Русская община: причины гибели I. Русская крестьянская община

Мы не будем здесь касаться того большого теоретического спора о происхождении русской крестьянской общины, который велся в течение десятилетий. Было естественно и вполне соответствует общему направлению теперешней буржуазной науки, враждебной первобытному коммунизму, что «открытие» русского профессора Чичерина в 1858 году, согласно которому земельная община в России вовсе не является естественным историческим продуктом, а явилась лишь искусственным следствием фискальной политики царизма, встретило у германских ученых всеобщее одобрение. Чичерин дает нам новое доказательство того, что либеральные ученые в качестве историков еще менее пригодны, нежели их реакционные коллеги. В то время как и в Западной Европе со времени Маурера окончательно оставлена теория так называемого индивидуального расселения, в результате которого лишь в XVI и XVII веках якобы возникли общины, Чичерин принимает для России эту гипотезу. При этом Чичерин выводит общинную обработку и обязательный севооборот из чересполосицы наделов, общинное землевладение-из пограничных споров, общественно-правовые функции общины-из круговой поруки за подушный налог, введенный в XVI в.,-одним словом, он весьма либерально ставит вверх ногами всю цепь исторических событий, причины и следствия. Но какого бы мнения ни придерживаться относительно происхождения крестьянской общины в России и ее давности, во всяком случае надо признать, что она сохранилась втечение всей длинной истории крепостничества и даже после отмены его вплоть до последнего времени. Здесь нас интересуют лишь ее судьбы в XIX веке.
Когда царь Александр II проводил свое так называемое «освобождение крестьян», помещики продали крестьянам, совсем по прусскому образцу, их собственную землю. Помещики получили приэтом от казны за самую худшую землю, им якобы принадлежавшую, большой выкуп в ценных бумагах, на крестьян же за эту «пожалованную» землю был возложен долг, в размере 897 млн. рублей, который должен был быть возвращен казне из 6% выкупными платежами втечение 49 лет. Но эта земля не была предоставлена отдельным крестьянским семьям в частное владение, как в Пруссии, а дана была (целым общинам в общественное владение без права продажи и залога ее. На общину возлагалась круговая порука за выкупные платежи и все налоги, но она была приэтом свободна в распределении налогов между отдельными членами. Такие порядки были заведены на крестьянских землях необъятной Великороссии. В начале 90-х годов все землевладение в Европейской России (кроме Польши, Финляндии и области Войска Донского) распределялось следующим образом: казенные земли, состоявшие главным образом из огромных лесных пространств севера и пустошей, охватывали 150 миллионов десятин, удельные земли-7 миллионов десятин, монастырские и городские земли-не менее 9 миллионов десятин; частное землевладение составляло 93 миллиона десятин, из которых лишь so/o принадлежало крестьянам, а все остальное дворянству; 131 миллион десятин находился в общинном владении крестьян. Еще в 1900 г. 122 миллиона десятин в России принадлежали крестьянским общинам и лишь 22 миллиона находились в частном владении крестьян.
Если присмотреться к хозяйству русского крестьянства па этой огромной площади, как оно велось до недавнего времени, а отчасти еще и теперь, то в нем легко можно узнать типичные черты общинного союза, какие можно было во все времена наблюдать как в Германии, так и в Африке, как у берегов Ганга, так и в Перу. Пашня была разделена, между тем как лее, луга и воды представляли из себя общее владение (альменду). При всеобщем преобладании примитивной трехпольной системы как яровые, так и озимые поля делились по качеству земли на участки («карты»), а участки-на отдельные полосы. Яровые участки распределялись обычно в апреле, а озимые-в июне. Вследствие тщательного соблюдения равномерного распределения земли чересполосица так развилась, что в Московской губ., например, в среднем, яровое и озимое поля распадались на 11 участков, так что каждый крестьянин должен был обрабатывать, по крайней мере, 22 разбросанных полосы. Община обычно выделяла участки, которые обрабатывались для чрезвычайных нужд общины, или же она устраивала для той же цели запасные амбары, куда отдельные члены вносили зерно. Забота о техническом прогрессе хозяйства сводилась к тому, что каждая крестьянская семья могла пользоваться втечение 10 лет своим наделом, с обязательством его удобрять, или же в каждом участке предварительно выделялись полосы, которые удобрялись и распределялись лишь раз в 10 лет. Такому же распорядку подлежали, большей частью, льняные поля, сады и огороды.
Община, т. е. сельский сход, распределяла луга и выгоны для общинных стад, нанимала пастухов, строила изгороди, организовывала охрану полей, устанавливала систему обработки, сроки отдельных полевых работ, сроки и способ переделов. Что касается частоты переделов, то тут наблюдалось большое разнообразие. В одной Саратовской губ., например, в 1878 году из 278 обследованных деревень почти половина производила передел ежегодно, а остальная половина-каждые 2, з, 5, 6, 8 и 11 лет, в то время как тридцать восемь общин, применявших удобрение, вовсе не производили переделов.
Самое замечательное, в русской сельской общине, это-способ распределения земли. Здесь господствовал не принцип равных наделов по жребию, как у древних германцев, и не принцип размеров потребностей данной семьи, как у перуанцев, а единственно лишь принцип податной способности. Налоговые интересы казны определяли со времени «освобождения крестьян» всю жизнь деревни, вокруг податей вращалось все устройство деревни. Основой Для податного обложения для царского правительства служили так называемые «ревизские души», т. е. все мужское население общины без различия возраста, как оно устанавливалось каждые 20 лет, со времени первой крестьянской переписи при Петре Великом, путем знаменитых «ревизий», вызывавших ужас в русском народе и служивших причиной того, что разбегались целые деревни.
Правительство облагало деревни по числу «ревизских душ», община же раскладывала этот общий налог по крестьянским дворам соответственно рабочей силе. И по податной способности, исчисленной таким образом, производилось распределение наде-"лов по дворам. Таким образом с 1861 года земельный надел в России рассматривался не как основа пропитания крестьянина, а как база податного обложения: надел не был благом, на которое отдельный крестьянин мог претендовать, а скорее обязанностью, которую община в порядке государственной службы возлагала на крестьянина.
Нет ничего поэтому более оригинального, как распределение земли крестьянским сходом в России. Со всех сторон можно было слышать протесты против слишком больших наделов; бедные семьи без надлежащей рабочей силы, с преобладанием женских и малолетних членов, ввиду маломощности, в порядке милости, вообще освобождались от надела, богатых же крестьян беднейшая масса крестьянства заставляла брать самые крупные наделы. Податное бремя, стоявшее в центре русской деревенской жизни, было исключительно велико. К выкупным платежам присоединялись: подушный налог, общинный налог, церковный налог, соляной налог и т. д. В 80-х годах подушный и соляной налоги были отменены, но, несмотря на это, податное бремя было так велико, что оно поглощало все хозяйственные средства крестьянства. Согласно статистическим данным 90-х годов, 70% крестьянства извлекали из своих наделов меньше прожиточного минимума, 20% были в состоянии прокармливать себя, но не имели возможности содержать скот, и лишь около 9% крестьян извлекало излишек сверх собственных потребностей и продавало его. Вот почему после «освобождения крестьян» податные недоимки стали постоянным явлением в русской деревне. Уже в 70-х годах оказалось, что при среднем годовом поступлении подушного налога 50 миллионов рублей годичная сумма недоимок составляла не менее H миллионов. После отмены подушного налога нищета русской деревни еще возросла благодаря тому, что одновременно с этим, начиная с 80-х годов, были чрезвычайно повышены косвенные налоги. В 1904 году податные недоимки составляли 127 миллионов рублей и ввиду полной невозможности их сбора и революционного брожения были сложены. Налоги не только поглощали почти весь доход крестьянского хозяйства, но вынуждали крестьян искать побочных заработков. С одной стороны, ими являлись сезонные полевые работы, которые и теперь еще во время жатвы вызывают в центральной России настоящее переселение народов, причем самые сильные мужчины из деревни отправляются в помещичьи усадьбы и нанимаются здесь в сельские рабочие, между тем как их собственные крохотные полосы обрабатываются слабыми силами стариков, женщин и подростков. С другой стороны, их манили к себе город и фабричная промышленность. Таким образом, в центральном промышленном районе образовались группы сезонных рабочих, которые к зиме уходили в города, направляясь главным образом на текстильные фабрики, чтобы весною, к полевым работам, вернуться с заработком в деревню. И, наконец, во многих местностях возникали кустарные промыслы или случайные сельскохозяйственные промыслы, как извоз и пилка дров. И при всем том большая масса русского крестьянства влачила жалкое существование. Не только плоды земледелия, но и весь побочный промышленный доход поглощался налогами. Крестьянский мир, связанный круговой порукой в отношении налогов, был наделен государством самыми строгими полномочиями по отношению к отдельным членам. Так, например, мир мог отправлять недоимщиков на наемные работы и конфисковать их заработки; он мог также отказывать своим членам в выдаче паспорта, без которого крестьянин не мог ступить шагу из деревни. Кроме того, мир мог подвергать телесному наказанию упорных недоимщиков. И русская деревня на огромном пространстве центральной России представляла время от времени любопытную картину. При прибытии налоговых экзекуторов в деревне начиналась процедура, для которой царская изобрела технический термин «выколачивание недоимок». деревенский сход, «недоимщики» должны были снять штаны, лечь на скамью, после чего прочие члены общины по очереди секли их розгами до крови. Стоны и громкий плач высеченных, в том число бородатых отцов семейств и убеленных сединами старцев, неслись вслед начальству, которое, после содеянных подвигов, мчалось на тройках с колокольчиками в другую деревню, чтобы там проделать то же самое. Нередко крестьяне спасались от публичной экзекуции самоубийством. Не менее оригинальным последствием этих условий было так называемое «налоговое нищенство»: старые, обедневшие крестьяне отправлялись по миру, чтобы собрать деньги для уплаты налогов. Эту общину, превращенную в пресс для выжимания налогов, государство строго охраняло. Закон 1881 года гласит, например, что целые общины могут продавать крестьянскую землю лишь в тех случаях, когда это постановлено двумя третями крестьянских голосов, причем требовалось еще согласие министров внутренних дел, финансов и уделов. Отдельные крестьяне могли продавать даже свои собственные наследственные участки лишь членам своей общины. Крестьянам было запрещено свои земли: закладывать под ипотеки. При Александре III деревенская община лишилась совершенно своей автономии и была отдана под надзор земских начальников, напоминающих прусских ландратов. Все постановления сельского схода должны были получить утверждение со стороны этих чиновников. Земельные переделы производились под их контролем, равно как и налоговое обложение и сбор податей. Закон 1893 года делает частичную уступку духу времени и разрешает переделы лишь раз в 12 лет. Но в то жо время для выхода из общины требуется ее согласие, и предварительным условием его является выплата той части выкупных платежей, которая падает на долю выбывающего.
Вопреки всем этим искусственным законодательным рамкам, в которые была втиснута деревенская община, вопреки опеке трех министерств и целого сонма чиновников, нельзя было удержать распада общины. Тяжелое бремя налогов, развал крестьянского хозяйства вследствие побочных сельскохозяйственных и отхожих промыслов, недостаток земли, особенно пастбищ и леса, которые дворянство при освобождении крестьян большей частью захватило себе, и, наконец, недостаток земли для обработки ввиду прироста населепия,-все это вызвало в жизни деревенской общины важные явления двоякого рода: бегство в города и появление, ростовщичества в самой деревне. Поскольку земельный надел вместе с побочным доходом должны были служить лишь средством для покрытия налогов, причем крестьянин в действительности не был в состоянии достигнуть хотя бы этого, не говоря уже об удовлетворении своих даже самых насущнейших потребностей,-пребывание в общине обратилось для него в железную цепь, повисшую на его шее. Избавление от этой цепи стало естественным стремлением беднейшей массы членов общины. Сотни беглецов вылавливались полицией как беспаспортные бродяги и возвращались в общину, где они для примера другим подвергались своими еообщинниками сечению розгами па лавке. Но розги и паспортная система оказались бессильными против массового бегства крестьян, которые темной ночью удирали из ада своего «деревенского коммунизма» в город, чтобы окончательно раствориться здесь в море промышленного пролетариата. Другие, которым семейные и прочие обстоятельства но позволяли бежать, пытались законным путем добиться выхода из общины. Но для этого необходимо было погасить выкупной долг. И тут выручал ростовщик. Уже само бремя налогов и необходимость для их уплаты продавать зерно на самых невыгодных условиях очень рано толкнули русского крестьянина в объятия ростовщика. Периодическая нужда, неурожаи неизменна вынуждали обращаться к ростовщику.
И, наконец, самый выход из-под ярма общины в большинстве случаев был возможен лишь в том случае, если крестьянин надевал на себя ярмо ростовщика, обязуясь на неопределенный срок выплачивать ему дань или работать на него. В то время как бедные крестьяне стремились уйти из общины, чтобы избавиться от нищеты, богатые крестьяне уходили из нес, чтобы избавиться от круговой поруки за непоступление налогов от бедных крестьян. Но и в тех случаях, когда богатые крестьяне формально не выходили из общины, из них-то большею частью и рекрутировались деревенские ростовщики. Они образовывали сплоченную влиятельную группу на деревенском сходе и, пользуясь тем, что бедняки им задолжали и от них зависели, заставляли их на сходах голосовать согласно желанию богатых. Так в лоне деревенской общины, формально основанной на равенстве и общественном землевладении, ясно наметилось классовое расслоение; малочисленной, но влиятельной деревенской буржуазии противостояла зависимая и фактически пролетаризованная крестьянская масса.
И, наконец, распад общины, задавленной налогами, разъеденной ростовщичеством, внутренне расколовшейся, обнаружился и во вне. Голод и крестьянские бунты стали в 80-х годах в России периодическим явлением, беспощадно охватывающим внутренние губернии и имевшим неизбежным последствием суровые экзекуции и военные «усмирения». Русская деревня стала ареной ужасного голодного вымирания и кровавых расправ. Русский мужик испытывал горькую участь индусского крестьянина, с той лишь разницей, что вместо Ориссы местом действия здесь являлись Саратовская, Самарская и прочие приволжские губернии. Когда в 1904-1905 гг. в России разразилась, наконец, революция городского пролетариата, до того совершенно хаотические крестьянские беспорядки впервые всей своей тяжестью, как политический фактор, легли на весы революции, и аграрный вопрос стал ее центральной проблемой. Теперь, когда крестьянское движение с лозунгом земли огненной лавой залило дворянские поместья, сжигая «дворянские гнезда», когда рабочая партия сформулировала нужды крестьянства, выставив революционные требования экспроприации государственных и частновладельческих земель и безвозмездной передачи их крестьянам,-теперь лишь царизм отказался, наконец, от своей аграрной политики, которую он с железным упорством проводил втечение столетий. Общину нельзя было спасти от гибели; надо было от нее отказаться. Уже в 1902 г. пришлось отказаться от основы деревенской общины в ее специфической русской форме, а именно пришлось отменить круговую поруку за налоги. Правда, это мероприятие подготовлялось развитием финансового хозяйства самого царизма. Казна могла легко отказаться от круговой поруки за прямые налоги, после того как косвенные налоги достигли небывалых размеров. Так, напр., в бюджете 1906 года, при обыкновенном доходе в размере 2 020 миллионов рублей, лишь 148 миллионов поступили от прямых, а 1100 миллионов-от косвенных налогов, из которых 558 миллионов падало на одну лишь винную монополию, которая была введена «либеральным» министром Витте для борьбы с алкоголизмом. За аккуратное поступление этого налога самой надежной круговой порукой являлись нищета, безнадежность положения и невежество крестьянской массы. В 1905-1906 гг. оставшаяся часть выкупных платежей была вдвое понижена, а в 1907 году совсем сложена.
И «аграрная реформа» 1907 года открыто ставит себе целью укрепление мелкой крестьянской частной собственности; средством к этому должно было послужить разделение государственных и удельных земель и части крупного землевладения на мелкие участки.
Так пролетарская революция XX века даже в ее первой, незаконченной фазе сразу ликвидировала последние остатки как крепостничества, так и искусственно сохранявшейся царизмом крестьянской общины.

Русская диаспора одна из самых больших и распространённых в мире. Её численность на сегодня составляет около 25 — 40 млн. человек, разбросанных по всему свету за пределами Российской Федерации. Впервые начала образовываться в середине XIX века, когда часть дворян создала небольшую этническую общину в Париже.

Особое расширение русская диаспора получила во время волнений и разрушения Российской Империи, а также в период Гражданской войны и в первые годы становления Советского Союза. В последующие 50 лет русская диаспора за границей практически не росла, т. к. мигрировать из СССР в то время было проблематично.

Второй этап стремительного роста пришёлся на период «оттепели» в СССР. Однако наибольшее число мигрантов присоединилось к диаспоре в 90-х и 2000 годах, когда Союз развалился, а экономическая, политическая и криминогенная обстановка в стране оставляла желать лучшего. А также наблюдался значительный прирост новых переселенцев в 2011 году. Начиная с 2014 года, русская диаспора постоянно увеличивается из-за возросшего количества мигрантов из России.

Но не совсем понятно, кого относить к русской диаспоре – этнических русских или просто бывших граждан РФ, относятся ли к этой диаспоре потомки мигрантов из Империи, а также переселенцы из других стран бывшего СССР (особенно Украины, Беларуси и Казахстана).

Первый подданный Российской Империи, который поселился на постоянной основе в Австралии (точнее, в Тасмании) был белорус, которого арестовали в Англии в 1804 году и отправили на каторжные работы в австралийские колонии. После отбытия срока заключённый остался жить в стране на постоянной основе.

Считается, что именно он был прародителем русской диаспоры на территории Австралии. Однако по данным колониальных властей Австралии, в 1820 году на континенте жило уже 4 русскоязычных семьи, состоящих из бывших заключённых, поэтому точно нельзя выявить прародителя русской диаспоры.

Массовый поток переселенцев из Российской Империи (позже СССР и РФ) и подконтрольных ей территорий начался в конце XIX века. Первая волна миграции продолжалась 25 лет с 1880 по 1905 год. В этот период в основном переезжали русские евреи с территории Прибалтики и Юго-Западных районов Империи, спасаясь от волны антисемитизма, которая захлестнула Европу в это время.

На 1901 год – это год объявления Австралийским Союзом своей формальной независимости от Британской короны, число русских в стране составило около 3,5 тысячи человек.

Волны миграции были и в период Русско-Японской войны 1905 года, беспорядков и Революции на закате Российской Империи и во времена СССР. В основном это были лица несогласные с текущим политическим курсом государства, дезертиры и контрреволюционеры. Перемещение на Зелёный материк продолжается и сейчас.

Сегодня в Австралии живёт около 30 тыс. человек из стран бывшего СССР, а также около 60 тыс. человек являются потомками русских переселенцев.

Сегодня в Австралии есть 3 газеты на русском языке и две телепрограммы.

Если говорить о русской диаспоре в Новой Зеландии, то она более многочисленная в соотношении к местному населению, чем в Австралии (20 тыс. русских на 4,6 млн коренных обитателей в Новой Зеландии и около 30 тыс. русских на 30 млн жителей Союза). Первые мигранты из России в Новой Зеландии появились где-то в середине XIX века (точных данных нет).

Сегодня большая часть этнической общины сосредоточена в Окленде и Веллингтоне. В стране имеется русский культурный центр в Крайстчерче.

Первые упоминания о русских на территории Китая относятся к XIV веку. Основной же пик пришёлся на время строительства Китайско-Восточной железной дороги, Русско-Японской войны и в период беспорядков и свержения монархии в России.
Но много русских стали гражданами Китая не совсем по своей воле, т. к. ранее Российская Империя контролировала часть северных провинций Поднебесной, а после прихода к власти Советов, эти земли вышли из состава России и какое-то время находились под контролем оккупационных властей Японии, а позже Китая. Однако многие русские покинули данную местность.

Но также некоторые русские эмигранты рассматривали Китай в качестве транзитной зоны для , страны Южной Америки. В пиковый период число русских переселенцев в Поднебесной составило 125 тысяч человек. Однако из-за очень низкого уровня жизни в стране, различных беспорядков, голода и «Культурной революции» многие мигранты перебрались в другие края или вернулись на родину, из-за чего их число к 1953 году сократилось до 20 тысяч человек. А также большой вклад внесло пренебрежительное отношение китайцев к иностранным переселенцам, которое прослеживалось вплоть до 80-х годов прошлого века.

Сегодня в Китае на постоянной основе проживает около 15 — 20 тысяч русских. Китай может стать в обозримом будущем привлекательной страной для перемещения россиян, т. к. промышленность и бизнес развиваются стремительными темпами. Кроме того, в Поднебесной сейчас очень хорошо относятся к нашим соотечественникам.

Есть телеканал, который круглосуточно вещает на русском языке, несколько газет, а также русская версия знаменитой китайской газеты «Жэньмин Жэбао», открываются русские школы и школы для адаптации в местной среде.

Наиболее «излюбленными» территориями поселения россиян являются Шанхай, Харбин, Далянь.

Русские в странах Южной Америке

Наибольшее количество русских в Южной Америке в 2019 году сосредоточено на территории Аргентины и незначительная часть в других странах – Бразилии, Боливии, Уругвае.
Первые и вторые волны миграции в Южную Америку – это были немцы, евреи, а также представители различных славянских национальностей, которые не хотели служить в русской армии и/или были преследуемыми в России по каким-либо причинам. К концу второй волны (приблизительно 1905) количество выходцев из России в Южной Америке составляло около 160 тысяч человек (150 тысяч из которых жили в Аргентине).

Во время третьей волны иммиграции сюда из России поехали сезонные работники в основном крестьяне, которые впоследствии и остались здесь на постоянное место жительства. Как раз в это время в стране стали активно строиться православные храмы и церкви, к концу третьей волны русское население Южной Америке варьировалось от 180 до 220 тысяч человек.

С появлением первых беспорядков в Российской Империи и началом Октябрьской революции, поток эмигрантов серьёзно возрос.

Четвёртая и пятая волна носит уже менее глобальный характер, они идут и сейчас, начиная с 1917 года. В 4 волну в Южную Америку уезжали бывшие узники фашистских концлагерей, их число составило всего около 10 тысяч человек.

Пятая волна приходится на годы перестройки, развал СССР и современный период. В первом случае миграция носила больше нелегальный характер, т. к. официально граждане Союза отправлялись на заработки. Сегодня в Южной Америке проживает около 320 тысяч человек русских (из них 300 тысяч в Аргентине).

Во Франции живёт одна из самых больших русских диаспор в мире, которая насчитывает приблизительно 500 тысяч человек. Определённая часть эмигрантов и их потомков – это русские евреи, которые по разным обстоятельствам и причинам поселились во Франции.

А также в стране достигался пик русской иммиграции в 1,5 млн человек. Со временем большая часть переселенцев разъехалась в соседние государства, или вернулась на родину.

Впервые перемещение во Францию из России возникло в начале-середине XIX века, и продолжается по настоящий день. Первыми переселенцами во Францию из Империи были русские аристократы, которые любили отдыхать в Ницце. А в начале XX века французы ощутили стремительный прирост населения благодаря русской эмиграции, которая в период с 1905 по 1930 года составила 1,5 млн человек.

Основная часть переселенцев была сконцентрирована в Париже и других крупных городах страны. В 30-х был даже введён термин «русский Париж». Для эмигрантов организовывались различные школы на русском языке, кружки по интересам и русские газеты. К сожалению, адаптацией переселенцев к французскому обществу никто всерьёз не занимался.

В военный период часть русских постаралась перебраться в США, некоторые были отправлены в концлагеря во время нацистской оккупации Франции. После разгрома стран Оси, часть русских заключённых концлагерей осталась на постоянное место жительства во Франции и других странах Европы (чаще всего при помощи не очень законных методов). Во времена СССР, вплоть до начала Перестройки сколько-нибудь крупной эмиграции во Францию не отмечалось. В данное время имеет свои трудности.

При Перестройке, во время развала СССР и в последующие периоды наблюдался серьёзный прирост перемещения русских в страну.

Доклад И.К. Лизунова председателя Правления ОГКО “Спас” на конференции “ Место общественных организаций в негосударственной системе национальной безопасности”.

Вступление

В современном русском человеке до сих пор жива историческая память об общинной жизни. Она запрятана где-то далеко-далеко внутри, на уровне “чувствую, но не могу сказать”. Вы только вслушайтесь в слова 132 псалма “ Се, что добро, или что красно, но еже жити братии вкупе”!- Это про нас русских, православных.

Общинная жизнь, как вера. Назовите мне хоть одного человека, который не верит, все верят, даже атеисты. Так и здесь. Все, с кем я разговаривал, говорят, что тоже хотят жить вместе дружно, по-братски, коллективом, в своей среде. Это же понятно и естественно. Даже индивидуалисты хотят жить на фоне какого-то коллектива, иначе, как они сохранят свою индивидуальность? Эгоисты же всегда живут за счет кого-то, им просто необходима питательная среда. Человек, все-таки, существо общественное. Весь вопрос: “Во имя чего жить? И как жить?” Это понимает не каждый.

Мы не будем говорить сейчас, как жили наши предки, проводить исторический анализ русской общины. Общинная организация, общинное мироощущение подтвердили свою жизнеспособность - они сохранились в сердцах и сознании русских людей, несмотря на вековое, планомерное их искоренение. Сейчас время борьбы русского народа за свое выживание, за свою национальную государственность.

“Земля Русская вся под Богом”, - так говорили наши предки.

“Земля Русская есть основание престола Божия”, - подтверждает святой праведный о. Иоанн Кронштадтский. Поэтому эта борьба имеет религиозный смысл, ведь “жить - Богу служить”.

Мы не будем говорить, как сейчас воюют против русского народа, все знают, жертвы огромны.

Цель – ум, сердце, воля русского человека. Оболванить, ожесточить, оскотинить, лишить смысла жизни, традиции, того, что делает русского человека русским- православной веры. Все делается открыто, среди бела дня. Ни Бога не боятся, ни людей не стыдятся.

Государство не защищает, Царя нет, власть интригует, народ безмолвствует. Что делать? Как жить? Снизу ждут указаний сверху. Сверху ждут какой-то самоорганизации снизу.

Не будет! Если бы была воля у народа, уже самоорганизовался.

Национальные святыни, которые хранит и защищает русская община

Для меня Святая Русь – это духовно-нравственный идеал русского народа, выраженный в устройстве такого общества, где государство обеспечивает условия для личного спасения своих граждан, являясь “церковной оградой”, а граждане воспринимают свою личную и общественную деятельность в государстве как религиозное служение. Жить – Богу служить. Пример движения в осуществлении этого идеала – наша история, жизнь целого сонма подвижников благочестия, государевых служивых людей, князей и царей. И “церковная ограда” была – это наша православная монархия. Была традиция религиозного общественного служения. Человек вообще призван служить, т.е. жертвовать собой Богу, государству, окружающим людям, семье. Сам Господь пришел, чтобы послужить, что же говорить о нас грешных. Поэтому идеалы Святой Руси ясны и понятны служителям, но абсолютно недоступны и враждебны потребителям. Все очень просто: отдавать или брать. Пусть каждый выбирает по сердцу.

Поэтому для меня и наших братьев община – это путь и средство к спасению через общинное служение Богу, государству, людям и своей семье, идеал же – Святая Русь. Живя в общине, ты всегда служитель, всегда отдаешь и жертвуешь собой, своими личными интересами. Временем, зачастую здоровьем и т.д. Потребители (материальные, нравственные и духовные) здесь видны сразу, да они и не приживаются, сами уходят, для них это чужая среда. В любом русском православном коллективе начинает действовать закон жертвенности – а это наша духовная традиция. Жива также, несмотря ни на что, традиция общинной жизни, т.е. тяга православного русского человека жить вкупе, вместе, хотя формы совместной жизнедеятельности могут быть различны, но об этом ниже.

Общинные интересы – это национальные, государственные интересы

К политике мы относились “традиционно” для большинства современных православных, т.е. отрицательно. Не понимали и не верили в возможность каких-то положительных результатов от этой деятельности. Это было почти год назад. За это время произошло очень много событий в общинной жизни, в жизни страны. При решении вопросов, ставших перед общиной, появилось четкое видение многих государственных проблем, которые можно разрешить через развитие общинной организации. Пришло понимание, что если мы, православные, не будем заниматься политикой, то тогда нами займутся политики других конфессий и атеисты, это, во-первых. А во-вторых, на опыте мы убедились, что без поддержки государства, мы не сможем реализовать все свои возможности, решить те вопросы жизнедеятельности, которые встали пред общиной в последнее время. Нужна помощь государства, необходима поддержка властных и политических структур. В-третьих, по нашей сути мы же государственники. Наш опыт организации и развития общин на самом деле – это опыт построения основ православной государственности. А мы, наоборот, бегаем от государственной власти, возможностей политическим путем воздействовать на нее. И если современное государство не православное, значит, оно должно им стать в результате участия в государственной и политической жизни православных людей. А как иначе? Все просто: под лежачий камень вода не течет. Надо быть последовательным в достижении своих целей и обязательно доводить дело до конца.

Создание национальной, жизненной среды – хранительницы национальных интересов

Очень важно создать свою среду, образ жизни, у нее должен быть свой постоянный ритм спасительное однообразие. Эта среда должна сложиться естественным органическим путем. Она должна быть “ своей”, иначе ты будешь чувствовать себя “не в своей тарелке”, т.е. она должна быть сердечно принята всеми, кто в ней находится, из труда, чаяний и желаний которых она вырастает. Когда среда сформирована, она оказывает на человека огромное воспитывающее воздействие, особенно это, касается детей. Они воспринимают мир в целом, всем своим существом. В среде, которую ты принял целиком, ты всегда “свой среди своих ”. Ты не умрешь с голода тебя накормят, обидят на стороне- свои всегда заступятся, упадешь- поднимут, ошибешься – поправят и простят. Здесь ты можешь послужить другим, осуществить свое призвание, то, что сейчас называют самореализацией. Ты всегда нужен, здесь ты востребован.

Психологически ты ощущаешь себя на своем месте, как патрон в патроннике.

Среда исполняет роль ограды. Можно выйти и за ограду, но ты чувствуешь, что это не твое, чужое и тебя тянет назад в свое “отечество”. Ну, а кто за свое дерется, тому и сила двойная дается.

Мы православные, везде и всюду должны создавать свою среду. Человек современный разорван – в семье одна среда, на работе, в школе – другая, на улице – третья, а Господь требует тебя целиком, без остатка. Что делать?

Сам вцепился в Церковь, как в якорь спасения относительно недавно, что там 5-8 лет. Семья не воцерковлена или воцерковлена недостаточно, с родителями зачастую возникает напряженность на этой почве. Дети старшие уже выросли и помнят тебя другим. Некоторые из них уже “выбрали пепси”. Улица и внешний мир стали сплошным соблазном. И над всем этим как Дамоклов меч – поиск хлеба насущного. Зачастую работа не там, где ты хочешь, и не та, которая тебе по сердцу, а та и там, где больше платят. При этом понимаешь, что только православие дает необходимую целостность, духовную защищенность и опору человеку.

Сейчас роль православной среды берут на себя церковные приходы, и я знаю многих людей, которые чувствуют себя за этой оградой на своем месте. Но, к сожалению, возможности церковной ограды ограниченны, а нам мирянам приходится жить в жестком материальном мире. Приход не может и не должен удовлетворять материальные потребности прихожан. У него другие задачи. Материально же многие приходы как раз ждут помощи. Ждут они и здоровых энергичных мужчин, но мужчинам некогда, они кормят семьи или пьют, потому что не могут накормить в силу разных причин.

Мы не должны убегать из мира, мы должны его одухотворять, преображать, через традиционную для русского человека форму совместной жизни - общину.

Где возможно решить основные житейские вопросы для каждого простого человека: как снискать хлеб насущный, как обезопасить себя и свою семью, где и как будут воспитываться и учиться его дети.

Община готовит государевых людей.

На наш взгляд, врагам России удалось добиться того, что современные русские люди не доверяют друг другу. Во-вторых, государство, государственная власть стали чужими в сердцах людей. Все куплено и поделено. За такое государство нет смысла отдавать свои силы и жизнь. Отсюда отказ служить в армии, эмиграция, неучастие в политической жизни страны. Произошла потеря Отечества. Где плечо брата, где гордость за Россию, где боевое товарищество, где место для подвига? Говорят, людей сейчас нет, люди-то есть и будут, но какие люди сейчас нужны – вот в чем вопрос! Мы на него уже отвечали выше – служители или служивые, государственные или государевы люди, как хотите.

Россия была и должна быть обществом служения, а не обществом потребления, это наш отличительный государственный признак. Время сейчас богатырское, время личного подвига, общественного служения русскому православному народу и русской православной государственности

Устав общины – основа служения.

В духовном смысле община – это братство любви. В обычной жизни – организация, перед которой ежедневно стоит масса текущих бытовых вопросов. При решении этих вопросов необходимо соблюдать чиноначалие, дисциплину и порядок. Как совместить, помирить, прийти к общему мнению, заставить, поощрить, наказать? Конфликты неизбежны, как их разрешать? Как поддерживать боеспособность и боеготовность общины? Устав необходим – это Закон общинной жизни. Наш Устав “выварился”, он не придуман, это опыт реальной жизни с ее сложностями. Он куплен большой ценой: слезами, искушениями, уходом из общины. Это практика, закрепленная на бумаге. Это плод пятилетней совместной жизни, это соборный поиск стяжания любви. Но буква мертвит, а дух животворит. По опыту могу сказать, что в русском народе жива еще одна духовная традиция совместной жизни: решать все по любви, любовь покрывает любой закон. Но также с опыта могу добавить, что любая организация, коллектив, община рано или поздно разбежится, если не будет Устава, через который каждый по своей воле себя свяжет. Человек – слабое существо из-за своего своеволия. Устав помогает быть сильным, он собирает человека и делает его цельным, Устав – основа служения.

Место церкви в жизни общины.

Кому Церковь не мать, тому Бог не отец. Наш ритм общинной жизни подчинен церковному календарю. Мы стараемся жить по Церковному Уставу, в традиции Русской Православной Церкви. Отношения со священнослужителями у нас разные, большей частью положительные, нас поддерживают, но есть и оппоненты, а то и прямые недоброжелатели. Их конек – обвинения в русском фашизме, экстремизме, национализме и сектантстве. Это за то, что мы ходим в военной форме, учим своих детей военному делу и готовы защищать нашу Церковь от иноверцев и инородцев, если понадобиться, за то, что мы “За Веру, Царя и Отечество”.

Недавно нашу работу с детьми благословил архиепископ Калужский и Боровский Климент.

Практические предложения по поддержке русских общин

Используя потенциал законодательной власти, мы должны приложить все силы для принятия закона “О государственной поддержке русских общин”. Сделать все необходимое для утверждения и реализации федеральной программы “Общинная Россия – Россия местного самоуправления”.

На примере программы “Создание воспитательно-образовательного комплекса общинной традиции” Обнинской городской казачьей общины “Спас” провести эксперимент на региональном уровне, проанализировать и обобщить опыт для его распространения.

Постоянно на государственном уровне пропагандировать идеи общинного развития в России, идеи создания общин как очагов сохранения русскости и русского духа.

Как 300 лет назад враги России отравили государственную кровь России ядом индивидуализма и либерализма, так мы сейчас должны ввести вакцину русской общинности, для восстановления былого могущества государства Российского.

Хочу обратить особое внимание национально-патриотических сил на недопустимость принятия закона “ О национальных общинах”. Если национальные общины (диаспоры) получат законодательную базу и государственное финансирование, ситуация для русского народа опять измениться в худшую сторону. Национальные диаспоры уже организованы, профинансированы, у них налажены связи во всех сферах государства, они вооружены и сплочены. После своей легализации и государственной поддержки они станут еще сильнее выдавливать русских и активнее захватывать наше жизненное пространство.

В первую очередь нужны законы о поддержке создания русских общин, а там время покажет. Всеми средствами поддерживать существующие русские общины. Подготовить и начать планомерный процесс развития русских православных общин на государственном уровне, через деятельность комитета по общинному самоуправлению.

Программа минимум избирательной компании - пробуждение национального самосознания русских людей, объединение патриотов Калужской области и России. Распространение общинной идеологии и общинных традиций, а также распространение опыта и информации об ОГКО “Спас”.

Основными задачами общины являются:

1.Организация общинной жизни.

2.Создание самодостаточной православной среды.

3.Развитие общинной педагогики.

Нужно на практике показать людям возможность нового пути развития (на самом деле старого, традиционного, самобытного), чтобы люди сами смогли участвовать в этом процессе, увидели реальные плоды своих совместных усилий.

Сам этот процесс не начнется, надо запускать двигатель, двигатель общинной жизни – единственная возможность в современных условиях вызвать инициативу снизу.

Кто будет это делать? Православные люди с традиционным русским мировоззрением, понимающие необходимость, историчность, если хотите, этого процесса. Православные, видящие в этом свой религиозный долг.

Они есть, их будет больше. Их надо обучить, проверить, снабдить необходимым, они начнут этот процесс по всей стране. Здоровое разовьется и умножится, больное отомрет. Все просто. Христианские общины первых веков мирной жизнью, своей жизнью-проповедью, вдохновили, покорили полмира. (Было с чем сравнивать) Русские православные общины двадцать первого века должны отстоять Веру, Царя и Отечество. Процесс этот уже начат, и он необратим, ибо так повелел Бог.

Если этот процесс, движение поддержат национально мыслящие государственные деятели, политические структуры, он пойдет быстрее и качественнее, если же нет, он будет развиваться медленнее, но он уже необратим и неизбежен. Это мощнейший инструмент в создании православной государственности. Партия “За Русь Святую” первая приняла на вооружение это “ оружие массового созидания”, поэтому у нашей партии есть будущее.

Игорь Константинович Лизунов
Обнинская Городская Казачья Община “Спас”, 2004 г.

В подмосковном Чкаловском Детском казачьем центре
им.Цесаревича Алексея

Обсуждение: 6 комментариев

Сознание определяет Бытиё.
Община - это вечное условие существования человека. Трудовая, общественная деятельность - это община. Семья - это община. Государство -
это община. В каждой общине свой "устав", но все они объединяются через общую Веру, Надежду и Любовь.

Общины всегда формировались или по родовым (клановым) признакам, или по национальным, или религиозным.
Нам, православным, нужно создавать свои общины ПО ДУХУ, ибо даже у православных существуют разделения.
"...НЕ ВСЯКОМУ ДУХУ ВЕРЬТЕ,НО ИСПЫТЫВАЙТЕ ДУХОВ, ОТ БОГА ЛИ ОНИ, ПОТОМУ ЧТО МНОГО ЛЖЕПРОРОКОВ ПОЯВИЛОСЬ В МИРЕ" (1 ИН. 4,1)

русский дух - дух святый. Тот русский, кто искренне верит в Господа нашего Иисуса Христа и любит нашу родину - Святую Русь, кто готов свое здоровье и, если надо, жизнь положить за Веру Православную. Неважно кто ваши предки - финно-угры, кривичи или вятичи. В жидовской терминологии русский это "православный фанатик-ортодокс", "националист-антисемит-экстремист", "православный-скинхед-фАшист" и "дремучий черносотенец". Выбирайте любой ярлык. Если жиды его вам клеят, значит вы и есть настоящий русский человек. Но продажный, алчный шабесгой с красными щеками и носом-картошкой русским не считается.

Все мы дети Великой России.
Нам Россию любить и беречь.
В ней живут наши корни святые
И великая русская речь.

Будут новые жить поколенья,
И пока в нас пульсирует кровь,
Мы в России сильны единеньем,
С нами Вера, Надежда, Любовь!

Мы своими руками Россию
Возродим, как живою водой!
И она – новой эры Мессия
Всем подарит рассвет золотой!

Мы, как искры огромной вселенной,
На великую землю пришли.
И огонь этой жизни священной
Мы оставим для нашей Земли

Здорово. Верно сказано! Необходимо возрождать Русскую национальную идею, ибо без этого, мы Русские вымрем и станем навозом, для возрождения других народов.

Главной особенностью русской жизни всегда считалась русская община, а - общинность. О русской общине в 60-70-е годы XIX столетия писали самые разнообразные публицисты. В. Г. Авсеенко, например, понимал, что русская община, это архинародное учреждение, обязана своим происхождением прежде всего слабости личных, индивидуальных инстинктов в русском крестьянине: ему нужна эта собирательная общинная личность, потому что он сознает слабость и бездеятельность своей единичной личности. Стремление к общинности понимается здесь как средство избавления от страха, преодоление бессмысленности жизни единичного человека. Анонимный автор «Отечественных записок» видел в русской общине и сходе идеал социальной свободы, выработанный русским крестьянством: «Если бы русский крестьянин не был так глубоко проникнут этим основным условием социальной свободы, если бы он не всосал его с молоком матери, то общинное владение не могло бы сделаться до такой степени повсеместным и удержаться так долго». Гениальный Владимир Соловьев осознал, что институт общины есть прямое выражение идеи синкретичности, лежащей в основе народного духа: «В самом деле, исторический принцип развития права, как непосредственно выражающего общую основу народного духа в его нераздельном единстве, прямо соответствует началу общинности, а противоположный механический принцип, выводящий право из внешнего соглашения между всеми отдельными атомами общества, есть очевидное прямое выражение начала индивидуалистического». При этом общинность понимается Соловьевым как внутреннее совпадение между сильнейшим развитием личности и полнейшим общественным единством, которое удовлетворяло бы главному нравственному требованию: чтобы все были целью каждого. О том же принципе общинности писал и мифолог-славянофил О.Ф.Миллер: «В общине каждый имеет в виду благо всех, благо целого. …нравственность и сводится ведь к тому, чтобы, отстаивая свою личность, не только не давать ей развиваться в ущерб другим, но и сознательно жертвовать собою для Авсеенко В.Г. Опять о народности и о культурных типах общего дела». Подобную же мысль высказывает Достоевский в романе «Братья Карамазовы» устами старца Зосимы. Появляется она и у других писателей-народников. Личность в таких условиях не уничтожается, а, напротив, достигает высочайшего духовного уровня развития, когда человек сознательно жертвует собой ради всех. Община - это добровольное и высшее единство множественностей. Ф. Щербина попытался даже дать научное определение общины: Под «обществом» народ разумеет прежде всего известный союз земледельческого населения, союз, связывающий своих членов воедино общностью интересов по отношению: 1) к самоуправлению вообще, 2) к религиозным, нравственным и интеллектуальным нуждам, 3) к отбыванию государственных и общественных повинностей и 4) к праву владения и пользования общинною землею и собственностью». Общинные отношения, как мы видим, пронизывали все сферы жизни русского человека.

Писатели-народники (а народничество было ведущим идеологическим течением 60-70-х годов XIX века) выводили общинность из патриархального «первобытного коммунизма». В. Соловьев писал: «Простота и односложность первоначального быта выражается в экономической сфере, во-первых, в отсутствии личной собственности в строгом смысле, некоторого рода коммунизме, и, во-вторых, в простоте и однообразии самого труда и его произведений. Первоначальный коммунизм, фактически доказываемый новейшими исследованиями доисторической культуры, прямо вытекает из преобладания рода над лицом». Несколько позднее, уже в начале XX века, критик Е. А. Соловьев давал такую оценку народничеству: «В России крестьянской они видели существование таких устоев, опираясь на которые, по их мнению, можно было питать самые смелые надежды. Этими устоями были артель, община, кустарная промышленность и др. остатки «первобытного коммунизма», как называют это явление западные социологи. Это сближало народников со славянофилами». Но если «первобытный коммунизм» прямо соотносится с архаичной, мифологической культурой, то и общинность, следовательно, также становится результатом деятельности мифологического сознания.

Это соотношение общины с первобытным, патриархальным «коммунизмом» легло в основу истории Достоевского. Он предполагал, что исторический прогресс содержит в себе три этапа. В наброске «Социализм и христианство» (1864-1865 гг.) он писал: «Патриархальность было состояние первобытное. Цивилизация - среднее, переходное. Христианство - третья и последняя степень человека, но тут кончается развитие, достигается идеал…». В патриархальных общинах человек живет массами непосредственно, в будущем же достижение идеала будет означать возвращение в непосредственность, в массу, но свободное и даже не по воле, не по разуму, а просто по ощущению, что это очень хорошо и так нужно. Эта концепция Достоевского легла затем в основу его утопического рассказа «Сон смешного человека». Видимо, под влиянием Достоевского ту же мысль высказывал и B. Соловьев: «Таким образом, в историческом развитии права, как и во всяком развитии, мы замечаем три главные ступени: 1) первоначальное несвободное единство; 2) обособление индивидуальных ; 3) свободное их единство». Народники, однако, считали, что возможно в развитии миновать второй этап (буржуазная цивилизация) и сразу, опираясь на общинные устои русской жизни, выйти к новому, добровольному и свободному единству, к новому социальному порядку. Фактически это означало прямое, хотя и на совершенно новом уровне, возвращение к мифологической культуре, возвращение к мифу, так как общинности (старой, новой или «будущей») всегда соответствует интуитивное мышление и синкретическое мировосприятие, т.е. - миф. На этом новом уровне мифологичность должна была получить выражение в духовности и трансцендентной устремленности русского народа.

Этот новый уровень общинности тогда же получил название «всеединства». Философом всеединства в это время (70-е годы XIX в.) был В. Соловьев. Он говорил, что стремление человека к безусловному, то есть стремление быть всем в единстве или быть всеединым - есть несомненный факт. Философ признавал, что человек или человечество есть существо, содержащее в себе (в абсолютном порядке) божественную идею, то есть всеединство, или безусловную полноту бытия, и осуществляющее эту идею (в естественном порядке) посредством разумной свободы в материальной природе». Такое всеединство (единство во множестве) достигается, когда осознается принцип, что «все имманентно всему» (Лосский), когда все внутренне присуще всему и существует не в себе, а находится в теснейшей связи со всем, существует для всех. Такое миропонимание русского человека полностью противоположно европейцу. Религиозный философ Р. Гуардини видел это: «В отличие от распространенной «на Западе» позиции, сводящейся к формуле «ты - не я, я - не ты», здесь предполагается, что в «ты» присутствует также и «я», хоть содержание их различно». Русский человек преодолевает оппозиционность, бинарность и заменяет их синкретизмом и всеединством. Причем категория всеединства, как несущая идеал, соотносится не с быстротечным временем, а с такой же идеальной вечностью. Всеединство, следовательно, онтологично и поэтому мифологично. Русская идея - это жажда воплощения всеединства, единения всех людей во имя Христово и под знаменем православной церкви.

Здесь появляется новый аспект проблемы русской общинности и всеединства - глубокая религиозность русских и соборность. В русской идее знание сливается с верой, и в этом проявляется еще один из аспектов синкретизма. При этом миф и религия - понятия близкие, но не одинаковые. Они могут пересекаться и взаимодействовать, взаимопроникать, но в принципе они относятся к совершенно различным уровням и областям человеческой личности. Миф занимает подсознание, где находится в невыявленной форме, а религия относится к сфере сверхсознания и всегда осознанна. Конечно, в религии сохраняются элементы мифа, так как сверхсознание взаимодействует с сознанием, а сознание контролируется подсознанием. Но никакой «отмены» или «замещения» мифа религией не происходит. Речь может идти только о взаимодействии или, в редких случаях, преобладании в душе нации, народа, племени или отдельного человека подсознания (миф) или сверхсознания (религия). Русская религиозность прямо связана с мифологизмом и становится одной из черт национального характера. Н. Я. Данилевский отмечал в книге «Россия и Европа», что «религия составляла самое существенное, господствующее (почти исключительное) содержание древней русской жизни, и в настоящее время в ней же заключается преобладающий духовный интерес простых русских людей…». Отсюда философ выводит «понятие православное, утверждающее, что церковь есть собрание всех верующих всех времен и народов под главенством Иисуса Христа и под водительством Святого Духа, и приписывающее церкви таким образом понимаемой - непогрешимость». Общинность, взятая в религиозном, церковном аспекте, и есть соборность, на которую возлагали надежды наши выдающиеся мыслители.

Известно, что книга Данилевского «Россия и Европа» легла в основу рассуждений героя романа Достоевского «Бесы» Шатова, что В. Соловьев очень высоко ценил это Глубочайшее исследование души русского народа. Подлинное всеединство возможно только как соборность, то есть - во Христе и через единую соборную православную церковь. Н. И. Аксаков писал: «Итак, только в церкви может полное единство общего соединяться с полною свободою личного убеждения, ибо в том собственно и состоит задача церкви, как общения, чтобы в ней образование общего неустанно шло рука об руку с полною свободою каждой отдельной единицы». Подлинная общинность возможна в православной культуре только как соборность, как церковность. О. Миллер считал, что «и на политической, и на вероисповедной почве исходною точкою славянофильству служит понятие об общине - не как о каком-нибудь учреждении, а как о чисто нравственном союзе между людьми. Издавность общины является предрасположением ко вступлению в церковь, как общину не только «крестившихся, но и облекшихся во Христа». Эти же размышления легли в основу романа Лескова «Соборяне» и его повести «На краю света».

Общинной русской культуре всегда характерен традиционализм. Традиционализм означает выражение в неких стереотипах группового опыта народа и пространственно-временную их передачу. Именно традиция становится общим знаменателем, на котором отдельные племена формируются в нацию. Эта традиция всегда духовна, всегда сакральна и всегда отражает народное самосознание. Роль общины здесь принципиальна. Именно она формировала, хранила, изменяла и передавала традиции. Общинность, соборность, всеединство означают не только единство людей в пространстве, но и во времени. Через традицию предки делались современниками, так как человек повторял или возобновлял их поведение, легшее в основу традиции. Само сохранение стабильности общества невозможно без признания людьми неких общих ценностей. Как правило, эти ценности признаются благодаря их освященности временем, опытом или способом происхождения. Эти ценности и ложатся в основу традиции. Так, традиция управляет формой и даже местом жизни племени, подчиняет себе нужды племени и его историю. Поэтому традиционализм отвергает линейное время и заменяет его циклическим, а это значит, что оно мифологизируется.

Любая традиционная культура мифологична, так как традиция - это закрепленная в опыте и освященная временем мифологическая парадигма. Правильно вообще делить общества не на первобытные (или примитивные) и современные (или развитые), а на традиционные, статичные и революционные, развивающиеся. Каждому из этих типов соответствует и своя особая форма сознания. Традиционной культуре соответствует мифологическое сознание и синкретичное, нерасчлененное общество. Революционной культуре характерен антитрадиционализм, рационализм, позитивизм. Славянофилы и почвенники в России были традиционалистами; западники, революционные демократы и социалисты - антитрадиционалистами. Традиционализм - это не просто обращение к прошлому, но, как мы уже говорили, и его сакрализация. Рационалистическое отрицание традиций есть одна из форм восстания профанного против сакрального. Упадок традиции ведет к отрицанию коллективистских, общинных основ, к расчленению единого общества на отдельные единицы (плюрализм). С другой стороны, развитие частной собственности и частного предпринимательства ослабило общинные устои в России и в корне подорвало традиционализм.

Е. Шацкий выделяет следующие особенности традиционализма аграрного общества: 1) сакрально-мифологическая или религиозная окраска (давность освящена авторитетом сверхъестественных сил); 2) синкретизм; мир представляется как единое целое, где природное, социальное, божественное и пространственно-временное сливаются; 3) установленный порядок воспринимается как нерушимый, неизменный, стабильный; 4) культура воспринимается как нечто целостное, и изменение каждой из ее частей считается опасным для существования культуры в целом; вообще, культура и прогресс возможны только в рамках традиции; 5) безальтернативность установленных традиций, невозможность выбора принципов поведения, однозначность традиции; 6) бессознательность, неосознанность следования традиции; традиция переживается, но не осознается, традиционализм неизбежно оказывается иррационализмом. Традиционализм таким образом опирается на признание прежде всего ритуально-мифологической, магической и религиозной сущности человека. Бог, дух, первопредок или культурный герой является творцом как космического, так и социального порядка, и как неизменен космос, также неизменен и социум. Традиция, следовательно, открывает человеку мифологические времена и переносит их в настоящее. Не давность, а святость, сакральность откровения кладется в основу традиции. Она сакрализует жизнь людей и помогает им сохраниться в профанном окружении. Традиция также и онтологична, так как относит человека к изначальным временам, к первопричинам Бытия. Вообще традиция выступает как посредник между современностью и вечностью, историей и мифом, она - средство мифологизации жизни.

Традиция близка к мифу еще по трем моментам: по наличию парадигмы, по связи с природными циклами, по культу предков. «Прошлое, - считает Шацкий, - это кладезь прецедентов, примеров, опытов, конкретных образцов ощущений, мышления и поведения. Сохраняя верность предшественникам, мы должны вести себя так же, как они, не спрашивая «почему» и «зачем». Традиция несет в себе образцовые модели и сама выступает как парадигма, как норма поведения, то есть она несет в себе те же функции, что и миф. Это может означать только одно: традиция в своей основе имеет мифологическое сознание, она в принципе мифологична. У человека для сохранения стабильности выработался комплекс «необходимости наследия как парадигмы», и как образец для подражания, традиция и миф становятся целью культурной деятельности человека и ее основой, которой он всецело подчиняет свою деятельность.

Как и миф, русская община в своей жизни и ее традиции прямо зависят от природных циклов. Трудовой ритм, освященный традицией, определяется циклической сменой времен года, лежащей также в основе мифо-ритуальной системы. В числе таких ритуальных традиций сохранились явно мифологические и даже языческие - обращение к первопредкам, духам природы и языческим божествам, которые должны были обеспечить хороший урожай (Мать-Земля, Ярило, Купала, Кострома, Чур, домовой, полевой и др.). К сверхъестественным силам обращались во время общих праздников (т.е. - «всем обществом»), имевших аграрное происхождение. Такие же глубокие мифологические корни имеет и традиция «заповедных дней», когда было запрещено работать или выполнять определенные виды работ (например: прясть по пятницам).

Сохранность традиции сочетается с культом предков. Традиция связана с преемственностью, т.е. со стремлением племени сохранить связи с предками и установить их с потомками. Нация - это союз людей не только в пространстве, но и во времени. Ни одно новое поколение не свободно от ценностей и идеалов, выработанных в прошлом. Традиционализм включает в себя идеи наследия, преемственности и возвращения к утраченному идеалу, носителями или творцами которых были первопредки. Традиционализм племени заключается в том, что человек (благодаря ритуалу) стремится достичь отождествления с предками, с прежними поколениями. В традиционных обрядах (свадьба, похороны, аграрные праздники) усопшие прямо принимали участие в делах живых. Итак, идея преемственности поколений, уважение к прежним поколениям, авторитет предков прямо восходит к мифологическому культу предков. Отсюда поклонение Роду, Чуру, домовому, русалкам и пр. Учение Н. Федорова о «общем деле» - физическом воскрешении умерших предков силами науки - апогей философских рассуждений о культе мифологических первопредков. Наконец, очень важным становится и вопрос о средствах передачи традиций. В общине существуют два уровня сохранения и передачи традиций - семейный и профессиональный. Семья, как единица общины, берет на себя основную нагрузку передачи традиций; именно семья, а не школа, не место работы, не армия или другие структуры, способствующие социализации человека. Мнение семьи, родственников выступало как регулятор и стимул поведения. Афанасьев отмечал огромное значение семьи для понимания миросозерцания славян: «Вследствие естественных, физиологических условий, определивших первоначальное развитие младенческих племен, славянин по преимуществу был добрым и домовитым семьянином. В кругу семьи или рода (который был тою же семьею, только разросшеюся) проходила вся его жизнь, со всем ее обиходом и родственными торжествами; в ней сосредоточивались самые живые его интересы и хранились самые заветные предания и верования». Отсюда - культ огня, очага, дома и домашних духов-покровителей. Семья вообще считалась одной из главных святынь у славян; в семье «сливаются мысли и чувства о народе, долге, верности, духовной крепости и чистоте личных человеческих помыслов». Семейная жизнь рассматривалась как духовный, религиозный, праведнический подвиг, а семейность считается одной из главнейших черт русского национального самосознания, связанных с общинностью.

В число профессиональных, конкретных хранителей и передатчиков традиций и заветов предков входили сельские праведники и знахари, мастера, сказители былин и сказок, постоянные распорядители в ритуальных игрищах. Все эти лица ведут свое происхождение от мифологической древности, когда они сливались в жреческую касту.

Но существовал еще и общегосударственный уровень сохранения традиций. Здесь главную роль играли два сословия - священнослужители и аристократы. Священники всегда и во всех культурах были хранителями не только религии, но и духовных традиций народа. Об этой роли священства рассказал Лесков в романе «Соборяне». Что же касается аристократии, то она становится на государственном уровне единственной группой лиц, объединенных не по образу действия, а по праву рождения (в России такое положение существовало до реформ Петра I). Аристократия - опора традиций государства и коллективной памяти народа. Главная цель существования аристократии - в сохранении традиций. Такими аристократами-традиционалистами становятся у Достоевского князь Мышкин («Идиот») и Версилов («Подросток»). Генетически замкнутые группы носителей традиций (аристократия) восходят к тайным обществам мифологических культур, основная функция которых - сохранение тайных сакральных культов и обычаев.

Традиция связана с мифом, а традиционная культура не может не быть мифологической. Задача мифа - в оправдании и укреплении традиции, и любая традиция держится на мифе - священном предании племени. Национальный духи национальная история, замешанные на традиционалистском подходе, всегда мифологизируются. Из мифа вырастает и политическая идеология, особенно тогда, когда она, как например консерватизм, прямо связана с идеей традиции. Такой консерватизм не есть что-то отрицательное, а становится залогом естественного эволюционного прогресса: «В основе даже самой благородной и прогрессивной борьбы за личность лежит, очевидно, консерватизм формы, что показывает самое слово самосохранение. Консерватизм есть основа и источник прогресса, как это не странным кажется с первого раза». Политическая идеология консерватизма выходит из мифологического традиционализма и строится как новая мифология. Но если человек или группа лиц (партия) выбирает из прошлого нечто конкретное в качестве идеала, то руководствуется тем, что какие-то элементы его вполне приемлемы сегодня. Такая обоснованная традиция, выбранная сознательно и ставшая идеологией, неизбежно перестает быть «реакционной» и превращается в консервативную утопию. Будущее естественно вырастает из прошлого, а не сменяет его путем отрицания. Если же традиционализм имеет религиозно-мифологическую окраску, оценивает мир как единый чувственно-материальный космос, а миропорядок как неизменный, стабильный, то он и становится базой для всеединства, соборности и теократии.

Общинности и традиционализму русских соответствует земледельческий, почвенный характер культуры. «Народ, - писал Р. Гуардини о русских, - стоит у истоков бытия. Он сросся в единое целое с землей - той землей, по которой он ходит, на которой трудится и благодаря которой живет. Он органически включен в общий контекст природы, в биологические циклы света и роста. И он ощущает, быть может подсознательно, единство Вселенной». , почва, природа и ее циклы, неразличение с ними, невыделение и слитность с Вселенной и особенно с родной землей, - вот что является одной из составляющих русской души. Отсюда - почвенничество братьев Достоевских, А. Григорьева и Н. Страхова, ожидавшее слияния всех сословий русского народа на почве единой религии, на просторах единой земли. Достоевский мечтал о возвращении образованных классов русского общества к родной почве.

Общинность и женственность породили у русских к концу XIX века следующие черты характера: терпимость, традиционализм, ненасилие и непротивление, мягкость, покорность и почтительность к старшему, уважение и любовь к младшему, стремление к братству и справедливости, коллективизм, семейность, доброта и всепрощение, смирение и мечтательность, всечеловечность, жалость к униженным и оскорбленным, любовь, стоящая выше справедливости, самопожертвование как нравственный закон, жажда обретения счастья и поиски смысла жизни, страдание ради обретения идеала и сострадание ради спасения ближнего, отзывчивость, глубинная духовность, трансцендентность и глубокая религиозность, приоритет духовного перед материальным и обращение к миру высшему, идеальному, божественному. Все эти черты характера составляют мифологию русской нации и прямо влияют на всю ее историю. Мистика земли в русском самосознании породила и ряд основных мифологем в ее культуре. И прежде всего это, конечно, тип странника. Странничество - особенность русского самосознания. Русской теллурической (почвенной) культуре свойственно ощущение безграничного пространства. От него идет стремление освоить эти пределы, которое происходит через движение по земле. Это очень близко к типу мифологического культурного героя, который по мере продвижения в пространстве вносит в него порядок, уничтожая остатки хаоса и осваивая космос. Русский странник не имеет на земле своего дома, так как ищет Царство Божие. Мифологический культурный герой также видит своей целью достижение царства богов, либо обнаружение некоего сакрального места - энергетического центра мира. Такой странник прямо противоположен русскому же скитальцу. Странники появляются на страницах романов Достоевского (Макар Долгорукий в «Подростке» и старец Зосима в «Братьях Карамазовых»), у Лескова (Иван Флягин в «Очарованном страннике»), в поэме Некрасова «Кому на Руси жить хорошо?» и в ряде произведений Л. Н. Толстого («Отец Сергий», «Посмертные записки старца Федора Кузмича» и др.).

Сакральным центром в мифе может быть прекрасный райский сад - закрытое для простых людей священное пространство. Обычно это место заклято или освящено самим Богом и противостоит внешнему, профанному миру. С таким заклятым пространством мы встречаемся в рассказе

Лескова «Заячий ремиз». Достоевский же в «Дневнике писателя» доказывал, что идея Сада способна спасти всех: «Человечество обновится в Саду и Садом выправится - вот формула. Теперь ждут третьего фазиса: кончится буржуазия и настанет Обновленное Человечество. Оно поделит землю по общинам и начнет жить в Саду». Такой утопический Сад появляется и в рассказе Достоевского «Сон смешного человека» как прекрасный, но вполне достижимый идеал. Как видно, мифологема Сада прямо связана и с почвенностью, и с общинностью русской культуры, и с мифологическими представлениями о сакральном пространстве. Мифологема Сада становится прообразом библейского райского сада и апокалиптического Нового Иерусалима. Для русской теллурической культуры очень важна мифологема пахаря. Земледелец, пахарь - главная фигура земледельческих культур. В славянской мифологии он - всегда культурный герой, освобождающий землю от демонических сил (остатков хаоса) и вносящий в космос порядок. Таков Никита Кожемяка, утопивший змея и сделавший Вселенную строго структурированной (проведя сохой межу на земле). У славян земледельцу всегда противостоит великан или колдун, которых он тем не менее одолевает. Здесь очень важен образ Микулы Селяниновича - героя былин и могучего пахаря. Он странствует по русской земле (мотив странничества) и носит в суме тягу земную. Говорится, что Мать Сыра-Земля любит его, поэтому он становится непобедимым. Микула Селянинович оказывается сильнее и умнее хитрого колдуна и охотника Волха Всеславича и могучее великана и богатыря Святогора. Победа Микулы над этими героями отразила переход от охотничьей культуры к земледельческой у славян, так как Святогор - это осколок образа верховного бога неба у славян-охотников (Святовит, Сварог). Никита Кожемяка и Микула Селянинович - это трансформировавшийся в сказочный и былинный образы бог-громовержец Перун, который, - пишет Афанасьев, - «как щедрый податель дождей… почитался творцом урожаев, установителем земледелия, покровителем поселян-пахарей, и даже сам, по народным преданиям, выходил в виде простого крестьянина возделывать нивы своим золотым плугом». Пахарь становится также и космическим героем, так как созвездие Орион в мифах народов мира - это небесный плуг, первообраз земного, человеческого. Так образ земледельца в русской культуре восходит к глубокой языческой древности и мифологизируется.

Земледелие, как мы видели, в мифологии связано с космическим порядком, со священным миром семян, почек, всходов, весны, цветов, плодов. Циклизм земледельческого календаря лежал в основе стабильности мира. Бросание зерна в землю (его похороны) и последующее прорастание (воскресение) - основа языческих культов умирающего и воскресающего бога (Осириса, Диониса, Ярилы, Костромы). Но земледельческой культуре соответствует и христианство с его идеей воскресшего Христа. Падшее и воскресшее зерно, семя - одна из устойчивых мифологем русской культуры. Неудивительно поэтому, что она появляется в романах Достоевского (идея падшего и возродившегося героя) и особенно - в «Братьях Карамазовых», где использован в качестве эпиграфа библейский образ падшего зерна. Этот образ расширяется Достоевским до вселенского уровня. Прежде всего семя может быть понято как душа. Тело человека - тюрьма для души, могила души. Тогда семя (душа) не воскреснет к новой жизни, если не умрет (не пройдет стадию жизни в теле). Образ семени писатель соотносит и с понятием идеи. Ф. А. Степун уточняет: «Идея - семя потустороннего мира; всход этого семени в земных садах - тайна каждой человеческой души и каждой человеческой судьбы». Бог бросает на землю идею-семя, которое должно прорасти в нашем мире. Идея-семя есть божественный первообраз, получающий у нас конкретно-телесное воплощение. Эта идея-семя-первообраз падает в душу героя Достоевского, чтобы взойти там уже законченной системой взглядов и полностью подчинить волю героя себе, сделать его «мономаном», страдальцем идеи (таковы Раскольников и Аркадий Долгорукий, Шатов и Кириллов, Иван Карамазов). Здесь «идея» полностью овладевает человеком и становится его личностным мифом, мифологической парадигмой героя. Особое место занимает в земледельческой культуре конь. В русской литературе он трансформируется в образ забитой клячи. Эта мифологема творчески использована Н.А.Некрасовым (стихотворение «До сумерек»), Достоевским («Преступление и наказание», «Братья Карамазовы»), Салтыковым-Щедриным (сказка «Коняга»). Во всех случаях образ забитой клячи соотносится с темой забитого русского народа, его судьбой. Забитость, кротость, безответность и непосильный, убивающий труд - вот что выводит образ коня на уровень национальной мифологемы. Но конь еще и непосредственно мифологический образ. Прямо связанный с землей (куда уходит все живое после смерти), конь является психопомным животным, душеносцем в царстве мертвых; он еще и образ самой смерти. Тема коня-смерти в мифе и тема забитой клячи в русской культуре постоянно пересекаются (в «Коняге» Щедрина). Но в облике коня появляется еще и само - вечный труженик на небесном поле в земледельческой мифологии. Мифологически объясним и мотив постоянного, изматывающего и убивающего труда забитой клячи. Непрерывность действия как наказание - один из постоянных мотивов мифологии загробного мира (миф о Сизифе). Так мы видим, что национальные образы и мотивы непосредственно вырастают из древних мифологических моделей и в свою очередь вновь мифологизируются.

Предыдущая статья: Чему равна скорость света Следующая статья: Углерод — характеристика элемента и химические свойства