20 августа 1968 года началась военная операция «Дунай». Интернациональные (в основном, советские) войска в рекордно-короткие сроки «взяли» Прагу, захватив все стратегически-важные объекты.

Доктрина Брежнева

В кно было вздохнуть легко и обратить внимание на Восточную Европу. Битва за «правильное» понимание Союза союзных стран в кулуарах НАТО звалось «доктриной Брежнева». Доктрина и стала правом на вторжение в провинившуюся ЧССР. Кто же еще защитит исковерканный самостоятельностью социализм, развеет весеннее инакомыслие в Праге?

Дубчек и реформы

В декабре 1967 года к руководству компартией Чехословакии пришел Александр Дубчек. Пришел, вступил в борьбу с «консервированными» неосталинистами, попытался нарисовать новый социализм «с человеческим лицом». «Социализм с человеческим лицом» - это свобода печати, слова и репрессированных – отзвуки социал-демократии Запада. По иронии судьбы, один из освобожденных, Густав Гусак, позже сменит новатора Дубчека на посту первого секретаря КПЧ по протекции Москвы. Но это позже, а пока Дубчек вместе с президентом Чехословакии предложил стране «Программу действий» - реформ. Нововведения народ и интеллигенция (подпись 70-ти под статьей «Две тысячи слов») поддержали дружно. СССР, вспоминая Югославию, таких нововведений не поддержал. Дубчеку отправили коллективное письмо от стран Варшавского договора с призывом прекратить творческую деятельность, но первый секретарь КПЧ уступить не захотел.

Предупредительная конференция

29 июля 1968 года в городе Чиенра-над-Тисой Брежнев вместе с Дубчеком все-таки договорились. СССР обязывался вывести союзные войска с территории Чехословакии (были такие – введены для обучения и совместных маневров) и прекратить нападки в прессе. В свою очередь, Дубчек пообещал не заигрываться с «человеческим лицом» - проводить внутреннюю политику, не забывая о СССР.

Варшавский договор в наступлении

«Советский Союз и другие социалистические страны, верные интернациональному долгу и Варшавскому Договору, должны ввести свои войска для оказания помощи Чехословацкой народной армии в защите Родины от нависшей над ней опасностью». Такую директиву получил командующий воздушно-десантными войсками генерал Маргелов. И было это еще в апреле 1968 года, иначе говоря, до заключения Братиславского соглашения 29 июля 1968 года. А 18 августа 1968 года на совместной конференции СССР, ГДР, Венгрия, Польша и Болгария читали письмо от «истинных социалистов» КПЧ с просьбой о военной помощи. Военная операция «Дунай» стала не идеей, а реальностью.

«Дунай»

Специфика военной кампании СССР в отношении Чехословакии заключалась в выборе ударной силы. Основная роль отводилась воздушно-десантным войскам советской армии. Войска противовоздушной обороны, Военно-морской флот и ракетные войска стратегического назначения приводились в повышенную боевую готовность. Действия интернациональной армии велись по трем фронтам – были созданы Прикарпатский, Центральный и Южный фронты. Учитывая роль, возложенную на воздушные войска, на каждом из фронтов было предусмотрено участие воздушных армий. В 23:00 20 августа прозвучала боевая тревога, один из пяти запечатанных пакетов с планом операции был открыт. Здесь и находился план операции «Дунай».

В ночь с 20 на 21 августа

Подлетающий к чешскому аэропорту «Рузина» пассажирский самолет запросил вынужденную посадку и получил ее. С этого момента, с двух часов ночи аэропорт был захвачен 7-й воздушно-десантной дивизией. Находясь в здании ЦК, Дубчек обратился к народу по радио с призывом не допустить кровопролития. Меньше чем через два часа Дубчек и собранный им Президиум КПЧ в количестве одиннадцати человек были арестованы. Захват аэропорта и оппозиции являлся основной задачей операции «Дунай», однако реформы Дубчека носили заразительный характер. В 5 утра 21 августа на территорию Чехословакии высадилась разведывательная рота 350-го гвардейского парашютно-десантного полка и разведрота 103-й воздушно-десантной дивизии. В течении десяти минут беспрерывный поток солдат, ссаживающихся с самолетов, сумел захватить два аэропорта. Войска с помеченной белыми полосами техникой двинулись вглубь страны. Спустя четыре часа Прага была занята – союзные войска захватили телеграф, военные штабы, вокзалы. Все идеологически важные объекты - здания ЦК КПЧ, правительства, министерства обороны и генерального штаба были захвачены. В 10 утра из здания ЦК сотрудники КГБ вывели Александра Дубчека и «иже с ним».

Итоги

Через два дня после фактического окончания кампании в Москве состоялись переговоры заинтересованных сторон. Дубчек и товарищи подписали Московский протокол, что в результате позволило СССР не выводить свои войска. Протекторат СССР распространялся на неопределенное время, вплоть до урегулирования нормальной обстановки в ЧССР. Такое положение поддержал новый первый секретарь Гусак и президент Чехословакии Л. Свобода. Теоретически вывод войск с территории ЧССР был завершен в середине ноября 1968 года, практически – присутствие военных сил советской армии продлилось до 1991 года. Операция «Дунай» всколыхнула общественность, разделив социалистический лагерь на согласных и не согласных. В Москве и Финляндии прошли марши недовольных, но в целом операция «Дунай» показала силу и серьёзность СССР и, что немаловажно, полную боеготовность нашей армии.

Предложение признать за советскими участниками оккупации Чехословакии в 1968 году статус ветеранов войны внесли в Государственную Думу трое коммунистических депутатов. Целью «военно-стратегической операции „Дунай“», по их мнению, было подавление переворота в ЧССР, который с помощью западных стран готовила чехословацкая оппозиция.

Предложение раскритиковали представители чешской оппозиционной партии TOP 09 из-за «искажения истории». Чешское Министерство иностранных дел пока не прокомментировало это предложение.

Участники операции «Дунай-68» добиваются, чтобы их статус был таким же, как у советских солдат, воевавших в Великую отечественную войну, в Афганистане, Сирии и других кровавых конфликтах. Законопроект, который обеспечивал бы им не только почтение со стороны общественности как защищавшим родину, пусть и далеко за ее границами, но и ряд финансовых преимуществ, включая повышенные пенсии и значительные пособия на жилье и коммунальные услуги, уже поступил в российский парламент.

На этой неделе его внесли коммунистические депутаты Николай Коломейцев, Сергей Решульский и Юрий Синельщиков. При этом не только депутаты и политики, но и СМИ называют захват Чехословакии самыми разными терминами, но только не оккупацией. Так, например, государственное агентство «РИА Новости» пишет о военно-стратегической операции «Дунай», целью которой было предотвратить переворот в Чехословакии.

«Они проявили смелость и твердость»

Сами депутаты-авторы законопроекта в обосновании закона утверждают: «Мы должны признать, что в условиях военного положения в ЧССР в период с 21 августа по ноябрь 1968 года при исполнении своего воинского долга они проявили смелость и твердость, поэтому мы считаем необходимым, чтобы в отношении этих людей была установлена историческая и социальная справедливость». Эту справедливость они представляют в виде изменения федерального закона «О ветеранах», который следует расширить за счет участников оккупации Чехословакии.

Неясно, пройдет ли законопроект в Государственной Думе. В кулуарах члены других фракций высказывали опасения в связи с тем, что эта «предвыборная кампания» Коммунистической партии России может вызвать негативную реакцию Праги и в итоге привести к проблемам для современной армии россиян, проживающих в Чешской Республике. Как заявил независимый депутат Дмитрий Гудков, эта инициатива законодателей не останется без внимания чешского посольства в Москве и вызовет определенную реакцию в Праге.

Доводы — это постыдная фальсификация, как говорит Шварценберг

На готовящиеся в российском парламенте поправки в закон уже отреагировало руководство оппозиционной партии TOP 09. «Мы отвергаем любые исторические смещения событий, связанных с 1968 годом. Доводы, которые приводят российские депутаты к законопроекту, являются постыдной фальсификацией событий. Точно так же, как и оправдание вторжения войск Варшавского договора в Чехословакию в 1968 вообще. Мол, эта операция должна была защитить Чехословакию от нападения НАТО», — пишет почетный председатель партии Карел Шварценберг, евродепутат Яромир Штетина и первый заместитель председателя Марек Женишек.

«Являясь политиками TOP 09, внесенными в путинский список нежелательных лиц, которым запрещен въезд на территорию Российской Федерации, мы призываем министра иностранных дел, чтобы он пригласил российского посла в Чешской Республике для объяснений. Вместе с тем мы требуем, чтобы чешский посол в Москве тоже предпринял шаги по этому вопросу».

«Контрреволюция, срежиссированная из Вашингтона»

Статуса военных ветеранов военнослужащие оккупационных войск добиваются вот уже несколько лет. Они объединились в региональные организации и поддерживают контакт, в том числе, посредством социальных сетей и веб-страниц ветеранских организаций.

В 2013 году многие из них попытались добиться того же, что сегодня предлагают коммунисты — изменить закон «О ветеранах». Российская общественность поддержала право участников операции «Дунай-68» на статус ветерана, а в СМИ и социальных сетях развернулась дискуссия, из которой следует, что россияне не допускают каких-либо исторических ошибок.

Контекст

Чехия вспоминает годовщину оккупации

Radio Praha 22.08.2015

Полиция была быстрее, чем в 1968

iDNES.cz 26.08.2013

1968. 2013. Красная площадь.

Радио Свобода 25.08.2013
По-прежнему преобладает убежденность в том, что Москва предотвратила оккупацию Чехословакии странами НАТО, и что «контрреволюция под названием Пражская весна была срежиссирована из Вашингтона».

Опасения Москвы в 1968 году, кстати, сравнимы с теми, которые высказывает российский президент Владимир Путин и сегодня: нельзя допустить, чтобы у границ России, как тогда СССР, сосредотачивались войска враждебного военного блока. Поэтому участники вторжения в Чехословакию воспринимали и воспринимают всю эту операцию как военную.

Русские солдаты думали, что идут на войну

«Мы все были уверены, что идем на войну. Никто из нас, а я тогда был двадцатилетним лейтенантом, не знал, вернемся ли домой», — написал три года назад на портале «Военное возрождение» Валерий Панов. Он и его коллеги убедительно рассказывают, что миру угрожала атомная война, а они, оккупировав Чехословакию, ее предотвратили. По словам Панова, по всей Чехословакии были сотни складов с оружием и около трех тысяч агентов ЦРУ.

Он и сегодня оправдывается мнимым сопротивлением чешских контрреволюционеров, чтобы можно было говорить о настоящих боях и предоставить их участникам статус ветеранов боевых действий. Генерал Владимир Булгаков, например, утверждает, что бои были, но о них, по политическим причинам, нельзя было тогда говорить. «Пришло время признать, что нам оказывали сопротивление, хотя большая часть оружия и военной техники осталась на складах, которые были мгновенно захвачены войсками союзников. Только благодаря этому чешской армии не удалось начать масштабную военную операцию. В 1968 году чехословацкая армия насчитывала 200 тысяч человек».

В связи со стремлением провести закон в России подчеркиваются и потери, которые понесли Советы. По словам командующего 38-й армией генерала Майорова, чехи подожгли семь БМП бутылками с зажигательной смесью. Некоторые машины якобы горели вместе с экипажем. Также было уничтожено более 300 автомобилей. С 21 августа по 20 октября при исполнении воинского долга погибло, по словам Майорова, 11 солдат.

Больше жизней унесли несчастные случаи и неправильное обращение с оружием

Однако интересны и другие официальные данные: за тот же период в разных авариях, из-за неаккуратного обращения с оружием и по другим невоенным причинам погибло 85 советских военнослужащих. Так что неловкость оказалась для советских солдат более фатальной.

Не совсем ясно, к какой категории потерь отнести жертвы аварии, случившейся 21 августа на шоссе между словацкими Прешовым и Попрадом. По версии российских СМИ, тогда на шоссе вышли женщины, одураченные «экстремистами», вместе с детьми, чтобы остановить русские танки. Водитель первой машины в колонне не хотел наезжать на группу людей и направил танк в кювет. Юрий Андреев, Петр Казарин и Евгений Махотин сгорели на месте. «На месте нет даже маленького памятника», — жалуется российский портал topwar.

В Праге был целый ряд подобных происшествий, а кроме того, чехословаки нередко «вероломно стреляли из укрытий» в солдат. Если генерал Майоров в официальном сообщении приводит 11 жертв боев за два месяца, то сами участники операции на своих ветеранских сайтах уверяют, что павших было намного больше. Так, по словам лейтенанта Панова, только с 21 по 27 августа погиб 21 человек. В феврале 1995 года газета «Известия» писала, что общие потери составили 99 человек, не указав, однако, погибли ли большинство солдат в авариях или застрелились само.

Европа в тисках США

Одно дело — эмоции бывших солдат, а другое — позиция российских законодателей. По мнению коммунистических депутатов, закон нужно обсудить как можно скорее, потому что в августе этого года исполнится 48 лет со момента событий в Чехословакии, и их участники стареют. В комментарии к закону авторы подчеркивают, что в Чехословакии, вне всяких сомнений, существовала угроза антигосударственного переворота, который «подготовила чехословацкая оппозиция, опирающаяся на поддержку западных стран».

Все это случилось потому, что была «ослаблена цензура». По словам депутатов, к нападению на социалистический блок готовились не только американцы, но и «нацисты и представители реакционного духовенства». Коммунисты также перечисляют армии, которые были готовы вторгнуться в ЧССР, если бы не вмешалась Москва: США, Британии, Франции, Нидерландов и Бельгии. Причем эти страны депутаты называют «наследниками Гитлера».

Кроме того, авторы законопроекта сожалеют, что операция не была доведена до конца, что помешало бы росту влияния ЕС и США в Центральной Европе после 1990 года. «Страны Восточной Европы потеряли свой суверенитет, и резко сократился их экономический потенциал, а также снизился уровень жизни граждан», — утверждают российские коммунисты.

Речь идет о деньгах

Если Государственная Дума примет закон с подобным обоснованием, это будет означать, что Москва официально считает вторжение советской армии в ЧССР 21 августа 1968 года дружественной помощью братскому народу, оказавшемуся под угрозой, а также законной защитой своих территориальных интересов. Однако пока Генштаб Вооруженных сил России ответил участникам операции «Дунай-68» на просьбу об изменениях следующим образом: «Участие солдат Вооруженных сил СССР в боях в Чехословакии в 1968 году не подтверждено». Якобы отмечены были лишь отдельные насильственные столкновения. А этого для предоставления статуса ветерана недостаточно.

А ведь если бы участники операции «Дунай-68» перестали спорить об идеологической подоплеке операции и сосредоточились на деньгах, о которых при смене закона речь идет прежде всего, возможно, у них уже давно были бы те же пенсии и льготы, какие есть у их коллег воинов-афганцев. Аргументировать новый закон тем, что «наши помешали вторжению войск НАТО в Чехословакию», по мнению депутата Оксаны Дмитриевой, нетактично. Пособия полагаются всем участникам зарубежных операций, вне зависимости от идеологической подоплеки акции.

Следующая на очереди — Венгрия

Однако к категории ветеранов были бы причислены только те, кто служил в Чехословакии с 21 августа до конца ноября 1968 года, кто сегодня старше 67 лет, и кто нуждается в «моральной, а отчасти и дополнительной материальной и социальной поддержке государства». Все, кто прибыл в Чехословакию после 30 ноября 1968 года, уже ни при каких условиях не будут считаться ветеранами боевых действий.

Сегодня в России проживает около 20 тысяч военнослужащих оккупационных войск. Многие из них уже получают разного рода пособия либо как инвалиды, либо как ветераны труда или ветераны военной службы. Категорий, которые имеют право на льготы и помощь государства, в России огромное количество, и почти у любого есть шанс войти в ту или иную.

Но вообще без каких-либо льгот якобы остались четыре тысячи солдат, которые в августе 1968 года оккупировали Чехословакию. Для них в бюджете на 2017 год уже могут найтись необходимые средства — достаточно только проголосовать за новый закон. Другой инициативой коммунистов, по их собственным словам, должно стать предоставление статуса ветеранов боевых действий участникам операции в Венгрии в 1956 году.

Аргументы российских депутатов и их обоснование оккупации Чехословакии, однако, чешские депутаты от TOP 09 считают «постыдной фальсификацией» событий. «Мы отвергаем любые исторические смещения событий, связанных с 1968 годом», — написали в пресс-релизе почетный председатель партии Карел Шварценберг, евродепутат Яромир Штетина и первый заместитель председателя TOP 09 Марек Женишек.

Они также призвали министра иностранных дел Любомира Заоралека (ČSSD), чтобы тот пригласил российского посла в Чехии для объяснений. «Вместе с тем мы требуем, чтобы чешский посол в Москве тоже предпринял шаги в этом вопросе», — заявили они. Пока МИД ЧР не прокомментировало российский законопроект, однако Ирена Валентова из пресс-службы ведомства заявила агентству ČTK, что заявление готовится.

Операция «Дунай» была контратакой

Свидетельствуют ветераны ввода войск в Чехословакию в августе 1968-го.

Ровно 50 лет тому назад, в ночь с 20-го на 21 августа 1968 г., на территорию Чехословацкой Социалистической Республики были введены войска пяти государств – членов Организации Варшавского Договора: СССР, НРБ, ГДР, ВНР и ПНР . Началась операция «Дунай» , крупнейшая после Второй мировой войны и оставшаяся в истории как блестяще спланированное и осуществленное военно-стратегическое мероприятие с самыми малочисленными жертвами. И хотя со времени её проведения прошло полвека, история событий 1968 г. в Чехословакии как никогда актуальна. Вполне созвучны современности и переломный характер эпохи, и масштабность произошедших событий, и возможность концентрации чрезвычайно значимых событий в коротком промежутке времени.

Характерно, что в бывшей Чехословакии произошедшее до сих пор воспринимается как остро ощущаемая современность. Аналогичные настроения наблюдаются и на постсоветском пространстве. Несмотря на достаточный срок, позволяющий, казалось бы, избежать искажений, вызванных непосредственной близостью событий, отойти от прямой проекции идеологических установок пока не удается...

Практически все исследователи, независимо от политических ориентиров и идейных предпочтений, едины в том, что чехословацкий кризис – один из центральных эпизодов послевоенного противостояния.

Однако единством в оценке масштабности событий как правило, и ограничиваются.

Сохраняющаяся мифология холодной войны подталкивает либерально ориентированных авторов к поверхностной, крайне односторонней интерпретации событий в Чехословакии, которые по-прежнему представляются в качестве мирной «Пражской весны», направленной на «очеловечивание» социализма, но прерванной в результате советской агрессии, хоть и не встретившей организованного военного отпора, но столкнувшейся с сопротивлением народа «коммунистическому тоталитаризму».

Наиболее заметно это обстоятельство оказывает влияние на чешскую историографию, делающую акцент на «исторической вине» СССР. Однако с конца 80-х гг. прошлого века и по настоящее время в российской исторической литературе также широко распространились претендующие на научность многочисленные компиляции, по существу лишь повторяющие обиды чешских и словацких авторов, стремящихся взять идеологический реванш за военно-политическое поражение 1968 г. Историю вытеснила легковесная (в стиле пресловутого «Освободителя» Резуна-Суворова ) публицистика с характерной для нее фрагментацией целостной картины, позволяющей легко насаждать псевдонаучные мифы.

Современное стремление к признанию событий в Чехословакии одной из первых попыток организации «цветной революции», наталкивается на ожесточенное сопротивление русофобов. Эмоции чехов и словаков еще можно понять. Но и у нас сохранились те, для кого участники «Дуная» до сих пор являются не более чем «ликвидаторами «Пражской весны»», а сама операция – сплошной цепью политических ошибок, граничащих с преступлениями. За нервным хихиканьем и откровенным шельмованием легко угадывается уже не столько продолжение противостояния советской эпохе, сколько навязываемая сегодня либеральной общественностью общенациональная дискуссия, в центре которой стоит вопрос: следует ли свернуть геополитическую активность современной России (вернуть Крым, «слить» Донбасс и отдать на окончательное растерзание «партнерам» несчастную Сирию) в обмен на снятие западных санкций и сохранение либерального политического курса.

Противостоять агрессивной идеологической экспансии можно лишь путем обращения к коллективной памяти ветеранов. В современных условиях к ней следует относиться особенно внимательно. Живое слово участника и свидетеля способно сильнее воздействовать, чем бесконечные списки исторических фактов, тома статистики и горы грандиозных мемориалов...

Собственно, первые воспоминания о «Дунае » появились вскоре после 1968 г. Первоначально они носили эпизодический характер, но постепенно их поток нарастал. Широкую известность получили мемуары бывшего командующего войсками 38-й армии генерала А.М. Майорова , стали доступны (в разной степени) другие материалы. Подлинный прорыв, связанный с определением исторического значения «Дуная» и интеграцией воспоминаний ветеранов в коллективную память, был произведен В.П. Сунцевым (Украина), сумевшим организовать и систематизировать сбор и публикацию данных материалов.

Сделанный исследователем вывод, согласно которому успешное проведение «Дуная» предотвратило готовящееся вторжение войск Североатлантического альянса и позволило избежать крупномасштабной (возможно, ядерной) войны в Европе, стал важнейшим вкладом в изучение этой военно-стратегической операции.

Подвижническая деятельность В.П. Сунцева не только получила общественное признание, но и стала примером для других непосредственных участников событий. Успех проделанной работы побудил к дальнейшему сбору материалов и пересмотру устаревших положений о характере событий 1968 г. В Ростове-на-Дону оформилась региональная общественная организация воинов-интернационалистов «Дунай-68 », развернувшая поиск ветеранов операции и их родственников, сбор и публикацию воспоминаний, выявление документов из личных архивов. Важнейшим событием в ее деятельности стал выход в 2011 г. в ростовском издательстве «Альтаир» объемной книги «Навстречу рассвету » (в 2013 г. переизданной в расширенном и дополненном варианте), содержащей воспоминания ветеранов операции. Эти усилия были поддержаны представителями научного сообщества и широкой общественности, встретили благожелательный отклик, как в Ростовской области, так и на всем постсоветском пространстве, активизировали ветеранское движение в целом. Аналогичные организации стали возникать в других регионах нашей страны. Сегодня мы вправе говорить о широком общественном движении участников операции «Дунай».

Абсолютное большинство ветеранов «Дуная» выступает сплоченной интернациональной общностью, единой в оценках событий 1968 г. в Чехословакии и сохранившей восприятие самих себя в качестве прямых наследников солдат-победителей 45-го, на долю которых выпала ответственность за сохранение послевоенного устройства мира. Они гордятся личным участием в большом историческом испытании, которое выдержали с честью, не запятнав своих знамен позором насилия и мародёрства. Печально известное заявление советского правительства от 5 декабря 1989 г., в котором с подачи Горбачёва, несмотря на имевшиеся в рамках Варшавского Договора обязательства и наличие официального обращения с просьбой о помощи, решение о вводе союзных войск в Чехословакию оценивается как ошибочное и необоснованное вмешательство во внутренние дела суверенного государства, воспринимается ветеранами как предел государственного безрассудства, дискредитирующего значение для СССР операции «Дунай» и провоцирующего множащиеся упрёки в адрес нашей страны.

В памяти ветеранов военно-стратегическая операция «Дунай» навсегда осталась не только одним из самых ярких событий, связанных со справедливой борьбой за сохранение итогов Второй мировой войны, но и логичным звеном в многовековом противостоянии нашей страны агрессивности Запада. Так же, как территориальное расширение России исторически являлось лишь ответом на внешнюю угрозу, так и в период холодной войны, в том числе и в 1968-м, советские действия (при всем внешнем радикализме) в сущности, носили оборонительный характер. Венгерский урок 1956 г. был хорошо усвоен разработчиками (возглавляемыми многоопытным генералом С.М. Штеменко ) и командованием военно-стратегической операции, понимавшими необходимость боевой активности ради минимизации количества возможных жертв. «Дунай», по существу, был лишь контратакой, вызванной стремлением зафиксировать границу, переходить которую нашим оппонентам в холодной войне было нельзя.

До сих пор нигде не фигурирует такой, скажем, факт, что ввод войск даже несколько запоздал – на территорию Чехословакии со стороны Западной Германии 21 августа 1968 г. вторглись передовые батальоны 1-й и 3-й механизированных дивизий армии США, которые немедленно были выдворены обратно силами двух советских танковых полков.

Если убежденность в вынужденном, преимущественно оборонительном характере действий советской стороны определяет память ветеранов о холодной войне в целом, то главным маркером для участников событий 1968 г. является признание ведения боевых действий в ходе операции. Данный вопрос многократно поднимался, по этому поводу высказывались многие участники событий. Сделанный ими вывод однозначен – боевые действия являлись неотъемлемой составляющей «Дуная». Информация о ведении боевых действий пронизывает всё содержание воспоминаний ветеранов. В тесной связи с ними реконструируются и такие аспекты, как восстановление схемы боевых действий, состава и боевой группировки войск, перечня войсковых частей, участвовавших в операции и уточнение боевых потерь. Благодаря воспоминаниям ветеранов, в результате кропотливой коллективной работы (большая часть боевых документов до сих пор засекречена ), из отдельных элементов мозаики, в конечном итоге, складывается целостная картина грандиозной, тщательно разработанной и в деталях продуманной военной операции.

Кто сегодня решится отрицать такие признаки боевых действий, как создание Главного командования операции «Дунай» (главком – генерал И.Г. Павловский ), формирование Центрального, Южного и Прикарпатского фронтов? Кто решится отрицать боевые приказы, боевые донесения, вооружение и фронтовое довольствие для всего личного состава, ведение журналов боевых действий? И, разумеется, кто решится отрицать награждение участников операции боевыми орденами и медалями и, тем более, безвозвратные и санитарные потери военнослужащих в ходе её осуществления?

Вместе с тем государственные органы в ответ на многочисленные обращения ветеранов отказываются признавать реальность, вновь и вновь ограничиваясь бюрократической отпиской об «отдельных боестолкновениях», провоцируя «дунайцев» на банальный вопрос: признали бы их участниками боевых действий, если бы ввод войск затянулся и пришлось бы силой выбивать войска НАТО, если бы не удалось успешно блокировать чехословацкую армию и она оказала вооруженное сопротивление, если бы действия войск были менее профессиональными, а солдаты поддались на многочисленные провокации с непредсказуемым развитием событий?

Ветераны, ряды которых редеют, терпеливо ждут, когда кто-либо из числа высокопоставленных госчиновников прокомментирует возникшую ситуацию. А тем временем в военных академиях (причём не только российских) продолжают изучать операцию «Дунай» как образец военного искусства .

Для правильной оценки характера военно-стратегической операции «Дунай» необходимо понимание того обстоятельства, что всем без исключения участникам событий пришлось действовать в новых, особенно трудных условиях. Впервые активно применялись элементы так называемой «войны нового поколения», связанные с воздействием на противника методами социального манипулирования. Мощнейшим оружием в подобной войне выступает не столько военный контингент, сколько средства массовой информации, навязывающие идеологические штампы всему мировому сообществу. Основные признаки такой войны: использование против войск мирного населения в качестве живого щита; стремление к максимизации собственных потерь ради создания «информационного повода»; приписывание силам противника тех действий, которые настоящий провокатор практикует сам.

В воспоминаниях ветеранов много сюжетов, иллюстрирующих элементы подобной войны.

Содержащиеся в мемуарах изображения многочисленных акций протеста не оставляют сомнения в их продуманной провокационной организации, заранее подготовленном обеспечении, руководстве из единого центра, откровенно постановочном характере . Войска в полной мере столкнулись с попыткой превратить их в агрессора, а экстремистов, выдаваемых за всё население Чехословакии, в народных мстителей.

К такому повороту мы не были готовы, и исправлять просчёты политического руководства пришлось уже непосредственно в ходе операции, в основном силами простых солдат–срочников. Приходится признать, что этот урок так и не был полностью усвоен, и сегодня мы вновь рискуем проиграть уже «войну памяти» - память о 1968-м в нашей стране сохраняется в основном только благодаря личным усилиям ветеранов и энтузиастов, в то время как в Чехии, Словакии, других странах Восточной Европы этой деятельности придан особый статус.

Практически все участники событий 1968 г. подчеркивают, что население Чехословакии не было единым в своем отношении к вошедшим войскам: «Весьма заметна была дифференциация взглядов. Позиция гражданина очень часто определялась не его социальной, а возрастной принадлежностью. Старшее поколение относилось к пребыванию иностранных войск как к неизбежному акту, причём многие давали этому событию положительную оценку». Впрочем, те же авторы признают, что это население, казалось бы, с традиционно миролюбивыми, зачастую прорусскими настроениями позволило экстремистски настроенной молодёжи (по крайней мере, на некоторое время) навязать свою волю всему обществу. И вопрос о причинах произошедшего остается открытым.

Обратим внимание еще на одно принципиальное обстоятельство. В самой Чехословакии во второй половине 1960-х годов усилились сохранившиеся с предвоенного периода и вдохновлявшие «Пражскую весну» иллюзии, согласно которым роль страны сводилась ко «второй Швейцарии», выступающей своего рода посредником между либеральным Западом и социалистическим Востоком. Издавна вынашиваемая идея обретала новое звучание и тешила национальную гордыню. Потребность в идеологическом оправдании стремления к эклектическому сочетанию антагонистических черт противоположных политических систем и вызвала к жизни такую идеологическую конструкцию, как пресловутый «социализм с человеческим лицом».

Однако все внешние силы видели будущее Чехословакии принципиально иначе и отводили ей в своих геополитических планах роль не важнее стратегического плацдарма.

На фоне национального невроза, вызванного закономерным усилением этого противоречия, нарастала волна агрессивности, которую удалось (с помощью заокеанских покровителей) оседлать откровенным экстремистам , вроде «Клуба–231», в составе которого было немало откровенных нацистов. В условиях блокового противостояния вполне оправдано было стремление Советского Союза упрочить позиции в Центральной Европе, поместив воинский контингент в ЧССР. В контексте событий 1968 г. военно-стратегическая операция «Дунай» превращается в главное из них, но отнюдь не производное от «Пражской весны» событие.

Конечно, решительный прорыв в изучении событий 1968 г. в Чехословакии и военно-стратегической операции «Дунай» будет связан с введением в научный оборот всего комплекса источников. Однако уже сейчас возможна разработка их истории на уровне, позволяющем преодолеть мифотворчество периода холодной войны. Пессимист может возразить, что, мол, авторы многое привнесли, что называется, от себя, что они могли не знать или субъективно интерпретировать обстоятельства. Безусловно, могли, но именно эта субъективность делает воспоминания эффективным инструментом воздействия на общественное сознание, превращая их, в конечном итоге, в память поколений. А память народа несоизмеримо выше любой вроде бы объективно преподносимой (если это вообще возможно) истории.

Сегодня вполне очевидно, что современное российское общество примет только такие исторические представления, которые будут согласовываться с его исторической памятью.

Создание непротиворечащей ей современной концепции событий 1968 г. и изменение исторической оценки операции «Дунай» открывают возможность для новой постановки вопроса о статусе участников операции и восстановление исторической справедливости.

Досадно сознавать, что незащищенность защитников Отечества – печальная традиция нашего государства, декларирующего высокий патриотизм и зачастую забывающего собственных героев, не отделяющих свою судьбу от судьбы Родины.

Алексей Байлов – кандидат исторических наук, доцент Южного федерального университета, координатор Ростовской региональной общественной организации воинов-интернационалистов «Дунай-68».

Владимир Булгаков – Герой России, генерал-полковник.

Виталий Шевченко – генерал-майор милиции, военный историк, председатель Ростовской региональной общественной организации воинов-интернационалистов «Дунай-68».

Чехословакия 1968

Чехословакия 1968, "Год тяжелых испытаний" планы НАТО провалились, контрреволюция не прошла

Более подробную и разнообразную информацию о событиях, происходящих в России, на Украине и в других странах нашей прекрасной планеты, можно получить на Интернет-Конференциях , постоянно проводящихся на сайте «Ключи познания». Все Конференции – открытые и совершенно безплатные . Приглашаем всех просыпающихся и интересующихся…

Подпишитесь на нас

Ветераны операции «Дунай» (1968 г.) участниками боевых действий не признаются

В течение многих лет утверждалось, что при выполнении стратегической операции «Дунай» боевых действий не велось. Генерал-полковник Владимир Булгаков говорит: «В тот момент правильной оценки не дали. Закамуфлировали как интернациональную помощь. Подтвердить тогда, что мы вели боевые действия, просто было невыгодно, по политическим мотивам: как только вошли войска, ООН обвинило Союз в нарушении суверенитета Чехословакии. Коммунистическая идеология навязывала стереотипы - коммунизм, братские народы, интернациональная помощь».

В советские времена выполнение интернационального долга в ЧССР представлялась обществу вроде учений на чехословацкой территории под названием «Дунай»: погрозили, дескать, бронированным «кулаком» «проклятым империалистам», на том дело и кончилось.

Геннадий Сердюков, профессор, завкафедрой политической истории исторического факультета Южного федерального университета, считает:

«По операции «Дунай» и событиям 1968 года до сих пор не было серьезных исследований. Подвергаться сомнению и переосмыслению может все, кроме одного – поведения нашего солдата, выполнявшего свой долг перед Родиной».

В нашей военно-политической истории все получилось с точностью «до наоборот». Так, во время «перестройки» М. Горбачев, говоря о чехословацких событиях, вначале дал им такую оценку (1987): «…Некоторые социалистические страны пережили серьезные кризисы в своем развитии. Так было, например, в Венгрии в 1956 году, в Чехословакии — в 1968 году… У каждого из таких кризисов была своя специфика. По-разному из них выходили. Но объективный факт таков: ни в одной из стран социализма не произошло возврата к старым порядкам… В трудностях и сложностях развития социалистических стран виноват, разумеется, не социализм, а в основном просчёты правящих партий. Ну и, конечно, есть здесь и «заслуга» Запада, его постоянных и упорных попыток подорвать развитие социалистических государств, поставить им подножку».

Однако вскоре на встрече руководителей Болгарии, Венгрии, ГДР, Польши и Советского Союза, проходившей 4 декабря 1989 г. в Москве, была дана совершенно иная официальная оценка чехословацким событиям: ввод войск пяти государств ОВД в Чехословакию явился вмешательством во внутренние дела суверенного государства и должен быть осуждён. Тогда в Чехословакии шла «бархатная революция» (очередная «цветная»), и руководство соцстран, в том числе СССР, коллективно каялось (перед США, прежде всего) в ошибочности ввода в ЧССР войск Варшавского договора в 1968 г. Этот политический вывод разом превратил всех участников чехословацких событий – от рядового до генерала - в оккупантов, изгоев и вообще «душителей демократии». И когда, наконец, в СССР рассекретили список стран, где в «необъявленных» войнах и вооруженных конфликтах принимали участие и погибали советские военнослужащие, Чехословакия туда не вошла.

Генерал Владимир Булгаков, которого мы уже цитировали, выполнял также «интернациональный долг» в Афганистане, имеет семь боевых орденов. Проходил службу в должностях начальника штаба СКВО, командующего войсками Дальневосточного военного округа, заместителя Главнокомандующего Сухопутными войсками РФ. Согласитесь, при таком послужном списке он имеет право сказать: «Если оценивать операцию с военной точки зрения, то она была проведена блестяще. Посмотрите, какая масса войск была приведена в готовность, в том числе и союзных. Как грамотно спланирована операция и проведена в короткие сроки. Их просто не ожидали. Когда разобрались, поняли, что уже поздно. Войска готовили с мая, но ни одна разведка не донесла о том, что мы готовим сражение. В итоге потери были минимальны, за что честь и хвала командующим операцией. Как геополитические, так и военные цели были достигнуты при минимальных потерях. Аналога такой операции не было.

Прошло время, и изменилась обстановка, и объективно давно пора признать, что это были боевые действия. Противодействие советским войскам было.

Однако большая часть оружия и техники так и осталась на складах, которые в момент были захвачены и блокированы союзными войсками. И только по этой причине подразделениям регулярной чешской армии не удалось развернуть широкомасштабные военные действия». (Замечу, что численность чехословацкой армии в 1968 г. составляла около 200 тыс. человек.)

Понятно, почему в СССР, а потом и в России укоренилось мнение, будто операция прошла совершенно бескровно. Но без потерь не обошлось. По данным командующего 38-й армии генерал-лейтенанта A.M. Майорова, приведенным на совещании 23 августа, семь БМП были подожжены в результате попадания бутылок с зажигательной смесью (некоторые горели вместе с экипажами), а также уничтожено и повреждено более 300 автомобилей. Всего же с 21 августа по 20 октября при выполнении боевой задачи погибло 11 военнослужащих, в том числе один офицер; ранено и травмировано 87 человек, в том числе 19 офицеров. Кроме того, погибло в катастрофах, авариях, при неосторожном обращении с оружием и боевой техникой, в результате других происшествий и умерло от болезней 85 человек.

Войска Варшавского договора вообще получили приказ открывать только ответный огонь, и это правило в целом соблюдалось. Показательно мнение командира группы «Альфа» КГБ СССР, Героя Советского Союза, генерал-майора в отставке Геннадия Зайцева (в 1968 г. руководил группой 7-го управления КГБ СССР): « Каким образом удалось захватить отнюдь не маленькую европейскую страну в кратчайший срок и с минимальными потерями? Значительную роль в таком ходе событий сыграла нейтральная позиция чехословацкой армии (которую нейтрализовали! – В.П. ). Но главной причиной малого числа жертв стало поведение советских солдат, которые проявили поразительную выдержку».

А ведь возникали и такие ситуации, в которых нервы могли сдать даже у закаленных суровой службой людей. В одном из боевых донесений того периода можно было прочитать: «Экипаж танка 64 мсп 55 мед (старшина сверхсрочной службы Андреев Ю.И., младший сержант Махотин Е.Н. и рядовой Казарин П. Д.) на пути движения встретили организованную контрреволюционными элементами толпу молодежи и детей. Стремясь избежать жертв со стороны местного населения, они приняли решение на обход его, во время которого танк опрокинулся. Экипаж погиб». А дело, как потом написала наша газета, было так.

Трагедия произошла в первый день операции, 21 августа. На узкой горной дороге между городами Прешов и Попрад путь танковой колонне внезапно преградила группа женщин и детей. Их обманом вывели сюда экстремисты, рассчитывавшие спровоцировать кровавый инцидент с большими человеческими жертвами.

Чтобы не наехать на людей, механику-водителю головной машины ничего не оставалось, как круто свернуть в сторону… Танк упал с обрыва, опрокинулся на башню и загорелся… Юрий Андреев, Петр Казарин, Евгений Махотин впоследствии были награждены государственными наградами. Но на месте их гибели нет даже небольшой таблички, которая хоть как-то напоминала бы о подвиге советских воинов. Добавлю, что боевых наград были удостоены несколько тысяч советских воинов, среди них только 1000 десантников награждены боевыми орденами и медалями.

Весть о погибшем экипаже тут же разнеслась по советским войскам. В те дни и моей маме пришло сообщение о моей гибели. Известие было неофициальное, от приехавшего в командировку офицера, который решил, таким вот образом, «блеснуть своей осведомленностью о том, что происходит в ЧССР…» А мы с ним даже знакомы не были. Но мама с отцом стали ждать «похоронки».

Командировки офицеров в Союз были тогда частыми, и по разным поводам. Граница практически была открыта. Отправили в командировку и кого-то из моих сослуживцев, и я, пользуясь случаем, передал родителям письмо, написанное уже после моей «гибели». Все разъяснилось. Тогда многие «с оказией» передавали весточки родным и близким, что, кстати, категорически запрещалось военной цензурой. Что касается меня, то позже досталось и мне, когда «контра» устроила теракт, и меня на перевале взрывом сбросило в обрыв. Горы Татры, как выяснилось, очень высокие и крутые… Но мама об этом ничего не знала очень долго.

Не знали наши мамы и о том, что сообщалось в боевых донесениях. А там была правда, которая и сегодня многим неведома. Вот строки из некоторых донесений той поры, и только из Праги:

«21 августа. К 12 часам парашютисты, преодолевая баррикады из машин, трамваев, блокировали КГБ, министерство связи, взяли под охрану здание народного банка, редакцию газеты «Руде право», международную телефонную станцию. Потерь дивизии не имели. Лишь в перестрелке при захвате телецентра было ранено два десантника».

«25 августа. Во второй половине дня в отдельных районах Праги прошли антисоветские демонстрации, велась периодическая стрельба».

«26 августа. Ночью в Праге в ряде мест велась перестрелка. Наряд 119-го гв пдп трижды обстреливался в районе «Клуба 231». Ранены 2 десантника».

«27 августа. В Праге проходило заседание Национального собрания. Подразделения 7-й гв. вдд, охранявшие Дом правительства, здание ЦК КПЧ и Кремль, были отведены на 500 метров от названных объектов. За период с 21-го по 27 августа потери 7-й дивизии составили 21 человек: погиб рядовой Н.И. Бянкин, ранено 5 офицеров и 15 солдат и сержантов».

Впервые данные о безвозвратных потерях в операции «Дунай» опубликовала газета «Известия» 25.02. 1995 г. По ее данным, потери составляли 99 человек.

В книге «Россия и СССР в войнах ХХ века» указано число 98, и еще 87 человек санитарных потерь. В «Книге памяти ЦГВ» - 98 погибших, без двух журналистов АПН (вертолет, в котором они летели, был обстрелян с земли из пулемета, упал и сгорел). В сборнике «Чехословацкие события 1968 года глазами КГБ и МВД СССР» (2010 г.) приводится цифра в 100 погибших. А результатом проведенных Владиславом Сунцевым исследований стала цифра в 106 человек потерь. Однако и эта цифра не окончательная и вызывает сомнения, ведь большинство боевых донесений до сих пор засекречено. В 1968 г. В. Сунцев возглавлял отряд по борьбе с контрреволюцией и шпионами, до сих пор собирает сведения о погибших, которые не проходят по официальным данным (живет в г. Житомире).

Любопытный ответ пришел из Центрального архива МО РФ на запрос совета ветеранов г. Волгограда (секция «Дунай-68», Г. Тихонин). Военные архивариусы, в частности, пишут (сохранено без изменений): «В соответствии с приказом Министра обороны Российской Федерации № 1414 от 04 июня 2012 года в Центральном архиве Министерства обороны Российской Федерации в установленном порядке началась работа по рассекречиванию документов за период 1946 - 1982 годов.

В ходе планируемой работы, документы 20-й танковой дивизии в ближайшее время могут быть отобраны для рассмотрения в первую очередь на предмет возможного рассекречивания.

Сообщаем, что в документах 20 танковой дивизии книг учета потерь личного состава и приказов о награждении личного состава дивизии не имеется.

Интересующие сведения находятся в делах с оперативными сводками, боевыми донесениями штаба, донесениями о боевом и численном составе 20 тд в период учений «Дунай».

Тупик! И, видимо, отнюдь не случайный.

Генерал-майор в отставке Виталий Шевченко, председатель Ростовской региональной общественной организации «Дунай-68», говорит: «…мы обратились практически во все высшие эшелоны власти - и в Совет Федерации, и в Госдуму, и в правительство. Наши доводы – люди погибли или получили контузии и увечья при выполнении интернационального долга. Обращались и в заксобрание Ростовской области, в которой живут более 300 участников тех событий. Депутаты Госдумы сделали запрос в минобороны и получили парадоксальный ответ: «Ваше обращение по отнесению к ветеранам боевых действий лиц, выполнявших воинский долг в республике Чехословакия в 1968 году рассмотрено… Генштаб ВС РФ не подтверждает факт участия военнослужащих Вооруженных Сил СССР в боевых действиях в Чехословакии в 1968 году».

Непонятная ситуация. Советские войска, по этой версии, не принимали участия в чешских событиях, в то время как генерал армии Николай Огарков, будучи в то время первым заместителем начальника Генштаба, в Праге руководил боевыми операциями, подписывал приказы о боевом применении техники и личного состава и отправлял боевые донесения в ЦК и правительство, и вдруг такой ответ.

Есть все доказательства того, что наши солдаты и солдаты союзных армий принимали участие в боевых действиях.

Командующий воздушно-десантными войсками генерал В. Маргелов четко написал в донесении, что его подчиненные из 7-й и 103-й воздушных десантных дивизий непосредственно принимали участие в боях на территории Чехословакии в 1968 году.

Были заведены журналы ведения боевых действий, которые ведутся исключительно в период ведения боев. На каждое орудие, - танк, самолет было выдано по три боекомплекта, солдаты и офицеры получили тройную норму боеприпасов.

А вот выдержки из ответа первого заместителя председателя Комитета Государственной Думы по труду, социальной политике и делам ветеранов Г.Н. Кареловой уполномоченному по правам человека в Волгоградской области В.А. Ростовщикову (03.07.2012), который решил помощь ветеранам своей области с определением их социального статуса: «… Ваше обращение к Председателю Государственной Думы С.Е Нарышкину по вопросу об отнесении к ветеранам боевых действий лиц, выполнявших воинский долг в Республике Чехословакия в 1968 году, по его поручению рассмотрено в Комитете Государственной Думы по труду, социальной политике и делам ветеранов…

Генеральный штаб Вооруженных Сил Российской Федерации не подтверждает факт участия военнослужащих Вооруженных Сил СССР в боевых действиях в Чехословакии в 1968 году.

Таким образом, законодательное решение вопроса о внесении дополнений в Перечень государств, территорий и периодов ведения боевых действий с участием граждан Российской Федерации {Приложение к Федеральному закону «О ветеранах») возможно только при условии подтверждения Минобороны России фактов ведения боевых действий на территории Чехословакии в 1968 году». (Заметьте: Госдуме требуются лишь факты боевых действий для законодательного разрешения проблемы.)

Участники чехословацких событий готовы их предоставить. В архивах таких фактов тоже, наверняка, немало. Однако и врио начальника Главного управления по работе с личным составом Вооруженных Сил Российской Федерации М. Смыслов информирует уполномоченного по правам человека в Волгоградской области В.А. Ростовщикова о том, что «Ваше обращение к Председателю Правительства Российской Федерации по вопросу внесения изменений в Федеральный закон от 12 января 1995 г. № 5-ФЗ «О ветеранах» (далее - Федеральный закон) в части установления статуса ветерана боевых действий военнослужащим, принимавшим участие в военно-стратегической операции «Дунай-68» (не было операции с таким названием! – В.П. ) на территории ЧССР, в Главном управлении по работе с личным составом Вооруженных Сил Российской Федерации рассмотрено….

Боевые действия с участием советских военнослужащих в период политического кризиса в Чехословацкой Социалистической Республике в 1968 году не велись, имели место лишь отдельные боевые столкновения.

В упоминаемом приказе Министра обороны СССР от 17 октября 1968 г. № 242 речь идет о выполнении военнослужащими интернационального долга, а не об их участии в боевых действиях.

В этой связи оснований для отнесения граждан Российской Федерации, принимавших участие в военно-стратегической операции на территории Чехословакии «Дунай-68», к категории участников боевых действий не имеется».

Напомню, в послевоенный период СССР вводил войска на чужие территории трижды: в Венгрию, Чехословакию и Афганистан. Все три страны граничат с СССР, традиционно входят в сферу интересов России/СССР, а что касается Венгрии и ЧССР, то они были, прежде всего, членами социалистического содружества, Совета экономической взаимопомощи и военно-политической организации - Варшавского договора с соответствующим международным статусом и со всеми вытекающими отсюда обязанностями и последствиями.

США, замечу, только во второй половине XX века использовали свои войска за рубежом более 50 раз, и все, кто участвовал в этих войнах и военных конфликтах, однозначно признаны ветеранами войны. Пожизненно, с соответствующими пенсиями, льготами и независимо от политической конъюнктуры. Ни одно свое вооруженное вмешательство во внутренние дела других государств Америка никогда не осудила, несмотря на то, что американский народ при этом и протестовал.

В стратегическом исследовании, проведенном группой ученых под общей редакцией доктора военных наук, профессора АВН генерал-полковника Г.Ф. Кривошеева,вглаве VI, посвященной потерям советских военнослужащих в 1946 – 1991 гг., сказано: «В военных конфликтах послевоенного периода участие советских военнослужащих можно условно разделить на несколько главных направлений...

Третьим направлением участия советских военнослужащих в конфликтах за рубежом является выполнение решений высшего политического руководства СССР по сохранению единства социалистического лагеря, нерушимости Организации Варшавского договора.

Привлекалось к участию в этих акциях большое число советских военнослужащих, из которых более 800 чел. погибло».

Авторы исследования приводят, в том числе, и такие данные, с которыми не лишне бы ознакомиться и тем, кто подписывал процитированные выше ответы. Полезно сравнить. Наши безвозвратные потери составили, например, в Алжире (1962 – 1964) 25 чел., в Йеменской Арабской Республике (1962 - 1963, 1967 - 1969) - 2 чел., во Вьетнаме (1961 – 1974) - 16 чел., в Лаосе (1960 - 1963, 1964 - 1968 , 1969 – 1970) - 5 чел., в Анголе (1975 – 1979) - 11 чел., в Мозамбике (1967 – 1969, 1975 – 1979, 1984 – 1987) - 8 чел. Ряд этот длинный, и по количеству советских потерь Чехословакия занимает в нем одно из первых мест. Это притом что «боевые действия там не велись, а имели место лишь отдельные боевые столкновения»! Откуда же взялись боевые потери? И, вообще, противопоставление «боевых действий» и «боевых столкновений» никакой логике не поддается.

В 2007 г. газета «Аргументы Недели» опубликовала заметку под названием «Генштаб подсчитал потери». Начало публикации такое: «Перед Днем Победы Генеральный штаб ВС РФ подготовил доклад о безвозвратных потерях войск в боевых действиях, начиная с советского периода и заканчивая нашими днями». Обратите внимание на слова «о безвозвратных потерях войск в боевых действиях». Далее издание сообщает: «Не только деньгами, но и человеческими жизнями Советский Союз платил за интернациональную помощь в самых различных районах мира. Например, во время войны в Корее (1950-1953 гг.) СССР потерял 299 человек. Подавление восстания в Венгрии в 1956 году стоило жизни 750 совет­ским воинам. Ввод войск в Чехословакию в августе 1968 года тоже не был бескровным. Во время этой операции погибли 96 солдат и офицеров Совет­ской Армии. В Азии и Африке во время различных конфликтов нашли свою смерть 145 советских военных советников». Фактически Генштаб признал, что в Чехословакии боевые действия велись. Что изменилось за минувшие шесть лет?

Генерал-полковник Владимир Булгаков с горечью говорит: «Статус ветеранов боевых действий, наряду с участниками войны в Афганистане, получают бойцы всех других военных конфликтов – за исключением Чехословакии. Почему? Ведь там тоже проливалась кровь наших солдат».

Вместе с тем, в соседней Украине эта проблема была решена еще в 1994 г. с принятием закона «О статусе ветеранов войны, гарантиях их социальной защиты», где определены категории ветеранов войны, в том числе инвалидов, участников войны, участников боевых действий, лиц, на которых распространяется статус участника боевых действий. В списке стран, где советские военнослужащие участвовали в боевых действиях, есть и Чехословакия.

А в 2004 г. президент Украины Леонид Кучма издал указ «О дне чествования участников боевых действий на территории других государств». Отметим, что указ появился на основании принятого кабинетом министров Украины решения о включении Чехословакии (1968 год) в перечень стран, где проходили боевые действия. Этим указом президент Украины практически еще раз подтвердил, что бывшим солдатам и офицерам, принимавшим участие в защите соцзавоеваний в Чехословакии в 1968 г., установлен статус «Участник боевых действий», «Ветеран войны» и предоставлены льготы в рамках закона Украины «О статусе ветеранов войны, гарантиях их социальной защиты».

Очень важно, что этими документами законодательно установлен сам период боевых действий: 20 августа 1968 г. - 1 января 1969 г. Кто в это время проходил службу в советских войсках на территории ЧССР – тот в Украине безоговорочно признается участником боевых действий с соответствующими правами и льготами.

Участники чехословацких событий 1968 г., проживающие в России, в отличие от своих однополчан, жителей Украины, не получили никакого статуса, хотя риск был такой же, как во всех локальных событиях подобного рода. Парадокс заключается в том, что там, где гибель и разрушения были массовыми (Венгрия - 1956 г., Египет - 1956, 1967, 1973 годов, Вьетнам - 1964-1972 и т.д.), участники событий получили статус участника боевых действий. А об участниках событий в ЧССР, где не были допущены ни массовые безвозвратные потери, ни разрушения инфраструктуры, даже не вспомнили и не вспоминают (во всяком случае, о тех, кто проживает на территории России). Их не только не вычеркнули из списка участников боевых действий, их туда даже не собирались вписывать. Кому на этот раз в угоду?

Эта проблема автоматически тянет за собой еще одну неразрешимую проблему. Именно о ней пишет Александр Засецкий, награжденный орденом Красной Звезды за операцию «Дунай»: « Я служил в Днепропетровске и там имел удостоверение участника боевых действий: на Украине в 1994 году был принят закон, признавший нас ветеранами. В 2003 году по семейным обстоятельствам переехал сюда, в Россию. И теперь здесь я не являюсь участником военных действий – потому что в российский закон о ветеранах солдаты, воевавшие в Чехословакии, не вошли. Но я - один и тот же человек. И события в 1968-м были одними и теми же. Как же так?»

Подобных историй много. И дело тут даже не столько в льготах, сколько в восстановлении справедливости по отношению к бывшим советским военнослужащим. Международная стратегическая операция «Дунай», предотвратившая дестабилизацию в Центральной Европе, сыграла важнейшую роль в сохранении региональной и глобальной безопасности. Ее участники, живущие в России, заслужили право называться воинами-интернационалистами.

Кстати, правовых коллизий, в которой оказался А. Засецкий и многие другие ветераны, приехавшие из Украины, могло и не быть, если бы органы социальной защиты министерства обороны России выполняли подписанные в рамках СНГ международные соглашения о безусловной легализации всех пенсионных документов. Россия их игнорирует.

И еще: у нас есть «Газпром» - национальное достояние, какового на Украине нет и не предвидится.

Но пока наши ветеранские организации берут в долг памятные медали, изготовленные на Украине к 45-й годовщине ввода советских войск в Чехословакию…

Стыдно, господа, ох, как стыдно!

Сравнительно недавно по инициативе бывших участников событий 1968 года в ЧССР в Ростовской области была создана региональная общественная организация воинов-интернационалистов (как они себя называют незаконно!) «Дунай-68», которая насчитывает около 300 человек. Всем по 60 лет и более, но отважились встать на защиту… Нет, не Родины – этот свой долг они уже давно исполнили. Решились, наконец, свои права попробовать защитить. Подобные организации созданы и в Волгоградской области, Татарстане, Дагестане, Ставропольском крае, Кабардино-Балкарии, Ульяновске, Воронеже… Движение ветеранов чехословацких событий 1968 г. набирает силу. Только хватит ли сил и времени у самих ветеранов?

Я и сегодня уверен, что под словами генерал-полковника Владимира Булгакова « Мы отстаивали собственные национальные интересы» подпишется каждый участник военных событий тех далеких лет.

Специально для Столетия

Как все это было. Взгляд на события глазами рядового десантника.

Гвардии старший сержант запаса ВДВ. Полковник милиции в отставке Хисамиев Ирек Исхакович, г. Казань, Татарстан.

В 1968 году – гвардии рядовой 317-го гв. парашютно-десантного полка 103 гв. ВДД (Белорусского КВО, в\ч 52287).

Награжден благодарностью МО Маршала А. Гречко согласно 242-го Приказа за выполнение интернационального долга. Был представлен к медали «За боевые заслуги».

Есть в жизни каждого из нас такие события, которые с годами не уходят в дальние уголки памяти или выбрасываются оттуда, наоборот – всплывают при каждом удобном случае. Особенно, каждый год в августе месяце.

Первое – это связано с Днём десантников. Как наступает 2 августа, все друзья, коллеги начинают поздравлять и, естественно, одни намекают на фуршет, другие спрашивают, мол, буду ли я искупаться где-нибудь в бассейне под фонтанами. С первыми легче – был бы повод, как говорится, бутылка найдется. А вот вторых, приходится огорчать, ведь как - никак идет уже седьмой десяток.

Второе событие – это 21 августа 1968 года. Думаю, не только у меня, но и у всех участников тех событий, на всю жизнь остались яркие воспоминания об этих жарких днях…

Итак, - 317-й гвардейский парашютно-десантный полк Витебской 103-й гвардейской ордена Кутузова II степени воздушно-десантной дивизии. Командир дивизии – гвардии полковник А.И. Яценко.

Справка. За участие в боевых действиях в Афганистане дивизия стала Краснознаменной и на ее знамени засияла еще одна (третья) награда – орден Ленина. Видимо, и там дивизии повезло с командиром. Операции, проведенные генералом Слюсарем стали, говорят, отражены в учебниках для военных академии. Одна только Панджширская операция чего стоит! Сегодня дивизия находится в составе Вооруженных сил Республики Беларусь. Хорошо хоть Шушкевич не успел прибалтам продать, теперь у «Батьки» все же в почете и уважении. И главное, никаких реформ под кодовым названием «новый облик»…

317-й гвардейский ордена Александра Невского парашютно-десантный полк всегда был правофланговым 103-й Витебской дивизии ВДВ СССР. Полк располагался недалеко от проспекта Фрунзе рядом с трамвайным парком. Заранее прошу прощения у всяких «особистов» родной Беларуси за «расшифровку» расположения полка. Смотрите, дорогие однополчане, сегодня по «Goole» и увидите даже разметки на плацу для строевых занятий, слева - родную столовую, автопарк, клуб и чуть правее - казарму первого батальона, а в тени деревьев - офицерскую столовую. Все на месте, только между улицей Правды и войсковой частью успели понастроить, кажется, жилые дома. А мы там проводили занятия по тактико-специальной подготовке…

Полком в начале 1968 года командовал гвардии полковник Пищаев (И.О. мы – рядовые десантники плохо запоминали тогда). Заместитель по строевой – гв. подполковник Савилов, по политической части – гв. подполковник Пастушенко, по ПДС (парашютно-десантная служба) – гв. подполковник Харитонов (?). Вот начальника штаба не помню – хмурый был подполковник. Был еще и начальник артиллерии полка. Но в Европу полк повел уже гв. подполковник Лушников, а заместителем по строевой части стал знаменитый в дальнейшем в Советской Армии генерал, тогда гв. капитан Краев, выпускник какой-то академии.

Все, кроме Краева, были участниками Великой Отечественной войны.

А я после принятия Присяги перед Новым 1968 годом стал гвардии рядовым заряжающим 3-го взвода 1-й артиллерийской батареи 1-го парашютно-десантного батальона вышеназванного полка. Так Судьба подарила мне службу в знаменитой Витебской дивизии ВДВ…

На политзанятиях мы все чаще слышали о том, что в Европе в последнее время не все спокойно. То в Польше, то во Франции вспыхивают народные волнения.Тон задают студенты. Не спокойно и у наших «верных» друзей в Чехословакии. Там создали какой-то «Клуб-231», членами которого являются всякие репрессированные элементы, недобитые в 1945 году пресловутые фашистские прихвостни, недовольные существующим режимом. Возглавляет клуб какой-то бывший фашист Бродский. Спецслужбы Запада активизировали подрывную деятельность против социалистической Чехословакии. День и ночь при помощи воздушных шаров забрасывали листовки с призывом свергнуть коммунистический режим и так далее.

Справка. Потом, через сорок лет после этих событий мне попалась книга «Чехословацкие события 1968 года глазами КГБ и МВД СССР», изданная в Москве в 2010 году Объединенной редакцией МВД России. В этом сборнике детально описываются события тех лет и о тех мероприятиях западных подрывных центров по разложению чехословацкого общества.

В то время меня успели назначить комсоргом взвода и агитатором нашей батареи, поэтому в «Ленинской комнате» приходилось изучать массу газетных статей. Благо, газет и журналов для нас не жалели, и мы все читали их «до дыр». Даже «старики», которые уже отслужили три года и ждали дембельского приказа.

В конце марта, может быть, в начале апреля, нас поездом повезли в артиллерийский полигон на станции Дретунь, в сторону Полоцка. Готовились к плановым стрельбам из 82-х миллиметрового миномёта. Кстати, наша батарея в десантном батальоне считалась артиллерийской. В каждом батальоне было по три роты и плюс наша арт.батарея.

Прибыв к месту назначения вечером, выгрузившись на опушку леса, и сразу расчистив площадки от мокрого снега, начали ставить палатки. У нас даже были специальные металлические печи для взводных палаток. И вскоре они задымили, и в палатках ближе к полуночи стало чуть теплее, повезло особенно «старикам», которые расположились ближе к печкам. Только уснули после томительного перехода и обустройства, как рано утром вдруг заиграла труба: «Подъем по тревоге!».

Полусонные стоим в строю, под ногами скрипит мокрый снег, и валенки за ночь даже не успели подсохнуть. Офицеры куда-то побежали, а мы ждем. Наконец, появился командир батареи Доценко Борис Степанович (тоже хохол) и объявляет:

Все, гвардейцы, едем обратно домой…

Погрузились опять в те же «столыпинские» вагоны. Прибыли в Витебск и прямиком в родной полк. Через несколько дней сдаем в склад 82-х миллиметровые миномёты и взамен получаем СПГ-9 (станковый противотанковый гранатомет 9 серии). Попутно заменили старые автоматы на новые АКМС. И после всех этих «обновлений» через некоторое время нас опять по тревоге перебросили уже в Лосвиду. Это недалеко от Витебска в красивом лесу. Там учебный полигон нашей дивизии. Зимой после «карантина» перед Присягой мы здесь впервые стреляли с боевыми патронами. Но на этот раз сказали, что жить будем здесь до особого приказа, и не будут увольнений в город. Потом объяснили, мол, дивизию перевели в постоянную боевую готовность согласно какому-то плану. Начали изучать подрывное дело, азы самбо и марш-броски «по полной боевой» на 10 км. Вот это последнее и «закаляет» солдата до полного понимания сути армейской службы. Кто этого не прошел, значит, и не служил толком. Если еще в полпути прозвучит команда «Газы!».

Уже шло жаркое лето, а мы все готовились и готовились. Пропагандисты все чаще говорили об интернациональном долге, о взаимодействии с армиями стран - участников Варшавского Договора. На политзанятиях изучали историю этих стран, состав их армий.

С каждым днём напряжение нарастало. Часто офицеры, собравшись где-то в штабной палатке, долго совещались, а занятия в их отсутствие проводили сержанты. Возвращались офицеры злые, им ведь тоже не разрешалось «махнуть» в город к семьям. Правда, на нас это они не «срывали», просто говорили, что скоро будем или дома, или кинут нас куда-нибудь в Тмутаракань. Только вот знал ли средний и младший офицерский состав все нюансы такого положения и для чего готовимся, посвящали ли их в детали предстоящих операций? Думаю, вряд ли. Только через десятилетия прихожу к мысли, что и сам комдив, возможно, не был посвящен в детали предстоящей операций до последнего момента (до сигнала «Буря»). Кто служил, знает: для таких случаев в штабных сейфах всегда есть нумерованные пакеты под семью печатями: какой, по какому сигналу открывать. Слишком высока была цена предстоящих мероприятий!

И вот 18 или 19 августа в лагере объявили «Сбор», посадили в автомашины и повезли нас в Северный аэродром. В Витебске их два: один гражданский, а в другом располагалась военно-транспортная авиация. Помню, командовал дивизией ВТА генерал-майор Зайцев Н.Ф., ставший потом почетным гражданином города Витебска. Здесь скопилось огромное количество «Ан-12», полно было и «кукурузников». Вот они поочередно и возили нас на прыжки. Как всегда, покрутив нас в воздухе по два часа, выбрасывали куда надо. Днём и ночью, зимой и летом. В них размещались 60 десантников. Это уж потом, после нас, появились более мощные и вместительные «Антеи», «Ил-76»…

Самолеты уже гудели на всю мощь, недалеко мы увидели начальника ПДС полка (парашютно-десантная служба) гвардии подполковника Харитонова и его коллегу по нашему батальону гвардии капитана Крячко, а рядом - на брезентовых столах лежали уже кем-то доставленные наши парашюты. Прозвучала команда: «Одеть парашюты!». И по рядам сзади нас прошел начальник ПДС полка, проверив основной парашют, похлопал по плечу: «Порядок». А ведь не поленившись, всегда лично проверял весь полк! Вот какая была ответственность настоящего командира за судьбу каждого из нас.

Выстроившись в колонну по два, по аппарелям поднялись в брюхо «Аннушки» и расселись на дюралевые сидения. Теперь по рядам прошел сам наш комбат Доценко и проверил каждого: зацепил ли карабин вытяжного парашюта на трос над головой.

Мы с Колей Богатцким (из Саратова) сели рядом. Долго молчали, вопросительно смотрели друг на друга. В головах вертелся один вопрос: куда и зачем летим? Если раньше перед прыжками всегда ставилась конкретная задача: ночные прыжки, тренировочные, с оружием и без оружия, с техникой и без техники, на учения и так далее. Заранее все мы знали и район десантирования. А сегодня - молчок. Какое-то тревожное ожидание овладело нами. Летим уже второй час. Смотрим на капитана Доценко, но тот, закрыв глаза, сидит рядом с кабиной пилотов. Обычно он, как выпускающий, выпроводив нас всех, прыгает последним. И сейчас ждем, когда откроется кабина пилотов, и кто-то из них сначала тронет рукой выпускающего - комбата, потом включит мигалку над дверью кабины, потом и сирену. Тогда мы, встав и повернувшись к выходу, смотрим, как открываются створки и по команде «Пошел!» и под вой сирены бежим в бездну. Но тут что-то не так, потому что самолет уже пошел вниз и в иллюминаторах мы увидели какой-то город недалеко от взлетно-посадочной полосы. Когда гул турбин затих, прозвучала команда снять парашюты и покинуть борт. Так первый раз десантировались без парашютов.

Наши самолеты стояли чуть в стороне от бетонки. Вдали находился небольшой городок. Вскоре кто-то из командиров сказал, что находимся в Барановичах. Значит, мы приблизились к Государственной границе СССР.

Не успели толком ориентироваться, как пошел дождь, и мы немножко промокли, ведь самолеты уже закрыли свои «салоны», а под крыльями всем места не хватает. Правда, скоро откуда-то вернулись летчики. Сжалившись над нами, решили помочь подсушиться, запустив по одной турбине. Мы под струей горячих выхлопных газов, чуть не задохнувшись, вскоре почувствовали тепло наших комбинезонов. Откуда-то появились походные кухни и нас плотно накормили обедом. Потом замполиты рассадили на пока еще мокрой от дождя травке недалеко от «бортов». Правда, предварительно постелили под себя плащ-палатки. Вот тут-то и начали «созревать»: сейчас будет серьезный разговор. Кстати, в нашей артиллерийской батарее по штату замполита не было. Видимо, из-за малой численности личного состава. Нас в батарее было всего 54 военнослужащих. В ротах, где свыше 100 человек личного состава замполиты были, у нас – нет. Так вот буквально несколько месяцев назад и у нас появился свой «комиссар» - по штатам военного времени. Старший лейтенант запаса Харченко работает учителем истории в какой-то областной школе.

Так вот, он вернулся из какого-то совещания, и первым делом дал команду всем достать из рюкзаков тетради и конверты (конверты стоили тогда по 1 копейке, и солдатские письма доставлялись в любую точку страны бесплатно). Достали, ждем.

Ну что, гвардейцы, - к этому слову он уже привык, пока готовились в учебном полигоне. Ему ребята даже гвардейский значок прикрепили рядом с «ромбиком» ВУЗа. Значит, стал своим, - достаем ручки и бумагу. Будем писать домой письмо. Прошу иметь в виду, что напишете примерно так, как я сейчас буду диктовать. Поняли, да? Ничего лишнего!

В головах опять молнией сверкнула мысль, что дело нешуточное, значит, впереди нас ждет очень серьезное испытание. Но какое? И куда повезут? Одни догадки. Пока свои мысли все держали при себе, старательно выводя буквы в слова, строчки, адресованные матерям, женам, кто-то просто - друзьям. Примерный текст, адресованный матери в далекую деревню в центре Татарстана, до сих пор помню. Естественно, писал я тогда по-татарски:

Дорогая мама!

Привет тебе из Витебска. Привет (перечисляю всех родственников, соседей и бывших одноклассников, коллег – механизаторов, где-то человек 10-15 набиралось).

Сам я жив - здоров, чего желаю тебе и всем остальным. Служба идет нормально. По воскресеньям хожу в увольнение, смотрю кино, ем мороженное. Земляки из нашего района (нас из одного сельского района в полку было 8 человек) служат тоже нормально, встречаемся каждый день. Погода здесь нормальная, везде идет уборка урожая. Скучаю по своему трактору. Как он там? Не разбили его там по-пьяни кто-нибудь? Скажи бригадиру, пусть берегут, как вернусь, сяду за руль сам.

Да, мама, скоро мы будем участвовать на больших учениях, поэтому ты не волнуйся, если долго не будет писем. Как вернемся оттуда, напишу тебе все подробно и обо всем. А пока еще раз привет всем (по списку), желаю всем здоровья. Главное, ты береги себя. Ведь осталось чуть больше года, и я вернусь домой. Вот и поживем мы с тобой (я у матери единственный сын и рос без отца).

До свидания. С наилучшими пожеланиями твой сын, Ирек.

Вот примерный текст тогдашнего моего послания матери. Правда, в обычное время мое письмо получалось намного длиннее. Но сегодня, видимо, не тот случай. Сложив тетрадный лист в конверт, задумался: все ли написал? А замполит наш уже успел предупредить:

Конверты не заклеивать! Адрес домашний написали? Тогда, командиры взводов, соберите все вместе и отдайте мне, - после того как он пересчитал количество конвертов, сунул их в небольшой пакет и ушел куда-то. Подозреваю, что кто-то потом долго изучал наши письма и если нашел в них слова «Чехословакия» или «Брно», замазывал их черной краской.

Не успели привести свои чувства после «письмописания», как недалеко остановилась колонна армейских грузовиков. Появился и комбат Доценко:

Командиры взводов, быстро получите боеприпасы и раздайте личному составу!

Нам со «стариком» Борисовым на двоих надо было делить цинковую коробку автоматных патронов.

Поскольку гвардии ефрейтор Борисов к моменту объявления повышенной боеготовности по старому Закону о воинской службе «отпахал» три года, теперь уже четвертый год («дембель» должен был в мае, но их задержали), делить боеприпасы решил я. С гранатами проблем не было. Их давали по две: одна Ф-1, вторая - РГ-42. Вскрыл со специальным ключом цинковую коробку и высыпал картонные пачки на плащ-палатку. Делю: направо - себе, налево – Борисову, который в это время чуть в сторонке чистил свой автомат. Вспоминаю фильм «Свадьба в Малиновке», где бандиты делили награбленное: «Это тебе, это мне, а это - тоже мне». Тихо смеюсь. И вдруг выясняется, что в цинковой коробке количество пачек нечетное. Значит, одна упаковка лишняя. Кому положить? Ну не будешь же «старику» лишний груз всучить. Только успел положить лишнюю пачку в свою кучу, как прозвучал грозный рык Борисова:

Эй, молодой, не мухлюй, эту пачку положи мне!

Но «старику» не положено лишний груз таскать, - оправдываюсь полушутя, - как ни как лишних несколько сот граммов.

Я тебе дам «лишние граммы»! Тут, Ирек, теперь нет ни «стариков», ни «салаг». Чувствую, что мы летим не на учения. Так что, теперь мы все просто гвардейцы-десантники. А это, браток, многому обязывает. Если понял, положи лишнюю пачку – мне! Иначе как я отстреливаться буду и тебя, молодого, прикрывать в случае чего?

Справка . Хороший был парень Саша Борисов. Кстати, как и я, до армии работал трактористом в совхозе. Всегда невозмутимый, крепкого телосложения. Уволился в ноябре 1968 года гвардии ефрейтором.

Укомплектовав весь боезапас, мы притихли. Каждый думал о своем. Что теперь будет с нами, куда нас направят? Не зря, думаем, нам выдали столько боеприпасов и сухого пайка чуть ли на целую неделю. Значит, дело предстоит нешуточное. Необъяснимое чувство беспокойства овладело мной. Окружающий мир тоже стал какой-то другой. О чем думал я сам в эти часы, набивая запасные магазины и рассовывая боевые гранаты в десантный рюкзак? Я уже и не помню. Прежде всего, еще раз перебрал все содержимое рюкзака: свежие подворотнички, иголки-нитки, несколько общих тетрадей, фотоаппарат «Смена-2» и несколько запасных фотопленок. Кружка-фляжка и ложка в первую очередь. Вроде все на месте. Правда, рюкзак сильно потяжелел от запасных патронов и автомат за спиной стал весомым. Все же успел записать в общую тетрадь небольшую запись: где находимся и как готовимся к чему-то. Я, как агитатор батареи, уже на полигоне начал делать дневниковые записи, даже не думая: для чего они мне? Пригодятся ли когда-нибудь? Но записи вел регулярно: буквально 5-6 строк: чем сегодня занимались, с кем встречался и т.д. Правда, до поры, до времени об этом не знал никто…

Но все же тревожное чувство не покидало. Вихрем неслись разные мысли: родная деревня, мать, трактор «Беларусь», родные поля и еще что-то. Но не было суеты, нервозности и паники. Все чем-то занимались. Гвардии старший сержант Анатолий Симонов, командир нашего третьего взвода, все ходил из одной группы в другую, проверяя состояние оружия.

Справка . Анатолий Симонов призвался из города Сумы (Украина), где работал на радиозаводе. В описываемый период командовал нашим взводом, потому что старший лейтенант Трофимец буквально несколько месяцев назад серьезно заболел и попал в госпиталь. Поэтому командование взводом было возложено на его заместителя Симонова. Как командир был жестковат, но отходчив. Ни разу не наказывал по пустякам. Ровно держался и с «салагами», и со «стариками». Сам был из «молотков» (второй год службы).

Наконец, откуда-то почти бегом появился гвардии капитан Доценко и немного отдышавшись, построил батарею:

Ну что, гвардия, настал и наш час! – глаза комбата блестели, но был серьезен как никогда, - я только что из штаба дивизии (где этот штаб на открытом поле мы и не догадывались), перед нами поставлена боевая задача: летим в Чехословакию на помощь братскому народу. Там сегодня решается судьба социализма. Нашлись там силы, которые баламутят народ, голову поднимает контрреволюция. Десантироваться будем рядом с городом Брно. Это третий по величине город Чехословакии. Столица Моравии, ну, как бы их союзная республика. Вот в этом городе есть военно-артиллерийская академия, где по данным нашей разведки находится центр противников нынешней власти, самые ярые контрреволюционеры. Нашей дивизии поставлена задача – захватить этот город и заблокировать эту академию, но и еще рядом находится большой аэродром. Это тоже наш объект, - комбат замолчал и внимательным взглядом прошелся по рядам, - вопросы есть? - Да какие могут быть вопросы, вот теперь все ясно, - но, гвардейцы, не осрамимся перед Европой, покажем им кто такие советские десантники?

Строй тихо загудел, но явных желающих поддерживать комбата дополнительными речами типа «одобрямс» не нашлись. Притихли. В строю солдат обычно молчит. А молчание, как всегда, воспринимается как согласие и одобрение. Комбат еще раз медленно прошелся перед строем. Кому-то подправил пуговицу комбинезона, кому-то щелкнул открытый предохранитель автомата. Сейчас комбат напоминал родного отца. Какая-то невидимая сила еще крепче связывала нас в этот миг с комбатом. Забылись мелкие обиды и упреки, даже разница в звании и возрасте. Перед нами стоял человек, который, возможно, через несколько часов поведет нас в бой. И судьба, и жизнь каждого из нас была в его руках.

О чем думал сам Борис Степанович в эти минуты? Был ли страх, или какая-то тревога в его сердце? Или в эти тревожные секунды он думал о своих подчиненных, вспомнил своих близких? Скорее всего, так.

Справка . Доценко Борис Степанович, гвардии капитан. Украинец. Зимой 1969 года получил «майора». В годы войны с родителями эвакуировался в Башкирию. Поэтому меня все время назвал «земляком» (Татарстан и Башкортстан находятся рядом, видимо, поэтому я и превратился в «земляка», но все это не давало мне никаких поблажек за всю службу). Говорили, что в начале семидесятых годов военные медики запретили ему прыгать с парашютом. Поэтому его перевели в артиллерию где-то под Минск, где он в дальнейшем стал командиром полка…

После еще нескольких инструктажей и напутствий состоялся ужин. На сытый желудок настроение улучшилось, но и думалось мало.

Ближе к полуночи опять загудели мощные турбины «Аннушек». Долго они урчали, проверяя тягу двигателей и сотрясая все вокруг. Мне даже жалко стало – сколько керосина впустую сжигают. Потом прозвучала команда «По самолетам!».

Через годы узнал из закрытых источников: дивизия, как и все остальные участники операции, как раз получила условный сигнал «Влтава-666» - сигнал перейти границу Чехословакии. С этого момента и началась операция «Дунай»…

Опять сел рядом с Богатцким. Под гул четырех турбин не спеша обсуждаем ситуацию. Но страха или паники нет. Артериальное давление, как положено в таких случаях, повышенное. Это через четыре десятилетия могу честно признаться.

Вдруг кто – то из противоположного ряда показывает на иллюминатор. Все прильнули к окошечкам. Какие-то огненные шары чуть выше нас параллельным курсом на высокой скорости, обгоняя наши «Аннушки», мчатся вперед. Через несколько минут опять появляются эти огненные шары и исчезают впереди. Кто-то из ребят догадался - истребители.

Справка . Один из моих сверстников из нашей деревни в это время служил в погранвойсках и в эту ночь стоял на границе в районе станции Чоп. Вот что он рассказывал мне уже после «дембеля»:

Где-то около двух часов ночи стоим с напарником недалеко от погранзнака, и вдруг с северо-востока приближается гул самолетов. Одиночные самолеты через границу летают регулярно, мы на них и внимания не обращаем. А тут целая армада, и еще не так высоко. Примерно на высоте 2-3 километра. Тяжелые, думаем - бомбардировщики. Но куда так много? Даже тревожно стало – не война ли? Но самое интересное в том, что их по обеим сторонам сопровождают истребители! Через несколько часов, когда уже стало светло, эти самолеты начали возвращаться обратно. Короче, почти целый день они курсировали туда – сюда. Значит, это были вы?...

Потом мы в иллюминаторах увидели, как медленно рассвет догоняет наш «борт». Внизу открылась удивительная картина: незнакомые города и селения, горные массивы и прямые как стрела дороги, правильного очертания поля и лесные массивы. Интересно, куда будем прыгать? Вдруг справа по борту увидели очертания огромного города. Догадались: внизу – Брно. Наконец, открывается дверь кабины пилотов, оттуда выходит бортинженер и, нагнувшись к дремавшему комбату, что-то ему долго объясняет. Гвардии капитан Доценко встал, надел свой кожаный шлем, встряхнулся и громко на весь салон объявил: Парашюты снять и спрятать под сидения! Десантирование без парашютов. Приготовить оружие! Быстрее, гвардия, быстрее! Сейчас по ходу выбегаем по аппарелям и сразу прыгаем в сторону от полосы. В сторону от бетонки, поняли?! Сзади приземляются другие самолеты, не попадайтесь под них. Сбор в обратную сторону приземления! Лейтенант Глущенко (командир первого взвода) возглавляет колонну, все потом бегут к нему, поняли? Ориентир – диспетчерская башня аэродрома. Сбор рядом с лейтенантом Глущенко через десять минут!

Уже открылись задние створки, колеса с визгом коснулись бетонки, двигатели взревели на реверсе, но самолет продолжал бег по взлетно-посадочной полосе. В нос ударил какой-то смешанный авиакеросином незнакомый ароматно-фруктовый запах свежего утра. Бортинженер нажал на кнопку и выпустил аппарели, и мы, уже без воя сирены, со всей силой рванули вперед за лейтенантом Глущенко. С грохотом пробегая по металлу многие, не удержавшись и не рассчитав силу инерции, плюхнулись на край бетонки. Надо было сразу на аппарелях успеть повернуться лицом по направлению движения самолета, но этому нас никогда не учили. Быстро выскочив на ноги и, взяв автомат на изготовку, бежим по мокрой от росы траве навстречу неизвестности. На бегу видели, как друг за другом приземлялись тяжелые «Аннушки», как из них на ходу выскакивали другие десантники.

На часах было 4 утра с минутами, рассвет. Началась операция «Дунай», не имеющая по размаху аналогов в мировой военной практике, которая преподнесла многим политикам настоящей зубной и сердечной боли! Настоящий шок, прежде всего, испытывали американские «ястребы», день и ночь готовящие контрреволюционный переворот в Праге. Потом узнали: им не хватило всего где-то дней десять. Короче, проморгали! А как горевали генералы Бундесвера! Получается - зря они под видом туристов бродили по дорогам и полям ЧССР полгода до нашего появления. А ведь это подтвержденный факт истории!

А самолеты тем временем, взревев моторами, снова взлетали и взяли курс на Родину. Эта «карусель», как потом убедились, продолжалась почти целый день. Только потом узнали, что такой организации переброски войск мир еще не знал. Над городом Брно не было видно ни одного парашюта, но в течение короткого времени целая десантная дивизия оказалась на его улицах и площадях. Так оказался в наших руках аэродром Туржани. Потом узнал, что только самолетов «Ан-12» в этой операции было задействовано свыше 400 штук!

Пошел пятый час 21 августа 1968 года, как мы оказались на территории аэродрома. Другие подразделения нашего и 350-го полка нашей дивизии вскоре полностью контролировали Брно и ту военную академию имени Запотоцкого.

Одна из рот нашего батальона тихо - мирно захватила караульное помещение охраны аэродрома. Потом кто-то рассказывал, что когда туда вошел гвардии капитан Крячко с десантниками, солдаты охраны сидели на койках и не знали что делать. Им овладела паника от такого обилия самолетов. Наш капитан на доступном языке (словацкий язык - славянский, поэтому мы потом свободно общались с мирным населением) кое-как построил эту роту, а десантники к этому времени успели заблокировать пирамиды с оружием. Нашли какого-то ихнего офицера и с его помощью солдат отпустили на увольнение…

Вскоре на территории аэродрома стало тесно от наших войск. Видимо, трудно стало управлять: кто кем командует, поди - разберись. Например, в какую-то передышку заходим с Колей Кондратенко в здание аэровокзала. Смотрим, в углу кучковалась группа какие-то гражданских лиц, даже дети рядом играют, а их оцепили и охраняют десантники. Подбегает какой-то незнакомый лейтенант и дает нам команду: встать чуть в сторонку и никого не пропускать к этим гражданским. Потом узнали – эти были сотрудники нашего представительства в Брно и их семьи. Они ночью получили условный сигнал и прибыли в аэродром – от греха подальше. Теперь ждали самолета на Родину. Но мы с Кондратенко быстро смотались оттуда, «убедившись», что этим гражданским никто не угрожает.

Вскоре мы нашли свои безоткатные орудия, выгруженные из других самолетов и боеприпасы к ним. Обедали в первый день сухпайками. Честно говоря, как-то не до еды было в эти часы. Столько впечатлений, волнений и гордости за свои войска! Как никак - мы в центре Европы и выполняем важную миссию по защите завоеваний социализма в братской Чехословакии!

Во второй половине дня нашему взводу поставили конкретную задачу: охранять мост - эстакаду автострады, ведущую в сторону Братиславы. Под мостом проходила железнодорожная ветка. Кое-как отрыв небольшие окопчики оборудовали огневые позиции. По нашим расчетам ни один «неприятельский танк» не мог бы прорваться в сторону аэродрома. Кумулятивных гранат хватило бы на целый день боя, патронов – тем более.

В это время мы успели немножко освоиться и с окружающей обстановкой. Дорога, которую мы охраняли, была идеальной поверхности.

Движения транспорта практически не было. Проезжали редкие автомашины. Мы их даже не останавливали. Двигались и военные грузовики с опознавательными знаками – полоса белой краски на капоте и кабины. Несколько раз какие-то начальники спрашивали: кто охраняет мост. Общались, только уточнив пароли. Ночь прошла относительно спокойно, если не считать гул наших «Аннушек» и рев взлетающих «МиГ-19». Эти поднимались для сопровождения транспортников. Вот их форсаж при взлете надолго нам запомнился. Спать при их взлете мы привыкли лишь в конце пребывания там.

Утро нового дня в чужой земле мы встретили спокойно. Вроде все, кроме постовых, выспались. Уже не помню, с кем стоял я на мосту, любуясь окружающей природой и изящным взлетом истребителей, кстати, мечта моего детства - только из-за прикуса зубов не направили в летное училище.

Плакаты типа «Иван езжай домой, тебя ждет Маша» или «Оккупанты! Долой из Чехословакии!» появились через несколько дней. А сколько подпольных радиостанций вещали против нас! Но я, как агитатор, обратил внимание на другое: каждый наш воин-десантник, будь он рядовой или сержант, в такой ситуации превращался в пропагандиста и толково разъяснял цели нашей миссии. Так было и в дальнейшем, когда мы напрямую соприкасались с местными жителями.

Через сутки наш взвод оставил охрану моста и расположился в небольшой роще буквально рядом со взлётно-посадочной полосой (ВПП) аэродрома.

Справка . Сегодня я по Интернету (Google) нашел ту рощу рядом с аэропортом Туржани – Брно. Правда, в ней уже успели возвести какое-то здание. Но все остальное даже с Космоса все знакомо до боли: дачные участки недалеко от села Туржани, поля и дороги. Да и сам аэродром стал намного больше и зданий рядом много понастроили…

Поставили несколько палаток, отрыли огневые позиции для безоткатных орудий, направив их стволы в сторону автотрассы Брно-Братислава. Кстати, почва оказалась каменистой: верхний слой ничего, почти как чернозём, но через полметра уже щебенистая. Пришлось копать не только лопатами, но и ломиками. Но, несмотря на это, соорудили и глубокий блиндаж, где потом хранили продукты питания. Так началось боевое дежурство.

Так что же мы охраняли? Как уже писал, за рощей была взлетно-посадочная полоса. Сюда из Союза регулярно приземлялись «Антеи» с различным грузом. Здесь же сразу расположился полк истребителей. «МИГи» то с грохотом взлетали и исчезали за облаками, то через некоторое время возвращались обратно. Свободное от службы время мы долго наблюдали за ними. Интересно было, как они при посадке выпускали тормозные парашюты и сразу замедляли свой бег, потом, порулив в сторону, занимали свои места на отдельной площадке. Скоро мы так привыкли, что под форсаж их двигателей спали относительно спокойно. Часто мы подходили к этим самолетам и наблюдали за работой техников. Однажды один капитан поинтересовался, мол, откуда десантник призвался? Когда я сказал, что из Татарии, летчик обрадовался. Оказалось, он родился в Чувашии, и в школьные годы с родителями часто бывал в Казани. Во время второго посещения стоянки он позволил мне сесть в кабину. Как сегодня помню, я чувствовал себя на седьмом небе! Ведь говорил уже, что с детства мечтал стать летчиком, но военная комиссия зарубила мечту. Но сейчас в течение несколько минут я все же «видел» себя высоко над облаками. Спасибо тому летчику! Но я отвлекся…

Между автострадой и рощей, ближе к дороге располагалась одна из рот десантников нашего батальона. Их окопы растянулись вдоль дороги. Так что, если с шоссе кто-нибудь рискнет наступать в нашу сторону, то их сначала огнем встретят наши «пехотинцы». Между ротой и нами еще находились расчеты зенитчиков нашего полка. Их спаренные установки могли сбивать не только низколетящие самолеты противника, но и колошматить автомобили или бронетранспортеры. А мы уж готовы были достойно встретить любые танки, воображая перед собой всякие там «Абрамсы» или «Леопарды».

Но вернемся к нашей роще. Сегодня трудно вспомнить, какую площадь занимала она? Деревья тут росли смешанные. Но сосен и берез точно не было, фруктовых – тоже. Возраст рощи примерно 20-30 лет. Наш взвод занимал небольшую полянку по краю рощи. Но вскоре наша роща стала местом опасным в буквальном смысле. Чуть дальше от наших палаток образовался целый склад боеприпасов. Мы даже и не заметили, как роща пополнилась смертоносным грузом, привозили по ночам: начиная с пистолетных патронов и кончая снарядами для САУ. Но для нас самыми ценными стали ящики с сигнальными ракетами. По ночам при свете луны мы всегда быстро находили эти ящики. Во-первых, мы сами жили в роще рядом с боеприпасами и главное – знали пароль. Во-вторых, часовые, охранявшие эти ящики, рассуждали, видимо, логически – зачем десантникам снаряды от САУ или лишние кумулятивные гранаты? Одним словом, все было в норме. Своим преимуществом мы воспользовались еще раз, когда обнаружили среди ящиков коробки с трассирующими патронами. Тогда каждый из нас снарядил все автоматные магазины вперемешку: один патрон бронебойный, другой – трассер.

Недалеко от нашей рощи, буквально на открытом поле, расположился медсанбат дивизии. Туда набрали, мне кажется, всех военнообязанных молоденьких медицинских сестер Витебской области.

Примерно через месяц обстановка вокруг нас стала нормализовываться. Население в округе нас не тревожило, а мы – тем более. Начались плановые будничные занятия по боевой подготовке. Потом команду дали провести строевые занятия в составе взвода, батареи и даже батальона. И не зря, прошел слух, что к нам прибудет Председатель Совета министров А.Н. Косыгин. Вроде состоится его встреча с Президентом ЧССР Л. Свободой. По этому случаю состоялся даже парад частей нашей дивизии. А накануне всем раздали красные береты. Если все десантники до этого ходили в пилотках, то здесь впервые мы надели красные береты. Это уже после 70-го года береты стали голубые. По этому случаю как анекдот рассказывали байку. Как-то встретилось руководство города Брно с нашим комдивом и спрашивает:

Опять что за войско тут появилось в красных беретах?

Да вот резерв был у меня небольшой, пришлось и их сюда перебросить, - ответил вроде наш комдив. И как раз в эти дни ему Москва присвоила звание «гвардии генерал-майор». Мы все, как малые дети, обрадовались такому важному событию и очень гордились. А парад на самом деле состоялся. На взлетном поле чеканным шагом прошли все те, кто не стоял в это время на постах. Не осрамились десантники перед руководителями двух стран! Но самым красочным было прохождение коробки медсанбата в конце мероприятия! Дамы в десантных комбинезонах, в сапожках, с пистолетами на боку. А какие фигуры были у них: в ширь и в высь! От души посмеялся и генерал Яценко, и рядом стоящие высокие гости.

Наряду с боевым дежурством, проводились все виды занятий по летнему плану подготовки войск. Помню, сержанты даже план-конспекты по проведению занятий писали. Я параллельно занимался и общественной работой. С первых дней из подручных средств соорудили походный вариант «Ленинской комнаты»: скамейки из досок, стол из старых ящиков из-под кумулятивных гранат. Вся наглядная агитация висела на деревьях. Выпускал «Боевые листки», «Молнии» об отличившихся сослуживцах. Притащил с аэродрома целый лист фанеры и смастерил стенд «Новости по стране». Туда я приклеивал газетные вырезки. Преобладала, естественно, информация о Татарии. Кстати, нефтепровод «Дружба», которая начиналась в нашем Альметьевске, доходила тогда до города Брно. Рассказывая своим, я очень гордился этим фактом. В материалах нехватки не было. Поскольку мы находились ближе всех к взлетно-посадочной полосе, раньше всех встречали «полезные» для нас «борты» из Союза.

«Борт» возил газеты и журналы. Всю прессу мы читали раньше командования дивизии. Это выяснилось к концу пребывания. Однажды я с кем-то нес в расположение взвода целые кипы газет и журналов. Смотрю, все наши уже стоят в строю и кого-то слушают. Подхожу робко и вижу замполита нашего полка Н.И. Пастушенко. Рядом стоит наш комбат Доценко и гневно смотрит на меня. Ну, думаю, пропал я.

Ну, гвардеец, откуда явился и что несешь? – спрашивает гвардии подполковник. Не успел я рот открыть, как командир взвода Симонов и рапортует:

Агитатор батареи рядовой Хисамиев, товарищ подполковник, принес свежие газеты. Вечером у нас политинформация.

Распустив строй, замполит полка сел на самодельную лавку и начал листать газеты. Попутно спросил, как это я оперативно достаю свежие газеты? Пришлось «раскрыть» ему всю систему добывания духовной пищи. Потом он смотрел целую подшивку моих «Боевых листков», особенно понравился стенд с новостями дня. Покидая наше расположение, он похвалил нас за устройство быта, а меня - за агитаторскую работу. Кстати, после приезда в Союз сразу попали в торжества в честь 60-летия Ленинского комсомола (29 октября), где мне был объявлен десятидневный отпуск на родину именно за активную работу как агитатор батареи. А эта встреча с замполитом полка в роще потом сыграла немаловажную роль в моей биографии…

Вскоре получили разрешение организовать экскурсии в город и по окрестным селам, но обязательно в составе групп. Однажды посетили артиллерийскую часть, расположенную недалеко от Брно. В казарме солдат было мало, скорее всего, только внутренний наряд. Так вот сидим в кабинете командира роты или батареи и ведем беседу. Вернее, разговаривают наши офицеры. Стук в дверь, заходит солдат. Приветствует своего командира и что-то спрашивает. Потом кладет на тарелочку, лежащую на тумбочке, монеты (форенты) и из ящиков, стоящих в углу, достает бутылку пива и уходит. Во, думаем, какая армия! Прямо в казарме пиво пьют! Уму советского солдата это было непостижимо! Правда, их армия в этот период боевитостью не блистала, там царила полная деморализация. И служили еще по территориальному принципу: чуть ли не рядом со своим селом…

В редкие часы досуга часто гуляли по окрестностям. Особенно понравилось село Туржани. За нами бегали дети, трогали наши автоматы. Обменивались значками. Иногда, взрослые их шуганули от нас, видимо, все же какой-то страх у них был, но повода мы им не давали. По мере своих знаний мы им рассказывали о Советском Союзе, и зачем мы здесь находимся. Потом даже некоторые приходили в наше расположение и в нейтральной территории шли дискуссии. Были и пожилые словаки, которые одобряли наше нахождение здесь. А я даже познакомился с председателем госхоза (по нашему – колхоз или совхоз).

А получилось вот как. Я ведь уже говорил, что на полях росли кукуруза, свекла. Пора уборки давно наступила, но наше появление (по мнению председателя) испортило все. Увидев советских солдат, все механизаторы, бросили технику прямо на поле и разбежались по домам. Рядом лежал участок, где кукурузу убирали на силос и сразу после этого начали и вспашку.

Несколько дней я смотрел на одиноко стоящий трактор «ДТ-75» (наш – волгоградский!). Навесной плуг опущен. И стоит красный трактор как подбитый танк. Жалко стало. С разрешения Симонова пошел я туда. Кабина не заперта, но завести двигатель просто нельзя – аккумулятор снят. Но и ремешка для такого случая чтобы завести «пускач» тоже нет. Сняв брючной солдатский ремень, стал крутить пусковой двигатель, и с третьей попытки трактор завелся. Работает нормально, все системы действуют. Есть полбака солярки. Короче, встал на борозду и давай пахать. Гордо смотрю на наших ребят, мол, знай наших! Они в знак одобрения махают мне. Даже забыл, где я нахожусь. Сделал несколько кругов и стал прикидывать, сколько же гектаров вспахать успел. Но вдруг вижу - на конце участка стоит старенькая машина «Трабант», а рядом – здоровенный мужик. В свитере и в коротких резиновых сапогах. Остановив трактор рядом с ним, заглушил двигатель и выскочил из кабины. Поздоровался и начал оправдываться, мол, хотел немножко порулить. Тот немножко постоял молча, потом протянул руку и даже улыбнулся. Короче, из разговора я понял, что он тут председательствует и вот сейчас переживает, что нельзя уборкой кукурузы и вспашкой зяби заниматься. Мол, когда разрешат полевые работы, ведь время упускают, все пропадет?

Вскоре местные механизаторы приступили к работам, а председатель стал регулярно посещать наше расположение с домашним вином. Вот и напрашивается вопрос: разве оккупанты будут чужую землю вспахивать?

Ярким событием для нас стал концерт ансамбля песни и пляски Южной группы войск. Сегодня уже не помню весь репертуар того концерта, который состоялся в каком-то карьере, похожего на амфитеатр. Но одна песня запала в душу. Солистку ансамбля, кажется, звали Анастасия. А вот ее песня про Родину, и о каком-то море заставила нас еще раз вспомнить свой родной край, и тоска по родному дому обуяла каждого из нас.

Обстановка более менее стабилизировалась. Народ общаться с нами стал открыто, видимо, поняли, что советские войска ничего плохого им не сделают. Мы тоже старались держать марку. При любой встрече местному населению напоминали об истории взаимоотношений наших народов. То, что при освобождении Чехословакии от гитлеровцев погибло 145 тысяч советских солдат, мы им при каждом удобном случае напоминали. Старшее поколение это знало, и часто нас поддерживало при дискуссиях. А вот молодежь уже успело правильно произносить слово «демократия» и использовала это слово направо и налево. Правда, толком объяснить, какая она, эта «демократия», и для чего она им нужна и какую демократию они хотели бы, сказать толком не смогли. А в это время в городе Брно все еще находили схроны со спрятанным с оружием. Кое-где прозвучали еще и выстрелы…

Однажды ночью нас разбудил грохот и лязг гусениц. В темноте не разберешь, где это столько танков грохочут? Но недалеко видно было мощный свет танковых фар, прожекторов. Но потом все стихло. Если никакого сигнала тревоги не было, значит, волноваться не нужно, и мы опять уснули. А утром недалеко от села Туржани увидели столько танков! У всех на броне была белая полоса, значит, наши! Потом узнали: ввели их из Венгрии.

Уже после «дембеля» в деревне сидим в клубе и вспоминаем армейские будни. Рафик (мой ровесник) служил в Венгрии в танковых войсках. Начал рассказывать, как однажды их подняли по тревоге и бросили в Чехословакию. Ночью оказались под городом Брно, - продолжает он свой рассказ. Ну, я не стерпел, прерываю и добавляю: и оказались у села Туржани…

Откуда ты знаешь? – удивляется мой земляк.

Вот так несколько месяцев мы пили воду из одной колонки у села Туржани, а встретиться не удалось. Вот судьба!

Или еще одна встреча.

Как-то мы с Сашей Борисовым решили прогуляться по окрестностям. Дошли до конца взлетно-посадочной полосе аэродрома. А дальше овраги кустарники. Мы дальше не пошли, уже начало темнеть, и решили вернуться обратно. Идем и любуемся природой. На ВПП пока тишина. Скоро начнутся ночные полеты наших истребителей. По пути домой проходим мимо грузовой машины, на борту которой установлен огромный прожектор, при помощи которого ночью наши «МиГи» приземляются на бетонку. Без прожекторов - хана, сказал мне летчик из Чувашии.

Так вот, подходя к автомашине, вдруг слышу татарскую песню! Притом, песня звучит по радио. Нет, братцы, это надо увидеть самому! «Летунов» охватил паралич: глаза на выкате, поднятые руки трясутся. Пришлось мне на татарском (я ничуть не сомневался, что в кабине сидит татарин, раз песню татарскую слушает) успокоить «пленных». За рулем сидел (надо же – мир тесен!) парень из нашего Алексеевского района Татарии. Сосед по кабине призвался из Алтайского края. Вскоре им по радиостанции передали сигнал о готовности к полетам, и ребята решили подготовить прожектор. Потом несколько раз я ходил к ним один. И мы долго сидели, слушая татарское радио вдали от Родины. А Ильсур по сигналу из командного пункта включал свой мощный прожектор вдоль ВПП, сразу же за нашими спинами появлялся очередной «МиГ» и, чуть ли не задевая колесами нашу кабину, садился точно по лучу прожектора. Вдали при свете выхлопа из сопла виден был тормозной парашют. Потом Ильсур писал мне письма из Венгрии, а вот на «гражданке» потеряли друг друга…

Я сейчас всех обрадую, гвардейцы, - начал как-то наш комбат, улыбаясь, - я сегодня был в штабе дивизии. Там очень интересное совещание проводили. Во-первых, комдив доложил, что командование ВДВ довольно нашими действиями. Видимо, скоро нас вернут на Родину, а наше место займут внутренние войска. Просто на всякий случай. А мы нужны стране для других, более важных дел. Во-вторых, из Москвы поступила команда подготовить списки личного состава для поощрения…

Стоим и пока не очень внимательно слушаем комбата: подумаешь – вернут на Родину. Можем и до зимы тут проторчать. Природа ничего, кормёжка – тоже. Привыкли уже.

Через несколько дней нам объявили, что нашему комдиву Яценко присвоено звание «Гвардии генерал-майор». Как мы гордились этим!

Я в штабе полдня составлял представления на награды и скажу честно, рука устала у меня – так долго пришлось потрудиться одному, а вас у меня много, - комбат многозначительно улыбнулся и взглядом прошелся по шеренге. Мы напряглись: кого награждают, чем?

Доценко вытащил из офицерской сумки листы бумаги, помахал перед нами и продолжил:

Вот тут практический весь личный состав. Завтра эти листы подпишет генерал Яценко, и они уйдут в Москву. И так, батарее дают один орден Боевого Красного Знамени. Я предложил кандидатуру гвардии лейтенанта Глущенко. Думаю, вы меня поддержите, так? – строй, одобряя, загудел. Стоящий в строю правофланговым командир первого взвода Глущенко незамедлительно гаркнул:

Служу Советскому Союзу!

Комбат широко улыбнулся и подправил:

Пока не надо, вот когда получим, - и продолжил оглашать список. По-моему, орденов больше не было. Но были зачитаны и представленные к медалям.Кому-то «За отвагу», кому-то «За боевые заслуги» и так далее. Скажу честно, лично я ничего не ожидал. Ведь служу всего лишь одиннадцатый месяц, ни командир орудия и даже ни наводчик, а просто заряжающий. Стоял и просто радовался за наших «стариков» и «молотков». Правда, уже звучали и фамилии «салаг» - первогодков. И по алфавиту моя фамилия в списках батареи почти последняя, но…

И наконец, а где мой земляк? Гвардии рядовой Хисамиев! – комбат нашел меня взглядом и опять улыбнулся, - медаль «За боевые заслуги»!...

По телу пробежала какая-то горячая волна, волнение передавалось по всему телу. Надо же, и меня не забыл командир! Первая государственная награда! Говорил же комбат, что награждение производится Указом Президиума Верховного Совета СССР. Мгновенно мелькнула мысль: как в деревне реагируют на такую награду, и как мать будет гордиться!

Но как в народе говорится: гладко было на бумаге…

Наши представления потом где-то затерялись, только у десантников других частей и подразделений дивизии на грудях засияли государственные награды. Правда, через несколько лет, посещая родной полк, узнал, что некоторым офицерам все же вручили ордена и медали. А мы что - демобилизовались и с концами.

Потом в расположение взвода нагрянул «особист» дивизии или полка (нам точно знать и не полагалось). Старший лейтенант, вечно угрюмый и молчаливый. До этого мы видели его еще в лесу в период подготовки. Но для нас, рядовых, он «погоду» не делал. На этот раз подъехал на ГАЗ-69 без тента, словно его только что выбросили с парашютом. Тихо здоровался с Симоновым, долго изучал наглядную агитацию в импровизированной «Ленинской комнате», потом стал проверять палатки. Вдруг из нашей палатки слышим его крик. Симонов вошел туда и через минуту поманил туда и меня. Захожу и вижу, как этот «особист» в одной руке держит мою подушку, в другой – завернутый в газету маленький пакетик:

Что в них? – спрашивает «старлей».

Фотопленки, - отвечаю, - не проявленные. Проявим в Союзе…

Я тебе дам, в Союзе! На, разбери при мне кассеты. Где фотоаппарат?

Достаю из рюкзака фотоаппарат, где еще осталось несколько не отснятых кадров. По команде «особиста» внимаю пленку на свет: все пропало! Высветив все пленки, «старлей» вытащил из-под одеала мои тетради, перелистал и с ухмылкой положил в свою офицерскую сумку. Пропали и мои записи. Ведь практически почти до конца была заполнена и вторая тетрадь в 72 листах. Это был удар для меня. А сколько фактического материала и уникальных любительских снимков можно было бы использовать сегодня!

Потом несколько дней ребята переживали за меня: я ждал, что меня накажут за записи в тетради, но потом понял, что никаких последствий не будет. Но меня мучил один вопрос: «накапал» кто-нибудь или это было случайное профилактическое мероприятие? Правда, потом узнал, что такие мероприятия проводилось и в других частей дивизии.

В конце октября наша дивизия покинула окрестности Брно. Обратно ехали поездом через Польшу. Помню, как под Варшавой нас загнали в какой-то тупик и мы целый день «загорали» возле своих вагонов. Ехали мы со своими орудиями и с полным боекомплектом. В Бресте долго нас проверяли пограничники, шмонали наши рюкзаки, парашютные сумки.

А что началось после Бреста! Ехали уже по Белоруссии, на полях убирали картофель - бульбу и свеклу. Колхозники махали нам платками и кричали: молодцы, сябры! Это напоминало нам кинохронику мая 1945 года. В Витебск прибыли ночью. Привокзальная площадь уже бурлила. Народу тьма. Милиция оцепила площадь, чтобы части дивизии строились как на парад. Комдив прямо на площади в микрофон доложил в Москву, мол, выполнив Правительственное задание по оказании интернациональной помощи братскому чехословацкому народу, дивизия вернулась на место постоянной дислокации.

Потом какие-то активисты из числа молодежи раздавали каждому (!) по маленькой коробке торта и гвоздику. И вот колонна десантников с песней движется по проспекту Фрунзе в сторону казарм. С двух сторон провожают горожане, выкрикивая одобрительные слова, приветствуя как победителей. Такое не забывается!

И вот проходят десятилетия после этих событий. А мир все еще не успокаивается. Мы тогда думали, что каждое десятилетие преподносит испытания следующим поколениям: Великая Отечественная в 1941-1945 годов, Венгрия – 1956 год, Чехословакия -1968 год, Даманск -1969 год. Ну, думали тогда, хватит уже, конец войнам и конфликтам. Тем более в начале 1970 годов наше Правительство выступила с рядом мирных инициатив. Терпение хватило только на десять лет, нагрянул Афганистан…

События тех лет уже хранятся только в анналах истории. Иногда кто-то вспоминает и начинает мусолить эти события: кто прав, кто – нет. Лично я считаю, что если бы мы тогда не пришли в Чехословакию или опоздали на недельку, то Европа получила бы сегодняшнюю Югославию. И чем бы это кончилось, если учесть, что мы тогда, действительно, были сильной Державой и показать «кузькину мать» еще сумели. И уверен, худший вариант был бы на совести тех, кто под видом «демократии» и сегодня насаждает свою кулачную политику по всему миру.

Их рассудит Время и История. А я уверен – мы выполняли свой солдатский и интернациональный долг перед Родиной и перед тогдашними нашими союзниками. Никто из нас не допускал грубой силы и несправедливости в отношении граждан этой страны. Наоборот, по возможности устанавливали только добрые и дружеские отношения. А те, кто хотел испытать нервы советских десантников, получили сполна. Возмездие бывает справедливое…

* * * Уважаемый товарищ гв.ряд.Хисамиев И.И. Находясь в Чехословакии в составе войск Варшавского договора, Вы с честью выполняете свой высокий интернациональный долг по оказанию помощи чехословацкому народу в борьбе с контреволюционными силами. Командование благодарит Вас за мужество, выдержку, смелые и решительные действия, проявленные при защите завоеваний социализма в ЧССР. Командир в/ч гв.п-к. Яценко Заместитель командира в/части гв.п-к Деряби * * *

И сегодня собрать бы нашу 1-ю артиллерийскую батарею 1-го батальона 317 –го парашютно-десантного полка где-нибудь и поговорить о тех днях. И командир наш Борис Степанович Доценко, лейтенант Глущенко, сержанты и рядовые Симонов, Поросятников, Пилюшок, Бойко, Гостев, Масалитин, Богацкий, Атосян, Борисов, Добровольский, Жарков, Петрусевич, Кондратенко и другие ребята, вы все еще в памяти моей.

Демобилизовался в ноябре 1969 года с должности заместителя командира взвода.

P.S. Какой же след оставила Чехословакия в моей жизни, биографии? Во-первых, я и сегодня убежден, что руководители нашей страны тогда приняли верное решение, на десятилетия продлевая мир в Европе. Во-вторых, мои убеждения привели меня в ряды КПСС. Именно там я решил стать ее членом. Замечу – никаких «стремлений» к высоким должностям тогда даже в мечтах не было. В-третьих, появилась другая мечта - стать журналистом. И сразу стал внештатным корреспондентом дивизионной газеты «Гвардеец». Ее редактор гвардии майор Владимир Иванович Галдилов и замполит полка гвардии подполковник Николай Иванович Пастушенко потом дали мне путевку в Казанский государственный университет имени В.И. Ульянова-Ленина (отделение журналистики), после завершения которого меня направили в МВД Татарии инструктором политотдела. Уже, будучи лейтенантом милиции, я со своей супругой посетил свой родной полк и гостил у Николая Ивановича Пастушенко (пусть земля будет ему пухом). Уже, будучи сам замполитом в милиции, я всегда руководствовался его советами и наставлениями. Собирался было и двум сыновьям показать Брест, Минск и родной Витебск, но нагрянул август 1991 года.

Но и сегодня будто слышу встречный марш, алое знамя полка с барельефом Вождя на плацу и рапорт:

317-й гвардейский, ордена Александра Невского парашютно-десантный полк построен для встречи со своими бывшими воспитанниками…

И не покидает мечта - побродить в окрестностях Туржани и погулять по Витебску. Но все это как бы уже за границей. Как жаль…

Ирек Хисамиев,

гвардии старший сержант ВДВ запаса,

полковник милиции в отставке.

г. Казань, Татарстан.

май 2012 года.

Предыдущая статья: Чему равна скорость света Следующая статья: Чему равна скорость света