем, что «физический труд» Нестора Александровича был на самом деле только трогательной подробностью в общей громадной работе его по Дому, для нас бесконечно дорогой, потому что она особенно сближала нас с ним и привязывала к нему. Мы дорожили этими часами непоказной совместной работы с ним, потому что такой - если можно так выразиться - «будничный» Нестор Александрович был подлинно наш, каким знали его немногие, кроме нас; но эта сторона не затушёвывала в нашем сознании подлинного, большого, незаменимого для нашего дела директора, каким был Нестор Александрович».

Н.А. Котляревский скончался в 1925 году, сумев провести Пушкинский Дом через революционные бури и сохранив его дух и его коллекции в соответствии с первоначальными замыслами.
Книг Нестора Александровича Котляревского в фондах ГПИБ гораздо меньше, чем книг его отца. Как уже упоминалось, он передал свою личную библиотеку Пушкинскому Дому. Но, тем не менее, издания с владельческими признаками коллекции Нестора Котляревского стоят на полках книгохранения ГПИБ рядом с книгами из собрания Александра Котляревского.

По косвенным признакам (инвентарные номера, шифры, тематика изданий) мы можем предположить, что книги Нестора Александровича попали в библиотеку Исторического музея в 1894 г. вместе с коллекцией А. Котляревского. Большинство этих изданий напечатано до 1890-ых годов и посвящено средневековой литературе, которой Н.А. Котляревский занимался в молодости. Нельзя не отметить, что даже в молодые годы Нестор Александрович заботился об оформлении своей библиотеки: принадлежавшие ему книги легко выявляются по суперэкслибрису «НК» на корешках.

Такие разные истории отца и сына объединяет их общая преданность науке, литературе и книге.

Использованная литература:

1. Котляревский А.А. На память будущим библиографам. Заметка о библиографии в отношении науки о русской старине и народности // Отечественные записки - 1862. - № 11. - С. 78-86.
2. Пыпин А.Н. Очерк биографии профессора А.А. Котляревского // Котляревский А.А. Сочинения. - Т. 4. - Спб., 1895.
3. Пашаева Н.М. Библиотека А.А. Котляревского //Сокровищница книги. - Ч. 1 - М., 1988. - С. 80-89.
4. Памяти Н.А. Котляревского. 1863-1925. - Л., 1926. - 62 с.

В начале XXI столетия имя Нестора Александровича Каландаришвили известно многим жителям Иркутска. В память о революционной деятельности Нестора Александровича названа одна из центральных улиц города.

По сведениям советских историков, в период с 1917 по 1922 гг. дворянин и уроженец деревни Шемокмеди Озургетского уезда Кутаисской губернии Н.А. Каландаришвили проявил себя, как видный военный революционный деятель, руководитель партизанского движения на территории Восточной Сибири.

Между тем, в начале века XX Нестор Александрович был известен лишь в достаточно узком кругу чиновников политической полиции, как «один из организаторов преступных выступлений … пользующийся широкой популярностью среди Сибирских кавказцев».

Высылавшиеся с 1828 г. исключительно в Иркутскую губернию наиболее тяжкие преступники из Грузии и Армении сумели за достаточно короткий срок занять главенствующее положение в местном криминальном сообществе.

Оказавшись в ссылке, кавказцы объединились в обособленные этнические группы, занимавшиеся различными видами преступной деятельности. Выгодно отличаясь от своих коллег по преступному ремеслу тесными этническими связями, непонятными для большинства сибиряков письменностью и языком, выходцы с Кавказа долгое время оставались наименее изученными звеном криминального сообщества Восточной Сибири.

Выделяясь замкнутостью по отношению к другим представителям уголовного мира, кавказцы превосходили их жестокостью и организованностью своих действий. Не допуская в свою мир чужаков, они безжалостно и цинично расправлялись со всеми, кто пытался проникнуть в их среду.

Неудивительно, что большая часть полицейских чиновников, сталкиваясь с кавказцами, предпочитала либо не замечать их преступной деятельности, либо сотрудничать … на взаимовыгодной основе.

Именно поэтому, несмотря на секретное циркулярное распоряжения министра внутренних дел № 106765 от 28 февраля 1910 г., запрещавшее офицерам отдельного Корпуса производство дел общеуголовного характера, в данном случае, для Иркутского губернского жандармского управления было сделано исключение.

В извещении № 107897 от 16 декабря 1913 г. товарищ министра внутренних дел генерал-майор Джунковский распорядился о том, чтобы «чины Корпуса Жандармов, входящие в состав Восточно-Сибирского Района, при всех случаях ограблений, происходящих во вверенном их наблюдению районе, принимали непосредственное участие в производстве дознаний об этих ограблениях».

Таким образом, принадлежность к одной из самых крупных и организованных преступных группировок Восточной Сибири, а вовсе не политическая активность Н.А. Каландаришвили делали его столь желанным гостем в Иркутском губернском жандармском управлении.

По сведениям секретных агентов, со времени своего появления на сибирских просторах Нестор Александрович имел причастность к целому ряду громких уголовных преступлений, являясь их непосредственным организатором. Обладая широкими связями в криминальной среде и репутацией человека «совершено неспособного обмануть своего уголовного», Каландаришвили устраивал преступления, всячески избегая прямого участия в аферах.

В распоряжении жандармов имелась информация о тесных отношениях Каландаришвили со Степаном Михайловичем Котовым крупным иркутским аферистом и содержателем меблированных комнат «Эльдорадо», служащих притоном для грабителей и мошенников.

Одним из ярких эпизодов совместной деятельности Каландаришвили и Котова может служить дело 1908 г. «О попытке получения в Иркутском казначействе по подложной ассигновке управления Забайкальской железной дороги 18658 руб».

Тогда, в результате заранее организованного наружного наблюдения, жандармами был задержан Козловский мещанин Константин Михайлович Иванов, предъявивший в Иркутском казначействе талон к получению 18658 руб. Детальный осмотр платежного документа выявил наличие всех необходимых реквизитов и … высокое качество изготовления фальшивого документа.

Дальнейшее расследование обнаружило, что в афере участвовала преступная группа иркутских мошенников, в числе которых к следствию были привлечены и С.М. Котов и Н.А. Каландаришвили. Однако ни Котов, ни Каландаришвили уголовной ответственности не понесли.

В значительной степени участию Нестора Александровича в подобных аферах сопутствовало его увлечение фотографическим ремеслом. Ведь в начале XX столетия высокое качество подделки документов и денег могли обеспечить лишь хорошие познания в области химии, граверного дела и … фотографии. Поэтому помимо самого Н.А. Каландаришвили высокими профессиональными навыками обладали и люди его окружавшие. Иркутский мещанин Илья Яковлевич Завьялов являлся специалистом высокого класса по переводу на камень кредитных билетов для их подделки, а мещанин г. Перми Валериан Евстафьевич Белослюдцев считался в преступной среде знатоком по изготовлению банковских чеков.

Неудивительно, что жандармы, расследовавшие криминальную деятельность Н.А. Каландаришвили, были поражены научной и технической подготовкой его преступных предприятий.

Об одном из таких случаев, произошедшем в начале 1914 г., докладывал начальник Иркутского губернского жандармского управления полковник А.В. Васильев: «Статскому советнику Кондрашову и жандармскому ротмистру Константинову удалось взять на ходу во дворе д. № 32 по Преображенской ул. в каменном домике, оборудованную по последнему слову техники слесарно-механическую мастерскую, по изготовлению фальшивых монет». При детальном осмотре жандармы выяснили, что подпольная фабрика располагала двумя давильными прессами весом свыше 15 пудов, гальваническими батареями, приборами серебрения, разными кислотами, тиглем и плавильными печами. Там же было обнаружено множество стальных кружков «будущих монет», которые проходили различные степени обработки.

К моменту появления полицейских в мастерской находилась, Варвара Депутатова, занимавшаяся вытиранием металлических кружков. Ее сожитель иркутский механик Георгий Козиков успел скрыться. Жандармам достались лишь его вещи: руководство по химии и механике, приборы для чеканки герба, чертежи машины для чеканки монет и более четырех тысяч «совершенно готовых» двадцати копеечных монет.

Дальнейшее дознание установило, что к организации производства фальшивых денег причастна целая преступная группа, координацию и руководство действиями которой осуществлял Н.А. Каландаришвили.

Достоверно неизвестно, когда у Нестора Александровича зародилась мысль об изготовлении фальшивых монет, однако, по агентурным сведениям Иркутского охранного отделения, уже в 1912 г. Каландаришвили принимает все меры, что бы поставить это дело в Сибири «на широких началах». С этой целью он приступает к поиску квалифицированных специалистов, граверов и ювелиров.

В конце 1912 г. Каландаришвили, по рекомендации афериста Силована Алексеевича Чехидзе, знакомится с ювелиром ссыльнопоселенцем Эдуардом Мартиновичем Медне и, убедившись в профессиональных качествах последнего, делает заказ на изготовление клише для чеканки золотых и серебряных монет в машине, сконструированной Г. Козиковым.

В начале 1913 г. Нестор Александрович, по совету крупного кавказского грабителя Бидо Секании, встречается с «человеком, способным на разные дела по получению денег путем подделки документов» - ссыльнопоселенцем Сергеем Васильевичем Беловым, которому и предлагает «заняться делом получения путем подлогов крупных денежных сумм, устроив штук 10 почтовых переводов по 50000 руб., и принять участие в подделке фальшивых монет, указывая при этом, что монеты будут выпускаться достоинством и чеканом не хуже правительственных, и что благодаря низкой пробе каждый серебряный рубль обойдется не более 38 коп».

Немаловажное значение для первоначальной организации производства фальшивой монеты имело финансирование. Осознавая важность этой проблемы, Нестор Александрович обратился к своим ссыльным землякам с предложением о долевом участии в делах преступного предприятия. И получил … живой отклик.

После предварительных консультаций деньги на покупку и изготовление машин для подделки монет предоставили Адольф Нахманович Цейтлин - 2000 руб., братья Самсон и Федор Родонаи - 200 руб., Ермолай Давидович Бебурия - 200 руб. (обещал достать еще 1000 руб.), Амаяк Марашьянц - 350 руб. и Платон Дгебуладзе - 1200 руб.

Между тем, по мере «постановки дела», наиболее актуальными оказались именно проблемы финансирования. В откровенной беседе с Сергеем Беловым Нестор Александрович посетовал, «что на постройку машины для подделки фальшивых денег он задолжал около 2000 руб».

Явный дефицит денежных средств побудил Н.А. Каландаришвили к созданию еще одной организованной преступной группы, но уже предназначенной для выполнения заказных убийств. В банду вошли Самсон Михайлович Горделадзе (он же Отелло), Георгий Чехидзе и Константин Иванович Тетрадзе.

В ноябре 1913 г. Нестор Александрович получил «заказ» на устранение иркутского купца Якова Ефремовича Метелева. Источники Иркутского охранного отделения сообщали, «что за убийство купца его жена Метелева предложила Каландаришвили 5000 руб».

Операция по устранению предпринимателя была назначена на 12 декабря 1913 г. Около семи часов вечера, двое кавказцев на извозчике иркутской биржи № 903 Николае Александровиче Осикове подъехали к магазину «Щелкунова и Метелева». Убийцы долгое время кого-то высматривали, затем спешились, осмотрели окна и вошли в магазин.

Однако «наводчики», допустили ошибку и «активным работникам» Георгию Чехидзе и Константину Тетрадзе удалось лишь совершить покушение на жизнь Я.Е. Метелева, тяжело ранив его в шею.

К моменту совершения преступления наемные убийцы уже несколько дней находились под постоянным наблюдением сотрудников Иркутского охранного отделения. Один из них, филер (агент наружного наблюдения - авт.) Ильин докладывал: «Увидев Тетрадзе и неизвестного, выбежавших из магазина Метелева с Маузерами в руках, я выхватил свой револьвер. Неизвестный вскочил в сани извозчика № 903 и уехал, а я, преследуя Тетрадзе, сделал по нему два выстрела, от коих на Тетрадзе затлело пальто, и он был ранен».

Неудавшаяся попытка убийства купца Метелева послужила причиной провала деятельности преступной группы Каландаришвили и ареста ее рядовых исполнителей. Основания для задержания самого Нестора Александровича жандармы получить не смогли. Все фигуранты дела от дачи показаний отказались. Каландаришвили остался на свободе и продолжил деятельные поиски не достающей суммы.

В начале 1914 г. деньги все-таки были найдены. Оборудование и реактивы закуплены. Изготовленные Э. Медне клише и сконструированная Г. Козиковым машина готовы к работе. Оставалось лишь добыть золото и серебро, так необходимые для подпольного производства. Но и здесь у Нестора Александровича имелись далеко идущие планы.

Значительное количество золотодобывающих предприятий, сконцентрированных в Иркутской губернии, и находящаяся в ее административном центре золотосплавильная лаборатория, предопределили наиболее оптимальный вариант материального обеспечения преступного предприятия. По агентурной информации охранного отделения, «золото и серебро для чеканки Каландаришвили предполагал получать посредством грабежей».

К концу 1913 г. разбойные нападения и грабежи парализовали экономическую жизнь региона. Только в редких случаях под усиленной охраной частным лицам и государственным учреждениям удавалось переправлять денежные средства и драгоценные металлы.

В связи с этим начальник Иркутского губернского жандармского управления полковник Васильев с одобрения Иркутского генерал-губернатора и разрешения директора департамента полиции Белецкого произвел повсеместную ликвидацию грабительской организации кавказцев. В сферу ликвидации вошли все лица, на которых имелись указания агентуры по их причастности к вооруженным ограблениям.

Ночью 18 декабря 1913 г. в Иркутске подверглись арестам 112 человек. В числе выходцев с Кавказа, препровожденных жандармами в Иркутский тюремный замок, оказался и Нестор Александрович. Причем, по информации полковника Васильева, в ходе обысков и допросов «деятельность Каландаришвили, как одного из организаторов преступных выступлений Сибирских кавказцев получила более яркую преступную обрисовку».

Так завершился один из интереснейших периодов деятельности видного военного революционного деятеля Н.А. Каландаришвили. С позиций сегодняшнего дня трудно оценить, сколько было политического, и сколько криминального в делах анархиста Каландаришвили на иркутской земле. Однако не вызывает сомнения и то, что занимая высокое положение в криминальном синдикате кавказцев, он интересовал чиновников политической полиции только, как устроитель афер, организатор заказных убийств, грабитель и производитель фальшивой монеты.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. См.: Кожевин В. Боевые соратники Каландаришвили. Улан-Удэ: Бурятское книжное издательство, 1975; Кожевин В. Легендарный партизан Сибири. Улан-Удэ: Бурятское книжное издательство, 1967; Вампилов Б.М., Карнаухов Г.М. Нестор Каландаришвили // Полярная звезда. 1984. № 5. С. 123-127.
2. Государственный архив Иркутской области (далее - ГАИО). Ф. 600. Оп. 1. Д. 757. Л. 77, 78.
3. ГАИО. Ф. 24. Оп. 3. Д. 10. Л. 1.
4. ГАИО. Ф. 600. Оп. 1. Д. 1151. Л. 19.
5. Там же. Л.13.
6. ГАИО. Ф. 600. Оп. 1. Д. 85. Л. 4.
7. ГАИО. Ф. 600. Оп. 1. Д. 757. Л. 126.
8. Там же. Л. 66, 76.
9. ГАИО. Ф. 600. Оп. 1. Д. 757. Л. 66, 76-79.
10. Там же. Л. 76-79.
11. Там же. Л. 78, 109.
12. ГАИО. Ф. 600. Оп. 1. Д. 85. Л. 3.
13. ГАИО. Ф. 600. Оп. 1. Д. 1252. Л. 94.
14. ГАИО. Ф. 600. Оп. 1. Д. 757. Л. 79.
15. «Наводчики» - лица, близко стоящие к объекту преступления и в силу этого знакомые с местными условиями и деталями обстановки, окружающими объект; «активные работники» - лица, непосредственно совершающие преступные деяния по отдельным областям своей специальности (По терминологии досоветского периода из структуры грабительской организации кавказцев. См.: Рубцов, С.Н., Сысоев А.А. Уголовный сыск на территории Восточной Сибири: монография. - 2-е изд., испр., доп. / С.Н. Рубцов, А.А. Сысоев. - Красноярск: Институт естественных и гуманитарных наук Сибирского федерального университета, 2007. С. 177.).
16. ГАИО. Ф. 600. Оп. 1. Д. 752. Л. 670.
17. Там же. Л. 677-679.
18. ГАИО. Ф. 600. Оп. 1. Д. 757. Л. 77, 78.
19. Там же. Л. 77.

Поддержите нас

Ваша финансовая поддержка направляется на оплату хостинга, распознавание текстов и услуги программиста. Кроме того, это хороший сигнал от нашей аудитории, что работа по развитию «Сибирской Заимки» востребована читателями.