Какой образ музы появляется в лирике некрасова. Образ музы в творчестве С
Сегодня на уроке мы поговорим об образе музы в стихах Некрасова; познакомимся с поэзией Некрасова и традицией гражданской поэзии; проанализируем и сопоставим тематически родственные стихотворения Некрасова, Пушкина, Фета.
Рис. 1. Н.А. Некрасов ()
Николай Алексеевич Некрасов (рис. 1) не только осознает тот переворот, который он совершает в истории русской поэзии, особенно по отношению к предшествующей романтической традиции, но и сам образ музы наделяет необычными свойствами, крайне далёкими от традиционных романтических представлений. Наиболее ярким в этом смысле является стихотворение, которое так и называется - «Муза», написанное в 1852 году. Оно начинается с того, что Некрасов воспроизводит тот самый романтический образ Музы - богини поэзии (рис. 2):
Нет, Музы ласково поющей и прекрасной
Не помню над собой я песни сладкогласной!
В небесной красоте, неслышимо, как дух,
Слетая с высоты, младенческий мой слух
Она гармонии волшебной не учила,
В пеленках у меня свирели не забыла,
Среди забав моих и отроческих дум
Мечтой неясною не волновала ум
И не явилась вдруг восторженному взору
Подругой любящей в блаженную ту пору,
Когда томительно волнуют нашу кровь
Неразделимые и Муза и Любовь...
Рис. 2. Скульптура античной Музы ()
Этот через отрицание созданный, с одной стороны, образ греческой богини, а с другой стороны, романтический образ музы оказывается неизвестным поэту. Вот в каком виде предстала муза в его судьбе:
Но рано надо мной отяготели узы
Другой, неласковой и нелюбимой Музы,
Печальной спутницы печальных бедняков,
Рожденных для труда, страданья и оков, -
Той Музы плачущей, скорбящей и болящей,
Всечасно жаждущей, униженно просящей,
Которой золото - единственный кумир...
И понятно, что содержание той поэзии, которую несла в себе такая муза, должно было оказаться совершенно иным.
Все слышалося в нем в смешении безумном:
Расчеты мелочной и грязной суеты
И юношеских лет прекрасные мечты,
Погибшая любовь, подавленные слезы,
Проклятья, жалобы, бессильные угрозы.
В порыве ярости, с неправдою людской
Безумная клялась начать упорный бой.
Предавшись дикому и мрачному веселью,
Играла бешено моею колыбелью,
Кричала: мщение! и буйным языком
На головы врагов звала господень гром!..
Так вечно плачущей и непонятной девы
Лелеяли мой слух суровые напевы,
Покуда наконец обычной чередой
Я с нею не вступил в ожесточенный бой.
Но с детства прочного и кровного союза
Со мною разорвать не торопилась Муза:
Чрез бездны темные Насилия и Зла,
Труда и Голода она меня вела -
Почувствовать свои страданья научила
И свету возвестить о них благословила...
Творческий процесс в стихотворении описан странным и необычным образом. Поэт ведёт с музой ожесточённый бой. Сама муза оказывается неким воплощением трагических судеб людей, вынужденных собственным трудом зарабатывать себе на жизнь, для которых творчество и свободная поэзия оказываются за рамками их существования. И только некрасовская муза дает возможность услышать этот никогда ранее не слышимый голос трагических человеческих судеб. Конечно, к этому кардинально необычному образу музы Некрасов пришёл не сразу. Остановимся на стихотворении «Вчерашний день, часу в шестом…», написанном в 1848 году.
Вчерашний день, часу в шестом,
Зашел я на Сенную;
Там били женщину кнутом,
Крестьянку молодую.
Ни звука из ее груди,
Лишь бич свистал, играя…
И Музе я сказал: «Гляди!
Сестра твоя родная!»
В действительности такую сцену некрасовский герой не мог наблюдать на Сенной площади, поскольку публичные наказания, тем более женщин, на Сенной площади не производились (рис. 3).
Рис. 3. Сенная площадь. Санкт-Петербург. 1830 год ()
Но такой образ создан поэтом не случайно. В данном случае автор сравнивает иссеченную кнутом женщину с иссеченной музой, имея в виду зачёркивания красными чернилами в цензурном кабинете рукописей с возникающей здесь параллелью: с одной стороны страдающий народ, а с другой стороны страдающая поэзия, которая обращена к этому народу. Но поскольку само сопоставление избиваемой крестьянки и музы выглядело совсем необычным, очень острым, то Некрасов пока само сравнение делает очень аккуратно. Он будто указывает своей музе на то, что она оказалась в данном случае сестрой этой страдающей крестьянки.
В 1855 году будет написано другое стихотворение, в котором образы, найденные в стихотворении «Вчерашний день, часу в шестом…», получат дальнейшее развитие:
Безвестен я. Я вами не стяжал
Ни почестей, ни денег, ни похвал,
Стихи мои - плод жизни несчастливой,
У отдыха похищенных часов,
Сокрытых слез и думы боязливой;
Но вами я не восхвалял глупцов,
Но с подлостью не заключал союза,-
Нет! свой венец терновый приняла
Не дрогнув обесславленная Муза
И под кнутом без звука умерла.
И если в предшествующем стихотворении возникало только сопоставление музы и избиваемой крестьянки, то теперь эта самая муза вдруг оказалась умершей беззвучно под кнутом. И, конечно же, уйти от этого сюжета Некрасов уже не сможет. И в позднем его творчестве мы вновь обнаружим развитие этого мотива, когда-то им удачно найденного.
Вот стихотворение 1876 года:
Музе
О муза! Наша песня спета.
Приди, закрой глаза поэта
На вечный сон небытия,
Сестра народа - и моя!
Необычным тут оказывается сам образ музы.
В 1877 году - в год своей смерти - в стихотворении «О Муза! я у двери гроба!..» Некрасов будто соберёт все предшествующие мотивы и создаст стихотворение, которое завершает собою своеобразный некрасовский цикл.
О Муза! я у двери гроба!
Пускай я много виноват,
Пусть увеличит во сто крат
Мои вины людская злоба -
Не плачь! завиден жребий наш,
Не наругаются над нами:
Меж мной и честными сердцами
Порваться долго ты не дашь
Живому, кровному союзу!
Не русский - взглянет без любви
На эту бледную, в крови,
Кнутом иссеченную Музу...
И вместо прежней античной богини перед нами вновь возникает национальный образ русской музы, измученной, печальной, бледной, в крови, иссеченной кнутом.
В заключение обратимся еще к одному стихотворению Некрасова, где он беседует со своей музой, - стихотворению 1856 года, которое выделено самим автором и завершает его первый поэтический сборник:
Замолкни, Муза мести и печали!
Я сон чужой тревожить не хочу,
Довольно мы с тобою проклинали.
Один я умираю - и молчу.
К чему хандрить, оплакивать потери?
Когда б хоть легче было от того!
Мне самому, как скрип тюремной двери,
Противны стоны сердца моего.
Всему конец. Ненастьем и грозою
Мой темный путь недаром омрача,
Не просветлеет небо надо мною,
Не бросит в душу теплого луча...
Волшебный луч любви и возрожденья!
Я звал тебя - во сне и наяву,
В труде, в борьбе, на рубеже паденья
Я звал тебя, - теперь уж не зову!
Той бездны сам я не хотел бы видеть,
Которую ты можешь осветить...
То сердце не научится любить,
Которое устало ненавидеть.
Здесь формируется еще одна важная некрасовская идея - идея любви-ненависти: потому что, с одной стороны, мы ненавидим отрицательные и тёмные стороны окружающей жизни, а с другой стороны, именно к ним обращена наша любящая муза. Таким образом, можно сказать, что в поэзии Некрасова возникает не только необычный, неординарный образ его музы, но возникает еще некий принципиальный диалог между нею и поэтом, что вместе дает возможность оценить почти революционный переворот, который совершает Некрасов в русской поэзии.
Этот особенный облик музы, который складывался в поэзии Некрасова, имел определённую традицию в истории русской поэзии в том её аспекте, который принято называть гражданской поэзией. Не случайно рядом с фигурой поэта у Некрасова всякий раз будет возникать фигура гражданина. Оно и понятно, потому что его поэт и его муза живут гражданскими, общественными, социальными интересами. И конечно, Некрасов продолжает развивать традицию, связанную с декабристским гражданским романтизмом. В первую очередь можно вспомнить К.Ф. Рылеева (рис. 4).
Рис. 4. К.Ф. Рылеев ()
В поэтическом предисловии к поэме «Войнаровский» есть такие строчки:
Как Аполлонов строгий сын,
Ты не увидишь в них искусства:
Зато найдешь живые чувства, -
Я не Поэт, а Гражданин.
В стихотворении «Поэт и гражданин», которое открывает некрасовский сборник стихов 1856 года, прозвучит другой мотив, но явно обрабатывающий вышеупомянутую рылеевскую строчку: «Поэтом можешь ты не быть, // Но гражданином быть обязан».
Конечно, вспоминается и А.С. Пушкин (рис. 5).
Рис. 5. А.С. Пушкин ()
Но в творчестве Пушкина образ поэта, образ музы столь разнообразен, что в первую очередь хочется вспомнить пророка с его словом, которое должно жечь сердца людей. И, безусловно, Некрасов помнит и гражданские инвективы М.Ю. Лермонтова (рис. 6).
Рис. 6. М.Ю. Лермонтов ()
О, как мне хочется смутить веселость их
И дерзко бросить им в глаза железный стих,
Облитый горечью и злостью!..
Отношение пушкинской традиции и некрасовской поэзии сложны. Например, стихотворение Некрасова «Муза» во многом полемически переосмысливает один из образов, который возникает в поэзии Пушкина.
Наперсница волшебной старины,
Друг вымыслов, игривых и печальных,
Тебя я знал во дни моей весны,
Во дни утех и снов первоначальных.
Я ждал тебя; в вечерней тишине
Являлась ты веселою старушкой
И надо мной сидела в шушуне,
В больших очках и с резвою гремушкой.
Ты, детскую качая колыбель,
Мой юный слух напевами пленила
И меж пелен оставила свирель,
Которую сама заворожила.
Младенчество прошло, как легкий сон.
Ты отрока беспечного любила,
Средь важных муз тебя лишь помнил он,
И ты его тихонько посетила;
Но тот ли был твой образ, твой убор?
Как мило ты, как быстро изменилась!
Каким огнем улыбка оживилась!
Каким огнем блеснул приветный взор!
Покров, клубясь волною непослушной,
Чуть осенял твой стан полувоздушный;
Вся в локонах, обвитая венком,
Прелестницы глава благоухала;
Грудь белая под желтым жемчугом
Румянилась и тихо трепетала...
В этом стихотворении, написанном Пушкиным в 1822 году, муза предстает, с одной стороны, в виде весёлой старушки, по всей видимости, предполагалась бабушка Пушкина - Мария Алексеевна Ганнибал (рис. 7).
Рис. 7. М.А. Ганнибал ()
А с другой стороны, когда он взрослеет и превращается в юношу, она является некой красавицей, которая напоминает изображение античной музы, античной богини поэзии. Тогда становится понятен тот удивительный контраст, который возникает в некрасовском стихотворении, столь кардинально перерабатывающем пушкинский текст.
В 1860-70-е годы необычный образ некрасовской музы, связанный с мотивом страданий, с изображением загубленных человеческих судеб, имел необычайный успех, но отнюдь не у всех. Были поэты, которые придерживались не просто другой, а диаметрально противоположной идеи, связанной с тем, что искусство не должно обращаться к сиюминутным проблемам, к мелочам жизни, а должно уводить человека в мир прекрасного, в мир красоты. В конце концов эта идея оформилась в особую школу «искусства для искусства», самым главным выразителем которой стал А.А. Фет (рис. 8).
В творчестве Фета облик музы носит вполне классические античные черты. Хотя у него есть и стихи, которые полемически направлены против некрасовской традиции. Это стихотворение «Муза» 1887 года, в котором Фет спорит не столько с самим Некрасовым, поскольку тот к этому времени уже умер, сколько с самой традицией гражданской поэзии. В качестве эпиграфа он выбирает фрагмент из стихотворения Пушкина «Поэт и толпа»: «Мы рождены для вдохновенья, // Для звуков сладких и молитв». И тогда есть резон напомнить, что, говоря о поэзии Пушкина, мы обратили внимание, что у него есть стихи, которые воспринимались как стихи, разворачивающие идею гражданского служения поэзии, например стихотворение «Пророк», и стихи, в которых утверждалась идея самодостаточности и самоценности искусства. И в данном случае это цитата из стихотворения «Поэт и толпа». А вот стихотворение Фета «Муза»:
Мы рождены для вдохновенья
Для звуков сладких и молитв.
А.С. Пушкин
Ты хочешь проклинать, рыдая и стеня,
Бичей подыскивать к закону.
Поэт, остановись! не призывай меня,
Зови из бездны Тизифону.
Пленительные сны лелея наяву,
Своей божественною властью
Я к наслаждению высокому зову
И к человеческому счастью.
Когда, бесчинствами обиженный опять,
В груди заслышишь зов к рыданью, -
Я ради мук твоих не стану изменять
Свободы вечному призванью.
Страдать! Страдают все, страдает темный зверь
Без упованья, без сознанья;
Но перед ним туда навек закрыта дверь,
Где радость теплится страданья.
Ожесточенному и черствому душой
Пусть эта радость незнакома.
Зачем же лиру бьешь ребяческой рукой,
Что не труба она погрома?
К чему противиться природе и судьбе? -
На землю сносят эти звуки
Не бурю страстную, не вызовы к борьбе,
А исцеление от муки.
Мы не будем решать, кто из поэтов прав, а кто нет. Заметим только, что в 1850-70-е годы именно поэзия Некрасова сохранила интерес читательской публики собственно к поэзии, и в этом одна из значительных её исторических заслуг.
Список литературы
- Сахаров В.И., Зинин С.А. Русский язык и литература. Литература (базовый и углубленный уровни) 10. - М.: Русское слово.
- Архангельский А.Н. и др. Русский язык и литература. Литература (углубленный уровень) 10. - М.: Дрофа.
- Ланин Б.А., Устинова Л.Ю., Шамчикова В.М. / под ред. Ланина Б.А. Русский язык и литература. Литература (базовый и углубленный уровни) 10. - М.: ВЕНТАНА-ГРАФ.
- Интернет портал «Megashpora.ru» ()
- Интернет портал «Текстология» ()
- Интернет портал «Фестиваль педагогических идей» ()
Домашнее задание
- Ознакомьтесь с поэзией Некрасова 1850-70-х годов.
- Расскажите об образе музы в поэзии Некрасова.
- Подготовьте сравнительную характеристику образа музы в произведениях Некрасова, Пушкина и Фета.
Тема поэта и поэзии - вечная в литературе. В произведениях о роли и значении поэта и поэзии автор высказывает свои взгляды, убеждения, творческие задачи.
В середине XIX века в русской поэзии оригинальный образ Поэта создал Н. Некрасов. Уже в ранней лирике он говорит о себе как о поэте нового типа. По его словам, он никогда не был «баловнем свободы» и «другом лени». В своих стихах воплощал накипевшие «сердечные муки». Некрасов был строг к себе и своей Музе. О своих стихах он говорит:
Но не льщусь, чтоб в памяти народной
Уцелело что-нибудь из них…
Нет в тебе поэзии свободной,
Мой суровый, неуклюжий стих!
Поэт утверждает, что его стихотворения состоят из «живой крови», «мстительного чувства» и любви.
Та любовь, что добрых прославляет,
Что клеймит злодея и глупца
И венком терновым наделяет
Беззащитного певца.
О сложении стихов Некрасов пишет как о тяжелом труде. У него нет возвышенных, поэтических интонаций, как, например, у Пушкина. В жизни Некрасову приходилось ради заработка напряженно, мучительно трудиться, а собственные стихи помогали хоть на какое-то время вырваться из обязательной повинности. Оставшись без помощи семьи, Некрасов с юности был «литературным чернорабочим». Чтобы выжить в Петербурге, ему приходилось писать рецензии, куплеты, фельетоны и многое другое. Такая работа выматывала поэта, отбирала у него силы и здоровье. Стихи Некрасова - это «суровые стихи», в них сила любви и ненависти к богачам, угнетающим народ.
На смерть Гоголя Некрасов написал стихотворение «Блажен незлобивый поэт…». В нем герой-поэт - это «обличитель толпы», который идет «тернистым путем», его не понимают и проклинают.
На новом витке истории, во второй половине XIX века, Некрасов пишет стихотворение «Пророк». Его поэт-пророк жертвует собой ради людей, их счастливой и справедливой жизни в будущем. Стихотворение написано в форме диалога пророка с человеком из толпы. Пророк Некрасова готов на жертву:
Жить для себя возможно только в мире,
Но умереть возможно для других.
Пророк уверен, что служить добру можно, если принести себя в жертву, как Христос. Поэт и послан, чтобы напомнить людям о Боге. Сам Бог у Некрасова назван «Богом гнева и печали».
В стихотворении «Поэт и гражданин» возникает чисто некрасовский образ «любовь-ненависть», которого не было ни у Пушкина, ни у Лермонтова:
Клянусь, я честно ненавидел!
Клянусь, я искренно любил!
В отличие от великих предшественников, у Некрасова отсутствует мотив обиды, противостояния всему миру. Его поэт - не титан и не потустороннее существо, избранное Богом. «Враждебные слова отрицанья» поэт Некрасова произносит во имя любви к людям. Некрасов отстаивал право гражданской поэзии обличать беспорядки общественной жизни:
Кто живет без печали и гнева,
Тот не любит отчизны своей…
Новаторство Некрасова в том, что он по-новому осмыслил роль поэта и поэзии. Если у Пушкина в стихотворении «Разговор книгопродавца с поэтом» речь идет о творческой свободе, то у Некрасова - о долге поэта перед обществом и его гражданами.
В стихотворении «Поэт и гражданин» говорится об упадке поэзии, о времени, когда поэты в растерянности не знают, о чем писать. Пришедший к унылому поэту гражданин требует от него стихов для «дела и пользы»:
Поэтом можешь ты не быть,
Но гражданином быть обязан.
Можно выбрать путь «безвредного» поэта, а можно приносить пользу стране. Гражданин говорит, что вокруг «стяжатели и воры» или «бездействующие мудрецы», различные безответственные болтуны. Именно сейчас обличительные стихи могут принести много пользы, стать настоящим «делом». Поэт оправдывается и приводит строки Пушкина: «Мы рождены для вдохновенья, / Для звуков сладких и молитв». Но гражданин отвечает ему:
Нет, ты не Пушкин. Но покуда
Не видно солнца ниоткуда,
С твоим талантом стыдно спать…
Не может сын глядеть спокойно
На горе матери родной…
В заключительной части стихотворения Некрасов говорит о своем даровании, о Музе. Эти строки звучат как исповедь. Драма поэта, который «стоит у двери гроба», не в приближающейся смерти, а в том, что Муза покинула его, он лишился вдохновения. Некрасов представляет свою жизнь как трагический «роман» с Музой. Муза оставила поэта, потому что он не стал героем борьбы с тиранией, он «сын больного века», недостоин ее. Поэт оказался слабым человеком, не оправдал данного ему таланта.
Образ страдающей Музы показан в стихотворении «Вчерашний день, часу в шестом…»:
Вчерашний день, часу в шестом,
Зашел я на Сенную;
Там били женщину кнутом,
Крестьянку молодую.
Ни звука из ее груди,
Лишь бич свистал, играя…
И Музе я сказал: «Гляди!
Сестра твоя родная!..»
Муза Некрасова - это не античное существо, а простая девушка, которую подвергают позорному публичному наказанию. Она гордо переносит его, призывая к мщению.
Самокритика Некрасова по отношению к себе не всегда обоснованна. Его гражданская лирика действительно была оружием, призывала к борьбе, вносила смятение в ряды врагов свободы.
В Новое время музами называют конкретных людей, как правило, это женщины, подруги художников (поэтов), но иногда и мужчины. Они вдохновляют художника на творчество своей личностью, харизмой, аурой, дружеским отношением или эротичностью. Некоторые из муз и сами оставили заметный след в истории культуры.
В определенном смысле образ Музы - это инструмент создания поэтического контекста. При выявлении факта присутствия образа Музы во творчестве разных поэтов возникает идея его универсализма, т.е. образ Музы выступает как универсальное поэтическое начало. Как всякий мифологический образ, Муза имеет и своеобразный жизненный смысл. Это и инструмент познания и отношения к миру. Через образ Музы прочитывается текст, причем на многих уровнях, и, что самое важное, на уровне смысловом. Где в контексте появляется образ Музы, там возникает своеобразный «сгусток поэзии». Муза - это знак присутствия божественной поэтической субстанции. Существуют простые и сложные структуры с образом Музы - это и есть выражение поэзии, которая может быть определена как Муза. Музу как знак автор переводит в поэтический текст, и именно через Музу доказывается универсальность его поэзии. Муза - это ключ, некий набор понятий, который открывает смысловые пласты, это универсальный художественный, поэтический код .
Изначально Муза была образом античной мифологии, и, «переместившись» в литературные произведения, все дальше «уходила» от фольклорной среды. Система образов античной мифологии была в какой-то мере законсервирована и перенесена в литературу классицизма. Ориентация на античность как на образец не позволила менять образы античной мифологии, которая не имела ничего общего с фольклором и была литературна по своей природе. Можно говорить о тяготении образов к сугубо литературной среде или к среде более фольклорной. В данном случае, образ Музы естественно вошел в среду литературную. Конечно, «литература связана с мифологией...прежде всего через сказку и народный эпос», но не все образы органично влились из мифологии в фольклорные произведения. Есть переходные образы, действующие как в фольклоре, так и в чисто литературных произведениях. Образ Музы - пример «чисто» литературного образа, нашедшего свое место в ткани литературных произведений.
Образ Музы - это образ личный. Он принадлежит творческой индивидуальности писателя. Он функционирует в тексте как самостоятельный элемент поэтики, но вместе с тем, он неразрывно связан со своим творцом. Если мы обратимся к схеме, представляющей все трансформации образа Музы, то увидим, что все уровни образа так или иначе связаны с личностью поэта. Является ли Муза покровительницей поэтов или символом творчества, участвует ли она в характеристиках адресатов посланий или в мифологизации, персонифицируется ли она в реальном образе, всегда существуют нити, связующие поэта и его Музу. Она - его творение во всем многообразии ее воплощений и в ее самостоятельности. И функционирует Муза в произведениях, пронизанных личностью поэта, где образ автора - один из главных, а его диалог со своей Музой является одним из ключевых моментов поэтики произведения .
Можно отметить, что образ Музы не совместим с национальным колоритом произведений. Как образ античной мифологии, Муза будет естественно функционировать в произведении, обращенном к античности, когда она выступает в своем изначальном значении богини-покровительницы. Примеры этого встречаются при анализе образа Музы в лирике. Целый уровень выделяется для образа Музы - античного символа. Допустима и мифологизация через образ Музы, когда, посредством его, поэт встраивает свой образ в мифологический контекст произведения. При персонификации в контексте могут появиться детали античного мифологического колорита. Но образ Музы совершенно нейтрален по отношению к национальному колориту, который связан с художественным временем и пространством произведения. В произведениях, в которых сюжет предопределяет появление национального колорита, образ Музы может появиться только в авторских отступлениях, так как он совершенно чужд какой-либо национальной окраске произведения.
Кроме этого, и сюжет сам по себе может не допускать появления образа Музы, как, например, в «Гаврилиаде», являющейся пародией на евангельский рассказ. Но этот «запрет» усиливается, если «включен» национальный колорит, ведь образ Музы вненационален. То же самое происходит и в произведениях, жанр которых принадлежит к фольклору. Яркий пример - сказки Пушкина.
Жанр поэмы допускает авторские вставки, как бы «лично от себя», и образ Музы вполне может появиться в тексте именно в них. Но, художественное время и пространство, предопределенные сюжетом, могут этого не позволить. Пример этого - поэма «Кавказский пленник». В самом тексте поэмы образ Музы не встречается, а вот «Посвящение» и «Эпилог» поэмы органично включают в себя образ Музы, в них больше проявлена личность поэта. В строчках, которые рассматриваем, как авторское отступление, Музы нет. Хотя тематически это отступление связано с текстом, оно все же относительно независимо и может рассматриваться как самостоятельный отрывок. Это мысли поэта, не связанные конкретно с поэмой. Но и здесь образ Музы не появляется, так как это бы нарушило некую целостность, ведь этот отрывок все-таки находится в тексте поэмы, а значит не должен выделяться из общего контекста. А в самом тексте поэмы художественное время и пространство, предопределенные сюжетом, не дают появиться образу Музы .
Другой пример - поэма «Братья-разбойники», где отсутствие образа Музы объясняется следующими причинами: реальной сюжетной основой, дающей художественное время и пространство, не допускающие образ Музы, отсутствием авторских отступлений, где Муза могла бы появиться (что, впрочем, также связано с сюжетом), и наличием фольклорных приемов.
Вообще, что может связывать образ Музы с реальностью? Муза, соотнесенная с творчеством или каким-либо произведением, участвующая в характеристике, символизирующая источник вдохновения и персонифицированная в чьем-либо образе, - вот все те случаи, когда образ Музы в той или иной степени включен в реальность. Интересен вопрос об «отношениях» образа Музы с реальностью, точнее говоря, с реальным планом произведения. Муза как античный символ, как геликонская богиня-покровительница творцов, приближает реальный план к «своему» мифологическому плану. А вот образ Музы второго уровня, на разных подуровнях ведет себя по-разному. Муза как символ творчества, символ произведений (в том числе и собственного творчества и произведений поэта), как бы сама приближается к реальному плану за счет связи с реалиями жизни. Эти реалии, в виде творчества и его проявлений, «притягивают» образ Музы к реальному плану. А вот образ Музы, участвующий в характеристиках и, тем более, в мифологизации, напротив, «мифологизирует» реальных личностей и реалии жизни, то есть, реальный план в этом случае несколько «закрывается» планом мифологическим, к которому изначально принадлежит образ Музы. Образ Музы, символизирующий источник вдохновения, «притягивается» к реальному плану, как и образ Музы, участвующий в персонификации .
Таким образом, получается, что первым в произведении становится то мифологический, то реальный план. Если мифологический план выходит вперед, то значит, что образ Музы играет активную роль, приближая, «притягивая» реальный план к своему мифологическому. Если же реальный план доминирует в произведении, где функционирует образ Музы, то значит, что Муза «притягивается» к нему, не переходя, конечно, в пассивный образ, но, следуя замыслу поэта, приобретает черты жизненных реалий или, в определенных случаях, реальных личностей.
Заканчивая первую главу исследования, можно сделать следующий вывод. Образ Музы традиционный для русской поэзии. Каждый автор, сохранил элементы традиции, тем не менее подчиняет этот образ себе, приспосабливая к собственной творческой индивидуальности. У многих поэтов Муза перестаёт быть просто символом, а становится образом-двойником. Произошло это не сразу. Например, у Ломоносова и Державина обращение к Музе - это некий стилистический прием, условность. Оно лишь фиксирует принадлежность произведения к определённой культурной традиции: классицисты с почтением относились к античному искусству и его образы вводили в свои тексты. С уходом классицизма такой образ Музы должен был бы исчезнуть из русской поэзии как знак «омертвевшей» традиции, как рудимент прошлого. Но этот образ ожидала совсем другая судьба: он был «оживлён» и наполнился новыми смыслами.
Раскрыв образ музы как инструмент создания поэтического контекста, перейдем к рассмотрению образов музы в конкретных произведениях А.С. Пушкина и А.А. Ахматовой.
муза пушкин ахматова
Например, о героине «Тройки» можно сказать многое. Ни ее романтический портрет, ни натуралистическое описание ее судьбы сами по себе не несли еще поэзии с ярко выраженным национальным значением. Но Некрасов окружил этот свой ранний образ такими лирическими мотивами, в которых непосредственное предметное содержание было едва ли не заслонено символикой национального бытия. Именно в таком значении входили в некрасовское стихотворение дорожные мотивы и образ тройки. Свет этой символики придал героине «Тройки» поэтичность неизмеримо высшую, чем та, которая могла быть заключена в романсовом лиризме или в социально-бытовой драме. В женском образе поэта рождалось национальное олицетворение, которое и было впоследствии утверждено всем образным миром некрасовской поэзии.
Поднимая жизненную картину до высочайшего поэтического обобщения, Некрасов вместе с тем сохраняет интимный тон. Между «крестьянкой молодой» и Музой нет никаких преград, они одинаково дороги и близки поэту. Их общность подчеркнута, во-первых, тем, что стихи о крестьянке и Музе замыкают четверостишия и явно соотносятся между собой, а во-вторых, одинаково инверсивным строением фразы («крестьянку молодую» – «сестра твоя родная»). Наконец, драматизм второй части резко контрастирует с обыденностью первой, и это высекает новую поэтическую искру, рождая множество совсем не традиционных реальных и поэтических ассоциаций. Некрасов в коротком стихотворении сумел сказать и о том, что его Муза – сестра униженной и страдающей крестьянки, что она печалится народной печалью, что она тоже подвергается истязаниям, цензурным и иным гонениям, физическому насилию, что она так же бесправна, как и крестьянка, что он, Некрасов, поэт народа, потому что крестьянка символизирует весь народ.
Редко кто из поэтов не обращался к своей Музе, представавшей то резвой, веселой «вакханочкой», то задумчивой, то вольной и шаловливой, то суровой и гневной. Лики муз в русской поэзии бесконечно разнообразны. Совершенно новый образ создан в коротком стихотворении Некрасова.
Примечательна тут и замена слова «кнут» на «бич». Еще более неожиданно, что тут же оказывается и Муза как некое лицо, к которому поэт обращается с очень важными и тоже неожиданными словами: «Гляди! Сестра твоя родная!» Так устанавливается кровное родство Музы поэта с крестьянкой.
Но поединок поэта с музой не привел к разрыву – в драматизме борьбы родился «прочный и кровный союз». Поэт учил музу не смиряться, не стихать в гневе, изживать всепрощенческие настроения. Этот оттенок есть и в стихотворении «Вчерашний день, часу в шестом…». Он выражен в том повелительном тоне, в каком поэт обратился к ней: «Гляди!» Здесь заключено предупреждение: не увлекай меня на ложный путь, не делай меня слабым, ибо того, что ты видишь, нельзя простить. Но и скорбная муза учила поэта песнопенью:
Драматическое, сложное общение поэта с музой мыслится Некрасовым постоянным противоборством двух равных сил, прочный и кровный союз которых держится на неизбывности народных страданий и необходимости сказать о них.
И отношения между музой и поэтом складывались драматично: ее напев был полон тоски и «вечной жалобы». Порою же она плакала или исторгала звуки разгульной песни, иногда побуждала мстить. Подчас же, смиряясь, «шептала надо мной: «Прощай врагам своим!» Вот тогда-то, по откровенному слову поэта, «нелюбимая» муза – потому что такую вечно тревожащую, надрывающую сердце стоном, неласковую и не услаждающую слух гармоничными звуками музу трудно любить – все-таки овладела душой поэта, который, не поддаваясь ее «суровым напевам» и плачу, вступил с ней «в ожесточенный бой».
Прежде всего сразу же возникает необычная конкретность: поэт точно называет время (день, час), место (рыночную площадь в Петербурге), где совершилось событие, врезавшееся в его память и взволновавшее его гражданское чувство. Стихотворение о «высоком» предмете начинается с «низкой» сцены и в тоне простого сообщения, краткой информации, не содержащей ничего поэтического, а, напротив, намеренно сниженной. Самая интонация нейтральна – нет ни гнева, ни жалобы. Все прозаично и обычно. Слова выбраны обыденные – «вчерашний день», «часу в шестом», «зашел». Особенно удивительно слово «зашел» – с ним сопрягаются ассоциативно такие выражения, как «зашел по дороге», «зашел по пути», «зашел случайно» и т. д. Оттого и последующие стихи («Там били женщину кнутом, Крестьянку молодую») тоже рисуют как бы привычную, а совсем не исключительную ситуацию. Но второе четверостишие резко переключает всю тему в новый, «высокий» план. И это подчеркнуто лексикой и интонацией. На первое место выдвигаются слова, обладающие устойчивыми поэтическими ассоциациями («звуки», «грудь»).
Так возникает новый в русской поэзии образ Музы, столь же терпеливой, непреклонной и волевой, как и молодая крестьянка с занесенным над ней бичом. Для полноты картины важно отметить и то, что реальный план совместился в стихотворении с метафорическим, и происшедшее с крестьянкой переносится на ее «родную сестру». Так уже в первые годы творчества (стихотворение написано в 1848 г.) Некрасов образно сказал о своих общественных симпатиях. Но этим содержание стихотворения не исчерпывается: в нем есть еще один план, скрытый, но живо представленный в более позднем стихотворении 1851 г., названном «Муза». Оно посвящено традиционной теме отношений поэта с музой, которая либо оказывает ему покровительство, либо отказывает в нем. В первой строфе возникает привычный до Некрасова образ музы, которого он, однако, не знал:
Сегодня на уроке мы поговорим об образе музы в стихах Некрасова; познакомимся с поэзией Некрасова и традицией гражданской поэзии; проанализируем и сопоставим тематически родственные стихотворения Некрасова, Пушкина, Фета. Рис. 1. Н.А. Некрасов ()
Николай Алексеевич Некрасов (рис. 1) не только осознает тот переворот, который он совершает в истории русской поэзии, особенно по отношению к предшествующей романтической традиции, но и сам образ музы наделяет необычными свойствами, крайне далёкими от традиционных романтических представлений. Наиболее ярким в этом смысле является стихотворение, которое так и называется - «Муза», написанное в 1852 году. Оно начинается с того, что Некрасов воспроизводит тот самый романтический образ Музы - богини поэзии (рис. 2): Нет, Музы ласково поющей и прекрасной
Не помню над собой я песни сладкогласной!
В небесной красоте, неслышимо, как дух,
Слетая с высоты, младенческий мой слух
Она гармонии волшебной не учила,
В пеленках у меня свирели не забыла,
Среди забав моих и отроческих дум
Мечтой неясною не волновала ум
И не явилась вдруг восторженному взору
Подругой любящей в блаженную ту пору,
Когда томительно волнуют нашу кровь
Неразделимые и Муза и Любовь...
Рис. 2. Скульптура античной Музы ()
Этот через отрицание созданный, с одной стороны, образ греческой богини, а с другой стороны, романтический образ музы оказывается неизвестным поэту. Вот в каком виде предстала муза в его судьбе: Но рано надо мной отяготели узы
Другой, неласковой и нелюбимой Музы,
Печальной спутницы печальных бедняков,
Рожденных для труда, страданья и оков, -
Той Музы плачущей, скорбящей и болящей,
Всечасно жаждущей, униженно просящей,
Которой золото - единственный кумир...
И понятно, что содержание той поэзии, которую несла в себе такая муза, должно было оказаться совершенно иным. Все слышалося в нем в смешении безумном:
Расчеты мелочной и грязной суеты
И юношеских лет прекрасные мечты,
Погибшая любовь, подавленные слезы,
Проклятья, жалобы, бессильные угрозы.
В порыве ярости, с неправдою людской
Безумная клялась начать упорный бой.
Предавшись дикому и мрачному веселью,
Играла бешено моею колыбелью,
Кричала: мщение! и буйным языком
На головы врагов звала господень гром!..
Так вечно плачущей и непонятной девы
Лелеяли мой слух суровые напевы,
Покуда наконец обычной чередой
Я с нею не вступил в ожесточенный бой.
Но с детства прочного и кровного союза
Со мною разорвать не торопилась Муза:
Чрез бездны темные Насилия и Зла,
Труда и Голода она меня вела -
Почувствовать свои страданья научила
И свету возвестить о них благословила...
Творческий процесс в стихотворении описан странным и необычным образом. Поэт ведёт с музой ожесточённый бой. Сама муза оказывается неким воплощением трагических судеб людей, вынужденных собственным трудом зарабатывать себе на жизнь, для которых творчество и свободная поэзия оказываются за рамками их существования. И только некрасовская муза дает возможность услышать этот никогда ранее не слышимый голос трагических человеческих судеб. Конечно, к этому кардинально необычному образу музы Некрасов пришёл не сразу. Остановимся на стихотворении «Вчерашний день, часу в шестом…», написанном в 1848 году. Вчерашний день, часу в шестом,
Зашел я на Сенную;
Там били женщину кнутом,
Крестьянку молодую.
Ни звука из ее груди,
Лишь бич свистал, играя…
И Музе я сказал: «Гляди!
Сестра твоя родная!»
В действительности такую сцену некрасовский герой не мог наблюдать на Сенной площади, поскольку публичные наказания, тем более женщин, на Сенной площади не производились (рис. 3). Рис. 3. Сенная площадь. Санкт-Петербург. 1830 год ()
Но такой образ создан поэтом не случайно. В данном случае автор сравнивает иссеченную кнутом женщину с иссеченной музой, имея в виду зачёркивания красными чернилами в цензурном кабинете рукописей с возникающей здесь параллелью: с одной стороны страдающий народ, а с другой стороны страдающая поэзия, которая обращена к этому народу. Но поскольку само сопоставление избиваемой крестьянки и музы выглядело совсем необычным, очень острым, то Некрасов пока само сравнение делает очень аккуратно. Он будто указывает своей музе на то, что она оказалась в данном случае сестрой этой страдающей крестьянки. В 1855 году будет написано другое стихотворение, в котором образы, найденные в стихотворении «Вчерашний день, часу в шестом…», получат дальнейшее развитие: Безвестен я. Я вами не стяжал
Ни почестей, ни денег, ни похвал,
Стихи мои - плод жизни несчастливой,
У отдыха похищенных часов,
Сокрытых слез и думы боязливой;
Но вами я не восхвалял глупцов,
Но с подлостью не заключал союза,-
Нет! свой венец терновый приняла
Не дрогнув обесславленная Муза
И под кнутом без звука умерла.
И если в предшествующем стихотворении возникало только сопоставление музы и избиваемой крестьянки, то теперь эта самая муза вдруг оказалась умершей беззвучно под кнутом. И, конечно же, уйти от этого сюжета Некрасов уже не сможет. И в позднем его творчестве мы вновь обнаружим развитие этого мотива, когда-то им удачно найденного. Вот стихотворение 1876 года: Музе
О муза! Наша песня спета.
Приди, закрой глаза поэта
На вечный сон небытия,
Сестра народа - и моя!
Необычным тут оказывается сам образ музы. В 1877 году - в год своей смерти - в стихотворении «О Муза! я у двери гроба!..» Некрасов будто соберёт все предшествующие мотивы и создаст стихотворение, которое завершает собою своеобразный некрасовский цикл. О Муза! я у двери гроба!
Пускай я много виноват,
Пусть увеличит во сто крат
Мои вины людская злоба -
Не плачь! завиден жребий наш,
Не наругаются над нами:
Меж мной и честными сердцами
Порваться долго ты не дашь
Живому, кровному союзу!
Не русский - взглянет без любви
На эту бледную, в крови,
Кнутом иссеченную Музу...
И вместо прежней античной богини перед нами вновь возникает национальный образ русской музы, измученной, печальной, бледной, в крови, иссеченной кнутом. В заключение обратимся еще к одному стихотворению Некрасова, где он беседует со своей музой, - стихотворению 1856 года, которое выделено самим автором и завершает его первый поэтический сборник: Замолкни, Муза мести и печали!
Я сон чужой тревожить не хочу,
Довольно мы с тобою проклинали.
Один я умираю - и молчу.
К чему хандрить, оплакивать потери?
Когда б хоть легче было от того!
Мне самому, как скрип тюремной двери,
Противны стоны сердца моего.
Всему конец. Ненастьем и грозою
Мой темный путь недаром омрача,
Не просветлеет небо надо мною,
Не бросит в душу теплого луча...
Волшебный луч любви и возрожденья!
Я звал тебя - во сне и наяву,
В труде, в борьбе, на рубеже паденья
Я звал тебя, - теперь уж не зову!
Той бездны сам я не хотел бы видеть,
Которую ты можешь осветить...
То сердце не научится любить,
Которое устало ненавидеть.
Здесь формируется еще одна важная некрасовская идея - идея любви-ненависти: потому что, с одной стороны, мы ненавидим отрицательные и тёмные стороны окружающей жизни, а с другой стороны, именно к ним обращена наша любящая муза. Таким образом, можно сказать, что в поэзии Некрасова возникает не только необычный, неординарный образ его музы, но возникает еще некий принципиальный диалог между нею и поэтом, что вместе дает возможность оценить почти революционный переворот, который совершает Некрасов в русской поэзии. Этот особенный облик музы, который складывался в поэзии Некрасова, имел определённую традицию в истории русской поэзии в том её аспекте, который принято называть гражданской поэзией. Не случайно рядом с фигурой поэта у Некрасова всякий раз будет возникать фигура гражданина. Оно и понятно, потому что его поэт и его муза живут гражданскими, общественными, социальными интересами. И конечно, Некрасов продолжает развивать традицию, связанную с декабристским гражданским романтизмом. В первую очередь можно вспомнить К.Ф. Рылеева (рис. 4). Рис. 4. К.Ф. Рылеев ()
В поэтическом предисловии к поэме «Войнаровский» есть такие строчки: Как Аполлонов строгий сын,
Ты не увидишь в них искусства:
Зато найдешь живые чувства, -
Я не Поэт, а Гражданин.
В стихотворении «Поэт и гражданин», которое открывает некрасовский сборник стихов 1856 года, прозвучит другой мотив, но явно обрабатывающий вышеупомянутую рылеевскую строчку: «Поэтом можешь ты не быть, // Но гражданином быть обязан». Конечно, вспоминается и А.С. Пушкин (рис. 5). Рис. 5. А.С. Пушкин ()
Но в творчестве Пушкина образ поэта, образ музы столь разнообразен, что в первую очередь хочется вспомнить пророка с его словом, которое должно жечь сердца людей. И, безусловно, Некрасов помнит и гражданские инвективы М.Ю. Лермонтова (рис. 6). Рис. 6. М.Ю. Лермонтов ()
О, как мне хочется смутить веселость их
И дерзко бросить им в глаза железный стих,
Облитый горечью и злостью!..
Отношение пушкинской традиции и некрасовской поэзии сложны. Например, стихотворение Некрасова «Муза» во многом полемически переосмысливает один из образов, который возникает в поэзии Пушкина. Наперсница волшебной старины,
Друг вымыслов, игривых и печальных,
Тебя я знал во дни моей весны,
Во дни утех и снов первоначальных.
Я ждал тебя; в вечерней тишине
Являлась ты веселою старушкой
И надо мной сидела в шушуне,
В больших очках и с резвою гремушкой.
Ты, детскую качая колыбель,
Мой юный слух напевами пленила
И меж пелен оставила свирель,
Которую сама заворожила.
Младенчество прошло, как легкий сон.
Ты отрока беспечного любила,
Средь важных муз тебя лишь помнил он,
И ты его тихонько посетила;
Но тот ли был твой образ, твой убор?
Как мило ты, как быстро изменилась!
Каким огнем улыбка оживилась!
Каким огнем блеснул приветный взор!
Покров, клубясь волною непослушной,
Чуть осенял твой стан полувоздушный;
Вся в локонах, обвитая венком,
Прелестницы глава благоухала;
Грудь белая под желтым жемчугом
Румянилась и тихо трепетала...
В этом стихотворении, написанном Пушкиным в 1822 году, муза предстает, с одной стороны, в виде весёлой старушки, по всей видимости, предполагалась бабушка Пушкина - Мария Алексеевна Ганнибал (рис. 7). Рис. 7. М.А. Ганнибал ()
А с другой стороны, когда он взрослеет и превращается в юношу, она является некой красавицей, которая напоминает изображение античной музы, античной богини поэзии. Тогда становится понятен тот удивительный контраст, который возникает в некрасовском стихотворении, столь кардинально перерабатывающем пушкинский текст. В 1860-70-е годы необычный образ некрасовской музы, связанный с мотивом страданий, с изображением загубленных человеческих судеб, имел необычайный успех, но отнюдь не у всех. Были поэты, которые придерживались не просто другой, а диаметрально противоположной идеи, связанной с тем, что искусство не должно обращаться к сиюминутным проблемам, к мелочам жизни, а должно уводить человека в мир прекрасного, в мир красоты. В конце концов эта идея оформилась в особую школу «искусства для искусства», самым главным выразителем которой стал А.А. Фет (рис. 8). В творчестве Фета облик музы носит вполне классические античные черты. Хотя у него есть и стихи, которые полемически направлены против некрасовской традиции. Это стихотворение «Муза» 1887 года, в котором Фет спорит не столько с самим Некрасовым, поскольку тот к этому времени уже умер, сколько с самой традицией гражданской поэзии. В качестве эпиграфа он выбирает фрагмент из стихотворения Пушкина «Поэт и толпа»: «Мы рождены для вдохновенья, // Для звуков сладких и молитв». И тогда есть резон напомнить, что, говоря о поэзии Пушкина, мы обратили внимание, что у него есть стихи, которые воспринимались как стихи, разворачивающие идею гражданского служения поэзии, например стихотворение «Пророк», и стихи, в которых утверждалась идея самодостаточности и самоценности искусства. И в данном случае это цитата из стихотворения «Поэт и толпа». А вот стихотворение Фета «Муза»: Мы рождены для вдохновенья
Для звуков сладких и молитв.
А.С. Пушкин
Ты хочешь проклинать, рыдая и стеня,
Бичей подыскивать к закону.
Поэт, остановись! не призывай меня,
Зови из бездны Тизифону.
Пленительные сны лелея наяву,
Своей божественною властью
Я к наслаждению высокому зову
И к человеческому счастью.
Когда, бесчинствами обиженный опять,
В груди заслышишь зов к рыданью, -
Я ради мук твоих не стану изменять
Свободы вечному призванью.
Страдать! Страдают все, страдает темный зверь
Без упованья, без сознанья;
Но перед ним туда навек закрыта дверь,
Где радость теплится страданья.
Ожесточенному и черствому душой
Пусть эта радость незнакома.
Зачем же лиру бьешь ребяческой рукой,
Что не труба она погрома?
К чему противиться природе и судьбе? -
На землю сносят эти звуки
Не бурю страстную, не вызовы к борьбе,
А исцеление от муки.
Мы не будем решать, кто из поэтов прав, а кто нет. Заметим только, что в 1850-70-е годы именно поэзия Некрасова сохранила интерес читательской публики собственно к поэзии, и в этом одна из значительных её исторических заслуг. Список литературы
Домашнее задание
Предыдущая статья: Чему равна скорость света
Следующая статья: Гармонические колебания Физика формула частоты колебаний