Изменения в грамматике

§ 296. В предыдущем разделе (§ 292–294) речь шла, в основном, об изменениях в системе словообразовательных морфем – суффиксов и префиксов, которые во многих языках используются в качестве важнейших словообразовательных средств. Не менее существенные изменения происходили и происходят в системе грамматических средств, прежде всего морфологических, в результате чего в процессе языкового развития коренным образом изменяется грамматический строй разных языков.

Принято считать, что грамматический строй языка представляет собой наиболее устойчивую часть его системы. Тем не менее он претерпевает значительные изменения на протяжении всего исторического развития. По словам Н. Ю. Шведовой, "грамматический строй языка является ист. категорией, он находится в состоянии постоянного движения и развития и подчинен общим законам развития языка".

В лингвистической литературе внимание обращается также на то, что исторические изменения в грамматическом строе "чрезвычайно разнообразны и протекают в разных языках разными путями, порой даже в противоположных направлениях". Очевидно, следует различать два основных направления в изменении грамматического строя языка (языков). Во-первых, в грамматике, так же как и в других областях языковой системы, по мере ее развития возникают, формируются те или иные грамматические средства, определенные грамматические категории или отдельные их граммемы. Во-вторых, в ходе языкового развития утрачиваются многие из существующих грамматических средств, грамматических категорий или граммем. Кроме того, в ряде случаев происходит изменение существующих элементов грамматического строя, замена одних грамматических явлений другими, новыми для данного языка явлениями.

Происходящие в разных языках грамматические изменения касаются как плана выражения тех или иных элементов языковой системы, так и плана их содержания. Эти изменения происходят в разных частях грамматического строя языка – морфологии и синтаксисе – и изучаются в исторической грамматике (в исторической морфологии и историческом синтаксисе).

Изменения в морфологии

§ 297. Формирование разных элементов грамматического строя языка, в том числе и морфологических, обычно начинается на ранних этапах его исторического развития. В области морфологии весьма показательны языковые изменения, связанные с формированием системы частей речи. Формирование частей речи как грамматической категории представляет собой длительный языковой процесс, который во многих языках продолжается до настоящего времени.

Известно, что до определенного периода языкового развития слова не различались по частям речи, одно и то же слово выражало разные грамматические ("частеречные") значения, выполняло разные синтаксические функции.

По утверждению А. А. Леонтьева, "...первое слово (слово-звук), имевшее... нерасчлененное значение и приложимое как к действию, так и к предмету, тоже было “чистой основой”, т.е. было морфологически нерасчлененным".

Сравним также следующие высказывания: "Имя существительное и имя прилагательное в индоевропейских и других языках различаются отнюдь не исконно. Этому различению предшествовал период существования нерасчлененного имени, способного обозначать смешанные значения предмета и качества. И современное деление слов на имена и глаголы также не исконно, ему предшествовало такое состояние языка, когда не было ни имени, ни глагола, а было единое слово, применявшееся для обозначения процесса и деятеля".

"Тюрго очень своеобразно представлял себе первые слова. Он считал, что ими были существительные и глаголы вместе, причем существительные выражались словами, а глаголы – сопровождавшими их жестами: “Несколько слов для обрисования вещей и несколько жестов, соответствовавших глаголам, – вот одни из первых глаголов”".

По предположению ученых, формирование системы частей речи начинается с противопоставления имен и глаголов. При этом первичной частью речи считается имя существительное.

"Имя существительное и глагол были, вероятно, древнейшими частями речи... Можно думать, что факт их расчленения связан в первую очередь не с особенностями значения, а с синтаксической функцией (подлежащее – сказуемое)".

"В языке долгое время не было других слов, кроме названий, данных чувственно воспринимаемым предметам, таких слов, как “дерево”, “плод”, “вода”, “огонь" и другие, произносить которые часто представлялся случай".

"Имена родились раньше глаголов; это доказывает нам то вечное свойство, что речь не имеет смысла, если она не начинается с имени, выраженного или умолчанного".

Примечание . Существует мнение, согласно которому формированию имени и глагола как отдельных частей речи предшествовало появление таких слов, как междометия, местоимения, артикль, частицы. Так, по предположению Дж. Вико, "первыми частями речи были междометия, затем местоимения, потом члены (артикли). Позднее стали образовываться частицы (к последним Вико в большинстве случаев относит предлоги). Затем только появляются имена".

На базе имен существительных в свое время формируются другие именные части речи, прежде всего имена прилагательные. Предполагается, что выделение прилагательных в особую часть речи предшествовало формированию глагола.

"Имя прилагательное в большинстве языков возникло из имени существительного, как показал еще замечательный русский лингвист А. А. Потебня. Представление о качестве выражалось сначала сочетанием двух существительных: не зеленая трава, а зелень-трава".

"По Кондильяку, первые слова – это имена существительные... Потом появились слова, выражающие качества предметов – прилагательные (сюда же Кондильяк относит почему-то и наречия). Затем возникают глаголы".

Примечание . Факт неразличения имен существительных и прилагательных отражается и в некоторых современных языках, например, в языке хауса (распространен в Северной Нигерии, Камеруне, Гане, Бенине, Того и других странах). В бирманском языке слова, соответствующие прилагательным и существительным других языков, объединяются с глаголом.

К относительно раннему периоду языкового развития относится обособление местоимений как самостоятельной части речи. В специальной литературе утверждается, что эта часть речи формируется после обособления имен существительных и на их основе. Предполагается, что личные местоимения возникают после неличных (указательных, притяжательных и др.), при этом вначале появляются местоимения 1-го и 2-го лица, затем – местоимения 3-го лица.

Сравним следующие суждения А. А. Леонтьева: "Личное местоимение третьего лица возникло, по-видимому, позже местоимений первого и второго лица... В большинстве языков его можно вывести или из указательного местоимения, или из существительного. Напротив, происхождение местоимений первого и второго лица, как правило, не может быть установлено; это указывает на их относительную древность.

Личные местоимения вообще тесно связаны с указательными и притяжательными и во многих языках совпадают по форме с последними".

Значительно позже среди имен в качестве особой части речи выделяются имена числительные. По мнению некоторых ученых, например, А. Е. Супруна, в индоевропейских языках эта часть речи выделяется в XVIII–XIX вв.

"В европ. грамматич. традиции Ч. (т.е. числительное. – В. Н. ), первоначально не выделявшееся как самостоят. часть речи, по мере появления подробных грамматич. описаний стало рассматриваться особо среди разносклоняемых имен, а с 18–19 вв. нередко выделяется как часть речи".

В истории русского языка имя числительное как часть речи начинает формироваться в общевосточнославянскую эпоху, т.е. в древнерусском языке, в XIII–XIV вв.

Давнюю историю развития имеют слова, называемые наречиями. Во многих языках мира наречие как часть речи начинает формироваться в глубокой древности. В качестве самостоятельной части речи наречие выделялось уже в античной грамматике.

В истории русского и других славянских языков формирование названной части речи начинается "еще в далекую дописьменную эпоху" и продолжается до настоящего времени. Этот класс слов постоянно пополняется в результате "их образования на базе других частей речи".

§ 298. Складывающаяся система частей речи в разных языках в процессе их исторического развития постоянно пополняется различными грамматическими (морфологическими) категориями, граммемами, новыми грамматическими формами.

В системе имен существительных формируются такие морфологические категории, как род, число, падеж, одушевленность – неодушевленность, определенность – неопределенность.

Одной из древнейших грамматических категорий имени существительного в индоевропейских языках является категория рода. Первоначально существовала двухродовая система, которая позже преобразовалась в трехродовую, т.е. стали различаться мужской, женский и средний род. Наиболее известны две концепции происхождения грамматической категории рода. По одной из них в основу формирования категории рода положено противопоставление предметов по одушевленности – неодушевленности, по другой концепции – противопоставление предметов по их активности – пассивности.

Сравним следующие суждения: "Общеиндоевропейский язык противопоставлял “одушевленный” род, допускавший различие падежа подлежащего (именительного) и падежа дополнения к глаголу (винительного) в единственном и во множественном числе, роду “неодушевленному” (среднему), никогда не допускавшему этого различия. Одушевленный род содержал два подрода: мужской род – для существ мужского пола или воспринимаемых как таковые и женский (имевший форму основы, производной от основы мужского рода) – для существ женского пола или воспринимаемых как таковые (например, земля, деревья и т.д.)".

"Грамматический род в языках мира возникал, вероятнее всего, в связи с активной или пассивной функцией обозначаемого предмета... Так, в праиндоевропейском языке все существительные, видимо, делились на две категории: к “одушевленному роду” принадлежали те, которые могли быть субьектом активного действия; к “неодушевленному" – те, которые были потенциальным объектом такого действия. Очень похожую систему двух родов мы находим в хеттском языке. Затем “одушевленный род” распался на мужской и женский, а “неодушевленный” превратился в средний".

Грамматическая категория числа в разных языках, в том числе и славянских, возникает с появлением форм множественного числа имен существительных. По предположению ученых, формирование этой категории связано с образованием существительных с собирательным значением.

"Категория числа имен существительных в большинстве языков возникла, по всей вероятности, из собирательных по значению слов типа немецкого Gebirge “горы”, русского дурачье, листва и т.д.".

Позже в ряде языков возникают особые формы двойственного числа, как, например, в славянских, балтийских, а в некоторых еще и тройственное, четвертное и др.

Категория падежа, по предположению ученых, относится к числу поздних морфологических явлений. Считается, что в большинстве языков формирование данной категории начинается с противопоставления именительного, винительного и родительного падежей. Основой для образования разных падежных форм могли служить различные грамматические конструкции.

"Падеж , по-видимому, – довольно позднее образование. То, что называется в современных языках падежом, может восходить к очень разным явлениям. Например, многие из так называемых падежных форм в финно- угорских и кавказских языках... – это наречие с пространственным или другим конкретным значением, слившееся с основой имени. Такую же гипотезу применительно к индоевропейским языкам выдвинул в свое время немецкий лингвист Ф. Шнехт (1888–1949). Самые древние надежи, возникновение которых обычно связано с синтаксисом, – это в большинстве языков именительный, винительный и родительный".

По-разному в языках мира формировались и другие грамматические категории имени существительного – категории определенности – неопределенности, одушевленности – неодушевленности. Категория определенности – неопределенности, например, в германских и романских языках возникает относительно рано в результате семантического преобразования указательного местоимения со значением "тот". Данное местоимение утрачивает свое прежнее лексическое значение и превращается в артикль, служащий показателем определенности существительного. Затем появляется также артикль со значением неопределенности.

Характерной особенностью качественных имен прилагательных (так же как и наречий, а в некоторых языках – еще и существительных, глаголов) является способность образовывать формы степеней сравнения. В разных языках (и у разных частей речи) эти формы образовывались в разное время и с помощью разных грамматических средств.

В некоторых индоевропейских языках (славянских, балтийских) в дописьменный период их развития на базе существующих кратких (именных, нечленных) форм прилагательных образовывались полные (местоименные, членные) формы. Они создавались путем присоединения к кратким формам указательного местоимения. Появление полных форм прилагательных в истории славянских языков объясняется утратой краткими формами синтаксической функции определения и способности изменяться по падежам. В балтийских языках (в частности, в литовском) до настоящего времени склоняются как полные, так и краткие формы прилагательных.

В системе глагола в процессе языкового развития формируются такие грамматические категории, как лицо, время, наклонение, вид и др. Установлено, что из трех лиц, которые различаются в большинстве языков, первоначально возникли 1-е и 2-е лицо, форма 3-го лица появилась позже. Предполагается, что личные формы глагола могли возникнуть из конструкций типа "название действия + + притяжательное местоимение" (например, "лов мой"), "название деятеля + личное местоимение" (например, "ловец я", "ты убийца") и др.

Формирование грамматической категории глагольного времени, по предположению ученых, начинается с противопоставления настоящего и прошедшего времен. Будущее время в подавляющем большинстве известных языков выделяется значительно позже. В разных языках оно формируется разными путями. Наиболее простой из них – "употребление форм настоящего времени в функции будущего". На основе первичных форм прошедшего и будущего времен глагола во многих языках развиваются формы так называемых "относительных" времен, таких, как прошедшее результативное (перфект), предпрошедшее (плюсквамперфект), предбудущее (лат. futurum exactum), будущее в прошедшем (лат. futurum praeteriti) и др.

В ряде языков одновременно с появлением грамматической категории глагольного времени формируется категория вида, начинают различаться известные в современных языках видовые формы. В славянских языках, в том числе и в русском, противопоставляются совершенный и несовершенный виды (перфектив и имиерфектив).

К глагольным грамматическим категориям раннего происхождения относится категория наклонения, которая в индоевропейских языках с давних времен была представлена такими граммемами, во многом сохранившимися до настоящего времени, как, например: индикатив (изьявительное наклонение), императив (повелительное), коньюнктив (сослагательное), оптатив (желательное) и некоторые другие.

В рамках глагольной парадигмы в разное время развиваются причастия, деепричастия, полупричастия, которые по своим формальным и семантическим признакам сближаются с другими частями речи или переходят в другие части речи – в прилагательные (причастные формы), в наречия (деепричастия) и т.д.

§ 299. В процессе языкового развития некоторые грамматические явления по гем или иным причинам становятся избыточными и прекращают свое существование. Чаще всего утрачиваются отдельные граммемы существующих грамматических категорий, а иногда исчезают определенные грамматические категории в целом.

Ярким примером грамматических изменений в системе именных частей речи служит преобразование сложившейся трехродовой системы в индоевропейских языках. Во многих языках индоевропейской семьи прежняя трехродовая система изменилась в двухродовую. В одних из таких языков (например, в балтийских, романских, в большинстве новоиндийских) утрачивается средний род, который объединяется с мужским, т.е. сохраняется мужской и женский род; в других (например, в некоторых германских – датском, шведском) мужской и женский род объединяются в общий, т.е. сохраняется общий и средний род. В ряде индоевропейских языков (в английском, некоторых иранских – персидском, таджикском) грамматическая категория рода утрачена полностью. В некоторых индоевропейских языках (в славянских, в немецком, исландском, греческом) древняя трехродовая система целиком сохранилась до настоящего времени.

Во многих индоевропейских языках в процессе их исторического развития были утрачены формы двойственного числа. Не сохранились они как таковые в большинстве славянских языков, в том числе во всех восточнославянских языках. Утрата двойственного числа в древнерусском языке отражается в письменных памятниках начиная с XIII в.; она выражается в том, что вместо прежних форм двойственного числа начинают употребляться соответствующие формы множественного числа. Сначала такая замена происходит в конструкциях, в которых отсутствует числительное два, а позже распространяется на словосочетания с данным числительным. Предполагается, что окончательная утрата двойственного числа в древнерусском языке произошла в XIV–XV вв.

Значительные упрощения претерпела система склонения индоевропейских языков. С течением времени постепенно сокращается количество падежей, причем результаты этого процесса в языках различны. Так, например, в санскрите было семь падежей, в латинском языке пять, в греческом, немецком их количество сократилось до четырех. В одном из древних иранских языков, авестийском, было восемь падежей, а в некоторых современных языках сохранилось всего три (в белуджском) или два (в курдском, талышском, ягнобском). Сокращается также количество типов склонения существительных. Так, в истории русского языка на протяжении относительно небольшого промежутка времени их количество сократилось почти вдвое: из пяти древних типов склонения сохранились три. В ряде индоевропейских языков склонение существительных полностью утрачено. Это произошло, например, в английском, французском, болгарском, персидском, таджикском языках.

Как уже отмечалось, в истории русского языка на определенном этапе его развития утрачивается склонение кратких прилагательных.

В некоторых индоевропейских языках, например в романских, утрачены формы степеней сравнения, употреблявшиеся в латинском языке.

В системе глагола существенным преобразованиям подверглась грамматическая категория времени. В большинстве индоевропейских языков заметно сократилось количество времен. В истории русского и других славянских языков, это сокращение произошло, главным образом, в связи с преобразованием системы прошедших времен. Вместо традиционно различавшихся ранее четырех прошедших времен (перфекта, имперфекта, плюсквамперфекта и аориста) сохранилось одно, формы которого образовались на базе бывшего перфекта в результате отпадения вспомогательного глагола. Разные будущие времена гоже объединились в одном.

Известные упрощения произошли в системе индосвра- пейских наклонений. Так, например, в латинском языке не сохранились формы оптатива (желательного наклонения); они совпали с формами коньюнктива (сослагательного наклонения). Отсутствует данное наклонение также во многих современных индоевропейских языках, например, в современном русском и других славянских языках, в современном литовском литературном языке и др.

В большинстве индоевропейских языков утрачена глагольная форма супина, который в ряде источников рассматривается как отглагольное существительное. В языках, которым была свойственна данная форма, она чаще всего заменялась инфинитивом. В древнерусском языке, например, "уже в XI в. супин стал смешиваться с инфинитивом и вышел из употребления". Так же складывалась судьба супина в народной латыни. К настоящему времени супин полностью утрачен во всех восточнославянских и западнославянских языках, кроме чешского, сохранившего изолированные следы данной формы. Утрачен он и в современных романских языках. Из южнославянских языков данную форму сохранили нижнелужицкий и словенский.

§ 300. Изменение языков проявляется не только в том, что постоянно образуются новые элементы и утрачиваются некоторые из существующих, но и в том, что одни явления по тем или иным причинам заменяются другими, новыми для данных языков явлениями.

Ярким примером подобного рода изменений служит замена употребляющихся в разных языках грамматических морфем другими морфемами с тем же значением. Многие из таких изменений связаны с происходившими фонетическими преобразованиями. По этой причине в истории русского языка, например, окончание дательного падежа единственного числа существительных женского рода было заменено окончанием -е (ср.: вод"к → воде, гор"к → горе), окончание первого лица единственного числа настоящего времени глагола -ж – окончанием -у (ср. бери, → беру, несж → несу) и т.д. Некоторые из подобных изменений происходили в связи с действием закона аналогии, например, окончание родительного падежа множественного числа существительных мужского рода -ь (в словах типа кон-ь, цар-ь и т.п.) под воздействием аналогичных форм женского рода (типа кост-ей, ноч-ей, огн-ей) было заменено окончанием -ей и т.д.

В ходе исторического развития языков нередко заменяются не только отдельные грамматические морфемы, но и характер грамматических средств в целом, способы образования грамматических форм, выражения грамматических значений. Так, в немецком, французском и некоторых других индоевропейских языках флексийные средства выражения грамматического рода имен существительных в свое время были заменены артиклем (ср. немецкие der Mensch – "человек", die Frau – "женщина", das Buck – "книга"). Во многих языках простые (синтетические) формы разных прошедших и будущих времен глагола были заменены сложными (аналитическими) формами, которые образуются с помощью вспомогательных глаголов (ср., например, формы будущего времени от глаголов несовершенного вида в русском языке, формы некоторых прошедших и будущих времен в немецком и других индоевропейских языках). И наоборот, сложные временные формы могут заменяться простыми (ср., например, образование форм прошедшего времени из форм перфекта в истории русского языка).

Существенные изменения рассматриваемого характера происходят в системе частей речи. В процессе исторического развития языков многие слова или словоформы "переходят" из одной части речи в другую, т.е. изменяется их "частеречный" статус. По утверждению лингвистов, этот процесс так или иначе затрагивает все части речи. Особенно широко распространено превращение имен прилагательных в существительные (субстантивация прилагательных) и причастий в прилагательные и существительные (адьективация и субстантивация причастий). Исконно русские причастные формы с суффиксами -ач-(-яч-) и -уч-(-юч-) типа лежачий, сидячий, пахучий, вонючий полностью перешли в разряд имен прилагательных.

Возможны также грамматические изменения более широкого масштаба; они могут затрагивать всю грамматическую систему языка или определенной группы языков. В качестве примера можно привести изменение латинской системы склонения и спряжения в разных романских языках.

"Наиболее устойчивая часть языка – грамматика – тоже, конечно, подвержена изменениям. И эти изменения могут иметь разный характер. Они могут касаться и всей грамматической системы в целом, как, например, в романских языках, где прежняя латинская система словоизменительной морфологии (склонение, спряжение) уступила место аналитическим формам выражения через служебные слова и порядок слов...".

Грамматика, особенно морфология, является наиболее устойчивой стороной языка, но изменяется и она. Каждая грамматическая форма имеет две стороны: грамматическое значение и грамматическое средство, которым оно выражается. Исторические изменения касаются и самих грамматических значений, и их выражения.Любая грамматическая форма существует не сама по себе, а в ряду других форм, которым она противопоставлена. Этот ряд грамматических форм имеет, таким образом, общее грамматическое значение (оно называется грамматической категорией), которое как раз и проявляется в противопоставлении этих форм. Например, категория времени в русском языке проявляется в противопоставлении настоящего, прошедшего и будущего времени. Благодаря такой связи всякое изменение в составе грамматических форм отражается на других формах той же категории, а иногда может привести к утрате самой категории.
Но грамматические категории не только упрощаются и исчезают. Существуют и противоположные изменения. Возникают новые грамматические категории. Так, например, в современном русском языке есть грамматическая категория одушевленности - неодушевленности, которой не было в древнерусском языке. Категория одушевленности - неодушевленности проявляется в том, что у одушевленных существительных винительный падеж совпадает с родительным, а у неодушевленных - с именительным (Я вижу брата, но Я вижу стол). В древнерусском языке названия живых существ и неживых предметов первоначально склонялись одинаково, следовательно, одушевленности и неодушевленности как грамматической категории не было. Она сложилась в XV-XVII вв.
Некоторые изменения касаются только средств выражения грамматических значений, не затрагивая самих значений. Эти изменения разнообразны по характеру и масштабам. Здесь возможны и отдельные изолированные изменения. Например, местоимения я и ты прежде имели в родительном м винительном падежах окончание -е (мене, тебе). Впоследствии его заменило окончание -я (меня, тебя) под влиянием кратких местоимений (мя, тя), которые затем исчезли из языка. Формы мене, тебе сохранились только в говорах. Но такие изолированные изменения редки. Не только сами грамматические значения, но и средства их выражения образуют систему (таковы, например, словоизменительные типы: типы склонения и спряжения). Поэтому изменения окончаний одних форм часто влекут за собой изменения всей системы словоизменительных типов.
Сейчас слова плод и мед принадлежат к одному склонению. В древнерусском языке эти существительные принадлежали к разным склонениям. В родительном падеже было плода, но меду, в дательном - плоду, но медови. Но некоторые формы у них совпадали: именительный и винительный падежи - плодъ, медъ. Под влиянием одних падежных форм объединились и другие, два склонения слились в одно (см. Аналогия в грамматике).
Изменения могут затрагивать и сам способ выражения грамматических значений. Например, формы числа существительных во французском языке когда-то различались при помощи окончаний. Затем окончания множественного числа утратились, сохранившись только на письме, а показателями числа суще-ствительных стали служебные слова - артикли (сравните: le talon - «каблук», les talons - «каблуки»; la maison - «дом», les maisons - «дома»» (конечное s не произносится).
Чтобы продемонстрировать различные типы грамматических изменений, мы отдельно рассмотрели изменения в самих грамматических категориях и в средствах их выражения. Но в действительности эти изменения часто совмещаются и переплетаются: изменения в выражении грамматических значений вызывают и изменения грамматических категорий, а изменение грамматических категорий оказывает влияние на перестройку словоизменительных типов.
Так обстояло дело с возникновением в русском языке категории одушевленности - неодушевленности. Что же послужило причиной возникновения новой категории? Причина была в совпадении окончаний именительного и винительного падежей у существительных мужского рода. В индоевропейском праязыке (предке многих европейских языков, в том числе и славянских) эти падежи различались. В результате различных фонетических процессов в праславянском языке и тот и другой падеж у существительных некоторых типов склонения оканчивался на редуцированные гласные ъ и ь (плодъ, сынъ, гость), которые потом утратились. Совпадение именительного и винительного падежей создавало то неудобство, что мешало различать субъект действия (того, кто совершает действие) и объект, на который направлено действие. Особенно неудобно было совпадение этих форм в названиях живых существ (и прежде всего людей), потому" что они могли быть и субъектом, и объектом действия: Иван победил Петр - кто кого победил? Избавляясь от этого неудобства, русский язык пошел по такому пути: вместо прежней формы винительного падежа стала употребляться новая форма, совпадающая с родительным (как у личных местоимений): Иван победил Петра. Сначала такая форма употреблялась только у существительных, обозначающих лицо мужского пола, но потом распространилась на названия других живых существ. Сложилась категория одушевленности - неодушевленности.
Другой пример влияния изменений в грамматических средствах на сами грамматические категории. Уже говорилось, что количество типов склонения в русском языке сократилось. В частности, слились два типа склонения существительных мужского рода: представителем одного типа является, например, слово лес, а другого - мед. Эти существительные в родительном, дательном и местном (впоследствии предложном) падежах имели разные окончания. После слияния двух типов склонения одно окончание у каждой падежной формы оказалось лишним.
Что же произошло?
Из двух окончаний дательного падежа (-(/ и -ови) сохранилось только окончание -у. Оба окончания родительного падежа (-а и -у) сохранились, но стали употребляться в разном значении. Окончание -у стало выражать значение части целого (наряду с некоторыми другими); например: вкус меда, но стакан меду, дай мне меду (какое-то количество). В современном языке окончание -у постепенно вытесняется окончанием -айв этом значении. Оба окончания предложного падежа (в лес-е и в мед-у) тоже сохранились (хотя и в небольшой группе слов) и также стали различаться по значению; сравните: быть в лесу и понимать толк в лесе.
Так появились новые падежные значения. Система падежей усложнилась.
Как видно из приведенных примеров, в исторических изменениях словоизменительных типов большую роль играет аналогия, т. е. изменение форм одних слов под влиянием других, в чем-то схожих (см. Аналогия в грамматике) . Однако аналогия только тогда становится активной действующей силой, когда она помогает осуществить полезные для грамматической системы преобразования, например освободить язык от излишнего многообразия в средствах выражения одних и тех же значений.
Однонаправленные изменения в выражении различных категорий могут изменить грамматический строй языка. Так, французский и английский языки из синтетических языков, у которых грамматические значения выражаются преимущественно внутри слова, превратились в аналитические, для которых характерно выражение грамматических значений вне слова, при помощи служебных слов и порядка слов (см. Аналитические и синтетические языки).

Исторические изменения происходят во всех сторонах грамматического строя языка. В частности, на протяжении истории наблюдается возникновение новых грамматических категорий или отдельных новых граммем.

Пример появления новой категории — возникновение категории определенности/неопределенности в романских и германских языках. В древнейшую пору ни этой категории, ни ее «носителя» — артикля в этих языках еще не было.

Постепенно, однако, расширялось употребление указательного местоимения `тот`, и одновременно шел процесс «угасания» его лексического значения. Из слова, специально подчеркивавшего частную предметную отнесенность существительного, оно превращалось в грамматический показатель определенности, в артикль, способный выступать уже и в случае общей предметной отнесенности. Латинское сочетание ilte canis еще значило `та собака`, развившаяся из него французская форма le chien уже значит `(определенная) собака`, а нередко и `собака как общее понятие`. Вслед за определенным артиклем появляется и неопределенный (tin chien `одна собака` → `неопределенная, какая-то собака` и, наконец, → `всякая собака`).

Пример пополнения уже существующей грамматической категории новой граммемой — развитие будущего времени в ряде языков. Специальные формы для выражения будущего появляются, как правило, на довольно поздней ступени. Они могут возникать как переосмысление форм, выражавших желательность или долженствование. Таково английское будущее время со вспомогательными глаголами will (букв, `хочу`) и shall (букв, `должен`), отчасти сохраняющее модальную окраску, сербское, болгарское и румынское будущее время, развившееся из сочетаний с глаголом, значившим `хочу`, западнороманское (типа фр. `faitnerai `буду любить`), восходящее к народно-латинским конструкциям типа amare habeo `имею любить` и т. д.

Другой путь — переосмысление образований со значением начала, становления (немецкое будущее время cwerden букв, `становиться`, русск. буду, первоначально значившее `стану`) или с видовым значением завершенности (русское будущее время типа напишу есть по форме настоящее время совершенного вида).

Ясно, что с появлением новой граммемы происходит большее или меньшее изменение всей грамматической категории в целом. Так, с возникновением будущего времени меняется сфера употребления и соответственно объем содержания настоящего.

Противоположные процессы — это отмирание отдельных граммем и целых грамматических категорий.

Примером утраты отдельных граммем могут служить исчезновение двойственного числа в ряде языков, исчезновение в романских языках среднего рода, имевшегося в латыни, слияние в шведском и датском мужского и женского рода в «общий род», сохраняющий противопоставленность среднему роду. Конечно, утрата граммемы тоже связана с перестройкой всей категории. Значение двойственного числа было поглощено множественным, расширившим сферу своего употребления, само противопоставление чисел стало в языке более обобщенным.

Пример утраты целой категории — судьба грамматического рода в английском языке: в древнеанглийском существовали, как и в других германских языках, три рода — мужской, женский и средний, а современный английский, утратив родовые различия в существительных и прилагательных, сохранил только в местоимениях противопоставление he / she / it, причем первые две формы использует в основном для лиц, сообразно их полу, а третью — для животных, предметов и абстрактных понятий вне зависимости от первоначального распределения соответствующих существительных между родами.

Яркий пример изменения внешних форм выражения грамматических значений — переход романских, германских и некоторых других языков от синтетических флективных падежей к аналитическому выражению синтаксических связей имени существительного с помощью предложных сочетаний, а также порядка слов. В ряде случаев и в истории русского языка старые беспредложные сочетания косвенных падежей заменились предложными. Ср. др.-русск. Мьстиславъ Новъгородъ (местн. п.) съде, придоша Кыеву (беспредл. дат.) и современ. «сидел в Новгороде», «они пришли в Киев, к Киеву».

Однако в языках прослеживается и противоположная тенденция — замена аналитических форм синтетическими, а также развитие новых синтетических форм. Так, древнерусский аналитический перфект писалъ есмь, писалъ ecu и т. д., утратив вспомогательный глагол, превратился в простую форму прошедшего времени писал.

В некоторых языках сочетания с послелогами превратились в синтетические падежные формы, а бывший послелог стал падежным окончанием. Известны и другие случаи происхождения грамматических аффиксов из отдельных слов, выступавших в служебной функции (ср. лат. aniare habeo и фр. j`aimerai). Все это показывает, что неверными были теории, считавшие эволюцию «от синтеза — к анализу» универсальной.

Ю.С. Маслов. Введение в языкознание — Москва, 1987 г.

Нам осталось узнать еще об одном, последнем типе языковых изменений. Те изменения, о которых мы говорили раньше (если помните, это были изменения значений и изменения в произношении), - это изме­нения, которые касаются прежде всего отдельных слов: мы узнали, что слова могут изменять или свой облик, или свое значение, или, разумеется, и то и другое одновременно. Но бывают изменения, которые касаются всего языка, или, как говорят лингвисты, строя языка; другими словами, это изменения в грам­матике.

Мы уже говорили, что в самом общем виде к грам­матике относится всё то, что нужно знать, чтобы уметь соединять слова в языке друг с другом. Есть ли в языке падежи, и если да, то сколько их и как они употребля­ются? Какие времена бывают в языке у глаголов? Есть ли там предлоги, какие они? Всё это (и очень многое другое) и составляет предмет грамматики. Вы пре­красно понимаете, что, не зная грамматики, нельзя ни правильно говорить на языке, ни хорошо понимать сказанное. Грамматика - основа языка, его «скелет».

Но, оказывается, и грамматика языка изменяется с течением времени. Обратимся снова, в последний раз, к строчкам Пушкина. Не кажутся ли вам немного странными такие, например, сочетания, как о заре (в смысле «на заре; с наступлением зари») или князь Геи -дон тот город правит (в смысле «правит тем горо­дом»)? Или вот еще, в «Сказке о рыбаке и рыбке», можно прочесть такие строки:

Перед ним изба со светелкой,

С дубовыми, тесовыми вороты.

Кажется, будто бы эти строчки написал иностранец, который немного путается в русских падежах: почему с вороты, а не с воротами, почему правит город, а не правит городом?

Все эти отличия не случайны. В древнерусском языке, как и в современном русском, тоже были паде­жи, однако многие окончания были не такими, как сейчас, да и употреблялись многие падежи не так, как сейчас. Во времена Пушкина большинство этих отли­чий уже исчезли, но некоторые еще оставались. Вот например, творительный падеж множественного чис­ла слов типа город раньше звучал не городами, а городы. Поэтому, когда Пушкин пишет изба с вороты, - это, конечно, не ошибка, а остатки древнего склонения. Надо сказать, что даже в нашем теперешнем языке есть одно выражение, которое - в окаменелом виде

Сохранило этот древний творительный падеж. Это оборот "со товарищи" (который значит приблизительно «не в одиночку; вместе с помощниками», то есть, по­просту, «с товарищАМИ»); мы не очень вдумываемся в эту странную форму - ну, говорят так, и всё. А на са­мом деле этот оборот - редкая окаменелость, в кото­рой отпечатались черты древнего русского склонения - точно так же, как в настоящих окаменелостях отпе­чатываются очертания древних моллюсков.

Еще один пример. На вопрос, сколько чисел у существительного в русском языке, любой школьник сразу ответит: конечно, два - единственное и множе­ственное, разве может быть иначе? Оказывается, мо­жет. И как раз в древнерусском языке у существитель­ных было еще одно, третье число. Оно называлось двойственным и употреблялось, когда речь шла только о двух предметах. Например, один сосед назы­вался по-древнерусски cycЂдъ, много соседей -cycЂдu, а вот если их было двое, то говорили - cycЂдa (моя сусЂда переводится на современный язык как «два мо­их соседа»).

Двойственное число в русском языке исчезло приблизительно шестьсот лет назад. Это тоже было грам­матическим изменением. Но вы, наверное, уже поня­ли, что изменения в грамматике происходят не совсем так, как изменения с отдельными словами. Древние грамматические особенности не исчезают бесследно, от них, как правило, остаются какие-то следы, какие-то осколки. Лингвист, как археолог, может, внима­тельно изучая какой-нибудь современный язык, до­вольно много сказать о его прошлом.

Вы спросите меня - неужели в современном рус­ском языке осталось что-то, напоминающее о двойст­венном числе? Да, как это ни удивительно, осталось. И этих остатков даже довольно много. Ну, прежде всего: ведь мы же говорим почему-то два соседа, а не два соседи? Здесь спрятана та самая древняя форма. (Правда, мы теперь говорим также и три соседа, к че­тыре соседа, чего не было в языке наших предков, но это уже другая история.) Но и это не всё. Какое «нормальное» окончание множественного числа у слов среднего рода на -о? Правильно, -а, как, напри­мер, в паре весло - вёсла. А почему мы не образуем таким же образом множественное число от слов плечо или ухо? Мы ведь говорим не плеча, а плечи, не уха, а уши. Да, и здесь замешано древнее двойственное чис­ло. Формы плечи и уши - древние формы двойствен­ного числа, которые в современном языке победили «правильные» формы множественного числа (не по­тому ли, что когда мы говорим, например, уши, мы обычно имеем в виду всё-таки пару ушей?). Хотя и эта победа была одержана не сразу: ещё в XIX веке форма плеча употреблялась достаточно широко. Например, в знаменитом стихотворении Фета «На заре ты ее не бу­ди» (это середина прошлого века) мы читаем:

И подушка ее горяча,

И горяч утомительный сон,

И чернеясь бегут на плеча

Косы лентой с обеих сторон...

Даже в стихах Блока (написанных в самом начале XX века) еще можно встретить плеча.

В грамматике могут происходить и более серьезные изменения. Например (если по-прежнему говорить о падежах), слова одного склонения могут заимствовать окончания у слов другого склонения. В древнерусском языке последовательно различались окончания так называемого "твердого" и "мягкого" склонения существительных. Вот как это выглядело (я приведу, конечно, не всю таблицу склонения, а только один не­большой ее фрагмент; падеж, который в древнерус­ском языке назывался «местным», в общем, соответст­вует тому падежу современного русского языка, кото­рый в учебниках обычно называют «предложным».)

В современном языке мягкий тип просто исчез: стало на одно склонение меньше. Слова мягкого типа ут­ратили свои особые окончания и приобрели взамен окончания твердого типа: сейчас мы говорим у земл-и - как у стен-ы, на земл-е - как на стен-е. Но неко­торые русские диалекты распорядились иначе: в ка­ких-то из них, например, тоже вместо двух типов склонения остался только один, но... за счет того, что слова твердого типа потеряли свои окончания и при­няли окончания мягкого типа! В таких диалектах гово­рят: у стене, у земле. Таких изменений в истории рус­ского языка было очень много; знакомы они и почти всем другим языкам, различающим несколько типов склонения: в ходе истории эти типы обязательно начи­нают, так сказать, «смешиваться» друг с другом.

А могут ли падежи вообще исчезнуть? Бывает и та­кое. Существительные в языке вообще перестают склоняться и в любом месте в предложении начинают выступать в одной-единственной форме. Это и значит, что падежей в таком языке нет - как, например, в английском или французском. Кстати об английском и французском: ведь и в том, и в другом языке падежи тоже были! И в старофранцузском, и в староанглий­ском (точнее, в древнеанглийском, как принято говорить). Правда, например, в старофранцузском их ос­талось всего два - а в латыни, которая была предком старофранцузского языка, падежей было целых пять даже в позднюю эпоху, А если в языке из пяти падежей осталось только два, то ясно, что жить им осталось недолго, но все же лет двести или триста на таком языке во Франции говорили.

Исчезли падежи и в болгарском языке. У болгарского языка такой же предок, как и у русского - праславянский язык. А падежей в этом языке (да и в древнеболгарском, тексты на котором сохранились) было не меньше, чем в русском. Зато теперь от них не оста­лось и следа. Судите сами: например, "стол" по-болгарски будет "маса"; "на стол" и "на столе" будет "на маса", "под стол" и "под столом" - "под маса", и так далее. Слово употребляется только в одной форме - совсем как в современном английском или француз­ском.

Изменения в грамматике больше всего отдаляют одно состояние языка от другого. Ведь если слова зву­чат чуть-чуть иначе или некоторые из них имеют дру­гое значение - это разница не такая заметная. А вот если в языке, например, меняется склонение - это затрагивает его целиком, и настолько глубоко, что мы сразу говорим: да, древний язык и его новый наслед­ник - это, действительно, два разных языка...

Наиболее устойчивая часть языка – грамматика – тоже, конечно, подвержена изменениям. И эти изменения могут иметь разный характер. Они могут касаться и всей грамматической системы в целом, как, например, в романских языках, где прежняя латинская система словоизменительной морфологии (склонение, спряжение) уступила место аналитическим формам выражения через служебные слова и порядок слов, или же отражаться на частных вопросах и лишь определенных грамматических категориях и формах, как, например, это было в течение XIV–XVII вв. в истории русского языка, когда перестроилась система глагольного словоизменения и вместо четырех славянских прошедших времен (имперфекта, перфекта, аориста и плюсквамперфекта) получилось одно прошедшее время (из бывшего перфекта), где вспомогательный глагол отпал, а бывшая присвязочная часть – старое краткое причастие прошедшего времени с суффиксом–л- – переосмыслилась как форма глагола прошедшего времени, откуда в современном русском языке необычное согласование этих форм (гремел, гремела, гремело, гремели) в роде и числе, но не в лице, что свойственно индоевропейскому глаголу.

Грамматический строй, как правило, в любом языке очень устойчив и подвергается изменениям под влиянием чужих языков только в очень редких случаях. Здесь возможны такие случаи.

Во–первых, переносится из одного языка в другой несвойственная данному языку грамматическая категория, например видовые различия глагола из русского языка"в коми язык, но оформляется это явление грамматическими средствами заимствовавшего языка; интересный случай наблюдается в осетинском языке, где в склонении материал аффиксов остается исконным – иранским, а парадигматическая модель – многопадежность, развитие падежей локативного (местного) значения и общий характер агглютинации – следует образцам кавказских языков[ 665 ] 665 .

Во–вторых, переносится из одного языка в другой словообразовательная модель, что часто именуют «заимствованием аффиксов», например суффиксов– изм-, - ист– в русский язык в словах: ленинизм, ленинист, отзовизм, отзовист и т. п. Дело здесь не в том, что мы заимствовали суффиксы– изм-, - ист-, а в том, что в русский язык внедрились модели слов на–изм– и–ист– с определенными грамматическими значениями, независимо от значения корня.

В–третьих, гораздо реже, почти как исключение, можно обнаружить в языках заимствование словоизменительных форм, т. е. тех случаев, когда выражение отношения (реляционное значение) перенимается из другого языка; как правило, этого не бывает, так как каждый язык выражает отношения по внутренним законам своей грамматики. Таково, например, усвоение одним из алеутских диалектов русских глагольных флексий для выражения определенных реляционных значений[ 666 ] 666 .

В процессе грамматического развития языка могут появляться и новые грамматические категории, например деепричастия в русском языке, происшедшие из причастий, переставших согласоваться со своими определяемыми и «застывших» в какой–либо одной, несогласуемой форме и тем самым изменивших свой грамматический облик. Таким образом, в пределах групп родственных языков в процессе их исторического развития могут возникать существенные расхождения, связанные с утратой тех или иных прежних категорий и возникновением новых. Это можно наблюдать даже среди близкородственных языков.

Так, судьба древнеславянских склонений и системы глагольных форм оказалась разной в современных славянских языках. Например, в русском языке имеется шесть падежей, но нет особой звательной формы, тогда как в болгарском языке склонение имен по падежам вообще утратилось, но звательная форма сохранилась (юнак – юначе, ратай – ратаю и т. п.).

В тех же языках, где падежная парадигма существует, имеются существенные расхождения благодаря действию различных внутренних законов развития каждого языка.

Между индоевропейскими языками в области падежной парадигмы существовали следующие отличия (не считая различий в звательной форме, которая не является падежом в грамматическом смысле). В санскрите было семь падежей, в старославянском – шесть, в латинском – пять, в греческом – четыре.

В близкородственных немецком и английском языках в результате их самостоятельного развития возникла совершенно различная судьба склонения: в немецком, получившем некоторые черты аналитизма и переложившем всю «тяжесть» склонения на артикль, все–таки осталось четыре падежа, а в английском, где и артикль не склоняется, склонение существительных вообще исчезло, осталась лишь возможность образования от имен, обозначающих живые существа, «архаической формы» «Old English genetive» («древнеанглийский родительный») с "s : man"s hand – «рука человека», horse"s head – «голова лошади», вместо более обычных: the hand of the man, the head of the horse.

Еще большие различия существуют в грамматике между неродственными языками. Если в арабском языке имеется всего лишь три падежа, то в финно–угорских их больше десятка[ 667 ] 667 . По поводу количества падежей в языках Дагестана идут ожесточенные споры среди лингвистов, причем количество устанавливаемых падежей колеблется (по отдельным языкам) от трех до пятидесяти двух. Это связано с вопросом о служебных словах – послелогах, которые очень похожи по своему фонетическому облику и грамматическому оформлению на падежные флексии. Вопрос о различении подобных служебных слов и аффиксов очень важен для тюркских, финно–угорских и дагестанских языков, без чего вопрос о количестве падежей решить нельзя[ 668 ] 668 . Независимо от тех или иных решений данного вопроса совершенно ясно, что разные языки крайне своеобразны по отношению к грамматическому строю и по парадигмам; это прямое следствие действия внутренних законов каждого языка и каждой группы родственных языков.

В грамматических изменениях особое место занимают «изменения по аналогии»[ 669 ] 669 , когда разошедшиеся благодаря фонетическим изменениям в своем звуковом оформлении морфемы «выравниваются», «унифицируются» в один общий вид «по аналогии», так, в истории русского языка прежде бывшее соотношение роука – роуц"6 заменилось на рука – руке по аналогии с коса – косе, цена – цене, дыра – дыре и т. п., на этом же основан и переход глаголов из одного класса в другой, например, у глаголов икать, полоскать, брызгать вместо форм ичу, полощу, брызжу стали появляться формы: икаю (в литературном языке – единственно возможное), полоскаю, брызгаю (сосуществующие наряду с прежде единственно возможными полощу, брызжу), здесь основанием аналогии послужили продуктивные глаголы I класса типа читать – читаю, кидать – кидаю и т. п.; эти явления еще шире распространены в детской речи (плакаю, скакаю вместо плачу, скачу), в просторечии (хочу, хотишь, хотит вместо хочешь, хочет) и т. п.

Подобное же явление наблюдается в истории немецкого глагола, где старые архаичные и непродуктивные формы «сильных глаголов» в просторечии по аналогии со «слабыми глаголами» спрягаются без внутренней флексии; например, в формах прошедшего времени: verlieren – «терять» – verlierte, а не verlor, springen – «прыгать» – springte, а не sprang, trinken – «пить» – trinkte, а не trank и т. п. по аналогии с lieben – «любить» – ich liebte, haben – «иметь» – ich hatte (из habte) и др.

Эту закономерность грамматического строя языков в эпоху Шлейхера, когда думали, что языковые изменения происходят по «законам природы», считали «ложной аналогией», нарушением законов и правил, но в 70–е гг. XIX в. младограмматики показали, что действие аналогии в языке – явление не только закономерное, но законоустраивающее, регулирующее и приводящее в более упорядоченный вид те явления в области грамматических парадигм, которые были нарушены действием фонетических законов[ 670 ] 670 .