Русский литературный критик и публицист, брат Александры Анненской. Идеолог якобинского направления в народничестве.
Родом из небогатой помещичьей семьи. Поступил на юридический факультет Петербургского университета, но вскоре был привлечён к одному из политических дел (так назыв. «делу Баллода»; за участие в студенческих беспорядках) и отсидел несколько месяцев в Петропавловской крепости, сначала в виде ареста подследственного, потом по приговору Сената. Когда университет был вновь открыт, Ткачёв, не поступая в число студентов, выдержал экзамен на учёную степень (1868).
Писать Ткачёв начал очень рано. Первая его статья («О суде по преступлениям против законов печати») была напечатана в № 6 журнала «Время» за 1862 год. Вслед за тем во «Времени» и в «Эпохе» помещено было в 1862-64 годах ещё несколько статей Ткачёва по разным вопросам, касавшимся судебной реформы. В 1863 и 1864 годах Ткачёв писал также в «Библиотеке для чтения» П. Д. Боборыкина; здесь были помещены первые «статистические этюды» Ткачёва (преступление и наказание, бедность и благотворительность). В конце 1865 года Ткачёв сошёлся с Г. Е. Благосветловым и стал писать в «Русском слове», а затем в заменившем его «Деле». За революционную пропаганду среди студенчества подвергался тюремному заключению, постоянно находился под надзором полиции. Во время студенческих волнений в Петербурге в 1868-69 годах вместе с С. Г. Нечаевым возглавлял радикальное меньшинство. Весной 1869 года он был вновь арестован и в июле 1871 года приговорён С.-Петербургской судебной палатой к 1 году и 4 месяцам тюрьмы. По отбытии наказания Ткачёв был выслан на родину, в Великие Луки, откуда вскоре эмигрировал за границу.
Прерванная арестом журнальная деятельность Ткачёва возобновилась в 1872 году. Он опять писал в «Деле», но не под своей фамилией, а под разными псевдонимами (П. Никитин, П. Н. Нионов, П. Н. Постный, П. Гр-ли, П. Грачиоли, Все тот же). В эмиграции сотрудничал с журналом «Вперёд!», примкнул к группе польско-русских эмигрантов, после разрыва с П. Л. Лавровым начал издавать журнал «Набат» (1875-81), совместно с К. М. Турским был одним из создателей «Общества народного освобождения» (1877), деятельность которого в России была незначительна. В середине 1870-х гг. сблизился с французскими бланкистами, сотрудничал в их газете «Ni dieu, ni maitre» («Ни бога, ни господина»). Политические свои воззрения Ткачёв развивал в нескольких брошюрах, изданных им за границей, и в журнале «Набат», выходившем под его редакцией в Женеве в 1875-76 гг. Ткачёв резко расходился с господствовавшими тогда в эмигрантской литературе течениями, главными выразителями которых были П. Л. Лавров и М. А. Бакунин. Он являлся представителем так называемых «якобинских» тенденций, противоположных и анархизму Бакунина, и направлению лавровского «Вперёд!». В последние годы своей жизни Ткачёв писал мало. В конце 1882 года он тяжело заболел и остаток жизни провёл в психиатрической больнице. Скончался в 1886 году в Париже, 41 года от роду.
Ткачёв был очень заметной фигурой в группе писателей крайнего левого крыла русской журналистики. В литературе он следовал идеям «шестидесятых годов» и оставался верен им до конца своей жизни. От других своих сотоварищей по «Русскому слову» и «Делу» он отличался тем, что никогда не увлекался естествознанием; его мысль всегда вращалась в сфере вопросов общественных. Он много писал по статистике населения и статистике экономической. Тот цифровой материал, которым он располагал, был очень беден, но Ткачёв умел им пользоваться. Ещё в 1870-х годах им подмечена была та зависимость между ростом крестьянского населения и величиной земельного надела, которая впоследствии прочно обоснована П. П. Семёновым-Тян-Шанским (в его введении в «Статистике поземельной собственности в России»). Наибольшая часть статей Ткачёва относится к области литературной критики; кроме того, он вёл в течение нескольких лет отдел «Новых книг» в «Деле» (и ранее «Библиографический листок» в «Русском слове»). Критические и библиографические статьи Ткачёва носят на себе чисто публицистический характер; это - горячая проповедь известных общественных идеалов, призыв к работе для осуществления этих идеалов. По своим социологическим воззрениям Ткачёв был крайний и последовательный «экономический материалист». Едва ли не в первый раз в русской журналистике в его статьях появляется имя Карла Маркса. Ещё в 1865 году в «Русском слове» («Библиографический листок», № 12) Ткачёв писал: «Все явления юридические и политические представляют не более как прямые юридические последствия явлений жизни экономической; эта жизнь юридическая и политическая есть, так сказать, зеркало, в котором отражается экономический быт народа… Ещё в 1859 г. известный немецкий изгнанник Карл Маркс формулировал этот взгляд самым точным и определённым образом». К практической деятельности, во имя идеала «общественного равносилия» ["В настоящее время все люди равноправны, но не все равносильны, то есть не все одарены одинаковой возможностью приводить свои интересы в равновесие - отсюда борьба и анархия… Поставьте всех в одинаковые условия по отношению к развитию и материальному обеспечению, и вы дадите всем действительную фактическую равноправность, а не мнимую, фиктивную которую изобрели схоластики-юристы с нарочитой целью морочить невежд и обманывать простаков" (Русское слово. - 1865. - № XI, II отд. - 36-37 с.).], Ткачёв звал «людей будущего». Он не был экономическим фаталистом. Достижение социального идеала или, по крайней мере, коренное изменение к лучшему экономического строя общества должно было составить, по его воззрениям, задачу сознательной общественной деятельности. «Люди будущего» в построениях Ткачёва занимали то же место, как «мыслящие реалисты» у Д. И. Писарева. Перед идеей общего блага, которая должна служить руководящим началом поведения людей будущего, отступают на задний план все положения отвлечённой морали и справедливости, все требования кодекса нравственности, принятого буржуазной толпой. «Нравственные правила установлены для пользы общежития, и потому соблюдение их обязательно для каждого. Но нравственное правило, как все житейское, имеет характер относительный, и важность его определяется важностью того интереса, для охраны которого оно создано… Не все нравственные правила равны между собой», и притом «не только различные правила могут быть различны по своей важности, но даже важность одного и того же правила, в различных случаях его применения, может видоизменяться до бесконечности». При столкновении нравственных правил неодинаковой важности и социальной полезности не колеблясь следует отдавать предпочтение более важному перед менее важным. Этот выбор должен быть предоставлен каждому; за каждым человеком должно быть признано «право относиться к предписаниям нравственного закона, при каждом частном случае его применения, не догматически а критически»; иначе «наша мораль ничем не будет отличаться от морали фарисеев, восставших на Учителя за то, что он в день субботний занимался врачеванием больных и поучением народа» (Люди будущего и герои мещанства // Дело. - 1868. - № 3.)
Воззрения Ткачёва сложились под влиянием демократической и социалистической идеологии 50-60-х годов XIX века. Ткачёв отвергал идею «самобытности» русского общественного строя и утверждал, что пореформенное развитие страны совершается в сторону капитализма. Считал, что предотвратить победу капитализма можно лишь заменив буржуазно-экономический принцип социалистическим. Как и все народники, Ткачёв связывал надежду на социалистическое будущее России с крестьянством, коммунистическим «по инстинкту, по традиции», проникнутым «принципами общинного владения». Но, в отличие от других народников, Ткачёв полагал, что крестьянство в силу своей пассивности и темноты неспособно самостоятельно совершить социальную революцию, а община может стать «ячейкой социализма» лишь после того, как будет уничтожен существующий государственный и социальный строй. В противовес господствовавшему в революционном движении аполитизму Ткачёв развивал идею политической революции как первого шага к революции социальной. Вслед за П. Г. Заичневским он считал, что создание тайной централизованной и законспирированной революционной организации является важнейшей гарантией успеха политической революции. Революция, по Ткачёву, сводилась к захвату власти и установлению диктатуры «революционного меньшинства», открывающей путь для «революционно-устроительной деятельности», которая, в отличие от «революционно-разрушительной», осуществляется исключительно убеждением. Проповедь политической борьбы, требование организации революционных сил, признание необходимости революционной диктатуры отличали концепцию Ткачёва от идей М. А. Бакунина и П. Л. Лаврова.
Свои философские воззрения Ткачёв называл «реализмом», понимая под этим «… строго реальное, разумно научное, а потому самому и в высшей степени человеческое миросозерцание» (Избранные сочинения на социально-политические темы. Т. 4. - М., 1933. - С. 27). Выступая противником идеализма, Ткачёв отождествлял его в гносеологическом плане с «метафизикой», а в социальном - с идеологической апологией существующего строя. Ценность любой теории Ткачёв ставил в зависимость от её отношения к общественным вопросам. Под влиянием работ Н. Г. Чернышевского и отчасти К. Маркса Ткачёв усвоил отдельные элементы материалистического понимания истории, признавал «экономический фактор» важнейшим рычагом социального развития и рассматривал исторический процесс с точки зрения борьбы экономических интересов отдельных классов. Руководствуясь этим принципом, Ткачёв выступал с критикой субъективного метода в социологии П. Л. Лаврова и Н. К. Михайловского, их теорий социального прогресса. Однако в вопросе о роли личности в истории Ткачёв склонялся к субъективизму. Качественная особенность исторической действительности состоит, по Ткачёву, в том, что она не существует вне и помимо деятельности людей. Личность выступает в истории как активная творческая сила и поскольку пределы возможного в истории подвижны, то личности, «активное меньшинство», могут и должны вносить «… в процесс развития общественной жизни много такого, что не только не обусловливается, но подчас даже решительно противоречит как предшествующим историческим предпосылкам, так и данным условиям общественности…» (Избранные сочинения на социально-политические темы. Т. 3. - М., 1933. - С. 193). Руководствуясь этим положением, Ткачёв создал собственную схему исторического процесса, согласно которой источником прогресса является воля «активного меньшинства». Эта концепция стала философским обоснованием теории революции Ткачёва.
В области литературной критики Ткачёв выступал последователем Н. Г. Чернышевского, Н. А. Добролюбова и Д. И. Писарева. Продолжая разработку теории «реальной критики», Ткачёв требовал от художественного произведения высокой идейности и общественной значимости. Эстетические достоинства художественного произведения Ткачёв зачастую игнорировал, ошибочно оценил ряд современных литературных произведений, обвинял И. С. Тургенева в искажении картины народной жизни, отвергал сатиру М. Е. Салтыкова-Щедрина, называл Л. Н. Толстого «салонным писателем».
Революционеры-народники конца 1860 - начала 1870-х годов, отрицавшие политическую революцию во имя социальной, отвергали доктрину Ткачёва. Лишь в конце 1870-х годов логика исторического процесса привела народовольцев к прямому политическому выступлению против самодержавия.
Ткачев Петр Никитич - Ткачев (Петр Никитич) - писатель.
Родился в 1844 г. в Псковской губернии, в небогатой помещичьей семье. Поступил на юридический факультет Санкт-Петербургского университета, но, вскоре, за участие в студенческих беспорядках, попал в Кронштадтскую крепость, где просидел несколько месяцев.
Когда университет был вновь открыт, Ткачев, не поступая в число студентов, выдержал экзамен на ученую степень.
Привлеченный к одному из политических дел (так называемому "делу Баллода"), Ткачев отсидел несколько месяцев в Петропавловской крепости, сначала в виде ареста подследственного, потом по приговору Сената.
Писать Ткачев начал очень рано. Первая его статья ("О суде по преступлениям против законов печати") была напечатана в ¦ 6 журнала "Время" за 1862 г. Вслед затем во "Времени" и в "Эпохе" помещено было, в 1862 - 64 годах, еще несколько статей Ткачева по разным вопросам, касавшимся судебной реформы.
В 1863 и 1864 г. Ткачев писал также в "Библиотеке для Чтения" П.Д. Боборыкина; здесь помещены были, между прочим, первые "статистические этюды" Ткачева (преступление и наказание, бедность и благотворительность).
В конце 1865 г. Ткачев сошелся с Г.Е. Благосветловым и стал писать в "Русском Слове", а затем в заменившем его "Деле".
Весной 1869 г. он был вновь арестован и в июле 1871 г. приговорен санкт-петербургской судебной палатой к 1 году и 4 месяцам тюрьмы (по так называемому "Нечаевскому делу").
По отбытии наказания Ткачев выслан был в Великие Луки, откуда вскоре эмигрировал за границу.
Прерванная арестом журнальная деятельность Ткачева возобновилась в 1872 г. Он опять писал в "Деле", но не под своей фамилией, а под разными псевдонимами (П. Никитин, П.Н. Нионов, П.Н. Постный, П. Гр-ли, П. Грачиоли, Все тот же). Ткачев был очень заметной фигурой в группе писателей крайнего левого крыла русской журналистики.
Он обладал несомненным и незаурядным литературным талантом; статьи его написаны живо, порой увлекательно.
Ясность и строгая последовательность мысли, переходящая в известную прямолинейность, делают статьи Ткачева особенно ценными для ознакомления с умственными течениями того периода русской общественной жизни, к которому относится расцвет его литературной деятельности.
Ткачев не договаривал иногда своих выводов только по цензурным соображениям.
В тех рамках, которые допускались внешними условиями, он ставил все точки над i, как бы парадоксальны ни казались порой защищаемые им положения.
Ткачев воспитался на идеях "шестидесятых годов" и оставался верен им до конца своей жизни. От других своих сотоварищей по "Русскому Слову" и "Делу" он отличался тем, что никогда не увлекался естествознанием; его мысль всегда вращалась в сфере вопросов общественных.
Он много писал по статистике населения и статистике экономической.
Тот цифровой материал, которым он располагал, был очень беден, но Ткачев умел им пользоваться.
Еще в 70-х годах им подмечена была та зависимость между ростом крестьянского населения и величиной земельного надела, которая впоследствии прочно обоснована П.П. Семеновым (в его введении в "Статистике поземельной собственности в России").
Наибольшая часть статей Ткачева относится к области литературной критики; кроме того он вел в течение нескольких лет отдел "Новых книг" в "Деле" (и ранее "Библиографический листок" в "Русском Слове").
Критические и библиографические статьи Ткачева носят на себе чисто публицистический характер; это - горячая проповедь известных общественных идеалов, призыв к работе для осуществления этих идеалов.
По своим социологическим воззрениям, Ткачев был крайний и последовательный "экономический материалист".
Едва ли не в первый раз в русской журналистике в его статьях появляется имя Маркса.
Еще в 1865 г. в "Русском Слове" ("Библиографический листок", ¦ 12) Ткачев писал: "Все явления юридические и политические представляют не более как прямые юридические последствия явлений жизни экономической; эта жизнь юридическая и политическая есть, так сказать, зеркало, в котором отражается экономический быт народа...
Еще в 1859 г. известный немецкий изгнанник Карл Маркс формулировал этот взгляд самым точным и определенным образом".
К практической деятельности, во имя идеала "общественного равносилия"*), Ткачев звал "людей будущего".
Он не был экономическим фаталистом.
Достижение социального идеала или, по крайней мере, коренное изменение к лучшему экономического строя общества должно было составить, по его воззрениям, задачу сознательной общественной деятельности.
"Люди будущего" в построениях Ткачева занимали то же место, как "мыслящие реалисты" у Писарева. Перед идеей общего блага, которая должна служить руководящим началом поведения людей будущего, отступают на задний план все положения отвлеченной морали и справедливости, все требования кодекса нравственности, принятого буржуазной толпой.
"Нравственные правила установлены для пользы общежития и потому соблюдение их обязательно для каждого.
Но нравственное правило, как все житейское, имеет характер относительный и важность его определяется важностью того интереса, для охраны которого оно создано....
Не все нравственные правила равны между собой" и притом "не только различные правила могут быть различны по своей важности, но даже важность одного и того же правила, в различных случаях его применения, может видоизменяться до бесконечности".
При столкновении нравственных правил неодинаковой важности и социальной полезности не колеблясь следует отдавать предпочтение более важному перед менее важным.
Этот выбор должен быть предоставлен каждому; за каждым человеком должно быть признано "право относиться к предписаниям нравственного закона, при каждом частном случае его применения, не догматически, а критически"; иначе "наша мораль ничем не будет отличаться от морали фарисеев, восставших на Учителя за то, что он в день субботний занимался врачеванием больных и поучением народа" ("Дело", 1868, ¦ 3, "Люди будущего и герои мещанства").
Политические свои воззрения Ткачев развивал в нескольких брошюрах, изданных им за границей, и в журнале "Набат", выходившем под его редакцией в Женеве, в 1875 - 76 годах. Ткачев резко расходился с господствовавшими тогда в эмигрантской литературе течениями, главными выразителями которых были П.Л. Лавров и М.А. Бакунин.
Он являлся представителем так называемых "якобинских" тенденций, противоположных и анархизму Бакунина, и направлению Лавровского "Вперед".
В последние годы своей жизни Ткачев писал мало. В 1883 г. он заболел психически и скончался в 1885 г., в Париже, 41 года от роду. Статьи Ткачева, более характеризующие его литературную физиономию: "Дело", 1867 - "Производительные силы России.
Статистические очерки" (1867, ¦ 2, 3, 4); "Новые книги" (¦ 7, 8, 9, 11, 12); "Немецкие идеалисты и филистеры" (по поводу книги Шерра: "Deutsche Cuktur und Sittengeschichte" ¦ 10, 11, 12). 1868 - "Люди будущего и герои мещанства" (¦ 4 и 5); "Подрастающие силы" (о романах В.А. Слепцова, Марко Вовчка, М.В. Авдеева - ¦ 9 и 10); "Разбитые иллюзии" (о романах Решетникова - ¦ 11, 12). 1869 - "По поводу книги Дауля "Женский труд" и статьи моей "Женский вопрос" (¦ 2). 1872 - "Недодуманные думы" (о сочинениях Н. Успенского, ¦ 1); "Недоконченные люди" (о романе Кущевского: "Николай Негорев", ¦ 2 - 3); "Статистические примечания к теории прогресса" (¦ 3); "Спасенные и спасающиеся" (по поводу романа Боборыкина: "Солидные добродетели", ¦ 10); "Недокрашенная старина" (о романе "Три страны света", Некрасова и Станицкого, и о повестях Тургенева, ¦ 11 - 12). 1873 - "Статистические очерки России" (¦ 1, 4, 5, 7, 10); "Тенденциозный роман" [по поводу "Собрания Сочинений" А. Михайлова (Шеллера) , ¦ 2, 6, 7]; "Больные люди" (о "Бесах" Ф.М. Достоевского, ¦ 3, 4); "Тюрьма и ее принципы" (¦ 6, 8). 1875 - "Беллетристы-эмпирики и беллетристы-метафизики" (о сочинениях Кущевского, Гл. Успенского, Боборыкина, С. Смирновой, ¦ 3, 5, 7); "Роль мысли в истории" (по поводу "Опытов истории мысли" П. Миртова, ¦ 9, 12). 1876 - "Литературное попурри" (о романах: "Два мира", Алеевой, "В глуши" М. Вовчка, "Подросток" Достоевского и "Сила характера", С.И. Смирновой, ¦ 4, 5, 6); "Французское общество в конце XVIII в." (по поводу книги Тэна, ¦ 3, 5, 7); "Поможет ли нам мелкий кредит" (¦ 12). 1877 - "Идеалист мещанства" (по поводу сочинения Авдеева, ¦ 1); "Уравновешенные души" (по поводу романа Тургенева "Новь", ¦ 2 - 4); "О пользе философии" (по поводу сочинений А.А. Козлова и В.В. Лесевича, ¦ 5); "Эдгар Кинэ, критико-биографический очерк" (¦ 6 - 7); 1878 - "Безобидная сатира" (о книге Щедрина: "В среде умеренности и аккуратности", ¦ 1); "Салонное художество" (об "Анне Карениной" Толстого, ¦ 2 и 4); "Кладези мудрости российских философов" (по поводу "Писем о научной философии" В.В. Лесевича, ¦ 10, 11). 1879 - "Мужик в салонах современной беллетристики" [по поводу сочинений Иванова (Успенского), Златовратского, Вологдина (Засодимского) и А. Потехина, ¦ 3, 6, 7, 8, 9]; "Оптимизм в науке. Посвящается Вольному Экономическому Обществу" (¦ 6); "Единственный русский социолог" (о "Социологии" Де-Роберти, ¦ 12). 1880 - "Утилитарный принцип в нравственной философии" (¦ 1); "Гнилые корни" (о сочинении В. Крестовского, ¦ 2, 3, 7, 8). Н.Ф. Анненский.
Народничество дало несколько организаций, по-разному пытавшихся подойти к решению проблемы соединения «социалистического сознания» русского народа с революционным взрывом в России.
Петр Ткачев был представителем крайнего крыла народничества, порвавшего с либерализмом Герцена и демократизмом Лаврова .
Таким образом, теория «революционного меньшинства» Ткачева сводится к использованию народного недовольства для захвата власти этим меньшинством. В самом акте захвата власти Ткачев видел основной смысл революционности. То, что захватив власть «революционное меньшинство» уничтожает всех противников, а затем, используя «силу и авторитет власти», вводит социализм, является, конечно, открытым признанием необходимости насилия для введения социализма, тем более, что Ткачев открыто считал все другие пути утопией.
Не только превращая захват государственной власти в главную цель революции, но и считая власть основной самоценностью, Ткачев подчинял этой ценности всё остальное в том числе и внутренние взаимоотношения в «революционном меньшинстве».
Петр Ткачев
Ленин в своей основной работе «Что делать? » (её название недаром перекликается с главной работой Чернышевского: Ленин, по свидетельству Н. Валентинова , избрал его вполне сознательно) ставит задачу создания дисциплинированной, замкнутой партии «революционного меньшинства, партии, поставившей себя в осадное положение в кулаке». Для того, чтобы оправдать создание такой партии с точки зрения марксизма, связать свою партийно-организационную доктрину с доктриной Маркса, Ленин приписывает, а потом и присваивает своей небольшой группе профессиональных революционеров, название «передового отряда пролетариата», «авангарда пролетариата».
Это, никогда не проверяемое никакими демократическими голосованиями утверждение и является тем новым элементом, оказавшимся необходимым Ленину для связывания марксистской доктрины с лево-народническими (ткачевскими) организационными принципами.
Не будем приводить здесь ни многочисленных цитат из ленинской брошюры «Что делать?», ни бесконечных свидетельств, характеризующих большевицкую группу, как принявшую организационные принципы «осадного положения в кулаке».
В качестве лишь одного из многих примеров, приведем впечатления известного большевика Ольминского при столкновении с ленинской группой уже на первых порах своей работы в РСДРП . Вскоре после II съезда партии , Ольминский, как он пишет «... проникся сильнейшим предубеждением против большинства за его бюрократизм, бонапартизм и практику осадного положения» . Впоследствии примирившийся с большевизмом Ольминский в первой фазе борьбы меньшевиков с большевиками заявил, что он не может «подвергнуть себя тирании осадного положения, подчиниться требованию «слепого повиновения», «узкому толкованию партийной дисциплины», возведению принципа «не рассуждать» в руководящий принцип; признать за высшими учреждениями [партии] «власть, приводить свою волю в исполнение чисто механическими средствами…» .
Таким образом, Ленин пытался со времени раскола с меньшевиками в 1903 году создать из партии спаянную группу «истинная революционность, которой заключалась бы в том, чтобы овладеть государственной властью».
«Революционная диктатура», на которой настаивали левые эсеры , происходила из тех же источников, из того же крайнего крыла народничества, откуда Ленин черпал свою страстную волю к насильственной революции даже тогда, когда в стране был установлен демократический правовой строй. Вот почему при защите этого положения Ленин не постеснялся печатно заявить, что из 10 тысяч человек, которые читали или слыхали об «отмирании государства, 9 990 совсем не знают или не помнят что Энгельс направил свои выводы...не только против анархистов. А из остальных десяти человек, наверное, девять не знают, что такое "свободное народное государство" и почему в нападении на этот лозунг заключается нападение на оппортунистов» . Несколькими строками дальше Ленин признает, что лозунг немецкой социал-демократии – «свободное народное государство» и был лозунгом демократической республики. Все самоуверенные утверждения о том, что среди 9999 (все, кроме Ленина!) «не знают или не помнят» работ Маркса и Энгельса, понадобились Ленину для того, чтобы обосновать допустимость насильственного захвата власти тогда, когда установление в России самой демократической республики стало историческим фактом.