Солдат не разбойник смысл. Разговор с солдатами их языком

Сегодня мы отвлечемся на некоторые загадки и тонкости войны 1812 года.

Еще раз о планах Наполеона

Широко известно высказывание Наполеона:

«Если я возьму Киев, я возьму Россию за ноги; если я овладею Петербургом, я возьму её за голову; заняв Москву, я поражу её в сердце…»

Конечно, здесь трудно говорить наверняка – самого Наполеона уже не спросишь, и все же… И все же создается впечатление, что его императорское величество, мягко говоря, немножечко лукавит. Да врет, как сивый мерин, этот корсиканишка, чего уж там! Запутывает следы, как первоклассный штирлиц.

Никогда Наполеон не ставил себе задачу взять ту или иную крепость, занять тот или иной рубеж. Всегда воевал по принципу «разобьем армию противника и продиктуем ему такой мир, по которому заберем любую крепость или рубеж». А Киев, Петербург, Москва… Наполеон, скорее всего, прекрасно знал о продажности своих дипломатов*, и мог надеяться, что подобные слова долетят до ушей русских военных и политиков. И те предпочтут «быть сильными везде», то есть прикрыть одновременно и Киев, и Петербург, и Москву.

А вот путать следы и скрывать свои намерения Наполеон как раз умел очень хорошо. Перед битвой при Аустерлице в 1805-м году, одним из самых страшных поражений русской армии за всю ее писаную историю, Наполеон также умело изображал нерешительность, готовность к переговорам с союзниками и даже некоторый страх. Это позволило ему удержать союзные войска от дальнейшего отступления, подтянуть подкрепления, дать отдых основной армии. В итоге к решающему сражению Наполеон располагал трехкратным превосходством над русскими и австрийцами.

Нельзя сказать, чтобы у Наполеона не получилось запутать следы и на этот раз. Помните первоначальные планы русской армии? Поначалу-то как раз все направления возможного удара русские войска и пытались прикрыть – отсюда и разделение их на 3 армии.

Вероятно, Наполеон именно что планировал разгромить русскую армию в нескольких приграничных сражениях. Но… но это все-таки было еще не все. Ну, незачем было Наполеону только ради одного или нескольких генеральных сражений собирать в «Великую армию» весь сброд Европы, который только способен был удержать оружие! Он прекрасно справился бы (во всяком случае, должен был так думать) своими силами, силами «старых ворчунов», как он называл свою гвардию, и силами французских дивизий.

Об этом мы тоже уже говорили. Вполне возможно, дело в желании Наполеона не только разбить русскую армию, но и навсегда уничтожить Россию как мало-мальски значимую величину на политической карте. Например, пройтись все-таки до Москвы и уничтожить военные заводы в Туле и окрестностях. Прогуляться до Петербурга и уничтожить заводы, расположенные в городе и рядом с ним. В общем, сделать все, чтобы Россия попросту не была способна представлять опасность для его великой империи. Для этого действительно маловато было сил только одной Франции.

Однако подобные планы (если они у Наполеона были – что, конечно же, гарантировать нельзя) сорвал один-единственный, простой такой факт: русскую армию разгромить не удалось. Не удалось при трехкратном превосходстве, притом, что возглавлял агрессоров лучший, как считалось, полководец мира. Не удалось даже притом, что у русской армии долгое время даже собственно главнокомандующего не было.

Да, русские отступали – но там, где они отступали, любая другая армия уже разбежалась бы. Да, русские иногда проигрывали – но там, где они проигрывали, они дорого продавали свою жизнь, и любая другая армия на их месте просто подняла бы руки. Да, русские генералы уступали в таланте Наполеону – но Наполеон не мог быть во всех местах сражений сразу, а вот его маршалы и генералы русских коллег ничуть не превосходили. А очень часто, наоборот, уступали – вспомните еще раз приключения маршала Макдональда и маршала Удино.

И это не удивительно – командующим, воспитателем и наставником русских генералов был Александр Васильевич Суворов – гений, ни разу не потерпевший поражений и не знавший ничьих. В отличие от Наполеона Бонапарта.

И, в отличие от Бонапарта, Суворов был эталоном воинской чести, а не был грабителем и мародером.

Наполеон Бонапарт: первый военный преступник

Да, уважаемый читатель, уж так повелось, что Наполеон Бонапарт изначально был мародером, разбойником и военным преступником. В свое время республиканские французские генералы, в массе своей честные люди, требовали от Парижа денег и продовольствия для снабжения армии. Наполеон, прославившийся победами в Италии, ничего такого не требовал – его армия грабила местное население и тем кормилась.

А сам Наполеон отсылал в Париж весьма тугие портфели, набитые вполне себе весомыми во всех смыслах «аргументами». И потому имел в Париже очень устойчивые позиции, надежную «крышу», выражаясь современным языком. Куда более надежную «крышу» по сравнению с генералами, воевавшими непосредственно против Австрии, а не в ее итальянской провинции.

А в 1799-м году, во время Египетской кампании, Наполеон из мародера превратился прямо в военного преступника. Именно тогда будущий император приказал казнить несколько тысяч военнопленных, сдавшихся в обмен на обещание сохранить им жизнь. 13 лет спустя, во время вторжения в Россию, это повторится неоднократно – французы будут убивать военнопленных и добивать попавших в их руки раненых. Наполеон никогда не играл по установленным культурными людьми правилам, он всегда устанавливал правила сам.

И за это французский император крепко поплатился. Право же, настоящим верхом лицемерия и наглости со стороны военного преступника выглядят жалобы императору Александру I на то, что русские партизаны, изволите ли видеть, не соблюдают правил ведения войны!

Идет война народная…

Именно благодаря склонности французской армии и примкнувших к ней европейских войск к мародерству и насилию над местным населением война, собственно, и стала народной в подлинном смысле этого слова.

Дома, в кругу соседей, начальников, знакомых хороших и знакомых, наоборот, весьма нехороших, всегда имеются свои разногласия. Иногда эти разногласия улаживаются мирно, иногда доходят до драки. Полиция, чиновники и прочие государственные служащие, конечно, частенько портят жизнь, но, в конце концов, русский народ – весьма терпелив и очень консервативен. Чтобы разозлить русского крестьянина (а именно они составляли тогда большинство народонаселения страны), нужно нечто большее, чем вороватый чиновник, неприятный полицейский или не вполне компетентный градоначальник.

Для этого нужно, чтобы к русскому крестьянину пришел вооруженный грабитель. Который говорит на другом языке, который в грош не ставит ни права, ни жизнь крестьянина. Который готов выгрести зерно и корм для скотины, после чего зимой останется только лечь и помирать. Для которого церковь, храм Божий – всего лишь удобное место для устройства конюшни. Да-да, бывали и такие случаи: а что, церковь – обычно здание вполне капитальное, и кому какое дело, что она там значит для «тупых дикарей»…

Именно такие вооруженные грабители пришли в гости к нашим крестьянам в 1812-м году. Они назывались «Великой Армией». И командовал ими полководец, который уже лет 15 как строил свою карьеру на мародерстве и грабеже мирных жителей, и не имевший ни малейшего желания прекращать такую замечательную практику.

Нельзя сказать, чтобы Наполеон до России не нарывался на возмездие за подобное поведение своих солдат. В 1799-м году ему пришлось бросить свою армию в Египте – совершенно как 13 лет спустя он оставит своих солдат в России после переправы через реку Березину. В Австрии он столкнется с крестьянским сопротивлением – к счастью для него, не успевшим как следует развиться до конца войны. А к 1812-му уже четвертый год будет полыхать Испания – эта страна в чем-то очень похожа на Россию, и ее жители не больше русских любят захватчиков и грабителей.

В каком-то смысле именно испанцы были тогда самым полезным союзником России – ничего не требуя от нашей страны, они просто убивали и калечили тех, кто вполне мог бы биться в рядах агрессоров под Клястицами, Полоцком, Кобрином, Брестом, Бородино, Малоярославцем. Никаких просьб о взаимных уступках, никаких взаимных претензий – просто боевое братство двух народов, которые в основном и не знали о существовании друг друга.

Почему Наполеон, вообще-то весьма умный полководец и неплохой политик, не сделал соответствующих выводов перед вторжением в Россию? Да все оттого же – из-за первоначальных планов. Ему, видимо, в страшном сне не могла привидеться необходимость гнаться за русской армией до самой Москвы. Можно предположить, что он собирался покончить с нашими войсками до того, как возникнут проблемы с народным сопротивлением.

Не правда ли, очень похожие реалии? Агрессор, подмявший под себя почти всю Европу, вторгся в Россию, чтобы уничтожить ее как мало-мальски значимую силу. И сделать это быстро, буквально в течении лета и осени. Отечественная война. Нет, читатель, мы, повторюсь, не в 1941-ом году, на календаре по-прежнему год 1812 от Рождества Христова. Но враг не менее силен, чем в будущем будут фашисты, враг рвется к Москве… А действительно ли к Москве стремятся эти полчища «двунадесяти язык»?

Почему Наполеон пошел на Москву?

Знаете, с этого вопроса на одном из православных форумов и начался данный цикл статей. И вслед за нашим блистательным историком Евгением Тарле мы склонны считать: Наполеон не пошел на Москву.

Нет, так-то Москва вполне себе имела немаловажное значение. В Москве и окрестностях, в той же Калуге, располагались армейские склады с продовольствием, вооружением и боеприпасами, которые начали готовить еще в 1808 году. Москва все еще оставалась важным транспортным узлом, Москва была сильной крепостью и дорогой каждому русскому человеку древней столицей.

Однако повторюсь, всю военную карьеру Наполеон практически избегал задач типа «занять такой-то рубеж к такому-то числу» (в какой-то степени исключением была Египетская кампания). Армия противника – вот что всегда было его целью. Наверное, лучше всех других полководцев из числа современников Наполеону удавались генеральные сражения. Наполеон гнался за русской армией, сперва планируя дать бой в Витебске, потом – в Смоленске. Результаты Бородинского сражения не устроили императора (об этом в следующей статье) – и потому он продолжил погоню до Москвы. И, наверное, готов был бы наступать и далее. Но реши Кутузов отступать не к Москве, а к Северному полюсу – Наполеон, думается, пошел бы к Северному полюсу.

Еще раз о «великой армии мародеров»

Один из уроков «Науки побеждать» Суворова ни республиканский генерал Бонапарт, ни император Наполеон не усвоили. Вот что Суворов писал о военной добыче:

«Обывателя не обижай: он вас поит и кормит. Солдат не разбойник. Святая добыча! Возьми лагерь – все ваше. Возьми крепость – все ваше».

Иначе говоря, совершенно житейским делом Суворов считал участие солдат в разделе ВОЕННЫХ трофеев. Например, во взятом с бою лагере противника. Или в крепости врага. Ни в коем случае суворовские чудо-богатыри не грабили мирное население – и русские командиры с давних пор пресекали в своих войсках мародерство, за которое вполне можно было, выражаясь пафосно, предстать перед Высшим Судией. Причем намного раньше, чем хотелось бы мародеру.

Не возьмусь утверждать, что подобная практика идет от особого душевного благородства русских, хотя нравственный костяк воинского этикета – православное мировоззрение – нельзя недооценивать. Это еще и здравый смысл разумного офицера, которому нужно вести людей в бой. Дело в том, что солдат и разбойник, солдат и мародер – это два совершенно разных человека. Если солдат становится разбойником – он перестает быть солдатом. Управлять армией дисциплинированных солдат – далеко не то же самое, что бандой разнузданных мародеров. Да и не способна банда победить нормальную армию.

Потому толковые командиры, что русские, что европейские, что американские все же стараются держать своих солдат в руках, не допуская неорганизованных грабежей и насилия над мирными жителями.

Именно в пути от русской границы до Бородина начался крайне неприятный для Наполеона процесс: превращение его армии в банду разбойников. Этот процесс завершится уже в Москве, и об этом мы поговорим потом. А банда, как уже сказано выше, всегда проиграет нормальной армии, тем более, если эта армия защищает свою землю. Особенно – если вместе с армией на защиту страны поднимается весь народ. Именно в этом время русские крестьяне на своей шкуре прочувствовали, кто пришел к ним в гости. И поняли, что вот такие гости определенно «хуже татарина» – тем более, как раз татары в ту войну неплохо воевали против «Великой Армии».

Но пока еще Наполеону удается поддерживать относительную дисциплину в своих войсках. И, наконец, он получил то, чего добивался так долго: генеральное сражение под селом Бородино. Русские регулярные войска уступают в численности, на стороне Наполеона – 15 лет непрерывных побед с досадным исключением в виде Прейсиш-Эйлау. На стороне русских – безусловное моральное превосходство, готовность дать, наконец, настоящий бой захватчикам, и мастерство офицеров суворовской школы.

И грянул бой, Бородинский бой…

Примечание:

* Еще в 1808-ом году министр иностранных дел Франции Талейран фактически предложил Александру 1 «взаимовыгодное сотрудничество». Наполеон мог об этом не знать, однако он всегда великолепно оценивал способности и склонности своих подчиненных, и, конечно же, наверняка знал о склонностях своих дипломатов все, что хотел знать.

О воспитании

1. ПОСЛУШАНИЕ, ОБУЧЕНИЕ, ВОИНСКИЙ ПОРЯДОК, ЧИСТОТА, ЗДОРОВЬЕ, ОПРЯТНОСТЬ, БОДРОСТЬ, СМЕЛОСТЬ, ХРАБРОСТЬ, ПОБЕДА!
СЛАВА, СЛАВА, СЛАВА!

2. СОЛДАТУ надлежит быть ЗДОРОВУ, ХРАБРУ, ТВЕРДУ, РЕШИМУ, СПРАВЕДЛИВУ, БЛАГОЧЕСТИВУ. МОЛИСЬ БОГУ, отъ Него победа. Чудо-богатыри, Бог нас водит. Он нам Генерал!

3. Бойся богадельни (лазарета). Солдат дорог; береги здоровье, чисти желудок, коли засорился; голод — лучшее лекарство. РУЖЬЕ, СУХАРЬ и НОГИ береги пуще глаза!

4. Богатыри! Неприятель от вас дрожит! Да есть неприятель больше: БОГАДЕЛЬНИ (лазареты)! проклятая НЕМОГУЗНАЙКА! ЛЖИВКА, ДВУЛИЧКА! БЕЗТОЛКОВКА!
От немогузнайки много, много беды.

5. Ты присягал. УМИРАЙ ЗА ВЕРУ, ЦАРЯ И ОТЕЧЕСТВО; ЗНАМЯ защищай до последней капли крови. Зри в части — семью; в начальнике — отца; в товарище — родного брата. Сам погибай, а товарища выручай! За убитых Церковь Бога молит. Кто остался жив, тому честь и слава!
Обывателя не обижай, он нас поит, кормит. Солдат, не разбойник. Но на часах, в случае нападения на пост, на тебя, или бежит арестант: КОЛИ! СТРЕЛЯЙ!

Об обучении

6. Ученье — свет, неученье — тьма; ДЕЛО МАСТЕРА БОИТСЯ. И крестьянин, не умеет сохою владеть, хлеб не родится! За ученаго трех неученых дают. Нам мало трех! давай намъ шесть, давай намъ десять на одного! всех побьем, повалим, в полон возьмем.
В кампании неприятель потерял 75 тысяч, а мы и одной полной тысячи не потеряли. Вот, братцы, ВОИНСКОЕ ОБУЧЕНИЕ.
Тяжело в ученьи — легко в походе; легко в ученьи — тяжело в походе.

7. Всякий воин должен понимать свой маневр, чтоб знать, КУДА и ЗАЧЕМ ИТТИ. В атаке не задерживай! НА ОКОПЫ: бросься в ров, скачи через вал, ударь в штыки, КОЛИ, ГОНИ, БЕРИ В ПОЛОН! Где проходит олень, там пройдет и солдат.

8. Для пальбы: стреляй сильно, цельно! Стреляй редко — да метко; ШТЫКОМ КОЛИ КРЕПКО, пуля обмишулится, штык не обмишулится, пуля — дура, штык — молодец.

9. Береги пулю в дуле; трое наскочат: ПЕРВАГО — ЗАКОЛИ, ВТОРОГО — ЗАСТРЕЛИ, ТРЕТЬЕМУ — ШТЫКОМ КАРАЧУН.

10. Три воинския искусства: первое — ГЛАЗОМЕР; второе — БЫСТРОТА; третье — НАТИСК. Неприятель нас не чает. Атакуй с чем пришел, с чем Бог послал! коли, руби, гони, отрезывай, не упускай! УРА! чудеса творит, братцы! Остальным, сдающимся давай пощаду; грех напрасно убивать; они такие же люди!

С тех пор как Европа, по Марксу, услышала «высокомерную речь московита», нам приходится наблюдать отрыжки европоцентризма, из которых сложились пропагандистские мотивы русофобии. В екатерининские времена, когда Российская империя стремилась хозяйничать в Восточной Европе, разрушая Речь Посполиту и Оттоманскую Порту, в Лондоне и Париже начали судачить об эксцентричном пожилом русском генерале, чьи победы были слишком яркими, чтобы европейцы не бросили на них тень. Нападки на Суворова нередки и в наше время. Увы, нередко гонителями великого полководца становятся наши соотечественники.

Военное искусство Суворова не вписывалось в рамки - и полководца упрекали в отсутствии «школы», а победы его приписывали только безрассудной отваге и покровительству фортуны, причудам военного счастья. Суворов отвечал: «Раз счастье, два раза счастье - помилуй Бог, нужно же и умение!» Куда более живучими оказались упреки в жестокости. Особенно досталось генералиссимусу за польские походы. Забыто, что из всех русских, австрийских и прусских генералов, заправлявших в Речи Посполитой (а эта славная восточноевропейская страна была обессилена от собственной «оранжевой» демократии), Суворов, кажется, единственный проявлял уважение к местным обычаям, почтительно обращался с королем и аристократами, нередко восхищался храбростью польского солдата. Бывал жесток с теми, кто не сложил оружия, но оберегал «обывателя». Во время войны с конфедератами Суворов конфликтует с немцем на русской службе, полковником Древицем, который любой пожар польского недовольства лихо и жестоко тушил керосином. Осуждал Суворов чванливость князя Репнина, который перед походом 1794 года весьма высокомерно обращался с зависимой от России Польшей. Уже во время кампании 1794 года Суворов поймает в одной из польских деревень пятерых мародеров из корпуса другого русского немца - генерала Виллима Христофоровича Дерфельдена. При первой встрече с генералом он обратился к нему с известными словами: «Виллим Христофорович, караул! Солдат не разбойник». Виновные были наказаны: Дерфельден приказал прогнать их сквозь строй ружейными ремнями.

Комендант Варшавы Йозеф Орловский - польский просветитель, к которому Суворов питал уважение, - писал пленному Костюшко: «Вас могу утешить великодушие и умеренность победителей в отношении побежденных. Если они будут всегда поступать таким образом, наш народ, судя по его характеру, крепко привяжется к победителям». В первую очередь великодушие проявлялось в заботе о раненых поляках и дисциплинированном поведении солдат с мирными варшавянами. Иоанн Готфрид Зейме рассуждал о Суворове: «Один из знатных казацких офицеров в Варшаве насильственно похитил к себе на квартиру польскую девушку. Была ли она весталка или нет, не в этом дело; по крайней мере, она не была публичной особой известного класса, чем казак мог бы оправдать подобный поступок. Она нашла случай на публичном параде передать фельдмаршалу бумагу и просить его об удовлетворении за позорное насилие. Полячки одарены грацией и умеют пустить ее в ход в общении. Девушка была прекрасна, без чего казак и не сделал бы ее своей добычей. Она говорила с увлечением и плакала. Старый Суворов поднял ее, выслушав рассказ о позорном поступке, пришел в сильный гнев и сам заплакал. Это происходило на открытой площади перед Литовскими казармами. Он позвал губернатора генерала Буксгевдена, управлением которого жители Варшавы не очень были довольны, и горячо говорил с ним: «Государь мой! Какие неслыханные вещи происходят под глазами у вас и почти под моими! Может быть, станут обвинять меня в том! Разве вы не знаете, что ваша обязанность - наблюдать за общественною безопасностью и спокойствием? Что станется с дисциплиной, когда солдат будет видеть и слышать подобные примеры?» Тут Суворов пригрозил ему, что если случится по вине его хотя малейший беспорядок, то он отправит его в Петербург и донесет государыне». Скептик решит, что эта взбучка Буксгевдену, как и старческие сентиментальные слезы, - лишь демонстрация человеколюбия ради популярности у поляков, ради восхищенных пересудов в европейских гостиных. Не исключено, что и подобный расчет был в действиях Суворова, хотя XVIII век не был эпохой пиара и информационных технологий, когда каждый шаг политика взвешивается «на резонанс». Но ни одного суворовского приказа, который хотя бы косвенно можно считать провокацией мародерства, не существует! Допусти Суворов подобную вольницу, ослабь дисциплину - и очень скоро сотни крепостных солдат стали бы примаками, дезертирами, беглыми. Между тем в армиях Суворова такого дезертирства всегда было по минимуму.

После побед на Тидоне и Треббии Суворову пришлось еще раз прибегнуть к суровым мерам, восстанавливая армейскую дисциплину. В Пьяченце, в госпитале, выхаживали раненого пленного французского генерала Сальма. Несколько офицеров, деморализованных после тяжелых боев, ограбили раненого Сальма… Узнав об этом, Суворов пришел в ярость, тут же разжаловал их в рядовые, после чего приказал наказать палками. И все-таки словарь «Лярусс» называл Суворова «генералом, лишенным гуманизма и угрызений совести». Для Суворова патриотизм никогда не выражался в шулерском покрывании своих - увы, многие наши современники, ослепленные фанатизмом, не поймут этой черты Суворова. Когда речь шла о нарушителях дисциплины, о грабителях и негодяях, никаких «прибежищ» для Суворова не существовало. Следовало строгое наказание. «Строгость требует величайшего наблюдения воинских правил», - писал Суворов.

Но отличившихся было больше, чем провинившихся. Все генералы знали об указании Суворова: представлять ему солдат, совершивших какой-либо яркий подвиг. Их он жаловал из своих рук чаркой водки, по душам разговаривал, целовал. После Треббии ему рассказали о солдате полка Ферстера по фамилии Митрофанов. Этот Митрофанов добыл в бою троих пленных. Они отдали ему свои деньги и ценности. Митрофанов принял трофеи, но кое-что вернул пленным на пропитание. Подбежали другие солдаты, захваченные яростью боя: они хотели изрубить врагов. Но Митрофанов защитил французов: «Нет, ребята, я дал им пардон. Пусть и француз знает, что русское слово твердо». Солдата Митрофанова подвели к Суворову. О дальнейшем рассказывает Егор Фукс: «Митрофанов был тотчас представлен и на вопрос Суворова: «Кто тебя научил быть так добрым?» - отвечал: «Русская азбука: С, Т (слово, твердо - буквы, расположенные по соседству, образующие житейское правило), и словесное Вашего сиятельства нам поучение: солдат - христианин, а не разбойник». С восторгом обнял его фельдмаршал и тут же на месте произвел в унтеры».

Великодушие Суворова напрочь было забыто теми, кто создавал пугающий миф о главном идеологе русской армии.

Мода приходит и уходит. По существу, мода - это ветреная способность презирать то, чем ты восхищался в прошлом сезоне. И по сей день в меню многих европейских и российских ресторанов можно встретить загадочное блюдо - «похлебку по-суворовски». Конечно, сейчас никто не носит и не шьет ни шляп, ни лосин а-ля Суворов, а ведь моду на такую одежду ввели когда-то в революционной Франции ждавшие прихода Суворова роялисты.

Европа воспринимала Суворова, как временами необходимо полезного гениального и удачливого варвара. Карикатуры на Суворова, которыми увлеклись в 1799 году не только французские республиканцы, но и союзники-англичане, - хороший пример европейский спеси. Истинных поклонников среди европейцев Суворов создавал сам, очаровывая бившихся с ним бок о бок австрийцев, венгров, французов. Байрон никогда не встречался с Суворовым, при работе над поэмой «Дон Жуан» пользовался доступными ему источниками - и из-под романтического пера английского поэта вышел Суворов-Нерон, наделенный полководческим талантом, но не считающийся с жертвами. И это о полководце, который даже в самых страшных обстоятельствах умел сберечь свое войско! Во всех сражениях, которые дал Суворов, потери неприятеля превышали суворовские потери.

Как известно, русская и советская школы литературного перевода в XIX - XX веках была, без преувеличений, «впереди планеты всей». История русского Байрона подтверждает эту истину. Лучшим переводом XIX века справедливо признана работа П.А. Козлова. В ХХ веке, после педантичного перевода Г.А. Шенгели, большой успех снискал «Дон Жуан» Т.Г. Гнедич, о переводе которой восторженно писал К.И. Чуковский. Татьяна Гнедич по-суворовски решительно вторгалась в байроновский материал, превращая его в русскую поэзию. Как не вспомнить, что над переводом «Дон Жуана» Татьяна Гнедич работала в тюрьмах и лагерях, по памяти, а завершила многолетний труд уже после реабилитации. Сильная женщина по-суворовски была предана своему призванию и многое умела преодолеть. С помощью Гнедич мы узнаем, что обаяние суворовского образа разрушило схемы Байрона и его научно-популярных «осведомителей». Как вольнолюбивый публицист, Байрон бичевал Суворова, но, как поэт, наследник Гомера, он восхищался «маленьким лысоватым стариком». «Дон Жуан» - пожалуй, центральное произведение великого поэта. Находясь на пике развития своего таланта, Байрон нашел для Суворова удивительные слова, передающие одну из граней суворовского характера: стремительность. Строфы Байрона заслуженно вошли в суворовскую классику:

Да, это факт; фельдмаршал самолично

Благоволил полки тренировать

И тратил много времени обычно,

Дабы капрала должность исполнять.

Едва ли эта прихоть неприлична:

Любил он сам солдату показать,

Как по канатной лестнице взбираться,

А то и через ров переправляться…

Суворов появлялся здесь и там,

Смеясь, бранясь, муштруя, проверяя.

(Признаться вам, Суворова я сам

Без колебаний чудом называю!)

То прост, то горд, то ласков, то упрям,

То шуткою, то верой ободряя,

То Бог, то арлекин, то Марс, то Мом,

Он гением блистал в бою любом.

Да, в этой строфе Байрон гениально набросал портрет Суворова - героя и эксцентрика. И нашел верное, многомерное определение - чудо ! Пожалуй, выразительнее более ранний перевод П.А. Козлова:

Молясь, остря, весь преданный причудам,

То ловкий шут, то демон, то герой,

Суворов был необъяснимым чудом.

За всем следя, он план готовил свой

И ничего не оставлял под спудом.

Как арлекин, носясь перед толпой,

Он мир дивил то шуткой, то погромом

И был сегодня Марсом, завтра Момом.

Суворов, сняв мундир, в одной рубашке,

Тренировал калмыков батальон,

Ругался, если кто-нибудь, бедняжка,

Неповоротлив был иль утомлен.

Искусство убивать штыком и шашкой

Преподавал он ловко; верил он,

Что человечье тело, без сомненья, -

Лишь матерьял, пригодный для сраженья!

Здесь Байрон приписывает Суворову предрассудок приверженцев «гатчинской школы». Солдат для Суворова был прежде всего Человеком, братом - мог ли понять это Байрон из книжицы Кастельно?

Суворов видел слез и крови много

И к ремеслу ужасному привык,

Но женщин бестолковая тревога

В нем отозвалась жалостью на миг.

Он посмотрел на них не слишком строго

(Ведь жалостлив бывает и мясник).

Страданье слабых трогает героя,

А что герой Суворов, я не скрою.

Он грубовато-ласково сказал:

«Какого черта, Джонсон, друг любезный,

Вы притащили женщин? Кто их звал?

Они в военном деле бесполезны!

Отправим их в обоз - не то скандал;

Закон войны, вы знаете, железный!

Пожалуй, я их сразу отошлю:

Я рекрутов женатых не люблю!»

В этих строфах Байрон достигает высокого психологизма: и отношение старого солдата к женщинам, и прилив жалости - все это вполне достоверно. А вот «мясником» Байрон окрестил Суворова, поддавшись журнальной конъюнктуре «клеветников России».

Даже невинная, лишенная честолюбивых амбиций суворовская страсть к стихотворчеству - если угодно, доброкачественная графомания - вызывала раздражения Байрона, считавшего страшным цинизмом поэтические послания о взятиях крепостей… Для Байрона это чудачество гениального изверга. Сложно представить себе более извращенное понимание суворовского творчества. Байрон пишет:

Суворов в этот день превосходил

Тимура и, пожалуй, Чингисхана:

Он созерцал горящий Измаил

И слушал вопли вражеского стана;

Царице он депешу сочинил

Рукой окровавленной, как ни странно -

Стихами: «Слава Богу, слава вам! -

Писал он. - Крепость взята, и я там!»

Двустишье это, мнится мне, страшнее

Могучих слов: «Мене, Мене, Текел!»,

Которые, от ужаса бледнея,

Избранник Даниил уразумел.

Но сам пророк великой Иудеи

Над бедствием смеяться не посмел,

А этот рифмоплет - Нерону пара! -

Еще острил при зареве пожара…

Каждый русский человек, знакомый с документальным наследием Суворова, может возразить Байрону, как возразил В.С. Лопатин: «Суворов не острил при зареве пожара. «Простите, что сам не пишу: глаза от дыма болят… Легло наших героев сухопутных с флотскими за Отечество до двух тысяч, а раненых больше…» - говорилось в двух письмах полководца Потемкину. Заботы о раненых - своих и чужих - всегда отличали русское воинство». У Байрона Суворов, подобно Нерону, «острит при зареве пожара», а реальный Суворов оплакивает каждого павшего, молится об успокоении их душ. Источники, которыми пользовался Джордж Гордон Байрон в работе над образом Суворова, и прежде всего газетные статьи и Кастельно, диктовали английскому поэту образ талантливого мерзавца, демоническую личность, в которой от подлинного Суворова остались лишь солдатская терпеливость и полководческий талант. Байрон читал и Лаверна, который показывает образованность Суворова, его тонкий ум, но, надо полагать, поэт отнесся к историку критически. Приходится сожалеть, что Байрон не уловил характер утверждавшейся в то время новой культуры, новой цивилизации - Российской империи. Но, определяя байроновское отношение к Суворову, нам придется отказаться от двухполюсного принципа. Байрона нельзя отнести к недругам полководца, хотя поэт испытывает сильное влияние истинных недругов России и Суворова.

Личность Александра Васильевича Суворова всегда стояла в центре борьбы идеологий - борьбы беспощадной, жестокой. И это неудивительно. Во-первых, наш полководец принимал непосредственное участие в геополитических процессах, везде и всюду отстаивая интересы России. Во-вторых, он стал национальным героем, его образ вдохновлял наше общество на борьбу с неприятелем и в 1812-м, и в 1941-м. С Байроном все ясно: поэт не мог объективно взглянуть на Суворова, образ у него получился однобокий, тенденциозный, хотя и весьма колоритный. Другое дело - чем объяснить ненависть к великому полководцу, проснувшуюся в русском поэте, выросшем на Пушкине, Толстом и… Суворове? В «Независимой газете» (2001 год, №10 (60) был опубликован пространный цикл стихов о мировой истории одного (ныне покойного) автора. И среди них - стихотворение «Суворов»:

Два столетия разговоров -

Книги, памятники, кино…

Все - Суворов! А что - Суворов?

Полководец-то был с Махно…

Оттого что везло побольше,

Задирал свой длиннющий нос -

Резал в Турции, вешал в Польше,

Пугачева на казнь повез.

Эту песенку о везении, о воле случая не раз слыхал от своих недоброжелателей и сам Суворов. В ответ он выдвигал собственную теорию умения «повелевать счастьем». Но наш стихотворец не останавливается на этом наборе претензий:

Войско грабило, что татары,

Хоть порядок был - барабан,

Сзади - рать, впереди - штандарты

И фельдмаршалов шарабан.

Как будто не писал Суворов в «Разговоре с солдатами…», что солдат - не разбойник и обижать обывателя не следует. Как будто суворовская армия не поразила Европу отсутствием мародерства… Затем в худших традициях отечественной историографии времен «вульгарного социологизма» поэт припоминает, что армия Суворова состояла из крепостных, называемых «разнесчастными мужиками»:

Дудки дуют, мол, пули - дуры,

Но зато молодцы - штыки!..

И понуро бредут, что куры,

Разнесчастные мужики,

Феофаны, Захары, Карпы,

Кто в обутках, кто босиком,

За Очаковским петухом.

Жестокий Суворов гонит свою крепостную армию в бессмысленный поход. Он противопоставлен армии . Как при этом объяснить сотни восторженных народных песен, легенд, лубков о Суворове, ходивших от Амура до Дуная, везде, где звучала русская речь?! В довершение всего - очень странный финальный вывод:

И не ведают непоседы

На швейцарском ветру-снегу,

Что придется за те победы

Отдавать и сжигать Москву .

Суворовские традиции в Отечественной войне 1812 года и кампаниях 1813 - 1814 гг. проявились в уничтожении Великой Армии, освобождении России и Европы. Месяцы отступления и трагедию Москвы можно объяснять чем угодно, но только не влиянием Суворова - этого князя побед, солдатского любимца, первой шпаги Российской империи.

Заметим, что о бессмысленности Итальянского и Швейцарского походов недавно высказывался и А.И. Солженицын - последовательный враг имперской идеологии. Мы же уверены, что эта блестящая военная одиссея, как и участие России в Семилетней войне, имело огромное значение для утверждения международного авторитета России - великой многонациональной державы с разнообразными интересами во всех сторонах света. Факт существования такой России определил и развитие нашей культуры XIX - XX вв., а значит, суворовские походы имели великий культурообразующий смысл . Имперские амбиции? Но без них Россия окажется под угрозой сжатия до границ Владимиро-Суздальского княжества, лишенного и спасительных ныне природных ресурсов… Ведь 1\6 часть суши, полную богатств, мы удерживали только благодаря имперским устремлениям, олицетворенным Суворовым. А во вновь обретенном «Владимиро-Суздальском княжестве» воцарится радикальный шовинизм - удел ослабевших, униженных, некогда великих народов. В походах Суворова за Россию бились серб Милорадович, грузин Багратион, австриец Дерфельден, единые в своем служении общей Родине. Если это «имперские амбиции», то как они прекрасны! Интересы России - повсюду. Пассивных лежебок история наказывает. Как философ истории Суворов оказался куда прозорливей своих критиков от Репнина до Солженицына.

Рядом со стихотворением «Суворов» в газетной публикации расположилось стихотворение «Черчилль» (как не вспомнить бессмертного: англичанка гадит ). Это подобострастный панегирик английскому премьеру, бывшему, как известно, идеологом интервенции в нашу страну, а после войны - сторонником атомного шантажа бывших союзников. И еще раз вспомнились слова Суворова: у этого наемника-историка два зеркала…

В 1800 году в Париже и Амстердаме вышла книга, рассказавшая европейцам о России и русском герое: «Суворов был бы всего-навсего смешным шутом, если бы не показал себя самым воинственным варваром. Это чудовище, которое заключает в теле обезьяны душу собаки и живодера. Аттила, его соотечественник и, вероятно, предок, не был ни столь удачлив, ни столь жесток… Ему присуща врожденная свирепость, занимающая место храбрости: он льет кровь по инстинкту, подобно тигру… Его деяния в Польше - это подвиги разбойника… Павел отставил его по восшествии на престол. Ропот солдат вынудил его потом снова призвать Суворова. Говорят, он намерен воспользоваться им как бичом для наказания французов…» Читаю эти строки и невольно вспоминаю пропагандистскую волну, охватившую Германию, Францию и Великобританию весной 2005 года, накануне 60-летия Победы. «Русские солдаты насиловали всех немок в возрасте от 8 до 80. Это была армия насильников», − кричали газетные заголовки.

Им вторит из недр истории доктор Геббельс: «В лице советских солдат мы имеем дело со степными подонками... В отдельных деревнях и городах бесчисленным изнасилованиям подверглись все женщины от 10 до 70 лет». Статистика кричит о бесчеловечном варварстве Наполеона и Гитлера, а профессиональные пропагандисты знай наигрывают песенку про кровавых казаков… Европа легко поверит в любой навет на Россию: недруги Суворова мастерски подготовили почву… Верно разглядел Иван Ильин: «Живя в дореволюционной России, никто из нас не учитывал, до какой степени общественное мнение Запада настроено против России и против Православной церкви: Западные народы боятся нашего числа, нашего пространства, нашего единства: нашего душевно-духовного уклада: и для самоуспокоения внушают себе, что русский народ варварский, тупой, привыкший к рабству, к бесправию и жестокости; что религиозность его состоит из суеверия и пустых обрядов». Шарль Франсуа Филибер Массон (1762—1807) - француз, вырос в Швейцарии, пригождался там, где платили. В Петербурге служил его старший брат. В 1886 году осчастливил своим приездом северную Пальмиру и сам месье Шарль. Преподавал математику, наконец, благодаря тайным связям, оказался учителем великих князей Александра и Константина, был принят при дворе Екатерины. В 1795-м стал секретарем будущего государя - великого князя Александра Павловича, женился на дочери барона Розена. Через год по приказу императора Павла обоих Массонов высылают из России - за шпионаж. После убийства Павла Петербург не возвратил Массона (из корыстных побуждений он бы, сверкая пятками, рванул в презираемую Россию, а фигу держал бы в кармане). Что ж, теперь не нужно было лицемерить, он смог излить свою искреннюю злобу на Россию, злобу европейского сверхчеловека. Красноречивый факт: после Тильзита Наполеон на время запрещает хождение книги Массона во Французской империи. Это был дружественный жест в сторону России. Памфлет Массона показал, как глубоко сидело во многих европейцах, служивших российскому престолу, презрение к России. Пропагандисты, писавшие о России, указывали: «Вот, вот страна, которую не жалко уничтожить!.. Вот народ, который не заслуживает доброго слова!..»

Это настроение было присуще и Наполеону, последовательно принижавшему значение Суворова (вопреки своим товарищам, французским генералам, которых Суворов разбил). Генерал Бонапарт, великий полководец и политик, построивший карьеру на крови и провокациях, вынес Суворову однозначный приговор: «Это варвар, обагренный кровью несчастных поляков». Нельзя требовать от Наполеона объективности. На острове Святой Елены поверженного императора обуревало вполне естественное честолюбие. Записки были для него своего рода реваншем, император же был особенно уязвлен провалом русского похода, поражением от «дикарей». Предполагалось (и не без оснований), что потомки составят по ним образ великого человека. Противники - русские, англичане, немцы на этих страницах выступают в роли кордебалета, оттеняя приму, солиста - Наполеона. Он не отличается от большинства военных мемуаристов тем, что постоянно преувеличивает численность войск и потерь противника, преуменьшая потери французов. В новаторской системе Наполеона и Суворова было немало общего: тактика наступательной войны, основанная на генеральных сражениях, убежденность в том, что армия, а не территория противника, является главной целью наступления, - многое роднит полководцев. Но император не хотел этого замечать, отдавая должное лишь боевому духу «северного Атиллы»: «Маршал Суворов имел душу великого полководца, но не имел головы такового. Он был одарен сильной волей, неутомимой активностью и бесстрашием, но не обладал ни гением, ни знанием военного искусства». Осознавая значение Суворова для российской армии, Наполеон стремится повергнуть святыню Российской империи, присоединяясь к наемным газетчикам своего времени…

Именем Суворова во Франции пугали малых детей, обыгрывая игру слов: Souwarou - loup-garou, Суворов - оборотень. Таким же «людоедом СуварУ» представляется Европе современный российский солдат. Кирилл Пигарев в книге «Солдат-полководец», отвечая недругам Суворова, привел другие примеры из военной истории суворовского века: «В 1705 году Петр I представил британскому, прусскому и голландскому послам в Москве двух солдат, бежавших из шведского плена: у обоих на руках и ногах были обрублены пальцы. По их показанию, это было сделано на глазах шведского короля. В предшествующем году шведы сожгли здание, в котором находилось до двухсот русских военнопленных… В 1706 году с исключительной жестокостью были умерщвлены все русские, взятые в плен при Фрауштадте: их клали один на другого по два и по три и кололи штыками, пиками, ножами… В Семилетнюю войну, в битве под Цорндорфом, Фридрих II приказал не щадить ни одного русского. Исполняя приказ короля, пруссаки сбрасывали в ямы раненых русских солдат и закапывали их вместе с живыми». Эти художества, как и зверства наполеоновцев и гитлеровцев, получили индульгенцию от публицистов-русофобов. Наветы на Суворова стали идеологической основой 1812 и 1941 годов… Можно согласиться с историками А.К. Соловьевой и В.А. Золотаревым, связавшими антисуворовскую пропаганду с предтечами расизма: «Отметим, что выяснение отношения многочисленных иностранных авторов к Суворову и русскому народу особенно интересно в наше время. Черчилль придерживался «английской расовой теории», исследователи корней философии фашизма знают, что французский автор Гобино своей книгой «Essai sur l`inegalite des races humaines» (Paris, 1853) содействовал развитию расизма у себя на родине, но главным образом в Германии. Этой работой мы подтверждаем мнение Петрушевского о том, что отношение иностранных авторов к Суворову формируется на фоне их общего отношения к русскому народу». Все так. И напрасно иные умы представляют национал-социализм неожиданной бурей, прошумевшей над Европой в течение трех десятилетий. Изуверская идеология, конечно, не господствовала, но существовала веками - Гитлер и Муссолини просто вовремя раздули пламя, взяв на вооружение в том числе и русофобскую легенду о диком кровавом Суворове, о темном народе, который понимает только грубую силу... Эту легенду будут еще не раз возрождать по политической необходимости. Легкий «тюнинг» - и старые идеи снова пригодны к употреблению.

Вернемся в XIX век. Одним из творцов культа Наполеона, утвердившегося во Франции в середине XIX века, был историк и политик Адольф Тьер (1797 - 1877), немало потрудившийся и над антисуворовской легендой. Для создания образа «величайшего императора» было мобилизовано все: факты и домыслы, все мечи, что есть в печи… Тьер создавал идеологическую базу для уничтожения Российской империи, практическое применение эта идеология получила в период Крымской войны и Парижского трактата 1855 года. Историку было выгодно повторять риторику Массона и Наполеона: «Свою репутацию Суворов составил в войнах против турок и своими жестокостями в Польше. С большой силой характера он соединял причудливую странность, им доводимую до безумия; в нем не было, однако, никакого гения комбинаций. Это был истинный варвар, к счастью, неспособный рассчитывать употребление своих сил - не то республика могла бы погибнуть. Его армия была отражением своего полководца: при замечательной храбрости, граничащей с фанатизмом, в ней не было никакого военного образования». Разумеется, Швейцарский поход Тьер оценивает как поражение Суворова, с легкостью подтасовывая данные о потерях русских и французов. Тьер и его последователь Эдуард Гашо сравнивали Суворова с Тамерланом и Чингисханом, добавляя, впрочем, что русский полководец превзошел монгольского предшественника в жестокости. Чего еще ждать от русских - этих «потомков гуннов»? Симптоматично, что и в объективном анализе значения Чингисхана потомки Хлодвига и Карла Великого не нуждались. Тьеры привыкли смотреть свысока на все, что восточнее Бреста Литовского. Академик Адольф Тьер так и не сумел подняться над газетными французскими штампами 1790-х годов… Интересно, что Тьер был классическим правым. Монархист, стоявший за передачу школ под управление церкви, в 1848 году аплодировавший репрессиям генерала Кавеньяка… Пожалуй, национализм в нем оказался сильнее политических воззрений.

Порой французское чванство принимает анекдотические формы. Так, Энциклопедический словарь «Лярусс» некогда рассказал о русском генералиссимусе весьма лаконично: «Суворов, Александр. 1730—1800. Русский генерал, разбитый генералом Массена».

Авторам, ослепленным европейской спесью, своеобразие представлялось дикостью, а талант - отклонением от раз и навсегда принятой нормы. Честь и слава тем французам, англичанам, австрийцам, кто вопреки шаблонам рассмотрел в Суворове самобытного гения, великого человека. Жермена де Сталь, австрийский писатель Биндер фон Кригльштейн, английский генерал Роберт Вильсон… Французский историк Ж. Якоби возвысил свой голос в защиту «одного из гениальных людей человечества», Суворова, выступив против Тьера и Гишо.

Истым почитателем Суворова был Франсуа Атанас Шаретт де Ла Контри (1763-1796) - расстрелянный якобинцами вождь Вандеи. Он восхищался польским походом Суворова, а русский фельдмаршал высоко ценил доблесть Шаретта («Привет тебе, герой Вандеи! Славный защитник веры твоих отцов и престола государей твоих!» - писал Суворов Шаретту в 1795 году). Ж. де Сталь, проникнувшись уважением к русскому народу, не могла пройти мимо суворовской славы. В своих мемуарах «Десять лет в изгнании» писательница вспоминает о посещении Александро-Невской лавры, об эпитафии Суворову, которая своей краткостью так много говорит русскому сердцу. Она почтительно склонила голову перед могилой Суворова. Не будем судить о Европе лишь по одной ветви ее богатейшей культуре - по радикальному европоцентризму, не принимающему России. Не стоит делать и «контрвыпады», отвечая на ложь ложью, на ненависть - ненавистью. По Державину, Суворов побеждал зависть шутками. Не будем же и мы сужать горизонт нищенской идеей реванша.

От великого до смешного один шаг. В современном эстонском учебнике истории помещена изящная арабеска: Суворов, проезжая в карете, приказал двоим эстонским крестьянам освободить дорогу. В ответ герои свободной Эстонии «намяли Суворову бока, проявив яркий пример несгибаемого духа». Что ж, нам остается утешаться сознанием того, что глупость вечна. Но вечно ли она будет в чести?

Суворов верил: «Геройство побеждает храбрость, терпение - скорость, рассудок - ум, труд - лень, история - газеты». И пускай след старинной газетной клеветы тянется и в наше время - у истории, у народа есть и будут герои. Их память невозможно оскорбить: клеветники роняют только самих себя.

В последние году у Суворова появились новые недоброжелатели. О них можно было бы и не вспоминать, если бы не влиятельные тенденции, отразившиеся в словесных спекуляциях плодовитых авторов: Игоря Литвина, Евгения Храпова.

Идеолог «посполитого» национализма Игорь Литвин повторяет все накопившиеся за двести с лишком лет антисуворовские легенды. Озлобленность, с которой он сервирует эти позавчерашние блюда, дает нам понять, что сей автор ангажирован определенными политическими силами. Столь огульная ярость появляется только по политическому заказу: «Суворовские выродки расстреливали мирных жителей Кобрина и Малориты. На подступах к Варшаве они уничтожали все живое на своем пути. В варшавском пригороде Пражском предместье было расстреляно все население. В самой Варшаве русские солдаты на копьях и штыках по улицам носили младенцев». Всем наветам на Суворова Литвин верит безоговорочно, от российских и советских версий истории не оставляет камня на камне. Не европейский ли расизм движет Литвиным? И верно: как сладостное заклинание повторяет Литвин слово «Европа» и в мечтах своих видит Минск «восточноевропейским Брюсселем». Больше всего же он боится объединения братских народов - русского и белорусского. Таким политикам выгодна рознь, для них питательна напряженная атмосфера взаимной злобы… Потому и создается легенда об истреблении белорусского народа суворовскими войсками. Не нравится Литвину и Православие, якобы навязанное белорусам агрессивной империей. Никогда у русского и белорусского народов не было противоположных интересов. Единая судьба, общие герои… И Суворов, память которого чтят и в Кобрине, и в Минске, принадлежит и России, и Белоруссии, и Украине, как и солдаты суворовских армий. Священна для нас и память белорусов, создавших партизанский отряд имени Суворова, наводивший ужас на немецких захватчиков. Польше, Белоруссии, России уготовлены роли пешек и разменных фигур на мировой шахматной доске. Но разве можно очернить в душе народа образы общих героев России, Белоруссии и Украины - А.В. Суворова, Н.Ф. Гастелло, К.С. Заслонова, С.А. Ковпака… Имперский патриот Суворов никогда не выступал под националистическими лозунгами, присущими европейским колонизаторам. Показательно, что, желая унизить, скомпрометировать Россию, Литвин, как и его предшественники, замахивается в первую очередь на суворовский образ. На сокровенного героя Российской империи, чей героизм был бы привлекателен для любого народа, если бы не клеветы вечных литвиных. На счету Суворова немало подвигов, но не забудем добавить еще один, весьма существенный: Суворов сделал все, чтобы не допустить окатоличивания и ополячивания Белоруссии. О В.Е. Храпове (1948 - 2001) красноречиво пишут его же последователи: «Внедряя свою теорию победы над ВСЕМИ болезнями в практику, он стал экстрасенсом высочайшего уровня, исцелил около 20 000 человек заочно, по телефону». В своих книгах биоэнергетик Храпов лечит уже не по телефону, да и не по домофону. Герой телепередачи «Третий глаз», в программной книге «Чудотворцы. Национальная идея, проявленная чумой и святостью» (М., 2000). Храпов, с матерной бранью написав о Русской православной церкви, наконец обращает внимание на народных героев. Суворовское письмо дочери после Кинбурнского сражения («Я теперь только что возвратился; выездил близпятьсот верст верхом, в шесть дней и не ночью. Как же весело на Черном море, на Лимане! Везде поют лебеди, утки, кулики») наш мистик, превратившись ненадолго в педанта-реалиста, комментирует со злой иронией: «Уже можно ставить диагноз. Письмо с лебедями и поющими утками, да еще в декабре (впрочем, они и в мае не поют, поскольку не умеют, и это знают даже курсистки) написано явно в бреду. Кого? Человека действительно тяжело раненного? Но как он в таком случае бегал в пороховом дыму впереди солдат? Как проскакал на лошади за 6 дней 500 верст (534 км), в среднем 89 км в день, - и это через 1,5 месяца после столь серьезных ранений?! Скорее всего, это бред человека, отягощенного МАНИЕЙ ВЕЛИЧИЯ. Да-да, это, к сожалению, так. Понятна ложь Румянцева, Потемкина и даже Суворова императрице. Это ложь корысти ради. Но лгать собственной дочери... И даже не лгать, а ЗАВИРАТЬ, хвастать без меры и нести несуразицу типа поющих лебедей и уток может только человек, отягощенный МАНИАКАЛЬНЫМ бредом». Чудеса Суворова вызывают у Храпова острое желание поглумиться над полководцем, ниспровергнуть героя с пьедестала. Это ли не болезненный комплекс, который должен заинтересовать психолога? Но Храпов (целитель - исцелись сам!) толкует о шизофрении Суворова; на основании исторических анекдотов упрекает полководца в кощунстве… Спекулятивное мышление работает на бурном пару: «Можно ли назвать такого человека нормальным, здоровым? Не в физическом, разумеется, смысле... Скакнуть через 9 стульев в 66 лет - это не каждый и нормальный в 50 сможет, и даже под дулом пистолета... В физической силе Суворова усомниться трудно. А вот в морально-нравственной? В беспардонных, бесовских (или фельдмаршальских - возможны варианты) игрищах посреди церкви ЧТО и КОМУ виделось и видится?.. Если для вас, читатель, это норма, то и в вашей человеческой полноценности я бы усомнился... И даже если бы вы напялили на себя орденов больше, чем у Суворова и Брежнева вместе взятых... И уж в том, что не христианин он, а дикий язычник, совершающий магический обряд, точно бы не сомневался...» Целитель Храпов создавал себе репутацию хранителя некоего универсального знания, великого посвященного. Таким проходимцам всегда что-то мешает, в первую голову - историческая наука. Проходимцы утверждают, что вся история России - выдумка, пар, шизофренический бред, «потемкинские деревни». И герои у нас липовые, и победы - фиктивные… В такой ситуации нетрудно выдать за истинную правду плоды собственной фантазии. Вот и появляются «новые хронологии» и «аквариумы» − осознанное сектантство претендентов на роль «гуру». Им нужно «искусно волновать» народ, раздувая искру нигилизма («Все нам врали про историю, про героев - и нет в мире ничего определенного, кругом ложь»). Остается надеяться, что общество отторгнет историков-экстрасенсов, несмотря на привлекательную сенсационность их сочинений. Спорить же с клеветой на полководца - занятие неблагодарное. Сам Суворов сказал лучше нас: «Невинность не терпит оправданий». «Жизнь его полна чудес», − писал о Суворове Державин. То были и рукотворные чудеса храбрости и воли, и Божий промысел. Чем слабее будет Россия, тем больше охотников будет требовать, чтобы мы отдали Суворова на поругание. И все-таки мы верим, что наследники Суворова не уронят своей чести. Обратимся к первоисточнику этой знаменательной строфы: Suwarrow chiefly was on the alert, Surveying, drilling, ordering, jesting, pondering; For the man was, we safely may assert, A thing to wonder at beyond most wondering; Hero, buffoon, half-demon, and half-dirt, Praying, instructing, desolating, plundering; Now Mars, now Momus; and when bent to storm A fortress, Harlequin in uniform. Как мы видим, Байрон самостоятельно находит определение: «A thing to wonder at beyond most wondering…» Жизнь Суворова, рассказанная им самим и его современниками. - М., 2001, - с. 14.

Укротить толпу или сдержать людей от преступлений могут добродетели – стыд перед Господом, любовь к Отчизне и страх разоблачения.

Гордость – признак идиота; подлость – вывеска посредственности; скромность и добродетель – черты характера человека добропорядочного и непорочного. – Суворов Александр Васильевич

Правосудие – слава, честь и украшение монарха.

Льстецы вас расслабляют, чтобы обидеть, предать и умертвить. Бдительность ваша спасет от похвал и низостей.

Обыватели нас поят и кормят – обижать их нельзя. Солдат тоже не разбойник и не бандит.

Праздность – фундамент вселенского зла, для военного человека и вовсе погибель.

Суворов: Русские кричат: «Ура!» В их триумфе и победе враг не сомневается.

Совесть живет внутри нас, беззвучно поет внутри песни, освещает человека чистым светом, режет по-живому, гладит душу, чувства приводит в порядок, ему не спрятаться от совести, не скрыться и пощады ему не найти.

Ученье для всех свет, во мраке живут неученые люди. Дело мастера страшиться. Не умеешь хлеб растить – он не уродиться.

Ответ: «Не могу знать» – я не приму никогда от ветерана.

Продолжение знаменитых афоризмов и цитат Суворова читайте на страницах:

Лучше весь век учиться, нежели пребыть незнающим.

Возьми себе в образец героя древних времен, наблюдай его, иди за ним вслед, поравняйся, обгони - слава тебе!

Мы русские и потому победим

Лучше, чтобы ободрял государь, а наказывали законы.

Служба и дружба – две параллельные линии: не сходятся.

Ученье свет, а неученье – тьма. Дело мастера боится.

Будь чистосердечен с друзьями твоими, умерен в своих нуждах и бескорыстен в своих поступках.

Негоден тот солдат, что отвечает: Не могу знать.

Праздность - корень всему злу, особливо военному человеку.

Однажды Суворову рассказали о неблагодарности человека, которому он в свое время помогал. - Я замечал, что люди в конце концов всегда делаются неблагодарными врагами того, с кем не могут равняться, более того - превзойти. Чем одаривает земля небо за благотворные лучи солнца и живительные капли дождя? Пылью своей! - засмеялся старый Суворов

В бою смены нет, есть только поддержка. Одолеешь врага, тогда и служба кончится.

Ложь изо всех вреднейших есть порок.

Учение в счастии человека украшает, в несчастии же служит прибежищем.

Самое надежное, но и самое труднейшее средство сделать людей лучшими есть приведение в совершенство воспитания.

Нет стыда признаться человеку в своей ошибке.

Непреодолимого на свете нет ничего.

Грех - напрасно убить.

Люди часто сами бывают причиною счастия и несчастия.

Преодолевши какой ни на есть труд, человек чувствует удовольствие.

Леность есть дурной учитель.

Служба и дружба - две параллельные линии: не сходятся.

С юных лет приучайся прощать проступки ближнего и никогда не прощай своих собственных.

Разговор с невеждами иногда более научит, нежели разговор с учеными.

Трудолюбивая душа должна всегда быть занята своим ремеслом, и частые упражнения для нее столь же живительны, как обычные упражнения для тела.

Оказывайте доверие лишь тем, кто имеет мужество при случае вам поперечить и кто предпочитает ваше доброе имя вашей милости.

И в нижнем звании бывают герои.

Кто привык к трудам, тому труд облегчен.

Легко в учении - тяжело в походе, тяжело в учении - легко в походе.

Разумный человек всегда может найти упражнение.

Мелочные правила и жалкие утонченности не должны иметь доступа к вашему сердцу. Двоедушие чуждо великим людям: они презирают все низости.

Праздность есть мать скуки и многих пороков.

Где пройдет олень, там пройдет и солдат.

Доброе имя есть принадлежность каждого честного человека, но я заключал доброе имя в славе моего Отечества, и все деяния мои клонились к его благоденствию. Никогда самолюбие, часто покорное покрывало скоропреходящих страстей, не управляло моими деяниями. Я забывал себя там, где надлежало мыслить о пользе общей. Жизнь моя была суровая школа, но нравы невинны и природное великодушие облегчали мои труды: чувства мои были свободны, а сам я тверд.

Расположение к человеку - желать ему счастья.

За ученого трех неученых дают.

Не бойся смерти, тогда наверное победишь. Двум смертям не бывать, а одной не миновать.

Правила воспитания суть первыя основания, приуготовляющия нас быть гражданами.

Всякий воин должен понимать свой маневр.

Кто напуган - наполовину побит.

Дисциплина - мать победы.

Скорость нужна, а поспешность вредна.

Солдату надлежит быть здорову, храбру, тверду, решиму, правдиву, бла-гочестиву.

Пока идет бой - выручай здоровых, а раненых без тебя подберут. Побьешь врага - всем сразу легче станет: и раненым, и здоровым.

Кто состоянием своим доволен, тому жить весело.

Сам погибай - товарища выручай.

Мало на то надобно смысла, чтоб опорочить.

Разумный человек в стыд не вменяет учиться и в совершенных летах, чему не доучился во младости.

Искренность отношений, правда в общении - вот дружба.

Разврат дому есть: буде хозяйка любит слушать… разные враки, а выслушав, с прибавлением сказывает оныя мужу, и муж тому верит.

Я люблю правду без украшений.

Послушание, обучение, дисциплина, чистота, здоровье, опрятность, бодрость, смелость, храбрость - победа.

Как бы плохо ни приходилось, никогда не отчаивайся, держись, пока силы есть.

Как-то Суворов получил письмо от приближенного к императору Павлу чиновника, в котором ему советовали повысить в чине одного молодого офицера. - Осчастливив одного недостойного, я оскорблю несколько сотен достойнейших. Дорожу уважением к себе армии, - ответил Суворов.

Стреляй редко, да метко. Штыком коли крепко. Пуля обмишулится, штык не обмишулится: пуля - дура, штык - молодец.

Лучше оправдать десять виновных, нежели обвинить одного невинного.

Кто напуган – наполовину побит.

Дисциплина – мать победы.

Без добродетели нет ни славы, ни чести.

Солдат не разбойник.

Снести то на сердце, чего другой снести не мог, есть опыт твердой души, но учинить то добро, чего другой учинить не мог, есть похвальное дело.

Легко в учении – тяжело в походе, тяжело в учении – легко в походе.

Выстрелять между одного и двух патронов.

Наступление плутонгами начинай! - Отбою нет. Сигнал барабана - «поход», - выстрелять от одного до двух патронов.

III . Атакуй первую неприятельскую линию! В штыки! Коли, коли! Рядовые: Ура! - громогласно. Краткий отбой.

IV .Неприятельская кавалерия скачет на выручку своей пехоте. -- Атакуй! - Здесь держать штык в брюхо человеку; случится, что попадет штык в морду, в шею, особливо в грудь лошади. - Краткий отбой.

Атакуй вторую неприятельскую линию, или резервы неприятельские атакуй! Отбой. Сим кончится.

Третья - сквозная атака. Линия равняется вмиг. Вперед! Не смеет никто пятиться, ни четверти шага назад. Ступай! Повзводно, полу дивизионами или дивизионами! - На походе плутонги вздваивают в полудивизионы, или сии ломают на плутонги. Солдатский шаг аршин, в захождении полтора аршина. Начинает барабан, бьет свои три колена ; его сменяет музыка, играет полный поход; паки барабан. И так сменяются между собой. Бить и играть скорее, от того скорее шаг. Интервалы или промежутки между взводов весьма соблюдать, дабы пришед на прежнее место, при команде «стой!» все взводы вдруг стояли и заходили в линию.

Вторая или первая половина линии, по рядам, налево или направо, ступай в атаку! - Ступай! У сего барабан - «фелъдмарш» .

Заходить против части, на месте стоящей из картечного выстрела вон. Ступай! «Поход» - во все барабаны.

На 80 саженях от противничья фронта бежать вперед от 10 до 15 шагов через картечную черту полевой большой артиллерии; на 60 саженях то же через картечную черту полковой артиллерии, и на 60 шагах - верной черты пуль.

Ступай, ступай! В штыки! Ура! - Противная линия встречает пальбой на сей последней дистанции, а на 30 шагах ударит сама в штыки. С обеих сторон сквозная атака.

Равно сему другая линия: атака! Обе части на прежних местах, тако же отдельная часть. Заходить колонною для деплояды фронтов, ежели есть место.

V .Обе части делают колонны по числу людей в разводе, в одну или две колонны.

<неразборчиво> колонны, <неразборчиво> - Барабан бьет поход на 60 шагах одни от других.

Ступай! Ступай! Атакуй в штыки! Ура! - Мушкет в правой руке на перевесе; колонны между собою насквозь быстро, примерно колют. Колонны, строй каре! Стрелки, стреляй в ранжире! Плутонгами, начинай! - Здесь каре на месте. Стрелки бьют наездников и набегающих неприятелей, а особливо чиновников ; плутонги палят в их толпы. Пальба должна быть кратка, ибо тут дело больше картечь. Потом бросаются колоть.

Ступай, ступай! Атакуй! В штыки! Ура! - Что воображается сквозною карейною атакою.

Стрелки, вперед! Докалывай! Достреливай! Бери в полон! На оставшихся басурман между кареев! Барабан - краткий сбор!

Стрелки, в свои места! Карей - строй колонны! - Исполнение то же, как выше о колоннах.

Колонны, строй карей! Карей, марш! Ступай! Ступай! Атакуй! В штыки! Ура! Здесь без пальбы, атака же прежняя.

VI . Карей, строй линейный фронт! А заходящей части, по рассмотрению , вместо линии строиться в колонну или по четыре ряда. Команда оной: по рядам <неразборчиво> по четыре, направо или налево, ступай на прежнее место! Строй фронт. Барабан - «фельдмарш».

Сии основательные маневры, марши и эволюции равны в батальонных, полковых и корпусных экзерцициях .

VII .Начальник может требовать: Батального огня? Исправный приклад правит пальбою.

Здесь оный расстраивается по неминуемой торопливости; но во взводной пальбе оный виден <неразборчиво> пальбы на баталии выйдет сама собою. Для сбережения пули тут на каждом выстреле всякий своего противника должен целить, чтобы его убить.

Залпа? - В разводе, коли(?) с пальбою, для очищения ружей. В ином строю - только для исправности приклада. Против неприятеля не годится: он может сколоть и порубить, пока опять заряжают.

Наступных плутонгов? - Только для движения, но против неприятеля сия ломаная линия не годится, ибо они ее, особливо и малою кавалериею, изрубить может.

Отступных плутонгов? - Лучше об оных и не помышлять! Влияние их солдату весьма опасно, а потому и ни о каких ретирадах в пехоте и кавалерии не мыслить.

Разговор с солдатами их языком

После сего разводного учения, когда оное будет учинено по приходе развода в главную квартиру, куда оный приходит до рассвета, а на рассвете выходит уже на площадь, - штаб-офицер того полку, чей развод, командует: под курок и начинает в присутствии всего генералитета, штаб и обер-офицеров говорить к солдатам их наречием наизусть следующее:

VIII. Каблуки сомкнуты, подколенки стянуты! Солдат стоит стрелкой: четвертого вижу, пятого не вижу.

Военный шаг - аршин, в захождении - полтора аршина. Береги интервалы! Солдат во фронте на шагу строится по локтю; шеренга от шеренги три шага; в марше - два. Барабаны, не мешай!

IX. Береги пулю на три дня, а иногда и на целую кампанию, когда негде взять. Стреляй редко, да метко, штыком коли крепко. Пуля обмишулится, а штык не обмишулится. Пуля - дура, штык - молодец! Коли один раз! Бросай басурмана со штыка: мертв на штыке, царапает саблей шею. Сабля на шею - отскоча шаг, ударь опять! Коли другого, коли третьего! Богатырь заколет полдюжины, а я видал и больше.

Береги пулю в дуле! Трое наскочат - первого заколи, второго застрели, третьему штыком карачун!

В атаке не задерживай! Для пальбы стреляй сильно в мишень. На человека пуль двадцать, купи свинца из экономии, немного стоит. Мы стреляем цельно. У нас пропадает тридцатая пуля, а в полевой и полковой артиллерии разве меньше десятого заряду.

Фитиль на картечь - бросься на картечь! - Летит сверх головы. Пушки твои, люди твои! Вали на месте! Гони, коли! Остальным давай пощаду. Грех напрасно убивать, они такие же люди.

Умирай за дом Богородицы, за матушку, за пресветлейший дом! - Церковь бога молит. Кто остался жив, тому честь и слава!

Обывателя не обижай: он пас поит и кормит. Солдат не разбойник.

Святая добычь! Возьми лагерь - все ваше. Возьми крепость -- все ваше. В Измаиле, кроме иного, делили золото и серебро пригоршнями. Так и во многих местах. Без приказа отнюдь не ходи на добычь!

X. Баталия полевая. Три атаки: в крыло, которое слабее. Крепкое крыло закрыто лесом - это немудрено: солдат проберется и болотом. Тяжелее через реку - без мосту не перебежишь. Шанцы всякие перескочишь. Атака в середину невыгодна, разве кавалерия хорошо рубить будет, а иначе самих сожмут. Атака в тыл очень хороша, только для небольшого корпуса, а армиею заходить тяжело.

Баталия в поле; линиею против регулярных; кареями против басурман. Колонн нет. А может случится и против турков, что пятисотному карею надлежать будет прорвать пяти и семитысячную толпу с помощью фланговых кареев. На тот случай бросится он в колонну. Но в том до сего нужды не бывало. Есть безбожные, ветреные, сумасбродные французишки. Они воюют на немцев и иных колоннами. Если бы нам случилось против них, то надобно нам их бить колоннами же.

Баталия на окопы - на основании полевой. Ров не глубок, вал не высок - бросься в ров, скачи через вал, ударь в штыки, коли, голи, бери в полон! Помни - отрезывать тут подручнее коннице. В Праге отрезала пехота, да тут были тройные и большие окопы и делая крепость, для того атаковали колоннами.

XI . Штурм или валовый приступ. Ломи через засеки, бросай плетни через волчьи ямы! Быстро беги! Прыгай через палисады , бросай фашины, спускайся в ров, ставь лестницы! Стрелки, очищай колонны, стреляй по головам! Колонны, лети через стены на вал, скалывай! На валу вытягивай линию! Караул к пороховым погребам! Отворяй ворота коннице! Неприятель бежит в город - его пушки обороти по нем. Стреляй сильно в улицы, бомбардируй живо! Недосуг за этим ходить. Приказ - спускайся в город, режь неприятеля на улицах! Конница, руби! В домы не ходи, бей на площадях! Штурмуй, где неприятель засел! Занимай площадь, ставь гауптвахт . Расставляй вмиг пикеты к воротам, погребам, магазейнам! Неприятель сдался - пощада! Стена занята - на добычь!

XII . Три воинские искусства.

Первое - глазомер: как в лагерь стать, как идти,где атаковать, гнать и бить.

Второе - быстрота. Поход полевой артиллерии от полу до версты впереди, чтобы спускам и подъемам не мешала. Колонна сближится - оная опять выиграет свое место. Под гору сошед, на равнине - на рысях.

Поход по рядам или по четыре для тесной улицы, для узкого мосту, для водяных и болотных мест, по тропинкам; и только, когда атаковать неприятеля - взводами, чтобы хвост сократить. У взводов двойные интервалы на шаг.

Не останавливайся, гуляй, играй, пой песни, бей барабан, музыка, греми! Десяток [верст] отломал - первый взвод, снимай ветры , ложись! За ним второй взвод, и так взвод за взводом. Первые задних не жди. Линия в колонне на марше растянется: коли по четыре, то в полтора [раза], а по рядам - вдвое. Стояла на шагу - идет на двух; стояла на одной версте, растянется на две; стояла на двух - растянется на четыре; то досталось бы первым взводам ждать последних полчаса по-пустому.

На первом десятке [верст] отдых час. Первый взвод вспрыгнул, надел ветры, бежит вперед десять-пятнадцать шагов; а на походе, прошед узкое место, на гору или под гору - от пятнадцати и до пятидесяти шагов. И так взвод за взводом, чтобы задние между тем отдыхали.

Второй десяток - отбой! Отдых - час и больше. Коли третий переход мал, то оба пополам, и тут отдых три четверти часа, или полчаса, или и четверть часа, чтобы ребятам поспеть скорее к кашам. Это - для пехоты.

Конница своим походом вперед. С коней долой! Отдыхает мало и [когда] свыше десятка [верст пройдет], чтобы дать коням в лагере выстояться.

Кашеварные повозки впереди с палаточными ящиками. Братцы пришли - к каше поспели. Артельный староста [кричит] - «к кашам!». На завтраке отдых четыре часа. То же самое к ночлегу, отдых шесть часов и до осьми, какова дорога. А сближаясь к неприятелю, котлы с припасом сноровлены к палаточным ящикам, дрова запасены на оных.

По сей быстроте и люди не устали. Неприятель нас не чает, считает нас за сто верст, а коли издалека, то в двух и трехстах и больше. Вдруг мы на него как снег на голову. Закружится у пего голова. Атакуй, с чем пришли, с чем бог послал! Конница, начинай! Руби, коли, гони, отрезывай, не упускай! Ура! Чудеса творят братцы!

Третье - натиск. Нога ногу подкрепляет, рука руку усиляет. В пальбе много людей гибнет. У неприятеля те же руки, да русского штыка не знает.

Вытяни линию, тотчас атакуй холодным ружьем! Недосуг вытягивать линии - подвиг из закрытого, из тесного места - коли пехота, в штыки! Конница тут и есть. - Ущелья на версту нет, [атакуй], картечь через голову - пушки твои.

Обыкновенно конница врубается прежде, пехота за ней бежит. Только везде строй! Конница должна действовать всюду, как пехота, исключая зыби ; там коли на поводах. Казаки везде пролезут. В окончательной победе, конница, гони, руби! Конница займется, пехота не отстанет.

В двух шеренгах сила, в трех полторы силы: передняя рвет, вторая валит, третья довершает.

XIII . Бойся богадельни! Немецкие лекарства издалека, тухлые, всплошь бессильные и вредные. Русский солдат к ним не привык. У вас есть в артелях корешки, травушки, муравушки. Солдат дорог. Береги здоровье! Чисти желудок коли засорится. Голод - лучшее лекарство. Кто не бережет людей - офицеру арест, унтер-офицеру и ефрейтору палочки, да и самому палочки, кто себя не бережет. Жидок желудок - есть хочется - на закате солнышка немного пустой кашки с хлебцем, а крепкому желудку буквица в теплой воде или корень коневого шавелю . Помните, господа, полевой лечебник штаб-лекаря Белопольского! В горячке ничего не ешь хоть до двенадцати дней, а пей солдатский квас: то и лекарство. А в лихорадке не пей, не ешь: штраф! - За что себя, не берег.

В богадельне первый день мягкая постель, второй день - французская похлебка, третий день ее братец-домовище к себе тащит. Один умирает, а десять товарищей хлебают его смертельный дых. В лагере больные, слабые? Хворые в шалашах, [а] не в деревнях - воздух чище.

Хоть без лазарета и вовсе быть нельзя. Тут не надобно жалеть денег на хорошие лекарства, коли есть где купить сверх своих и на прочие выгоды без прихотей. Да все это неважно! Мы умеем себя беречь. Где умирает ото ста один человек, а у нас и от пятисот в месяц меньше умирает. Здоровому - воздух, еда, больному же - воздух, питье, еда.

XIV . Богатыри! Неприятель от вас дрожит. Да есть неприятель больше и богадельни: проклятая немогузнайка, намека, догадка, лживка, лукавка, краснословка, крат-комолвка, двуличка, вежливка, бестолковка, кличка, что бестолково и выговаривать: хрой, прикак, афох, вайрках рок, ад проч. и проч. Стыдно сказать! От немогузнайки много, много беды.

За немогузнайку офицеру арест, а штаб-офицеру от старшего штаб-офицера арест квартирный.

Солдату надлежит быть здорову, храбру, тверду, решиму, справедливу, благочестиву. Молись богу! От него победа. Чудо-богатыри! Бог нас водит - он нам генерал!

XV . Ученье свет, неученье - тьма. Дело мастера боится. И крестьянин [коли] не умеет сохой владеть, [так] хлеб не родится. За ученого трех неученых дают. Нам мало трех! Давай лам шесть! Нам мало шести, давай нам десять на одного! Всех побьем, повалим, в полон возьмем! [В] последнюю кампанию неприятель потерял счетных семьдесят пять тысяч, только что не сто тысяч. Он искусно и отчаянно дрался, а мы и одной полной тысячи не потеряли. Вот, братцы, воинское обучение! Господа офицеры - какой восторг!

По окончании сего разговора фельдмаршал сам командует: к паролю! С обоих крыл часовые вперед! Ступай! На караул!

По отдаче генералитету или иным пароля, лозунга и сигнала [следует] похвала или в чем хула разводу. Потом громогласно:

Субординация - послушание,
Экзерциция - обучение.
Дисциплина,
Ордер воинский - порядок воинский,
Чистота,
Здоровье,
Опрятность,
Бодрость,
Смелость,
Храбрость,
Победа,
Слава, слава, слава!

Примечания

"Наука побеждать" состоит из двух разделов: в 1-м - "Вахт-параде" (более раннее название "Учение разводное") излагается примерный план и содержание тактическо-строевого учения войск, максимально приближенного к условиям боя. Этот раздел предназначался для начальников, проводящих учения. 2-й раздел, "Разговор с солдатами их языком"(его другое название "Словесное поучение солдатам о знании, для них необходимом" ) является уникальной солдатской памяткой об основных тактических принципах и правилах службы. Это инструкции Суворова по тактическому обучению войск, в которой полководец обобщил свой богатейший боевой опыт. Складывалась она постепенно. Окончательная редакция относится к весне-лету 1795 г.Десятки тысяч солдат, унтер-офицеров и офицеров знали его наизусть. История сохранила поразительное свидетельство жизненности Суворовского наставления: в 1854 г. одним из офицеров, служившим в Пятигорске, был записан рассказ столетнего суворовского ветерана Ильи Осиповича Попадичева. Этот воин, на груди которого красовались награды за штурмы Очакова, Измаила, Праги, солдатский крест на георгиевской ленте и медаль за 1812-й год, участвовал в Итальянском походе Суворова, в переходе через Альпы и сохранил множество бесценных подробностей солдатского быта, боев, встреч с "батюшкой Александром Васильевичем". После взятия Праги, на смотру, вспоминал Попадичев, Суворов обратился к ним со словами: "Благодарю ребята! С нами Бог! Прага взята! Это дорогого стоит. Ура! ребята, Ура! Нам за ученых двух дают, мы не берем, трех дают - не берем, четырех дают - возьмем, пойдем да и тех побьем! Пуля дура - штык молодец. Береги пулю в дуле на два, на три дня, на целую компанию. Стреляй редко, да метко! А штыком коли крепко! Ударил штыком, да и тащи его вон! Назад, назад его бери! Да и другого коли! Ушей не вешай, голову подбери, а глазами смотри: глядишь направо, а видишь и влево". Это он говаривал очень часто. Бывало никогда без этого по фронту не поедет. Есть свидетельства о том, что "солдатский катехизис" (как его называет другой суворовский ветеран, Яков Старков) использовался Суворовым при обучении Ряжского пехотного полка в конце 1792 - начале 1793 г. Само название - "Наука побеждать" принадлежит первому публикатору М. Антоновскому сумевшему выразить самую суть замечательного военно-литературного памятника конца XVIII в. Антоновский опубликовал "Науку побеждать" в 1806 г. Издание быстро разошлось и имело огромный успех.
Первая попытка опубликовать труд Суворова была предпринята в 1798 г., т. е. при жизни полководца. В архиве Тайной экспедиции, где среди прочих дел хранится дело о ссылке Суворова на житье в Кончанское, находится дело "О составленном майором Антоновским Опыте о фельдмаршале графе Суворове". Гражданское мужество Антоновского поразительно: Павел I подверг фельдмаршала Суворова опале за его противодействие вводимым в армии прусским порядкам, а майор добивается цензурного разрешения напечатать рукопись, содержащую "Краткое начертание жизни Фельдмаршала Графа Суворова-Рымникского", "его письмо о том, каков должен быть военачальник", "а при том и любопытнейшую "Тактику" его же, приноровленную к понятию и опытам Российского простого воинства"! (Этой тактикой и был 2-й раздел "Науки побеждать"). В деле сохранилась резолюция, написанная генерал-прокурором князем Алексеем Куракиным под диктовку Павла I: "Государь Император повелеть соизволил, призвав г-на Антоновского, от которого собрать сие в цензуру представленное, и объявить ему, что естли тут намерение его было хвалить графа Суворова, чтоб он суждениями своими ограничил себя в тех пределах, в которых ему быть следует; а естли для хулы намерен был он сие издать, то что оное не с которой стороны ему не годится, что и исполнять по приезде моем в Петербург. Князь А. Куракин. Июня 5-го дня 1798 года".
Таким образом, из-за личного вмешательства Павла I широкие круги русской общественности и русской армии смогли познакомиться с гениальным творением Суворова только спустя восемь лет, после страшного поражения при Аустерлице - прямого следствия забвения национальных суворовских принципов военного искусства. Гонения, обрушившиеся в 1799 г. на Антоновского как на человека с дурной репутацией у властей, стоили ему потери места и довели до "совершенной нищеты".

Командные слова выделены курсивом, в прямых скобках даны необходимые пояснительные слова. Значения непонятных современному читателю слов раскрыты в подстрочных примечаниях. Разбивка текста на параграфы (римскими цифрами) сделана для удобства

Предыдущая статья: Углерод — характеристика элемента и химические свойства Следующая статья: Чему равна скорость света