Главная » Маринование грибов » Иван бунин легкое дыхание. Рассказы российских писателей о красоте зимы

Иван бунин легкое дыхание. Рассказы российских писателей о красоте зимы

Контрольный тест по теме: «Односоставные предложения».

Вариант 2

Уровень А

1.Укажите неверное утверждение.

А. В односоставным предложении второй главный член не нужен для понимания смысла предложения.

Б. В определенно-личных предложениях сказуемое стоит только в форме 2-го лица.

В. Назывные предложения имеют один главный член - подлежащее.

Г. В неполных предложениях может быть пропущен любой член предложения.

2. Найдите односоставные предложения.

А. За дверью бегают.

Б. Сестра - врач.

В. Ночь темна.

Г. Мне не хватает нежности твоей.

Д. Его звали Григором.

3. Укажите определенно-личные предложения.

А. Иду по улице нарядной.

Б. Не слышно волков завыванье.

В. В воздухе пахнет сосновой смолой.

Г. Будем вместе служить.

Д. около шести часов в луга носили завтрак.

4. Найдите неопределенно-личные предложения.

А. Вдруг неожиданно все зажглось солнечными лучами.

Б. Травы скашивают рано утром.

В. Детей учили рисованию.

Г. Выбери себе книгу по вкусу.

Д. Не по словам судят, а по делам.

5. Укажите безличные предложения.

А. Уже совсем рассвело.

Б. И в переулках пахнет морем.

В. Слышу шум падающей листвы.

Г. Расскажу тебе сказку.

6. Укажите назывные предложения.

А. Темнеет.

Б. Поговори со мною, мама.

В. Хлеб-соль ешь, а правду режь.

Г. Третье декабря тысяча девятисотого года.

7. Найдите примеры, в которых есть неполные предложения.

А. Необходимо быть дома.

Б. Вам с лимон или с вареньем?

В. Февраль.

Г. Оставайтесь дома.

Д. «Видите дым?» - «Теперь вижу».

8. В каких примерах неверно расставлены знаки препинания?

А. Летом светает рано, а зимой - поздно.

Б. Ей – шел восьмой год.

В. Гроза была обложная, и гремело отовсюду.

Уровень Б

9. Выпишите из текста односоставные предложения.

10. Определите типы односоставных предложений, укажите форму главного члена предложения.

….Утро. Выглядываю в кусочек окна, не запушенный морозом, и узнаю леса. Какое великолепие и спокойствие!

Над глубокими свежими снегами, завалившими чаши елей, - синее, огромное и удивительно нежное небо. Такие радостные краски бывают у нас только по утрам. И особенно хороши они сегодня над свежим снегом и зеленым бором. Солнце ещё за лесом, просека в глубокой тени. В колеях санного следа, смелым и четким полукругом прорезанного от дороги к дому, тень совершенно синяя. А на вершинах сосен, на их пышных зеленых венцах, уже играет золотистый солнечный свет..

Уровень С

Напишите 10-15 предложений на тему: «Я и мои поступки. Всегда ли это хорошо?», используя односоставные предложения.

  1. Рабочая программа по русскому языку 8 класс Учитель: Сомова С. А

    Рабочая программа

    ... – «3» менее 8 баллов – «2» Приложение №5 Контрольный тест по теме «Односоставные предложения » I вариант 1. Найдите среди данных предложений односоставное . а) Не плачь ты...

  2. Приказ от г. № Рабочая программа по русскому языку для 5 9 классов на 2013-2014 учебный год

    Рабочая программа

    Материала 2 четверть 50 Тест по теме «Словообразование». Урок контроля знаний... предложения и неполные двусоставные предложения ; проводить синтаксический и пунктуационный разборы предложений . 48 Контрольная работа по теме «Односоставные предложения ...

  3. Пояснительная записка. Статус документа Настоящая программа по русскому языку для VIII класса создана на основе федерального компонента государственного стандарта основного общего образования и программы «Русский язык»

    Пояснительная записка

    ... ; отбирать материал Упражнения, тесты Упр. 168 52 Повторение по теме «Двусоставные предложения » 1 Урок повторения... частей текста, составление плана) 42 Контрольный диктант по теме «Односоставные предложения » с грамматическим заданием 1 Урок контроля...

Чтобы найти имена прилагательные в тексте и подчеркнуть их в соответствии с их второстепенной ролью в предложении, необходимо знать правила имен прилагательных.

Определение имени прилагательного

Имя прилагательное обозначает признак предмета (описывает его) и отвечает на вопросы: какой, какая, какие, какое и их падежные формы.

  • Прилагательное - второстепенный член предложения.
  • Прилагательные в тексте чаще всего являются определениями.
  • Определения графически выделяются в тексте пунктиром.
  • Важно не перепутать причастия и прилагательные, хотя в тексте они оба являются определениями.

Имена прилагательные как члены предложения в тексте

Утро. Выглядываю в окно и не узнаю (узнаю - глагол, "не" с глаголами пишется раздельно) леса. Какое великолепие и спокойствие! Над глубокими (определение), свежими (определение, орфограмма на падежные окончания прилагательных) снегами, завалившими чащи (окончание существительного во множественном числе) елей,- синее (определение, падежное окончание имени прилагательного), огромное (определение) и удивительно нежное (определение, падежное окончание имени прилагательного) небо. Такие яркие (определение, падежное окончание имени прилагательного), радостные (определение, падежное окончание имени прилагательного) краски бывают у нас только по утрам в январские (определение) морозы. И особенно хороши (краткое прилагательное, определение) они сегодня над свежим (определение, падежное окончание имени прилагательного) снегом и зелёным (определение, падежное окончание имени прилагательного) бором. Солнце ещё за лесом, просека в глубокой (определение) тени. В колеях санного (определение) следа тень совершенно синяя (определение, падежное окончание имени прилагательного). А на вершинах сосен, на их пышных (определение) зелёных (определение) венцах, уже играет (первое спряжение глагола) золотистый (определение, падежное окончание имени прилагательного), солнечный (определение, падежное окончание имени прилагательного) свет. И сосны замерли (чередующаяся гласная в корнях мер-мир) под глубоким (определение) небом.

Цветовая лексика в рассказах И. А. Бунина.

Статья посвящена рассмотрению вопроса о цветовых особенностях рассказов И. А. Бунина. Проанализированы характерные особенности бунинской цветописи как выразительного художественного приёма. Доказано, что ряд избранных писателем цветов выполняют определённые функции в предложениях, помогают создать завершённый образ, вызвать определённую ассоциацию.

Одно из самых сильных ощущений человека – это видение мира в цвете. Все художники и писатели в той или иной степени используют эту особенность человеческого восприятия окружающего. И. А. Бунин говорил: « Если бы у меня не было рук и ног и я бы только мог сидеть на лавочке и смотреть на заходящее солнце, то я был бы счастлив этим. Одно нужно только - видеть и дышать. Ничто не дает такого наслаждения, как краски».

Бунин – один из писателей, обладающих искусством замечать и воссоздавать мельчайшие детали, тончайшие нюансы, незначительные на первый взгляд мелочи. Именно они, превращаясь в художественную деталь, дают воображаемую картину мира, наполненную множеством тонов и полутонов. По его мнению, в многоцветье выявляет себя одухотворенная и осмысливающая жизнь человека красота мира. Об этом он пишет так:

«Я... часами простаивал, глядя на ту дивную, переходящую в лиловое, синеву неба, которая сквозит в жаркий день против солнца в верхушках деревьев, как бы купающихся в этой синеве,- и навсегда проникся чувством истинно-божественного смысла и значения земных и небесных красок. Подводя итоги того, что дала мне жизнь, я вижу, что это один из важнейших итогов. Эту лиловую синеву, сквозящую в ветвях и листве, я и умирая вспомню...» («Жизнь Арсеньева»).

В творчестве Бунина музыка цвета звучит с несравненной силой. Многоцветны и многокрасочны пейзажи в его произведениях. Природа играет и переливается всеми цветами, образы живописны, словно нарисованные акварелью. Гимном вечной, неумирающей жизни звучит описание зимнего утра. (Рассказ «Сосны») Какое буйство красок и ощущений воплощено в этом небольшом пейзаже:

«Утро. Выглядываю в кусочек окна, не запушенный
морозом, и не узнаю леса. Какое великолепие и спокойствие!

Над глубокими, свежими снегами, завалившими чащи елей, - синее, огромное и удивительно нежное небо. Такие яркие, радостные краски бывают у нас только по утрам в афанасьевские морозы. И особенно хороши они сегодня, над свежим снегом и зеленым бором. Солнце еще за лесом, просека в голубой тени. В колеях санного следа, смелым и четким полукругом прорезанного от дороги к дому, тень совершенно синяя. А на вершинах сосен, на их пышных зеленых венцах, уже играет золотистый солнечный свет ».

Мы видим синюю тень в санной колее, синее небо, сверкающую белизну свежего снега, голубую тень просеки, темную, сочную зелень сосен, золото солнечного света. Вот оно, торжество жизни над смертью. Пейзаж создан преимущественно при помощи эпитетов, каждый из которых несет жизнеутверждающий эмоциональный заряд.

Наиболее привлекателен для Бунина контраст между белым и густо-темным: «Приезжий… отлично выспался в… купе, за которым всю ночь... шли черно-зеленые, в белом сахаре еловые леса...» («Грибок»); «На дворе зги не видно в белой метельной тьме...» («Дубки»); «В… стекла окон... чернела ночь и близко белели отягощенные снежными пластами лапы ветвей в палисаднике» («Баллада»); «...мелькали освещаемые поездом белые снежные скаты и черные чащи соснового леса". Антонимия цвета помогает увидеть в его произведениях контрастность, переменчивость состояния природы, сложную гамму восприятия окружающего мира, которую Бунин умеет метафорически обобщить, выразительно и эффектно «преподнести» читателю с помощью различных оригинальных сравнений.

Прилагательному красный, обладающему очень разветвленной синонимией (словарь синонимов фиксирует 12 членов синонимического ряда), в бунинских текстах можно подобрать не более семи. Такие прилагательные, как кумачовый, кровавый, червонный, алый, красный, густо-малиновый, тёмно-огненный могут передавать не только признак предмета, но и состояние героя . Красный цвет, особенно в сочетании с черным, чаще всего передаёт чувственность. Былая страсть героини «Темных аллей» еще тлеет в ней: «Полная, с большими грудями под красной кофточкой, с треугольным, как у гусыни, животом под черной шерстяной юбкой…» [ Красный цвет в мужской одежде часто прямо или косвенно указывает на некоторую агрессивность его обладателя. «Навстречу ему шел десятский, длинный, в красной рубахе» (Рассказ «Будни»).

Воистину трудно перечислить найденные художником слова оттенки синей, голубой, зеленой, желтой красок. Бунин следует здесь традициям русской живописи, постоянно ищет светлые штрихи, смелые сопоставления, именно в них черпая новый взгляд на мир: «лиловая синева» («Жизнь Арсеньева»), «синеватая темнота» на рассвете («Деревня»); «...лозины покрывались... желтоватой зеленью…» («Митина любовь»).

Достаточно часто использует Иван Алексеевич прилагательные рыжий (а также темно-рыжий, красно-рыжий, кудряво-рыжий), ржавый (и ржаво-красный), кирпичный.

Бунин питает особое пристрастие к составным красочным определениям: «золотисто-синий воздух»; «золотисто-бирюзовая глубина небосклона»; «золотисто-шафранное аравийское утро»; «розово-золотое пламя» («Деревня»); «розово-золотое небо» в ночную грозу («Суходол»); «розово-серебристая Венера»; «черно-лиловая туча» («Суходол»); «черно-фиолетовая грязь» («Деревня»); «серо-фиолетовая зола» («Суходол»); предгорья-«серо-коричневые, в золотисто-рыжих пятнах по склонам, где от солнца выгорели травы»; «желто-серые... пески»; «серо-красные тучи». («Деревня»)

Мастеру слова кажется, что двухцветным сочетанием не всегда удаётся достигнуть полноты в изображении окраски, и тогда Бунин добавляет: «Сизо, с розовым оттенком белел противоположный бугор в мелком чернолесье».

А иногда ему приходится „изобретать” новые цвета. Так, мы встречаем мокро-зеленый, бело-кудрявый цвета, а также, казалось бы, несовместимые бело-сизый, красно-черный . Для наиболее точного описания предметов Бунин развертывает трехчастные цветовые определения: «золотисто-зелено-серые прутья» («Веселый двор»), что не может не вызвать восхищения перед тончайшим природным чутьём колориста.

Разнообразны у Бунина световые глаголы и глагольные формы:

«...она... вышла... в... столовую, розово озаренную утренним зимним солнцем...» («Жизнь Арсеньева»); «Свет зари... разливался по двору»; «По часам следил он за каждым огоньком, что мерцал и пропадал в мутно-молочном тумане дальних лощин...»; «.„брезжит свет запада...»; «Темнело и в деревне,- одни оконца изб на выгоне еще отсвечивали медным блеском»,

«...видел... одинокую зеленую звезду, теплившуюся бесстрастно...» («Поздний час»); «Холодно и ярко сияло на севере над тяжелыми свинцовыми тучами жидкое голубое небо...» («Антоновские яблоки»).

Краски у Бунина пылают, горят и движутся: «Пятна света на снегу в сумраке палисадника горели зелено»; «...просторно белел... двор, и свежая колея, прорезанная по нем санками... розово сверкала»; «Во всех окнах зелено и остро искрились обледеневшие нижние стекла» («Игнат»).

От многокрасочных бунинских пейзажей у читателя не рябит в глазах, потому что каждая краска у него не вписана в природу, а подсмотрена у нее. И подводя важнейшие итоги прожитой жизни, Бунин вспомнит «ту дивную, переходящую в лиловое, синеву неба, которая сквозит в жаркий день против солнца в верхушках деревьев, как бы купающихся в этой синеве…» - и скажет: «Эту лиловую синеву, сквозящую в ветвях и листве, я и умирая вспомню…» («Жизнь Арсеньева»).

Список литературы

Николина Н.А. Образное слово И.А. Бунина // Русский язык в школе. - 1990. - №4. - С. 31-34

Зимина - Дырда Т.Ю. Функции цветообразов в портретах персонажей (на примере прозы Бунина) // Вопросы лингвистики и литературоведения. - 2009. - №3 (7). - С. 18-22

Колобаева Л.А. Проза И. Бунина: В помощь преподавателям, старшеклассникам и абитуриентам. - М., 1998. - 157 с.

В. И. Кулешов - Вершины: Книга о выдающихся произведениях русской литературы/М.: Дет.лит., 1983.

Электронная библиотека Яблучанского .

Вечер, тишина занесенного снегом дома, шумная лесная вьюга наружи... Утром у нас в Платоновке умер сотский Митрофан, а в сумерках у меня сидел священник, опоздавший причастить Митрофана, пил чай и долго рассказывал о том, как много народу померзло в нонешнем году... "Чем не сказочный бор?" - думаю я, прислушиваясь к шуму леса за окнами и к высоким жалобным нотам ветра, налетающего вместе с снежными вихрями на крышу. И мне представляется путник, который кружится в наших дебрях и чувствует, что не найти ему теперь выхода вовеки. - Есть ли жив-человек в этих хижинах? - говорит он, с трудом различая в белой крутящейся мгле Платоновку. Но морозный ветер захватывает ему дыхание, слепит снегом, и мгновенно пропадает огонек, который, казалось, мелькнул сквозь вьюгу. Да и человечьи ли это хижины? Не в такой ли же черной сторожке жила Баба-Яга? "Избушка, избушка, стань к лесу задом, а ко мне передом! Приюти странника в ночь!.." Лежа весь вечер, я представляю себе, как пугливо и зыбко мерцают мои освещенные окошечки, такие одинокие среди бушующего леса, с головы до ног поседевшего от вьюги! Дом стоит у широкой просеки, в затишье, но когда ураган гигантским призраком на снежных крыльях проносится под лесом, сосны, которые высоко царят над всем окружающим, отвечают урагану столь угрюмой и грозной октавой, что в просеке делается страшно. Снег при этом бешено и беспорядочно мчится по лесу, непритворенная дверь в сенцах с необыкновенной силой бьет в стену, а собаки, которые лежат в них, утопая в снегу, как в пуховых постелях, жалобно взвизгивают сквозь сон, дрожа крупной дрожью... И мне опять вспоминается Митрофан, который ждет могилы в такую мрачную ночь. В комнате тепло и тихо. Стекла холодно играют разноцветными огоньками, точно мелкими драгоценными камнями. Лежанка натоплена жарко, п к шуму и стуку я так привык, что могу не замечать их. Лампа на столе: горит ровным сонным светом. Ровно, чуть внятно звенит в ней выгорающий керосин, монотонно и неясно, точно под землей, баюкает кто-то ребенка за стеною в кухне, - не то сама Федосья, не то ее Анютка, которая с малолетства во всем подражает своим вечно вздыхающим теткам, матери. И, прислушиваясь к этому знакомому с детства напеву, к этим шумам и стукам, весь отдаешься во власть долгого вечера. Ходит сон по сеням, А дрема по дверям, - поет в душе жалобная песня, а вечер реет над головою неслышною тенью, завораживает сонным звоном в лампе, похожим на замирающее нытье комара, и таинственно дрожит и убегает на одном месте темным волнистым кругом, кинутым на потолок лампой. Но вот в сенцах слышен певучий визг шагов по сухому бархатистому снегу. Хлопают двери в прихожей, и кто-то топает в пол валенками. Слышу, как чья-то рука шарит по двери, ищет скобку, а затем чувствую холод и свежий запах январской метели, сильный, как запах разрезанного арбуза. - Спите? - спрашивает Федосья осторожным шепотом. - Нет... А что? Это ты, Федосья? - Я-с, - отвечает Федосья, меняя голос на громкий и естественный. - Ай я вас разбудила? - Нет... Ты что? Вместо ответа Федосья оборачивается к двери, - хорошо ли притворила? - и, улыбнувшись, становится к печке. Ей просто хотелось проведать меня. Это небольшая, но плотно сбитая баба в полушубке; голова у нее закутана шалью и похожа на совиную, не полушубке и на шали тает снег. - Там пыль! - говорит она с удовольствием и, ежась, прижимается к печке. - Что, давно вечер-то по часам? - Половина десятого. Федосья кивает головою и задумывается. За день она переделала сотни мелких дел. Теперь она в тумане отдыха. Глядя на снег совершенно бессмысленными, удивленными глазами, она с наслаждением затягивается долгим и глубоким зевком и, зевая, бормочет: - Ах, господи, что ж это зевается, куда это девается! Вот жалко Митрофана-то! Целый день с ума не идет, а тут еще наши: выехали, нет ли? Поедут- замерзнут! И вдруг быстро прибавляет: - Постойте - в каком ухе звенит? - В правом, - отвечаю я. - Нынче они не поедут... - Вот и не угадали! А я было про мужика своего загадала. Боюсь, обморозится... И, увлеченная думами о вьюге, Федосья начинает: - Так-то на сороки было, на сорок мучеников. Вот, расскажу вам, страсть-то была! Вы-то, известное дело, не помните, вам тогда небось пяти годочков не было, а я-то явственно помню. Сколько тогда народу померзло, сколько обморозилось... Я не слушаю, я наизусть знаю рассказы о всех метелях, которые помнит Федосья. Я машинально ловлю ее слова, и они странно переплетаются с тем, что я слышу внутри себя. "Не в том царстве, не в том государстве, - певуче и глухо говорит во мне голос старика-пастуха, который часто рассказывает мне сказки, - не в том царстве, не в том государстве, а у самом у том, у каком мы живем, жил, стало быть, молодой вьюноша..." Лес гудит, точно ветер дует в тысячу эоловых арф, заглушённых степами и вьюгой. "Ходит сон по сеням, а дрема по дверям", и, намаявшись за день, поевши "соснового" хлебушка с болотной водицей, спят теперь по Платоновкам наши былинные люди, смысл жизни и смерти которых ты, господи, веси! Вдруг ветер со всего размаху хлопает сенной дверью в стену и, как огромное стадо птиц, с шумом и свистом проносится по крыше. - Ох, господи! - говорит Федосья, вздрагивая и хмурясь. - Хоть бы уж спать скорей в страсть такую! Ужинать-то будете? - прибавляет она, делая над собой усилие, чтобы взяться за скобку. - Рано еще... - А мой сгад - нечего третьих петухов ждать! Поужинали бы и спали бы, спали себе! Дверь медленно отворяется и затворяется, и я опять остаюсь один, все думая о Митрофане. Это был высокий и худой, но хорошо сложенный мужик, легкий на ходу и стройный, с небольшой, откинутой назад головой и с бирюзово-серыми, живыми глазами. Зиму и лето его длинные ноги были аккуратно обернуты серыми онучами и обуты в лапти, зиму и лето он носил коротенький изорванный полушубок. На голове у него всегда была самодельная заячья шапка шерстью внутрь. И как приветливо глядело из-под этой шапки его обветренное лицо с облупившимся носом и редкой бородкой! Это был Следопыт, настоящий лесной крестьянин-охотник, в котором все производило цельное впечатление: и фигура, и шапка, и заплатанные на коленях портки, и запах курной избы, и одностволка. Появляясь на пороге моей комнаты и вытирая полою полушубка мокрое от метели коричневое лицо, оживленное бирюзовыми глазами, он тотчас же наполнял комнату свежестью лесного воздуха. - Хорошо у нас! - говорил он мне часто. - Главное дело - лесу много. Правда, хлебушка, случается, не хватает али чего прочего, да ведь на бога жаловаться некуда: есть, лес - в лесу зарабатывай. Мне, может, еще трудней другого, у меня одних детей сколько, а я все-таки иду да иду! Волка ноги кормят. Сколько годов я тут прожил и все не нажился... Я и не помню ничего, что было. Был будто один-два дня летом али, скажем, весной - и больше ничего. Зимних дён больше вспоминается, а все тоже похожи друг на дружку. И ничего не скуплю, а хорошо. Идешь по лесу - лес из леса выходит, синеет, а там прогалина, крест из села виден... Придешь, заснешь - глядь, уж опять утро и опять пошел на работу... была бы шея - хомут найдется! Говорят - живете вы, мол, в лесу, пням молитесь, а спроси его, как надо жить - не знает. Видно, живи как батрак: исполняй, что приказано - и шабаш. И Митрофан действительно прожил всю свою жизнь так, как будто был в батраках у жизни. Нужно было пройти всю ее тяжелую лесную дорогу - Митрофан шел беспрекословно... И разладила его путь только болезнь, когда пришлось пролежать больше месяца в темноте избы, - перед смертью. - За траву не удержишься! - говорил он мне, снисходительно улыбаясь, когда я советовал ему съездить в больницу. И кто знает, - не прав ли был он? "Умер, погиб, не выдержал, - значит, так надо!" думою я и поднимаюсь, чтобы пойти на воздух. Надев шубу и шапку, подхожу к лампе. На мгновение шум метели за окном смущает меня, но затем я решительно дую на свет. В темных пустых комнатах, через которые я прохожу, мутно сереют окна. От налетающих вихрей они то светлеют, то темнеют, - совсем как в корабельной каюте в качку. В прихожей холодно, как в сенцах, и пахнет сырой, промерзлой корой дров, заготовленных на топку. Громадная старинная икона божией матери с мертвым Иисусом на коленях чернеет в углу... На дворе ветер рвет с меня шапку и с головы до ног осыпает меня морозным снегом. Но, ох, как хорошо поглубже вздохнуть холодным воздухом и почувствовать, как легка и тонка стала шуба, насквозь пронизанная ветром! На мгновение я останавливаюсь и делаю усилие взглянуть... Новый порыв ветра прямо в лицо перехватывает мне дыхание, и я успеваю разглядеть только два-три вихря, промчавшихся по просеке в поле. Гул леса вырывается из шума вьюги, как гул органа. Я крепко нагибаю голову, погружаюсь почти по пояс в сугроб и долго иду, сам не зная куда... Ни деревни, ни леса не видно. Но я знаю, что деревня направо и что в конце ее, у плоского болотного озерка, теперь занесенного снегом, - изба Митрофана. И я иду, - долго, упорно и мучительно, - и вдруг в двух шагах от меня вспыхивает сквозь дым вьюги огонек. Кто-то бросается ко мне на грудь и чуть не сбивает меня с ног. Наклоняюсь, - собака, которую я подарил Митрофану. Она отскакивает при моем движении с жалобно-радостным визгом назад и бросается к избе, точно хочет показать, что там делается. А у избы, около окошечка, светлым облаком кружится снежная пыль. Огонек освещает ее снизу, из сугроба. Утопая в снегу, я добираюсь до окна и торопливо заглядываю в него. Там, внизу, в слабо освещенной избе, лежит у окна что-то длинное, белое. Племянник Митрофана стоит, наклонившись над столом, и читает псалтырь. В глубине избы, на нарах, видны в полумраке фигуры спящих баб и детей...

Утро. Выглядываю в кусочек окна, не запушенный морозом, и не узнаю леса. Какое великолепие и спокойствие! Над глубокими, свежими снегами, завалившими чащи елей, синее, огромное и удивительно нежное небо. Такие яркие, радостные краски бывают у нас только по утрам в афанасьевские морозы. И особенно хороши они сегодня, над свежим снегом и зеленым бором. Солнце еще за лесом, просека в голубой тени. В колеях санного следа, смелым и четким полукругом прорезанного от дороги к дому, тень совершенно синяя. А на вершинах сосен, на их пышных зеленых венцах, уже играет золотистый солнечный свет. И сосны, как хоругви, замерли под глубоким небом. Приехали братья из города. Они привезли с собой много бодрости морозного утра. Пока в прихожей обметали вениками валенки, обивали от снега тяжелые воротники шуб и вносили покупки в рогожных кульках, пересыпанных сухой снежной пылью, как мукою, в комнатах нахолодилось и металлически запахло морозным воздухом. - Градусов сорок будет! - с трудом выговаривает кучер, входя с новым кульком. Лицо у него багровое - по голосу чувствуется, что оно задеревенело от морозу, - усы, борода и углы воротника на тулупе смерзлись в ледяные сосульки... - Митрофанов брат пришел, - докладывает Федосья, просовывая голову в дверь, - тесу на гроб просит. Я выхожу к Антону, и он спокойно рассказывает о смерти Митрофана и деловито переводит разговор на тес. Равнодушие это или сила?.. Скрипя сапогами по замерзшему снегу на крыльце, мы выходим из дому и, переговариваясь, идем к сараю. Воздух крепко сжат утренним морозом, голоса паши раздаются как-то странно, пар от дыхания вьется при каждом слове, точно мы курим. Тонкий остистый иней садится на ресницы. - Ну, и денек господь послал! - говорит Антон, останавливаясь у сарая, где уже пригревает, и, щурясь от солнца, глядит на густую зеленую стену хвои вдоль просеки и глубокое: ясное небо над нею, - Эх, кабы и завтра так же! Ладно бы похоронили! Потом мы отворяем скрипучие ворота насквозь промерзшего сарая. Антон долго гремит досками и наконец взваливает ни плечо длинную сосновую тесину. Сильным движением подкинув и поправив ее на плече, он говорит: "Ну, покорнейше благодарим вас!" - и осторожно выходит из сарая. Следы лаптей похожи на медвежьи, а сам Антон идет приседам, приноравливаясь к колебаниям доски, и тяжелая зыбкая доска, перегнувшись через его плечо, мерно покачивается в лад с его движениями. Когда же он, утонув почти по пояс в сугроб, скрывается за воротами, я слышу замирающий скрип его шагов. Вот так тишина! Две галки звонко и радостно сказали что-то друг другу. Одна из них с разлету опустилась на самую верхнюю веточку к густо-зеленой, стройной ели, закачалась, едва не потеряв равновесия, - и густо посыпалась и стала медленно опускаться радужная снежная пыль. Галка засмеялась от удовольствия, но тотчас же смолкла... Солнце поднимается, и все тише становится в просеке... После обеда все ходят смотреть Митрофана. Деревня тонет в снегу. Снежные, белые избушки расположились вокруг ровной белой поляны, и на этой ярко сверкающей под солнцем поляне очень уютно и пригревает. Домовито пахнет дымком, печеным хлебом. Мальчишки возят друг друга на ледяшках, собаки сидят на крышах изб... Совсем дикарская деревушка! Вон молодая плечистая баба в замашной рубахе любопытно выглянула из се-нец... Вон худой, похожий на старичка-карлика, дурачок Пашка в дедовской шапке идет за водовозкой. В обмерзлой кадушке тяжко плескается дымящаяся, темная и вонючая вода, а полозья визжат, как поросенок... Но вот и изба Митрофана. Какая она маленькая, низенькая, и как все буднично вокруг нее! Лыжи стоят у дверей в сенцы. В сенцах дремлет и жует жвачку корова, Стена избы, выходящая в сенцы, сильно подалась от них, и поэтому дверь надо отворять с большими усилиями. Она отлипает наконец, и в лицо пахнуло теплым избяным запахом. В полумраке стоят несколько баб у печки и, пристально глядя на покойника, шепотом переговариваются. А покойник под коленкором лежит в этой напряженной тишине и слушает, как плаксиво и жалостно читает псалтырь Тимошка. - Совсем талый! - с умилением говорит одна из баб и, приглашая посмотреть покойника, осторожно приподнимает коленкор. О, какой важный и серьезный стал Митрофан! Голова маленькая, гордая и спокойно-печальная, закрытые глаза глубоко ввалились, большой нос обрезался; большая грудь, приподнятая последним вздохом, точно закаменела, а ниже ее, в глубокой впадине живота, лежат большие восковые руки. Чистая рубаха красиво оттеняет худобу и желтизну. Баба тихо взяла одну руку, - видно, как тяжела эта ледяная рука, - подняла и опять положила. Митрофан остался совершенно равнодушен и продолжал спокойно слушать, что читает Тимошка. Может, он знает даже и то, как ясен и торжественен сегодняшний день, - его последний день в родной деревне? День этот кажется очень долог в мертвой тишине Солнце медленно проходит свой небесный путь, и вот красноватый, парчовый луч уже скользнул в полутемную избу и косо озарил лоб покойника, Когда же я выхожу из избы на улицу, солнце прячется между стволами сосен за частый ельник, теряя свой блеск. Опять я бреду вдоль просеки. Снега на поляне и крыше изб, которые точно облиты сахаром, алеют. В просеке, в тени, чувствую, как резко морозит к ночи. Еще чище и нежней стали краски зеленоватого неба к северу, еще тоньше рисуется мачтовый сосновый лес на его фоне. А с востока уже встала большая бледная луна. Гаснет закат, она подымается все выше... Собака, с которой я хожу вдоль просеки, забегает иногда в ельник и, выскакивая, вся в снегу, из его таинственно-светлых и темных дебрей, замирает вместе с своей резкой черной тенью на ярко озаренной дороге. Месяц уже высоко... В деревушке - ни звука, робко краснеет огонек из тихой избы Митрофана... И большая, остро содрогающаяся изумрудом звезда на северо-востоке кажется звездою у божьего трона, с высоты которого господь незримо присутствует над снежной лесной страной...

А на следующий день понесли гроб Митрофана по лесной дороге к селу. Воздух по-прежнему был резок и морозен, и миллионы мельчайших игл и крестиков тускло поблескивали на солнце, кружась в воздухе. Бор и воздух слегка затуманивались, - только на горизонте к югу ясно и зелено было ледяное небо. Снег пел и визжал под санями, когда я бежал на лыжах в село. Там я долго мерз на паперти, пока наконец увидал среди белой сельской улицы белые зипуны и белый большой гроб из новою тесу. Отворили дверь в церковь, откуда вместе с запахом воска тоже пахнуло холодом: бедная лесная церковка промерзла вся насквозь, весь иконостас и все иконы побелели от густого метеного инея. И когда она наполнилась сдержанным гонором, стуком шагов и паром от дыхания, когда с трудом опустили желый разлатый гроб на пол, торопливым, простуженным голосом заговорил и запел священник. Жидкие синеватые струйки дыма вились над гробом, из которого страшно выглядывал острый коричневый нос и лоб в венчике. Кадило в руках священника было почти пусто, дешевый ладан, брошенный в еловые уголья, издавал запах лучины, а сам священник, повязанный по ушам платком, был в больших валенках и в старом мужицком полушубке, поверх которого торчала старая риза. Он, наперебой с дьячком, в полчаса справил службу и только "со святыми упокой" пропел не спеша и стараясь придать своему голосу трогательные оттенки, - печаль о бренности всего земного и радость за брата, отошедшего, после земного подвига, в лоно бесконечной жизни, "иде же праведные упокоеваются". Напутствуемый протяжным пением, гроб с мерзлым покойником вынесли из церкви, пронесли его по улице и за селом, на пригорке, опустили в неглубокую яму, которую и закидали мерзлой глинистой землей и снегом. В снег воткнули елочку и, покряхтывая от мороза, торопливо разошлись и разъехались. Глубокая тишина царила теперь на лесной полянке, по которой торчало из сугробов несколько низких деревянных крестов. Беззвучно кружились в воздухе бесчисленные морозные остинки, где-то высоко над головой тянул сдержанный, глухой и глубокий гул: так шумит под вечер в отдалении море, когда оно скрыто за горами. Мачтовые сосны, высоко поднявшие на своих глинисто-красноватых голых стволах зеленые кроны, тесной дружиной окружали с трех сторон пригорок. Под ним широко синела еловыми лесами низменность. Длинный земляной бугор могилы, пересыпанный снегом, лежал на скате у моих ног. Он казался то совсем обыкновенной кучей земли, то значительным - думающим и чувствующим. И, глядя на него, я долго силился поймать то неуловимое, что знает только один бог, - тайну ненужности и в то же время значительности всего земного. Потом я крепко двинул лыжи под гору. Облако холодной снежной пыли взвилось мне навстречу, и по всему девственно-белому, пушистому косогору правильно и красиво прорезались два параллельных следа. Не удержавшись, я упал под горой в густой и необыкновенно зеленый ельник, набил в рукава снегу. Задевая за ельник, я быстро пошел зигзагами между его кустами. Траурные сороки с резким стрекотанием, игриво качаясь в воздухе, перелетали над ними. Минуты текли за минутами - я все так же равномерно и ловко совал ногами по снегу. И уже ни о чем не хотелось думать. Тонко пахло свежим снегом и хвоей, славно было чувствовать себя близким этому снегу, лесу, зайцам, которые любят объедать молодые побеги елочек... Небо мягко затуманивалось чем-то белым и обещало долгую тихую погоду... Отдаленный, чуть слышный гул сосен сдержанно и немолчно говорил и говорил о какой-то вечной, величавой жизни... 1901

Предыдущая статья: Следующая статья:

© 2015 .
О сайте | Контакты
| Карта сайта