Иннокентий Фёдорович Анненский биография. Иннокентий Анненский: биография, творческое наследие
Дата рождения: |
|
Место рождения: |
Омск, Российская империя |
Дата смерти: |
|
Место смерти: |
Санкт-Петербург, Российская империя |
Гражданство: |
Российская империя |
Род деятельности: |
Поэт, драматург, переводчик |
Годы творчества: |
|
Направление: |
Символизм |
Псевдонимы: |
А-ий, И.; Ан-ий, И.; А-ский, И.; Ник-то; Т-о, Ник. (Ник. Т-о); Никто |
Драматургия
Переводы
(20 августа (1 сентября) 1855, Омск, Российская империя — 30 ноября (13 декабря) 1909, Санкт-Петербург, Российская империя) — русский поэт, драматург, переводчик. Брат Н. Ф. Анненского.
Биография
Иннокентий Фёдорович Анненский родился 20 августа (1 сентября) 1855 года в Омске в семье государственного чиновника Фёдора Николаевича Анненского, (умер 27 марта 1880 года) и Наталии Петровны Анненской (умерла 25 октября 1889 года). Его отец был начальником отделения Главного управления Западной Сибири. Когда Иннокентию было около пяти лет, отец получил место чиновника по особым поручениям в Министерстве внутренних дел, и семья из Сибири вернулась в Петербург, который ранее покинула в 1849 году.
Слабый здоровьем, Анненский учился в частной школе, затем — во 2-й петербургской прогимназии (1865—1868). С 1869 года он два с половиной года обучался в частной гимназии В. И. Беренса. Перед поступлением в университет, в 1875 году он жил у своего старшего брата Николая, энциклопедически образованного человека, экономиста, народника, помогавшего младшему брату при подготовке к экзамену и оказывавшего на Иннокентия большое влияние.
По окончании в 1879 году историко-филологического факультета Петербургского университета служил преподавателем древних языков и русской словесности. Был директором коллегии Галагана в Киеве, затем VIII гимназии в Санкт-Петербурге и гимназии в Царском Селе. Чрезмерная мягкость, проявленная им, по мнению начальства, в тревожное время 1905 - 1906 годов, была причиной его удаления с этой должности. В 1906 году он был переведён в Санкт-Петербург окружным инспектором и оставался в этой должности до 1909 года, когда он незадолго до своей смерти вышел в отставку. Читал лекции по древнегреческой литературе на Высших женских курсах. В печати выступил с начала 1880-х годов научными рецензиями, критическими статьями и статьями по педагогическим вопросам. С начала 1890-х годов занялся изучением греческих трагиков; выполнил в течение ряда лет огромную работу по переводу на русский язык и комментированию всего театра Еврипида. Одновременно написал несколько оригинальных трагедий на еврипидовские сюжеты и «вакхическую драму» «Фамира-кифарэд» (шла в сезон 1916—1917 на сцене Камерного театра). Переводил французских поэтов-символистов (Бодлер, Верлен, Рембо, Малларме, Корбьер, А. де Ренье, Ф. Жамм и др.).
30 ноября (13 декабря) 1909 года Анненский скоропостижно скончался на ступеньках Царскосельского вокзала в Санкт-Петербурге.
Сын Анненского, филолог и поэт Валентин Анненский-Кривич, издал его «Посмертные стихи» (1923).
Поэзия
Более всего значителен Анненский как поэт. Стихи начал писать с детства, но напечатал их впервые в 1904. «Интеллигентным бытием» своим Анненский, по его собственным словам, был всецело обязан влиянию старшего брата, известного публициста-народника Н. Ф. Анненского, и его жены, сестры революционера Ткачёва. В своей поэзии Анненский, как он сам говорит, стремился выразить «городскую, отчасти каменную, музейную душу», которую «пытали Достоевским», «больную и чуткую душу наших дней». Мир «больной души» — основная стихия творчества Анненского. По справедливым указаниям критики, «ничто не удавалось в стихах Анненского так ярко, так убедительно, как описание кошмаров и бессонниц»; «для выражения мучительного упадка духа он находил тысячи оттенков. Он всячески изназвал изгибы своей неврастении». Безысходная тоска жизни и ужас перед «освобождающей» смертью, одновременное «желание уничтожиться и боязнь умереть», неприятие действительности, стремление бежать от неё в «сладостный гашиш» бреда, в «запой» труда, в «отравы» стихов и вместе с тем «загадочная» привязанность к «будням», к повседневности, к «безнадёжной разорённости своего пошлого мира» — таково сложное и противоречивое «мировосприятие и миропонимание», которое стремится «внушить» Анненский своими стихами.
Приближаясь этим «мировосприятием» из всех своих современников более всего к Фёдору Сологубу, формами стиха Анненский наиболее близок молодому Брюсову периода «русских символистов». Однако преувеличенное «декадентство» первых стихов Брюсова, в котором было много нарочитого, придуманного со специальной целью обратить на себя внимание, «эпатировать» читателя, у не печатавшего свои стихи Анненского носит глубоко органический характер. Брюсов скоро отошёл от своих ранних ученических опытов. Анненский оставался верен «декадентству» в течение всей жизни, «застыл в своем модернизме на определённой точке начала 90-х годов», но зато и довёл его до совершенного художественного выражения. Стиль Анненского ярко импрессионистичен, отличаясь зачастую изысканностью, стоящей на грани вычурности, пышной риторики décadenceа.
Как и у молодого Брюсова, поэтическими учителями Анненского были французские поэты второй половины XIX века — парнасцы и «проклятые»: Бодлер, Верлен, Малларме. От парнасцев Анненский унаследовал их культ поэтической формы, любовь к слову как таковому; Верлену следовал в его стремлении к музыкальности, к превращению поэзии в «мелодический дождь символов»; вслед за Бодлером причудливо переплетал в своем словаре «высокие», «поэтические» речения с научными терминами, с обыкновенными, подчеркнуто «будничными» словами, заимствованными из просторечья; наконец, следом за Малларме — на сознательном затемнении смысла строил главный эффект своих стихов-ребусов. От «бесстрастных» французских парнасцев Анненского отличает особая пронзительная нотка жалости, звучащая сквозь всю его поэзию. Жалость эта направлена не на социальные страдания человечества, даже не на человека вообще, а на природу, на неодушевлённый мир страдающих и томящихся «злыми обидами» обиженных вещей (часы, кукла, шарманка и пр.), образами которых поэт маскирует свою собственную боль и муку. И чем меньше, незначительнее, ничтожнее «страдающая» вещь, тем более надрывную, щемящую жалость к себе она в нём вызывает.
Сильно отличается от других стихов Анненского его стихотворение «Старые эстонки» (Из стихов кошмарной совести) - отклик на расстрел 16 октября 1905 года демонстрации в Ревеле (Таллине). Отличается оно своей поэтической мощью и от многих стихов, написанных другими поэтами, стихов, которые были вдохновлены событиями первой русской революции.
Своеобразная литературная судьба Анненского напоминает судьбу Тютчева. Как и последний, Анненский — типичный «поэт для поэтов». Свою единственную прижизненную книгу стихов он выпустил под характерным псевдонимом «Ник. Т-о». И действительно, в течение почти всей своей жизни Анненский оставался в литературе «никем». Лишь незадолго до смерти его поэзия приобретает известность в кружке петербургских поэтов, группировавшихся вокруг журнала «Аполлон». Кончина Анненского была отмечена рядом статей и некрологов, но вслед за тем его имя снова надолго исчезает с печатных столбцов. В 4-й книге стихов Николая Гумилёва «Колчан» опубликовано стихотворение «Памяти Анненского».
Драматургия
Анненский написал четыре пьесы — «Меланиппа-философ», «Царь Иксион», «Лаодамия» и «Фамира-кифаред» — в древнегреческом духе на сюжеты утерянных пьес Еврипида и в подражание его манере.
Переводы
Анненский перевёл на русский язык полное собрание пьес великого греческого драматурга Еврипида. Также выполнил стихотворные переводы работ Горация, Гете, Мюллера, Гейне, Бодлера, Верлена, Рембо, Ренье.
Литературное влияние
Литературное влияние Анненского на возникшие вслед за символизмом течения русской поэзии (акмеизм, футуризм) очень велико. Стихотворение Анненского «Колокольчики» по праву может быть названо первым по времени написания русским футуристическим стихотворением. Влияние Анненского сильно сказывается на Пастернаке и его школе и многих других. В своих литературно-критических статьях, частично собранных в двух «Книгах отражений», Анненский даёт блестящие образцы русской импрессионистической критики, стремясь к истолкованию художественного произведения путём сознательного продолжения в себе творчества автора. Следует отметить, что уже в своих критико-педагогических статьях 1880-х годов Анненский задолго до формалистов призывал к постановке в школе систематического изучения формы художественных произведений.
4. Иннокентий Анненский
Анненского до сих пор читают
Сегодня мы с вами будем говорить об Иннокентии Федоровиче Анненском, поэте символисте, который, наряду с Блоком, остается, пожалуй, самым читаемым сейчас и сегодня, востребованным сегодняшним читателем автором. Все признают исторические заслуги стихов Брюсова или Бальмонта, но читателей у них сегодня не очень много, а вот Анненского до сих пор читают.
Сравнение с Блоком
При этом удобно сопоставлять с Блоком Анненского по принципу контраста. Мы с вами говорили о том, что для Блока важнейшей идеей является идея пути, и, соответственно, его трилогия трехтомная и его книги составлены по хронологическому принципу. Анненский составлял свои книги совершенно по-другому, и мы сегодня об этом поговорим, это очень важно для его понимания. Блок был чрезвычайно популярен при своей жизни. Как известно, его фотографии продавались в книжных магазинах как открытки.
Анненского никто не знал. Можете даже сейчас себя проверить: представьте себе внешность Анненского – не уверен, что вы с легкостью это сделаете. Однако, еще раз повторяю, популярность Анненского не сопоставима с популярностью Блока, но может к ней приближаться и, более того, Анненский очень сильно повлиял, может даже больше чем Блок, на последующее поколение поэтов. Это одна из его важных ролей. Именно то, что он сделал в поэзии оказалось для последующего поколения очень важным.
Ахматова об Анненском
Анна Ахматова, неутомимая пропагандистка творчества Анненского, писала о нем так: «Меж тем, как Бальмонт и Брюсов сами завершили ими же начатое (хотя еще долго смущали провинциальных графоманов), дело Анненского ожило со страшной силой в следующем поколении. И, если бы он так рано не умер, мог бы видеть свои ливни, хлещущие на страницах книг Б. Пастернака, свое полузаумное «Деду Лиду ладили…» у Хлебникова, свой раешник («Шарики») у Маяковского и т.д. Я не хочу сказать этим, что все подражали ему. Но он шел одновременно по стольким дорогам! Он нес в себе столько нового, что все новаторы оказывались ему сродни… Борис Леонидович Пастернак <…> категорически утверждал, что Анненский сыграл большую роль в его творчестве… С Осипом (Ахматова имеет в виду Мандельштама, конечно) я говорила об Анненском несколько раз. И он говорил об Анненском с неизменным пиэтетом. Знала ли Анненского Марина Цветаева, не знаю. Любовь и преклонение перед Учителем и в стихах и в прозе Гумилева» .
Ахматова называет имена главных постсимволистских поэтов, как поэтов акмеистов или близких к акмеизму: Мандельштама, свое, Гумилева, так и футуристов: Хлебникова, Пастернака и Маяковского.
Она, ревниво относившаяся к Цветаевой, соответственно, говорит, что Цветаева, может быть, Анненского не читала, но мы еще попробуем увидеть, что, на самом деле, Цветаева Анненского читала и очень внимательно.
Соответственно, мы с вами попробуем понять, в чем же состояло своеобразие поэзии Анненского. Что в нем было, что в его поэтической манере предсказывало манеру поэтов символистов.
Биография
Сначала очень коротко давайте поговорим о его биографии. Он старше многих из старших символистов. Родился он в 1855 году, в Сибири. Детство провел в народнической семье.
Брат его, Николай Федорович Анненский, был очень известным деятелем-народником. Соответственно, с одной стороны, Анненский от него воспринял интерес к этим темам, и, скажем, одно из самых известных стихотворений Анненского «Старые эстонки» можно, в том числе, воспринимать и как социальное стихотворение. С другой стороны, он, как часто это бывает с младшими братьями, отталкивался от того, что навязывал ему старший брат, и стихи его социальные важны, но они единичные.
Первоначально, главными сферами его деятельности были две: он был известным педагогом и достиг довольно больших высот на этом поприще, в частности, в 1895 – 1906 годах он был директором гимназии в Царском Селе, той самой гимназии, где учился Гумилев, и Ахматова, когда она говорит об Анненском как об учителе Гумилева, имеет в виду, конечно, и поэзию, но она также и самое буквальное учительство.
У Гумилева есть замечательное стихотворение памяти Анненского, где он вспоминает как он приходит в кабинет к Анненскому. В этом самом кабинете он видит бюст Еврипида. И это тоже не случайно, поскольку Анненский был одним из самых известных переводчиков античных авторов, и главным его подвигом был перевод всего Еврипида. До сих пор мы читаем Еврипида, преимущественно, именно в переводах Иннокентия Федоровича Анненского.
Стихи он начал писать довольно рано, но, при этом, их не печатали. Свою первую книгу самостоятельных стихов он выпустил незадолго до смерти. Она называлась характерным образом – «Тихие песни». Она была выпущена в 1904 году и была подписана псевдонимом, несколько претенциозным псевдонимом. Он подписал ее Ник. Т-о. – Николай Тимошенко, предположим.
Этот псевдоним показался смешным и претенциозным рецензентам, среди которых были Блок и Брюсов. Характерно, что они написали про Анненского (они не знали кто автор этой книги) как про талантливого начинающего поэта, хлопали его по плечу, между тем, Анненский был старше обоих.
Нужно сразу сказать, это будет важно в дальнейшем, что, с одной стороны, этот псевдоним кажется самоумаляющим – Никто – с другой стороны, «античник» Анненский, разумеется, помнил о том, что Никто – так себя называет Улисс, так себя называет Одиссей в пещере у циклопа Полифема. Соответственно, это было уничижение паче гордости. С одной стороны, я – никто, вы меня не знаете и вряд ли узнаете, с другой стороны, Одиссей, как мы знаем, один из главных греческих героев.
Я сказал уже о том, что Анненский был директором гимназии до 1906 года. Почему он перестал им быть? Потому что он сочувственно отнесся к тем ученикам, которые принимали участие в революции 1905 года (здесь может быть опять сказываются народнические корни его). Дальше у него будут всякие неприятности, и директором гимназии он быть перестает.
А на белый свет, на белый литературный свет петербуржский он вытащен, отчасти, при участии Гумилева в 1909 году, когда был создан журнал «Аполлон», противостоявший символистским изданиям, сам себя противопоставивший символистским изданиям, и одним из важных людей в нем, определяющих политику этого журнала стал Николай Степанович Гумилев. Гумилев Анненского привлек к участию в «Аполлоне». Анненский напечатал там большую статью, напечатал несколько своих стихотворений. Казалось, что начинается новый период его творчества. Он был признан, он спорил, полемизировал с главными теоретиками символизма, с такими, например, как Вячеслав Иванов.
Но, внезапно, Анненский умер, символической смертью, можно так сказать, на ступенях вокзала, дожидаясь поезда, который ехал в Царское Село. В течение некоторого времени тело не могли опознать, у него не было никаких документов. Почему я сказал, что это смерть символическая? Потому что трагизм, бессмысленность жизни, сложность жизни, непонятность жизни – это, пожалуй, главная тема Анненского.
Формула творчества
Если пытаться, как мы это делаем и будем делать дальше, искать какую-то короткую формулу для того, чтобы определить поэзию Анненского, то я бы предложил формулу – поэзия болезненных сцеплений. Как немногие поэты своего поколения он ощущал, что все предметы, окружающие нас, все явления связаны какой-то непонятной зловещей связью. Все время возникает тема сцеплений, образ паутины и другие подобные мотивы. Кто эту связь организовал, кто так устроил человеческую жизнь – непонятно. Человеку или предмету, потому что предметы в стихах Анненского играют такую же роль как люди, остается только барахтаться в этой паутине, в цепочке этих связей.
Вторая книга, главная книга Иннокентия Анненского, вышедшая посмертно, называлась «Кипарисовый ларец». Вышла она в 1910 году, почти через год после смерти. Подготовил ее его сын. Она, как кажется, представляла собой модель миропонимания Анненского.
Книга стихов как особая категория поэзии модернизма
Нужно сказать, что такая категория как книга стихов для модернистов была очень важной. Еще Баратынский, один из главных предшественников символистов, одним из первых составил свою книгу так, что она представляла собой сложное единство, она называлась «Сумерки».
Далее Брюсов и его коллеги внедрили в сознание русского читателя представление о книге как о главном жанре, сверхжанре русской поэзии, настолько важном, что книга стихов в эту эпоху становится более существенным жанром чем поэма, не говоря уже о романе в стихах. Репутации поэтов, во многом, ставились под сомнение или укреплялись после выхода очередной поэтической книги. На книгу символисты смотрели как на модель мира.
«Кипарисовый ларец»
Анненский сложным образом устроил свою книгу «Кипарисовый ларец». Ее название энигматично и загадочно. Это название с отброшенным ключом. Смысл его в полной мере может понять тот, кто знает (это опять предметное название) – в ларце из кипариса Анненский хранил свои рукописи, свои стихотворения. Напомним, что кипарис в античной традиции – это дерево смерти, поэтому зловещий оттенок здесь тоже оказывается важен. Книга устроена следующим образом. Она состоит из трех разделов:
- «Трилистники». Стихотворения группируются под общими названиями по три, как листы в трилистнике.
- «Складни». Стихотворения группируются по два.
- «Разметанные листы». Анненский объединил в этот раздел самые разные свои стихотворения.
Каждый мотив, каждое слово существовали в каком-то контексте стихотворения и существовали в каком-то контексте «трилистника» или «складня». Кроме того, между собой были связаны мотивными перекличками и «трилистники». Сам этот раздел, в свою очередь, был связан мотивными перекличками с разделом «Складни» или с разделом «Разметанные листы». Если попробовать эти связи нарисовать, то мы увидим, что книга представляет собой бесконечное переплетение разнообразных мотивов. Это отражало миропонимание, мироощущение Анненского.
Стихотворения разделялись по «трилистникам», «складням» или входили в раздел «Разметанные листы» не хронологически. В отличие от Блока, Анненский не выстраивал свои стихотворения хронологически. Ему не важно было представление о своем поэтическом пути. Важно было показать, как тематически сложно переплетаются его тексты. Это для последующих поэтов стало очень важным.
Так революционно как Анненский никто больше не составлял свои книги, но прихотливое устройство книг характерно и для более младшего поколения. Кроме того, та роль, которую у Анненского играют предметы, вещи, она, во многом, предсказывала поиски более младших поэтов: акмеисты, для которых вещь и предмет были очень важны. Или Пастернак, мир которого переполнен предметами и вещами. Это, во многом, шло от Анненского.
Психологизм и влияние французских символистов
Еще одним важным свойством поэтики Анненского был психологизм. Здесь следует отметить, что Анненский себя символистом почти никогда не называл. Если он и ориентировался на символистов, то на символистов не русских, а французских. Когда мы говорим о старших символистах, мы, конечно, вспоминаем западных символистов. Когда мы говорили о Брюсове, мы вспоминали Верлена и Бодлера. Когда же мы говорим об Анненском, нужно вспоминать об одном из самых энигматических и загадочных символистах – Малларме. Именно его системы поэтические, именно его загадочность и его психологизм, проявленный через предметы, оказываются существенными для Анненского, который его переводил.
Стихотворение «Черная весна» («Тает»)
Попробуем перейти к анализу конкретного стихотворения, к разбору конкретного текста. Это будет стихотворение «Черная весна» («Тает»). Датировано 29 марта 1906 года, Тотьма (это маленький городок под Вологдой), куда Анненского послали с инспекцией после того, как он перестал быть директором гимназии. Это стихотворение вошло в «трилистник весенний», то есть было три стихотворения первым из которых была «Черная весна». Для начала вспомним текст:
Чёрная весна (Тает)
Под гулы меди – гробовой Творился перенос, И, жутко задран, восковой Глядел из гроба нос.
Дыханья, что ли, он хотел Туда, в пустую грудь?.. Последний снег был темно-бел, И тяжек рыхлый путь,
И только изморось, мутна, На тление лилась, Да тупо черная весна Глядела в студень глаз –
С облезлых крыш, из бурых ям, С позеленелых лиц. А там, по мертвенным полям, С разбухших крыльев птиц...
О люди! Тяжек жизни след По рытвинам путей, Но ничего печальней нет, Как встреча двух смертей.
Анализ стихотворения «Черная весна» («Тает»)
Тема этого стихотворения может быть сформулирована идеально, цитатой из самого Анненского, которую Лидия Яковлевна Гинзбург (еще один замечательный филолог) вспомнила, когда писала об Анненском.
Анненский, впрочем, говорит это не о себе, а о Константине Бальмонте, и говорит он так: «Я среди природы, мистически ему близкой и кем-то больно и бесцельно сцепленной с его существованием». Так Анненский определяет поэтический мир Бальмонта, но относится это больше к его собственному миру.
В стихотворении, которое мы только что прочли и начали разбирать, как раз и описывается это Я среди природы, больно с ней сцепленное. Кончина человека у Анненского рифмуется с кончиной зимы. Смерть индивидуальная проецируется в объективное окружение, она «растекается», «растворяется» в смерти зимы, в смерти природы.
Разительное сходство стихотворения с формулой Анненского, которую он употребил к творчеству Бальмонта, отчетливо указывает на тот смысловой комплекс мотивов, который в этом стихотворении старательно обходится. Напомню, что в цитате – «Я среди природы, мистически ему близкой и кем-то больно и бесцельно сцепленной с его существованием» – это кем-то очень важно для цитаты. Однако, в стихотворении своем Анненский сознательно об этом ком-то, о Боге не говорит ни слова.
При этом его стихотворение начинается многообещающе, со строк: «Под гулы меди - гробовой // Творился перенос…» – речь идет, конечно, о церковном звоне. В Тотьме, действительно, было очень много церквей. Казалось бы, от этого следует перейти дальше к разговору о месте Бога в этой встрече человека и природы, умершего человека и умирающей зимы. Тем более, что 29 марта (этим днем датируется стихотворение) – это день, приходящийся на Великий пост, и об этом читатель Анненского должен помнить. На 29 марта пришлась и Еврейская Пасха, но это было не очень важно, об этом Анненский мог не знать.
Стихотворение «Вербная неделя»
Спустя год после «Черной весны», 14 апреля 1907 года, Анненский напишет стихотворение, которое будет называться «Вербная неделя». Уже из названия его понятно, что оно будет связано с темой Великого поста. В этом стихотворении будет мимоходом упоминаться об одном из самых светлых событий Великого поста – о том как Христос воскресил Лазаря. Мы помним, что этот мотив многократно использовался в литературе.
Мы помним, что в «Преступлении и наказании» одна из главных сцен – это чтение Соней Раскольникову фрагмента о воскресении Лазаря. И вот Анненский тоже написал про это стихотворение. Давайте посмотрим, что это за стихотворение и как он это событие описывает:
Вербная неделя
В желтый сумрак мертвого апреля, Попрощавшись с звездною пустыней, Уплывала Вербная неделя На последней, на погиблой снежной льдине;
Уплывала в дымах благовонных, В замираньи звонов похоронных, От икон с глубокими глазами И от Лазарей, забытых в черной яме.
Стал высоко белый месяц на ущербе, И за всех, чья жизнь невозвратима, Плыли жаркие слезы по вербе На румяные щеки херувима.
Сравнение стихотворений «Вербная неделя» и «Черная весна»
Мы видим, что ключевые мотивы этого стихотворения перекликаются так отчетливо и так явственно, что эти стихотворения можно было бы назвать, как Мандельштам позднее говорил, «стихотворениями-двойчатками». И в том стихотворении, и в этом, изображается смерть зимы. И в том, и в этом, она представлена, как обычно у Анненского, предметным мотивом. В этом стихотворении: «На последней, на погиблой снежной льдине». Вновь эта смерть сопровождается погребальными церковными колоколами: «В замираньи звонов похоронных». В предыдущем стихотворении: «Под гулы меди – гробовой». Вновь эта смерть сцепляется со смертью человека, только теперь это не аноним и кто-то неизвестный, как в том стихотворении, а «забытый в черной яме» Лазарь (в предыдущем стихотворении также есть мотив ямы: «из бурых ям»). И жизнь этого Лазаря оказывается невозвратима.
То есть, читая стихотворение «Вербная неделя», мы можем предположить, почему из стихотворения «Черная весна» убраны, элиминированы религиозные мотивы. Если Лазарь не воскрес, то и сцепление кем-то человека с природой оказывается поистине бесцельным. Следовательно, и на свидании двух смертей, пусть и состоявшемся во время Великого поста, этот кто-то, Бог – лишний.
«Не воскресение, а истлевший труп Лазаря видит Анненский в ликах весны» – это цитата, так писал о стихотворении «Вербная неделя» уже упоминавшийся нами Максимилиан Волошин. Впрочем, и к воскресению Анненский в своих стихах относится не слишком благожелательно. Напомним, что уже в процитированной выше статье «Бальмонт-лирик», с горечью говорится: «Я в кошмаре возвратов» – то есть, постоянные возвраты Я, постоянные возвращения Я.
А в одном из самых известных стихотворений – «То было на Валлен-Коски» , рассказывается о «воскресении» куклы, которую для развлечения, на потеху туристам, методично вылавливают из водопада и снова потом в него бросают: «Спасенье ее неизменно для новых и новых мук».
Цикл бесконечных умираний в «Трилистнике весеннем»
Тут самое время обратить внимание на неакцентированную, но очень существенную разницу между смертью зимы и смертью человека, изображенными в «трилистнике весеннем». В первом стихотворении, которое мы сейчас разбирали – «Черная весна», описывается смерть человека и смерть зимы, а дальше, в стихотворении «Призраки» описывается уже смерть весны:
Зеленый призрак куста сирени Прильнул к окну... Уйдите, тени, оставьте, тени, Со мной одну... Она недвижна, она немая, С следами слез, С двумя кистями сиреней мая В извивах кос...
Эти майские косы показывают, что умирает весна, а потом умрет лето, а потом осень, а потом снова зима. Трагическое кольцо, цикл бесконечных умираний – так описывает Анненский смену времен года.
Прямой путь покойника
Что же касается жизненного и посмертного пути человека, то он, во всяком случае в «Черной весне», описывается не как циклический, а как линейный. По-видимому, для Анненского это было очень важно, потому что в первых четырех строфах его стихотворения и вплоть до финальной сентенции, финальной пятой строфы, разнообразными средствами воспроизводится прямой, не циклический, а прямой путь покойника со ступеней церкви до кладбища.
Тема линейного движения начата уже во второй строке «Черной весны», начата со слова «перенос»: «Под гулы меди – гробовой Творился перенос». Тема переноса синтаксически поддержана в стихотворении анжамбеманом : «под гулы меди – гробовой» – это в одной строке, а «перенос» – это начало следующей строки. А дальше, от строфы к строфе, Анненский тоже двигается с помощью переносов-загадок.
Почему в облике покойника акцентируется именно нос? – это загадка последний строки первой строфы. Потому что с ним, естественным образом, связывается страшная тема дыхания, которого не хватает уже мертвому человеку – так отвечают первые две строки второй строфы. Переход – вопрос в финале одной строфы, ответ в начале другой строфы.
Зачем в третей строке второй строфы упоминается про снег, который был темно-бел? Затем, – отвечает вторая строка третьей строфы, – что это готовит образ встречи тления человека с тлением зимы, воплощенным как раз в строке о последнем темно-белом снеге. Темно-белый снег вокруг и тление человека рифмуется, выравнивается таким образом.
И, наконец, на стыке третьей и четвертой строф прием переноса просто обнажается. Откуда черная весна глядела в студень глаз покойника? – Спрашивает себя читатель в двух финальных строках третьей строфы. Отовсюду! – Отвечает вся четвертая строфа, а точнее говоря:
С облезлых крыш, из бурых ям, С позеленевших лиц. А там, по мертвенным полям, С разбухших крыльев птиц...
Этот прием переноса, или можно назвать его приемом «подхвата», позволяет читателю почти визуально наблюдать за прямым и неуклонным движением человека и тела человека к кладбищу по заранее предопределенному, проложенному не один раз, пути. Отсюда и возникает «по рытвинам путей». Не единожды по нему движется человек, а каждый человек движется по этому пути, и даже колеса пробили рытвины в нем. В одной из точек этого пути единожды умирающий человек и встречается с бесконечно умирающим и воскресающим для новых и новых мук временем года.
«Упоминательная клавиатура» Анненского: Ф.И. Тютчев
Внимательное чтение этого стихотворения позволяет нам не только поговорить об основных принципах поэтики Анненского, о том как Анненский видит окружающий мир, но также коротко пробежаться по, как говорил Мандельштам, «упоминательной клавиатуре» Анненского, то есть поговорить о тех главных русских писателях и поэтах, которые были для Анненского существенны.
Первое из имен, которое нам вспоминается это имя Федора Иванович Тютчева. Анненский использует в своем стихотворении устойчивый топос, еще античный топос: весна – время рассвета, зима – время смерти, но, кажется, любой гимназист в то время, любой школьник бывший в наше время не может не вспомнить о знаменитом стихотворении Тютчева 1836 года:
Зима недаром злится, Прошла её пора – Весна в окно стучится И гонит со двора.
И всё засуетилось, Всё нудит Зиму вон – И жаворонки в небе Уж подняли трезвон.
Зима еще хлопочет И на Весну ворчит. Та ей в глаза хохочет И пуще лишь шумит...
Взбесилась ведьма злая И, снегу захватя, Пустила, убегая, В прекрасное дитя...
Весне и горя мало: Умылася в снегу И лишь румяней стала Наперекор врагу.
Мы видим, как Анненский меняет одни полюса на другие. Если у Тютчева – румянец, то у Анненского – позеленевшие лица, с которых весна глядит в глаза покойнику.
Если у Тютчева – жаворонки в небе, у Анненского – птицы с разбухшими крыльями, то ли вороны, то ли грачи на мертвенных полях. При этом возникает ассоциация с кладбищем и птицами-падальщиками, которые на нем кормятся.
Главное же различие между двумя стихотворениями такое: у Тютчева – зима кончает плохо, но она все-таки убегает, у Анненского – зима умирает.
Еще один тютчевский текст, который вспоминается при чтении «Черной весны» Анненского, это стихотворение поэта, первая строфа которого изображает опускание в могилу тела покойника:
И гроб опущен уж в могилу, И всё столпилося вокруг... Толкутся, дышат через силу, Спирает грудь тлетворный дух...
Мы видим слово «тлетворный», которое очень важно и для стихотворения Анненского. Оно вновь возникнет и в финальной строфе стихотворения Тютчева, возникнет совершенно в другом смысле чем у Анненского. У Анненского жизнь человека и жизнь природы связываются, и смерть человека и смерть природы объединяются.
Тютчев в финале своего стихотворения вполне традиционно противопоставляет сиюминутное быстрое существование человека вечному существованию природы:
А небо так нетленно-чисто, Так беспредельно над землей... И птицы реют голосисто В воздушной бездне голубой...
Обратим внимание – снова птицы, но не как у Анненского, внизу, на полях, а в небе.
«Упоминательная клавиатура» Анненского: Н.В. Гоголь
Еще один великий русский писатель 19 века, о котором вы, наверное, уже вспомнили когда я читал стихотворение «Черная весна», это Николай Васильевич Гоголь, чья повесть «Нос» была Анненским подробно разобрана в статье, открывающей «Книгу отражений» Анненского.
В зачине своей статьи Анненский называет точную дату, когда нос майора Ковалева убежал с его лица, это 25 марта, то есть за четыре дня до 29 марта, которым датировано стихотворение Анненского. Может быть, близость этих двух дат провоцирует поэт оживить, анимировать нос покойника в своем стихотворении. Сначала этот нос глядит из гроба, потом он хочет дыхания в пустую грудь умершего.
Возможно, таким экстравагантным образом Анненский напоминал читателю о знаменитой легенде, которая сопровождала Гоголя, о том, что Гоголь был похоронен живым, в летаргическом сне. Нос здесь упоминается не случайно еще, может быть, потому, что метонимией облика Гоголя как раз и является нос. Для чего гоголевские мотивы понадобились Анненскому в стихотворении «Черная весна»? Сам Анненский отвечает на этот вопрос когда пишет о Гоголе. Он говорит, что для Гоголя характерен «жестокий и для нас уже не доступный юмор творения» . Он говорит о гоголевском «жестоком юморе творения», подразумевая, конечно, «Портрет», «Нос», «Мертвые души».
Это характерно и для самого Анненского. Конечно, мы не назовем никогда стихотворение «Черная весна» смешным стихотворением. Мы не смеемся когда его читаем. Но гротеск Анненского: «И, жутко задран, восковой Глядел из гроба нос» – это балансирование на грани трагического и комического, балансирование на грани страшного и комического, и именно поэтому ему, возможно, и понадобился Гоголь.
«Упоминательная клавиатура» Анненского: Л.Н. Толстой и Н.А. Некрасов
Есть еще два имени, которые мы должны обязательно упомянуть в связи с этим стихотворением. Одно из них – имя автора, может быть, самой страшной повести о смерти человека, во всяком случае, написанной в XIX веке, Льва Николаевича Толстого.
В его повести «Смерть Ивана Ильича» умерший, главный персонаж описывается так: «Мертвец лежал, как всегда лежат мертвецы, <…> и выставлял, как всегда выставляют мертвецы, свой желтый восковой лоб <…> и торчащий нос, как бы надавивший на верхнюю губу». Заметим, что Анненский писал о Толстом как о Гоголе «из которого выжгли романтика».
Еще одно имя, которое нужно упомянуть, это имя Николая Некрасова, в тринадцатой главке поэмы которого (хрестоматийно известная поэма «Мороз, Красный Нос») возникают мотивы, перекликающиеся с ключевыми мотивами нашего стихотворения. Это и два похоронных удара, и бледное лицо Дарьи, и упоминание о черных днях, ее ожидающих.
Когда мы говорим о Толстом и Некрасове, мы должны помнить о том, что, возможно, здесь речь идет не о заимствованиях, а об общности мотивов, которая возникает из общности ситуаций. И Некрасов, и Толстой, и Анненский описывают смерть и похороны.
Перекличка с постсимволистами: Б.Л. Пастернак
Теперь о перекличке с постсимволистами. То, о чем мы говорили в начале лекции. Я надеюсь, что уже кто-нибудь вспомнил первое стихотворение, о котором пойдет сейчас речь, потому что это программное знаменитое стихотворение Бориса Пастернака «Февраль. Достать чернил и плакать!», в котором возникает очень много перекличек со стихотворением Анненского: поля, путь, птицы. Наконец, название стихотворения Анненского, «Черная весна», встречается в стихотворении Пастернака: «Пока грохочащая слякоть весною черною горит» – почти прямая цитация.
Важно, что Пастернак полемизирует с Анненским. С одной стороны, он его продолжает, с другой стороны, он полемизирует с ним, потому что тот топос, который Анненский разрушает: весна – время экстатической радости, весна – время рождения, Пастернак снова восстанавливает его в правах.
Но при этом он учитывает и трагический поворот темы, который предложен в «Черной весне». Покажем это на примере только одного мотива. У Тютчева: «жаворонки в небе», жаворонки взлетели. У Анненского: «А там, по мертвенным полям, с разбухших крыльев птиц...», то есть птицы внизу. Что же у Пастернака? У Пастернака грачи одновременно взлетают вверх, и, одновременно, отражаясь в лужах, оказываются внизу:
Где, как обугленные груши, С деревьев тысячи грачей Сорвутся в лужи и обрушат Сухую грусть на дно очей.
Это важный мотив, важный символ, потому что птицы и обозначают радость или трагедию. У Анненского они внизу, у Тютчева – вверху, у Пастернака – раздваиваются.
Точно также у Пастернака, как у него часто бывает, слезы, которыми плачет его лирический герой: «Писать о феврале навзрыд» – читатель так и не понимает до конца, это слезы радости или это слезы горя. Он намеренно выбирает образ слез, который работает и в ту, и в другую сторону.
Перекличка с постсимволистами: М.И. Цветаева
Еще одно стихотворение, по-видимому, случайно перекликающееся с пастернаковским «Февралем», где тоже встречается рифма «весеннего – зимнего» и «слез – колес» как у Пастернака, и, как кажется, восходящее к «Черной весне» и «Вербной неделе» Анненского, это стихотворение «Каток растаял» Марины Ивановны Цветаевой.
Я начал лекцию с цитаты из Ахматовой, которая ревниво пишет о том, что Цветаева, может быть, не читала Анненского. Сейчас мы убедимся, что, скорее всего, она его читала. Вот текст этого стихотворения с эпиграфом:
Каток растаял... Не услада За зимней тишью стук колес. Душе весеннего не надо И жалко зимнего до слез. Зимою грусть была едина... Вдруг новый образ встанет... Чей? Душа людская - та же льдина И так же тает от лучей. Пусть в желтых лютиках пригорок! Пусть смел снежинку лепесток! - Душе капризной странно дорог Как сон растаявший каток...
Мы видим, что Цветаева пишет на ту же тему, что и Анненский: умирает, уходит зима, ее жалко, и весны не надо, «душе весеннего не надо и жалко зимнего до слез» пишет она.
Однако Цветаева, она решает уже свои задачи, о которых мы с вами еще обязательно поговорим в наших лекциях, ранняя Цветаева представляет тему Анненского в детском, инфантильном, почти «сюсюкающем» ключе. Нам трудно плакать, нам не нужно плакать когда мы читаем это стихотворение, потому что трагизм снимается тем, что это глядит ребенок.
Поэтому стихотворение начинается с эпиграфа из частного письма. Поэтому в финале стихотворения появляется, почти невозможный у большого поэта: «Пусть в желтых лютиках пригорок!». И дальше еще сильнее, как будто сентиментальное, взятое из детской книжки того времени: «Пусть смел снежинку лепесток!». И мы уже перестаем пугаться как мы пугались в стихотворении Анненского когда мы его читали.
Заметим, что само обилие предметов в этом стихотворении, само то, что Цветаева решает эту тему, опираясь именно на предметные мотивы, используя так густо именно предметные мотивы: желтые лютики, пригорок, снежинка, лепесток, и, наконец, сам центральный образ катка в этом стихотворении, тоже предметный мотив, как кажется, говорят о том, что и Марина Ивановна Цветаева, и другие русские символисты читали Анненского очень и очень внимательно.
Ахматова А., Чётки: Anno Domini; Поэма без героя. – Изд.: ОЛМА Медиа Групп.
Валлен-Коски (Валлинкоски, финск. Vallinkoski) – водопад на реке Вуоксе в Финляндии.
Франц. еnjambement, от enjamber – перешагнуть, перескочить.
Из книги судеб. Иннокентий Фёдорович Анненский родился 1 сентября (по старому стилю 20 августа) 1855 года в Омске, где в то время работал его отец, крупный государственный чиновник. В 1860-м семья переехала в Петербург.
Пятилетним ребёнком Анненский перенёс тяжелую болезнь сердца, что отразилось впоследствии не только на его жизни, но и на творчестве. Он учился в нескольких петербургских гимназиях, но болезнь постоянно мешала учёбе. В 1875 году юноше всё же удалось экстерном сдать экзамены за полный гимназический курс, и он поступает на отделение словесности историко-филологического факультета Петербургского университета.
Важную роль в жизни Анненского сыграл старший брат Николай Фёдорович, известный экономист и публицист: у него младший и живёт большей частью, и к сдаче экзаменов экстерном готовится с его помощью. Советы не печататься до 30 лет, давать стихам годами «вылёживаться» - станут законами для Иннокентия Федоровича до конца жизни.
В университете Анненский специализировался по античной литературе и овладел четырнадцатью языками, в том числе санскритом и древнееврейским. Окончил университет в 1879 году со званием кандидата - оно присваивалось выпускникам, дипломные сочинения которых представляли особую научную ценность.
В 1877 году Анненский страстно влюбляется в Надежду Валентиновну Хмара-Барщевскую, вдову с двумя детьми, которая была четырнадцатью годами старше него. По окончании университета он женится на ней. В 1880 году у них родился сын Валентин.
Жизнь Анненского отныне связана с педагогическим трудом. С 1879-го по 1890-й он преподает латынь и греческий в петербургских гимназиях, читает лекции по теории словесности на Высших женских (Бестужевских) курсах. Стремясь обеспечить семью, молодой преподаватель ведёт в гимназии до 56 уроков в неделю, что и совсем здоровому человеку не под силу.
В 1891 году он был назначен на пост директора киевской гимназической Коллегии; в дальнейшем директорствует в 8-й петербургской гимназии (1893 - 1896) и Николаевской гимназии в Царском Селе (1896 - 1906). Чрезмерная мягкость, проявленная им, по мнению начальства, в тревожное время 1905 - 1906 годов была причиной его удаления от этой должности: он переведён в Санкт-Петербург окружным инспектором и остаётся им до 1909 года, когда незадолго до своей смерти выходит в отставку.
С 1881 года начинают публиковаться статьи Анненского по педагогическим проблемам. В них он высказывал свои взгляды на «гуманное образование», которое должно развивать в ученике ум и фантазию, утверждал первостепенную роль родной речи в воспитании. Как педагог он оказал благотворное влияние на целую плеяду русских поэтов. Многие из них были лично знакомы с Анненским, поскольку учились в его гимназии; среди них и Гумилёв , который сделал первые шаги в поэзии именно под его руководством.
Ещё в Киеве возник грандиозный замысел Анненского - перевести на русский язык все 19 трагедий Еврипида. Переводы по мере завершения публиковались с предисловиями-истолкованиями в «Журнале Министерства народного просвещения» и вышли посмертно в четырёх томах (1916-1917). С этой огромной работой связаны и собственные драматические произведения Анненского: «Меланиппа-философ» (1901), «Царь Иксион» (1902), «Лаодамия» (1906) «Фамира-кифарэд» (1906).
Занимался Анненский также и поэтическими переводами французских классиков - Бодлера, Малларме, Леконта де Лиля, Рембо, Верлена.
Всё это время он продолжает писать стихи и в 1904 году решается, наконец, их опубликовать. Сборник «Тихие песни» выходит под псевдонимом «Ник. Т-о». Псевдоним этот имел двойной смысл: буквы были взяты из имени Иннокентий, а «никто» - так назвался Одиссей, когда попал в пещеру Полифема.
Общепризнанно, что поэзия Анненского оказала сильное влияние на творчество акмеистов, которые объявили поэта своим духовным учителем.
Источник биографии Иннокентия Фёдоровича Анненского:
К моему портрету
Игра природы в нём видна,
Язык трибуна с сердцем лани,
Воображенье без желаний
И сновидения без сна.
О поэте: М. Л. Гаспаров
С воей главной книги Иннокентий Фёдорович Анненский не увидел: «Кипарисовый ларец» (М., 1910), ставший событием в поэзии XX века, вышел посмертно. До этого его автор был известен как педагог, филолог-эллинист, переводчик Еврипида. Одним из первых начав осваивать достижения французских символистов, которых он много переводил, Анненский выступил с книгой «Тихие песни» лишь в 1904 году под псевдонимом «Ник.Т-о» и был принят за молодого дебютанта. Сказались здесь и скрытность натуры, и тягота официального положения (статский советник, директор гимназии). Другая литературная родина Анненского, наряду с поэзией французского символизма, - русская социально-психологическая проза, особенно Достоевский, Гоголь. Выросший в семье брата, видного народника-публициста Н. Ф. Анненского, поэт впитал заветы гражданственности, сознание вины перед угнетёнными, муку интеллигентской совести; так возникли «Июль», «Картинка», «В дороге», «Старые эстонки». Критика долго не замечала этого второго лика Анненского, видя в нём лишь уединённого эстета: субъективизм формы, её нарочитая усложнённость - загадочность иносказаний, приёмы аллюзивного (намекающего) письма, «ребусы» настроений - мешали понять социально важное и общечеловеческое в содержании. Не была адекватно прочитана и литературно-критическая проза двух «Книг отражений» Анненского (СПб., 1906 и 1909); вычурная стилистика не сразу дала ощутить в них защиту критического реализма, убеждённость в общественной роли искусства.
Неюбилейные размышления
С
егодня мы отмечаем юбилей великого русского поэта. А 30 ноября 1909 года на ступеньках Царскосельского вокзала умирал человек, который при жизни «и тени не оставил» в русской поэзии. Высокопоставленный чиновник и известный педагог, самозабвенный переводчик и глубокий, иногда парадоксальный, критик, был, несмотря на далеко не юный возраст, начинающим стихотворцем, чья единственная «оригинальная» книга прошла незамеченной, а начавшееся незадолго до смерти сотрудничество с «Аполлоном» было прервано редактором без всяких объяснений.
Поэт, без которого наша словесность непредставима, оказался лишним для современников. Нечто подобное было немыслимо в пушкинскую эпоху. А в начале прошлого столетия это стало реальностью. Да, искусство развивалось стремительно, неудержимо, постоянно пополняясь сильными, оригинальными дарованиями. Но судьба Анненского - пасынка Серебряного века - кажется печальным предзнаменованием того перелома, который вскоре ожидал русскую культуру.
Иннокентий Анненский... Кем видится на расстоянии века этот человек, которого современники не разглядели и не поняли? Каковы уроки его «громкой» прижизненной безвестности и негромкой посмертной славы? Или это «дела давно минувших дней», интересные лишь историкам литературы? В конце концов, не всё ли нам равно, как кто-то когда-то относился к поэту, если остались стихи, которые завораживают?
Не всё равно. Совсем не всё равно. Осталась обида за его преждевременный уход. Осталась досада от ограниченности и грубости, свойственных, увы, даже лучшим из тех, с кем поэт сталкивался. Ведь разрыв между самоощущением гениального творца-новатора и статусом дебютанта, стихотворца-неудачника убивал его едва ли не активнее, чем многолетняя сердечная болезнь.
А нненский-поэт не считался ни с табелью о рангах, ни с наличием разных групп и направлений. Ничего, кроме собственно поэзии, его не интересовало. Слову, ему одному, Иннокентий Фёдорович посвятил жизнь. Стараясь не думать о тотальном одиночестве среди окружающих, просто игнорирующих неповторимые, отточенные стихотворения, ибо их автором был «Ник. Т-о» - человек без имени, не материализовавшаяся пустота. По горькой иронии судьбы, своей новой книги, где псевдонима не было в помине, поэт не увидел. Как не услышал уважительных слов, которые вдруг нашлись у собратьев по перу, до этого ограничивающихся высокомерием и небрежностью. Что ж, говорить хорошо лишь о мёртвых стало «доброй» традицией уже в те времена. Как и снобистское отношение «признанных» к «новичкам». Кажется, что лорнет Зинаиды Гиппиус , точнее, Антона Крайнего - неотъемлемая принадлежность многих современных литераторов. Иное отношение, заинтересованное, доброжелательное, пушкинское, выглядит скорее анахронизмом.
Анненский, едва ли не первым взваливший на себя психологический груз безвестности, достойно пронёс его до конца. Ничуть не заботясь о налаживании столь, казалось бы, нужных литературных контактов. Неукоснительно следуя собственному вкусу и собственной совести. Не давая себе поблажки ни в одной строке. Заставляя слабое, больное сердце работать на износ. Фанатично служа тому, во что верил: поэзии и вечности.
Единственный вид фанатизма, вызывающий безусловное доверие.
Август-2015
Несколько автографов И. Ф. Анненского
Стихи, посвящённые поэту
Памяти Анненского
К таким нежданным и певучим бредням
Зовя с собой умы людей,
Был Иннокентий Анненский последним
Из царскосельских лебедей.
Я помню дни: я, робкий, торопливый,
Входил в высокий кабинет,
Где ждал меня спокойный и учтивый,
Слегка седеющий поэт.
Десяток фраз, пленительных и странных,
Как бы случайно уроня,
Он вбрасывал в пространства безымянных
Мечтаний - слабого меня.
О, в сумрак отступающие вещи
Уже читающий стихи!
В них плакала какая-то обида,
Звенела медь и шла гроза,
А там, над шкафом, профиль Эврипида
Cлепил горящие глаза.
…Скамью я знаю в парке; мне сказали,
Что он любил сидеть на ней,
Задумчиво смотря, как сини дали
В червонном золоте аллей.
Там вечером и страшно, и красиво,
В тумане светит мрамор плит,
И женщина, как серна боязлива,
Во тьме к прохожему спешит.
Она глядит, она поёт и плачет,
И снова плачет, и поёт,
Не понимая, что всё это значит,
Но только чувствуя - не тот.
Журчит вода, протачивая шлюзы,
Сырой травою пахнет мгла,
Последней - Царского Села.
Учитель
Памяти Иннокентия Анненского
А тот, кого учителем считаю,
Как тень прошёл и тени не оставил,
Весь яд впитал, всю эту одурь выпил,
И славы ждал, и славы не дождался,
Кто был предвестьем, предзнаменованьем,
Всех пожалел, во всех вдохнул томленье -
Непризнания чашу испивший,
Средь поэтов добывший равенство,
Но читателя не добывший?
Пастернак, Маяковский, Ахматова
От стиха его шли
(и шалели
От стиха его скрытно богатого),
Как прозаики - от «Шинели» ...
Зарывалась его интонация
В скуку жизни,
ждала горделиво
И, сработавши, как детонация,
Их стихи доводила до взрыва.
Может, был он почти что единственным,
Самобытным по самой природе,
Но расхищен и перезаимствован,
Слышен словно бы в их переводе.
Вот какие случаются странности,
И хоть минуло меньше столетья,
Счастлив ли Иннокентий Анненский,
Никому не ответить.
Дева с кувшином над вечной водою,
О земляке своём печалься.
Анненский, борющийся с нуждою,
Грозным недугом и начальством.
Умер на привокзальных ступенях,
Не доехав до царскосельской чащи,
Не прочтя приказа об увольнении,
Утверждённого высочайше.
Его современники были грубы
И стихам поэта не слишком рады.
Говоря о нём, поджимали губы,
Встречаясь с ним, отводили взгляды.
Знаток и ценитель латыни косной,
Серебряного века предтеча,
Напечатай сонеты его Маковский,
Возможно, сердцу бы стало легче.
У вершины Олимпа упавший наземь,
Покоряясь капризу Господня гнева,
Он остался учителем тех гимназий,
До которых нам теперь - как до неба.
Под царскосельскими облаками
Он витает в красном закатном дыме.
Посмертно обобранный учениками
И всё-таки - не превзойдённый ими.
У раздумий беззвучны слова...
И. Анненский
У раздумий беззвучны слова...
Бродит сумрак по сонной квартире...
Тут узор лишь намечен пунктиром...
Тут по сути всего лишь канва...
Снова вечер, и вновь я одна
С гулким звуком шагов в переулке,
С кипарисовой этой шкатулкой,
Без обычного прочного дна.
Так прозрачно, и будто бы в лоб,
Слог за слогом, - им, чистым, не к спеху...
Но откуда он взял это эхо,
От которого лёгкий озноб?
И откуда возникло опять
Ощущенье невидимой кромки,
За которою то, что негромко,
Но почти что нельзя передать?
Как сумела нащупать рука,
Отделяя глубины
от вздора,
Эту тропку пунктирным узором
От него до меня, сквозь века?
Когда про ужасы читаю
Войны, блокады, лагерей,
Я прохожу как бы по краю
Чужих несчастий и смертей,
Как повезло мне, понимаю.
И ты пойми и поумней.
В стихах не жалуйся на скуку.
Во-первых, Анненский уже
О ней писал. Зачем по кругу
Ходить? Его на вираже
Не обойдёшь. Мечту и муку
Он разглядел в чужой душе.
А во-вторых, когда б сказали
Ему, какой грядёт кошмар,
Он снова б умер на вокзале.
Уж лучше вист и самовар,
Зрачки тоски, белки печали,
И скука - благо, Божий дар.
Дорога
Памяти И. Ф. А.
Казалось -
прохожим усталым
Бредёшь в направленьи вокзала.
Измотавший все силы,
Бредёшь в направленьи могилы.
Счастливчик: теперь-то
Бредёшь в направленьи бессмертья.
Бессмертье.
Его не хватало
На скользких ступеньках вокзала…
Акцент-45: В публикации использованы материалы открытого цифрового собрания «Мир Иннокентия Анненского ».
Иллюстрации:
фото И. Ф. Анненского, его жены и сына; обложки книг И. Ф. Анненского,
автографы стихотворений «Среди миров»,
«В марте», «Поэту» (черновик), последний приют поэта.
Фотографии, автографы - из свободных источников в интернете.
Иннокентий Анненский – известный поэт и драматург Серебряного века. На рубеже XIX-XX веков он прославился еще как переводчик и критик. Иннокентий Федорович стоял у истоков зарождения символизма в русской поэзии.
Детские годы
Родился известный поэт-символист Иннокентий Анненский в начале сентября 1855 года в городе Омске, который богат культурными ценностями и достопримечательностями. Известно, что Омск называют еще и театральным городом. И это значительно сказалось на воспитании и формировании будущего поэта.
Семья, в которой родился будущий поэт-символист, считалась образцово-показательной. Никаких особых заслуг не было у родителей известного поэта Серебряного века. Родители никакого отношения не имели и к поэзии. Так, мать поэта, Наталия Петровна, занималась лишь только воспитанием детей и домашним хозяйством. Отец, Федор Николаевич, занимал ответственный и высокий государственный пост.
Когда отец будущего поэта-символиста получил новую должность в Томске, то вся семья переехала туда на постоянное место жительства. Федору Николаевичу была предложена должность председателя Губернского управления. От такого повышения по службе он никак не мог отказаться. Но и в городе ученых и университетов семья Анненских не задержалась долго.
Так произошло, что в 1860 году семья Анненских переехала в Санкт-Петербург. Известно, что отец будущего поэта был человеком азартным и, увлекшись какой-то очередной аферой, он разорился, не оставив сыну никакого состояния.
Образование
В детские годы Иннокентий Анненский, биография которого насыщена событиями, был мальчиком со слабым здоровьем. Он часто болел, но родители все равно решили не оставлять его на домашнем обучении, а отправили в частную общеобразовательную школу. После переезда в Санкт-Петербург он сразу же поступил во Вторую прогимназию Петербурга.
Но уже в 1869 году Иннокентий Анненский учился в частной гимназии В. И. Беренса. В это же время он готовится к экзаменам для поступления в университет. В 1875 году он поселился у своего старшего брата, который был журналистом и экономистом. Он оказал огромное влияние на взгляды будущего поэта-символиста. Брат помог Иннокентию подготовиться к экзаменам.
Поэтому Иннокентий Федорович легко и успешно сдал вступительные экзамены в Петербургский университет на историко-филологический факультет. В 1879 году он уже его окончил, имея практически по всем предметам одни лишь только «пятерки». Были и «четверки», но только по двум предметам: богословию и философии.
Преподавательская деятельность
Иннокентий Анненский сразу же после успешного окончания университета начинает работать. Он выбирает карьеру педагога и устраивается на работу в гимназию Гуревича, где читает прекраснейшие лекции по русской словесности и древним языкам. Его знания и эрудиция удивляли и студентов, и преподавателей. Иннокентия Федоровича все студенты считали самым сильным преподавателем.
Но поэт-символист не только читал лекции в гимназии. Так, он вскоре занял пост директора коллегии Галагана, а затем стал еще и директором восьмой гимназии Санкт–Петербурга. Молодому и преуспевающему педагогу Анненскому было предложено вскоре занять пост директора известной гимназии в Царском Селе, где когда-то учился и известный русский поэт Александр Сергеевич Пушкин.
Поэтическая деятельность
Писать свои поэтические произведения Анненский Иннокентий Федорович начал еще в раннем возрасте. Он считал, что все его стихотворения мистические. А вот о том, что в литературе и в искусстве существует такое направление, как символизм, он не знал. И все-таки его литературные произведения относятся к символизму, так как в них все окружено загадочностью и таинственностью, во многих строках содержатся метафоры или даже намеки, которые следует разгадать и понять.
Но все-таки литературные критики склоняются к тому, что творчество Анненского выходит за рамки символизма. Они утверждают, что это, скорее всего, предсимволизм.
Иннокентий Анненский в некоторых своих произведениях старался следовать еще и религиозному жанру, выбрав в кумиры испанского художника золотого века Бартоломе Эстебана Мурильо. В своих произведениях поэт-символист старался передать девственную чистоту и кротость, умиление и покой. Но использовал для этого не кисти и краски, как его кумир, а слова.
Следуя совету старшего брата, Иннокентий Анненский, краткая биография которого помогает понять его творчество, не стремился печатать свои произведения. Он даже не стремился показывать свои стихотворения знаменитым литераторам, чтобы услышать их мнение. Николай Федорович, брат поэта, советовал тому сначала немного утвердиться в жизни, а уже потом, когда он поймет, в чем его призвание, можно будет заниматься и поэзией, печатать свои стихотворения.
Именно поэтому первая книга поэта Анненского была опубликована лишь только в 1904 году, когда он уже был блестящим учителем и его уважали в обществе. Но его сборник «Тихие песни» был встречен восторженно.
Основными мотивами всех произведений известного поэта-символиста являются одиночество, тоска, грусть и меланхолия. Именно поэтому во многих его стихотворных и драматургических произведениях можно встретить описание либо сумерек, либо холода, либо заката.
Об этом поэт рассказывает в таких своих стихотворениях, как «Две любви», «Смычок и струны» и других. Таинственно и с грустью описывал реальность Иннокентий Анненский. "Снег"- это одно из произведений поэта-символиста, которое необычно и интересно по своему сюжету, где любимое время года поэта соседствует со смертью. Чистая и прекрасная зима помогает увидеть нищету и бедность.
Известный поэт и переводчик внес огромный вклад в развитие литературы. Так, стихотворение Иннокентия Анненского «Колокольчики» можно отнести к первым футуристическим произведениям. Славу и популярность талантливому поэту принес его поэтический сборник «Кипарисовый ларец», который был опубликован уже после его смерти.
Анненский – драматург
Поэт–символист писал не только стихотворения, но и занимался драматургией. В своих пьесах он старался подражать литераторам Древнего Египта, которых хорошо изучил и полюбил. Особый трепет у него вызывали произведения Софокла, Еврипида и Эсхила.
Первая пьеса была написана Иннокентием Федоровичем в 1901 году. На следующий год за произведением «Меланиппа–философ» последовала пьеса «Царь Иксион». В 1906 году поэт-символист написал пьесу «Лаодамия», а вот произведение «Фамира–кафарэд» было опубликовано уже после смерти поэта, в 1913 году.
Во всех своих работах Иннокентий Анненский, творчество которого многообразно и интересно, старался придерживаться импрессионизма. Все, что он видел вокруг, поэт старался описывать реальным, таким, каким он все видел и запоминал.
Переводческая деятельность
Иннокентий Анненский, стихи которого таинственны и загадочны, занимался и переводом. Так, он перевел известные трагедии Еврипида, а также стихотворения таких зарубежных поэтов, как Иоганн Гете, Христиан Гейн, Гораций, Ганса Мюллер и др.
Личная жизнь
О личной жизни знаменитого поэта известно немного. Современники описывали его как человека мягкого и доброго. Но эти черты характера не помогали ему, а лишь только мешали. По своей доброте он и лишился прекрасного места директора гимназии в Царском Селе. Никогда поэт не рассказывал о личной жизни в своих произведениях.
Но известно, что на втором курсе университета он познакомился с Надеждой Валентиновной. Она была уже вдова, да и старше поэта. Но это не помешало влюбленным вскоре вступить в брак. Известно, что на тот момент Надежде уже было полных 36 лет, она происходила из родовитого сословия. В этом браке родился сын Валентин.
Смерть поэта
С самого раннего детства здоровье было у поэта слабое. Но умер он неожиданно. Это случилось в декабре 1909 года, когда он поднимался по лестнице. На одной из ступенек Царскосельского вокзала ему стало плохо.
Умер поэт быстро. Врачи установили смерть от инфаркта. Ему исполнилось на тот момент 54 года.
Известно, что жена Анненского любила устраивать обеды и часто приглашала своих подруг в гости. Иннокентий Федорович обычно всегда в такие моменты находился в плохом настроении, так как он любил одиночество и сторонился людей.
Свои произведения поэт-символист начал печатать поздно. Когда из печати вышел его первый стихотворный сборник, Анненскому уже исполнилось 48 лет. Но он не стремился к славе и популярности, поэтому печатал свои произведения под псевдонимом «Ник-то».
Первыми читателями в раннем детстве поэта стали его сестры, которые нашли тетрадь с его первыми стихами и стали смеяться и дразнить Иннокентия. После этого мальчик старался прятать свои черновики в такое укромное место, чтобы никто их не нашел. После шуток, которыми щедро одаривали его сестры, он боялся показывать кому-либо еще свои первые поэтические произведения.
Именно эта история с сестрами привела к тому, что последний сборник его стихов, который был опубликован уже после смерти поэта, называется «Кипарисовый ларец». Известно, что у Иннокентия Федоровича была красивая шкатулка, изготовленная из кипарисового дерева. В ней-то он и хранил все свои черновики и тетради, куда записывал свои стихи.
Анненский вообще полон загадок и парадоксов. Из его автобиографии можно узнать, что он родился в 1855 году в городе Омске, но современные исследователи выяснили, что на самом деле это произошло в городе Томске в 1856. Если Иннокентий Анненский не считал нужным помнить точное место и дату собственного рождения, можно подумать, что сам этот факт был для него неважен. Когда ему было пять он тяжело заболел и результатом болезни стал порок сердца, изменивший всю его дальнейшую жизнь. Физически очень слабый он не мог играть со сверстниками и рос в мире взрослых, отчего присущие ему от рождения тяга к одиночеству, замкнутость, созерцательность сильно развились в его характере.
Его болезнь совпала с переездом семьи в Петербург, где его отец, Федор Николаевич Анненский занимавший в Сибири высокий пост, надеялся получить хорошее место. Место оказалось не слишком хорошим. В семье было шестеро детей: четыре сестры и два брата, из детей Иннокентий был самый младший. Чтобы содержать семью достойно отец занялся спекуляциями, но прогорел. Дело сопроводилось громкими скандалами с кредиторами из-за которых начальство, решив, что такая коммерческая деятельность мало сочетается с государственной службой, уволило Федора Николаевича без выходного пособия. И только заступничество и хлопоты старшего сына помогли ему получить небольшую пенсию. В довершении всех неприятностей Федора Николаевича разбил паралич.
Развязка семейных несчастий пришлась на 1874 год, когда Иннокентий Анненский должен был сдавать экзамены на аттестат зрелости, неудивительно, что провалился: не сдал письменный экзамен по математике и не был допущен к следующему. Вообще он учился в нескольких разных гимназиях Петербурга, но заканчивал образование дома. Иннокентий Анненский не любил вспоминать свое детство. В юности он писал стихи, которые не сохранились, поскольку он уничтожил их однажды, посчитав чепухой.
В следующем 1875 году Иннокентий жил у старшего брата, под руководством которого подготовился к экзаменам значительно лучше и получил следующие оценки: закон божий и французский язык - «отлично», русский язык и математика - «хорошо», и «удовлетворительно» по всем остальным предметам. Он поступил в Петербургский университет на историко-филологическое отделение. С детства зная немецкий и французский языки в университете он овладел четырнадцатью языками древними среди которых кроме греческого и латыни были древнееврейский, санскрит, а так же рядом славянских языков. В университете Иннокентий Анненский занимался сравнительной филологией и совершенно забросил писать стихи. Выпускные экзамены он сдал блестяще, получив «отлично» по всем предметам, кроме философии и богословия, по которым он получил «хорошо».
Предыдущая статья: Углерод — характеристика элемента и химические свойства Следующая статья: Чему равна скорость света