Лингвистическая категория. Категории

Языковая норма – это общепринятое употребление языковых средств: звуков, ударения, интонации, слов, синтаксических конструкций.

Основные свойства языковой нормы:

объективность – норма не придумывается учеными, не предписывается ими;

обязательность для всех носителей языка;

устойчивость – если бы нормы не были устойчивыми, легко подвергались различным воздействиям, связь между поколениями была бы нарушена; устойчивость норм обеспечивает преемственность культурных традиций народа, развитие национальной литературы;

историческая изменчивость – поскольку язык развивается, постепенно изменяются и языковые нормы под влиянием разговорной речи, различных социальных и профессиональных групп населения, заимствований и др.

Изменения в языке приводят к возникновению вариантов некоторых слов. Например абсолютно равноправны варианты тоннель – туннель, галоши – калоши, тво´рог – творо´г

Однако чаще варианты получают неодинаковую оценку: главным признается вариант, который может использоваться во всех стилях речи, имеет более широкое значение. Например, во всех стилях речи уместен вариант догово´р, в то время как форма до´говор имеет разговорную окраску. Форма фено´мен может быть использована во всех значениях слова, а разговорный вариант феноме´н используется только в значении «человек с необычными способностями».

Многие формы, имеющие просторечную окраску, находятся за пределами литературного языка: зво´нит, по´няла, ложить и др.

Допустимость традиционного и нового произношения порождает представление о двух типах норм – «старшей» и «младшей»: старшая – рекомендуемая, более строгая; единственно возможная в сценической и дикторской речи; младшая – допустимая, более свободная, характерная для обиходной речи.

Общество сознательно заботится о сохранении языковых норм, что находит отражение в процессе кодификации – упорядочения языковых норм. Важнейшим средством кодификации являются лингвистические словари, справочники, учебные пособия, из которых мы можем почерпнуть информацию о правильном употреблении языковых единиц.

По отношению к литературной норме выделяется несколько типов речи , например:

элитарная речь , которая характеризуется соблюдением всех литературных норм, владением всеми функциональными стилями русского языка, переходом от одного стиля к другому в зависимости от сферы общения, соблюдением этических норм общения, уважения партнера;

литературная речь среднего уровня , которой владеет большая часть интеллигенции;

литературно-разговорная речь ;

разговорно-фамильярный тип речи (обычно речь на уровне семьи, родственников);

просторечная речь (речь необразованных людей);

профессиональная речь .

Виды языковых норм.

Важнейшее качество хорошей речи – правильность – опирается на соблюдение различных языковых норм. Виды языковых норм отражают иерархическую структуру языка – каждый языковой уровень имеет свой набор языковых норм.

Орфоэпические нормы – это совокупность правил, устанавливающих единообразное произношение. Орфоэпия в собственном смысле слова указывает, как должны произноситься те или иные звуки в определенных фонетических положениях, в определенных сочетаниях с другими звуками, а также в определенных грамматических формах и группах слов или даже отдельных словах, если эти формы и слова имеют свои произносительные особенности.

Приведем некоторые примеры обязательных орфоэпических норм (произношение согласных звуков).

Взрывной звук [г] на конце слова оглушается и на его месте произносится [к]; произношение щелевого [γ] допускается в словах: Бога, Господи, благо.

Звонкие согласные, кроме сонорных [р], [л], [м], [н], на конце слов и перед глухими согласными оглушаются, а глухие согласные перед звонкими, кроме сонорных, озвончаются: [зубы] – [зуп], [кас’ит’] – [каз’ба].

Все согласные, кроме [ж], [ш], [ц], перед гласными [и], [э] становятся мягкими. Однако в некоторых заимствованных словах согласные перед [э] остаются твердыми: мел [м’эл], тень [т’эн’], но темп [тэмп].

На стыке морфем согласные [з] и [ж], [з] и [ш], [с] и [ш], [с] и [ж], [з] и [ч’] произносятся как долгие шипящие звуки: сшить[шшыт’], сжать [жжат’].

Сочетание чт в словах что, чтобы, ничто произносится как [шт].

Не менее важен для орфоэпии вопрос о постановке ударения. «Есть немало слов, произношение которых служит как бы лакмусовой бумажкой уровня речевой культуры. Часто достаточно услышать от незнакомого человека неправильное ударение в слове (вроде: мОлодежь, магАзин, изобрЕтение, новорОжденный, инстрУмент, докУмент, прОцент, кОклюш, свеклА, Атлет, кОрысть, дОцент, пОртфель, соболезновАние, перевЕдены, перевЕзены, облЕгчит, людЯм и т.п.), чтобы составить не слишком лестное мнение о его образовании, степени общей культуры, так сказать, уровне интеллигентности. Поэтому нет необходимости доказывать, как важно овладеть правильным ударением» [К.С. Горбачевич. Вопросы произношения слов подробно рассматриваются в орфоэпических словарях, например: Орфоэпический словарь русского языка. Произношение, ударение, грамматические формы / под ред Р.И. Аванесова. М., 1995 (и др. изд.)

Лексические нормы – это правила употребления слов в соответствии с их значениями и возможностями сочетаемости.

Лексические нормы подвержены историческим изменениям. Например, интересно проследить, как изменилась норма употребления слова абитуриент. В 30–40-е годы абитуриентами называли и тех, кто оканчивал среднюю школу, и тех, кто поступал в вуз, так как оба эти понятия в большинстве случаев относятся к одному лицу. В послевоенные годы за оканчивающими среднюю школу закрепилось слово выпускник, а абитуриент в этом значении вышло из употребления. Абитуриентами стали называть тех, кто сдает вступительные экзамены в вузе и техникуме.

Описанию лексических норм русского языка посвящены словари: Вакуров В.Н., Рахманова Л.И., Толстой И.В., Формановская Н.И. Трудности русского языка: Словарь-справочник. М., 1993; Розенталь Д.Э., Теленкова М.А. Словарь трудностей русского языка. М., 1999; Бельчиков Ю.А., Панюшева М.С. Словарь паронимов русского языка. М., 2002 и др.

Морфологические нормы – это правила образования слов и форм слова.

Морфологические нормы многочисленны и касаются употребления форм разных частей речи. Эти нормы отражены в грамматиках и справочниках.

Например, в именительном падеже множественного числа имен существительных большинству слов по традиционным нормам литературного языка соответствует окончание -ы, -и: слесари, пекари, токари, прожекторы. Однако в ряде слов встречается окончание -а. Формы с окончание -а обычно имеют разговорную или профессиональную окраску. Лишь в некоторых словах окончание -а соответствует литературной норме, например: адреса, берега, бока, борта, века, векселя, директора, доктора, кителя, мастера, паспорта, повара, погреба, профессора, сорта, сторожа, фельдшера, юнкера, якоря, паруса, холода.

Вариантные формы, формы, соответствующие литературной норме, подробно описаны в книге: Т.Ф. Ефремова, В.Г. Костомаров. Словарь грамматических трудностей русского языка. М., 2000.

Синтаксические нормы – это правила построения словосочетаний и предложений.

Например, выбор правильной формы управления едва ли не самое трудное в современной устной и письменной речи. Они отражают особенности построения словосочетания и предложения в русском языке. Наибольшие сложности обычно вызывает выбор управляемой формы в словосочетании, согласование подлежащего и сказуемого, использование причастных и деепричастных оборотов, а также построение некоторых типов сложных предложений.

Стилистические нормы – этот правила выбора языковых средств в соответствии с ситуацией общения.

Многие слова русского языка имеют определенную стилистическую окраску – книжную, разговорную, просторечную, что определяет особенности их использования в речи.

Например, слово обитать имеет книжный характер, поэтому его не следует употреблять в сочетании со словами стилистически сниженными, вызывающими представления сниженного характера. Неправильно поэтому : Подошел к сараю, где обитали свиньи…

Смешение лексики различной стилистической окраски может быть использовано в художественных целях, например, для создания комического эффекта: Любит лесной хозяин полакомиться многокостянковыми и покрытосеменными… А как задует сиверко, как распотешится лихое ненастье — резко замедляется общий метаболизм у топтыгина, снижается тонус желудочно-кишечного тракта при сопутствующем нарастании липидной прослойки. Да не страшен минусовой диапазон Михайло Иванычу: хоть куда волосяной покров, да и эпидермис знатный… (Т. Толстая).

Не следует забывать и о нормах правописания, которым больше всего внимания уделяется в школьном курсе русского языка. К ним относятся орфографические нормы – правила написания слов и пунктуационные нормы – правила постановки знаков препинания.

ЛЕКЦИЯ 2. ЯЗЫКОВАЯ НОРМА И ЕЁ ПРИЗНАКИ. ВАРИАНТЫ, ТИПЫ НОРМ

План:

Понятие языковой нормы

Варианты норм.

Типы норм.

4. Орфоэпия как наука

5. Акцентологические варианты

1. Русский язык объединяет нацию и одновременно является неотъемлемой и важнейшей частью нашей национальной культуры, отражающей историю народа и его духовные искания. Современные русисты, и в частности, специалисты по культуре речи, справедливо говорят о том, что русский язык, отражая наши национальные достоинства, не менее ярко показывает и все наши беды. Проблема правильности русской речи, соблюдения норм литературного языка широко обсуждаются в газетах и журналах, в радиопередачах. Осуждению подвергаются отклонения от норм в публичной речи политиков, дикторов радио и телевидения, снижение общего уровня грамотности населения, и особенно молодежи. Вместе с тем, нет ни одной области человеческих знаний, человеческой деятельности, для которых плохая, запутанная, безграмотная профессиональная или бытовая речь исполнителя была бы благом. Выпускник любого вуза - технического или гуманитарного, должен быть грамотным, владеть культурой речи.

Важнейшим качеством культуры речи является ее правильность, иными словами, ее соответствие языковым нормам.

Что же вкладывается в данное понятие? Предложим определение.

Норма языка (литературная норма) – это правила использования языковых средств, единообразное, образцовое, общепризнанное употребление элементов литературного языка в определенный период его развития.

Языковая норма – явление сложное и достаточно противоречивое: она диалектически соединяет в себе ряд противоположных особенностей. Перечислим наиболее важные из них и дадим необходимый комментарий.

1. Относительная устойчивость и стабильность языковой нормы являются необходимыми условиями обеспечения равновесия системы языка на протяжении длительного времени. Вместе с тем, норма – явление историческое, что объясняется социальной природой языка, постоянно развивающегося вместе с творцом и носителем языка – самим обществом.

Историческим характером нормы обусловлена ее динамичность, изменчивость. То, что являлось нормой в прошлом веке и даже 10-15 лет назад, сегодня может стать отклонением от нее. Если обратиться к словарям и литературным источникам 100-летней давности, можно увидеть, как менялись нормы ударения, произношения, грамматических форм слов, их (слов) значение и употребление. Например, в XIX веке говорили: шкап (вместо шкаф ), жыра (вместо жара ), строгый (вместо строгий ), тихый (вместо тихий ), Александрынский театр (вместо Александринский ), вернувшис (вместо вернувшись ); на бале , погоды, поезды, этот красивый палето(т) (пальто); непременно (вместо обязательно ), надобно (вместо надо ) и т.п.

2. С одной стороны, для нормы характерны общераспространенность и общеобязательность соблюдения тех или иных правил, без чего невозможно было бы «управление» стихией речи. С другой стороны, можно говорить и о «языковом плюрализме» – существовании одновременно нескольких вариантов (дублетов), признающихся нормативными. Это является следствием взаимодействия традиций и новаций, стабильности и изменчивости, субъективного (автор речи) и объективного (язык).

3. Основные источники языковых норм – это прежде всего произведения классической литературы, образцовая речь высокообразованных носителей языка, общепринятое, широко распространенное современное употребление, а также научные исследования. Однако, признавая важность литературной традиции и авторитета источников , следует помнить и об авторской индивидуальности, способной нарушить нормы, что, безусловно, является оправданным в определенных ситуациях общения.

В заключение подчеркнем, что литературная норма объективна: она не выдумывается учеными, а отражает закономерные процессы и явления, происходящие в языке. Нормы языка обязательны как для устной, так и для письменной речи. Необходимо понимать, что норма не подразделяет языковые средства на «хорошие» и «плохие». Она указывает на целесообразность их употребления в конкретной коммуникативной ситуации.

В целом в литературной норме закреплено все лучшее, что создано в речевом поведении представителей данного общества. Она необходима, поскольку помогает сохранить целостность и общепонятность литературного языка, защищает его от просторечий, диалектизмов, жаргонизмов.

Современный литературный язык, не без влияния средств массовой информации, заметно меняет свой статус: норма становится менее жёсткой, допускается вариантность она ориентируется не на незыблемость и всеобщность, а скорее на коммуникативную целесообразность. Поэтому норма сегодня – это часто не столько запрет на что-то, сколько возможность выбора.

Понятие нормы не существует без ее нарушения. Но специфика культурно-речевой нормы состоит в том, что она не предусматривает никаких санкций в противовес, скажем, правовым нормам или нормам общественного поведения. Между тем, только фактическое знание культурно-речевых норм, их утверждение и распространение в обществе способствует адекватному развитию языка.

2. Изменению языковых норм предшествует появление их вариантов (дублетов), которые реально уже существуют в речи и используются носителями языка. Варианты норм отражаются в специальных словарях, таких как «Орфоэпический словарь», «Словарь трудностей русского языка», «Словарь сочетаемости слов» и др.

Существуют 3 степени нормативности :

– норма 1-й степени – строгая, жесткая, не допускающая вариантов (например, класть , а не ложить; т,  звони а не звóнит; носков, а не носок );

– норма 2-й степени – менее строгая, допускающая равноправные варианты, объединяемые в словарной статье союзом «и» (например, прáвы и ,  правы жалюзи (ср. и мн .), безнравствен и безнравственен );

– норма 3-й степени – наиболее подвижная, где один вариант является основным (предпочтительным), а второй, хотя и допустим, но менее желателен. В таких случаях перед вторым вариантом ставится помета «доп.» (допустимо), иногда в сочетании со стилистическими пометами либо только стилистическая помета: «разг.» (разговорный), «поэтич.» (поэтический), «проф.» (профессиональный) и т.п. Например: банка шпрот (доп. шпротов ),чашка чая (доп. разг. чаю ), кóмпас (проф. компáс ).

Норму 1-й степени называют императивной нормой , нормы 2-й и 3-й степени – диспозитивными нормами.

В настоящее время процесс изменения языковых норм стал особенно активным и заметным на фоне событий историко-политического значения, экономических реформ, изменений в социальной сфере, науке, технике. Следует помнить, что языковая норма не догма: в зависимости от условий, целей и задач общения, от особенностей того или иного стиля возможно отступление от нормы. Однако эти отступления должны отражать варианты норм, существующие в литературном языке.

3. В соответствии с основными уровнями языка и сферами использования языковых средств выделяются следующие типы норм .

1. Орфоэпические нормы (греч. правильная речь ) – нормы постановки ударения и произношения. Орфоэпические ошибки мешают воспринимать речь говорящего. Социальная роль правильного произношения очень велика, так как знание орфоэпических норм значительно облегчает процесс коммуникации.

Чтобы не делать ошибок в речи, нужно пользоваться специальными словарями, такими как «Словарь ударений русского языка», «Орфоэпический словарь», «Словарь трудностей устной речи» и др.

Варианты, находящиеся вне литературной нормы, сопровождаются запретительными пометами: «не рек.» (не рекомендуется), «неправ.» (неправильно), «груб.» (грубо), «бран.» (бранная лексика) и т.п.

2. Лексические нормы, или нормы словоупотребления, – это: а) употребление слова в тех значениях, которые оно имеет в современном языке; б) знание его лексической и грамматической сочетаемости; в) правильность выбора слова из синонимического ряда; г) уместность его использования в той или иной речевой ситуации.

3. Морфологические нормы регулируют образование и употребление грамматических форм слова. Отметим, что к морфологическим нормам относятся прежде всего: нормы определения грамматического рода некоторых существительных, нормы образования множественного числа существительных, нормы образования и употребления падежных форм существительных, прилагательных, числительных и местоимений; нормы образования сравнительной и превосходной степени прилагательных и наречий; нормы образования и употребления глагольных форм и др.

4. Синтаксические нормы связаны с правилами построения и употребления словосочетаний и различных моделей предложения. Строя словосочетание, необходимо прежде всего помнить об управлении; строя предложение, следует учитывать роль порядка слов, соблюдать правила использования деепричастных оборотов, законы построения сложного предложения и т.д.

Морфологические и синтаксические нормы часто объединяются под общим названием – грамматические нормы.

5. Орфографические нормы (нормы правописания) и нормы пунктуационные не допускают искажения зрительного образа слова, предложения или текста. Чтобы грамотно писать, необходимо знать общепринятые правила орфографии (написания слова или его грамматической формы) и пунктуации (расстановки знаков препинания).

4 . Каждый литературный язык существует в двух формах - устной и письменной - и характеризуется наличием обязательных норм - лексических, грамматических и стилистических. При этом письменная форма языка подчиняется еще и орфографическим и пунктуационным нормам (т. е. правилам правописания), а устная - произносительным, или орфоэпическим, нормам.

Слово орфоэпия - греческого происхождения: orthos - правильный, epos - речь. Оно обозначает и совокупность правил произношения, и науку, изучающую эти правила. Орфоэпия - это учение о нормах устной речи: о правилах произношения отдельных звуков и их сочетаний, о закономерностях постановки ударения.

Хорошее литературное произношение - один из важных показателей общего культурного уровня современного человека. "Правильное произношение слова имеет не меньшее значение, чем верное написание. Известно, что неправильное произношение отвлекает внимание слушателя от содержания высказывания, затрудняя тем самым обмен информацией... Роль правильного произношения особенно возросла в наше время, когда устная публичная речь на собраниях и конференциях, по радио и на телевидении стала средством общения между тысячами и миллионами людей".

Особенно важно распространение правильного русского литературного произношения, так как русский язык является не только языком русского народа, но и средством межнационального общения всех народов, России и одним из международных языков современности.

Этому способствуют специальные справочные и учебные пособия, научные и научно-популярные издания, регулярные радио- и телепередачи.

5. Акцентологические варианты в пределах литературной нормы - неизбежное следствие эволюции языка . Как правило, они не различаются ни в семантическом, ни в грамматическом значениях. Например: мы шление - мышление , ба ржа - баржа , родился - родился, залитый - залитый, верны - верны, в избу - в избу, на мост - на мост и т. п. Таких равноценных (по значению, но не употреблению) акцентологических дублетов в современном русском языке очень много - более 5000 общеупотребительных слов". Вариативность ударения обеспечивает менее резкий и болезненный переход от старой литературной нормы к новой. Например, ударение кладби ще было общепринятым в литературном языке XIX в., новый вариант кладбище стал постепенно входить в употребление в конце XIX в. Старый вариант и сейчас еще используется в поэзии. В XVIII - XIX вв. нормой было ударение тока рь. Колебания (токарь и токарь) начались в конце XIX в. и продолжались до 30-х гг. XX в. Теперь все говорят то карь, но еще можно встретить бо ндарь и бонда рь.

Причины изменения ударения различны. Иногда с литературным конкурирует диалектное ударение (ср. лит. кета и дальневосточное кета). Колеблется ударение в некоторых малоизвестных, экзотических словах (пимы - пимы, унты - унты).

Распространены варианты ударения во многих заимствованных словах, что связано с влиянием разных языков-источников, а в некоторых случаях - и языков- "посредников . Так, в 30-х гг. нормативными были варианты револьвер и револьвер (позже - только револьвер), поскольку это слово возводили к разным языкам-источникам - французскому и английскому. Заимствованное в XVIII в. из немецкого языка слово алкоголь произносилось алкоголь, но впоследствии под влиянием французского языка стало произноситься алкоголь. Под влиянием польского языка, бывшего посредником при заимствовании, колебалось ударение в словах документ, кафедра, еретик, климат (теперь только документ, еретик, климат).

Некоторые акцентологические варианты зарождаются или сохраняются в профессиональной среде : агония (у медиков), атом, атомный (у физиков), искра (у шоферов) , комплексные числа (у математиков), рапорт (у моряков), шасси (у летчиков), мания (у медиков). В речи горняков сохранилось устаревшее" в современном литературном языке ударение добыча, в речи моряков - компас. Многие устаревшие ударения сохраняются в поэзии. Из профессиональной речи пришли в литературный язык ударения ветровой, текстовой, фреза, мальчиковый . Акцентологические особенности заимствованных слов часто игнорируются, если заимствование осуществляется с помощью языка-посредника. Так, через посредство латыни в XVI-XVIII вв. были заимствованы такие непохожие друг на друга названия, как England, France, Nor-ge, которые в русском языке получили однотипное структурно-акцентологическое оформление: Англия, Франция, Норвегия. В XVIII-XIX вв. через посредство французского языка было заимствовано много слов из разных западноевропейских языков, получивших в русском языке ударение на последнем слоге, характерное для французского языка, в том числе английские Ливерпуль, Мильтон; Гамлет, Шекспир, Ньютон и др.

Слова, заимствованные через тюркское посредство, имеют обычно ударение на последнем слоге, даже если это ударение не соответствует исконному: Магомет, Ахмёт (ср. арабск. Ахмад, Мухаммад).

Для русского языка наиболее типично ударение на двух последних слогах, поэтому чаще всего ударение языка-источника сохраняется неизменным в словах французского, польского и тюркских языков . Слова же, заимствованные из германских, балтийских и угро-финских языков, в которых преобладает ударение на первом слоге, дольше воспринимаются как заимствованные, а в процессе освоения русским языком нередко испытывают колебания в ударении. В некоторых заимствованных словах колебания в ударении длятся столетиями, так как поддерживаются словарной традицией и поэтической речью.

В XX в. количество колебаний ударений в заимствованных словах по сравнению с XIX в. уменьшилось, что свидетельствует об освоении их русским языком.

В настоящее время в ранее заимствованных словах возникают новые колебания, обусловленные стремлением приблизить ударение иноязычного слова к ударению в языке-источнике (ср.: Гамлет ->- Гамлет, Лос-Анжелес--Лос-Анжелес, Перу- Перу, Ньютон-Ньютон, Бэкон -Бэкон и др.).

"Вновь заимствованные слова, как правило, следуют ударению языка-источника, потому что в большинстве случаев время для возникновения в них колебаний еще не настало. Этому должен предшествовать определенный период, в течение которого слова должны "прижиться" в языке, стать известными большинству носителей языка и "найти" себе аналогию среди слов, входящих в систему лексики".

Влияние территориальных и социальных диалектов, межъязыковых контактов и т. п.- это внеязыковые факторы изменения и колебания ударения. Однако более важными оказываются причины внутриязыкового характера: влияние аналогии, тенденция к расподоблению грамматических форм и увеличению различительной роли словесного ударения.

Под влиянием аналогии выравнивается ударение в кратких формах страдательных причастий: формы женского рода все чаще произносятся с ударением на основе, как все остальные формы, а не на окончании, как они произносились прежде: продана, взята, склонна (вместо единственно допустимого ранее продана, взята, склонна).

Ударение в производных основах все чаще отходит от ударения в производящих: вихрь - вихриться (в словарях еще указывается вихриться), роскошь - роскошный, тигр - тигровый, тормоз - тормозной (старые ударения роскошный, тигровый, тормозный), мыслить - мыслитель, избавить - избавитель, утешить - утешитель (в XVIII - начале XIX в.: мыслитель, избавитель, утешитель). Перенесено ударение на суффикс -ёние в словах вычисление, выпрямление, назначение, плавление (в словарях XVIII в.: вычисление, выпрямление, назначение, плавление). Сохраняют исконное ударение слова намерение, обеспечение, сосредоточение, хотя распространены нарушения литературной нормы: обеспечение, сосредоточение, намерение. Колеблется в пределах литературной нормы ударение в словах мышление, обнаружение, опошление, опрощение (лингвистический термин) и опрощение.

Установлена очень важная закономерность изменения ударения: русское ударение в многосложных словах тяготеет к центру слова, а наиболее употребительные слова не имеют более трех неударяемых слогов подряд.

Устаревающие акцентологические варианты закрепляются в устойчивых словосочетаниях, во фразеологизмах : провести рукой по лбу (что в лоб, что по лбу), повесить на стену {лезть на стену), губа не дура (но нижняя губа), наступление утра (с утра, до утра), двенадцать языков (двунадесять языков), о вёрстах (в двух верстах), обеспокоен судьбами сыновей (какими судьбами!), варит кашу (голова варит), к коням (команда: по коням!), купил гуся (как с гуся вода), не знал нужды (нет нужды).

В то же время закрепление акцентологических вариантов за разными значениями многозначных слов часто оказывается нестойким. Все чаще разграничение вариантов типа катит бочку и катит на велосипеде, валит с ног и валит снег, пробил дверь и пробил час и т. п. утрачивается, расширяет сферу употребления более продуктивный вариант (катит, валит, пробил).

Произношение сочетаний -ЧН- и -ШН-

Сочетание чн, как правило, произносится в соответствии с написанием, т.е. [чн]: тóчный, прóчный. Однако в некоторых словах чн произносится как [шн]: конечно – коне[шн]о, скучно – ску[шн]о. В ряде случаев допустимы варианты произношения: було [шн ]ая – було [чн ]ая . В новых словах чн произносится как [чн ]: съёмо [чн ]ый, пото [чн ]ый и др. В некоторых словах произношение [шн ] устаревает: сливочный – сливо [шн ]ый, коричневый – кори [шн ]евый(*):

Сочетания с непроизносимыми согласными.

При стечении нескольких согласных между гласными в некоторых сочетаниях один из согласных не произносится. Такие случаи сопровождаются в словаре соответствующими пометами.

1. В сочетаниях стн, здн и стл не произносятся согласные [т ] и [д ]: прелестный – преле[сн]ый, тростник – тро[сн]ик, частник – ча[сн]ик, лестница – л[сн]ица, областной – обла[сн]ой, шестнадцать – ше[сн]адцать, сверстник – свер[сн]ик, звёздный – звё[зн]ый, поздно – по[зн]о, праздный – пра[зн]ый, счастливый – сча [сл ]ивый, завистливый – зави [сл ]ивый, жалостливый – жало [сл ]ивый, совестливый – сове [сл ]ивый. В ряде слов, принадлежащих к книжному стилю, в сочетаниях стн, здн и стл согласные [т ] и [д ] не утрачиваются полностью: ас т ма, глис т ный, компос т ный, остролис т ный, без д на, безвозмез д ный, кос т лявый, пос т лать.

2. Сочетания стск, нтск и ндск произносятся с согласным [ц с ] на месте сочетаний тс и дс : туристский – тури [ц с ]кий, расистский – раси [ц с ]кий, дилетантский – дилетан [ц с ]кий, ирландский – ирлан [ц с ]кий, исландский – ислан [ц с ]кий, шотландский – шотлан [ц с ]кий.

3. В сочетаниях стк, здк и нтк произношение согласного [т ] сохраняется: жёс т кий, извёс т ка, невес т ка, повес т ка, поездка – пое [с т к ]а, громоздкий – громо [с т к ]ий, аспиран т ка, лаборан т ка, официан т ка, студен т ка. Согласный [т ] не произносится в давно освоенном разговорной речью заимствованном слове голландка (печь) – голла [нк ]а.

4. В сочетаниях рдц и рдч согласный [д ] не произносится: сердце – се [рц ]е, сердцевина – се [рц ]евина, сердчишко – се [рч ]ишко.

5. В сочетаниях вств и лвств первый звук [в ] не произносится в словах чувство, здравствуй и безмолвствовать, а также в их производных: чувство – чу [ст ]во, чувствовать – чу [ст ]вовать, чувствительный – чу [ст ]вительный, чувственный – чу [ст ]венный; здравствуй – здра [ст ]вуй, здравствуйте – здра [ст ]вуйте; безмолвствовать – безмол [ст ]во-вать.

В других случаях на месте первого в в сочетании вств произносится [ф ]: явственный – я [ф ]ственный.

6. В сочетании лнц не произносится согласный [л ]: солнце – со [нц ]е.

4. В словах иноязычного происхождения , не вошедших в широкое употребление, наблюдаются специфические особенности произношения. например, в словах из разных областей науки, техники, политики, культуры, а также именах собственных возможно отсутствие качественной редукции безударных гласных.

1. В первом и во втором предударном слоге, в абсолютном начале слова, а также в заударных слогах в абсолютном конце слова после согласных или гласных на месте буквы о произносится гласный [о ] без характерной для русских слов редукции: б [о ]á, б [о ]рдó, с [о ]нéт, Г [о ]гéн, Б [о ]длéр, б [о ]лерó, р [о ]к [о ]кó, М [о ]нпарнáс, М [о ]пассáн, [о ]норé, [о ]тéлло, [о ]ттáва, т [о ]рнáд [о ], вéт [о ], крéд [о ], Карýз [о ], Кáстр [о ], Мéхик [о ], адáжи [о ], трú [о ], какá [о ], рáди [о ], Тóки [о ], Фидéли [о ].

2. В некоторых малоупотребительных именах собственных в предударных слогах сочетания букв ао, оа, оо, оу и уо произносятся так, как пишутся, т.е. без редукции: остров Аогасúма – [о ]гасúма, город Оахáка – [оа ]хáка, остров Моорéа – М [оо ]рéа, Лоуривáл – Л [оу ]ривáл, луораветлáны – л [уо ]раветлáны.

3. В нерусифицировавшихся заимствованных словах на месте букв е и я во всех предударных слогах могут произноситься нередуцированные гласные: легáто – [л’э ]гáто, Веспýччи – [в’э ]спýччи, Нерóн – [н’э ]рóн, гяýр – [г’а ]ýр, Ляшкó – [л’а ]шкó, геноцúд – [г’э ]ноцúд, Бенвенýто – [б’энв’э ]нýто, лямбиóз – [л’а ]мбиóз, Лятошúнский – [л’а ]тошúнский.

4. После [ж ], [ш ] и [ц ] в некоторых заимствованных словах безударная буква е может произноситься без редукции: шедéвр – ш [э ]дéвр, Шеньé – Ш [э ]ньé, женьшéнь – ж [э ]ньшéнь, Жерáр – Ж [э ]рáр, цейтнóт – ц [э ]йтнóт, центýрия – ц [э ]нтýрия, Церéра – Ц [э ]рéра, миелúт – ми [э ]лúт, пиетéт – пи [э ]тéт, шевролé – ш [э ]вролé, Шери-дáн – Ш [э ]ридáн, Жерардéн – Ж [э ]рардéн.

5. В начале слов иноязычного происхождения, а также после гласного на месте буквы э произносится звук [э ]: эк-рáн – [э ]крáн, эфúр – [э ]фúр, эвкалúпт – [э ]вкалúпт, Эври- дúка – [э ]вридúка, диэлéктрик – ди [э ]лéктрúк, коэффициéнт – ко [э ]ффициéнт, Буэнвентýра – Бу [э ]нвентýра. Произношение в этих случаях звука [и ] неправильно, так как придает речи сниженную стилистическую окраску.

6. В большинстве слов иноязычного происхождения согласные перед е смягчаются. Однако во многих нерусифицировавшихся заимствованных словах согласные перед е не смягчаются. Твердо могут произноситься губные согласные [п, б, в, ф, м ] и зубные согласные [т, д, с, з, н, р ]. Возле таких слов в словаре дается специальная помета. В последнее время наблюдается тенденция к сохранению твердости согласного, если таково произношение в языке-источнике. В приставке де- намечается тенденция к мягкому произношению. Некоторые слова допускают два варианта произношения согласного. Однако однозначных правил произношения твердых–мягких согласных перед е привести нельзя, каждый случай следует проверять по словарю и запоминать.

Вопросы для самоконтроля:

1. Что такое норма языка и каковы ее особенности?

2. В чем проявляется противоречивость нормы?

КАТЕГОРИИ ГРАММАТИЧЕСКИЕ, особым образом организованные и выражаемые наборы языковых значений («граммем»), имеющие привилегированный статус в языковой системе; в каждом языке имеются свои грамматические категории, но многие существенные для человеческого опыта значения оказываются в составе грамматических категорий очень большого числа языков (таковы, например, значения количества объектов, длительности действия, времени действия относительно момента речи, субъекта и объекта действия, желательности и др.).

Чтобы иметь возможность считаться грамматической категорией, набор значений должен обладать по крайней мере двумя свойствами, а именно категориальностью и обязательностью. Первое свойство (известное также под названиями взаимоисключительности, парадигматичности, однородности, функциональности и др.) позволяет выделить из всего множества языковых значений такие, которые объединяются в категории; второе выделяет среди языковых категорий те, которые являются для данного языка грамматическими. Категорией может быть только такой набор значений, элементы которого исключают друг друга, т.е. не могут одновременно характеризовать один и тот же объект (это свойство можно сформулировать и по-другому: каждому объекту в определенный момент можно приписать только одно значение из этого набора). Так, свойством категориальности, или взаимоисключительности в нормальном случае обладают значения физического возраста (человек не может быть одновременно стариком и ребенком), пола, размера и многие другие. Напротив, такие значения, как, например, цвет, не являются категориями: один и тот же объект вполне может быть одновременно окрашен в разные цвета.

Далеко не все языковые категории, однако, могут считаться грамматическими. Для этого необходимо, чтобы категория удовлетворяла второму свойству, т.е. свойству обязательности (в современной лингвистике это утверждение получило широкое признание, главным образом после работ Р.Якобсона, но подобные идеи высказывались и раньше). Категория является обязательной (для некоторого класса слов), если всякое слово из этого класса выражает какое-либо значение данной категории. Так, в русском языке обязательной является, например, категория времени глагола: всякая личная форма глагола в тексте выражает одно из значений этой категории (либо прошедшее, либо настоящее, либо будущее время), и не бывает такой личной формы глагола, о которой можно было бы сказать, что она «никакого времени», т.е. не охарактеризована по времени в грамматическом отношении.

Существование в языке обязательных категорий означает, что говорящий, собираясь употребить в речи какое-либо слово, вынужден выразить при этом слове одно из значений некоторой категории (т.е. охарактеризовать данное слово по данной категории). Так, выбирая личную форму глагола, говорящий по-русски обязан охарактеризовать ее по виду, времени, наклонению, залогу, лицу/числу (или, в прошедшем времени, роду) подлежащего, поскольку все это – грамматические категории русского глагола. Говорящий обязан указывать соответствующие значения грамматических категорий, даже если это не входит в его собственный коммуникативный замысел, – например, он мог и не иметь в виду специально обозначать время действия. Конечно, говорящий может все же избежать указания времени – но тогда ему придется употреблять уже не глагол, а, например, существительное, у которого в русском языке нет обязательной категории времени. Ср. пару вида ты пришел ~ твой приход , где грамматическое время выражено только в первом случае; при желании это можно сделать и во втором случае (ср. твой прошлый/будущий приход и т.п.), но существенно, что, если говорящий хочет уклониться от выражения времени при существительном, он свободно может это сделать, не нарушая грамматических требований языка, тогда как в случае глагольной формы сделать это невозможно.

Грамматические категории каждого языка можно уподобить своего рода анкете, предъявляемой к описанию объектов и ситуаций на данном языке: говорящий не может успешно выполнить это описание, не ответив (хочет он того или нет) на вопросы такой «грамматической анкеты». По меткому замечанию Р.Якобсона, «основное различие между языками состоит не в том, чтó может или не может быть выражено, а в том, чтó должно или не должно сообщаться говорящими». Отсюда следует важность той роли, которую играет грамматика в создании так называемой «наивной картины мира», т.е. того способа отражения действительности, который составляет специфику каждого языка (и стоящей за ним культуры), так как именно в системе грамматических категорий прежде всего отражается коллективный опыт носителей данного языка.

В разных языках число грамматических категорий различно; существуют языки с очень развитой «грамматической анкетой», в других языках набор грамматических категорий весьма ограничен (языки, полностью лишенные грамматических значений, все же не засвидетельствованы, хотя их существование, вообще говоря, не противоречит лингвистической теории).

Наряду с двумя указанными выше основными свойствами грамматические категории, как правило, характеризуются и рядом дополнительных свойств. Область применимости грамматической категории (т.е. множества тех слов, для которых категория обязательна) должна быть достаточно велика и иметь естественные границы (как правило, это крупные семантико-грамматические классы слов типа существительных или глаголов или их подклассы типа переходных глаголов, одушевленных существительных и т.п.). С другой стороны, число значений грамматической категории (граммем), как правило, невелико, и они выражаются с помощью небольшого числа регулярных показателей. Эти три дополнительных свойства позволяют, в частности, разграничить грамматическую и так называемую лексическую обязательность (последняя всегда привязана к небольшой группе слов, и соответствующие значения не имеют регулярных показателей). Так, в русском языке выбор значения "ребенок тех же родителей" обязательно сопровождается указанием на пол ребенка (соответственно, брат или сестра ), однако мы не можем говорить о грамматической категории «пол родственника» по причинам, перечисленным выше: обязательное указание на пол в русском языке свойственно лишь небольшой группе существительных (терминов родства), и при этом никаких специальных показателей мужского или женского пола в составе этих слов нет. Лексическая обязательность – весьма распространенное явление, но она характеризует отдельные группы лексики данного языка и не носит системного характера.

Значение граммем грамматических категорий – весьма сложный объект; сущности, называемые грамматическими значениями (например, "множественное число", "дательный падеж", "прошедшее время" и т.п.), как правило, устроены гораздо сложнее лексических значений. Не следует отождествлять название граммемы с ее значением (как часто – вольно или невольно – поступают авторы грамматических описаний): за названием типа "множественное число" в действительности стоит некое множество контекстных значений, выражаемых набором формальных показателей, при этом всякий показатель может иметь любое из данных значений, а всякое значение может быть приписано любому из данных показателей. Так, в русском языке число выражается по-разному в зависимости от типа склонения существительного и других факторов (ср. пальц-ы , дом-а , яблок-и , сту-ья и т.п.), а формы множественного числа – независимо от того, какой показатель в них присутствует – могут выражать не только простое множество объектов, но и класс объектов в целом (страусы вымирают ), различные разновидности или сорта объектов (драгоценные металлы , сыры ), большое количество (пески ), неопределенность (нет ли свободных мест ? » "хотя бы одного места") и т.д. Такая ситуация типична для большинства граммем, которые, таким образом, в общем случае являются лишь своего рода ярлыками, обозначающими достаточно сложное соответствие между формальными и содержательными элементами языка.

В число контекстных значений граммем может входить апелляция как к свойствам окружающего мира, так и к синтаксическим свойствам других слов. Значения первого типа называются семантическими (или семантически наполненными, номинативными и др.); значения второго типа называются синтаксическими (или реляционными), что отражает их основное свойство – служить выражению синтаксических связей между словами в тексте, а не непосредственному описанию действительности (ср., например, граммемы рода у русских существительных типа диван и тахта , отражающие только различие в их согласовательных моделях: больш-ой диван и больш-ая тахта ). Синтаксические значения в той или иной степени присутствуют в составе почти каждой грамматической категории (так, в русском языке к синтаксическим употреблениям числа можно отнести появление единственного числа в конструкциях с числительными типа три дома , двадцать один дом или в дистрибутивных конструкциях типа советники надели на нос очки ). Существуют и такие грамматические категории, у которых синтаксические значения преобладают или даже являются единственными. Такие категории называются синтаксическими ; к важнейшим из них относятся род и падеж существительных, а в ряде случаев также залог и наклонение глаголов. Языки, в которых синтаксические грамматические категории отсутствуют, называются изолирующими (таковы прежде всего аустроазиатские, тайские и сино-тибетские языки Юго-Восточной Азии, языки манде и ква Западной Африки и др.).

Чаще всего граммемы выражаются с помощью морфологических средств – аффиксов (среди которых различают префиксы, суффиксы, инфиксы, циркумфиксы и трансфиксы), а также чередований и редупликаций. Морфологическое выражение граммем свойственно агглютинативным и фузионным языкам (в последних существенную роль играет также неаффиксальная морфологическая техника). Наиболее яркими примерами фузионных языков являются санскрит, древнегреческий, литовский, многие языки индейцев Северной Америки и др.; широко распространены языки, обладающие в равной мере чертами агглютинативности и фузионности (таковы, например, многие уральские, монгольские, семитские языки, языки банту и др.). В то же время встречается и неморфологический способ выражения грамматических значений, при котором эти последние передаются самостоятельными словоформами («служебными словами») или синтаксическими конструкциями. Языки с преобладанием неморфологической техники выражения грамматических значений называются аналитическими (таковы, в частности, полинезийские языки).

Если грамматическая категория устроена так, что все ее граммемы способны поочередно присоединяться к основе одного и того же слова, то такая категория называется словоизменительной, а комбинации ее граммем с основой слова – грамматическими формами этого слова. Совокупность всех грамматических форм одного слова образует его парадигму, а слово, понимаемое как совокупность всех своих форм, называется лексемой. Типичными примерами словоизменительных категорий являются падеж существительного, время и наклонение глагола и др.: так, в нормальном случае основа каждого существительного сочетается с показателями всех падежей данного языка, основа каждого глагола – с показателями всех наклонений и т.п. (несистемные нарушения этого принципа приводят к появлению так называемых дефектных парадигм, ср. отсутствие формы родительного падежа множ. числа у слова треска или формы 1-го лица ед. числа у глагола победить в русском языке).

Не все грамматические категории, однако, образуют парадигмы грамматических форм: возможна и такая ситуация, когда при основе слова может выражаться только одна граммема. Такие грамматические категории противопоставляют не разные формы одного и того же слова, а разные слова (т.е. разные лексемы) и называются словоклассифицирующими. Типичным примером словоклассифицирующей категории является род существительных: например, в русском языке каждое существительное относится к одному из трех родов, но возможность образовывать «родовые парадигмы» (т.е. свободно менять значение рода) у русских существительных отсутствует. Напротив, у русских прилагательных категория рода, как легко видеть, является словоизменительной (ср. парадигмы типа белый ~ белая ~ белое и т.д.).

Основными синтаксическими грамматическими категориями считаются род и падеж (у имени) и залог (у глагола): род связан с морфологическим выражением согласования, а падеж – с морфологическим выражением управления. Кроме того, как падеж, так и залог обеспечивают различение семантических и синтаксических аргументов глагола, т.е. такие синтаксические сущности, как подлежащее и дополнения, и такие семантические сущности, как агенс, пациенс, инструмент, место, причина и мн. др. К синтаксическим (согласовательным) категориям относятся также лицо/число и род глагола.

Большая часть грамматических категорий, встречающихся в языках мира, относится к семантическим категориям. Специфическими семантическими категориями существительных являются число и детерминация (или, в «европейском» варианте, определенность/неопределенность). Категории числа, детерминации и падежа тесно взаимодействуют и часто выражаются единым грамматическим показателем (флексией); флективные падежно-числовые парадигмы свойственны и русском языку. Категория числа обычно представлена двумя граммемами (единственного и множественного числа), но в ряде языков встречается еще и двойственное число, исходно связанное, по-видимому, с обозначением парных объектов (таких, как губы , глаза , берега и т.п.); двойственное число было в древнегреческом, санскрите, древнерусском, классическом арабском; оно засвидетельствовано также в современных языках: словенском, корякском, селькупском, хантыйском и др. Еще более редким является специальное грамматическое выражение для совокупности из трех объектов (тройственное число) или небольшого числа объектов (паукальное число): такие граммемы обнаружены, например, в языках Новой Гвинеи.

Система семантических грамматических категорий глагола очень разнообразна и сильно различается в разных языках. С некоторой долей условности глагольные категории могут быть разбиты на три крупные семантические зоны: аспектуальную, темпоральную и модальную. К аспектуальным (или видовым) значениям относятся все те, которые описывают особенности развертывания ситуации во времени (длительность, ограниченность, повторяемость) или выделяют те или иные временные фазы ситуации (например, начальную стадию или результат); в этом смысле справедлива известная характеристика аспекта как «внутреннего времени» глагола. Напротив, грамматическая категория, традиционно называемая в лингвистике «временем», лишь указывает на относительную хронологию данной ситуации, т.е. имеет ли она место раньше, одновременно или позже некоторой другой ситуации («точки отсчета»). Точка отсчета может быть произвольной (и в этом случае перед нами категория относительного времени, или таксиса), но может быть и фиксированной; фиксированная точка отсчета, совпадающая с моментом произнесения высказывания («моментом речи»), дает категорию абсолютного времени с тремя основными граммемами: прошедшего, настоящего и будущего времени. Дополнительное указание на степень отдаленности ситуации от момента речи (указание «временной дистанции») может увеличивать число граммем категории времени; развитые системы обозначения временной дистанции особенно характерны для языков банту (Тропическая Африка). Вид и время часто выражаются в глагольных словоформах совместно (отсюда традиционная грамматическая номенклатура, в которой «временем» могла называться любая видо-временная глагольная форма). Наиболее типичны комбинации длительного вида и прошедшего времени (общепринятое название «имперфект»), а также ограниченного вида и прошедшего времени (общепринятое название «аорист»).

Глагольная система может характеризоваться большим числом аспектуальных граммем: так, к базовому противопоставлению длительного (дуративного, имперфективного) и ограниченного (перфективного, точечного) аспекта часто (как, например, во многих тюркских языках) добавляются по крайней мере хабитуальный (и/или многократный) аспект и результативный аспект (ср. окно открыто , русск. диал. он выпивши ). Различие, аналогичное хабитуальному аспекту, в русском языке может быть выражено лексически, ср. мальчик идет в школу и мальчик ходит в школу . Особой разновидностью результативного аспекта является перфект, весьма широко распространенный в языках мира (так, перфект имеется в английском, испанском, греческом, финском, болгарском, персидском и многих других языках). Напротив, «бедные» аспектуальные системы (типа восточно- или западно-славянских) характеризуются противопоставлением всего двух аспектуальных граммем (называемых совершенным vs. несовершенным видом, перфективом vs. имперфективом, комплетивом vs. инкомплетивом и т.п.), но зато каждая из этих граммем имеет очень широкий спектр контекстных значений. Так, в русском языке граммема несовершенного вида может выражать длительность, многократность, хабитуальность и даже перфект (ср. Максим читал «Войну и мир »); выбор той или иной интерпретации зависит от контекста, лексической семантики глагола и других факторов. В языках с «богатыми» аспектуальными системами (типа тюркских, полинезийских или банту) все эти значения могут различаться морфологически.

Наиболее сложную и разветвленную структуру имеет зона глагольной модальности (дающая грамматическую категорию наклонения). К модальным значениям относят, во-первых, такие, которые обозначают степень реальности ситуации (ирреальные ситуации не имеют места в действительности, но являются возможными, вероятными, желаемыми, обусловленными и т.п.), а во-вторых, такие, которые выражают оценку говорящим описываемой ситуации (например, степень достоверности ситуации, степень желательности ситуации для говорящего и т.п.). Нетрудно видеть, что оценочные и ирреальные значения часто тесно связаны друг с другом: так, желаемые ситуации всегда имеют положительную оценку говорящего, ирреальные ситуации часто обладают меньшей степенью достоверности и т.п. Не случайно поэтому использование, например, условного наклонения для выражения сомнения или неполной достоверности, характерное для многих языков мира.

Особое место среди граммем наклонения занимает императив, сочетающий выражение желания говорящего с выражением побуждения, направленного на адресата. Императив – одна из самых распространенных граммем в естественных языках (возможно, это значение является универсальным). У граммем наклонений велика также доля синтаксических употреблений (так, во многих языках сказуемое придаточного предложение должно принимать форму какого-либо из ирреальных наклонений; то же относится к выражению вопросов или отрицаний).

К наклонению примыкает грамматическая категория эвиденциальности, выражающая источник информации об описываемой ситуации. Во многих языках мира такое указание является обязательным: это значит, что говорящий должен сообщить, наблюдал ли он данное событие своими глазами, слышал о нем от кого-то, судит о нем на основании косвенных признаков или логических рассуждений, и т.п.; наиболее сложно устроенные эвиденциальные системы характерны для тибетских языков и ряда языков американских индейцев, несколько более простые эвиденциальные системы имеются в языках балканского ареала (болгарский, албанский, турецкий), а также во многих языках Кавказа, Сибири и Дальнего Востока.

Терминология лингвистическая - совокупность терминов науки о языке. Т. л.- неотъемлемая и основная часть метаязыка лингвистики, т. е. специального языка, при помощи к-рого описываются свойства естественного языка, выступающего как язык-объект. Т. л. отражает концептуальный аппарат различных национальных научных традиций, лингвистических направлений и школ, а также языковых теорий отдельных авторов. Поэтому Т. л. существует не как единая семиологическая система, а как «система систем». Этим обусловлен, в частности, т. н. полиморфизм лингвистических терминов, когда один и тот же термин может обозначать разные понятия в различных научных направлениях и национальных лингвистических традициях (напр., морфема в рус. традиции является родовым термином, а во франц. функциональной лингвистике - видовым, родовым же выступает монема) или когда одно и то же языковое явление обозначается разными терминами (ср. аблаут в нем. традиции, апофония - во франц.). Подобные термины со сходной референцией, но относящиеся к разным концепциям и школам, можно квалифицировать как квазисинонимы (ср. также тема - топик, рема - комментарий). Кроме того, в Т. л. существуют полные синонимы, или дублеты. Они появляются в результате разного происхождения терминов (.рекурсия - отступ, дистрибуция - распределение, лингвистика - языкознание, языковедение), морфонологического и морфологического варьирования (геминат - гемината, морф - морфа, однокорневой - однокоренной), синтаксического варьирования {лингвистическая стилистика - лингвостилистика, лингвистическая поэтика - лигвопоэтика). Неоднозначное соотнесение планов выражения и содержания также находит отражение в Т. л. в виде полисемии терминов. Причинами её может быть переосмысление старых понятий, т. е. новая ступень в изучении объекта, и другие процессы, связанные с накоплением знания. Часто встречается т. н. категориальная многозначность терминов - метонимический перенос по типу «действие, процесс -- результат» (аттракция, заимствование) или «область знания -"- объект» (морфология, фонетика, семан тика). От многозначных терминов следует отличать омонимы (наречие как говор и наречие как часть речи, тема как термин актуального членения предложения и тема как индоевропейская глагольная основа).
Т. л. может быть описана в различных аспектах (синхронном и историческом), может быть классифицирована по различным основаниям. Так, выделяются универсальные термины, обозначающие общие категории, к-рые обнаруживаются во всех языках мира (подлежащее, сказуемое, предложение, тема, рема, темпоралъ-ность), и уникальные, обозначающие явления, специфические для к.-л. языка или группы языков (ср. термин порода для семитских языков). К универсальным терминам примыкают общенаучные термины, число к-рых в Т. л. невелико (ср. система, структура, закон). В Т. л. входят также индивидуальные термины, принадлежащие к определённой авторской концепции и не выходящие за её пределы (напр., кинема и акусма у И. А. Бодуэна де Куртенэ).
По своей внутренней форме лингвистические термины делятся на мотивированные, где налицо семантическая и структурная соотнесённость составляющих его морфем с морфемами данного языка (ср. переднеязычный, задненёбный, плоскощелевой в рус. фонетической терминологии), и немотивированные, к числу последних, помимо заимствований (см.), относятся также кальки (см.), составляющие, в частности, основу рус. грамматической терминологии (существительное, предлог, залог, лицо и др.). Эти термины, будучи буквальным переводом соответствующих греч. и лат. терминов, стали полностью немотивированными (ср. также немотивированный термин непосредственно составляющие - калька англ. immediate constituents). Подобные термины А. В. Исаченко относил к терминам-названиям, в отличие от мотивированных терминов - описаний.
По генетическому признаку в составе рус. Т. л. выделяются термины исконно русские (языкознание, буква, ударение), заимствования (аусла-ут, пиджин, шифтер, сандхи, анаколуф) и созданные на базе греко-лат. терминоэлементов (микросоциолингвистика, инессив, зооним, инто-нема).
По составу различают однословные (монолексемные) термины и термины-словосочетания (полилексемные), число к-рых в рус. Т. л. составляет ок. 60% (ср. члены предложения, несогласованное определение, основной вид фонемы) . От последних следует отличать сложение терминов - сочетание двух и более самостоятельных терминов, ср. монофтонгизация //восходящего дифтонга, прототипические свойства//подлежащего, компонентный анализ //лексического значения слова. Среди способов образования однословных терминов в составе Т. л. выделяются: семантический- терминологизация слова общеупотребительного языка, часто с метафорическим переносом, ср. поле, гнездо (слов), дерево (зависимостей); сюда же примыкает перенос терминов из других наук, с полным или частичным их переосмыслением (ср. дифференциал и интеграл у А. А. Реформатского): словообразовательный: суффиксация (вариантность, вариативность, контекстуали-зация), префиксация (подтекст, соподчинение, наддиалект), основосложение (словоформа, зву-котип, группофонема, двухфокусный). Особую роль в образовании терминов играют греко-лат.
элементы, комбинационные возможности к-рых практически неограниченны. При этом морфемный статус данных элементов не всегда поддаётся чёткому определению, ср. фон-ема, алло-фон, мор(фо)-ф о н-о-логия. Различные лингвистические дисциплины и направления предпочитают различные принципы образования терминов. Так, ономастическая терминология строится почти целиком на греко-лат. элементах (ср. топоантро-поним, астронимика, теоним). Теория порождающих грамматик, напротив, в своей терминологии отдаёт предпочтение термину-метафоре, что находит отражение и в рус. эквивалентах англ. терминов (ср. кольцо, упаковка, иссушающий контекст).
Историческое изучение рус. Т. л. связано прежде всего с развитием грамматических терминов. Первые грамматические термины возникли в результате переноса соответствующих греческих и латинских на слав, почву. Переводчики и создатели первых рукописных грамматик (напр., статья «О осмих частех слова», 14 в.; «Донат» Дм. Герасимова, 1522; «Адельфотис», 1591) стремились путём буквального перевода (калькирования) сделать термины мотивированными и понятными, т. к. славянские по морфемному составу слова этими свойствами не обладали, ср. супружество - спряжение (калька лат. conjugatio). В грамматиках Л. Зизания (1596) и М. Смот-рицкого (1619) появляется ряд самобытных терминов, отражающих грамматический строй церк.-слав. языка. Так, Зизаний ввёл термин творительный падеж, Смотрицкий ввёл в обиход след. термины: междометие (вместо различие), деепричастие; систематизировал уже существовавшие: имя существительное (вместо прежнего осущественное), имя прилагательное (вместо прилагаемое), именительный падеж, родительный падеж (вместо именовный, рбдный) и нек-рые др. Собственно рус. грамматическая терминология ведёт начало от «Российской грамматики» М. В. Ломоносова (1755), к-рой предшествовали грамматики И. Лудольфа (1696) и В.Е. Адо-дурова (1731). Из 230 терминов «Российской грамматики» половина существует и теперь.

Введение

Вопрос о мыслительной основе языковых структур и их речевых реализаций рассматривается в современной лингвистической парадигме в качестве одного из важнейших. В этой связи особо актуальными становятся исследования в рамках сравнительно недавно заявившей о себе концептивной лингвистики - области языкознания, ориентированной на анализ генезиса, развития и функционирования языковых построений в плане их обусловленности ментальным субстратом, важнейшей составляющей которого являются дискретные элементы сознания - концепты (понятия), которые способны группироваться в сложные структуры, называемые понятийными категориями. Последние явились предметом уже достаточно многочисленных исследований, но не получили сколько-нибудь единообразной интерпретации. Цель настоящей статьи - дать обзор истории вопроса о понятийных категориях и предложить возможную таксономию их сущностных характеристик и функций.

1.Сведения из истории вопроса

Впервые термин “понятийные категории” был введен в научный обиход О.Есперсеном в его ставшей классической работе “Философия грамматики”, увидевшей свет в 1924 г. О.Есперсен признает, что “наряду с синтаксическими категориями, или кроме них, или за этими категориями, зависящими от структуры каждого языка, в том виде, в каком он существует, имеются еще внеязыковые категории, не зависящие от более или менее случайных фактов существующих языков. Эти категории являются универсальными, поскольку они применимы ко всем языкам, хотя редко выражаются в этих языках ясным и недвусмысленным образом. (…) За отсутствием лучшего термина я буду называть эти категории понятийными категориями”. Не исключая традиционного подхода к изучению языков – от формы к содержанию (семасиологический подход), О.Есперсен, как и его современник Ф.Брюно, считает важным метод исследования языка с внутренней стороны, изнутри, идя от содержания к форме, закладывая, таким образом, основы ономасиологии.

Именно при таком подходе становится очевидной та существенная роль, которую играют в успехе лингвистического исследования понятийные категории, и встает вопрос определения их онтологии и функций.

Термин “понятийные категории”, как отмечалось выше, принадлежит О.Есперсену; было бы, однако, ошибочным считать, что и теория понятийных категорий как мыслительного субстрата языка начала развиваться лишь с трудов этого исследователя. Следует признать, что и до О.Есперсена в языковедческой литературе высказывались предположения о существовании некоей ментальной сущности, предваряющей языковые (в особенности грамматические) построения и лежащей в их основе.

Есть основания полагать, что первым существование “универсального компонента” языка (или, скорее, языков) с собственно лингвистических позиций обосновал В. фон Гумбольдт в связи с проводившимися им типологическими исследованиями и созданием морфологической классификации языков. С.Д.Кацнельсон следующим образом резюмирует встречающиеся в разных работах высказывания Гумбольдта на эту тему: “Универсальные категории – это по большей части мыслительные формы логического происхождения. Они образуют систему, являющуюся общей основой языка, но непосредственно в строй языка не входящую. Вместе с тем и собственно логическими назвать их нельзя, так как, будучи обращены лицом к грамматике, они обнаруживают специфические черты. Можно сказать, что они составляют область “логической грамматики”, которая по существу не является ни логикой, ни грамматикой; это идеальная система, не совпадающая с категориями отдельных языков. В каждом отдельном языке категории идеальной логики преобразуются в конкретные грамматические категории”. Хотя “универсальные категории” Гумбольдта еще не совсем “понятийные категории” Есперсена (что вполне естественно: Гумбольдт по большей части типолог, а Есперсен грамматист), но тем не менее совпадение сущностных характеристик тех и других поразительно.

Проходит некоторое время, и Г.Пауль в работе “Принципы истории языка”, опубликованной в 1880 г., достаточно подробно останавливается на подобного рода категориях, именуя их в соответствии с традициями своего времени и в духе младограмматического учения “психологическими категориями”. Г.Пауль считает, что всякая грамматическая категория возникает на основе психологических, причем первая представляет собой не что иное, как внешнее выражение второй. Как только действенность психологической категории начинает обнаруживаться в языковых средствах, эта категория становится грамматической. Заметим, что данное положение очевидным образом перекликается с идеей Гумбольдта о “преобразовании” рассматриваемых им универсальных категорий в конкретные грамматические категории. По Паулю, с созданием грамматической категории действенность психологической не уничтожается. Психологическая категория независима от языка (ср. цитированное выше высказывание О.Есперсена о внеязыковом характере понятийных категорий и о том, что они не зависят от более или менее случайных фактов существующих языков.); существуя до возникновения грамматической категории, она продолжает функционировать и после ее возникновения, благодаря чему гармония, существовавшая первоначально между обеими категориями, с течением времени может быть нарушена. Грамматическая категория, по мнению Пауля, будучи связана с устойчивой традицией, является в известной мере “застывшей” формой психологической категории. Последняя же постоянно остается чем-то свободным, живым, принимающим различный облик в зависимости от индивидуального восприятия. Кроме того, изменение значения очень часто способствует тому, что грамматическая категория не остается адекватной категории психологической. Пауль считает, что если впоследствии появляется тенденция к выравниванию, то происходит сдвиг грамматической категории, при котором могут возникнуть своеобразные отношения, не укладывающиеся в существовавшие до того категории. Далее автор делает важный методологический вывод, касающийся лингвистической ценности анализа процессов взаимодействия “психологических” и грамматических категорий: “Рассмотрение этих процессов, которые мы можем проследить довольно подробно, дает нам вместе с тем возможность судить о первоначальном возникновении грамматических категорий, недоступных нашему наблюдению”.

Примерно в одно время с О.Есперсеном развивает теорию концептивной основы языка французский лингвист Г.Гийом. Не получившая достаточного внимания и заслуженной оценки во время жизни автора, сейчас теория Г.Гийома является объектом пристального изучения и анализа. Рассматривая вопросы метода анализа языка, сущности лингвистического знака, генезиса слова и его системной природы и другие, Г.Гийом постоянно обращается к понятийному фактору, стремится к изучению мыслительного и языкового в их тесной взаимосвязи. До выхода в свет в 1992 г. книги Г.Гийома “Принципы теоретической лингвистики” его концепция была известна русскоязычному читателю прежде всего благодаря трудам Е.А.Реферовской и Л.М.Скрелиной, посвятивших анализу научного наследия Гийома целый ряд работ. И хотя эти авторы расходятся в трактовке некоторых положений гийомовской лингвистики, оба ученых отмечают важнейшее место в ней понятийного компонента.

В настоящее время есть все основания считать, что Г.Гийому удалось создать собственную лингвистическую школу, получившую название “векторная лингвистика”, или “психосистематика”. На ее принципах уже созданы описания отдельных подсистем английского языка (например, имени и артикля, а также глагола). К числу учеников и последователей Г.Гийома относятся Р.-Л.Вагнер. П.Имбс, Р.Лафон, Б.Потье, Ж.Стефанини, Ж.Муанье, М.Мольо, Ж.Майар и др. Давая оценку их лингвистическим трудам, Л.М.Скрелина считает главной и характерной чертой этих ученых пристальное внимание к конкретным языковым фактам, которое идет от Г.Гийома, и стремление рассматривать их “изнутри”, со стороны означаемого, отталкиваясь от понятийных категорий при объяснении функционирования элементов в речь.

Вслед за О.Есперсеном ставит вопрос о природе понятийных категорий И.И.Мещанинов. Первая работа ученого, положившая начало разработке им теории понятийных категорий, была опубликована в 1945 г. За ней последовал еще целый ряд трудов, посвященных этой проблеме. Толчком к этим исследованиям послужила недостаточная разработанность вопроса о взаимных связях языка с мышлением, особенно тот факт, что “установлению общей точки зрения на связь языка с мышлением в значительной степени препятствовало слепое и безапелляционное заимствование из учебников логики и психологии, сводящееся к попыткам истолкования языковых фактов под углом зрения выработанных в них положений. Факты языка освещались со стороны, вместо того, чтобы получить свое объяснение внутри себя”. Кроме того, проводимые И.И.Мещаниновым типологические исследования наталкивали ученого на мысль, что различия между языками носят не абсолютный, а относительный характер и касаются в основном формы экспликации содержания, в то время как такие понятия, как предметность и действие, субъект, предикат, объект, атрибут с их модальными оттенками, а также отношения между словами в составе предложения оказываются общими для всех языков. Выявление данного универсального мыслительного субстрата и стало в работах И.И.Мещанинова проблематикой, связанной с анализом понятийных категорий.

Среди других наиболее известных отечественных исследователей, внесших вклад в разработку темы мыслительных основ языка, следует назвать С.Д. Кацнельсона. Эту тему С.Д.Кацнельсон разрабатывает применительно к трем основным направлениям лингвистических исследований: общая грамматика и теория частей речи; проблема порождения высказывания и речемыслительные процессы; типологическое сопоставление языков. Рассмотрим все три указанных направления несколько более подробно.

Выступая против формального понимания частей речи, основанного на выделении у слов формальных признаков и специфических категорий, которые формируются на основе флективной морфологии, С.Д.Кацнельсон, вслед за Л.В.Щербой, в качестве определяющего момента при отнесении слова к той или иной категории считает значение слова. Таксономия элементов языка, таким образом, проводится им на ономасиологической основе – от значения к форме (ср. приведенные выше точки зрения по данному вопросу О.Есперсена и Ф.Брюно). По С.Д.Кацнельсону, “в самих значениях слов, независимо от того, оформлены ли они флективно или по нормам иной морфологии, существуют некие опорные пункты, позволяющие говорить о существительных, прилагательных и т.д.”. Такими “опорными пунктами” и служат понятийные и семантические категории.

В теории речепорождения С.Д.Кацнельсон придерживается типичного для представителей генеративной семантики понимания процесса порождения речи, при котором исходной структурой порождающего процесса и одним из базисных понятий всей концепции является пропозиция. Последняя понимается в качестве некоего мыслительного содержания, выражающего определенное “положение дел”, событие, состояние как отношение между логически равноправными объектами. В составе пропозиции выделяются члены-носители отношения и связывающий их реляционный предикат. При этом каждый из членов пропозиции сам по себе не является ни подлежащим, ни прямым дополнением, а в составе возникших на базе пропозиции предложений может оказаться в любой из таких синтаксических функций. “Пропозиция содержит в себе момент образности и в этом отношении более непосредственно отражает реальность, чем предложение. Подобно картине она изображает целостный эпизод, не предписывая направления и порядка рассмотрения отдельных деталей”. Пропозиции, выступая в роли операционных схем на начальной фазе речепорождающего процесса, хотя и ориентированы на определенное смысловое содержание, но сами по себе, без заполнения открываемых ими “мест” определенными значениями недостаточно содержательны для того, чтобы служить основой для дальнейшего преобразования их в предложения. Эти структуры нуждаются в особых единицах, восполняющих пропозициональные функции. Такими единицами являются понятия. Как видно из этих рассуждений ученого, допускается не только существование некоего ментального субстрата, имеющего неязыковой характер и служащего основой речепорождающего процесса, но и отмечается его гетерогенность, сложная структурированность.

Что касается типологических изысканий, то, согласно С.Д.Кацнельсону, вовлечение содержательной стороны в орбиту этих исследований необходимо в силу хотя бы того факта, что и в области содержания языки обнаруживают черты как сходства, так и различия. Подчеркивая принципиальную возможность перехода от семантической системы одного языка к семантической системе другого языка, ученый делает акцент на универсальных, общечеловеческих мыслительных процессах, лежащих в основе речетворческой деятельности. С другой стороны, и “переход от логико-семантической системы к идиосемантической системе данного языка не представляет значительных трудностей, так как, оставаясь в пределах одного языка, мы всегда знаем, когда конфигурация понятийных компонентов образует фиксированное нормой значение и когда ей соответствует не одно, а несколько значений. Когда же мы сталкиваемся с новым для нас языком, эти границы исчезают в силу иного распределения понятийных компонентов между значениями по сравнению с тем, с которым мы сжились. Именно понятийные компоненты значений являются условием sine qua non их типологической (межъязыковой) конгруэнтности”.

Можно подытожить воззрения С.Д.Кацнельсона на значимость ментального предъязыкового субстрата следующим образом: “Мыслительные категории составляют основу грамматического строя, поскольку с их помощью достигается осмысление чувственных данных и преобразование их в пропозиции”.

Исследования в русле данной проблематики получили свое дальнейшее развитие в трудах А.В.Бондарко в связи с разработкой этим автором категории функционально-семантического поля, а также предпринятым им анализом функционально-семантически, семантических/структурных категорий. Особо следует выделить статью А.В.Бондарко “Понятийные категории и языковые семантические функции в грамматике”, специально посвященную рассмотрению соотношения этих сущностей и анализу языковой семантической интерпретации понятийных категорий. В статье также рассматривается вопрос об универсальности понятийных категорий. В целом, следует подчеркнуть, что А.В.Бондарко, неоднократно отмечая тесную связь своих теоретических изысканий с воззрениями О.Есперсена и И.И.Мещанинова, выражает в то же время и собственное, несколько отличное отношение к рассматриваемой проблеме. Опираясь на теорию понятийных категорий, А.В.Бондарко вместе с тем несколько отходит от нее. Избранное им направление определяется стремлением последовательно трактовать рассматриваемые категории как категории языковые, имеющие языковое содержание и языковое выражение. С этим связан и отказ ученого от термина “понятийная категория”, поскольку, как он считает, этот термин дает основания думать, что имеются в виду логические понятия, а не категории языка.