Роман «Золото» посвящен жизни, труду уральских золотоискателей в пореформенное время. Как и ряд других романов писателя, он имеет свою творческую предысторию. Некоторые идеи романа, его образы, мотивы, сюжетные положения, сама тема золота - нашли в той или иной степени отражение во многих предшествующих произведениях писателя - в очерках «От Урала до Москвы», «Золотуха», письмах «С Урала», «От Зауралья до Волги», «Золотое гнездо», рассказах «Старик», «Золотая ночь», «В болоте», «Старатели»» и т. д. Жизнь старателей была известна писателю и по его. поездкам на прииски, тамошним впечатлениям. Один из хороших его знакомых вспоминал, как они в конце восьмидесятых- начале девяностых годов (то есть в период писания, а затем; выхода «Золота») совершали поездки по приискам, во время которых Дмитрий Наркисович любил встречаться, разговаривать с мужиками, расспрашивать их о житье-бытье, располагая к себе людей. (Данный материал поможет грамотно написать и по теме Золото. Краткое содержание не дает понять весь смысл произведения, поэтому этот материал будет полезен для глубокого осмысления творчества писателей и поэтов, а так же их романов, повестей, рассказов, пьес, стихотворений. ) По словам этого человека, Мамин-Сибиряк, одно время увлекшийся золотопромышленностью, предполагал даже принять участие в аренде золотоносных участков земли, однако дальше проб дело не пошло. Из Мамина-Сибиряка вышел такой же «золотопромышленник», как, например, из А. Н. Островского помещик, когда он «осел на земле» в Щелыкове, начал вести хозяйство, но вскоре убедился, что ничего из этого не выйдет, и пускай Щелыково будет хоть дачей. Так и с «арендой». Но сам этот факт, эпизод в жизни Дмитрия Наркисовича, его поездки по приискам дали ему живой материал и пригодились при написании «Золота».

Роман богат бытовыми, жизненными картинами, характерами людей. Прежде всего, это главный герой, восьмидесятилетний штейгер (мастер рудных работ) Родион Потапыч Зыков, до фанатизма преданный приисковому делу, неподкупный страж «казенного добра», умный и честный старик. Характер его живее всего проявляется именно в деле, «он видел каждое дело насквозь», в# отношении к рабочим, к начальству. В одном месте говорится о нем: «Стоило Карачунскому только свести разговор на шахту, как старый штейгер весь преобразился». Так, кажется, все преображается и в повести, весь приисковый материал, все эти россыпи, разрезы, забои, шурфы, жилы, все эти старательные работы - все, неотделимое от старого мастера, глазами его живет особой - одушевленной - жизнью (как он говорит о той же шахте: «Не любит она, шахта, когда здря на нее начнут говорить. Уж я замечал...»). Зыков - бывший каторжанин, и невольно вспоминаются «Записки из мертвого дома» Достоевского, где в сотоварищах по каторге, людях из народа, писатель увидел богатые природные задатки.

И на каторге люди сохраняли душу, о чем рассказывает баушка Лукерья старику Зыкову, вспоминая, как их «партию из Расеи пригнали», как они обрадовались церкви, «как матери родной». Почтенная, всеми уважаемая баушка Лукерья, даже суровым свояком Родионом Потапычем, строгая вроде бы нравом, а вот не устояла перед деньгами и занедужила старческой жадностью. Каторга не сломала душу, а вот деньги сломали. И в этом искусе деньгами писатель не идеализирует «неимущих».

Наследник миллионов Сергей Привалов настолько нравственно велик в своем нестяжании, что баушке Лукерье, пожалуй, даже и не уразуметь таких чудачеств. Как говорил Толстой: непьющий не тот, у кого нет вина, и поэтому нечего пить, а тот непьющий, у кого есть вино и он не пьет. Так и с теми неимущими, вроде баушки Лукерьи: еще не заслуга их, что они - голь перекатная и им не из чего портиться, а вот появись у них возможность сколотить деньгу, обогатиться - такие выйдут из них «колу-паевы»!

Тема золота наиболее психологически связана с образом Кишкина. Вдруг навалившееся на него бргатство - открытие богатой золотой россыпи - лишает этого и без того «гнусного» (как его именует другой герой) доносчика и мстительного завистника последних остатков человеческого обличья. Он даже в первое время и не рад случившемуся: «двадцать лет нищеты, убожества и унижения и дикое счастье на закате дней. К чему теперь деньги, когда и жить-то осталось, может, без году неделя? Кишки ну сделалось до того горько, что он даже всплакнул старческими, бессильными слезами». Но кисть художника и здесь не теряет красок: в каких захватывающих, интригующих подробностях, глазами героя опытного, старателя видится зимний лес, исследование партией замерзшего болота, взятие пробы, волнение при виде крупинок золота на ладони, открытие россыпи,..

Внимание автора романа - не на внешне приключенческой (как бы мы теперь сказали, детективно-авантюрной) стороне жизни золотоискателей, а на социально-психологической. И драма Кожина: полюбил первой любовью Феню, потом потерял ее и ничто ему не мило: ни золото (он легко переносит обман компаньона), ни сама жизнь. Таких золотом не избавишь от «тоски смертной», которая скорее может вылитьсл в зверство (истязания Кожиным нелюбимой жены), чем в накопительство. И все же как-то неожиданно нагнетаются к концу романа разные ужасы и смерти, даже учитывая и то, что действующие в повести герои - в основном бывшие каторжане.

Творческая широта Мамина-Сибиряка обнаруживается и в его интересе к национальным характерам, не только к русским. В «Хлебе» это были Ечкин, Штофф, Стабровский - характерные в своих национальных чертах. В «Золоте» это поляк Карачунский, главный управляющий приисками, с «танцующей» походкой, веселый в жизни, но хорошо знающий свое дело, не переступающий того, что он считает честью.

С первых же страниц роман покоряет языком, живой колоритной речью героев: слова, как самородки, нанизываются на нитку разговора. Прочитайте, например, разговор баушки Лукерьи с Родионом Потапычем (с. 70-72) - пожалуй, только в пьесах А. Н. Островского можно увидеть такую живую, «вкусную» народную речь. В романе старатели, приглядевшись к новому управляющему, ломавшему сплеча все прежние порядки, теснившему рабочих, окрестили его словом «чистоплюй»: «Кто придумал это слово, кто его сказал первый - осталось неизвестным, но оно было сказано, и все сразу почувствовали облегчение. Чистоплюй - и делу конец. Остальное было понятно. Сказалась особенность простого русского человека одним словом выразить целый строй понятий. Все строгости и реформы нового главного управляющего были похоронены под этим одним словом, и больше никто не боялся его и никто не обращал внимания. Пусть себе побалуется и наведет свою плевую чистоту, а там все образуется само собой». Это народное чутье к слову было присуще и самому писателю. Толстой говорил о нем: «язык у него хорош».

Мамин-Сибиряк пишет очень предметно, плотно, но не тяжеловесно. «Чернозем», колорит, и вместе с тем очищающая пластичность.

Вчитаешься в Мамина-Сибиряка и согласишься со словами его современника, отметившего, пусть несколько узко, но образно природную живость творчества писателя: «Мамин-Сибиряк бил своим талантом, как бьет волнами любая уральская горная речка».

И не только его герои, но и сам он, писатель,- золотоискатель: какие россыпи открывает он в народной жизни! При том он не скрывает и ее неприглядных, темных сторон (и без этого не может быть подлинной любви к своему народу, ведь русский человек всегда был более склонен к самопорицанию, нежели к самовосхвалению). Но в отношении героев Мамина-Сибиряка можно сказать то же, что говорил Константин Аксаков о различии между грязью в народной жизни и в жизни тех, кого он называл «публикой»: народ - это «золото в грязи», а публика - «грязь в золоте».

Современники писателя гадали, почему он выбрал псевдоним «Сибиряк», а не «Уралец»,- ведь он родился на Урале и писал об Урале. Но если все же есть объяснение выбору писателя (тогда Урал считался началом Западной Сибири),- то можно пожалеть, что в самой Сибири не явился свой Мамин-Сибиряк, который открыл бы новую «целую область русской жизни», ибо на примере творчества Дмитрия Наркисовича видно, как даже в одном районе была необъятно богата Россия «разнообразным человеческим материалом».

М. Лобанов

Источники:

Аннотация : Перу выдающегося русского писателя-демократа второй половины XIX в. Д. Н. Мамина-Сибиряка принадлежит цикл крупных ^романов, впервые раскрывших читателю огромный пласт русской жизни,- горнозаводского Урала («Горное гнездо», «Приваловские миллионы», «Дикое счастье» и др.), а также большое число повестей, рассказов, очерков.

Роман «Золото» посвящен жизни, труду уральских золотоискателей в пореформенное время. Богатство бытовых, жизненных картин, приисково-уральский колорит, захватывающее развитие сюжета, драматические судьбы людей - все это придает замечательному роману большую социально-психологическую и историческую содержательность.

Если домашнее задание на тему: » Роман Золото – художественный анализ. Мамин-Сибиряк оказалось вам полезным, то мы будем вам признательны, если вы разместите ссылку на эту сообщение у себя на страничке в вашей социальной сети.

Свежие новости

Категории

Новости

Сочинения по теме
- Профессиональные игры. Часть 2

Родион Потапыч Зыков - «старейший штейгер» (горный мастер, ведающий рудничными работами) «на всех Балчуговских золотых промыслах» Урала. Он руководит старательскими работами на Фотьяновской россыпи, давшей казне «больше сотни пудов золота». Эта россыпь была открыта Андроном Кишкиным, «старой конторской крысой» с «маленькими, любопытными, вороватыми» глазами. Зыков недолюбливает Кишкина и потому не обрадован, когда однажды зимним утром тот является к нему в гости с «дельцем». Кишкин сообщает, что скоро казенную Кедровскую дачу откроют для общего пользования, и предлагает Родиону Потапычу искать там золото. Суровый старик консервативного склада, «фанатик казенного приискового дела», Зыков категорически отказывается, и Кишкин уходит ни с чем. Человек небогатый, он завидует и Зыкову, и всем обеспеченным рабочим, считая себя незаслуженно обделенным и возлагая все надежды на Кедровскую дачу.

Родион Потапыч в штейгерах около сорока лет. И сам он, и его первая, рано умершая жена, в которой он души не чаял и от которой родился старший сын, «беспутный Яша», были прежде каторжанами. Женился он во второй раз, уже на дочери каторжанки, родившей ему четырех дочерей, «но счастья не воротил, по пословице: покойник у ворот не стоит, а свое возьмет». После смерти любимой жены Родион Потапыч с головой ушел в работу. Лишь однажды он «покривил душой» - когда скрыл от «казенного фискала» факт повсеместного воровства золота на Балчуговском заводе (впрочем, воровали и на других казенных и частных приисках; имелись и скупщики золота, на которых уже вышел было сыщик, и, если бы не Зыков, Балчуговский завод пострадал бы гораздо сильнее). Кстати, тогда чудом спасся Кишкин, замешанный в этом деле… Когда упразднили каторгу, не понимавший свободы Родион Потапыч растерялся, но «с водворением на <…> промыслах компанейского дела <…> успокоился». Промысловые рабочие продолжали оставаться в рабстве: им некуда было деваться, и приходилось работать на самых невыгодных условиях: «досыта не наешься и с голоду не умрешь». Поэтому открытие Кедровской казенной дачи для вольных работ изменит «весь строй промысловой жизни», и никто не чувствует этого так, как Родион Потапыч Зыков, «этот промысловый испытанный волк».

А в семье Родион Потапыч бывает редко, пропадая на открытой недавно шахте Рублихе, в прибыльность которой истово верит. Да и привязан он в семье по-настоящему только к младшей дочери Фене, с остальными же крут: от дочери Марьи отвадил всех женихов, сына забил; старшая, Татьяна, сбежала с рабочим-строгальщиком Мыльниковым, сделав «mesalliance, навсегда выкинувший непокорную дочь из родной семьи». Муж Татьяны часто пьет, бьет жену и детей, особенно непоседливую и безответную дурнушку Оксю, и живется всем им плохо (мать, УСИНЬЯ Марковна, тайком помогает Татьяне). Но и любимица Зыкова Федосья, к ужасу семьи, бежит в отсутствие отца из дома, как Татьяна, только, в отличие от нее, не венчается, а уходит на Тайболу, в раскольничью семью, что считается тягчайшим грехом. Пока грозный отец семейства не вернулся с приисков, единственный брат Фени Яков с шурином Мыльниковым пытаются уладить дело полюбовно, вернув Феню домой, но ни она, ни её муж, Кожин, «плотный и красивый молодец», не хотят и слушать об этом.

Зыков как громом поражен вестью о побеге дочери, проклинает её перед иконой и оплакивает смерть первой жены, при которой, как он думает, этого не могло бы произойти. О другой беде, которая вот-вот может разразиться, сообщает Родиону Потапычу его зять Мыльников: по его мнению, Кишкин из зависти к разбогатевшим на приисках готовит донос на всех старателей по факту хищения золота. Зыков выслушивает нелюбимого зятя с презрением и не придает его словам особого значения. Между тем главному управляющему Балчуговских приисков Карачунскому, которого Зыков очень уважает за ум и знание дела, но осуждает за слабость к женскому полу, удается убедить Феню и Кожина попросить прощения у батюшки. Однако Родион Потапыч уже проклял дочь и не желает её знать - и он решает отправить её на воспитание к «баушке Лукерье», сестре покойной жены, суровой старухе старой закалки, особо чтимой Зыковым и близкой ему по духу.

Феню обманом увозят к «баушке». Внимая доводам старухи, девушка возвращается к православию, охотно выполняет все хлопоты по дому, но не забывает своего избранника. Горько, что и он мог бы перейти в православие, кабы не его матушка, раскольница крутого нрава Маремьяна; Кожин же, сам не свой с тоски, пристрастился к выпивке: как забыть Федосью Родионовну! Меж тем застенчивая красавица Феня очень приглянулась и управляющему Карачунскому…

овым, понимая, что ей с таким отцом, как Мыльников, и без того несладко. А Кишкин и вправду отдает донос в прокуратуру, начиная затяжной процесс, отвлекающий Зыкова от работы: Зыков - главный свидетель, но он уклоняется от показаний, и дело затягивается до бесконечности, в конце концов увязая в бюрократической рутине. Вообще месть Кишкина падает не на тех людей: больше всех достается любимому всеми управляющему Карачунскому.

Богатеет в эту пору скупщик золота, мошенник Ястребов; он становится выгодным постояльцем, и потому баушка Лукерья, в которой просыпается жадность, пускает его к себе жить. Баушку Лукерью теперь не узнать: тоже заболела золотой лихорадкой, «осатанела от денег», стала алчной, начала строить вторую избу; подначивает её и сын, кривой на один глаз, - Петр Васильич. Перемену эту в старухе замечает Феня и уходит к Карачунскому, якобы «в горничные». Карачунский по-настоящему любит Феню и ревнует к Кожину, но Феня не может полюбить во второй раз, хотя и не хочет вернуться к Кожину: «молодое счастье порвалось», а в Карачунском она угадывает прекрасные душевные качества и ищет «ту тихую пристань, к какой рвется каждая женщина, не утратившая лучших женских инстинктов». А Кожина матушка Маремьяна женит на тихой девушке, которую тот бьет и истязает до смерти. Прознав про это, Феня просит Мыльникова вразумить Кожина. Шурин готов помочь, если Феня выпросит для него у Карачунского хорошую делянку для старательских работ, но уже поздно: несчастную жену Кожина находят чуть не мертвой, и Кожина отдают под суд.

А старшая дочь Зыкова Марья, засидевшаяся «в девках» и потому обозленная, решает поселиться у баушки Лукерьи вместо Фени и одно время замешавшей её Окси: она хочет быть поближе к деньгам баушки, а там, глядишь, и жениха подыскать… И в самом деле, хитрой девице удается выйти за машиниста Семеныча, доброго и работящего мужика моложе её на шесть лет; она с мужем «поступает к Кишкину на Богоданку» - открытую стариком шахту, а жить у баушки Лукерьи определяет дочь замужней сестры Анны Наташку. Между тем Богоданка приносит старику Кишкину богатство, хоть он и сетует, что поздновато; денежки он хранит в сундучке за семью печатями - многие хотели бы открыть его; баушка Лукерья водит с Кишкиным дружбу и дает ему деньги под проценты; он же «положил глаз» на Наташку и даже хочет к ней посвататься.

Тем временем наступает череда страшных несчастий. Под угрозой разоблачения, спасая свою честь и честь завода, застрелился Карачунский (предварительно обеспечив Феню), а «новую метлу», управляющего Оникова, рабочие невзлюбили и называют «чистоплюем»: он ломает все «сплеча», не задумываясь, убавляет служащим жалованья, вводит новые строгости; скупщика золота Ястребова выдал следствию обманутый им сын баушки Лукерьи Петр Васильич, за что его высекли заинтересованные в Ястребове старики; сам не свой от гнева и унижения, Петр Васильич поджег свой дом, а Лукерья, обезумев от жадности, полезла в огонь за деньгами и погибла. Петр Васильич объявлен вне закона. Марья вместе с мужем, Наташкой и её братом Петрунькой поселяются на Богоданке у Кишкина. Наташка, недолюбливавшая раньше властную тетку Марью (еще дома «все под её дудку плясали», кроме отца), теперь тронута её заботой, даже не подозревая в Марье корыстного умысла: натравить девчушку на сладострастного Кишкина, дабы завладеть его богатством.

А рабочий Матюшка, женившийся на Оксе, которая теперь ждет ребенка, начинает заигрывать с Марьей и становится её любовником: он хочет через Марью получить доступ к кишкинским деньгам; а своего мужа, Семеныча, Марья с помощью Кишкина направляет работать в ночную смену. Она же подбивает наивную Наташку разыскать и якобы в шутку спрятать ключ от заветного кишкинского сундучка. Наташке по душе идея «испугать противного старичонку, который опять начал поглядывать на нее маслеными глазами».

Трагедия разражается внезапно. Однажды около полуночи Семеныча срочно вызывают с работы на Богоданку. Он находит и Кишки-на, и Марью, и Наташку, и Петруньку убитыми, а кассу - пустой. Сперва думают, что это дело рук Петра Васильича, пошедшего «на отчаянность», но позже находят и его труп. Следствие в недоумении, пока Матюшка не признается Родиону Потапычу, что сам всех «порешил»: Петр Васильич был мешавшим ему сообщником, который подбил его на преступление и хотел удрать с деньгами. Окся умерла от родов и перед смертью сказала, что все знает и что умирает за Ма-тюшкину вину; измученный угрызениями совести и укором Окси, он и решил сдаться. Родион Потапыч, и без того немного не в себе от всех событий, после признания Матюшки окончательно повреждается в рассудке и заливает водой шахту Рублиху, на которой истово и отчаянно работал все последнее время…

Рублиха уничтожена, плотина на Балчуговке размыта весенней водой, «и это в такой местности, где при правильном хозяйстве могло благоденствовать стотысячное население и десяток таких компаний». Зыков действительно сходит с ума, «бредит каторгой» и ходит в окружении толпы ребятишек по Балчуговскому заводу вместе с местным палачом Никитушкой, «отдавая грозные приказания». Феня уходит в Сибирь «за партией арестантов, в которой отправляли и Кожина: его присудили в каторжные работы. В той же партии ушел и Ястребов». Матюшка «повесился в тюрьме».

Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк

«Золото»

Родион Потапыч Зыков — «старейший штейгер» (горный мастер, ведающий рудничными работами) «на всех Балчуговских золотых промыслах» Урала. Он руководит старательскими работами на Фотьяновской россыпи, давшей казне «больше сотни пудов золота». Эта россыпь была открыта Андроном Кишкиным, «старой конторской крысой» с «маленькими, любопытными, вороватыми» глазами. Зыков недолюбливает Кишкина и потому не обрадован, когда однажды зимним утром тот является к нему в гости с «дельцем». Кишкин сообщает, что скоро казённую Кедровскую дачу откроют для общего пользования, и предлагает Родиону Потапычу искать там золото. Суровый старик консервативного склада, «фанатик казённого приискового дела», Зыков категорически отказывается, и Кишкин уходит ни с чем. Человек небогатый, он завидует и Зыкову, и всем обеспеченным рабочим, считая себя незаслуженно обделённым и возлагая все надежды на Кедровскую дачу.

Родион Потапыч в штейгерах около сорока лет. И сам он, и его первая, рано умершая жена, в которой он души не чаял и от которой родился старший сын, «беспутный Яша», были прежде каторжанами. Женился он во второй раз, уже на дочери каторжанки, родившей ему четырёх дочерей, «но счастья не воротил, по пословице: покойник у ворот не стоит, а своё возьмёт». После смерти любимой жены Родион Потапыч с головой ушёл в работу. Лишь однажды он «покривил душой» — когда скрыл от «казённого фискала» факт повсеместного воровства золота на Балчуговском заводе (впрочем, воровали и на других казённых и частных приисках; имелись и скупщики золота, на которых уже вышел было сыщик, и, если бы не Зыков, Балчуговский завод пострадал бы гораздо сильнее). Кстати, тогда чудом спасся Кишкин, замешанный в этом деле… Когда упразднили каторгу, не понимавший свободы Родион Потапыч растерялся, но «с водворением на <…> промыслах компанейского дела <…> успокоился». Промысловые рабочие продолжали оставаться в рабстве: им некуда было деваться, и приходилось работать на самых невыгодных условиях: «досыта не наешься и с голоду не умрёшь». Поэтому открытие Кедровской казённой дачи для вольных работ изменит «весь строй промысловой жизни», и никто не чувствует этого так, как Родион Потапыч Зыков, «этот промысловый испытанный волк».

А в семье Родион Потапыч бывает редко, пропадая на открытой недавно шахте Рублихе, в прибыльность которой истово верит. Да и привязан он в семье по-настоящему только к младшей дочери Фене, с остальными же крут: от дочери Марьи отвадил всех женихов, сына забил; старшая, Татьяна, сбежала с рабочим-строгальщиком Мыльниковым, сделав «mesalliance, навсегда выкинувший непокорную дочь из родной семьи». Муж Татьяны часто пьёт, бьёт жену и детей, особенно непоседливую и безответную дурнушку Оксю, и живётся всем им плохо (мать, УСИНЬЯ Марковна, тайком помогает Татьяне). Но и любимица Зыкова Федосья, к ужасу семьи, бежит в отсутствие отца из дома, как Татьяна, только, в отличие от неё, не венчается, а уходит на Тайболу, в раскольничью семью, что считается тягчайшим грехом. Пока грозный отец семейства не вернулся с приисков, единственный брат Фени Яков с шурином Мыльниковым пытаются уладить дело полюбовно, вернув Феню домой, но ни она, ни её муж, Кожин, «плотный и красивый молодец», не хотят и слушать об этом.

Зыков как громом поражён вестью о побеге дочери, проклинает её перед иконой и оплакивает смерть первой жены, при которой, как он думает, этого не могло бы произойти. О другой беде, которая вот-вот может разразиться, сообщает Родиону Потапычу его зять Мыльников: по его мнению, Кишкин из зависти к разбогатевшим на приисках готовит донос на всех старателей по факту хищения золота. Зыков выслушивает нелюбимого зятя с презрением и не придаёт его словам особого значения. Между тем главному управляющему Балчуговских приисков Карачунскому, которого Зыков очень уважает за ум и знание дела, но осуждает за слабость к женскому полу, удаётся убедить Феню и Кожина попросить прощения у батюшки. Однако Родион Потапыч уже проклял дочь и не желает её знать — и он решает отправить её на воспитание к «баушке Лукерье», сестре покойной жены, суровой старухе старой закалки, особо чтимой Зыковым и близкой ему по духу.

Золотодобыча в самом разгаре, и вокруг золота кипят страсти. Кишкин, Мыльников и сын Зыкова Яков с азартом работают на Кед-ровской даче; к старательским работам привлекают и дочь Мыльникова Оксю: по народной легенде, невинная девушка принесёт искателям золота удачу. Все смеются над затравленной и безответной Оксей, которая, однако, оказывается незаменимой работницей, к тому же и себе на уме: она влюблена в рабочего Матюшку и, действительно напав на золотую жилу, тайком от всех таскает оттуда золото себе в приданое и прячет его в конторке у ничего не подозревающего Родиона Потапыча, который искренне привязывается к Оксе и даже не в силах быть с внучкой суровым, понимая, что ей с таким отцом, как Мыльников, и без того несладко. А Кишкин и вправду отдаёт донос в прокуратуру, начиная затяжной процесс, отвлекающий Зыкова от работы: Зыков — главный свидетель, но он уклоняется от показаний, и дело затягивается до бесконечности, в конце концов увязая в бюрократической рутине. Вообще месть Кишкина падает не на тех людей: больше всех достаётся любимому всеми управляющему Карачунскому.

Богатеет в эту пору скупщик золота, мошенник Ястребов; он становится выгодным постояльцем, и потому баушка Лукерья, в которой просыпается жадность, пускает его к себе жить. Баушку Лукерью теперь не узнать: тоже заболела золотой лихорадкой, «осатанела от денег», стала алчной, начала строить вторую избу; подначивает её и сын, кривой на один глаз, — Петр Васильич. Перемену эту в старухе замечает Феня и уходит к Карачунскому, якобы «в горничные». Карачунский по-настоящему любит Феню и ревнует к Кожину, но Феня не может полюбить во второй раз, хотя и не хочет вернуться к Кожину: «молодое счастье порвалось», а в Карачунском она угадывает прекрасные душевные качества и ищет «ту тихую пристань, к какой рвётся каждая женщина, не утратившая лучших женских инстинктов». А Кожина матушка Маремьяна женит на тихой девушке, которую тот бьёт и истязает до смерти. Прознав про это, Феня просит Мыльникова вразумить Кожина. Шурин готов помочь, если Феня выпросит для него у Карачунского хорошую делянку для старательских работ, но уже поздно: несчастную жену Кожина находят чуть не мёртвой, и Кожина отдают под суд.

А старшая дочь Зыкова Марья, засидевшаяся «в девках» и потому обозлённая, решает поселиться у баушки Лукерьи вместо Фени и одно время замешавшей её Окси: она хочет быть поближе к деньгам баушки, а там, глядишь, и жениха подыскать… И в самом деле, хитрой девице удаётся выйти за машиниста Семеныча, доброго и работящего мужика моложе её на шесть лет; она с мужем «поступает к Кишкину на Богоданку» — открытую стариком шахту, а жить у баушки Лукерьи определяет дочь замужней сестры Анны Наташку. Между тем Богоданка приносит старику Кишкину богатство, хоть он и сетует, что поздновато; денежки он хранит в сундучке за семью печатями — многие хотели бы открыть его; баушка Лукерья водит с Кишкиным дружбу и даёт ему деньги под проценты; он же «положил глаз» на Наташку и даже хочет к ней посвататься.

Тем временем наступает череда страшных несчастий. Под угрозой разоблачения, спасая свою честь и честь завода, застрелился Карачунский (предварительно обеспечив Феню), а «новую метлу», управляющего Оникова, рабочие невзлюбили и называют «чистоплюем»: он ломает все «сплеча», не задумываясь, убавляет служащим жалованья, вводит новые строгости; скупщика золота Ястребова выдал следствию обманутый им сын баушки Лукерьи Петр Васильич, за что его высекли заинтересованные в Ястребове старики; сам не свой от гнева и унижения, Петр Васильич поджёг свой дом, а Лукерья, обезумев от жадности, полезла в огонь за деньгами и погибла. Петр Васильич объявлен вне закона. Марья вместе с мужем, Наташкой и её братом Петрунькой поселяются на Богоданке у Кишкина. Наташка, недолюбливавшая раньше властную тётку Марью (ещё дома «все под её дудку плясали», кроме отца), теперь тронута её заботой, даже не подозревая в Марье корыстного умысла: натравить девчушку на сладострастного Кишкина, дабы завладеть его богатством.

А рабочий Матюшка, женившийся на Оксе, которая теперь ждёт ребёнка, начинает заигрывать с Марьей и становится её любовником: он хочет через Марью получить доступ к кишкинским деньгам; а своего мужа, Семеныча, Марья с помощью Кишкина направляет работать в ночную смену. Она же подбивает наивную Наташку разыскать и якобы в шутку спрятать ключ от заветного кишкинского сундучка. Наташке по душе идея «испугать противного старичонку, который опять начал поглядывать на неё маслеными глазами».

Трагедия разражается внезапно. Однажды около полуночи Семеныча срочно вызывают с работы на Богоданку. Он находит и Кишки-на, и Марью, и Наташку, и Петруньку убитыми, а кассу — пустой. Сперва думают, что это дело рук Петра Васильича, пошедшего «на отчаянность», но позже находят и его труп. Следствие в недоумении, пока Матюшка не признается Родиону Потапычу, что сам всех «порешил»: Петр Васильич был мешавшим ему сообщником, который подбил его на преступление и хотел удрать с деньгами. Окся умерла от родов и перед смертью сказала, что все знает и что умирает за Ма-тюшкину вину; измученный угрызениями совести и укором Окси, он и решил сдаться. Родион Потапыч, и без того немного не в себе от всех событий, после признания Матюшки окончательно повреждается в рассудке и заливает водой шахту Рублиху, на которой истово и отчаянно работал все последнее время…

Рублиха уничтожена, плотина на Балчуговке размыта весенней водой, «и это в такой местности, где при правильном хозяйстве могло благоденствовать стотысячное население и десяток таких компаний». Зыков действительно сходит с ума, «бредит каторгой» и ходит в окружении толпы ребятишек по Балчуговскому заводу вместе с местным палачом Никитушкой, «отдавая грозные приказания». Феня уходит в Сибирь «за партией арестантов, в которой отправляли и Кожина: его присудили в каторжные работы. В той же партии ушёл и Ястребов». Матюшка «повесился в тюрьме».

Главный герой – 80-летний мастер рудничных работ (штейгер) Родион Потапыч Зыков, руководящий процессом добывания золота на Фотьяновской россыпи.

орок лет назад он начинал работать на приисках в качестве каторжанина, как и его первая жена, которая родила ему сына Яшу, но вскоре умерла. Вторая жена подарила Зыкову четырех дочерей. Нынешнюю россыпь открыл конторский работник Кишкин, который однажды предложил старому штейгеру не совсем честное, но прибыльное дело. Но Зыков отказался, поскольку работал на общее благо. Неожиданный побег любимой дочери Федосьи в раскольничью семью с возлюбленным Кожиным сильно разозлил старика. Он даже не обратил внимания на другую плохую новость, что Кишкин из зависти к богатству золотоискателей собирается написать на всех старателей донос о хищении драгоценного металла.

Федосью отправили на воспитание к бабушке Лукерье. Женщина стала жадной и ищущей во всем выгоду, поселила у себя еще и скупщика золота Ястребова. Девушка решила найти другое место и устраивается горничной к управляющему Карачунскому, который в нее влюблен. После доноса Кишкина начались допросы и обыски, все подозрения упали на управляющего, который не выдержал обвинений и застрелился, оставив свое состояние Федосье. Кожин женился на другой девушке, но избил ее до полусмерти, за что был приговорен к каторге. Федосья последовала за ним в Сибирь.

За донос на Ястребова старики побили сына бабушки Лукерьи, и он от злости поджег дом своей матери. Женщина сгорела в доме, бросившись в огонь за оставленным богатством. Сын бабушки Лукерьи объявлен вне закона, а вскоре его убивает муж внучки Зыкова, Матюшка, не поделив украденные деньги. Супруг Окси обокрал и убил Кишкина и его постояльцев, Марью, Наташку и Петруньку. Внучка Зыкова умерла во время родов, но на прощание обвинила в своей смерти Матюшку за его преступления, поэтому он и сдался.

От горя старый штейгер сходит с ума, заливает водой шахту и бродит в окружении ребят по окрестностям, мечтая о каторге. Матюшка закончил жизнь самоубийством в тюрьме.

Главным персонажем книги является Родион Потапыч Зыков. Зыков трудился старейшим штейгером на золотых приисках Урала. Он возглавлял работу на Фотьяновской россыпи, которая пополняет казну на 100 пудов золота ежегодно. Самой россыпью руководил Кишкин. Зыкову Кишкин не нравился.

Кишкин решил открыть Кедровскую дачу для всего народа и предложил Зыкову там поработать. В ответ Зыков отказывается. Родион Зыков трудился на рудниках 40 лет. Его первая супруга родила сына и вскоре умерла. Во второй раз он выбрал дочь каторжанки. Она родила ему 4 девочек. Счастья в семье не было. И Зыков пропадал на работе.

Несмотря на отказ, Кишкин открыл Кедровую дачу. Там работа шла полным ходом. На этой даче работали Кишкин, Мыльников и Яков сын Зыкова. Также в работу включается дочь Мыльникова Окся. По народным поверьям молодая девушка может принести удачу. Окся влюбилась в одного работника приисков Матюшку. Работники нашли золотую жилу. Окся тайно прятала немного золота чтобы накопить себе на приданное. К Оксе Зыков относился как к родной дочке, несмотря на плохие отношения с ее отцом. Кишкин доносит до прокуратуры о краже золота. Проводится расследование.

Все от жадности начали воровать золото и прятать его дома. Начала воровать даже бабушка Лукерья. В поселке произошел пожар. При пожаре погибла бабушка Лукерья, пытаясь спасти спрятанное золото. Кроме бабушки все работники приисков захотели стать богаче и от жадности не знали, что творили. Окся вышла замуж за Матюшку. Спустя время Окся родила ребенка и умерла. После такой трагедии Матюшка от горя решил сдаться. Он признался, что убил нескольких людей в деревне по приказу Кишкина. О своих преступлениях он рассказывает Зыков. Родион Зыков от сумасшествия заливает водой шахту, откуда добывали золото.

Все виновные в этой истории были засланы на каторгу. От каторги не сбежала даже младшая дочь Зыкова. На каторге Зыков начал бредить от сумасшествия. А Матюшка повесился в собственной камере.

Можете использовать этот текст для читательского дневника

Мамин-Сибиряк. Все произведения

Алёнушкины сказки
Золото
Умнее всех

Золото. Картинка к рассказу

Сейчас читают

Краткое содержание Утоли моя печали Васильева
Наденька – младшая в многодетной семье Олексиных. Сначала умерла мать, потом брат-дуэлянт, следом другой брат, попавший в плен к туркам, покончил с собой.
Краткое содержание Кэрролл Алиса в Зазеркалье
Безвестный английский профессор математики Чарльз Додгсон, или великий английский писатель Льюис Кэрролл, после оглушительного успеха первой части, продолжает повесть о приключениях девочки Алисы.
Краткое содержание Облака Аристофана
Афины – это замечательный город, в котором когда-то обитал сам Сократ. Он был философом – умным и смелым человеком. Но эта смелость ничего ему не дала, а наоборот – он не выжил
Салтыков-Щедрин
Салтыков-Щедрин по праву признан лучшим сатириком девятнадцатого века. Это писатель, соединивший в своем творчестве такие направления, как беллетристика и журналистика. Он продолжил традиции Свифта и Рабле
Краткое содержание Казаков Арктур - гончий пес
Произведение «Арктур - гончий пес», созданное советским писателем Юрием Павловичем Казаковым, повествует о жизни слепого пса.

Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Посвящается Марусе

Кишкин сильно торопился и смешно шагал своими короткими ножками. Зимнее серое утро застало его уже за Балчуговским заводом, на дороге к Фотьянке. Легкий морозец бодрил старческую кровь, а падавший мягкий снежок устилал изъезженную дорогу точно ковром. Быстроту хода много умаляли разносившиеся за зиму валенки, на которые Кишкин несколько раз поглядывал с презрением и громко говорил в назидание самому себе:

– Эх, вся кошемная музыка развалилась… да. А было времечко, Андрон, как ты с завода на Фотьянку на собственной парочке закатывал, а то верхом на иноходце. Лихо…

Это были совсем легкомысленные слова для убеленного сединами старца и его сморщенного лица, если бы не оправдывали их маленькие, любопытные, вороватые глаза, не хотевшие стариться. За маленький рост на золотых промыслах Кишкин был известен под именем Шишки, как прежде его называли только за глаза, а теперь прямо в лицо.

– Только бы застать Родьку… – думал Кишкин вслух, прибавляя ходу.

Дорога от Балчуговского завода шла сначала по берегу реки Балчуговки, а затем круто забирала на лесистый Краюхин увал, с которого открывался великолепный вид на завод, на течение Балчуговки и на окружавшие селение работы. Кишкин остановился на вершине увала и оглянулся назад, где в серой зимней мгле тонули заводские постройки. Кругом все было покрыто белой снежной пеленой, исчерченной вдоль и поперек желтыми промысловыми дорожками. На Краюхином увале снежная пелена там и сям была покрыта какими-то подозрительными красновато-бурыми пятнами, точно самая земля здесь вспухла болячками: это были старательские работы. Большинство их было заброшено, как невыгодные или выработавшиеся, а около некоторых курились огоньки, – эти, следовательно, находились на полном ходу.

– Ишь, подлецы, как землю-то изрыли, – проговорил вслух Кишкин, опытным глазом окидывая земляные опухоли. – Тоже, называется, золото ищут… ха-ха!.. Не положил – не ищи… Золото моем, а сами голосом воем.

Кишкин подтянул опояской свою старенькую шубенку, крытую серым вытершимся сукном, и с новой быстротой засеменил с увала, точно кто его толкал в спину.

По ту сторону Краюхина увала начинались шахты: Первинка, Угловая, Шишкаревская, Подаруевская, Рублиха и Спасо-Колчеданская. Кругом шахт тянулись высокие отвалы пустой породы, кучи ржавого кварца, штабели заготовленного леса и всевозможные постройки: сараи, казармы, сторожки и целые корпуса. Из всех этих шахт работала одна Спасо-Колчеданская, над которой дымилась громадная кирпичная труба. Где-то отпыхивала невидимая паровая машина. Заброшенные шахты имели самый жалкий вид, – трубы покосились, всякая постройка гнила и разваливалась. Кишкин оглянул эту египетскую работу прищуренными глазками и улыбнулся.

– Одна парадная дыра осталась… – проговорил он, направляясь к работавшей шахте. – Эй, кто есть жив человек: Родион Потапыч здесь?

Из сторожки выглянула кудластая голова, посмотрела удивленно на Кишкина и, не торопясь, ответила:

– Был, да весь вышел…

– Ах, чтоб ему ни дна ни покрышки! – обругался Кишкин.

– Ступай на Фотьянку, там его застанешь, – посоветовала голова.

– Легкое место сказать: Фотьянка… Три версты надо отмерить до Фотьянки. Ах, старый черт… Не сидится ему на одном месте.

– На брезгу Родион Потапыч спущался в шахту и четыре взрыва диомидом сделал, а потом на Фотьянку ушел. Там старатели борта домывают, так он их зорит…

Кишкин достал берестяную тавлинку, сделал жестокую понюшку и еще раз оглядел шахты. Ах, много тут денежек компания закопала, – тысяч триста, а то и побольше. Тепленькое местечко досталось: за триста-то тысяч и десяти фунтов золота со всех шахт не взяли. Да, веселенькая игрушка, нечего сказать… Впрочем, у денег глаз нет: закапывай, если лишних много.

Дорога от шахт опять пошла берегом Балчуговки, едва опушенной голым ивняком. По всему течению тянулись еще «казенные работы» – громадные разрезы, громадные свалки, громадные запруды. Дарового труда не жалели, и вся земля на десять верст была изрыта, точно прошел какой-нибудь гигантский крот. Кишкин даже вздохнул, припомнив золотое казенное время, когда вот здесь кипела горячая работа, а он катался на собственных лошадях. Теперь было все пусто кругом, как у него в карманах… Кое-где только старатели подбирали крохи, оставшиеся от казенной работы.

Сделав три версты, Кишкин почувствовал усталость. Он даже вспотел, как хорошая-ттристяжка. Лес точно расступался, открыв громадное снежное поле, заканчивавшееся земляным валом казенной плотины. Это и была знаменитая Фотьяновская россыпь, открытая им, Андроном Кишкиным, и давшая казне больше сотни пудов золота. Вдали пестрело на мысу селение Фотьянка. Но ему дорога была не туда, а к плотине. Сейчас за плотиной по обоим берегам Балчуговки были поставлены старательские работы. Старатели промывали борта, то есть невыработанные края россыпи, которые можно было взять только зимой, когда вода в забоях не так «долила». Наблюдал за этими работами Родион Потапыч Зыков, старейший штейгер на всех Балчуговских золотых промыслах. Он иногда и ночевал здесь, в землянке, которая была выкопана в насыпи плотины, – с этой высоты старику видно было все на целую версту. В Балчуговском заводе у старика Зыкова был собственный дом, но он почти никогда не жил в нем, предпочитая лесные избушки, землянки и балаганы.

– Эге, дома лесной черт! – обругался Кишкин, завидя синенький дымок около землянки.

Он издали узнал высокую сгорбленную фигуру Зыкова, который ходил около разведенного огонька. Старик был без шапки, в одном полушубке, запачканном желтой приисковой глиной. Окладистая седая борода покрывала всю грудь. Завидев подходившего Кишкина, старик сморщил свой громадный лоб. Над огнем в железном котелке у него варился картофель. Крохотная закопченная дымом дверь землянки была приотворена, чтобы проветрить эту кротовую нору.

– Мир на стану! – крикнул весело Кишкин, подходя к огоньку.

– Милости просим, – ответил Зыков, не особенно дружелюбно оглядывая нежданного гостя. – Куда поволокся спозаранку? Садись, так гость будешь…

– А дело есть, Родион Потапыч. И не маленькое дельце. Да… А ты тут старателей зоришь? За ними, за подлецами, только не посмотри…

– Все хороши, – угрюмо ответил Зыков. – Картошки хошь?

– В золке бы ее испечь, так она вкуснее, чем вареная.

– Ишь, лакомый какой… Привык к баловству-то, когда на казенных харчах жир нагуливал.

– Ох, не осталось этого казенного жиру ни капельки. Родион Потапыч!.. Весь тут, а дома ничего не оставил…

– Не ври. Не люблю… Рассказывай сказки-то другим, а не мне.

Кишкин как-то укоризненно посмотрел на сурового старика и поник головой. Да, хорошо ему теперь бахвалиться над ним, потому что и место имеет, и жалованье, и дом – полная чаша. Зыков молча взял деревянной спицей горячую картошку и передал ее гостю. Незавидное кушанье дома, а в лесу первый сорт: картошка так аппетитно дымилась, и Кишкин порядком-таки промялся. Облупив картошку и круто посолив, он проглотил ее почти разом. Зыков так же молча подал вторую.

– А ведь отлично у тебя здесь, Родион Потапыч, – восторгался Кишкин, оглядывая расстилавшуюся перед ним картину. – Много старателей-то?

– Десятка с три наберется…

Работы начинались саженях в пятидесяти от землянки. Берег Балчуговки точно проржавел от разрытой глины и песков. Работа происходила в двух ямах, в которых, пользуясь зимним временем, золотоносный пласт добывался забоем. Над каждой ямой стоял небольшой деревянный ворот, которым «выхаживали» деревянную бадью с песком или пустой породой двое «воротников» или «вертелов». Тут же откатчики наваливали добытые пески в ручные тачки и по деревянным доскам, уложенным в дорожку, свозили на лед, где стоял ряд деревянных вашгердов. Мужики работали на забое, у воротов и на откатке, а бабы и девки промывали пески. Издали картина была пестрая и для зимнего времени оригинальная.

Предыдущая статья: Чему равна скорость света Следующая статья: Углерод — характеристика элемента и химические свойства

Мамин сибиряк золото читать онлайн. Роман Золото – художественный анализ

Свежие новости

Категории

Новости

Сочинения по теме

«Золото»

Мамин-Сибиряк. Все произведения

Золото. Картинка к рассказу

Сейчас читают