О творческой эволюции Н.М. Языкова

Все эти процессы, общие для литературы начала 1820-х гг., в значительной мере определили собою творчество одного из наиболее значительных поэтов пушкинской поры — Н. М. Языкова (1803—1846).

Языков вступает в литературу в 1819 г. Воспитанный на Ломоносове и Державине, он усвоил их уроки, как и уроки школы Батюшкова и Жуковского.

Его первые дружеские послания во многом зависят от этой последней — в своей шуточно-камерной тональности, в образе повествователя — беспечного поэта, «лентяя-мудреца», преданного жизненным радостям. Несколько позднее, в 1823—1824 гг., он станет вводить в стихи и «вакхический» анакреонтизм молодых поэтов.

Подобно Д. Давыдову, он не чуждается сниженно-бытового образа автора, но это образ не гусара, а кутилы-студента (с 1823 г. Языков учится в Дерптском университете); он поэтизирует студенческую пирушку, застольное веселье, буршество; все это идет рядом с прославлением вдохновения и высокой поэзии.

В его элегиях нередко сочетаются оба эти начала — и он вносит свой ощутимый вклад в дело разрушения традиционной элегической системы; однако в целом языковский «поэт» гораздо менее монистичная фигура, нежели «поэт» кружка Баратынского — Дельвига. В нем ясно выражена гражданская ипостась, идущая от декабристской поэзии; мы найдем у него и «слова-сигналы», и ораторскую эмоциональную напряженность (Гоголь писал, что Языков рожден «для дифирамба и гимна»), и обращение к теме героического прошлого народа.

Тема барда-воина в поэзии 1820-х гг., пожалуй, наиболее ярко представлена стихами Языкова («Песнь барда во время владычества татар в России», 1823; «Баян к русскому воину...», 1823; две «Песни баяна», 1823). Он пишет и прямые политические элегии («Элегия», 1824), но еще чаще политическая формула возникает у него в дружеском послании или высоком одическом периоде с нарастающей эмоцией, где она образует своего рода эмоционально-семантический центр.

В этом было своеобразие Языкова по сравнению с политической поэзией 1820-х гг., которая уже начала вырабатывать свой канон: Языков богаче и разнообразнее в интонационном, ритмо-мелодическом, семантическом и эмоциональном отношениях; его поэзия, сохраняя одическое «парение», уже далеко отошла от дидактического рационализма.

Поэтическое слово у него также не сводимо к логически-рациональному понятию, хотя все же ближе к нему, нежели слово у Жуковского и даже поэтов «новой школы».

Языков — поэт слова и периода. Он обнажает этимологические значения, создает смелые неологизмы, сталкивает стилистические пласты и меняет контексты. Он воздействует интонацией, вовлекающей читателя в мелодический и эмоциональный поток экзотическим звучанием аллитераций, намеренно «неточными» и в силу этого выразительными образами:

Море блеска, гул, удары,

И земля потрясена;

То стеклянная стена

О скалы раздроблена,

То бегут чрез крутояры

Многоводной Ниагары

Ширина и глубина!

(«Водопад», 1830)

Все это станет типичным позднее, в поэзии 1830-х гг.; сейчас это обеспечивает Языкову совершенно особое место в литературном движении. Тем не менее его поэзия непосредственно подготовлена поэтической традицией 1820-х гг.; открытие Языкова заключалось в совершенно особом сочетании тех элементов, которые уже определились в стихах его предшественников — хотя бы Д. Давыдова.

Связанный с поэзией декабризма, Языков испытал и «кризис 1823 года». Его политические элегии тронуты нотой социального пессимизма — в них проскальзывает мотив «спящей России», безмолвной и покорной самовластию. Все это — не случайность, а симптом дифференциации в гражданской поэзии 1820-х гг.

К середине десятилетия дифференциация приводит к брожению в обществе «соревнователей». Здесь мало-помалу складываются литературные группы — не враждебные, однако конкурирующие. Декабристы-литераторы во главе с Рылеевым и Бестужевым концентрируют силы вокруг альманаха «Полярная звезда»(1823—1825); дельвиговский круг начинает издавать альманах «Северные цветы». Поэты и прозаики «декабристской периферии» сотрудничают в обоих изданиях; обособление кружков происходит медленно и постепенно.

История русской литературы: в 4 томах / Под редакцией Н.И. Пруцкова и других - Л., 1980-1983 гг.

Н. М. Языков - один из талантливых русских поэтов пушкинской поры.

Детство

04.03.1803 в семье богатого волжского помещика Языкова в Симбирской губернии родился сын Николай. Родители были образованными людьми, чтившими отечественную и мировую культуры, поэтому и сыну с самого его младенчества прививали любовь к знаниям. Воспитание в семье было блестящим. Лучшие учителя давали мальчику домашнее образование. В раннем возрасте он увлекся литературой и начал сочинять стихи. Это занятие приносило мальчику огромное удовольствие.

Юность

Когда пришла пора получать специальное образование родители определили сына в Петербургский горный кадетский корпус, где он успешно, но неохотно учился, потому что не чувствовал в себе влечения к точным наукам, которые приходилось изучать. Затем, опять же по настоянию родителей, несколько лет был студентом Института инженеров путей сообщения. Но и тут не нашел своего призвания. В результате Языков бросил институт и поступил в Дерптский университет на факультет философии (Дерпт - это нынешний город Тарту в Эстонии). К этому времени юноша уже определился в своих приоритетах, имел некоторые литературные знакомства, публикации и одобрительную критику.

Студенческие годы

Дерптский период жизни Языкова - самый яркий и плодотворный. Он с увлечением изучал историю, философию, политэкономию, безупречно овладел немецким языком. Кроме того, в университете царили свободолюбивые нравы, о которых в русских городах и не слыхивали, освоившись жить в обстановке строгого полицейского режима. Языков наслаждался студенческой жизнью: участвовал в вечеринках, сочинял вольнолюбивые и озорные стихи, которые сокурсники знали наизусть и даже перекладывали на музыку, распевая хором полюбившиеся песни. Здесь, в Дерпте, и сформировалось вольнодумство и патриотизм поэта. В кружке, который он организовал в университете, молодежь обсуждала философские и политические вопросы, роль славян в историческом процессе, будущее России. Вдохновленный идеями кружковцев, он написал свои знаменитые стихи, ставшие песнями: «Из страны, страны далекой…» и «Нелюдимо наше море…» («Пловец»). Эти песни еще долгое время сопровождали демократически настроенную молодежь нескольких поколений.

Мировоззрение

Неудивительно, что в обстановке «вольной жизни», сформировалась незаурядная личность с передовыми общественными и политическими позициями. Стихи молодого Языкова блистали смелыми мыслями о самодержавии. Он называл его «адской силой». Покорность «рабской России» удручала поэта до такой степени, что он предрекал ей печальное будущее, говоря, что и через столетья «не пробудится Россия». Он называл «позором чести русской» попов и самого государя, а гордостью страны считал таких, как Пушкин и . Он прославлял героическую историю своей страны и ее народа. Стихи Языкова быстро приобрели широкую популярность в молодежных и литературных кругах. О нем с восторгом говорил и Пушкин.

Дружба с Пушкиным

Так случилось, что в летнюю пору 1826 г. Языков приехал погостить к своему товарищу Вульфу в с. Тригорское. В это время в соседнем Михайловском находился в ссылке Пушкин, друживший с обитателями имения Тригорского и часто их навещавший. Там и познакомились два поэта. Эта дружба обогатила обоих. в своих стихах много раз обращался к Языкову, восхищался его талантом, а что касается Языкова, то он был просто пленен творчеством великого Пушкина и очень гордился дружбой с ним. Стихотворения Языкова «Тригорское», «Вечер», «К П.А. Осиповой» - как раз об этой незабываемой встрече. Когда вышел сборник Языкова под нехитрым названием «Стихотворения Языкова» Пушкин раздосадовано отметил, что эту книгу можно было бы назвать проще и лаконичней - «Хмель», ибо, по его словам, человек в обыкновенном своем состоянии просто не мог сотворить подобного. Для этого ему, мол, необходимо было «буйство сил».

Коренные перемены

Когда в 1829 г. поэт окончил Дерптский университет, в его жизни наступил тяжелый период: настигла мучительная болезнь. Временами он жил на родине, но в основном в Москве. Здесь он познакомился с некоторыми людьми, представлявшими славянофильское направление русской общественной и философской мысли: Аксаковым, Киреевским, Баратынским и другими. В связи с этими обстоятельствами (болезнь, славянофильское окружение) началась ломка мировоззрения Языкова. В его творчестве появились религиозные и даже реакционные мотивы. Определенным образом повлиял на это и разгром декабристов. Постепенно затухал боевой запал его стихотворений, размышления о прошлом страны уже не вызывали оптимизма и гордости, напротив - в них сквозило осуждение и безнадежность. Более того, он порицал в резких выражениях Чаадаева, и других демократически настроенных деятелей в таких стихотворениях, как «К Чаадаеву», «К ненашим» и других.

Лечение за границей

Его болезнь все прогрессировала. Веселые юношеские кутежи во времена обучения в Дерптском университете вылились для поэта тяжелой формой нейросифилиса. В 1837 г. Языков отправился на лечение за границу. Европейские курорты, однако, не облегчили участь больного. Он возвратился в Москву полным инвалидом и оставшиеся три года жизни провел в страшных физических и моральных муках. Он еще пытался писать, но это уже были не просто реакционные, а даже злобные стихи угасающего таланта против отдельных представителей передовой общественной мысли.

В конце жизни

В 1844 и 1845 годах Языков выпустил два своих последних сборника, в которые вошли упомянутые выше стихи, клеймящие демократов. Он считал, что они предали национальную идею, устремившись к европейским ценностям, чуждым государственным интересам, чем «развращали» русский народ, «уродовали» общественное сознание. Языков умер 26.12.1846. Возникшая в конце жизни репутация реакционера все же не перечеркивает яркую, энергичную, свободолюбивую поэзию раннего творчества Николая Михайловича Языкова.

Языков Николай Михайлович (4.03.1803-26.12.1846 ), поэт. Родился на Волге, в г. Симбирске, в дворянской семье, принадлежавшей к старинному и богатому роду. По традиции того времени получил хорошее домашнее образование, рано начал писать стихи и с увлечением предавался этому занятию. В двенадцатилетнем возрасте был отдан в Санкт-Петербургский Институт Горных Инженеров (1814 год). Языков не имел каких-либо стремлений учиться там, вероятно его направили туда по причине того, что там уже обучались два его старших брата. Старший брат поэта Петр (1798-1851) впоследствии стал выдающимся ученым-геологом. Не чувствуя склонности к математике и другим специальным предметам, Языков совершенно забрасывал учёбу, пересиливая себя лишь эпизодически. К счастью в горном институте Языков был поставлен под особое наблюдение учителя русской словесности Алексея Дмитриевича Маркова - человека высоко образованного и просвещенного. Алексей Дмитриевич любил Языкова как сына, пытался развить в нём способности, заставляя изучать труды Державина и Ломоносова. В 1820 году Языков закончил обучение в Институте и поступил в Инженерный корпус, хотя обучаться там никакого желания у него не было. В конце концов в 1821 году его исключили «за нехождение в классы». Во время обучения в Петербурге Языков завязал знакомства в писательском кругу и с 1819 стал печататься. Карамзин, Жуковский, Батюшков, позже - Байрон и молодой Пушкин были для него литературными кумирами и учителями. К пластике и мелодичности стиха поэтов школы Жуковского Языков прибавил мощь, громкозвучность и торжественность стиха классицистов Ломоносова и Державина. Стихи молодого поэта, полные огня и движения, были встречены с большим сочувствием. Первым литературный дар Языкова заметил А.Ф. Воейков и опубликовал его стихи в "Соревнователе".

В 1822 Языков по настоянию старших братьев и литератора А.Ф. Воейкова решил продолжить учение и поступил на философский факультет Дерптского университета. Здесь он очутился в своей стихии, погрузился в изучение западноевропейской и русской литературы, как прошлой, так и современной. Дерптская жизнь как нельзя больше пришлась Языкову по душе. Тамошние студенты поддерживали традиции немецких буршей XVIII в. с их разгульными кутежами, веселыми похождениями, дуэлями на рапирах, застольными песнями. Языков стал восторженным поклонником и певцом этих вольных и даже буйных нравов. Без него не обходилась ни одна пирушка. «В одной рубашке, со стаканом в руке, с разгоревшимися щеками и с блестящими глазами, он был поэтически прекрасен», - вспоминал товарищ поэта по университету. Его стихотворения вскоре были замечены. Дельвиг искал его стихов для своих "Северных Цветов", Жуковский его обласкал, Пушкин искал знакомства с ним, и ещё в 1824 году приглашал его, через его университетского товарища А.Н. Вульфа, к себе в Михайловское.

Пушкин писал А.Н. Вульфу:

Однако в 1824 году Языков не смог встретиться с Пушкиным. Их знакомство отсрочилось до 1826 года.

В короткое время имя Языкова, как поэта, стало общеизвестно. Звонкие стихи Языкова заучивались наизусть, перекладывались на музыку и распевались студенческим хором. Упиваясь «вольностью» дерптской жизни, Языков ни в малой степени не поступался своими пылкими национальными чувствами. Напротив, в «полунемецкой» обстановке, окружавшей его, эти чувства еще более окрепли. Он организовал кружок русских студентов, на встречах которого «рассуждали о великом значении славян, о будущем России». Для этого кружка Языков написал песню, любимую многими поколениями русского студенчества «Из страны, страны далекой». Особенно красноречивы ее последние строки:

В Дерпте Языков провел около 8 лет, уезжая оттуда лишь на короткое время в Петербург, Москву и Псковскую губернию (знаменитое "Тригорское", в соседстве с Пушкиным). В университете Языков в совершенстве овладевает немецким языком, хорошо изучает историю и политэкономию. Увлечение беззаботным разгулом буршей было главной причиной того, что Языков не успел за все это время окончить университетского курса, за шесть лет обучения он так и не смог подготовиться к экзаменам. В 1829 году Языков закончил университет без диплома. Однако Языков много читал, у него сформировалась большая библиотека. «История государства Российского» Карамзина, «книга книг», открыла для него поэтический мир русской истории. Восхищаясь деяниями предков, он воспевал «гений русской старины торжественный и величавый» в стихотворении «Баян к русскому воину при Дмитрии Донском, прежде знаменитого сражения при Непрядве»:

В незавершенной поэме «Ала» Языков, предвосхищая пушкинскую «Полтаву», стремился описать на ливонском материале Северную войну, когда была «бодра железной волею Петра преображенная Россия». (Эти строки Пушкин взял эпиграфом к одной из глав «Арапа Петра Великого».)
Летом 1826 Языков гостил у своего товарища Вульфа в псковском имении Тригорском. Здесь он познакомился и быстро сошелся с Пушкиным, жившим в ссылке по соседству в Михайловском. Встреча эта сыграла в жизни и поэзии Языкова большую роль: Пушкин, его творчество, сама его личность, его образ поэта, - все это вошло в стихи Языкова. Пушкин же восторженно отзывался о творчестве Языкова.
Известно со слов Гоголя, что, когда вышла в свет книга стихов Языкова, Пушкин сказал «с досадою»: «Зачем он назвал их: “Стихотворения Языкова”! Их бы следовало назвать просто “хмель”! Человек с обыкновенными силами ничего не сделает подобного; тут потребно буйство сил». Время, проведенное в обществе Пушкина, искренно воспето Языковым в замечательном стихотворении «Тригорское», и всю жизнь было самым светлым и отрадным его воспоминанием. «Я вопрошал, пишет Языков к Вульфу в 1827 г. от 17 февраля, совесть мою и внимал ответам её - и не нахожу во всей моей жизни ничего подобного красотою нравственною и физическою, ничего приятнейшего и достойнейшего сиять золотыми буквами на доске памяти моего сердца - нежели лето 1826 года!» Через 20 лет (1846 г.) он с таким увлечением воспомянул Тригорское: «Вези, писал он тому же Вульфу (17 сент. 1846), вези мой поклон и почтение в Тригорское всем и каждому, кто меня помнит, и всем местам, кои я помню о сю пору и никогда не забуду.»

В 1829 году после окончания дерптского университета, он переселился в Москву, где познакомился с Киреевскими, Аксаковыми, Баратынскими и другими литераторами. В Москве Языков жил в доме Елагиных-Киреевских у Красных ворот.

В литературном салоне хозяйки дома А.П. Елагиной поэт среди «благословенного круга» друзей обрел необходимое ему тепло искренних чувств, духовное общение и понимание. Здесь у Языкова часто бывал Пушкин, приходили В.Ф. Одоевский, Баратынский и др. литераторы. Поэт вошел в славянофильский круг «Московского вестника».

В годы московской жизни были написаны чуть ли не лучшие стихи Языкова. По свидетельству его современника: «Крылья поэта встрепенулись». Его лира обрела новые сильные звуки, в которых сливались воедино «могучей мысли свет и жар и огнедышащее слово». Пушкин говорил, что стихи Языкова 30-х «стоят дыбом».
«В нашем любезном отечестве человек мыслящий и пишущий должен проявлять себя не голым усмотрением, а в образах, как можно более очевидных, ощутительных, так сказать, телесных, чувственных, ярких и разноцветных», - эти слова Языкова как нельзя лучше характеризуют творения его зрелой поэзии. Одно из лучших - знаменитое стихотворение «Пловец», давно ставшее любимой народной песней. После разгрома декабристов изменилась тональность его стихов, из них ушел боевой пафос. 12 сентября 1831 года Языков поступил на службу в Межевую Канцелярию. Службу в канцелярии Языков воспринимал как помеху своему творчеству. Ему хотелось переехать в деревню, где в уединении полностью отдаться стихописанию.
В 1833 у Языкова обнаружили тяжелейшую болезнь спинного мозга (легкие симптомы появились уже в 1831 году), после чего он выходит в отставку в чине коллежского регистратора . Он покидает Москву и живет в симбирском имении, где собирает русские песни для П.В. Киреевского и "наслаждается" как он сам говорил "поэтической ленью". Однако уединиться в деревне ему не удавалось, из-за болезни Языкову часто приходилось выезжать в Москву и в Пензу к гомеопату Петерсону. Во время улучшений Языков деятельно берется за творчество, публикуется в Московском Наблюдателе. По совету врачей Языков в 1837 он покидает Россию и отправляется на лечение в Германию в Мариенбад, там он пробыл два месяца, купался в воде и грязях, пил брун, но ощутимых улучшений не последовало. Языков отправился в Ганау к известному доктору Копу, который обещал поставить его на ноги, кроме этого Языкову пришлось бывать в Крейцнахе и Гаштейне. В Ганау Языков знакомится с Гоголем; и в 1842 году с ним едет в Италию (в Рим и Венецию). Лечение за границей не дало результатов. В те дни, когда здоровье Языкова улучшалось поэт жадно принимался за перо. Именно в это время Языковом написаны несколько элегий и замечательное стихотворение "К Рейну". На родину поэт возвращается в августе 1843 года, состояние здоровья было уже безнадёжно.

В Москве Языков поручил своё здоровье своему старому дерптскому товарищу - профессору Иноземцеву. Никуда не выходя из своей квартиры, он медленно угасал; единственным развлечением были для него устроенные им у себя еженедельные собрания знакомых литераторов. По своим родственным связям и давнишним симпатиям Языков был особенно близок с кружком славянофилов, увлекся воззрениями своих друзей и в 1844 г. обрушился на западников известным бранным посланием "К не-нашим", в котором все члены западнического кружка объявлены были врагами отечества.
Несмотря на жестокую болезнь, Языков, по свидетельству И. Киреевского «...пишет много, и стих его, кажется, стал еще блестящее и крепче». В последние годы жизни поэзия Языкова достигла то «высшее состояние лиризма, - утверждал Гоголь , - которое чуждо движений страстных и есть твердый взлет в свете разума, верховное торжество духовной трезвости». Стихотворение «Землетрясенье», которое Жуковский считал одним из лучших в русской поэзии, может служить образцом художественной силы образов поздней лирики Языкова.
В основу стихотворения было положено средневековое византийское предание о происхождении молитвы «Святый Боже, святый крепкий, святый бессмертный»: о мальчике, взятом на небо во время страшного землетрясения в Константинополе, где он услышал ангелов, научивших его новой молитве; когда все повторили эту молитву, землетрясение стихло. Заключают стихотворение пророческие строки:

Столь же пророчески звучат для нас и строки его стихотворения «К ненашим»:

Стихотворение было опубликовано лишь в 1871, до этого ходило в списках в ограниченном кругу лиц. Уязвленные западники назвали «К ненашим» - «доносом в стихах», ответив ядовитыми пародиями Некрасова и полными желчи статьями Белинского и Герцена. С их недоброй подачи к Языкову был прикреплен ярлык озлобленного реакционера. «...Эти стихи сделали дело, - писал Языков о своем послании, - разделили то, что не должно было быть вместе, отделили овец от козлищ, польза большая!.. Едва ли можно называть духом партии действие, какое бы оно ни было, противу тех, которые хотят доказать, что они имеют не только право, но и обязанность презирать народ русский, и доказать тем, что в нем много порчи, тогда как эту порчу родило, воспитало и еще родит и воспитывает именно то, что они называют своим убеждением!»

В половине декабря 1846 года Языков простудился, появилась горячка. Поэт счел ее за предзнаменование своей близкой смерти. Напрасно друзья старались разуверить его в таком печальном убеждении; он был непоколебим, и серьёзно стал готовиться к смерти: пригласил священника совершить последний долг христианина, сделал нужные, похоронные распоряжения, назначил даже кого пригласить на свои похороны, и заказал блюда для похоронного обеда. Языков умер в шестом часу вечера 26 декабря 1846 г. (по старому стилю), скончался тихо и незаметно. Отпевание Языкова состоялось в церкви Благовещения на Тверской. 30 декабря друзья и близкие поэта похоронили его в Даниловом монастыре.

Поэт занимает довольно видное место среди поэтов так называемой пушкинской плеяды. Если его поэзия не блестит глубиной мысли или разнообразием содержания, то в ней, все-таки, сказался несомненно яркий и своеобразный талант. Правильному развитию поэтического дарования Языкова мешала его порывистая, увлекающаяся натура, легко поддававшаяся впечатлениям минуты и неспособная к выдержанному труду; при более благоприятных условиях, из Языкова мог бы, вероятно, выработаться настоящий художник, но он навсегда остался только дилетантом в искусстве, впрочем, таким, у которого бывали подчас просветы истинно высокого художественного творчества. Главные мотивы поэзии Языкова - именно те самые, которые он ценил выше других, провозглашая себя "поэтом радости и хмеля", - нашли себе выражение в форме далеко не всегда художественной: его вакхический лиризм часто является слишком грубым; большая часть стихотворений отличается невыдержанностью тона, иногда - неудачным подбором выражений, иногда - искусственностью образов и сравнений. В стихотворениях Языкова можно указать, однако, целый ряд превосходных поэтических описаний природы ("Камби", "Тригорское" и прочие); затем встречаются лирические произведения, полные высокого одушевления и отличающиеся большой художественной отделкой ("Поэту", "Землетрясение", "Пловцы", некоторое переложение псалмов и др.), которые и заставляют отвести Языкову почетное место в ряду наших лириков первой половины XIX века. К сожалению, подобных произведений в общем литературном наследстве Языкова очень немного. Собрания стихотворений Языкова изданы им самим в 1833, 1844 и 1845 годах; позднейшее издание, под редакцией Перевлесского, СПб., 1858, неудовлетворительно. Ср. биография В. И. Шенрока в "Вестнике Европы" 1897, No 11 и 12, и сочинения Белинского.

Первая треть XIX века ознаменовалась очаровательным «золотым» временем для русской литературы, которое подарило непревзойденных поэтов так называемой Пушкинской поры. Теперь они вечные столпы интеллекта, познаний любви, добра и красоты, опираясь на которые, выросло не одно поколение людей. Один из таких поэтов Н. М. Языков - друг А. С. Пушкина и Н. В. Гоголя.

Николай Языков: биография

Поэт появился на свет 1803 года в небольшом городке на Волге Симбирске. Его старинный богатый дворянский род имел глубокие корни. В детстве Николая воспитывали в лучших светских традициях. Он получил великолепное домашнее образование, поэтому очень рано стал писать стихи, даже обожал это занятие.

В 12 лет, в 1814 году, его отдали в Институт в Санкт-Петербурге, там же обучались его два старших брата. Но это поприще оказалось не по душе Языкову, и он периодически забрасывал учебу. Однако учитель словесности Марков, любивший его как родного сына, усердно заставлял юношу изучать научные труды Державина и Ломоносова. В 1820 году, после окончания института, Языков решил продолжить учебу в Инженерном корпусе, но и туда он вскоре перестал ходить на занятия, и его исключили.

Дерптская беззаботность

В Питере Языков Николай Михайлович завязал знакомства с известным писательским кругом и в 1819 году впервые стал печататься. Он восхищался и учился у таких великих учителей, как Карамзин, Жуковский, Батюшков, Байрон и молодой Пушкин. Первым его поэтический дар заметил А.Ф. Воейков, который напечатал его стихи в «Соревнователе». Он же порекомендовал Николаю Михайловичу поступить в Дерптский философский университет, где поэт стал изучать западноевропейскую, русскую литературу и буквально попал в свою родную стихию.

Студенты университета славились веселыми похождениями, разгульными кутежами, застольными песнями, дуэлями на рапирах. Стихи Языкова вскоре были замечены и обласканы Жуковским, Дельвигом и Пушкиным, который пригласил его в 1824 году к себе в Михайловское и в стихе к А.Н. Вульфу он писал: «Да Языкова поэта привози ко мне с собой!». Но их встреча состоялась только через два года.

Жизнь прекрасна

За очень кроткое время имя поэта стало известным, его звонкие стихи перекладывались на музыку и пелись в студенческом хоре. Языков Николай был доволен сладострастной дерптской жизнью, но при этом он никогда не терял своего национального достоинства. И несмотря на вольную и буйную обстановку, его чувства к родине крепли и воспевались в поэзии.

Поэт даже организовал кружок русских студентов. В Дерпте он провел свои лучшие 8 лет, однако из-за постоянных беззаботных разгулов университет он окончил без диплома в 1829 году. Языкова спасало то, что он был очень начитанным, и к тому времени у него сформировалась большая библиотека.

С Пушкиным он познакомился в Тригорском у Вульфа в 1826 году. Эта встреча повлияла на поэзию Языкова, да и сам Пушкин был в восторге от творчества поэта. Последний описал все свои впечатления в своем великолепном стихотворении «Тригорское».

Москва и канцелярия

После окончания университета в 1829 году он переехал в Москву и жил в доме Елагиных-Киреевских у Красных ворот. Сюда к нему часто приезжали погостить Пушкин, Одоевский, Баратынский и другие. Поэт быстро вошел в славянофильский круг «Московского вестника». В это время он написал много своих, можно сказать, самых лучших стихов.

12 сентября 1831 года Языков Николай был назначен служащим Межевой Канцелярии, которую он считал помехой для своего творчества. К этому времени поэт хотел уединиться где-нибудь в деревне и больше писать. Но в 1833 году у него обнаружили нейросифилис - болезнь спинного мозга. Он ушел в отставку, покинул Москву и переехал в свое имение в Симбирске, где собирал русские песни и наслаждался поэтической ленью. Но болезнь начала постепенно прогрессировать, и в 1837 году Языков отправился в Германию, где лучше ему не становилось.

В Ханау он познакомился с Гоголем, и в 1842 году они вместе посетили Рим и Венецию. Когда поэту было легче, он снова жадно брался за перо. В это время Языков написал стихотворение «К Рейну». В конце лета 1843 года его состояние стало безнадежным и он возвратился на родину. В Москве за его здоровьем следил его старый друг профессор Иноземцев. Но Языков медленно угасал, единственным его развлечением стали еженедельные собрания знакомых литераторов.

Увлекшись воззрением своих друзей славянофилов, поэт обрушился на западников своим знаменитым бранным посланием «К не-нашим», в котором членов западнического кружка он называл врагами отечества. Потом Языков написал произведение «Землетрясение», которое Жуковский считал лучшим в русской поэзии. Несмотря на свою тяжелую болезнь, поэт продолжал писать стихи и, по словам Гоголя, достиг высшего состояния лиризма.

Смерть на пороге

В декабре 1846 года у холостого Языкова после простуды появилась горячка, и он стал готовиться к смерти. Поэт пригласил к себе священника для совершения последнего долга настоящего христианина, сделал похоронные распоряжения, подготовил список людей, которых он хотел видеть у себя на похоронах, и заказал поминальные блюда для обеда.

26 декабря 1846 года в шесть часов вечера Языков Николай тихо умер. Его отпевали на Тверской в церкви Благовещения и похоронили в Даниловом монастыре. Сегодня его могила, как и перенесена на Новодевичье кладбище.

Сказал о нем: «Имя Языков пришлось ему недаром. Владеет он языком, как араб диким конем своим, да еще как бы хвастается своею властью». Пушкин говорил, что Кастальский ключ, из которого пил Языков, течет не водой, а шампанским. Почти физическое опьянение, производимое стихами Языкова, хорошо знакомо его читателям. Поэзия его холодна и пенится, как шампанское или как минеральный источник. К человеческим чувствам она отношения не имеет. Сила этой поэзии не в том, что она означает, а в том, что она есть. Потрясающая – физическая или нервная – энергия его стихов не имеет себе равных. Но не следует думать, что он был источником словесных водопадов, как Гюго или Суинберн . Во всем этом словесном напоре ощущается рука мастера и самообуздание, доказывающие, что не зря Языков был современником Пушкина и Баратынского . Он никогда не бывает ни болтливым, ни пресным; его стих так же насыщен, как стихи старших собратьев по ремеслу.

Николай Языков

Ранняя его поэзия, славившая вино и веселье, особенно ценилась современниками. Но опьянение ритмами, пожалуй, еще могущественнее там, где сюжет не такой откровенно вакхический. Нетрудно вообразить, что он сделал из такого сюжета, как Водопад (1828), но и более мирные стихи о природе (Тригорское или стихи о Чудском озере) совершенно так же бьют искрящейся жизнью в своем холодном хрустальном великолепии. Языков не испытывал чувства слияния с природой. Просто ослепительное виденье, отразившееся на сетчатке его глаза, преображалось в ослепительный поток слов. В его власти было увидеть природу как оргию света и красок, и в этом он приближался к Державину , но у него не было ни варварской шероховатости, ни непосредственной и наивной человечности своего старшего предшественника.

Николай Михайлович Языков. Рисунок Хрипкова, 1829

Поздние стихи Языкова в целом выше ранних. Некоторые элегии, написанные им в глубоком унынии во время болезни, передают истинное человеческое чувство, не теряя прежнего словесного великолепия. Однако лучшие и самые прекрасные его стихи надо принимать именно как чисто словесное великолепие: таковы стансы к Т. Д. с их блистательным чувственным зачином и не менее блистательным окончанием на ноте бескорыстного восторга; причудливые строфы, сравнивающие вино стариков – малагу – с шампанским; знаменитое Землетрясенье (1844), где языковская избыточность, строго направляемая и очищенная, достигает несравнимой красоты; и, может быть, самые лучшие строки из всех (К Рейну , 1840), где он приветствует немецкую реку от имени Волги и всех ее притоков. Перечисление этих притоков, непрерывный каталог в пятьдесят строчек – один из величайших триумфов русского словесного искусства и непревзойденный рекорд длинного дыхания: чтение этих стихов – самое трудное и, в случае удачи, самое славное достижение декламатора.